Текст книги "Хрусталь (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Что мешает? – Чистяков будто задумал нечто, но пока не выдавал свои намерения. – Неужели это такая непосильная задача для современных учёных?

– Что мешает? – Саркастически повторил Макс Ан. – Турбины, подстанции, магистрали, не рассчитанные на резкие перемены, в конце концов давление на контурах тоже очень и очень сильно мешает… Мешает нам заниматься всякой ересью вместо стабильно проложенного курса исследований.

– Так игнорируйте всё это.

Макс всплеснул руками. Ника нахмурилась. Предложение звучало крайне сомнительно.

– Если это всё игнорировать, то нарушение целостности одного из контуров приведёт к катастрофе.

– Я понимаю, – Продолжал настаивать Чистяков. – Но и вы меня поймите, на кону стоит открытие мирового уровня.

– Позвольте уточнить, мы куда-то спешим? – Макс глядел на него прищурившись.

– Разумеется, Илларион, будьте добры, продемонстрируйте данные внешней разведки.

Пешков встал со своего стула и подключил мастербук к демонстрационному экрану переговорного зала, где все увидели кучу чертежей, каких-то карт и прочего визуала, отдалённо напоминающего научно-исследовательский полигон. Помимо этого, мелькали наработки по интерпретации межматерья. Ника волею судьбы вновь оказалась вынуждена присутствовать на заседании, и глядела девушка на происходящее без энтузиазма.

– Кхм… Так, первое и самое главное, международная корпорация «Smith’s interpretive» уже сделала существенный прорыв, у них обновилась модель искусственного интеллекта, поменялись методы интерпретации, скорость интерпретации возросла по экспоненте, примерно в сто раз по сравнению с предыдущим темпом.

У Ники челюсть отвисла, это не могло быть правдой…

– Рост темпа приведёт к открытию Второго Универсума раньше, чем это сделаем мы, да и вообще кто-либо в мире.

– Поэтому нам тоже нужно ускорить темп, – Чистяков бросил на стол кипу бумаг, в которой Ника узнала исследование Бермудской. – Благо, соответствующее исследования со всеми обоснованиями подготовлено и уже может быть внедрено.

– Я видел этот трактат. – Снова вмешался Макс. – И я пока не готов дать полноценное согласие, мне нужно ещё раз всё перепроверить.

– У вас будут на это минимум сутки, Максим Сяолунович.

– Да вы с ума все посходили…

– Указания пришли сверху. – Перебил Пешков. – Главный Координатор полигона уже в курсе.

– Я пока от Ольховской лично не услышу – не поверю. – Упёрся Макс.

– Не переживайте, этот момент мы утрясём. – Сообщил Чистяков. – Ольга Вениаминовна никогда не была против научных прорывов.

– Это может стать научным обрывом, если хоть что-то сделаем не так.

– Западные учёные справились, чем мы хуже?

– Тем, что это может быть очередная провокация. Информация, засланная извне, чтобы мы начали суетиться. А когда допустим ошибку, у нас засвистит контур, и весь полигон дай бог если не взлетит на орбиту… – Макс выдохнул. – Или все присутствующие уже забыли про провокацию двухлетней давности, когда Рыбочкин дал разнарядку делать «Свод Сокрытия» ценой перегрузки магистралей? В итоге где все наши «конкуренты»? – Он показал пальцами кавычки. – Никаких сводов построено за рубежом не было. Обычная «деза», чтобы нас напрячь, чтобы мы начали совершать ошибки. – Макс набрал полные лёгкие воздуха и не дал никому вставить даже слова. – Уж вам-то, Илларион Павлович, должно быть известно, как это всё работает, вы всё-таки военный советник на полигоне. Не так ли?

Пешков кивнул.

– Я хорошо понимаю ваше негодование, и ваши доводы небезосновательны, но в этот раз информация более чем достоверная и подтверждена всеми нашими авторитетными источниками.

– Ясно.

– Ко всему прочему, эта установка работает не только на победу в международной гонке технологий. Вениамин Станиславович желает приурочить открытие ко дню рождения корпорации Возрождение одиннадцатому октября. Вместе с этим будет подготовлен новый революционный продукт в области биомеханики. На рынок поступит пластичный органоид свежего образца, который разрабатывали последние шесть лет.

