Текст книги "Бабочка"

Автор книги: Анри Шарьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Тринидад

Птицы предупредили нас о близости суши задолго до того, как мы ее смогли увидеть. В 7.30 утра они начали кружить над нами.

Прибываем, парень! Прибываем! Первая и наиболее тяжелая часть нашего путешествия закончилась удачей. Да здравствует свобода! Каждый из нас дает выход радости. Наши лица покрыты слоем масла какао, которое нам спустили с танкера – это уменьшает боль от ожогов. Приблизительно в 9 часов утра мы видим сушу. Приятный и несильный ветерок быстро несет нас по морю. Только в четыре часа пополудни мы начинаем различать на этом длинном острове белые домики и вершину, полную кокосовых пальм. Мы еще не можем точно удостовериться, что это действительно остров и что дома заселены. Через час мы видим бегущих к нам людей. Менее чем за двадцать минут на берегу собирается разношерстная публика. Вся маленькая деревня вышла нам навстречу. Позже мы узнали, что название этой деревни – Сан-Фернандо. На расстоянии 300 метров от берега я бросаю якорь. Делаю это по двум причинам: чтобы увидеть реакцию публики и чтобы не повредить дно лодки, если у берега окажется много камней. Мы сворачиваем паруса и ждем. К нам подплывает легкая лодка. Два негра за веслами, на носу стоит белый человек в колониальной шляпе.

– Добро пожаловать на Тринидад, – говорит белый по-французски. Негры смеются, обнажая белые зубы.

– Спасибо за добрые слова. На берегу много камней?

– Нет, только песок. Вы можете спокойно приблизиться к нему.

Мы осторожно поднимаем якорь, и волны толкают нас к берегу. В момент, когда мы касаемся берега, в воду прыгает человек десять и вытаскивают лодку на сушу. Женщины-негритянки, китаянки и индианки, ласково дотрагиваются до нас. Белый объясняет нам по-французски, что каждая, таким образом, приглашает нас к себе. Матурет набирает пригоршню песка и подносит ее ко рту, чтобы поцеловать. Белый, которому я объяснил, в каком состоянии Кложе, берет его в свой дом, что неподалеку от берега. Он говорит, что мы можем все оставить в лодке, – никто к нашим вещам не притронется. Все зовут меня «капитаном» и это меня смешит.

«Хороший капитан, длинный путь в маленькой лодке».

Опускается ночь. Я попросил оттащить нашу лодку подальше от моря и привязать ее к лодке побольше. Англичанин повел нас к себе в дом. Это что-то вроде бунгало, которое можно найти в любом месте, где есть англичане: несколько деревянных ступенек, дверь с металлической сеткой. Кложе развалился в кресле, положив больную ногу на стул, и перекидывается шутками с двумя женщинами.

– Это моя жена и дочь, – говорит господин. Сын мой учится в Англии.

– Добро пожаловать в этот дом, – говорит старшая из женщин по-французски.

– Садитесь, господа, – говорит молодая и подносит нам два деревянных кресла.

– Спасибо, мы доставили вам столько хлопот.

Хозяин дома – адвокат мистер Бовэн, его контора находится в столице Тринидада – Порт-оф-Спейне. Нам подают чай с молоком, жареный хлеб, масло и джем. Это первый вечер, который мы проводим свободными людьми, и я никогда его не забуду. Ни слова о прошлом, ни одного неприятного вопроса. Спрашивают только, сколько дней мы были в пути и как прошло путешествие, сильные ли боли у Кложе и живы ли наши родные, жены и дети; если мы хотим им написать, они отправят письма до почте. И эта семья и все остальные обитатели селения обошлись с нами, беглыми каторжниками, исключительно тепло. Мистер Бовэн советуется по телефону с врачом, который предлагает завтра принять раненого в поликлинике и сделать ему снимок, чтобы облегчить дальнейшее лечение. Мистер Бовэн звонит в Порт-оф-Спейн начальнику Армии Спасения, который говорит, что приготовил для нас комнату в их гостинице, и мы можем придти туда в любое время. Кроме того, он советует нам хорошенько присматривать за своей лодкой, так как она понадобится нам для продолжения пути.

