Текст книги "Бабочка"

Автор книги: Анри Шарьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Квик-Квик

Менее чем через три часа мы с Ван-Ху оказываемся у болота и идем по самому его краю.

– Осторожно, не поскользнись, иначе завязнешь, и никто тебя вытащить не сможет, – предупредил меня Ван-Ху, видя, что я споткнулся.

– Проходи, я пойду за тобой и буду осторожнее.

Пройдя более километра, Ван-Ху остановился и запел песню по-китайски. На берегу острова появился человек; он невысок и на нем одни лишь шорты. Китайцы переговариваются, и когда, наконец, они кончают, мое терпение на исходе.

– Пойдем этой дорогой, – говорит Ван-Ху.

Я иду за ним.

– Все в порядке, это друг Квик-Квика. Квик-Квик пошел на охоту и скоро вернется. Нам придется подождать его здесь.

Мы присаживаемся. Менее чем через час появляется Квик-Квик. Это невысокий, сухощавый парень, с блестящими, почти черными зубами и широко раскрытыми честными глазами.

– Ты друг моего брата Чанга?

– Да.

– Хорошо. Можешь идти, Ван-Ху.

Квик-Квик идет впереди меня по следам свиньи, которую держит на поводке.

– Будь осторожен, Бабочка. Один неправильный шаг, и ты пропал. Помочь я тебе не смогу, так как в таком случае утонут двое, а не один. Дорога, по которой нам предстоит пройти, очень извилиста, но поросенок всегда ее найдет. Однажды даже он заблудился, и мне пришлось ждать два дня, пока он не нашел дорогу.

Черный поросенок обнюхивает землю и быстро направляется в сторону болота. Вид этого животного, подчиняющегося, как собака, приказам китайца, сбивает меня с толку.

– Ставь ноги точно в следы моих ног. Следы, которые оставляет поросенок, исчезают очень быстро.

Дорога, наконец, пройдена, и от страха с меня ручьями льется пот. Я уж было почти распрощался с этой грешной землей.

– Дай мне руку.

Этот маленький человечек, на котором нет, кажется, ничего, кроме кожи и костей, помогает мне взобраться на берег.

Когда мы углубляемся в чащу, у меня спирает дыхание от угольных паров, которые поднимаются над двумя грудами угля. В дыму стоит и маленький домик; крыша его уложена ветками, а стены сделаны из сплетенных листьев. Возле единственной двери стоит индокитаец, которого я видел раньше.

– Доброе утро, господин.

– Говори с ним по-французски. Это друг моего брата.

Китаец оглядывает меня с ног до головы и, довольный, протягивает мне руку, улыбаясь своим беззубым ртом.

– Входи, садись.

На кухне, в большом котле, что-то варится. На высоте одного метра от пола одна-единственная кровать, сплетенная из ветвей.

– Помоги мне приготовить место для ночлега.

Менее чем через полчаса готова кровать и для меня.

Китайцы накрывают стол, и мы едим великолепный суп и белый рис с мясом.

Друг Квик-Квика занимается продажей угля. Он не живет на острове, и с наступлением ночи мы оказываемся с Квик-Квиком наедине.

Наши лица изредка освещаются пламенем небольшого костра; Квик-Квик курит длинные сигареты, которые он изготовил сам из листьев черного табака.

– Я бежал, потому что начальник лагеря, владелец уток, которых я украл, хотел убить меня. Это случилось три месяца назад. В довершение всех бед я проиграл вырученные деньги в карты.

– Где ты играешь?

– В зарослях. Каждую ночь там играют китайцы из лагеря Инини и вольнонаемные, которые приходят из Каскада.

– Ты решил выйти в море?

– Да. Продажей угля я думал накопить деньги на лодку, а потом найти парня, который умеет управлять лодкой и который захочет выйти со мной в море.

– У меня есть деньги, Квик-Квик. Чтобы купить лодку, нам не придется продавать уголь.

– Хорошо. Есть хорошая лодка за тысячу пятьсот франков. Негр-лесоруб хочет продать ее.

