Текст книги "Хрусталь (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Выглядит неплохо… Даже не знаю. Вроде чувствую себя вполне сносно. – Она вздохнула. – По крайней мере, даже с порезанными артериями в больнице и рядом с тобой в тысячу раз лучше, чем на том убогом матрасе в сырой, деревянной дыре.

Я кивнул, не найдя, что ответить.

– Что такое триста двадцать второй?

– Модификация медицинского варианта баросфена номер триста двадцать два. Ускоряет заживление любых ран. Существенно. Очень дорогой и эффективный препарат.

– Ого…

– Что ж, вижу, что ты в порядке, думаю, надо уже идти домой. Завтра тебя уже выпишут? Пришлю за тобой МТЕ до дома.

– Нет, подожди. – Она вцепилась мне в руку и прижалась щекой. – Посиди ещё чуть-чуть… Мне так спокойно, когда ты рядом.

– Мне всё равно надо сходить к Талиповой, показать ей свой палец. Видишь? – Показал Ксюше красные пятна из-под повязки. – Плохо зашил, плохо обработал.

Солнцева внезапно встрепенулась.

– К Софье Михайловне?!

– Ну да…

В её глазах мелькнул недобрый блеск, она как будто приревновала меня.

– Нет, не надо к ней ходить! Сходи к кому-нибудь другому…

– Она сама предложила, я дурак что ли отказываться?

– Сама?! Да эта сука хочет тебя охомутать!

Я аж замер от резкости. Ксюша довольно сильно повысила голос.

– Так, дорогая моя, во-первых, «эта сука» – Я изобразил кавычки руками. – спасла тебе жизнь… Ладно, если и не спасла, то постаралась очень сильно, чтобы крайне серьёзные раны от калёного стекла, которые в большинстве случаев не проходят бесследно, остались в твоей жизни лишь как неприятное воспоминание, не более того. Во-вторых, она тебе прописала дефицитный триста двадцать второй по доброте душевной. Так что давай с выражениями поаккуратнее, она не заслуживает такого.

– Теперь ты её защищаешь, да?

Я смотрел в её карие глаза и понимал, что она меня вообще не слышит. Какой же трудный ребёнок достался мне волею судьбы.

– Да, я её защищаю!

– Ну и отправляйся тогда к ней, чего сидишь?

Я поднял брови, смотрел на эту идиотку какое-то время, но так как проблесков разума не наблюдалось, встал и ушёл. Ксюша же сидела, скрестив руки, надув губы и глядя в сторону. Строго говоря, мне было совершенно не до её истерик, поэтому даже не понимаю, чего я потратил минуту своего времени, в надежде увидеть вразумительную реакцию… Голова уже кругом шла от всевозможных событий и приём у Софьи для меня был настоящей отдушиной. Я уже представлял, как мы пообщаемся, она меня осмотрит, обязательно осуществит пальпацию руки своими тонкими, шелковистыми пальцами. На фоне этого даже приглашение Ники меня не так будоражило, ибо она переживала не лучший период в своей жизни, а посему мне вероятно придётся всю ночь её успокаивать, а не получать удовольствие от женского общества.

Пусть обилие событий в жизни меня и выбивало из колеи, но постоянная смена декораций и людей, не давала погрузиться в полное уныние и отчаяние, которые поджидали меня, чуть только я задумаюсь о том, где нахожусь и что меня ждёт в ближайшем будущем.

Я постучал в дверь кабинета под номером двести тринадцать, изнутри донеслось уверенное «войдите», и я тут же ввалился. Софья уже успела надеть обычный халат вместо хирургического, светло русые волосы были собраны во всё тот же изящный пучок, одна из прядей предательски выбилась и чувствовала себя совершенно свободно, покачиваясь возле скулы. Под халатом синяя сорочка с высоким воротником, явно недешёвая с едва уловимым розоватым отливом. Конец рабочего дня был близок, поэтому привычная хирургичка уже лежала сложенная в шкафу. Софья повернулась ко мне, на ней всё так же, как и в прошлый раз были тонкие прямоугольные очки, подчёркивающие её строгий образ. Однако, вся строгость развеялась, когда она улыбнулась и это было, пожалуй, самое лучшее, что я увидел за сегодня.