– Может быть, вы хотите помыться и побриться? – любезно спрашивает молодая женщина. – Не стесняйтесь, это нам нисколько не помешает. В ванной вы найдете вещи, которые, надеюсь, будут вам впору.

Я умываюсь, бреюсь и выхожу, одетый в серые брюки и белую рубашку; на ногах у меня теннисные тапочки. Входит индеец. Под мышкой у него сверток с одеждой, который он дает Матурету, но, к сожалению, для Матурета в доме вряд ли найдется что-то по размеру. Что вам сказать? Не могу даже описать чувства, переполнявшие меня, при виде такого добросердечия.

Кложе отправился спать, а мы впятером вдоволь наговорились. Женщин больше всего интересовало, что мы собираемся делать, чтобы найти себе пропитание. О прошлом ни слова – только о настоящем и будущем. Мистер Бовэн сожалеет о том, что Тринидад не позволяет беглецам селиться на острове. Он много раз пытался помочь беглецам это сделать, но безуспешно. Молодая женщина, как и ее отец, говорит на прекрасном французском, без акцента и без ошибок. Это веснушчатая блондинка лет семнадцати – двадцати. Я не осмелился уточнить ее возраст.

Она говорит:

– Вы молоды и жизнь перед вами. Не знаю и не хочу знать, что вы сделали, но если вы нашли в себе мужество пуститься в столь сложное и опасное путешествие в такой крохотной лодке, значит, вы готовы на все ради свободы, и это достойно уважения.

На следующий день мы проспали до 8 часов утра. Женщины сказали нам, что мистер Бовэн уехал в Порт-оф-Спейн и вернется только после обеда со всеми необходимыми документами.

Этот человек оставил в распоряжении трех беглых каторжников свой дом, свою жену и дочь. Он как бы говорил нам: «Я верю в то, что вы люди, достойные доверия, и не сможете вести себя неподобающим образом в моем доме. Оставляю дом в ваших руках, будто вы мои давние приятели».

Все это очень взволновало нас.

Я не интеллектуал, читатель, (если у этой книги когда-либо будут читатели), способный описать с достаточной силой и выразительностью наши чувства. Это было, словно, очищающее душу омовение, которое превратило меня в совершенно нового человека. Я никогда не забуду вас, мистер Бовэн, адвокат Его Королевского Величества.

Блондинка с голубыми, как окружающее нас море, глазами, сидит рядом со мной под кокосовой пальмой во дворе дома ее отца.

– Господин Генри (она обращается ко мне «господин» – сколько времени ко мне так не обращались?), отец сказал, что из-за недоразумения с английскими властями, вам разрешат оставаться здесь лишь пятнадцать суток. Когда вы отдохнете, вам придется снова выйти в море. Я осмотрела вашу лодку. Она слишком мала и легка для такого путешествия. Надеюсь, вы доберетесь до более гостеприимной страны, чем наша. Не таите на нас обиду, если вам придется перетерпеть много лишений в пути. Мы не виноваты. Адрес отца: Королевская улица, 101, Порт-оф-Спейн, Тринидад. Я прошу вас, сообщите о вашей участи.

Я так растроган, что не знаю, что и ответить. Мистер Бовэн приезжает в пять часов:

– Господа, все в порядке. В столицу я повезу вас сам. Оставим раненого в поликлинике, а потом поедем в гостиницу.

Мы усаживаем Кложе на заднее сиденье машины. Жена адвоката приходит с чемоданом в руке:

– Возьмите, пожалуйста, несколько вещей моего мужа, мы даем их вам от всего сердца.

Что можно сказать?

– Спасибо, большое спасибо.

Врач поликлиники, куда мы привозим Кложе, не говорит по-французски. Но дает нам понять, что о Кложе здесь будут заботиться и что мы в любое время сможем приходить его навещать.

