Текст книги "Турист (СИ)"

Автор книги: Антон Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Не заметила. Ты уверен? – недовольно поджав губы, качнула головой Ирина Фёдоровна и, увидев в отражении зеркала кивок мужа, вздохнула. – Бережётся, значит. Что ж, правильно делает. Такая награда в его возрасте… у кого-то и вопросы вызвать может, а то и агрессию… от скудоумия. Умный мальчик. Да, дорогой мой, ты же до сих пор в Капитуле числишься, если мне память не изменяет?

– Числюсь, – вздохнул вслед за супругой Иван Еремеевич, уже понимая, что последует за этим формальным вопросом. И не ошибся.

– Может быть, узнаешь подробности награждения столь юного кавалера? Интересно же, за какие подвиги нынче орденом Святого Ильи жалуют, а? – попросила мужа Ирина Фёдоровна, поднимаясь с мягкого пуфика перед трюмо.

– Попробую, почему нет? – отозвался тот. – Мне и самому интересно, что за птица этот наш новый знакомый. Но, дорогая… давай отложим этот вопрос до завтра. Тревожить секретаря в столь позднее время…

– Ну, разумеется, дорогой! – блеснула белоснежной улыбкой пожилая, но сохранившая следы былой красоты женщина. – Третий час ночи, в конце концов. Позволим любезному Николаю Ярославичу выспаться перед рабочим днём.

Глава 16
Болтовня болтовневая

Разумеется, избежать беседы с судовой охраной после такого фиаско нам с Олей не удалось. Да я, признаться, и не рассчитывал, что история с оружием пройдёт мимо внимания отдыхающих и персонала. Так что и удивлён не был, когда на полпути к каюте нас с Ольгой перехватил хмурый дядечка, чью плотную фигуру борца не мог скрыть даже свободный светлый костюм. Правда, беседа с главой охраны судна вышла довольно краткой, так что надолго он нас не задержал. Фактически ему хватило одного взгляда на расшифровку пересланных нами идентификаторов, чтобы, увидев отметки дипломов эфирников, облегчённо вздохнуть и, попросив не пугать более гостей оружием, свалить в темноту. Полагаю, на доклад к капитану.

– Если в документах ты значишься грандом, то наша маскировка только что полетела ко всем чертям, – индифферентно заметила Оля, выскальзывая из платья. Перешагнув через упавшую одежду, она тряхнула гривой светлых волос и, на ходу избавляясь от нижнего белья, скрылась за дверью ванной, напоследок соблазнительно вильнув обнажёнными бёдрами. Вот же ж…

– Мастер, – тряхнув головой, чтобы хоть на миг избавиться от не вовремя замаячившего перед внутренним взором притягательного морока, произнёс я вслед закрывающейся створки двери. – По нынешним документам, я уверенный мастер Эфира со специализацией в сенсорике и скрыте, и новик со слабой надеждой на выход в потолок в статусе младшего воя. Может быть, когда-нибудь… если повезёт.

– Мастер, значит. А не жирно для восемнадцати лет-то? – донёсся до меня сквозь шум включенного душа голос жены.

– В самый раз, – откликнулся я, с удовольствием стягивая с лица уже изрядно надоевшие очки. – Получил звание аккурат к выпуску из государевой эфирной школы, что в Трёхпрудном переулке. И, между прочим, все испытания сдал с отличием. Не то что некоторые!

– А? – дверь ванной приоткрылась и из-за неё, полускрытая клубами пара, выглянула Оля. – Это ты о чём?

– Ну так, тебе-то даже подмастерье зачли только из-за выхода в потолок, вой Обухова, – с ехидцей ответил я. Супруга нахмурилась и, приманив телекинезом свой «новый» браслет-коммуникатор, быстро пробежалась пальцами по развернувшемуся перед ней экрану. Миг, и светлые бровки Оли, не догадавшейся внимательно просмотреть данные своего идентификатора при его получении, поползли вверх.

– А ничего, что здесь моя награда отмечена? – протянула она, переводя взгляд на меня.