– Ты ее видел?

– Да.

– Я тоже хочу посмотреть.

– Завтра навестим Шоколада (так мы зовем негра). Расскажи о своем побеге, Бабочка. Я думал, что с Чертова острова бежать невозможно. Почему мой брат Чанг не бежал с тобой?

Я рассказываю ему о побеге, о волне Лизет, о гибели Сильвана.

– Теперь понимаю, почему Чанг не пошел с тобой. Это была рискованная затея, и ты просто счастливчик, раз тебе удалось добраться сюда живым. Я очень рад за тебя.

Мы разговариваем с Квик-Квиком более двух часов, а потом ложимся спать.

Растянувшись на своем лежаке, в тепле, под толстым одеялом, я закрываю глаза, но уснуть никак не могу. Слишком сильно возбуждение. Да, с побегом пока все в порядке. Если лодка окажется подходящей, мы выйдем в море через восемь дней. Квик-Квик, маленький и сухощавый, но обладает необычайной физической силой и способен выстоять перед любыми трудностями.

День с трудом пробивает себе дорогу. Горит костер, и над ним в котле кипит вода. Весело кукарекает петух, а по кухне разносится аппетитный запах рисовых лепешек. Мой друг подносит мне подслащенный чай и лепешку, намазанную маргарином.

– Ну, я пошел. Проводи меня. Если будут кричать или свистеть, не отвечай. Никто сюда за тобой не полезет, но если покажешься на берегу острова, тебя смогут убить выстрелом из ружья.

Квик-Квик теперь вернется только вечером, и я решил прогуляться.

Весь этот день, проведенный на острове, состоял из непрерывной цепи открытий. Я обнаружил семью муравьедов: мать и троих детенышей; с дюжину маленьких обезьян, прыгающих с ветви на ветвь и издающих душераздирающие крики при моем приближении. Когда вечером Квик-Квик возвращается, он сообщает, что не видел ни Шоколада, ни лодки.

– Он пошел, наверно, за продовольствием в Каскад. Придется пойти еще раз завтра.

Назавтра льет как из ведра, но Квик-Квик, совершенно голый, все-таки отправляется к Шоколаду. Примерно к 10 часам дождь прекратился, и я обнаруживаю, что он разрушил одну из двух огромных печей, в которых Квик-Квик пережигает дерево на уголь. Над бесформенной грудой все еще поднимался дым, и, когда я подошел поближе, моему взгляду открылось не совсем обычное зрелище: из костра торчат пять ботинок. Мне становится холодно. Нагибаюсь, немного отодвигаю ногой золу и обнаруживаю шестую ногу. Значит, в печи жарятся три человека.

Я чувствую необходимость в хорошей порции тропического солнца. Только через час у меня на лбу проступают крупные капли пота. Каким чудом я остался в живых, после того как рассказал ему о деньгах в моем патроне? А может быть, он просто держит меня про запас для следующего костра?

Что же делать? Если я убью Квик-Квика и сожгу его в печи, никто этого не увидит и не узнает об этом, но поросенок не подчинится мне: даже слова по-французски не знает этот кусок дрессированной свинины. Если я нападу на китайца, он, конечно, выведет меня с острова, но на материке его придется убить. Если брошу его в болото, он потонет, но ведь не зря же он сжигает трупы вместо того, чтобы просто бросить их в болото. Плевать я хотел на тюремщиков, но если его друзья, китайцы, узнают, кто убил Квик-Квика, они сами превратятся в охотников на людей. Они знают заросли как свои пять пальцев, и будет не очень приятно, когда они отправятся по моим следам.

У Квик-Квика всего одно одноствольное ружье, которое заряжается сверху. Он никогда с ним не расстается. Даже готовя суп, он придерживает одной рукой свое сокровище. Он спит с ним и берет его с собой, выходя из хижины по нужде. Мой нож должен быть всегда наготове, но ведь я должен и спать. Ничего себе напарника я выбрал для побега!