На машине Бовэна мы пересекаем город, залитый огнями, полный машин и велосипедов. Белые, черные, желтокожие, индейцы и мулаты ходят по тротуарам Порт-оф-Спейна, построенного из дерева. В гостинице нас встретили начальник местного отделения Армии Спасения и все служащие. Они обращаются к нам по-английски, и, хотя мы не понимаем их, чувствуется, что они говорят что-то хорошее. Нам отводят комнату на втором этаже, и предлагают к 7 часам спуститься вниз поужинать.

– Спасибо, мы не голодны.

– Если захотите прогуляться по городу, вот два антильских доллара, – на них вы сможете купить кофе, чай или съесть мороженое. Главное – не заблудитесь.

Через десять минут мы на улице. Никто на нас не смотрит, никто не обращает внимания, мы глубоко дышим и взволнованно делаем первые свободные шаги.

Нам доверили одним прогуляться по такому большому городу, и это нас воодушевляет, придает уверенности в себе и заставляет понимать, что мы не имеем права изменить этому доверию. Мы ощущаем необходимость стоять рядом с людьми, смешаться с ними, быть частью их. Мы входим в бар и заказываем пиво. Нетрудно сказать: «Два раза пиво, пожалуйста». Это так естественно, и все же выглядит фантастическим, когда девушка-индианка с золотистой раковиной в носу говорит: «Полдоллара, господин». Ее улыбка, жемчужные зубы, иссиня-черные и немного косящие глаза, черные волосы, ниспадающие на плечи, полуоткрытая рубашка, которая позволяет нам угадать очертания ее красивых грудей, – все эти мелочи, столь естественные в глазах всего мира, кажутся нам сказочными. Нет, Пэпи, это невозможно, не может быть, что ты так быстро превратился из живого трупа, из каторжника в свободного человека!

Матурет платит, и у нас остается только полдоллара. Пиво очень вкусное и освежает. Матурет собирается выпить еще одну кружку, но я говорю ему:

– Не стоит так набрасываться на удовольствия. Надо их отведать понемногу, а не проглатывать сразу. Да и деньги эти не принадлежат нам.

– Ты прав. Научимся быть свободными по капле. Это даже интереснее.

Мы выходим и спускаемся по улице. Это Вотерс, улица, пересекающая весь город. Мы заворожены видом электричек, машин, реклам кино и ночных клубов, смеющихся глаз негров и индийцев. Случайно мы попадаем в порт. У причала стоят пароходы с красивыми именами: «Панама», «Лос-Анжелос», «Бостон», «Квебек»; торговые суда: «Гамбург», «Амстердам», «Лондон». Вдоль причала тянутся бары, клубы, рестораны, полные мужчин и женщин.

На веранде одного из баров лежат на кубиках льда устрицы, морские ежи, раки, меч-рыба – настоящая выставка даров моря, которая завлекает прохожих. Столики, покрытые клетчатыми красно-белыми скатертями, манят. Девушки с золотистой кожей и в цветных платьях с глубоким вырезом приглашают отведать всех прелестей жизни. Я подхожу к одной из них и спрашиваю:

– Французские деньги идут? – И показываю ей бумажку в 1000 франков.

– Да, я обменяю их для тебя.

– О, кей.

Она берет банкноту и исчезает с ней в переполненном зале. Вот она возвращается.

– Иди сюда, – говорит она мне и ведет к окошку кассу, за которым сидит китаец.

– Вы француз?

– Да.

– Хотите обменять тысячу франков?

– Да.

– На антильские доллары?

– Да.

– Покажите паспорт.

– У меня нет паспорта.

– Тогда – удостоверение моряка.

– Тоже нет.

– Эмиграционные документы?

– Нет.

– Хорошо.

Он говорит пару слов девушке, она смотрит в зал, подходит к моряку с таким же беретом, что и у меня, и ведет его к кассе. Китаец говорит:

– Ваше удостоверение личности?

– Вот, пожалуйста.

Китаец хладнокровно вносит в бланк данные моряка, дает тому подписаться, и девушка отводит его на место. Он, наверно, и не понимает, что происходит. Я получаю 250 антильских долларов, причем пятьдесят в бумажках по одному и по два доллара. Один доллар я даю девушке. Мы выходим на улицу и закатываем оргию, наслаждаясь дарами моря и запивая замечательным белым вином.

ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ТРИНИДАД

Тринидад (продолжение)

Мне кажется, я только вчера провел свою первую свободную ночь в этом английском городе. Мы бродили по всем закоулкам города, пьяные от тепла наших сердец, которые бились в унисон с сердцами смеющихся и счастливых людей. В баре полно девушек, которые поджидают моряков, чтобы облегчить их карманы. В этих девушках нет ничего непристойного, их не сравнишь с девицами из Парижа или Марселя. На лицах вполне умеренный слой краски, а в глазах нет той жажды к наживе. Это девушки всех цветов кожи: китаянки, негритянки из Африки со светло-шоколадной кожей и гладкими волосами; индианка, чьи родители работают на плантации сахарного тростника; китаянка-индианка с золотистой раковиной в носу; лапландка с римским профилем, лицом цвета меди и черными глазами, громадными и блестящими, с длиннющими ресницами; почти у всех открытая грудь. Ты хочешь всех этих девушек, но в этом нет ничего непристойного; они не дают тебе почувствовать, что это их работа, они сами получают удовольствие от своего занятия, и деньги – не главное в их жизни.

Словно два мотылька, наткнувшиеся на лампу, бродим мы с Матуретом от одного бара к другому. На одной из церквей я замечают часы: теперь два часа. Два часа пополуночи! Скорее, скорее вернуться. Мы переборщили. У начальника Армии Спасения может сложиться о нас дурное мнение. Скорее вернуться. Я останавливаю такси, и оно привозит нас в гостиницу. Два доллара. Я плачу и мы, смущенные, входим в гостиницу. Служащая Армии Спасения, блондинка лет 25–30, весело встречает нас у входа. Она не удивлена и не сердится, что мы вернулись так поздно. После нескольких слов по-английски, которые кажутся нам приветливыми, она подает нам ключ от комнаты и желает доброй ночи. Мы ложимся спать. В чемодане я обнаружил пижаму. В момент, когда я собираюсь гасить свет, Матурет говорит:

– И все же мы можем быть благодарны Богу за то, что он дал нам так много за такой короткий срок. Что скажешь, Пэпи?

– Передай твоему Богу спасибо и от моего имени. Он неплохой парень и, как ты сам заметил, был очень великодушен по отношению к нам. Спокойной ночи.

Я долго не мог уснуть. Перед моими глазами проходит калейдоскоп: суд, тюрьма, прокаженные, Сен-Мартин-де-Ре, Трибуйард, Иисус, буря… В один миг в моей памяти диким вихрем проносятся какие-то видения. Я пытаюсь их отогнать, но безуспешно. Завывание ветра, визг свиней, крик фазана, шум волн и звук однострунного инструмента, на котором несколько минут назад играла индианка в одном из баров.

Я засыпаю под утро. В десять раздается стук в дверь. Это мистер Бовэн, он улыбается.

– Доброе утро, дружище. Все еще спим? Вы вернулись поздно? Хорошо провели время?

– Доброе утро. Да, мы вернулись поздно, просим прощения.

– За что? Ведь это естественно после всего, что вы пережили. Вы просто обязаны были насладиться первой свободной ночью. Я хочу проводить вас в полицейский участок. Там вы должны официально заявить, что тайно проникли в страну. Потом пойдем навестить вашего друга.

Мы спускаемся в зал, где нас ждет начальник.

– Доброе утро, – говорит он на плохом французском.

После чашки кофе мы отправляемся в полицейский участок. Идем пешком – участок находится на расстоянии двухсот метров от гостиницы. Полицейские приветствуют нас и смотрят без любопытства. В мрачном здании полиции, нас встречает офицер лет пятидесяти.

– Доброе утро. Садитесь. Перед получением от вас официальной декларации, хочу немного с вами поговорить. Сколько вам лет?

– Двадцать шесть и девятнадцать.

– За что вас осудили?

– За убийство.

– На какие сроки вас осудили?

– К пожизненной каторге.

