Текст книги "Турист (СИ)"

Автор книги: Антон Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Ха! Моя школа!

Глава 2
Ходят слухи по домам…

«Поздний бал», как именовался последний летний приём в южном имении бояр Львовых, в этот раз собрал не так много гостей, как бывало ранее. Тут и недавний, двух лет не прошло, московский мятеж сказался, несколько проредивший количество вотчинников, многие из которых были завсегдатаями подобных мероприятий, и тот факт, что нынешним летом царская семья отказалась от поездки в любимую Ливадию, чем изрядно расстроила одноимённую боярскую фракцию, лишившуюся не только чести принимать на своих землях государя, но и обычного в таких случаях наплыва гостей из Первопрестольной и Великого Новгорода.

Нет, понятное дело, кое-кто всё же приехал, но, по сравнению с «домятежным» летом, это были слёзы. Тем не менее, хозяева не стали менять привычный график, и в начале третьей декады августа двери любимого имения боярыни Ираиды Африкановны, как всегда, распахнулись для именитых гостей. Были здесь и представители знатных вотчинных родов, и служилые бояре. Не проигнорировали приглашение на «Поздний бал» и генералы: как военные, так и статские, оказавшиеся по случаю в Ливадии и её окрестностях. Присутствовали и кое-какие представители богемы. Ну и как же на таком собрании, да без светских львов и львиц?

Шарахающиеся от главенства в роду наследники и не знающие чем себя занять дети магнатов, принятых при Дворе, прожигающие немалое содержание вторые и третьи сыновья и дочери именитых фамилий и отпрыски высоких чиновников… Бал у Львовых с гостеприимством принимал их всех, щедро одаривая своей праздничной курортной лёгкостью, очаровывая музыкой живого оркестра, он увлекал своим весельем, не забывая потчевать уставших от танцев гостей блюдами от лучших поваров Южного побережья.

Удивительно, но даже старейшая из придворных дам, отдыхавшая в это время на принадлежащей ей даче в Ореанде, оставила своё уединение ради этого бала, что, надо заметить, не принесло особой радости некоторым из приглашённых. Но уж что-что, а мнение и желания светских шакалов и гиен боярыню Посадскую-Филиппову не волновали никогда. Совершенно. Зато в удовольствии едко высмеять, а то и вовсе оконфузить очередную светскую «фею» или шлейф летящих на её свет бессмысленных «мотыльков», Елена Павловна себе не отказывала. Неудивительно, что это качество, дивно сочетающееся с поистине стальным характером и мёртвой хваткой матриарха рода Посадских-Филипповых, принесло ей вполне заслуженное прозвище «Великая Мегера».

Вот и сегодня, на Позднем балу, новгородская боярыня вновь оправдывала свой неоднозначный «титул». Наряженная в серо-стальное платье по моде времён прошлого царствования, сшитом в лучших традициях Дэссэ[1], вооружённая длиннющим мундштуком с крепчайшей турецкой папиросой, она, как обычно в таких случаях, с удобством расположилась в дальнем от оркестра углу огромного бального зала и, окружённая многочисленными знакомыми и подругами по «Змеиному клубу», с удовольствием перемывала косточки всем попадавшим в прицел её остроумия бонвиванам и кокеткам. Естественно, не стесняясь говорить в полный голос, надо заметить, хорошо поставленный и с возрастом не утерявший ни твёрдости, ни чёткости, отчего жертвы её, едва заслышав свои имена, тщетно старались затеряться в толпе гостей, дабы избежать внимания гранд-дамы и её шуточек, далеко не всегда лицеприятных. Тем более, что в них никогда не было ни единого слова лжи, а двусмысленность… ну, каждый понимает в меру своей испорченности, верно?

Казалось бы, хозяевам приёма вовсе не стоило приглашать на бал столь одиозную особу, способную испортить настроение весьма немалому числу гостей, и будь на то воля Вениамина Павловича, он, действуя исходя из заботы о комфорте других гостей, при рассылке приглашений мог бы, наверное, «случайно позабыть» отправить одно из них, предназначенное для боярыни Посадской-Филипповой, и то не факт. Однако, вся забота о Позднем бале, по давней традиции, заведённой в семье Львовых ещё добрых полсотни лет назад, лежала на обожаемой супруге боярина, а Ираиде Африкановне и в голову не могло прийти обойти вниманием свою лучшую и старейшую из подруг, когда-то великодушно принявшую под своё покровительство совсем юную девчонку-дебютантку из невеликого служилого рода, чудом попавшую на бал, проводившийся одной из именитых боярских семей в Москве.