– Моя тоже, – пожал я в ответ плечами и ткнул пальцем в только что скинутую на нашу кровать рубаху, на светлой ткани которой тускло поблёскивала серебром скромная розетка орденского знака. – Анатолий Семёнович решил, что это может придать нам веса в глазах окружающих. А учитывая наш невысокий по легенде статус, это может оказаться нелишним в некоторых ситуациях, согласись?

– Во-от как… – протянула Оля. – И, полагаю, в регистре капитула ордена соответствующие записи тоже внесены? А то ведь спалимся.

– А вот это уже было бы натуральным подлогом, на который ни Вербицкий, ни государь пойти не могли. Орден-то де-юре не является государственной организацией и наделён весьма широкой автономией. В том числе капитул ордена обладает исключительным правом награждения своими знаками отличия и приёма воинов в свои ряды, тогда как государь волен лишь рекомендовать кандидатов на награждение или вступление в орден. Впрочем, у государя, как и у главы Преображенского приказа, есть ещё кое-какие права в ордене, но в основном они касаются вопросов государственной безопасности. Вот таким правом Анатолий Семёнович и воспользовался, – усмехнулся я. – Идентификаторы наград отсылают к нашим реальным данным. А те находятся в списке, закрытом государевой печатью. Так что, в случае любого запроса в регистр, подлинность наград будет подтверждена, а вот более подробные данные никакому любопытному прочесть не удастся. Без личного допуска от главы Преображенского приказа или государя.

– Гриф «Корона», значит, – пробормотала Ольга, и я кивнул в ответ. – И что, даже сами члены капитула не смогут ничего сделать?

– Без официального запроса главе Преображенского приказа или самому государю… дохлый номер, – развёл я руками. Теперь уже жена понимающе кивнула и, вздрогнув от скользнувшего по каюте сквозняка, молча скрылась в ванной, где тут же вновь зашумела вода.

Ну а пока она приводила себя в порядок, я отыскал в своём несессере копию той розетки, что красовалась на моей рубахе и, выложив её под зеркало на небольшом столике в углу каюты, принялся собирать раскиданные женой вещи… на ходу лениво прикидывая, не стоит ли мне присоединиться к Оле в её водных процедурах. Мне ведь тоже не мешало бы смыть пыль и пот этого долгого дня, верно?

– После меня! – раздавшийся из-за тонкой двери весёлый голос жены, явно почуявшей мои намерения, вызвал у меня почти неподдельно печальный вздох. – И не вздумай ломиться в ванную! Что я, не знаю, чем обычно заканчивается твоё «давай спинку потру»⁈

– Да понял я, понял, – пробурчал я в ответ, и тут же почувствовал будто меня тёплой ладошкой по голове гладят. Телекинез рулит, да.

– Ну, Кир, в самом деле, дай мне себя в порядок привести, – в тоне Ольги веселья чуть поубавилось. Можно подумать, я против?

Завтрак на круизном ретро-теплоходе оказался не хуже приветственного ужина. Правда, в отличие от него, на завтраке каждый мог заказать себе блюда по вкусу из весьма обширного меню. Я остановил свой выбор на кружевных блинчиках с набором из полудюжины начинок как сытных, так и сладких, омлете и чае с лимоном. А вот Оля, демонстрируя вполне понятный после прошедшей ночи аппетит, помимо всё того же омлета, заказала себе двойную порцию сырников с тремя видами варенья к ним, овощной салат и тосты с осетровым муссом, соблазнившие меня своим ароматом, так что пришлось выменивать у неё один из тостов на принесённые мне тарталетки с нежным утиным паштетом.

Наши соседи подтянулись к столу, когда мы с Олей уже лениво потягивали чай, а я начал задумываться о том, чтобы выйти на палубу для первого перекура. Славцевы принялись за завтрак основательно, можно сказать, по-купечески, тогда как чета Лебедевых ограничилась лёгким и весьма скорым перекусом. Так что из-за стола мы с ними встали фактически одновременно, оставив Степана Игоревича и Веру Тимофеевну в компании с принесённым двумя дюжими стюардами пыхтящим, ещё чуть дымящимся пузатым самоваром, окружённым многочисленными чайными сладкими заедками. Говорю же, по-купечески завтракают Славцевы, с размахом! Я даже не особо удивился, когда выходя на палубу и бросив случайный взгляд на оставленный нами стол, увидел, как дородная Вера Тимофеевна пьёт чай из блюдца. В этот момент женщина была так похожа на образ Нонны Мордюковой в «Женитьбе Бальзаминова», что я не удержался от удивлённого смешка, чем, разумеется, сразу привлёк внимание Оли.