Весь день я не мог ничего взять в рот, но к моменту, когда знакомая песня возвестила о возвращении Квик-Квика, я так ничего и не успел решить. Улыбаясь, Квик-Квик передает мне свою ношу и быстро направляется к хижине. Я иду за ним.

– Хорошие новости, Бабочка, – Шоколад вернулся. Он утверждает, что на лодке можно свободно поместить груз в пятьсот килограммов. Я принес мешковину, из которой мы сделаем основной и дополнительный паруса. Это первая партия. Завтра принесу вторую, а ты пойдешь со мной и скажешь, нравится ли тебе лодка.

Квик-Квик говорит мне все это, не оборачиваясь, и я думаю о том, что он не кажется человеком, собирающимся бросить меня в костер.

– Смотри, одна печь почти совсем погасла. Это, наверно, дождь. Неудивительно, ведь был такой ливень.

Даже не подойдя к ней, он входит в дом. Я не знаю, что сказать и что решить. Притвориться, будто ничего не видел, нельзя. Не может быть, чтобы за весь день я ни разу не подошел к печи, которая находится всего в двадцати пяти метрах от дома.

– Ты дал огню погаснуть?

– Да, я не обратил внимания.

– Не ел?

– Нет, я не был голоден.

– Ты болен?

– Нет.

– Почему же ты не ел суп?

– Садись, Квик-Квик, я хочу поговорить с тобой.

– Подожди, я разведу огонь.

– Нет, я хочу поговорить с тобой до наступления ночи.

– В чем дело?

– Когда рухнула печь, я обнаружил в ней троих людей, которых ты поджариваешь там. Объясни, в чем дело.

– А! То-то ты странно выглядишь! – Он смотрит прямо на меня, нисколько не волнуясь. – Оттого ты был так неспокоен? Я тебя понимаю, это естественно. Мое счастье, что ты не пырнул меня ножом вспину. Бабочка, эти три парня были охотниками на людей. Десять дней назад я продал большое количество угля Шоколаду, и китаец, которого ты здесь видел, помог мне вытащить мешки с острова. Короче, мы оставили немало следов. И тогда явился первый из охотников. Крики зверей подсказали мне, что кто-то разгуливает по зарослям. Я видел парня, а он меня нет. Добраться до него было несложно. Я напал на него сзади. Он умер, так и не увидев, кто его убил. Болото выталкивает утопленников через несколько дней, потому я принес его сюда и положил в печь.

– А двое остальных?

– Это случилось за три дня до твоего прихода. Ночь, была темной и очень тихой, что в зарослях редко случается; с наступлением темноты эти двое появились на краю болота. Один из них покашливал из-за дыма, и именно этот кашель их выдал. Первого я удушил, во второго я выстрелил, когда он вышел из зарослей посмотреть в чем дело. Это все, Бабочка.

– Все на самом деле так и было?

– Да, Бабочка, клянусь тебе.

– Почему ты не бросил их в болото?

– Я же сказал тебе, что болото извергает трупы. Несколько раз в него попадали большие газели, а через неделю они уже плавали на поверхности. Пока хищные птицы полностью не сожрали их, они издавали страшное зловоние. Вот, возьми ружье и успокойся.

У меня большое желание взять оружие, но я беру себя в руки и говорю естественным голосом:

– Нет, Квик-Квик, если я здесь – значит, я чувствую себя в безопасности. Завтра придется вторично сжечь этих людей, так как у меня нет ни малейшего желания, чтобы меня обвинили – пусть даже заочно – в убийстве.

– Да, я их завтра снова сожгу. Но ты будь спокоен. Никто никогда не ступит на этот остров. Невозможно пройти болото, не завязнув в нем.

– А на резиновом плоту?

– Об этом я не думал.

– Если кто-то очень захочет сюда пробраться, то поверь мне, он вполне сможет это сделать на резиновом плоту. Поэтому мы должны оставить это место как можно раньше.

– Хорошо, завтра разведем огонь в печи. Придется сделать две отдушины.

– Спокойной ночи, Квик-Квик.