– Даже пластичные органоиды разрабатывают по шесть лет, а у нас есть несколько недель?

– Но реальных недель, у нас есть буквально всё, чтобы реализовать наш потенциал. К чему тогда мешкать?

Чистяков со своей настойчивостью мог посоревноваться с бараном.

– Илларион Павлович, а вы в курсе, что если у нас произойдёт непредвиденная ошибка, то системы ЛПВО тупо нечем будет запитать?

– Да, но к чему вы клоните? Вы собираетесь намеренно допустить ошибку, чтобы показать всем нам, какие последствия произойдут?

– Я не собираюсь допускать ошибок.

– Тогда о чём разговор?

– Мы все здесь профессионалы. – Кирилл продолжал вещать и брать на себя роль неформального лидера. – Пройдя такой длительный путь к такому великому открытию, неужели мы не можем собраться и сделать последний рывок?

– На марафонской дистанции последний рывок может стоить бегуну жизни.

– Но мы не бегаем, мы интерпретируем, всё-таки разные вещи. Давайте мухи отдельно, котлеты отдельно.

– Мы уже как будто магазин одежды… – Макс разошёлся. – А давайте сделаем прорыв ко дню рождения корпорации? А давайте… В какой момент наша научная деятельность превратилась в генератор маркетинговых идей?

– Макс, идея не маркетинговая, это пожелания Вениамина Станиславовича, которое мы не можем игнорировать.

– Так позвоните ему и скажите, что если мы это не проигнорируем, то полигон может взлететь на воздух. – Макс сделал паузу. – А ежели не взлетит на воздух, то у нас обрушится магистраль питающая ЛПВО, и наши так называемые «коллеги», – Он показал кавычки пальцами рук. – всё равно отправят нам град «сюрпризов», и мы всё равно взлетим на воздух.

– Не нагоняйте панику Максим, никто никуда не взлетит, мы здесь все профессионалы, давайте общаться профессионально и по делу. Подготовим всё необходимое, сверим все данные, если понадобится сделаем это десять раз, сто раз, но сверим. А затем приступим к реализации. В конце концов не в первый раз подобное проходим. Шесть лет назад Пётр Мерабович Оленковский настоял на том, чтобы на полигоне появился военный аэродром… Хотя казалось бы, уже тогда его негде было ставить. Но придумали же выход из ситуации и теперь у нас не только ЛПВО, но и гиперджеты.

Макс закрыл лицо рукой и Ника тоже, похоже они одни из немногих, кто понимал, что происходит на самом деле.

– Мои аргументы – всё. Делайте что хотите. Зачем приглашаете на заседание, давая право голоса, если по факту моё мнение вас не интересует?

На этом вопросе Ника тяжело, с глубоким пониманием и сочувствием вздохнула.

– Максим Сяолунович, вы слишком превратно интерпретируете наши заседания, не надо трактовать всё происходящее так, будто мы оказываем на вас какое-то коллективное давление. Это неправда.

Он кивнул, приподняв брови, Ника поняла, что участвовать в этой дискуссии Макс больше не хочет.

– Но мы так и не услышали о том, как будут решаться вопросы со Сферой и Медейей. – Внезапно встряла Касьянова. – Кирилл Антипович, введёте нас в курс дела?

Чистяков слегка ошалел, но затем быстро выкрутился.

– На повестке дня эти вопросы не стоят, будем поднимать их на другом заседании. Коллеги, всем спасибо! Считаю новый план развития динамики текущих исследований утверждённым, документация будет подготовлена в течение суток и выслана каждому индивидуально для ознакомления. Если вы с чем-то не согласны, можете уведомить меня об этом не позднее, чем завтра.

* * * * *

Я сидел у себя в кресле и гладил Бусинку. Прелестное создание понимало, что происходит чертовщина и грустные события, поэтому иногда, застывая на секунд пять, котя через мгновение смотрела куда-то вдаль, потом на меня, потом снова вдаль. Во взгляде читалась тоска по хозяйке, и в этом мы были с ней похожи.