– Что? – ткнула она меня локтем в бок. Пришлось кивком указать ей на наших соседей по столу. И жена, глянув в их сторону, тоже не сдержала улыбки. – Прямо замоскворецкое чаепитие. Хоть сейчас снимай и отсылай в «Купеческий Дом», в рубрику «Нравы прошлого».

– О, поверьте, молодые люди, – с явным весельем в голосе заговорила Ирина Фёдоровна, чинно шествовавшая под ручку с мужем рядом с нами, – в здешних местах это частое явление. И смею заверить, вы ещё не раз будете иметь возможность его наблюдать. Любят здесь пить чай «по-московски». Непременно из блюдечек с ярким цветочным узором, с огромным количеством сластей – от печений и пирожных до варенья и пастилы – и обязательно из ведёрного самовара, топленного фруктовой древесиной или шишками. Только так и никак иначе. Традиция, однако… Правда, обычно такие чаепития устраиваются в послеобеденное время и затягиваются часа на два, а то и три. А вот так, чтоб с утра пораньше… хм. С другой стороны, у всех свои привычки, верно?

– В каждой избушке свои погремушки, – кивнул Иван Еремеевич и, заметив портсигар в моей руке, предложил: – Кирилл, не возражаете, если я составлю вам компанию, пока наши дамы будут дышать свежим речным воздухом?

– Отчего же? – кивнул я в ответ, невольно поддерживая старомодный тон и говор Лебедева. – Буду рад хорошей компании. Дорогая?

– Ой, иди-иди, дыми сколько хочешь, паровоз! – фыркнула Оля и, бросив взгляд на супругу Ивана Еремеевича, протянула: – Уж мы с Ириной Фёдоровной найдём чем себя занять в ваше отсутствие.

– Кстати, на верхней палубе скоро должна начаться развлекательная программа, – заметила Лебедева, обращаясь к Оле. – Взглянем?

– Какое счастье, что мы не в морском круизе, – дождавшись, пока женщины покинут наше общество, тихо произнёс Иван Еремеевич, с наслаждением подставляя лицо тёплому и ласковому солнышку. – Боюсь, в этом случае моя дражайшая супруга непременно утянула бы Ольгу на торговую палубу… И тогда так легко мы бы не отделались.

– Да, пусть моя Оля совсем не транжира, но со скуки да от безделья… кровопускание моему кошельку стало бы попросту неизбежным, – со смешком согласился я.

– Вот-вот, – с готовностью покивал Лебедев и добавил доверительным тоном: – А моя Ирина Фёдоровна, признаться, большая любительница прогулок по торговым улицам и рядам. Так что завидую вам белой завистью, юноша. Как есть, завидую… и повторюсь, счастье, что на речных круизных судах нет торговых палуб. Бр-р.

Для перекура мы устроились на той же кормовой площадке, где прошедшим вечером я демонстрировал свои рюгеры. В отличие от моего собеседника, я предпочёл курить стоя, тогда как Иван Еремеевич с удобством расположился в лёгком кресле, добрая дюжина которых была выставлена в тени под навесом верхней палубы и, выудив из внутреннего кармана пиджака пенал на три сигары, с наслаждением принялся священнодействовать. Иначе его приготовления к раскуриванию я и назвать не могу. Развернув вощёную бумагу, в которую была упакована небольшая толстенькая сигара, Лебедев придирчиво осмотрел её со всех сторон, покрутил, чуть помял пальцами, после чего извлёк из жилетного кармана сверкнувшую хирургической сталью гильотинку и одним выверенным до автоматизма движением срезал кончик сигары. Секунда, и вот мой собеседник уже тонет в облаке ароматного дыма. М-да, с сигаретами всё куда проще. Прикурил, выкурил, выкинул. А тут… пока первую затяжку сделаешь, сто лет пройдёт! Или сигарами не затягиваются?