– Спокойной ночи, Бабочка. И повторяю: спи спокойно, ты можешь на меня положиться.

Я натянул одеяло до подбородка. Зажигаю сигарету.

И засыпаю с мыслью о том, что либо завтра утром проснусь, либо этот китаец – актер посильнее Саши Гитри, и в таком случае мне солнца больше не видать.

Утром я благополучно просыпаюсь и получаю чашку кофе. «Специалист» по массовым убийствам будит меня и говорит «с добрым утром» с такой дружеской улыбкой, будто никакого разговора, между нами вчера не состоялось.

– Выпей кофе, возьми лепешку, она уже с маргарином.

Я ем, пью, а потом умываюсь водой из всегда полной бочки.

– Хочешь помочь мне, Бабочка?

– Да, – отвечаю я, не зная о чем речь.

Мы вытаскиваем наполовину сгоревшие трупы, и я вдруг замечаю, что у них вспороты животы: этот милый китаец рылся там, наверно, в поисках патронов. В самом ли деле это были охотники на людей? Было ли это убийство средством самозащиты или обыкновенным убийством с целью ограбления? Короче, я должен выбросить все мысли об этом из головы. Обложив трупы деревом и известью, мы аккуратно положили их в печь.

– Пошли, Бабочка.

Мы снова «под предводительством» поросенка гуськом пересекаем болото.

После двух часов беспрерывной ходьбы подходим к хижине негра-лесоруба.

– Здравствуй, мосье.

– Здравствуй, Квик-Квик.

– Все в порядке?

– Да, в порядке.

– Покажи лодку моему другу.

Лодка очень прочная и добротная. Я пробую воткнуть в нее свой нож, но он проникает не больше, чем на полсантиметра. Днище тоже в порядке.

– За сколько ты ее продаешь?

– За две с половиной тысячи франков.

– Даю две тысячи.

Сделка состоялась.

– В лодке недостает киля. Заплачу тебе еще пятьсот франков, если сделаешь киль, руль и мачту. Киль и руль должны быть из твердого дерева. Мачта должна быть высотой в три метра и из легкого дерева. Когда все будет готово?

– Через восемь дней.

– Вот две ассигнации по тысяче франков и одна в пятьсот. Разорву их пополам и дам тебе половинки. Остальные – когда мы получим лодку. Береги эти половинки.

– Порядок.

– Я хочу, чтобы в лодке была бочка воды, сигареты, спички и продовольствие для четырех людей на месяц: мука, масло, жир, кофе и сахар. За все это заплачу отдельно. Дашь мне все на берегу реки Коуроу.

– Господин, я не могу проводить тебя до устья реки.

– Я этого и не прошу. Я только сказал, что хочу получить лодку на реке, а не на этом озере.

– Вот мешковина, канат, иголки и нитки для паруса.

Мы с Квик-Квиком возвращаемся к нашему убежищу.

Назавтра я снова один. Вдруг слышу крики. Под прикрытием зарослей подхожу к краю болота и вижу Квик-Квика, который спорит с китайцем-интеллектуалом. Мне кажется, китаец хочет пройти на остров, но Квик-Квик ему не позволяет. У каждого из них кинжал. Ван-Ху сильно взволнован. Только б не убил он Квик-Квика! Я решаю выйти к ним.

– Что случилось, Квик-Квик?

– Я хочу поговорить с тобой, Бабочка! – кричит китаец. – Квик-Квик не дает мне пройти.

Еще десять минут спора по-китайски, и поросенок ведет их на остров. Мы сидим в хижине, перед каждым из нас стоит чашка кофе, и я жду начала разговора.

– Вот, – говорит Квик-Квик, – он хочет присоединиться к нам. Я объясняю ему, что не мне решать, потому что ты платишь и ты всем руководишь. Он мне не верит.

– Бабочка, – говорит китаец, – Квик-Квик должен взять меня с собой.

– Почему?