– Григорий! – Она поглядела на часы. – Чуть ли не секунда в секунду. Пунктуальность ваше всё.

Я вспомнил, как сто раз опаздывал на работу и как Лена меня отмазывала перед начальством.

– Кхм… Было бы странно, если бы опоздал. Я был всего на этаж выше.

– Ну присаживайтесь уже, надо срочно вас осмотреть.

Она указала мне на специальную процедурную кушетку, покрытую толстой плёнкой полиэтилена. Я забрался на неё, предварительно сняв обувь.

– Ложитесь, ну же! – Приказала хирург Талипова. – Мне нужно, чтобы вы были в расслабленном состоянии.

Я повиновался, она подвезла диагностический модуль с лампой и мобильным томографическим блоком. Затем надела свежие резиновые перчатки, направила свет прямо на мой забинтованный палец и сняла самоклеющийся бинт.

– О, боги, что за мясник это сотворил?

– Я сам…

– Оно и видно, вам бы такими стежками только трупы зашивать, ей богу… – Она положила мою руку на свинцовую пластину и навела рентгенографическую камеру сверху. – Ну понятно, здесь всё понятно…

Я предпочёл не задавать лишних вопросов. Она в свою очередь встала с рабочего кресла, и её талия оказалась на уровне моего лица. Никогда ещё хирург Софья не находилась так близко ко мне. Я ощущал запах её одежды. Нежно пастельная смесь огурца и морского бриза. Через пару мгновений на ней уже была маска, очки, она полностью застегнула халат, засучила рукава, поменяла перчатки, хорошенько промыла руки в свежих перчатках, подготовила все средства дезинфекции, выдвинула ящик с инструментами.

– Григорий, анестезию вводить не буду, но если будет больно – скажите. Просто, чтобы не терять время, пока подействует. Хорошо?

Я кивнул.

– Вот и славненько, сейчас всё сделаем в лучшем виде.

Далее она снова начала творить свою хирургическую магию, нависнув над моим несчастным пальцем. Но вопреки моим ожиданиям всё прошло очень быстро. Уже минуты через две она перестала копаться в ране и приступила к зашиванию. Движения у девушки были поистине грациозные, удерживая иглу и нитку в двух зажимах, она выписывала кистями уверенные виражи в воздухе, результатом которых становились не просто идеальные стежки. Эти стежки можно было бы вставить в рамку и любоваться ими до конца жизни. Признаюсь, честно, мне будет очень совестно через некоторое время эту красоту снимать… Завершилось всё небольшим уколом заживляющего средства.

Она сидела с согнутыми в локтях, приподнятыми руками вверх и глядела на свою работу, наклоняя голову под разными углами.

– Так намного лучше. И нитки телесного цвета смотрятся приличнее, чем чёрные, правда? И заклеивать ничего не надо, пусть корочка быстрее образуется.

Я даже не знал, что и сказать на это всё.

– Да, Софья Михайловна, спасибо вам огро…

– Давайте уже прекратим это наконец!

Я аж замер на мгновение.

– Этот официоз меня добьёт в конец, чувствую себя старой бабкой, ей богу.

– Предлагаете называть вас просто Софьей?

– Да, и не вас, а тебя. Так ведь всем будет удобнее? Не такая уж большая у нас разница в возрасте.

– Какая у нас разница в возрасте?

– Пять лет.

– Тебе тридцать четыре?!

Она сняла маску, сжала губы и посмотрела на меня исподлобья с неприкрытым недовольством, которое впрочем разбавлялось её задорным настроем, поэтому в глазах сверкали искры забавы. Я видел, что в глубине души ей понравилась моя шутка.

– Нет, Григорий, мне не тридцать четыре, а всего двадцать четыре! За что ты решил так меня состарить на десять лет? Я и правда настолько плохо выгляжу?

– Бред собачий, ты выглядишь сногсшибательно!

У меня это вырвалось. Я не планировал говорить что-то подобное. Но она улыбнулась.

– Дай свою руку.

Я протянул ей ту, которую она оперировала.

– Да не эту, балбес! Правую!

Только сейчас до меня дошло, что она хотела осмотреть результаты своей предыдущей операции на мне. Покорно протянув забинтованную пятерню, я насладился теплотой её рук вновь.