Если бы не помощь и поддержка обратившей на неё своё внимание высокой статной дамы с бантом ордена Андрея Первозванного на плече, уже тогда отличавшейся весьма резким характером и острым языком, смущённая светом и пристальным, но надменным, а порой и откровенно презрительным интересом некоторых гостей к юной боярышне из незнатного, хотя и весьма древнего, но совсем небогатого рода, Ираида, наверное, попросту сбежала бы тогда с бала, сгорая от смущения и стыда, заливавшего лицо и шею жарким огнём. Шуточки молодых повес бывают весьма жестоки, а уж ревность иных увешанных драгоценностями девиц к красоте «бедненькой Идочки» и вовсе способна была утопить вышедшую на свой первый бал девушку в яде их деланного сочувствия. Но Елена Павловна Посадская-Филиппова вовремя оказалась рядом и… всё разом изменилось. Нашедшие себе развлечение в издевательстве над незнатной дебютанткой, молодые люди и девицы из именитых боярских фамилий вдруг стали предельно вежливы, а кое-кто из них и вовсе вынужден был удалиться прочь, пока кавалерственная дама доброй полудюжины боевых орденов не разошлась окончательно и не устроила этим светским шакалятам Варфоломеевскую ночь. Побоялись, и правильно сделали. Слава «Зимней матушки», как прозвали боярыню во время войны и подавления княжьего мятежа, тогда бежала далеко впереди неё… и была весьма недоброй, жутковатой даже.

А самое главное, именно Елена Павловна впоследствии познакомила Ираиду с её будущим мужем. Молодым, красивым, умным и чрезвычайно обаятельным бояричем, только-только получившим из рук государя жалованную грамоту, восстановившую историческую справедливость и вернувшую его семье имя рода, которого их когда-то совершенно неправедно лишили куда более удачливые родственнички, ещё до недавнего времени щеголявшие княжеским титулом. «Боевой котяра», так отрекомендовала Посадская представленного младшей подруге боярича Львова.

И да, он действительно чем-то походил на огромного кота. Вениамин был внимателен, заботлив и трогательно нежен, он моментально вскружил голову юной боярышне, нашёл общий язык с её бирюком-отцом и братьями, быстро став своим в их семье. Но в то же время за обликом домашнего мурлыки то и дело проглядывал сильный и хитрый зверь. Воин. Умный, когда нужно, жёсткий и хладнокровный, в любой момент готовый пустить в ход острые когти и клыки.

А ещё, за всеми достоинствами боярича как-то совершенно терялись увечья, полученные им на войне. Ираиду абсолютно не смущало отсутствие у суженого одного глаза и половины стопы, ставших результатом попадания воевавшего на Стрелецком поле Вениамина Львова под слаженную атаку аж двух фортов разом. С её точки зрения, они лишь добавляли ему сходства с котом, хозяином окрестных крыш и подворотен. Ну а что? Рваное ухо, шрамы на морде и… совершенно умиротворяющее урчание. Похож же!

За спиной своего боярича девушка чувствовала себя как за каменной стеной, а тепла и нежности, которые он изливал на неё, наверное, хватило бы, чтобы затопить всю Землю. И за подаренное ей счастье брака с будущим боярином Львовым, Ираида Африкановна была безмерно благодарна своей лучшей подруге. Правда, сам Вениамин относился к Елене Павловне с определённой опаской, но… побаивался он именно своего бывшего командира, гвардии полковника Посадскую, старшего воя по прозвищу «Зимняя матушка», тогда как слава и образ Великой Мегеры, какой её знали и страшились все светские пустоцветы, Львова не беспокоила вовсе.