– Два года назад в драке он отрубил мне руку. Я поклялся, что не буду мстить ему, но с одним условием: он должен всю жизнь содержать меня, во всяком случае – пока я буду этого требовать. Если он отсюда уберется, я его больше не увижу. Потому я и прошу его либо дать тебе бежать одному, либо взять меня с собой.

– Я готов взять тебя. У нас прочная и вместительная лодка, места хватит для всех. Если Квик-Квик согласен, я беру тебя.

– Спасибо, – говорит Ван-Ху.

– Ну, что скажешь, Квик-Квик?

– Порядок, если ты этого хочешь.

– Один важный вопрос: можешь ли ты выйти из лагеря так, чтобы тебя не хватились и не объявили розыск, и добраться до реки перед наступлением ночи?

– Конечно. Я могу выйти в три часа пополудни и добраться до реки за два часа.

– А ты сможешь найти его ночью, Квик, чтобы мы могли отплыть без задержек?

– Да.

– Приходи сюда через неделю, и мы сообщим тебе точное время отплытия.

Окрыленный надеждой, Ван-Ху пожимает мне руку и уходит. Я вижу, как он и Квик-Квик прощаются на противоположном берегу – они касаются друг друга руками. Все в порядке. Квик-Квик возвращается в хижину, и я говорю ему:

– У тебя странное соглашение с твоим врагом: содержать его всю жизнь. Первый раз слышу о таком деле. Почему ты отрубил ему руку?

– Мы поспорили во время игры.

– Почему же ты не убил его?

– Он очень хороший друг. В трибунале он сказал, что сам напал на меня, и я действовал в порядке самозащиты. Этот договор я сам предложил и должен его выполнять. Но тебе об этом рассказать я не осмелился, потому что ты платишь за побег.

– Хорошо, Квик-Квик, не будем об этом больше говорить. В момент, когда мы будем свободны – если захочет Бог – ты поступишь по своему усмотрению.

– Я выполню свое обещание.

– Что ты думаешь делать, когда будешь свободным?

– Открою ресторан. Я очень хороший повар, а он специалист по «чо-мину». Это спагетти по-китайски.

Шоколад сдержал слово: через пять дней все было готово. Нет слов: мачта, руль и киль сделаны на совесть из первоклассного материала. За изгибом реки нас поджидает лодка с бочкой воды и пищевыми запасами. Нам остается лишь предупредить Ван-Ху. Шоколад вызвался пойти в лагерь и привести его прямо к месту стоянки.

Отплытие назначено на завтра, на 7 часов. Если оставим остров в 5 часов, сможем до стоянки идти целый час при свете солнца.

Мы возвращаемся в хижину, и Квик-Квик от радости беспрестанно говорит:

– Наконец-то оставлю эту проклятую каторгу. Благодаря тебе и моему брату Чангу, буду свободным. И если французы уйдут из Индокитая, смогу когда-нибудь вернуться на родину.

Если нам удастся выйти из реки в море – это свобода, потому что с начала войны ни одна страна не выдает беглецов.

Когда Квик-Квик будит меня, солнце стоит уже высоко. Я вижу кругом множество коробок и две клетки.

– Что ты собираешься делать с клетками?

– Посажу в них куриц, съедим их в пути.

– Ты с ума сошел, Квик-Квик! Мы не берем никаких куриц!

– Но я хочу их взять.

– Ты болен? А если нам из-за отлива придется выйти утром, и твои петушки и курочки закукарекают и закудахчут? Представляешь себе, чем нам это грозит?

– Я своих кур не брошу.

– Свари их и положи в масло. Так они сохранятся. Съедим их в первые три дня.

В конце концов, мне удается его убедить. Квик-Квик отправляется ловить своих кур, но крики четырех первых пойманных кур предупредили, наверно, остальных об опасности, и больше ему не удается поймать ни одной.

Вслед за поросенком мы пересекаем болото, навьюченные, как мулы. Квик-Квик упрашивает меня взять поросенка.

– Он не будет кричать?

– Нет, клянусь тебе. Если я приказываю ему молчать, он молчит. Несколько раз за нами гнался тигр, и он не кричал.