– Значит, это было преднамеренное убийство?

– Нет, господин, в моем случае это непреднамеренное убийство.

– А у меня преднамеренное, – говорит Матурет. – Мне тогда было всего семнадцать лет.

– В семнадцать лет уже знают, что делают, – говорит офицер. – В Англии, докажи вашу вину, вас бы повесили. Но британские власти не собираются обсуждать французское правосудие. С другой стороны, мы не согласны с тем, что заключенных посылают во Французскую Гвиану. Это бесчеловечное наказание, недостойное такой культурной страны, как Франция, но, к сожалению, вы не можете остаться на Тринидаде или каком-либо другом английском острове. Я прошу вас не искать лазейки, чтобы остаться: ни болезнь, ни какой-либо другой предлог мы не примем для того, чтобы продлить ваше пребывание здесь. В Порт-оф-Спейне вы можете находиться от пятнадцати до восемнадцати дней. Я позабочусь о том, чтобы вашу лодку перевезли сюда, в порт. Если понадобится, мы отремонтируем ее и снабдим вас всем необходимым. К тому же, вы получите хороший компас и карту. Надеюсь, южноамериканские страны дадут вам убежище. Не плывите только в Венесуэлу. Там вас арестуют и заставят работать на прокладке дорог, а в конце концов выдадут французским властям. Я думаю, из-за одной, даже большой ошибки, человек не должен страдать всю жизнь. Вы молоды, здоровы, и после всего пережитого не сдадитесь так легко. Я рад быть одним из тех, кто поможет вам стать хорошими людьми. Успеха вам. Если возникнут проблемы, позвоните по этому номеру. Вам ответят по-французски.

Он куда-то звонит, и за нами приходит человек в гражданском. В зале много полицейских и гражданских, которые печатают на машинках. Один из них записывает нашу декларацию.

– С какой целью вы прибыли на Тринидад?

– Отдохнуть.

– Откуда?

– Из Французской Гвианы.

– При побеге вы совершили какое-либо преступление, убили или ранили кого-нибудь?

– Мы никого серьезно не ранили.

– Откуда вам это известно?

– Проверили перед тем, как уйти.

– Ваш возраст, законный статус во Франции… Господа, в вашем распоряжении от пятнадцати до восемнадцати дней. В течение этого времени вы можете делать что вам угодно. Если смените гостиницу, сообщите нам. Я сержант Вилли. На моей визитной карточке номера телефонов: это рабочий, а это домашний. Если что-то случится, и вы будете нуждаться в моей помощи, сразу обращайтесь ко мне.

Через несколько минут мы уже идем в сопровождении мистера Бовэна в поликлинику. Кложе счастлив видеть нас. Мы ничего не рассказываем ему о проведенном в городе вечере. Говорим ему только, что можем свободно гулять в любом месте. Он так удивлен, что спрашивает:

– Без охраны?

– Да, без охраны.

– Очень странные «ростбифы»[5]5
  Ростбифы – презрительная кличка англичан.


[Закрыть].

Бовэн возвращается с врачом. Он спрашивает Кложе:

– Кто вам вправил кость перед тем, как наложить шину?

– Я и еще один, которого здесь нет.

– Это было сделано так хорошо, что нет необходимости в дальнейшем лечении. Кость уже срослась. На ногу наложат гипс, и вы сможете понемногу ходить. Вы предпочитаете остаться здесь или пойти с друзьями?

– Пойду с ними.

– Хорошо, завтра утром сможете к ним присоединиться.

Мы смущены и не знаем, как благодарить мистера Бовэна и врача. Они уходят, а мы проводим утро и послеобеденные часы в обществе нашего друга. Назавтра мы все втроем в нашей комнате.

– Забудем, насколько это возможно, прошлое и будем говорить только о настоящем и будущем. Куда поплывем? В Колумбию? В Панаму? Коста-Рику? Посоветуемся с Бовэном и спросим его, в какой стране нас могут принять.

Я звоню в контору Бовэна, но не застаю его там. Звоню домой, и к телефону подходит его дочь.