От тёплых воспоминаний, навеянных присутствием рядом старшей подруги и видом дефилирующего по залу супруга в сопровождении сыновей, Ираиду Африкановну отвлёк короткий смешок новгородской боярыни, с интересом оглядывавшей зал.

– Глянь-ка, подруженька, никак Лушка какие-то горячие вести в клювике несёт? – прогудела Елена Павловна, посасывая мундштук.

– Телепнёва? – рассеянно уточнила хозяйка дома, неохотно выплывая в реальность. На миг она нахмурилась, но, отыскав взглядом молодую женщину, скользившую под руку с мужем по паркету бального зала от одной компании к другой, задумчиво кивнула: – Вполне возможно. Они с мужем, вроде бы, всего день как из Первопрестольной прибыли, так что новостей у неё должно быть с избытком.

– Интересно-интересно, – глубоко затянувшись крепким турецким табаком, протянула Посадская и, прищурившись, окинула окружающих её дам долгим, чуть насмешливым взглядом. – Так что, может, позовём её в наш кружок, послушаем столичные новости?

Отказать хозяйке бала, когда та приглашает гостью к беседе? Моветон. Да и кто бы на месте Лукерьи Фёдоровны отказался поболтать с представительницами именитейших боярских фамилий, удобно устроившимися в уголке просторного бального зала, чтобы вдоволь посплетни… побеседовать о присутствующих и отсутствующих? Уж точно не молодая боярыня из пусть и небедного, но совсем не такого знатного рода, каким его хотелось бы видеть самим Телепнёвым. А потому приглашение к беседе, переданное ей ровесницей, Танечкой Оболенской, Лукерья приняла с нескрываемым удовольствием, испортить которого не смогла даже кислая мина мужа, заметившего в дамском кружке эпатажную новгородскую боярыню. Впрочем, удерживать супругу он всё же не стал. А недовольство… Аверьян Потапович слишком умён, чтобы не понимать, такие знакомства жены стоят того, чтобы потерпеть. Тем более, не его же пригласили, верно? А Лукерье Фёдоровне, в отличии от супруга, пригласившая её компания дам по душе. И вообще, на балу все должны были милы, улыбчивы и нескучны. А за смурную физиономию можно и замечание от церемониймейстера схлопотать.

Тихим шёпотом высказав своё мнение мужу, Лукерья удостоверилась, что тот внял предупреждению и, ободряюще ему улыбнувшись, упорхнула к растущему кружку дам, где вокруг сидящих в удобных полукреслах старых перечниц, вроде той же Посадской, клубился целый хоровод куда более молодых гостий, нашедших здесь кто весёлую и интересную компанию, а кто и убежище от иных слишком настырных ухажёров, почему-то большей частью бывших представителями когорты светских пустоцветов, столь нелюбимых новгородской боярыней, а потому резонно опасающихся соваться к возглавляемому ею «змеиному клубу». Впрочем, эти мысли, порой весьма ехидные и… не очень-то приличествующие боярыне древнего рода, довольно быстро покинули хорошенькую головку Лушеньки, как звали её старшие дамы в этой компании, чтобы их место тут же занял увлекательный процесс обмена новостями и слухами. Ведь они с мужем только-только приехали из Москвы, и Лукерья была совершенно не в курсе новостей и событий, происходивших в Ливадии в этом сезоне, равно как и присутствовавшие здесь дамы не были осведомлены о том, что в их отсутствие случилось в столице. А новостей было море, и все нужно было рассказать, узнать и непременно обсудить! Обязательно.

– Елена Павловна, голубушка! – слушая краем уха увлечённое щебетание Олечки Воронцовой о задуманном её батюшкой очередном расширении графских[2] винных подвалов в Массандре, Лукерья Фёдоровна вдруг вспомнила об одной чуть было не упущенной ею новости, и поспешила поделиться ею с Посадской. Разумеется, прежде дождавшись, пока иссякнет красноречие влюблённой в виноделие боярышни Воронцовой. – Я же совсем забыла рассказать! А вам наверняка это будет интересным!

– Слушаю тебя, Лушенька, – отвлёкшись от тихой беседы с хозяйкой вечера, новгородская боярыня перевела взгляд на молодую женщину и, ободряюще ей кивнув, в ожидании рассказа принялась снаряжать свой мундштук очередной терпко пахнущей папиросой.

