Текст книги "Чудовище (СИ)"

Автор книги: Аноним Саммара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Может, поэтому после смерти отца и сорвался в гулянки, кутежи, развлечения и пьянки ударившись. Наверстывать хотел упущенное время, жизнью нормальной жить хотел. Не в вечно застегнутом на все пуговицы костюме, и соблюдая миллион устаревших, ненужных правил, только потому, что угораздило в семье наследного герцога родиться.

В комнату зашел, хлопнул в ладоши, свет включая, огляделся. Раб на пороге стоял, ждал, что Эрик скажет.

В комнате все для обычных нужд было приспособлено: и душевая кабинка, и столик с пневмодоставкой (Жиль любил заказать из ближайшего ресторана устриц и бутылку шардоне на ночь глядя. Эрик не ограничивал кредит – достаток позволял для того, кто был рядом, все самое желаемое реализовывать), и ком, к сети подключенный, и установка гипносна с фильмами и сценариями на ночь. И огромная кровать... Кровать появилась тогда, когда Эрик захотел засыпать и просыпаться рядом с любовником. Но так и не успел обновить огромное ложе.

– Располагайся. Вымойся. В шкафу есть и полотенца, и халат. Переночуешь, отдохнешь. Я закажу тебе ужин. А после, завтра, поговорим и... – Эрик устал, не играл уже роль хозяина, просто объяснял.

Раб кивнул. Но так и не зашел в комнату. Ждал. Голову опустил, руки за спиной сцепив.

Красивый. Такой красивый, что не хотелось уходить. Хотелось еще смотреть и на правильный профиль, и на темные брови, и на полные почти вишневые губы. И на покорность.

Вынужденную. Вбитую.

Поэтому и не остался.

Уже уходя из комнаты, Эрик вдруг вспомнил, что так и не выяснил до сих пор одну вещь.

– У тебя есть имя? – спросил уже на пороге.

Думал, в секунду дело решит, и спать. А пришлось задержаться.

Раб плечами пожал и, не поднимая головы, ответил:

– Господин сам может выбрать мне имя. Я обещаю, я быстро привыкну.

Но Эрика такой ответ не устраивал. Не хотел ничего менять, не хотел выдумывать.

– Как тебя называли раньше? К чему ты привык?

А парень еще ниже попробовал голову наклонить, но в той позе, в которой стоял, это сделать было сложно. Сначала молчал, но, понимая, что господин ждет ответа, все же сказал:

– Я не привык. Меня называли так, как хотели... В купчей есть номер.

– Тебя всю жизнь называли по номеру? Прежние хозяева? Ты родился рабом?

А вот тут уже раб непроизвольно голову поднял и (с... раздражением?! С внутренней обидой?!) ответил:

– Я родился вольным! Но после... Когда меня продали, хозяева называли, как хотели – "щенок", "сладкий", "ублюдок", "дырка", "сволочь" – под настроение. Какое из этих имен нравится вам?

Но Эрик словно не услышал вызов в ответе. Устал он сильно, чтоб в словесную перепалку, да еще и с рабом, играть. Нормального ответа хотел.

– Было ли у тебя имя, которое нравилось тебе, а не твоим хозяевам? Просто скажи – это так сложно?

Парень молчал.

Эрик ждал. Он не собирался уходить, не услышав имя.

– Я задал тебе вопрос. Что должен делать раб, когда к нему обращается господин?

Парень ответил сразу. Не ждал.

– Отвечать, хозяин. Но...

– Почему ты не хочешь сказать?

А раб уже чуть не плакал. Он понимал, что приказ нарушает, понимал, что хозяина злит и все равно не мог. Но не выдержал взгляда Эрика и вдруг снова со вспышкой:

– Да потому, что всегда, когда я говорил, как меня зовут... меня били. Все говорили, что у вещи не может быть имени вольного человека. Все заставляли забыть, а вы... Если хотите наказать, то просто накажите. Зачем вы ищете повод? Вы же господин. Вам не нужна причина...

Эрик руку поднял, останавливая.

– Послушай. Я не ищу причину. Я просто спрашиваю, как тебя зовут. Какое имя дали тебе при рождении, и всё. Я не буду злиться. Я просто не хочу выдумывать, как тебя называть. Вот и все. Обещаю, я не трону. Сегодня, так точно. И не за имя.

Раб головой кивнул, но видно было, не верит совершенно – сколько ему раз так обещали и... обманывали.