– Господин Генри, у гостиницы, возле рыбного ряда, можно сесть на автобус, который доезжает до Сан-Фернандо. Почему бы вам не приехать и не провести один из вечеров у нас? Приезжайте, я буду вас ждать.

И вот мы уже на пути к Сан-Фернандо. Кложе очень идет его полувоенная одежда.

Мы очень волнуемся, попав в дом, который нас так гостеприимно встретил. Обе женщины понимают наше состояние и говорят:

– Вы снова у себя дома, дорогие друзья. Садитесь поудобнее.

Они обращаются к нам по имени: «Генри, передайте мне, пожалуйста, сахар», «Андрэ (имя Матурета), не хотите ли еще пудинга?»

Я надеюсь, что Бог вознаградил миссис и мисс Бовэн за их доброе отношение к нам. Величие их души оставило в наших сердцах незабываемые следы.

Мы раскладываем на столе карту и начинаем планировать. Расстояния велики: 1200 километров до Санта-Марты, главного порта Колумбии; 2100 километров до Панамы; 2500 километров до Коста-Рики. Приходит мистер Бовэн:

– Я звонил во все представительства и у меня хорошие новости: вы сможете несколько дней отдохнуть на Кюрасао. В Колумбии нет закона относительно беглецов. Насколько известно консулу, морем в Колумбию беглецы еще не попадали. То же относительно Панамы.

– Я знаю безопасное место для вас, – говорит Маргарет, но оно далеко, – по крайней мере 3000 километров.

– Где это? – спрашивает отец.

– В Британском Гондурасе. Тамошний губернатор – мой крестный.

Я смотрю на друзей:

– Наша цель – Британский Гондурас.

Это британская колония, которая граничит на юге с республикой Гондурас, а на севере – с Мексикой. Послеобеденные часы мы проводим за разработкой курса. Нам помогают Маргарет и ее мать. Первый этап: Тринидад – Кюрасао – 1000 километров. Второй этап: Кюрасао – какой-либо остров по пути. Третий этап: Британский Гондурас. Мы не знаем, что может произойти в открытом море и потому в достаточном количестве надо заготовить: мясные консервы, овощи, варенье и т. д. Маргарет говорит, что супермаркет «Сальватори» с удовольствием даст нам консервы в подарок.

– А если нет, – добавляет она просто, – то мы с мамой купим их для вас.

Мы, конечно, отказываемся. Нельзя бесконечно пользоваться их добросердечием.

Мы прощаемся и обещаем еще раз наведаться перед отплытием. С какой-то фанатичностью каждый день в 11 часов вечера мы выходим из гостиницы. Кложе обычно усаживается на скамье на самой оживленной площади, и один из нас остается в его обществе все время, пока второй гуляет по городу.

Мы здесь уже десять дней. Благодаря железной пластинке, положенной под гипс, Кложе передвигается без особого труда. Часто на электричке мы отправляемся в портовые бары. Полицейские и сторожа козыряют нам: всем известно, кто мы и откуда прибыли, но никто об этом не напоминает. В барах с нас берут меньшую плату, чем с моряков. Так же поступают и девушки. Обычно, присаживаясь к столикам моряков, офицеров или туристов, они безудержно пьют, заставляя своих кавалеров потратить как можно больше денег. С нами они ведут себя по-другому. Они пьют либо пиво, либо виски с содой. Это трогает нас, потому что таким путем они дают нам понять, что знают наше положение и всем сердцем с нами.

… Лодка заново выкрашена и к ее корме прибавились десять сантиметров. Дно укреплено. Мачта заменена более высокой и легкой: дополнительные паруса из мешковины заменены настоящими парусами из хорошей ткани.

Один из офицеров морского флота дал мне компас с делениями и объяснил, как определить с помощью карты местонахождение лодки. Чтобы попасть на Кюрасао, нам надо плыть на северо-запад.