– Помните московский пир у Вельяминовых? – глубоко вдохнув и сделав паузу, чтобы чуть успокоить дыхание и не начать тараторить, заговорила Лукерья Фёдоровна, чувствуя, как на ней сходятся взгляды всего «змеиного клуба». И заметив, как нахмурилась гранд-дама, чуть не сбилась с настроя, но тут же взяла себя в руки и обратилась к стоящей за креслом хозяйки вечера, Татьяне Оболенской. – Нет? Танечка, ты же была там, должна помнить. Мы ещё говорили о пресёкшихся фамилиях, о Чернотопе…

– Помню, – отозвалась та, сохраняя привычно-отстранённое выражение лица. И Посадская кивнула. Дескать, тоже вспомнила.

– Тогда у нас речь зашла о роде Скуратовых-Бельских, их наследии и намерении Елены Павловны отдать своих внучек в обучение их отпрыску, – пояснила окружающим дамам Телепнёва, на что те понимающе закивали. Ну да, тема для боярынь и боярышень актуальнейшая, ничего удивительного, что речь о ней зашла и на весёлом московском пиру. А вот Посадская отчего-то нахмурилась.

– Лушенька, не тяни, рассказывай, что там у тебя за новости, – попросила гранд-дама, поторопив молодую боярыню. Но та не поддалась, хотя, видит Бог, ей было весьма и весьма трудно не сорваться на привычную скороговорку. И только присутствие в компании нескольких дам, незнакомых с её манерой разговора, удерживали Лукерью Фёдоровну. Не поймут же!

– Да-да, перехожу к сути, – всё же потрафила старой боярыне Телепнёва. – Пару дней назад мы заглянули в Пассаж, где Аверьян Потапович хотел выбрать несколько бутылок коллекционного рейнского для своего клуба… И буквально на выходе встретили боярышню… прощу прощения, теперь уже боярыню Николаеву-Скуратову с молодым мужем.

– Николаева-Скуратова? – нахмурилась Ираида Африкановна, и попыталась было обернуться к признанному знатоку переплетений боярских родословных, стоявшей за её креслом, но вместо Татьяны Оболенской ответила сама Елена Павловна.

– В девичестве Бестужева. Дочь Валентина Эдуардовича, окольничего Посольского приказа, и Арины, в девичестве боярышни Романовой, – медленно произнесла она и требовательно уставилась на Телепнёву.

– Да-да, именно её… с мужем, как я уже сказала, – предельно чётко поняв взгляд Великой Мегеры, напрочь утративший всякий намёк на веселье, продолжила боярыня, вновь едва не затараторив. Но справилась же! – Так вот, речь идёт именно о молодом человеке, боярине Николаеве-Скуратове. Елена Павловна, он ослеп!

– Что⁈ – изумилась та. – Как ослеп? Лушенька, с чего ты это взяла⁈

– Ну, вы же знаете наших молодых людей, – развела руками Лукерья Фёдоровна. – Их, без серьёзной причины, официальную трость в руки взять не заставишь! А когда мы встретили эту пару, я заметила, что боярин с ней не расстаётся.

– Это не показатель, – недоверчиво заметила Посадская, но Телепнёва была уверена в своих выводах и поспешила их доказать.

– Само собой, – кивнула она. – Но если бы дело было в одной лишь трости, я бы и не подумала ничего подобного, тем более, что боярин хоть и нёс её в руках, но даже не пытался ощупывать тростью дорогу, как это обычно делают слепцы. Да у него и не было в этом необходимости, поскольку супруга постоянно шла с ним под руку и… ну, вы же знаете, хорошим танцорам всегда видно, кто ведёт в танце. А я увлекаюсь танцами. И могу вас заверить, ведущей в их паре была именно боярыня. Она направляла мужа по пути к экипажу.

– Луша, – вздохнув, покачала головой Посадская.