Сколько раз наказывали, даже тогда, когда было не за что... Когда просто хозяину было скучно, без повода. А тут такое... Но что он мог сделать... даже сейчас. Он понял, что Эрик не уйдет, пока не услышит.

И парень, решив ничего не выдумывать, решив попробовать действительно поверить, сказал то, что ему запрещали так давно. Может, повезет хоть раз за долгие семь лет. Может, хоть кто-то произнесет забытое.

– Скай... Меня зовут Скай...

Комментарий к Имя

От беты: проверено.

========== Скай ==========

«Скай...» – сказал и зажмурился. И снова произнести свое имя попробовал. Имя до сих пор вызывало странные прежние ассоциации с теплом, небом и свободой. Поэтому и не хотел говорить. Знал же, как выглядит, когда имя свое законное, при рождении полученное, произносит. Свободным выглядит, вольным. Как небо.

Имя отец выбирал. Это точно. Скай еще совсем маленьким был, а знал, что отец с матерью переругались первый раз после свадьбы и до его рождения, имя сыну придумывая. Мама хотела назвать иначе – как мэра города – Батисто. Ей казалось, что с таким именем Скай хорошую судьбу получит – богатую, успешную и не будет горя злосчастья никогда в жизни знать. Мэру-то даже в их общине хорошо жилось.

Не то, что им... Может, и права мама была. Может, надо было соглашаться. Но у Ская в то время никто ничего еще не спрашивал. А отец уперся и все тут. Сказал, что хоть так о небе помнить будет. И о свободе. Сложно ему было без корабля и наземником. А что поделать, если для того, чтоб свадьбу сыграть и мать у общины выкупить, звездолет заложить пришлось. А после... После выкупить уже и не получилось. Вот и застрял отец на Магрибе. Вот и остался... Зря! Зря! Сразу улетать надо было. Куда угодно – хоть к горгам. Лишь бы не в общине. Не приняли их в семью. Так и не стали своими. А когда война началась, отца первого, как чужака, как пришлого по императорскому призыву в войска отправили. А то, что у отца уже в семье не только Скай, а уже и Дея родилась, и Томаш – никак в защиту не шло.

Мама плакала долго. Ждала долго. Полтора года ждала до похоронки. Скаю как раз четырнадцать стукнуло... Запомнил. Может, из-за того, что память слишком хорошая, может, из-за того, что отцовское упрямство по наследству досталось, все и пошло кувырком после, так, как даже и не думал. А результат и памяти, и упрямства вот он... Чужой дом, новый господин и совершенно невыясненное будущее.

Запомнил же: «...переночуешь, отдохнешь, а завтра и решим...». Купили его, Ская, непонятно зачем, и что хотят – тоже не понятно. Раньше все проще было. Доступнее. Точно знал, и зачем на помост выставляют, и для чего господа покупают – вариантов-то было не особо. Явно не для того, чтоб подарки дарить и светлое будущее – достойное и богатое – обеспечивать. Для работы покупали... и постели. Что ж стесняться, если так и было. Рабу так точно стесняться нечего. Должен же хозяина, ну или хозяйку ублажать, как прикажет – хоть завтраки подавай, хоть за столом прислуживай, хоть дергайся ночью под господином – все одно не удовольствие, а долг. Обязанность. Работа.

А сейчас... Непонятно. И хозяин непонятный. И чего хотел, когда Ская покупал, тоже непонятно – вначале, показалось, разозлился слишком, так, что стереть с земли готов, так, что с живого шкуру готов содрать, уничтожить готов. Глаза ненавистью пылали. А после... Огонь из темных глаз ушел, и совсем другим хозяин показался. Не злым. Но... Обманываться не хотелось. Сколько раз придумывал себе сказку, и... совсем не сказкой его собственная дальнейшая судьба оказывалась.

Но, действительно, правду новому господину сказал – не надо жалеть. Сам Скай виноват во многом из того, что случилось. И никто, кроме него, не виновен. Давным-давно мог и вольную грамоту получить и жить с тем человеком, который его любил по-настоящему, а Скай... Плохим рабом оказался. Действительно, сволочью. Может после поэтому и не сопротивлялся уже особо. Принимал то, что судьба давала, как должен. И терпеть научился. Все терпеть. Иногда только, когда вновь отцовское упрямство включалось, снова пытался человеком себя чувствовать, дурацкую память вытравить не в силах. А кому понравится раб, который слишком хорошо помнил, что такое свобода?

Комната была огромная. И странным то оказалось, что полностью в распоряжение Ская перешла.