– Здесь не больно? – Она едва нажала.

– Нет.

– А тут?

– И здесь не больно.

– Врёшь! Не может быть не больно!

– Не вру, правда не больно!

– Значит на тебе всё заживает как на собаке.

– Может быть… Девяноста девять процентов – твоя заслуга, один процент – заслуга генетики.

– Я знаю, спасибо, приятно слышать.

Софья слегка подрумянилась, чёрт я ей нравлюсь! Я это видел невооруженным глазом!

Следующее, что я хотел сделать, находилось на какой-то неведомой грани моих собственных норм морали. Я понимал, что по отношению к Нике – это будет подло, но в то же время я понимал, что Ника скоро покинет полигон. Да, меня ждёт последний поцелуй, да я буду её искать в будущем, да я её никогда не забуду. Но её здесь не будет. Она исчезнет из моей жизни. И от этого будет тошно. В то же время Софья останется на полигоне до последнего, я уверен на двести процентов, что в её контракте прописаны точно такие же пункты, как и у меня. А вместе коротать время здесь будет куда веселее… Я глядел внутрь себя и не мог найти ни одного аргумента против того, чтобы…

– Пойти на свидание…

– Что?

Чёрт подери, неужели я так и сказал? Ну что за увалень и болван!

– Э-э, прости… Я хотел спросить, не против ли ты сходить со мной на свидание? Да, звучит самонаде…

– Я не против. – На лице Софьи застыла сдержанная улыбка.

– Хо-хо!

Я и правда не понимал из каких недр моего больного разума поступали эти команды рту, чтобы он генерировал случайные звуки вместо внятных ответов…

– Да, Григорий, ты и правда необычный молодой человек, который умеет оригинально отреагировать на согласие девушки.

– Ха! – Да что со мной, сука не так? – Нет… То есть да, я просто немного запутался в своих мыслях.

– Я вижу, – Талипова засмеялась. – поэтому и не напираю. Хотя могла бы.

– Что ж, я рад твоему согласию, получается…

– Я свободна в четверг вечером.

– Да, замечательно.

– Вот мои контакты.

Она протянула листок бумаги. Получается, что знала и подготовилась! Этот листок взялся буквально из ниоткуда!

– Ха! Супер… Э-э, спасибо за всё.

Я сдуру поцеловал её в щеку, отчего она раскраснелась так, что мне стало не по себе, но я понял, что как раз к такому девушка оказалась не готова. А иногда дам стоит удивлять. Это благотворно влияет на отношения.

– До встречи.

– Д-до встречи.

Настала её очередь запинаться в построении фраз. Несмотря на общий фон эдакой студенческой неловкости, она проводила меня скромной улыбкой, а я вот как дебил скалился во все зубы. Но думаю в этой ситуации мне всё простительно.

Глава двадцать седьмая

Как я и ожидал, вечер выдался томный, унылый, я сидел в квартире у Ники, и здесь царила стерильная больничная атмосфера. Мы клевали довольно пресный ужин при свете ослепительно белой лампы на кухне. Всё здесь было, либо белое, либо светло-серое. Даже пол. Когда я оказался тут впервые, спасая её от потери крови, я не обратил на это внимания, но теперь на меня всё давило, и мне хотелось уйти отсюда. Даже моя холостяцкая конура казалась мне уютной только потому, что там присутствовал хотя бы книжный шкаф.

Всё здесь было разложено по полочкам, ни одного лишнего предмета, ни одного лишнего стула. Стол ровно такого размера, чтобы за ним впритык уселись двое.

– У тебя же большая кухня, почему такой маленький стол?

– Зачем мне большой? Я не принимаю гостей.

– Но стул-то второй тут есть.

– Это остатки моей надежды найти спутника жизни. – Она проглотила кусок варёной говядины. – Тянется ещё со времён университета.

Я продолжил осмотр. Кафельная плитка была недешёвая, видно по отблеску качеству поверхности, при этом совершенно обычная. Никаких изысков, никаких узоров. Стены абсолютно пустые, белые, безжизненные.

– На тебя не давит эта атмосфера пустоты? – Поинтересовался я, не скрывая того, что мне неуютно.