Позавчера Володя сообщил мне, что Лена умерла на больничной койке, я забрал Бусю к себе домой, ибо понятия не имел, что стало бы с бедным животным, коли бы та осталась на пустой жилплощади. Все ощущения от жизни приглушились апатией, хоть я и видел множество трупов за свою карьеру, ещё ни один из людей не заканчивал жизнь самоубийством у меня на глазах. И уж тем более после этого сразу не умирал симпатичный мне человек, с которым я хотел связать своё будущее, пусть возможно и недалёкое. Ко всему прочему удручали совершенно непонятные и откровенно странные, пугающие обстоятельства смерти.

Помимо бича двадцать первого века – онкологических заболеваний, у нас появился новый враг, которому-то и название толком не придумали.

Размозжённый вдребезги череп Попова до сих пор возникал перед глазами, почему-то мозг бережно хранит подобные воспоминания, воспроизводя их с филигранной точностью, а после сам же сходит с ума от подобного… Какая же чушь.

Я был бы счастлив всё это моментально забыть, но навязчивые мысли не отпускали. Поэтому я старался тратить всё время на работу. Пусть мне и приходилось упахиваться в хлам настолько, что аж ноги не держали, но зато разум жил в постоянном отстранении от жуткой дурнины, что пережил.

Но даже для оголтелого трудового энтузиазма, коим я решил себя занять, не нашлось достаточного количества рабочих часов. Всё ещё оставались редкие выходные, которые я проводил за бесконечным просмотром фильмов, переключая их один за другим лишь бы только что-то мельтешило.

Один из последних – странная помесь фантастики и дуэльных традиций девятнадцатого столетия под названием «Спуск в бездну». Главный герой стал частью глубокого подпольного мира, где правили лишь корпорации, банды и наёмники. Из-за лихости времён, корпорации находились в теснейшем контакте с авторитарным государством и главным требованием был порядок на улицах. Но как обычно бывает, требование одно, а реализация совсем другая. Порядок на улицах действительно был обеспечен, тем не менее, беспорядки творились во всех других местах, начиная от закрытых корпоративных лобби, куда даже государственным служащим вход открывался далеко не всегда, и заканчивая подземкой, где по ночам царило лютое беззаконие.

Основным способом решения всех вопросов между «серьёзными дядями» стали дуэли. Нанимались специальные люди, представляющие интересы дяди, проводилось целое мероприятие, делались ставки, каждый получал то, что хотел. Главный герой оказался дуэлянтом со стажем, на его счету уже одиннадцать чистых побед и одна «грязная». Предстояло выйти на тринадцатую дуэль, за которую он получил бы столько денег, что до конца своих дней перестал бы в чём-либо нуждаться. Однако, среди дуэлянтов был серьёзный предрассудок. Тринадцатая дуэль – всегда проклята, по возможности нужно завершать карьеру, не выходя на тринадцатую.

Главный герой суеверный человек, поэтому он отправляется к одному из немногих дуэлянтов, которому удалось преодолеть этот барьер и выиграть после ещё с десяток поединков. Тот оказался глубоко верующим, ударился в религию и считал, что весь путь, который он проделал – это лишь воля божья, других вариантов нет. Он порекомендовал главному герою завязать прямо здесь и прямо сейчас, присоединиться к церкви господней, где его накормят, напоят и обеспечат жильём, отбросить всё мирское, погрузиться в веру и благодарить господа за то, что тот дал ему этот путь, а также позволяет ему искупить свои грехи.

Но главный герой разочаровывается в подобном подходе, уезжает, принимает вызов, после чего напряжённая дуэль заканчивается серьёзным ранением.

Ни одного дуэлянта не обеспечивают медицинской помощью, особенно проигравшего. Поэтому раненого главного героя выбрасывают на далёкой свалке, он из последних сил выбирается из чёрного пакета, находит деревянный крест и умирает, сжимая его в руке.

Мда, и почему меня тянет на всякую тягучую хтонь? Иногда у меня создавалось впечатление, что кино, которое я смотрю, делает мне только хуже. Но приторные комедии я был не готов принимать всерьёз на данном этапе жизни. Уж лучше депрессивный мрачняк, чем нарочитое оболванивание самого себя.