– Нет-нет, Елена Павловна, – щёлкнув веером, уверенно проговорила Телепнёва. – Если уж вам и этого недостаточно, добавлю, что боярин был в чёрных очках, и стёкла их были достаточно малы, чтобы я успела рассмотреть за ними серые бельма. Он точно ослеп. Да и в салоне у Романовых я слышала, что боярин Николаев-Скуратов пострадал во время очистки вотчины от эфирных аномалий, и государь дозволил ему удалиться от Двора для восстановления душевного равновесия. Вот такие вот новости…

[1] Дэссэ, Жан (Жан Димитр Виржини) – французский модельер греческого происхождения. Основатель модного дома Дэссэ.

[2] Графские подвалы – Величайший в Европе и мире винный подвал, расположенный в ялтинском местечке Массандра. Назван так по его принадлежности боярскому роду Воронцовых, представители которых в середине XVIII столетия умудрились трижды получить графский титул из рук двух разных императоров Священной Римской Империи. Первый графский титул был пожалован Михаилу Илларионовичу Воронцову в 1744 году императором Карлом VII, а спустя шестнадцать лет, его родные братья Роман и Иван были возведены в графское достоинство преемником Карла, Францем I. Это событие нашло своё отражение и в Бархатной книге Русского государства, в которую личным указом государя Василия Пятого были внесены изменения, позволившие боярам Воронцовым и впредь титуловаться графами, несмотря на отсутствие такого титула в росписи Гербового приказа.

Глава 3
Всякому плоду свое время

Пока по свету разгонялись сплетни о проблемах со здоровьем одного молодого и наглого выскочки-гранда, я успел не только разбросать дела со строительством и ремонтом, но и наведаться в Рахов. Правда, здесь надеяться на то, что кто-то выполнит затеянное дело без моего участия, увы, не приходилось. Да и… не доверил бы я его никому из своего окружения. Не из недостатка веры в силы друзей-подруг-ватажников, вовсе нет. Просто задуманное мною было из разряда тех дел, что не одобряются законами нашего родного царства-государства, и в этом я видел препятствие. Нет, прикажи я ватажникам-дружинникам, и они выполнят задачу, не задавая лишних вопросов. Но зачем мне своими руками расшатывать веру моих людей в правоту начальства и в законность его действий? Пусть их совесть спит спокойно, не шебуршась по поводу и без. А с щекотливым дельцем, ради которого я нынче и прибыл в Червоннорусское воеводство, справлюсь и сам. Не впервой.

– Итак, господин Дитц? – я уселся напротив только что устроившегося за столом торговца, одновременно скидывая отвод глаз. От неожиданности немчура фыркнул и обдал столешницу целым фонтаном пива, притащенным им от стойки бара.

– И те… вам хорошего дня, – утерев дешёвой бумажной салфеткой лицо, Виллем смерил меня недовольным взглядом, но тут же упёр его в образовавшееся на столешнице пенное озерцо. – М-м… могу я узнать, что привело вас сюда… сейчас?

Что это с ним? А, понял. Глазки мои собеседника удивили. Ничего-ничего, потерпит, никуда не денется. Главное, чтоб ерунды какой себе не надумал, в стиле: «Акелла стар, Акелла промахнётся». А то ведь голову оторву и скажу, что так и было.

– Ну-ну, Дитц, – я покачал головой и, лёгким движением эфира смахнув пивную лужу на заплёванный пол забегаловки, развёл руками. – Ты же сам мне сегодня утром сообщил, что раздобыл нужную информацию. Волновался, помню, сильно. А нервные клетки, говорят, не восстанавливаются. Вот я, обеспокоившись твоим здоровьем, и поспешил на встречу. Подумал: выговоришься, облегчишь душу, глядишь, и клеточек тех побольше сбережёшь. А значит, и проживёшь подольше. Ты же хочешь… прожить подольше, да? Дитц?

– Могли бы и предупредить, – проворчал справившийся, наконец, с удивлением… да кому я вру-то? С испугом он справился, нехристь эдакий. С банальным испугом. Но, не могу не признать, хоть Виллем Ханс Дитц и не отличается чистоплотностью в делах, как, впрочем, и подавляющее число торговцев Свободных территорий… да и не нравится он мне лично. Дрянной человек, но характер у торгаша имеется. Вот и сейчас минуты не прошло, как он взял себя в руки и, жёстко придавив всколыхнувшийся было в его душе страх, принялся сверлить меня сердитым взглядом. Можно подумать, нашёл виновного во всех своих бедах и несчастьях! Не предупредил я его, понимаешь… Расстроил бедолажку, все планы насмарку, настроение ниже плинтуса, и здравствуй, депрессия. Ха!