– Атмосфера пустоты позволяет думать свободнее, я ни на что не отвлекаюсь. – Девушка взяла стакан воды и сделала пару глотков. – В конце концов, я здесь редко появляюсь. Частенько бывает, что остаюсь на работе.

Я перевёл взгляд на спартанский кухонный гарнитур тоже белого цвета. Качество мебели – высокое, но опять же, в дизайне изысков никаких. Всё крайне унылое и однотипное. Плита лишь с одной конфоркой, микроволновая печь – огромная и тоже, как ни странно, белая. Посреди гарнитура прямо в стену встроен приличных размеров сенсорный монитор, отображающий температуру, влажность, насыщенность воздуха кислородом, атмосферное давление.

Касьянова посмотрела на датчик, во взгляде мелькнуло недовольство, она встала, приоткрыла окно, подождала, когда температура упадёт на полградуса, после чего закрыла. Я наблюдал за этим не без удивления, никогда не думал, что некоторые люди могут оказаться настолько педантично преданны порядку.

– Какой у нас план? Чем займёмся?

– Ох, я даже не знаю… – Вздохнула она.

По её словам, выражению лица, движениям тела, я прекрасно понял, что меня сегодня ничего интересного не ждёт. Она подавлена, она не в настроении, она в жутком упадке. Пережила ещё один серьёзный стресс, пытается как-то в голове выстроить новую картину мира. Но по глазам я видел, что ничего не выстраивается. Растерянность, смятение.

Выхолощенную композицию одного из помещений психбольницы, ибо по-другому я её квартиру назвать не мог, завершали плоские плафоны на потолке, которые светили очень ярко. Настолько ярко, что поднимать глаза было крайне нежелательно, наличествовал серьёзный риск слегка подпалить сетчатку и потом наблюдать этот иконический отпечаток каждый раз, когда закрываешь глаза в течение двадцати минут, а то и больше.

Межкомнатных дверей не было, надо признать, организация пространства очень качественная. Присутствовал небольшой коридор примерно четыре квадратных метра у входной двери, в остальном только полезное жилое и бытовое пространство. Здесь ставлю жирный плюсик, сам бы хотел подобную планировку. Сама квартира была невероятно просторная, как будто сто квадратов, не меньше. Эффект пространства дополнялся белыми стенами и отсутствием каких-либо вещей. Из всего, за что мог зацепиться взгляд, я нашёл нотку разнообразия лишь в её гардеробе, где были собраны наряды самых разных мастей и фасонов. При этом большую часть я на Нике никогда в жизни не видел. Создавалось впечатление, что она хотела выглядеть как-то более изящно, но всё время этого стеснялась. Всю дорогу она носила пастельно-красные туфли на низком семи сантиметровом каблуке, при этом в шкафу обуви было хоть отбавляй. Синие кеды, белые балетки, бежевые сапоги, чёрные ботильоны и уйма всего прочего. Узнал я об этом только потому, что это единственный шкаф с прозрачными дверцами в доме. Кому вообще придёт в голову делать шкаф для одежды с прозрачными дверцами? Но Касьянова почему-то решила сделать именно так.

При всём при этом, оттенки каждой вещи всё равно были какими-то выбеленными и стерильными. Многообразие цвета сливалось в однотонность и в итоге терялось, будто бы у неё был намётан глаз лишь на определённую гамму, а всё остальное отсеивалось. Поэтому даже наличие яркого, большого, шкафа для одежды с разнообразными вещами, не спасало ситуацию в целом. Уюта не было.

Помимо визуального уныния, в воздухе витало и морально-психологическое. Ника словно сигнальная вышка генерировала вокруг себя мощное поле апатии, и чем дольше я находился здесь, тем больше сам погружался в него.

– Посмотрим какой-нибудь фильм? – Робко предложил я.

– Нет, давай просто полежим.

Я улёгся на твёрдый, угловатый, белый диван, она пристроилась, рядом, прижавшись ко мне спиной и накрыв нас обоих, конечно же, белым пледом. Так мы пролежали молча минут сорок, пока я не взбесился и не подорвался на месте.