Ложиться спать старался ровно в тот момент, когда уже глаза сами закрываются и накрывает вязкая дрёма. В остальных случаях, как только веки опускались, возникали не самые приятные образы, которые хотелось прогнать.

Обрадовать меня не могло практически ничто… Но почему-то, когда позвонил Ростислав и сообщил, что мне нужно явиться в городское отделение КОД-Е, я почувствовал незначительный прилив сил. Уж не знаю с чем это связано, может быть с тем, что Ростислав мой хороший друг?

Выйдя на улицу, я слегка поёжился, этот сентябрь оказался довольно промозглым, тягучим и крайне дождливым. Днём дождь, вечером дождь, ночью дождь. Чаще всего это даже не капли, а мерзкая изморось. Уже первого числа было адски холодно, я вышел на улицу в одной кофте и продрог насквозь через десять минут. Но потом температура чуть поднялась.

Ещё со школьной скамьи не помню ни единого первого сентября с ясной или солнечной погодой. Каждый раз одно и то же дерьмо. Восемь утра, линейка, зонты и бесконечные речи учителей о том, какой же нас прекрасный ждёт год. А я стою как дурак и отсчитываю минуты, чтобы уже свинтить наконец домой, потому что сил никаких нет терпеть этот бессмысленный, нескончаемый гундёж директрисы, которая возомнила себя оратором уровня Геббельса не иначе.

Тем радостнее мне стало, когда закончилась школа, поступив в университет, я за пять лет учёбы не посетил вуз ни разу на первое сентября. Настолько я ненавидел этот день. А уже полноценно выпустившись, и вовсе забыл про то, что первое сентября – это нечто особенное. Предпочитал всегда брать выходной в роковую дату, дабы проводить день в тёплой постели, накачиваясь горячим чаем.

Началась изморось, которая через десять минут перешла в лёгкий дождь, а на двадцатую минуту моей пешей прогулки на другой конец города, ливень молотил только в путь. Я едва успевал перебегать из-под одного козырька к другому, чтобы не слишком сильно промокнуть, но как водится, ливень быстро начинается и быстро заканчивается, поэтому оставшуюся часть дороги я преодолел уже без пряток.

Ростислав ожидал в своём кабинете, мне там доводилось бывать не часто, но убранство ещё не растворилось в памяти. Он всегда придерживался жесткого корпоративного дресс-кода, носил чёрный пиджак с маленькой алой эмблемой алериона, висевшей справа от лацкана, белую рубашку и тёмно-синий галстук. Дизайн формы разбавлялся тонкими красными линиями, простроченными вдоль рукавов. Кто-то позволял себе менять цвет рубашки с белого на светло-голубой, некоторые носили не тёмно-синий галстук, а тёмно-коричневый или вовсе чёрный. Но сам Харитонов никогда не позволял себе отступлений касательно одежды. Всё по заданным лекалам и ни шагу в сторону.

Перед ним, как обычно, примостилась кипа бумаг, целых три монитора и конечно же бесконечное количество кружек недопитого кофе. Конченый бардак по всему кабинету – его отличительная черта, несмотря на то, что он был начальником скромного штаба, никакого пиетета перед порядком у него не было. Поэтому попасть в его кабинет могли немногие, ибо считалось дурным тоном принимать посетителей в «естественной среде обитания», коей являлся основной кабинет. Но я также знал, что он располагает и вторым помещением, где появляется только во время особых встреч. Всё-таки талантливый переговорщик, выторговал отдельную комнату для отдельных нужд. Многие не могут даже этого…

Панорамное окно было плотно закрыто шторами, дверцы шкафов наоборот открыты, на полу кто-то разбросал обувь, начиная от кроссовок и заканчивая полуботинками. Немного поодаль валялось несколько открытых картонных коробок.

– Переезжаешь куда-то?

– Ага… Типа того.

Ростислав посмотрел на меня внимательно и сощурившись, как будто пытался найти соринку в моих волосах, едва мелькнувшую при повороте головы.

– Что с твоим зубом, дружище?

Я закатил глаза, закинул голову и издал недовольное мычание.