Этот офицер представил меня командиру учебного судна «Тарпун». Он спрашивает, не хочу ли я отплыть завтра в 8 часов утра. Я соглашаюсь, хотя, честно говоря, не понимаю зачем. Назавтра мы с Матуретом приходим к причалу. К нам в лодку садится один из моряков, и мы отплываем от порта. Через два часа мы возвращаемся, и нам навстречу выходит военный корабль. У трапа выстроилась команда, все в белом. Они проплывают мимо нас с криками «Ура!» и делают круг, дважды поднимая и опуская флаг. Это официальное приветствие, смысл которого мне не совсем понятен. Моряк предлагает нам пойти за ним, и мы поднимаемся на палубу корабля. Капитан встречает нас у мостика и представляет офицерскому составу корабля. Потом мы проходим мимо стоящих по стойке «смирно» кадетов. Капитан говорит им что-то по-английски, и они расходятся. Молодой офицер объясняет, что это дань уважения к нам за наше длинное и опасное путешествие. Мы благодарим офицера за оказанную нам честь. На прощание он дарит нам три плаща, впоследствии очень пригодившиеся. Это черные, водонепроницаемые плащи, с капюшоном и застежкой-молнией.

За два дня до нашего отплытия приходит мистер Бовэн и просит нас от имени комиссара полиции взять с собой троих ссыльных, которых задержали неделю назад. Они остались на острове, а их товарищи, по их словам, отправились в Венесуэлу. Я не в восторге от просьбы, но эти люди сделали для нас столько хорошего, что мы не вправе им отказать. Я разговариваю с комиссаром – офицером, который допрашивал нас в свое время. Сержант Вилли служит нам переводчиком:

– Что слышно?

– Все в порядке, спасибо. Мы нуждаемся в помощи.

– Если это возможно, с удовольствием.

– У нас в тюрьме сидят три ссыльных француза. Они прячутся на острове уже несколько недель и утверждают, что товарищи оставили их. Мы полагаем, что они потопили лодку, но они говорят, что не умеют ею править. Мы думаем, что они надеются таким образом заполучить лодку у нас. Мы обязаны их выслать. Будет печально, если нам придется сдать их на первый французский корабль, который зайдет в Тринидад.

– Господин комиссар, я сделаю невозможное, но прежде я хочу поговорить с ними. Вы должны понять, насколько опасен выход в море с чужими людьми.

– Я понимаю. Вилли, прикажи привести троих французов во двор.

Я хочу остаться с ними наедине и прошу сержанта оставить нас.

– Вы ссыльные? – спрашиваю я у французов.

– Нет, мы заключенные.

– Почему же вы сказали, что вы ссыльные?

– Думали, что они предпочитают иметь дело с людьми, совершившими незначительное преступление. Мы ошиблись. А кто ты?

– Заключенный.

– Мы тебя не знаем.

– Я из последней партии, а вы?

– Из партии 1929 года.

– А я из партии 1927 года.

– Комиссар попросил меня взять вас в свою лодку. Нас трое. Он утверждает, что если я откажусь, то ему придется – так как ни один из вас не умеет управлять лодкой – сдать вас на французский корабль. Что вы об этом думаете?

– По некоторым личным мотивам мы не хотим покидать остров. Мы выйдем вместе с вами, ты оставишь нас на другом конце острова, а сам продолжишь путь.

– Я не могу этого сделать.

– Почему?

– Я не могу отплатить подлостью за добро.

– Слушай, парень, прежде чем считаться с «ростбифами», тебе следовало бы подумать о своих братьях-заключенных. Ведь и ты заключенный.

– Да, но не все заключенные одинаковы, и я отличаюсь от вас больше, чем от «ростбифов». Все зависит от точки зрения.

– Значит, ты позволишь выдать нас французским властям?

– Нет, но вы не оставите лодку прежде, чем мы прибудем в Кюрасао.

– У меня нет сил начинать все сначала, – сказал один из них.

– Слушайте, осмотрите сначала лодку. Может быть, ваша прежняя лодка была очень плохой.

– Хорошо, посмотрим, – говорят двое остальных.

– Я попрошу комиссара позволить вам осмотреть лодку.

Мы отправляемся в порт вместе с сержантом Вилли. После осмотра лодки три парня кажутся более спокойными.