От этих ленивых размышлений-наблюдений меня отвлёк вопрос Лебедева. И, честное слово, я совсем не удивился, услышав его.

– Кирилл, не сочтите за назойливость, – проговорил Иван Еремеевич. – но если не секрет, за что вы получили знак ордена Святого Ильи? Нет-нет, я не настаиваю, просто, как вы, наверное, заметили, я сам являюсь кавалером этого ордена. А кроме того, вхожу в его Капитул как глава Волжского отделения ордена, если быть точным. Отсюда и интерес.

– Увы, Иван Еремеевич, подробности получения этой награды я открыть не могу, – развёл я руками. – Могу лишь сказать, что иногда учебная практика превращается в натурально практическую задачу. Вот за решение такой задачи нас с женой и наградили.

– М-м, – Лебедев задумчиво покивал. – Последствия московского мятежа, полагаю. Не стоит, Кирилл, не напрягайтесь так. Это просто мои мысли вслух. Извините, если задел вас.

– Ничего страшного, Иван Еремеевич, – пожал я плечами. – Всё одно, большего я сказать не вправе, а кто и какие выводы делает из немногого мною сказанного… право, не моё дело. Верно же?

– Здравый подход, Кирилл, – кивнул мой собеседник, но почти тут же нахмурился: – Подождите! Вы сказали, что и ваша очаровательная супруга была награждена таким же знаком? За то же дело?

– Мы вместе проходили ту злополучную практику, – я вздохнул. – Вместе и на орехи получили, вместе нас и наградили. Вот так.

– Дела-а, – покачал головой Лебедев. – Старею, должно быть. Если уж я и ваш знак вчера еле углядел, то награду вашей очаровательной супруги, к великому моему стыду, не заметил вовсе. Кстати, не поведаете, отчего вы так скрываете знаки ордена? Всё-таки, получить такую награду – честь немалая. А уж в столь юном возрасте такой знак и подавно должен быть достойным поводом для гордости. Вы же словно стесняетесь нашего знака…

– Скорее, не привыкли ещё, – улыбнулся я в ответ. – Видите ли, мы с Олей некоторым образом были отставлены от службы, фактически до настоящего её начала. По результату всё той же истории на практике. Так уж сложилось… И думаю, окажись наши знаки на мундирах, у нас и повода для стеснения не возникло бы. С гражданской же одеждой… почему-то всё время кажется, что все вокруг пялятся и у каждого второго в голове крутится: «нацепили не по чину, не по возрасту» или ещё какая ересь похлеще. Не будешь же всем подряд объяснять, что награда честно заслужена? Вот мы и… статут не нарушаем, носим, как должно, но и выпячивать не выпячиваем.

– Ничего, привыкнете, – махнул рукой Лебедев. – Поверьте, Кирилл, морок это всё. Мнительность. Пройдёт немного времени, и вы совершенно перестанете обращать внимание на реакцию окружающих. Да и она, смею заверить, совсем не такая острая, как вам сейчас кажется. Награда вызывает интерес, это логично. Пусть отчасти, но в этом и есть смысл любой награды. Ордена ли, медали… или, как в вашем случае, знака отличия ордена Святого Ильи. Понимаете? Тут уж всё прямо и очевидно. В самом названии вашей награды прямо названа цель её выдачи. Отличать награждённого от иных людей, своих собственных наград не заслуживших, а значит, и обратить внимание тех самых иных на награждённого. Чтоб видели и оказывали должный почёт и уважение… Впрочем, что я? Поверьте, вы и сами это поймёте, когда привыкнете. Да… А от службы, полагаю, вас отставили по ранению, да? И, если не секрет, как вы устроились?

– Заключили боярский ряд, служим, – отозвался я, не став ни подтверждать, ни опровергать домысел собеседника. – Недавно сыграли с Олей свадьбу, и сейчас у нас медовый месяц. Вот, решили попутешествовать, пока есть возможность.

– А далеко ли, если не секрет? – с нескрываемым любопытством спросил Иван Еремеевич.