– Да просто сломал зуб, почему вас всех это так волнует?!

Он всегда был безэмоционален внешне, но я точно знал, что внутри там кипят страсти.

– Присаживайся. – Он показал мне на стул. – Сейчас я закончу и поговорим.

Я повиновался. Какое-то время он занимался своими делами, потом распечатал бумагу, положил на край стола и замер в ожидании, которое продлилось с минуту. После вошла секретарша, принесла чашку кофе и молча забрала листок.

– У тебя голова не болит?

Я ответил отрицательно.

– У меня иногда побаливает, но не сильно. Плохо это. – Он взял две таблетки со стола и проглотил не запивая водой. – Знаешь почему плохо?

– Ага… Уже примерно в курсе. От этого недуга умерла девушка, с которой совсем недавно начал строить отношения. На каждом дежурстве говорила, что болит голова. – Я взял его пачку сигарет, что лежала на краю стола и закурил, Рост спешно включил вытяжку. – Надеюсь с тобой не произойдёт того же, что и с ней…

– М-да, сочувствую… Хорошенькая была?

Он выглядел обеспокоенным.

– Да, она была прелесть. – Отвечая на вопросы последовательно, я смотрел в потолок. Плакать конечно не хотелось, но ощущения были так себе. – Пустоты в голове, странная болезнь. Идеально ровный шар пустоты… Никогда такого не видел.

– Я сейчас слегка бестактно поступлю, но ты, пожалуйста, не злись…

Ростислав начал копаться в бумагах, достал что-то и протянул мне. На снимке был раздробленный череп.

– Это Ваня?

Рост кивнул, я пригляделся внимательнее.

– Обрати внимание на этот фрагмент. – Ростислав показал на край черепа. – Видишь?

– Как будто… Подожди, так у него тоже?

Начальник штаба кивнул, затем тоже взял сигарету, закурил и протянул мне томографию, где уже всё стало гораздо понятнее. На снимке я обнаружил пустоты, которые почти вплотную притёрлись к затылочной части черепной коробки. Масштабы их очертаний казались исполинскими. То, что я видел у Лены ни в какое сравнение не шло с этим…

– Обалдеть… Не вышиби он себе мозги, его бы поглотила эта болезнь со дня на день. Как он вообще складывал слова в связные предложения? – Я затянулся папиросой. – Теменная, затылочная, борозды, кусок обеих лобных… Это просто ужас.

Ростислав кивнул, выдыхая клубы дыма, которые вальяжно улетучивались меж створок решётки вентиляции, расположенной на ближайшей стене.

– Ты знаешь из-за чего это может быть? – Мне было любопытно, скажет ли он чего или нет.

Харитонов кивнул.

– Из-за чего?

Помявшись какое-то время, он выдал жидкое: «Не могу распространяться… Пока».

– Понятно…

– Проверься, Гриш. Сходи, сделай томографию. – Начальник штаба нагнулся вперёд и чуть ли не прошептал. – А ещё держись подальше от Сферы, мой тебе совет.

Не сказать, что я опешил, но из его уст это звучало зловеще. Откинувшись обратно на кресле, он продолжил.

– Недаром наш штаб располагается именно здесь. – Сбросив пепел Ростислав выдохнул, скрестив руки. – Я ни на что не намекаю, просто мысли вслух.

После этих слов его взгляд устремился в окно, как будто он искал там с кем-то визуальный контакт.

– Поставки опять задерживают… – Секундное молчание. – Я тебе не говорил этого.

– Я даже не понял о каких поставках речь…

– Про сахар ты и так знаешь, а я говорю про нечто более серьёзное. То, о чём знать рядовому человеку как ты и не нужно. Но один совет я тебе всё-таки дам. – Харитонов смотрел на меня своими серыми, немигающими, безэмоциональными, въедливыми глазами. – Имей при себе пару топливных баков литров на тридцать.

– У меня уже есть газовые баллоны.

– Тоже хорошо.

– А ещё… Я тебе, разумеется, тоже об этом не говорил, по возможности не приближайся к полигону.

– Это ещё почему? – Я кашлянул. – А во вторых, как я должен это вообще реализовать? Если вызовут, я еду. Вариантов нет…

– Что почему?