– А ты девица-красавица, что ли, что к тебе без поклона и уведомления не подойти? – фыркнул я в ответ, но тут же посерьёзнел. – Не нервничай, господин Дитц. Мы же вроде все наши прежние недоразумения разрешили к обоюдному удовлетворению. Не так ли?

– Н-ну, да, – протянул Виллем, тряхнул головой и, словно взбодрившись, тут же перешёл на «ты». – Твоя правда, Сильвер. И прошлые решили, и новых не нажили. Надеюсь, и далее так будет. Но опаску в наших делах иметь надо. А ну как подслушает кто, о чём мы здесь треплемся? Всё ж не у меня в конторе встретились, а в баре колизея. Сигету-Мармацией и без того кишит любопытными крысами, живущими с чужих секретов, а уж в этой забегаловке и вовсе… Да здесь лишних ушей больше, чем тараканов на кухне!

– Вот за это можешь не переживать, господин Дитц, – отмахнулся я. – Мой полог ни один эфирник не пройдёт, про фиксаторы и вовсе молчу. А насчёт тараканов, спасибо за предупреждение. И раньше мне здесь обедать не доводилось, и впредь не стану. Итак?

– Информация, да… – Виллем раздражённо потёр ладонями тут же раскрасневшееся лицо и, словно собравшись с духом, наконец, перешёл к делу: – Как ты помнишь, заказ на подставу был организован в ЦС. И я, признаюсь честно, мог бы и сам об этом никогда не узнать, если бы не подсказка посредника, выданная мне ещё на переговорах по этому чёртову заказу.

– Какой болтливый посредник. Наплевать на главный принцип собственной работы… – протянул я. – Обычно такие долго не живут.

– Обычно, да, – напряжённо кивнул Дитц. – Но с Эстебаном мы знакомы больше тридцати лет и не единожды вытаскивали друг друга из проблем ещё в те времена, когда сам испанец даже не помышлял о карьере посредника, да и я наёмничий хлебушек жевал, а не негоции в СБТ устраивал. Иными словами, он мне обязан, а свои долги Эстебан предпочитает отдавать честно и в срок. Именно поэтому, предлагая работу с подставой твоего отряда, он обронил пару слов о заказчике.

– Полагаю, причина не только в высоких моральных качествах твоего знакомого посредника, а? – я прищурился. – Могу поспорить, если бы он не сумел уверить тебя в платёжеспособности заказчика, ты и не подумал бы браться за столь затратный заказ. Два десятка «Железных», да наём боевиков для устройства засады… Это ж немалые средства, очень немалые. А насколько я успел тебя узнать, Дитц, собственные деньги ты считать умеешь, и тратить их без гарантий возврата не стал бы. Потому и обмолвился посредник о ЦС. Я прав?

– Прав-прав, – скривившись, проворчал мой собеседник. Вот ведь… торгаш. Нашёл кому втирать о честности своего подельника! Тем временем Виллем, наконец, прекратил изображать из себя святую невинность и заговорил вновь: – Я, вообще-то, вёл немного к другому. Долг Эстебана одной той подсказкой закрыть невозможно, уж слишком многим он мне обязан. Я так подумал и решил, что могу взыскать должок, стребовав с испанца более подробную информацию о заказчике… Проблема была в том, что сам Эстебан исчез из Сигету-Мармация ещё две недели назад. Я было решил, что его вовсе убрали или сбежал испанец от каких-то неприятностей, но вчера утром узнал, что он вернулся в свою контору на страда Пандурилор как ни в чём не бывало… Вот после заката я и нанёс ему дружеский визит. Эстебан, признаюсь, был не очень рад нашей встрече, да и говорить на нужную тему тоже не хотел, противился, но… под полное списание долга согласился с моим предложением и сообщил, кто именно предложил ему тот чёртов заказ от Центра.