– Да какого чёрта! Мы проваливаемся в жуткую клоаку, я уже хочу сам выйти в окно, настолько тут всё нагоняет тоску и уныние.

Она посмотрела на меня грустными, уставшими глазами.

– Тебе плохо со мной?

– Нет, мне с тобой хорошо… Мне плохо, когда всё вокруг словно вязкое тесто. Давай что ли отвлечёмся, может у тебя есть какая-то настольная игра? Или посмотрим фильм, ну серьёзно…

– Мне было хорошо… Я много думала, мысли текли рекою. В тишине и с тобой, это как будто спасение.

И тут меня осенило. Весь этот напускной порядок, все эти белые стены, стерильность… Это противоположность её нутру. Снаружи она идеальна, питается варёным мясом, запивает водой, еду не солит, на гарнир овощи, в лучшем случае тушёные. Прекрасная точёная фигура без единого изъяна, здоровая, румяная кожа лица, грациозные движения, это всё оболочка. Квартира – продолжение её идеальности в извращённом и стерильном виде. Ни на одной белой стене я не обнаружил ни одного жирного следа от пальцев, когда я пришёл, она заставила меня мыть руки в течение пяти минут специальным дорогущим мылом, после чего проследила, чтобы я насухо вытер руки.

После того, как я вышел из ванной, она протирала раковину ещё минут семь, пока не избавилась от всех, оставленных мною капель. Делала она это с завидным терпением, чувством, толком, расстановкой. Она не выходила из себя, хотя если бы мне было важно, чтобы раковина оставалась идеально чистой, я бы на неё повысил голос за разрушение моей зоны комфорта.

Всё сложилось в единую мозаику, и меня наконец-то осенило, что хаос в её голове сменяется порядком за её пределами. Она не способна контролировать свои мысли, их поток, она не может разобраться в своей голове, она даже туда не лезет. Но она может делать простые действия, которые делают её жизнь предсказуемой, которые дают возможность почувствовать контроль над этой реальностью, пусть и совершенно ничтожный. Именно поэтому она так хотела, чтобы я оставался рядом, потому что я впитываю как губка всё уныние и апатию, генерируемые её мозгом. Я способен дать ей спокойствие и умиротворение. Но в тишине. Ведь как только я начинаю говорить чуть больше положенного и демонстрировать свой характер, она приходит в бешенство.

Осознав это, мне стало особенно грустно, ведь прижиматься к ней сзади, чувствовать, как её грудь вздымается при дыхании, гладить её упругие, несомненно эффектные и очень красивые бёдра – это мечта… Мечта с первого дня, как я повстречал её здесь на полигоне. С первого дня, как Володя и Лиля познакомили нас. И теперь эта мечта в руках, но я понимаю, что владение этой мечтой ставит крест на владении собой.

Я люблю порядок, но я не люблю крайнюю форму порядка – стерильность. Если на книге собралась пыль – ничего страшного, если чашка стоит не там, где положено – ну и пусть. Если креслом я оцарапал пол, я ни за что не буду убиваться по этому поводу. Да и не заправленная постель для меня не приговор. Всё это никак не клеилось с Никой. Находясь с ней, я был вынужден подавить себя в угоду ей. Либо она подавляла себя в угоду мне, как тогда с бутылкой вина. Лишь разгорячившись, у неё отключалось то, что больше всего мешало по жизни – мозг. И я видел наперёд, какие испытания нас ждут впереди, и находился я на серьёзном перепутье, задавая себе один единственный вопрос: «А что если мы просто не подходим друг другу?».

Вечер и ночь оказались пронзительно тихими. Мы лежали, обнимались, она не открывала глаза, складывалось ощущение, что её душа действительно исцеляется. Редкие поцелуи, но без страсти, просто поцелуи благодарности. Так и уснули. Наутро я был полностью опустошён, даже не хотел ехать в больницу за Ксюшей, отправил туда МТЕ, сам начал собираться, даже не поев. Ника в одном нижнем белье выглядела сногсшибательно, лицо у неё было отдохнувшее, в глазах появилась надежда.

– Как мы будем уезжать? У меня есть деньги, можем купить подержанную машину здесь в городе.

– Я уже решил этот вопрос, не переживай. Твоя задача собрать свои вещи, документы и быть готовой в любой момент.