– До Казани, а там… куда дорога поведёт, – развёл я руками. – Мы маршрут заранее не определяли. Решили положиться на авось. Но… хочется за Урал-камень съездить. Говорят, там совсем иначе люди живут. Хотелось бы взглянуть.

– Э, батенька, – Лебедев даже головой укоризненно покачал. – Зряшная затея. Точнее, не так. Затея, может, и хороша, а для молодых людей, полных энтузиазма и юношеского задора, так и вовсе замечательна. Но с бухты-барахты ехать за Пояс, толком не подготовившись, это… непредусмотрительно. Места там суровые и опасности подстерегают нешуточные. Особенно для тех, кто ранее в тех местах не бывал. Да что там! Там и местные-то за город с осторожностью выбираются. Что горы, что тайга, Кирилл, они шапкозакидательства не терпят. Наказывают. И наказывают жёстко.

– Неужели всё действительно так плохо? – нахмурился я, подыгрывая собеседнику. А тот только кивнул с разочарованным видом.

– Об эфирных аномалиях слыхали, Кирилл? – хмуро спросил он и, заметив мой неуверенный кивок, продолжил стращать. – В европейской части России они, по большей части, являются результатом сражений во время княжеского мятежа и войны за ним последовавшей. И в них, несмотря на слабость самих аномалий, люди до сих пор гибнут. На Урал-Камне же, и за ним, дело обстоит куда хуже. Аномалии там намного сильнее и опаснее, чем на западе. Древние они, и достались нам чуть ли не от мифических времён.

– Я слышал, на них как-то охотятся, – протянул я.

– А как же, – усмехнулся Лебедев. – Охотятся. Отрядами от десяти человек. А лучше больше. И из этого десятка как минимум пятеро должны хоть младшими воями быть и уметь объединяться в круг для удара. Иначе схарчат.

– Дела-а, – я расстроенно покачал головой. – А мы думали вдвоём на охоту за аномалиями выбраться… не за доходом, не подумайте. У нас по ряду оплата вполне достойная! Как аттракцион, что ли, устроить?

– Нервы пощекотать захотелось, – снисходительно покивал Иван Еремеевич. – Понимаю. Молодость, да… Но зря вы это затеяли, Кирилл. Поверьте, ничего хорошего из этого «аттракциона» не выйдет. Помрёте в тайге ни за грош. Вот если к бывалой команде какой присоединиться, тогда шанс ещё есть. Не за долю, разумеется. Но всё равно, опасно это. Очень. Не для новика и слабого воя дело.

– А… – я хотел было раскрутить собеседника ещё на пару баек, но в этот момент теплоход дал гудок, и его низкий гул понёсся над рекой. Он ударился о лесную стену, отдался эхом и стих, взметнув из-за деревьев гомонящую птичью стаю. А в следующую секунду, словно отвечая подходящему к берегу теплоходу, из-за белоснежных стен монастыря-крепости, будто вырастающих из волн реки, выплеснулся и покатился над волжскими просторами долгий перезвон колоколов. Макарьево. Приползли, наконец. Приплюхали…

Глава 17
Интриги, расследования… да к черту все!

Первым, что бросалось в глаза при взгляде с реки, был Свято-Троицкий мужской Макарьевский Желтоводский монастырь, но стоило нам сойти с дебаркадера и, обогнув массивную угловую башню монастыря, подняться на небольшой пригорок, как всё внимание приковал к себе небольшой городок, раскинувшийся под защитой монастырских стен. И это не было село или деревня. Нет, перед нами был именно городок. Маленький, но ухоженный, с мощёными брусчаткой улицами хвастающими чугунным литьём фонарей, оград и лавочек, невысокими, но затейливо украшенными каменными зданиями, выстроенными в популярном в начале прошлого века новорусском стиле, и с многочисленными, разбросанными тут и там ажурными конструкциями летних павильонов, сияющих отражением утреннего солнечного света в огромных окнах. Не город, а картинка.

– Макарьевская ярмарка, – проронил остановившийся рядом с нами Иван Еремеевич, чинно придерживая под руку явно наслаждающуюся тёплым утром жену. – Никогда прежде не видали, а?

– Не доводилось, – пожал я плечами. – Но выглядит приятно. Нам нравится. Как выставочная картинка, честное слово.