– Вот как… – протянул я, откидываясь на спинку стула. – Интересно. А ты, Виллем, уверен, что твой старый друг не солгал?

– Абсолютно, – тяжело мотнув головой, Дитц отхлебнул из кружки пива и, утерев пену с губ, договорил жёстко и с абсолютной уверенностью в своих словах. Уж это-то я почувствовал наверняка: – Не в его интересах врать.

– Понимаю, – я покачал головой. – Надо полагать, его обязательства в отношении старого друга Дитца основываются не только на внутренней убеждённости и моральных качествах самого Эстебана, но и…

– Я бы не хотел распространяться об этом, – Виллем со стуком вернул опустевшую кружку на стол. – Но могу ручаться, Эстебан не врёт. Ему это не просто не выгодно, но и смертельно опасно. Попробуй он вилять, и на свет вылезет такое, что ему и дня не прожить.

– Что ж, пусть так, – я прищурился и, побарабанив пальцами по липкой столешнице, вздохнул. – Ладно, мне ваши секреты не нужны. Но, Дитц, ты же понимаешь, что в случае его обмана ответишь ты. Я даже искать этого твоего испанца не стану. Зато тебя… ну, да ты же помнишь, для меня это не проблема, так что сбежать не получится, Виллем. Осознал перспективу?

– Осознал, – нехотя проворчал тот, но тут же встрепенулся и добавил уже куда более уверенным тоном: – Но в этом предупреждении, Сильвер, нет необходимости. Повторюсь, я совершенно уверен в том, что Эстебан сказал правду. Собственно… я даже успел проверить по своим каналам и убедился, что указанное им лицо действительно прибывало в Сигету-Мармацией в день, когда я получил предложение о заказе. И убыло оно тем же днём, через Тячевский пост.

– Местная таможня поделилась? – уточнил я. Дитц кивнул.

– И почему я не удивлён? – я снял очки, в очередной раз напугав собеседника серым сиянием глаз, и, протерев стёкла, водрузил пижонскую оправу обратно на нос. – Ладно, будем считать, что все предупреждения даны и поняты, а значит… «Имя, сестра, имя!».

Цитату из несуществующего здесь фильма Виллем, разумеется, не узнал, но смысл сказанного понял верно, так что через несколько секунд я уже знал фамилию, имя и должность человека, с подачи которого мой нынешний визави пытался устроить Гремлинам проблемы. На этом, собственно, наша встреча с Дитцем и завершилась, к обоюдному удовольствию.

Уже оседлав арендованный мною неприметный серый байк и захлопнув забрало шлема-интеграла, чтобы не пугать окружающих серыми бельмами глаз, я оглянулся на массивную бетонную коробку колизея, пожал плечами и, поддав огня резвой машинке, запетлял по улочкам Сигету-Мармация, на ходу размышляя о состоявшейся только что встрече с балканским торгашом. Странный человек, всё же, этот господин Дитц. Меня он боится и, похоже, не переваривает органически, что в целом понятно и очевидно, но при этом он скрупулёзно, старательно и до последней запятой выполняет все условия достигнутых нами договорённостей, и, судя по его эмоциональному настрою, у немчуры и мысли нет устроить очередной кидок, коими полны его обычные негоции в СБТ.

Страх? Да, есть такое дело. Боится меня Виллем Ханс Дитц всерьёз, только я уже успел убедиться, что в случае необходимости мой временный союзник вполне способен задавить это паскудное, но порой полезное чувство и действовать, невзирая на него. Жадность? Тоже имеет место быть. Заключённое нами соглашение сулит ему немалые барыши, да. Только они всё ещё «виртуальны», то есть предполагаются где-то и когда-то в будущем. А неприязнь ко мне, вплоть до мучнистой отрыжки, у него уже сейчас налицо. Но терпит. Ждёт? Чего? Хм, а ведь и в самом деле… во время беседы чувствовался от Дитца этакий флёр… предвкушения? Нет, не так. Там не было и намёка на злорадство или чего-то в этом роде, а вот азарт… Азарт, да, ощущался довольно отчётливо. Интересно.