Она кивнула, подошла и благодарно прильнула к моим губам, я ощутил горячий страстный язык. Теперь она хотела. Но не хотел уже я. Оторвавшись от неё через минуту, я тяжело вздохнул.

– Мне пора. Надо встретить Ксюшу, когда её привезёт МТЕ из больницы.

– Что ты с ней возишься? У неё нет родных что ли?

– Вроде есть, но они далеко.

– Тоже мне отец нашёлся… – Она ревновала. – Сегодня придёшь ко мне снова?

– Нет, от тебя далеко до работы, а у меня завтра дежурство.

– Ты как-то охладел за эту ночь…

– Не знаю, Ник, всё… Смешалось. – Я притянул её к себе и поцеловал, чтобы она не переживала. – Созвонимся. Пока.

– Пока…

* * * * *

Выйдя на улицу, я вдохнул свежего воздуха, как будто покинул душную тюремную камеру. Находиться вместе с Никой и разделять её боль и печаль было очень тяжело. В первую очередь морально. Возможно мы сошлись не в то время и не в том месте. Может быть при других раскладах, оно было бы и нормально. Но в текущих обстоятельствах, я и сам разрывался на лоскуты, ещё и эта хтонь, тишина, апатия… Вгоняли меня в тоску, хотелось свернуть себе шею, лишь бы не чувствовать всего этого.

Я закурил сигарету, стало ещё чуточку легче. С закрытыми глазами, улавливая воздушные потоки, мимолётные отзвуки города, шелест опадающей октябрьской листвы, я как будто воскресал. В голове снова начали роиться мысли, словно очнулись от анабиоза. Вспомнились все задачи, все проблемы, вся предстоящая суета. Много времени пришлось потратить на то, чтобы понять, как правильно действовать и в каком порядке. Но через несколько минут размышлений, я внезапно осознал, что хочу сделать всё обещанное, после чего уйти в закат, насладиться жизнью покуда оно вообще возможно. Ибо неясно, что ждёт впереди, судя по слухам и увиденному мною за последние недели – ничего хорошего.

Я медленно двинулся вперёд, остатки утреннего недосыпа окончательно испарились. Город начал потихоньку оживать, люди выходили на улицы, кафе открывались. Но вместе с этим чувствовалась какая-то тревога. Над головой примерно на двухсотметровой высоте пронёсся шумный гиперджет, оглушив всех зевак на несколько секунд. Не прошло и тридцати секунд, как за ним пролетел ещё один, а потом ещё. Раньше они летали по одиночке, теперь же по несколько штук. Не к добру. Вдалеке на небе со стороны НИП Возрождение-2 сверкнула небольшая вспышка. На этом утреннее представление закончилось, и я поплёлся дальше к своему дому.

Внутри моей берлоги было тихо, спокойно и уютно. Я плюхнулся на диван, стащил с себя ботинки, задрал голову и начал проваливаться постепенно в сон. Но недолго моему счастью суждено было продолжаться. В дверь начали молотить так, будто я задолжал им денег. Непристойно выругавшись, я встал и посмотрел в глазок, за дверью находились двое, причём у одного была в руках бита, а другой курил сигарету.

– Чего надо?

– Ты владелец хаты?

– С какой целью интересуемся?

– Мне сказали, что здесь Солнцева проживает.

Я закрыл глаза и снова проклял самого себя за то, что ввязался в эту историю с опекунством.

– Мало ли, что там говорят.

– Открывай по-хорошему или будет по-плохому.

Я посмотрел на свою хлипкую деревянную дверь, в которой была ко всему прочему ещё и дырка от выстрела. Не сильно переживая на этот счёт, я лишь заклеил её скотчем. Если вызову полицию сейчас, они приедут в лучшем случае через пять, может быть десять минут. За это время эти два чёрта выломают мне дверь, а новую покупать у меня денег уже нет. Всё отложено на машину.

– Как же вы меня все уже заебали… – Сказал я вполголоса.

– Что ты там мямлишь? Открывай давай.

Я провернул ключ два раза, но не успел нажать на ручку, как эти двое уже начали ломиться. Пришлось выставить руку вперёд и вытолкнуть борзого с битой.