– Она и есть, – подхватила разговор Ирина Фёдоровна, – Самый большой выставочно-торговый комплекс России… не говоря уже про Европу. Здесь находятся представительства большинства торговых домов, располагаются основные конторы промышленной и сырьевой бирж, а до середины позапрошлого века тут же располагался и самый большой торговый порт. Но, после гигантского пожара, уничтожившего большую часть лабазов и портовую инфраструктуру, Василий Освободитель повелел перенести порт в Нижний Новгород. Макарьевская ярмарка, было, перебралась следом, но уже в начале прошлого века, с развитием эфирной связи, хозяева торговых домов решили вернуть свои конторы под сень Макарьевского Желтоводского монастыря…

– Ходят слухи, такому их решению весьма поспособствовал тот факт, что лишившиеся присмотра церкви, хлебная и железная биржи стали приходить в упадок, – усмехнувшись, включился в повествование Лебедев. – Иными словами, без жёсткого пригляда биржевики заигрались и начали терять доверие купечества. Так началось возрождение прежде известной на весь мир ярмарки.

– То-то я смотрю, тут частных домовладений не видно, – понимающе протянул я.

– А к чему они здесь? – покачала головой Ирина Фёдоровна. – У местных конторщиков имеются собственные квартиры, часто выстроенные прямо над присутствиями. Для гостей же тут достаточно приличных гостиниц и доходных домов, рассчитанных на разный достаток жильцов. Свежими продуктами Ярмарку обеспечивает монастырь, а всяческие деликатесы поставляются прямиком из Нижнего Новгорода, благо спрос на них здесь не стихает ни зимой, ни летом.

Поток пассажиров нашего ретро-теплохода рассосался по улицам быстро и незаметно. А с четой Лебедевых мы расстались на центральной улице торгового городка, именуемого, как оказалось, просто Ярмаркой. Иван Еремеевич потянул супругу на встречу с друзьями, проживающими здесь постоянно, а мы с Олей, оказавшись наедине, решили начать исследование этого странного места с… монастыря. Правда, для этого нам пришлось вернуться на волжский берег, поскольку именно там находится «парадный» вход на территорию обители: Святые врата с надвратной церковью Святого Михаила. И здесь нас ждала ещё одна встреча, на этот раз совершенно неожиданная. Смутно знакомое лицо я увидал, когда мы поднялись по высокой лестнице ко входу в церковь. Облачённый в простую чёрную рясу, священник? Монах? В общем, весьма молодой человек стремительным шагом вылетел из-за дверей нам навстречу и едва не столкнулся с Ольгой. Впрочем, он бы и врезался в мою жену, если бы та не успела шагнуть мне за спину. А так, он лишь задел её развевающейся полой чёрной накидки. Притормозив на миг, молодой священник пробормотал скороговоркой какие-то невнятные извинения и уже втопил было дальше, но… резко замер перед ступенями высокой лестницы и, столь же стремительно развернувшись на месте, уставился на меня во все глаза. Нахмурился, будто что-то вспоминая, и… вдруг просветлел лицом.

– Кирилл и Ольга Обуховы, верно? – невежливо ткнув пальцем в нашу сторону, провозгласил он довольно высоким требовательным тоном, и… я вспомнил, где и когда встречался с этим господином. Вот именно по этому приказному тону и вспомнил. Государева эфирная школа в Трёхпрудном переулке, мои экзамены на мастера Эфира и не в меру наглый, приставучий старшина четвёртого курса… М-да, всего-то три года с небольшим с тех пор прошло, а ощущение, будто лет десять минуло, не меньше.

– Тормашев Пётр Алексеевич, полагаю? – вскинув бровь, протянул я в ответ. Оля прыснула, узнав перефраз цитаты. Ну да, мы не в Африке, конечно, ну так и бывший старшина курса эфирной школы далеко не доктор Ливингстон… – Какая… неожиданная встреча.

– Не скажите, Кирилл Николаевич, – совсем не по-священнически смиренно вскинул подбородок тот, печатая каждое слово. – У меня имеется указание наставника встретиться с вами. Правда, я рассчитывал разыскать вас, обратившись за помощью к капитану теплохода, но… так вышло даже удачнее. Впрочем, здесь не место для обсуждений. Следуйте за мной.