– Держаться подальше от полигона?

– Какого полигона?

Я понял к чему он клонит. Хоть Харитонов мой друг и близкий человек, но в подобных ситуациях никак, кроме алерионовской крысы, я его охарактеризовать не мог. Все эти намёки, иносказания и прочее. Тошнит.

– Ну и последнее, но важное… – Он смотрел уже куда-то вдаль через окно. – Следи за «Вестником Елльска».

– И что я там, блядь, увижу?

– Просто дружеский совет, не более. Когда ты увидишь там кое-что, ты всё поймёшь.

Я уже жалел, что пришёл, иногда это опекунство и «дружеские советы» доходили до какого-то абсолютного абсурда.

– Голова-то сильно болит? Или так, слегка?

– У меня не из-за этого. – Спешно ответил он совершенно не на тот вопрос, который задал я.

– Уже ходил проверяться?

Он кивнул.

– Что у тебя?

– Защемление сосудов, к мозгу не всегда достаточное количество крови поступает. Вот и случаются мигрени. – Харитонов потушил почти скуренную сигарету, моя медленно тлела в руке, испуская снежный дым. – По крайней мере мне так сказали. – Он какое-то время смотрел в монитор не мигая, а потом внезапно повернулся ко мне. – Ладно, с работой всё понятно, ты по пиву не хочешь выпить?

Я не знал хочу ли я вообще чего-либо кроме того, чтобы лежать и смотреть в потолок. Но это обозначало бы появление навязчивых мыслей, а оно мне сейчас точно навредит.

– Пиво хорошо, но я буду водку.

Глава тринадцатая

Сюда, на другой конец города хожу редко и исключительно по нужде, тем не менее местные предприниматели постарались на славу, создав поистине загадочное, мистическое заведение с непередаваемой атмосферой, куда меня и притащил Ростислав.

Постройка ещё времён царской России в виде грота с небольшим, но эффектным куполом, слегка обветшавшая уже после десятой реставрации? Или одиннадцатой? Архитектурное достояние попало в руки людей, которые не планировали ждать пятьдесят лет, пока окупится дом-музей или просто выставочное пространство в маленьком городе. Посему создали здесь единственное, на чём можно заработать – питейное заведение с незатейливой кухней.

Сводчатый, декоративный кирпичный купол внутри не был одинок, его сопровождала люстра со свечами. Она тянулась к полу, свисая на длинной цепи, но всё ещё оставалась высоко… Так высоко, что приходилось задирать голову, чтобы разглядеть. Игривые, сложные, формы в стиле арт-нуво переплетались меж собой словно змеиный клубок, но при всей своей хаотичности, создавали ощущение гармонии и баланса. Изумрудная патина на медно-бронзовой каёмке изящно старила носительницу.

Прямо в центре зала царила восхитительная мраморная скульптура обнажённой девы, с черепом мёртвого быка, надетого на голову в качестве диковинной маски. Застывшая в элегантной, вальяжной позе, подогнувшая одну ногу и опёршаяся на вторую, она держала в руке яблоко с листочком. При этом само яблоко было почему-то деревянным, видимо, так автор хотел передать какую-то глубокую мысль, но суть этой мысли мне была неведома. Сложно было отрицать, что творец знал своё дело, недурно вывел пропорции, хорошо поработал над объёмными формами, добавил деве привлекательных мышц, едва уловимых под тонкой бархатистой кожей.

Окружали всё это благолепие бесчисленные оранжерейные цветочные экспонаты, начиная от драцены и заканчивая хедерой. Художник-оформитель не забыл про роль стекла во всей этой завораживающей композиции, поэтому повсюду ритмизировали разнотипные флорариумы с медными перемычками. Некоторые совершенно футуристичные с грубыми углами и правильными формами, другие же будто из прошлого, а если быть точным, примерно из восемнадцатого века.

Всё в этом заведении склоняло к погружению в спокойствие и умиротворение, не мешали разговоры незнакомцев за соседними столиками и даже лязги посуды за барной стойкой. Некогда тревожный Ростислав, казалось, стал менее сосредоточенным и нас ждал вполне житейский разговор, не имеющий отношения к работе. По крайней мере я на это рассчитывал.