Разумеется, получив от балканского торгаша данные на замазавшегося в этой дрянной истории функционера Центра, я не собирался тут же ломиться к тому в гости. Сначала поиск дополнительной информации, разведка на месте, а вот потом… потом да, можно будет и навестить этого нехорошего человека. Может быть. А может, ему повезёт и встреча не состоится. Посмотрим.

Остановив байк на парковке арендной точки и оплатив наличкой выставленный мне счёт, я вышел на улицу и, скользнув в ближайшую подворотню, открыл окно на базу. Уже оказавшись в своём кабинете, я рухнул в кресло за рабочим столом и, не теряя времени, связался с ещё одним знакомым с той стороны границы.

– Приветствую, Эрик, – появившаяся на экране физиономия Рауса на миг застыла, словно подвиснув, но немец тут же пришёл в себя. Моргнул и, растрепав и без того взъерошенную шевелюру, точнее, её остатки, сосредоточенно кивнул.

– Доброго дня, герр Сильвер, – кольнув меня серьёзным взглядом, откликнулся он. – Что-то случилось?

– Ничего существенного, герр Раус, – покачал я головой. – Просто у меня к тебе появилась пара небольших просьб.

– Слушаю, – вскинув голову, коротко проговорил тот.

– Просьба первая, – протянул я. – Мне нужна любая известная тебе информация о некоем Эстебане-испанце, посреднике, проживающему в Сигету-Мармации. У него, кажется, имеется собственная контора на…

– Страда Пандурилор, девять, – перебил меня Раус, и тут же смешался. – Прошу прощения, герр Сильвер.

– Ничего страшного, Эрик, – махнул я рукой. – Наоборот, я рад, что ты так скоро понял, о ком я говорю. Предоставишь справку в течение двух дней? Тебе хватит этого времени? Замечательно. И второе… мне нужен перечень всех лиц, пересекавших границу между Червоннорусским воеводством и СБТ в период… Особое внимание обрати на тех, кто оборачивался туда-обратно одним-двумя днями.

– Это… это будет сложнее, – нахмурился Раус.

– Сложнее или дороже? – ухмыльнулся я.

– Второе, герр Сильвер, – вздохнул Эрик.

– Ерунда, можешь оперировать суммой до… – я умолк, прикидывая лимит, и договорил: – до тысячи крон. Надеюсь, этого хватит?

– Более чем, – повеселел мой собеседник.

– Великолепно, – кивнул я. – Тогда через два дня жду информацию, и… доклад по телодвижениям Дитца не забудь.

– Он уже готов, – вскинул голову Раус.

– Не сейчас. Отдашь через два дня вместе с запрошенной мною информацией и отчётам о тратах, – покачав головой, отозвался я.

– Сделаю, – Эрик замолк и выжидающе взглянул на меня, но поняв, что больше указаний не услышит, попрощался и отключился.

Поднявшись из-за стола, я шагнул было к выходу из кабинета, но… почти тут же вернулся в кресло. Мотаться по базе, рискуя нарваться на кучу разных вопросов, дел и неожиданных проблем, которые я, отчего-то, должен буду решать немедленно и не сходя с места… не хочется. А посему… Короткий набор номера, и на экране передо мной возникла физиономия Самурая. Гдовицкой смерил меня долгим взглядом и, ни слова не говоря, приподнял бровь. Мол, чего надо-то?

– Приветствую, Владимир Александрович, – вздохнул я. – Дело у меня тут образовалось к нашей доблестной службе безопасности…

– И тебе не хворать, боярин, – отозвался он. – Слушаю.

Затягивать объяснения я не стал и, продиктовав данные интересующей меня личности, развёл руками.

– Желательно всё сделать побыстрее, – проговорил я.

– Ефимович Герман Наильевич, – задумчиво пробормотал Гдовицкой, барабаня пальцами по столешнице. – Из ливадийцев, что ли? Или из терских? Ладно, посмотрю-подумаю, что тут можно сделать. А побыстрее… Сам понимаешь, Кирилл Николаевич, тут ведь точных сроков не назвать. Слишком много переменных. Кто он? Государев человек, боярский рядович, а то и вовсе из детей боярских или отпрыск кого-то из служилых-вотчинных…