– А волшебное слово? – прищурился я. Ну не нравится мне этот Тормашев. И тогда, в первую нашу встречу, не понравился, и сейчас не нравится. Напыщенный индюк, кайфующий от собственной мнимой значимости.

– Это приказ, – набычился он.

– Ой, дубинушка-а… – тихо, почти шёпотом протянула Оля, взирая на нашего собеседника с изрядной долей сочувствия. Недолгого.

– Чей? – удивился я, демонстративно оглядываясь по сторонам. Пётр дёрнулся и только что не вскипел чайничком. Аж покраснел от натуги, бедолага. Впрочем, уже спустя секунду эфирник справился с собой и, глубоко вдохнув, заговорил, явно сдерживая эмоции.

– Отца Иллариона, Кирилл Николаевич. Имею от него задание передать вам некоторые указания.

– Ах, отца Иллариона, – я покивал. – Знаю такого, как же… Вот только один маленький нюанс, господин Тормашев. Отец Илларион мне не начальство. Коллега? Возможно. Но и только. Я, знаете ли, частное лицо, к православной церкви и… вашему томному клубу отношения не имею. Так что советую сбавить тон, пока я не проредил вам зубы за наглость и не засунул указания преподобного туда, где темно и не светит солнце. Компренде, господин Тормашев?

Эфирник в рясе священника прикрыл глаза, помассировал переносицу и, сделав очередной глубокий и тяжёлый вздох, кивнул.

– Я вас понял, господин Обухов, – медленно, цедя слово за словом, произнёс он. – О вашем поведении я обязательно доложу отцу Иллариону, а пока прошу вас всё же проследовать за мной. Даже если вы не считаете себя обязанным исполнять приказы вышестоящих, я такого поведения себе позволить не могу. У меня есть чёткие указания от начальства, и я им следую.

– Следуйте на здоровье, – безразлично пожав плечами, отозвался я. – Но, я так и не услышал волшебного слова… а без него, боюсь, вам придётся доложить преподобному не только о моём поведении, но и о неисполнении отданного вам приказа. Итак?

Тормашев скривился, словно лимон сожрал. Засопел, засверкал глазами, но…

– Кирилл, ну давай посмотрим-послушаем, а? – подала голос Оля. – Интересно же, чего ещё от нас хочет этот самый отец Илларион. В конце концов, никто не заставляет нас брать под козырёк и прыгать по его указке, но любопытно же, что он там ещё придумал!

– Ла-адно, – протянул я, изображая недовольство. – Крутишь ты мной, как хочешь, милая… Но, пусть будет по-твоему.

– Вот и славно, – улыбнулась Оля и, мгновенно преобразившись в ледяную королеву, повернулась к насупленному, пребывающему в возмущении эфирнику. – Ведите, господин Тормашев, и молите бога, чтобы причина, по который вы посмели нарушить наш отдых, оказалась достаточно важна. В противном случае и вас, и ваше начальство будут ждать большие неприятности. Это я вам гарантирую.

– А меня-то за что? – буркнул себе под нос Пётр, спускаясь по лестнице. Но Оля услышала. Не могла не услышать.

– За наглость, милейший. Запредельную и ничем не подкреплённую наглость, – промурлыкала она.

Следуя за Тормашевым, мы миновали южные кельи и вышли к юго-западному корпусу. Его нам пришлось обойти и спуститься по вытертым ступеням ко входу в подклеть. Сводчатые потолки, белёные стены… несколько минут хода по каменным плитам пола, и, миновав просторный зал, потолок которого был подпёрт полудюжиной массивных колонн, мы оказались в небольшом помещении с одиноким, забранном кованной решёткой окошком-бойницей. У стен притулились несколько старых, украшенных потёртой резьбой шкафов с многочисленными квадратными ящичками, а под единственным окном расположился широкий, слегка обшарпанный письменный стол, столешница которого была покрыта зелёным сукном, явно выцветшим от старости. Четыре неудобных жёстких стула завершали этот ансамбль.