Протиснувшись вглубь грота меж деревянных столов, винтажной фурнитуры и бесконечного количества посетителей, которые видимо, приезжали сюда даже с другого конца города, мы-таки уселись в тёмный укромный уголок, освещаемый тусклыми оранжевыми лампами, заказали пиво с водкой, закурили по сигарете и тут уже Ростислав начал вести себя совсем иначе.

– Ох, наконец-то подальше от душного кабинета… Честно тебе скажу, в Елльске творится полная дичь, я как ни приду на работу, каждый раз глаза на лоб лезут… Ужас.

– Всегда можно уволиться.

– Увольнение, ага… Жирное место, Гриш, очень жирное… Даже если ракета прилетит мой штаб, я ещё дважды подумаю уходить или нет. – Харитонов как будто был уже на подъёме, глаза загорелись. – Как родители? Созваниваешься?

– Не особо… Времени нет, да и сил порой.

– Ты это, не забывай про родных-то. Если бы не они, сейчас бы бог знает где бы жопу отмораживал на голой земле.

– Не знаю… Я к этому всему отношусь философски. Но всё равно спасибо.

– Сделал всё, что мог. – Он присосался к кружке пива, мы чокнулись за встречу спустя долгое время. – Что там с Никой? – Начальник штаба замялся. – Я спрашиваю не как алерионовская крыса, а как друг…

– Ничего, так пару поцелуев, обнимашки, томные разговоры…

– Хорошо целуется?

Я завис на некоторое время, глядя в стену.

– Ладно, понимаю… Неуместный вопрос.

Стопка водки была опустошена мгновенно, за ней последовало ещё две.

– Да похер…

– Как тренировки? Ещё не забыл, что такое быть кандидатом в мастера спорта по рукопашному бою?

– Никак. До распределения ещё тренировался, здесь же… Не вижу смысла.

– Мне по долгу службы приходится.

– Впрочем, если бы надо было постоять с тобой и начистить тебе харю, может и вернулся бы в бойцовское стойло.

Ростислав расплылся в улыбке и добил свой бокал, мне в плечо прилетел крепкий удар кулаком в знак того, что он оценил мою шутку. Проблема в том, что я не знал шутка то была или нет…

– Ведь были же времена, гоняли на соревнования, побеждали…

Ностальгические разговоры меня никогда не интересовали.

– Есть ещё кое-что… – В голове мелькали образы Лены, я никак не мог избавиться от этого, сколько бы ни пил. Ещё две стопки оказались опустошены в мгновение ока. – Вот ты говорил, что вызвал меня не из-за Попова… Ты там какие-то свои вопросы решаешь. Я понимаю. У меня тоже был шкурный интерес, я пришёл не просто так.

– Жаль, а я думал, что мы хорошие друзья, и ты соскучился…

– Это тоже, но…

– Да не парься, я всё понимаю. Валяй, что там у тебя стряслось. – Ростислав уже чутка захмелел, а у меня ни в одном глазу. – Я весь внимание.

– Ты помнишь Т.?

– М-м… – Он нахмурился. – Тот который толкал героин в четырнадцать лет?

– Нет.

– Так стоп, не подсказывай… А, понял, с которым мы втроём грибы употребляли по осени ещё в университете?

Я вспомнил псилоцибиновые приключения, которые трудно забыть и сразу же выкинул эти воспоминания из головы, не желая даже мысленно возвращаться в тот день.

– Нет… Ладно, не суть.

– Что случилось? Тебе нужна моя помощь? Нужно отследить засранца?

– В какой-то степени да… Засранец уже здесь. Ты сможешь его пробить?

– Не проблема. Ты главное, мне побольше данных предоставь. – Ростислав завис на секундочку. – А как он вообще… Впрочем, неважно.

– Я тебе уже всё переслал по почте. Как будет возможность, посмотри, пожалуйста.

Харитонов кивнул и сделал ещё несколько звучных глотков, окропляя свой офисный пиджак тонкой струйкой пенного, которая предательски стекла по щеке прямо на чёрный лацкан.