Я полагаюсь на честность Квик-Квика и соглашаюсь взять поросенка. К месту стоянки мы подходим с наступлением ночи. Шоколад и Ван-Ху уже поджидают нас. Делаем проверку. Все на месте: кольца паруса вдеты в мачту, дополнительный парус на своем месте. Я рассчитываюсь с негром, который оказался таким честным. Он принес пластырь и половинки ассигнаций и просит меня их склеить со вторыми половинками. Ему даже в голову не приходит, что я могу отобрать у него деньги силой. Только у абсолютно честного человека никогда не возникают дурные мысли о других. Шоколад хороший и честный парень. Он видел, как относятся к заключенным, и никогда не раскается в том, что помог троим бежать из этого ада.

– Прощай, Шоколад! Всего доброго тебе и твоей семье!

– Большое спасибо!

ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА!

Побег китайцев

Шоколад отталкивает лодку, и менее чем через два часа мы попадаем в реку.

Выход в море и быстрое удаление от берега не вызывают бурной радости у моих партнеров. Эти сыновья неба не так экзальтированы, как мы.

У входа в море Квик-Квик произнес обычным голосом:

– Вышли очень хорошо.

Ван-Ху добавил:

– Да. Мы вошли в море без труда.

– Мне хочется пить, Квик-Квик. Дай мне глоток тафии.

Мы вышли без компаса, но уже во время первого побега я научился управлять лодкой по солнцу, звездам и ветру. Без колебаний направляю лодку в открытое море, устанавливая парус по Полярной Звезде. Лодка держится на воде прекрасно – она плавно поднимается на волны, и ее почти не качает. Ветер заставлял нас быстро мчаться на запад. Квик-Квик и Ван-Ху – прекрасные напарники; они ни на что не жалуются: ни на отвратительную погоду, ни на дневную жару, ни на ночной холод. Лишь одно плохо: ни один из них не соглашается взять на несколько часов в руки руль и дать мне возможность поспать.

Три или четыре раза в день они готовят еду. После того как мы съели всех кур, я в шутку спросил Квик-Квика:

– Когда, наконец, возьмемся за твоего поросенка?

Он тут же сделал из этого трагедию.

– Он мой друг. Прежде, чем убить его, вам придется убить меня.

Мы вышли семь дней назад, и от палящего солнца я уже дохожу. Даже китайцы напоминают вареных раков.

– Смотри, летающий шар! – я впервые вижу летающий дирижабль. Он, правда, так далеко, что мы даже не в состоянии определить его размеры.

Но вот он изменил направление и приближается к нам. Растет, буквально на глазах и менее чем через двадцать минут оказывается прямо над нами. Квик-Квик и Ван-Ху поражены и что-то кричат по-китайски.

– Говорите по-французски, черт побери, чтобы и я мог понять!

– Английская колбаса, – говорит Квик-Квик.

– Нет, это не просто колбаса. Ею можно управлять.

Мы ясно различаем детали громадного предмета, кружащего над нами. В знак приветствия из дирижабля спускают флажки. Мы ничего не понимаем и не можем ответить. Дирижабль спускается все ниже, и я явственно различаю людей.

– Смотри, – говорит Ван-Ху.

– Куда?

– Туда, в направлении материка. Эта черная точка – корабль.

– Откуда ты знаешь?

– Говорю тебе, это рыболовный траулер.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что над ним нет дыма.

Через некоторое время мы убеждаемся в том, что это действительно корабль, правда, не рыболовный траулер, а серый торпедный катер, направляющийся прямо к нам. Он идет на большой скорости, и я боюсь, как бы он не подошел к нам слишком близко. Волны могут опрокинуть нас.

Над катером развевается английский флаг. Сделав круг, катер начинает осторожно приближаться к нам сзади. Вся команда – в синих матросках – высыпала на палубу. Офицер в белом кителе, кричит с мостика в мегафон:

– Стоп, остановитесь!

– Квик-Квик, спусти парус.