Оглядевшись по сторонам, я подвинул поближе к столу выбранный Олей стул и, дождавшись, пока жена, сохраняя вид воплощённой неприступности, разместится на нём, присел рядом и уставился на уже оказавшегося по другую сторону стола, хозяина кабинета. Опустившись на жёсткую сидушку, Тормашев вытянул из-под столешницы пенал вычислителя и, развернув экран, тут же поднялся на ноги.

– А теперь я вас оставлю, поскольку отец Илларион настаивал на конфиденциальности, – Пётр попытался выйти, но не преуспел.

– Стоп-стоп-стоп, господин Тормашев, – я погрозил ему пальцем. – Останьтесь в помещении, будьте так любезны. Поверьте, я в состоянии обеспечить конфиденциальность без таких подвигов с вашей стороны.

Тот пожал плечами и… плеснул удивлением, когда эфирная волна заполнила кабинет, отрезав Петра от всего происходящего в метре от него. Заодно я и комнатку проверил на наличие фиксаторов и иных следящих устройств. Чисто. Вот теперь можно и посмотреть, что такого важного прислал преподобный, для чего понадобилось разводить все эти турусы на колёсах.

Пароль в виде моего наёмничьего прозвища в качестве первичной проверки – это нормально. Но использовать имя моего знакомца-эфирника Перглера в качестве второй ступени идентификации – уже перебор, на мой взгляд. С другой стороны, если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами никто не следит, верно?

«Во первых строках письма» отец Илларион витиевато извинялся за столь странный способ доставки своего послания, оправдываясь тем, что не имеет номера моего нового коммуникатора. Что, в принципе, и понятно. Я этот номер оставил только Гдовицкому, ученицам да тестю, на всякий пожарный, чтоб никто другой не мешал нам с Олей отдыхать, да и она сама поступила также, не оставив своего номера даже Капе Рюминой. И тем неприятнее было получить такое вот послание от отца Иллариона. Это ж надо было додуматься напрячь своих людей, работающих на местах, находящихся в пределах нашего предположительного маршрута путешествия, только для того, чтобы… А для чего, собственно?

Впрочем, стоит признать, в этот раз мои пессимистичные ожидания не оправдались. Эфирник не стал напрягать нас с женой какими-то своими проблемами или грузить задачами. Не дурак оказался, понимает, что пошлём куда подальше. Как выяснилось, дедов наследничек, почти случайно узнав от тестя о нашем желании поохотиться на аномалии за Уралом, решил «посодействовать столь благому начинанию» и в качестве жеста доброй воли передать нам контакты своих людей, обосновавшихся за Камнем и потому сведущих в местных раскладах. Но зная ушлого святого отца, полагаю, одним таким «добрым делом» он не ограничится. Точнее, принимать его действия за бескорыстную помощь нам не стоит. Помня чёртов клуб эфирников, ни секунды не сомневаюсь, что за эту подмогу они не постесняются выставить свой счёт. А потому…

– Мягко стелет, да жёстко спать. Обратимся за помощью к его людям только в случае крайней необходимости, – озвучила мою собственную мысль Ольга, задумчиво глядя на опустевший экран вычислителя.

– Согласен, – кивнул я. – Долги клубу эфирников – совсем не то, что нам нужно. Особенно сейчас. Нет уж, сами справимся. В конце концов, у нас ведь есть рекомендательные письма к Юсуповым и Демидовым.

– Не только, дорогой, – Оля улыбнулась. – Батюшка списался с Ермаковыми и Дежнёвыми, так что в Яицком и Восточном казачестве, при необходимости, нас примут с гостеприимством, как протеже Бестужевых.

– Значит, к чёрту эфирников, – подвёл черту я.

– К чёрту, – согласно кивнула Оля, развеивая мои щиты от прослушки. – Пётр Алексеевич, можете передать вашему начальству, что свою задачу вы выполнили и информацию до нашего сведения довели. Желательно, в нашем присутствии. Не то что бы я вам не доверяла… но, мне хотелось бы быть уверенной, что впредь наше путешествие не будут омрачать рожи ваших коллег, стремящихся выполнить то же поручение, что и вы.