Я даже не запомнил, как этот день завершился, проснулся уже у себя в постели, потный и с жутким похмельем. В памяти мелькали образы прошедшей ночи, но до конца цепочку событий я так и не восстановил. Да и плевать мне было. Всё, что планировал, я сделал.

* * * * *

Ника и Макс случайно пересеклись неподалёку от спортивного комплекса. Дело было ночью, оба шли уставшие и практически убитые. Макс работал над оптимизацией энергетической сети под новые задачи, а Ника срабатывалась с новым коллективом. И то, и другое было невыносимо сложно, муторно, уныло.

Сидя на лавочке и глядя на раскинувшийся перед ними парк, оба курили без остановки, а Макс ещё и запивал курево каким-то пойлом из жестяной банки.

– Божечки, что у тебя с лицом, ненаглядная?

– Даже не спрашивай.

– А я всё-таки рискну.

– Тебе как, вывалить всё и сразу без прикрас или аккуратно, дозированно, чтобы не слишком сильно шокировать?

– Давай второй вариант.

– Я так и знала, что ты выберешь единственно верный… Первый вариант.

– Не удивлён.

– Значит после того, как Чистяков подставил мою команду, я хотела всадить ему по яйцам с колена, чтобы такие уроды, как он больше не размножались. – Она сделала вдох, чтобы продолжить свою тираду. – Но так вышло, что он несносный кусок говна, который меня ещё и огрел по уху…

Макс чуть ли не подскочил, засучив рукава.

– Да если бы я только знал! Ему просто крышка, я его уработаю… Слышишь?!

– Сиди уже, герой-любовник! Я врезала козлу сама, вот смотри. – Она показала синяк на лбу под чёлкой. – Прямо в подбородок всадила. Сложился как карточный домик.

Макс как будто даже успокоился, сел и продолжил пить.

– Молодец. Моя девочка. Моя школа. Но если вдруг…

– Не надо за меня вписываться, я большая девочка, а ты не мой папа, и не мой муж.

– Второе легко поправимо, дорогая.

– Так, Сяолунович! Я вообще-то рассказываю!

– Слушаю, слушаю, весь внимание.

– А всё остальное, догадайся, блядь, кто?

– Теряюсь…

– Бермудская, прикинь?

Глаза Ана округлились, брови полезли на лоб.

– Чуть волосы все не вырвала, обозвала всеми самыми последними словами, втащила локтём по носу и пожелала всего наихудшего… Говорила про свою мать и брата-инвалида, а ей говорю, что у меня мать вообще умерла, мол, радуйся, что тебе есть с кем поговорить, дура, а она мне отвечает, мол, хоть где-то справедливость восторжествовала… Представляешь? Мол, хорошо, что моя умерла, ведь я корень всех, мать их, зол… – На этих словах, Нику будто прошибло что-то изнутри, и она всхлипнула, сама того от себя не ожидая. – Сука, я же не виновата… Ну какого чёрта, Макс? Ну вот какого чёрта? – Из глаз потекло, хотя с минуту назад и близко позывов не было.

Для Касьяновой её эмоциональное состояние стало такой же неожиданностью, как и для Макса. Тот вообще потерялся, мгновение назад разговор шёл в эдаком бодром и слегка задорном русле с нотками усталости от работы, а сейчас Ника распахнула глаза во всю ширь, лишь бы не давать слезам беспрепятственно течь, но не получалось, её буквально заливало, капало с подбородка на воротник, девушка ещё пыталась что-то рассказывать в процессе, но вся речь сводилась к неконтролируемым всхлипываниям, поэтому она замолчала и начала вытирать лицо рукавом водолазки, периодически подвывая от разрывающих чувств и эмоций. Контролировать себя в этот момент было практически невозможно.

– Прости, Макс… Походу из меня баба сочится из всех щелей…

– Тоже нашла за что извиняться! Слушай, да не переживай ты так, – Он по-дружески приобнял девушку, чтобы хоть как-то сгладить момент. Но Макс, как и многие мужики, понятия не имел, что делать в подобные моменты. – В конце концов, я уверен, что она всё это сделала сгоряча. Лизка классная девка была… Не знаю, что на неё нашло…