Менее чем через две минуты основной и дополнительный паруса свернуты, и мы почти останавливаемся: нас несут только волны. Я не могу оставаться в таком положении долгое время. Лодка без собственной тяги двигателя или ветра не подчиняется рулю, а это очень опасно при высоких волнах. Я прикладываю руки рупором ко рту и кричу:

– Ты говоришь по-французски, капитан?

Капитан передает мегафон другому офицеру.

– Да, капитан, я говорю по-французски.

– Чего вы от нас хотите?

– Поднять вас на палубу.

– Нет, это слишком опасно, мы боимся, что вы сломаете нашу лодку.

– Это военный патрульный корабль, и вы должны нам подчиниться.

– Нам наплевать, мы не воюем.

– Разве вы не спаслись с потонувшего корабля?

– Нет, мы бежим с французской каторги.

– Какая каторга, что это такое?

– Тюрьма, лагерь. Конвикт[9]9
  Конвикт – каторжник (англ.).


[Закрыть].

– А! Да, да, я понимаю. Кайенна?

– Да, Кайенна.

– Куда вы направляетесь?

– В Британский Гондурас.

– Это невозможно. Вам придется повернуть на юго-запад, к Джорджтауну. Подчиняйтесь, это приказ.

– О, кей.

Я приказываю Квик-Квику развернуть паруса, и мы поворачиваем в сторону, указанную катером.

Сзади слышен гул моторов. Это от катера отделилась моторная лодка и быстро приближается к нам. На носу ее стоит моряк с карабином в руке. Лодка обходит нас с правой стороны и буквально прилепляется к нам, не останавливаясь и не прося нас остановиться. Моряк прыгает в нашу лодку, а моторка возвращается к кораблю.

Он присаживается рядом со мной, кладет руку на руль и направляет лодку немного южнее.

Каждый из нас получает от него по пачке английских сигарет.

– Бог мой, – говорит Квик-Квик. – Они, наверно, дали ему сигареты, когда он спустился в лодку. Не может быть, чтобы у него в кармане всегда были три пачки сигарет.

Я смеюсь и смотрю на английского моряка, который правит лодкой гораздо лучше меня. У меня много времени для раздумий. На этот раз побег удался, и я совершенно свободный человек. Кажется, в глазах у меня заблестели слезы. Это верно. Я свободен: с начала войны беглецов не выдают.

Моя уверенность в победе над тропой разложения настолько сильна, что я не думаю ни о чем ином. Наконец-то ты победил, Бабочка! После девяти лет борьбы ты победил. Спасибо, Боже, ты мог, наверно, сделать это и раньше, но пути твои неисповедимы, и я не жалуюсь. Благодаря тебе, я все еще молод, здоров и свободен.

Девять лет каторги и два года тюрьмы во Франции. Итого одиннадцать лет.

В четыре часа пополудни, минув маяк, мы входим в огромную реку – Демерара. Снова появляется моторная лодка. Моряк передает мне руль, а сам хватает брошенный ему канат и привязывает его к скамье. Лодка тащит нас двадцать километров вверх по желтой реке. Неожиданно перед нами появляется город. «Джорджтаун!» – кричит моряк.

Мы медленно подплываем к столице Британской Гвианы. У причала много торговых судов, военных кораблей и полицейских катеров. На берегу реки – пушки.

Это война. Она длится уже два года, но до сих пор я ее не ощущал. Джорджтаун, столица Британской Гвианы, важный порт на реке Демерара, находится в состоянии полной боевой готовности.

Мы бросили якорь у военного причала. Квик-Квик со своим поросенком, Ван-Ху с небольшой связкой в руке и я поднимаемся на причал. На причале, принадлежащем морскому флоту, нет ни одного гражданского лица. Одни только матросы и солдаты. К нам подходит офицер. Я узнаю его: это офицер, который говорил с нами по-французски. Он протягивает мне руку и спрашивает:

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, капитан.

– Это хорошо, но все же придется пойти в поликлинику. Там тебе и твоим друзьям сделают прививки.