– Так, я тебя не приглашал! Отошёл!

– Чё сказал?!

Я недооценил их наглость, думал удастся разрулить как-то словами, но он тыкнул кончиком биты мне в грудь, явно намекая, что ещё одно движение и начнётся заварушка. Правда, мне уже было пофиг, ибо я вскипел буквально за долю секунды, схватил кончик этой биты рукой и потянул на себя, в это же время занося ногу вверх. Отморозок получил серьёзный удар в пузо, остался без своего оружия, и отлетая назад по коридору, кряхтел, как свинья, которую оглушили кувалдой.

К сожалению, моей реакции не хватило, чтобы среагировать ещё и на второго братка, более щуплого и хлёсткого. Он успел достать нож и всадил мне его промеж рёбер слева, благо тесачок оказался детский, да и расстояние между мной и ним больше метра, так что вошёл нож неглубоко, но неприятно. Даже не заметив этого маленького нюанса, я схватил щуплого за шею, и хорошенько всадил ему правой рукой в кадык. Хриплый стон – знак моей победы, секунд тридцать, прежде чем он сможет ещё что-то сделать у меня точно есть. Я повернулся ко второму и получил прямой удар в челюсть, у меня всё поплыло, из глаз полетели искры, но каким-то чудом я выдержал напор превосходящего меня по массе противника.

Глубоко в подсознании я понимал, что вырубить его в обычном бою будет крайне непросто, поэтому когда он нанёс второй удар, я увернулся, почувствовал колики в левом боку и нанёс ему самый обычный, но такой эффективный удар по яйцам. Чёртов ублюдок тут же потёк, посыпался, а я начал наваливать ему в челюсть удары один за другим, после чего завершил серию вертушкой, которая в университете у меня так хорошо получалось.

Изумительное попадание пяткой прямо в скулу, лучше и не придумаешь, кожа моментально лопнула, послышался глухой отзвук поломанной челюсти, из носа у него тоже брызнуло, капилляры в глазу полопались, тучная тушка свалилась на пол, заливая его своей вонючей кровью. Я выскочил на лестничную клетку, но второго и след простыл, только нож валялся у моей двери. Вернувшись к себе, я набрал во рту слюны и харкнул на поверженного противника, после чего набрал Ростиславу, и уже через пятнадцать минут у меня в квартире находился отряд Алериона, фиксирующий побои, личность нападавшего и мои показания. Приехал и сам Харитонов.

– Гриша, на пару слов.

Мы вышли и спустились на пару этажей вниз.

– Ты как умудрился им насолить?

– Без понятия. Пришли, требовали открыть, когда открыл, начали тыкать своим фалосом, ну я и взбесился.

– На тебя похоже, да.

– Может ошиблись хатой?

– Ладно, мы с этим разберёмся. Второго я тоже знаю. Мы их уже привлекали, но этих чертей крышует важная местная шишка. – Он огляделся по сторонам. – Но отмудохал ты его знатно конечно.

– Ага, мне бы в больницу…

Ростислав посмотрел на моё ранение.

– Сейчас организуем. – Он сделал какие-то пометки в своём блокноте. Затем залез в свою сумку и достал оттуда коробку. – Держи, тебе это пригодится. Если что, я тебе этого не давал. Договорились?

Я кивнул, принял подарок, открыл и обнаружил там новенький ствол и боеприпасы к нему.

– Спасибо.

– За такое не благодарят. У Елльска и НИП Возрождение-2 сейчас будет очень много проблем. Сюда уже едут. Скоро начнётся.

– Ни дня без побоев…

– Тебя отвезёт Саша, он внизу. Я его сейчас предупрежу.

Саша меня любезно довёз до больницы, передал в руки врачей, я снова встретил знакомые лица, но каково было моё удивление, когда по коридору снова проходила Софья, наши взгляды встретились, и она мигом подскочила, осматривая мою рану.

– Григорий! Ни дня без происшествий, ты просто магнит для неприятностей… Что случилось на этот раз?

– Напоролся на штырь, невезуха…

– На такой плоский, острый штырь, да?

Я кивнул.

– Надеюсь, я окажусь в твоих руках.

– Увы, нет. У меня операция через двадцать минут. Но ты не переживай, Никита Сергеевич тебя скорее всего зашьёт. Он у нас тоже хороший специалист.

На этом она растворилась в толпе врачей и побежала по своим делам. Я же попал к Никите Сергеевичу, который меня быстро и по мужски залатал.

– Ничего важного не задето. Будешь как новенький.

Я ему показал свои руки.

– Это всё за две недели произошло. В меня вшит магнит для неприятностей.

– Что поделать, я и сам в молодости попадал в передряги, только в путь. – Он показал огромный шрам на шее. – Пытались прирезать в уличной драке, благо, это не так легко сделать. Я гляжу, тебя тоже твои кулаки спасли, а не везение.

– И кулаки, и везение.

– Ладно, шуруй, мне ещё тут латать не перелатать, пациенты поступают в неприличных количествах.

– Что случилось?

– Пока непонятно, говорят, что ЛПВО пропустило одну ракету и влетело в один из павильонов.

Выйдя из кабинета, я сразу набрал Нике.

– Алло.

– Ты в порядке?

– Да, тут передряга… Не могу долго говорить.

– Если что-то серьёзное произойдёт, обязательно звони.

– Хорошо, пока.

Она повесила трубку. Всё происходящее тревожило, в коридорах я видел пару пострадавших, которых везли на носилках в операционные. Повреждения явно осколочные. Да, кажется был прилёт.

Началось.

Глава двадцать восьмая

Ксюша всё ещё со мной не разговаривала. Когда я зашёл в палату, она меня даже не окинула взглядом, просто собралась и пошли вместе в МТЕ, дома она улеглась на диван, отвернувшись к стене. Я кинул ей постельное бельё и плед.

– Держи, молчунья.

Она не среагировала. Какая же наивная, маленькая девчонка. Я уже собрался выйти, развернулся, взял ключи и подошёл к двери, как она ожила.

– Ты куда?

– Какая разница? Ты же со мной не разговариваешь.

– Что у тебя с лицом.

– Твой брат поработал.

– Что?!

Она подскочила и подбежала ко мне, осматривая синюю гематому на челюсти.

– Он не мог узнать… Как он узнал?

– Господи, наивная ты дура, население города двадцать тысяч человек, можно найти кого угодно.

– Прости, я не думала, что он найдёт нас…

– Так. – Теперь мне стало интересно, что за ситуация разворачивается. – Теперь можно и не переживать, он точно надолго застрял в СИЗО.

– О, господи!

– Что опять?

– Он этого очень не любит… Когда выберется, нам точно крышка. Ты его отметелил что ли?

– С чего ты взяла? – Насторожился я.

– Я видела людей, которые дрались с братом. На лицах живого места не оставалось…

– Кого он бил? Детей что ли?

Удар у Солнцева был конечно крепкий, но чтобы прям никто не мог ему дать нормальный отпор? Не верю.

– Он мне показывал фотографии и говорил, что со мной так же будет, если ослушаюсь его…

– Ага, а вот с этого момента поподробнее.

– Когда я сюда приехала, он мне дал крышу в том сарае, куда я тебя впервые привела. А потом он сказал, что за жильё я ему должна. – Она смотрела в сторону. – И я… Я отказалась.

– Деньги просил, что ли?

– Нет, сказал, что должна отработать в одном месте. Но я даже не стала спрашивать в каком. Просто сбежала, как только подвернулась возможность…

– Понятно в каком. Хотел, чтобы ты шлюхой поработала.

– Если бы я знала, что всё так обернётся, я бы никогда сюда не приехала, лучше чокнутый отчим с чокнутой мамашей, чем такое…

Она снова прижалась ко мне как дитя и уткнулась лицом в грудь.

– Даже не представляю, как мне повезло с тобой…

– Да угомонись ты уже… – Я попытался её оттолкнуть, но она крепко вцепилась и не разжимала объятий. – Разводишь тут натужную драму на пустом месте.

– Нет, правда… – Она говорила мне прямо в кофту, поэтому звуки были приглушёнными. – Меня бы уже давно, либо пустили по кругу, либо грохнули бы. А я знаю, здесь всё подобное старательно заминается. Про преступления говорить не принято. Меня никто бы не спас, никто бы не помог.