Когда он последний раз в отдельной комнате жил? Даже вредная память и то не подсказывала. А уж в такой кровати и не спал никогда. Даже когда хозяева к себе звали и то... Кто ж его до утра оставил бы... А с Терри они в открытую, так вот, в постели да на белых простынях и не спали никогда. Терри отца боялся. А уж как Скай дона Фьера боялся... Страшно вспомнить – и потому, что хозяином тот был, и потому, что к Скаю относился впервые как к человеку, и потому, что с его сыном Скай любовь крутить пробовал и не хотел, чтоб дон Фьера узнал. Ох...

Запнулся. Замер, мысли останавливая. Не надо. Пусть прошлое прошлым будет. Больно же слишком.

Да. Комната огромная и кровать, и заказанный ужин, который появился на столике пневмодоставки минут через пять после того, как новый хозяин ушел – все странным было. И пах ужин вкусно. И мясо было, и овощи, а не доставшая до печенок каша. Все не такое, как всегда.

Но самым странным, конечно, хозяин был. Когда Скай разглядел, кому достался – испугался, но виду не подал. Приучили же, что хозяин любым быть может – хоть уродом, хоть красавцем, для раба значения внешность не имела. А этот господин ни тем, ни другим и не был... Если б не шрамы, если бы не рубцы, которые кожу лица, как сложнейший рисунок, покрывали, то, наверное, был бы все-таки красивым. Может, и был раньше, кто ж знает, что случилось. Но сейчас шрамы отталкивали... заставляли жмуриться, бояться. Но не хозяина бояться, а того, что понимаешь, какую боль испытывал он, когда такие шрамы получил. Уж Скай о боли мог много рассказать. Сам через такое прошел, что тут же сочувствовать начал. Хоть вроде и ненавидеть должен был, потому что господин, потому что снова от Ская по прихоти, как от собачонки избавились, отдав вот этому в шрамах. А не мог ненавидеть. Ведь и в голосе, и в жестах нового хозяина что-то другое чувствовалось. Не грубое и неприятное. А такое... Как у Терри было.

Стоп. Да что ж-то творится, если даже из-под запрета воспоминания лезут... Нельзя же! Ну нельзя!

И сел на постель. И, руками в голову вцепившись, чуть не разревелся. А после, отдышавшись, снова и тело, и разум под контроль взяв, стал делать то, что и приказали – мыться, ужинать и отдыхать. А там... Что рабу о будущем думать, если даже с настоящим справиться не всегда получается...

Комментарий к Скай

От беты: проверено.

========== Наблюдая ==========

А Эрик, хоть и чувствовал себя уставшим, ни спать, ни ужинать сразу не пошел. Ком включил и несколько минут наблюдал за тем, что в гостевой комнате происходит. Надо было понять, что за раб ему достался. Скай... Имя было красивое. И удивительно шло парню. Когда он назвался, совершенно другим стал. Глаза засияли, плечи распрямились – вольный вольным, и никто б не догадался, что с рабским браслетом.

Наблюдать за парнем не то что не интересно было, а больше странно. Раб вел себя необычно в таких обстоятельствах – другой бы уже и комнату осмотрел, и к кому сразу полез, да и вообще, оставшись без хозяина, вел бы себя как душе угодно. А этот... Стоял столб столбом посреди комнаты и будто притрагиваться даже боялся и к обстановке, и к вещам, и к технике. Понимал, что чужая собственность. И он в этой комнате тоже на правах или мебели или техники... Вещи. Чувствовалось это. Просто стоял, почти головы не поднимая. Лишь когда панель пневмодоставки звякнула, и на столике ужин появился, заинтересовался. Думал Эрик, бросится голодным животным к еде – не кормили ж давно, это понятно, но только крыльями красивого носа повел, со стороны гадая, что там хозяин заказал, и даже шага не сделал к столу, так и стоял дальше. Все думал о чем-то.

А мысли тоже странные были, и на лице эмоции отражались, чистые, ничем не приглушенные – то улыбаться пробовал, то хмурился, то, вообще мрачным став, вдруг ни с того ни с сего волчком по комнате закрутившись, на кровать сел и в волосы себе вцепился. Еще секунду, и видно было, что расплачется. Но смог сдержаться, в руки себя взял. А дальше снова лицо, как у каменной статуи стало непроницаемое, без эмоций. В себя ушел и принялся выполнять действия четко в той последовательности, как и приказали – мыться, ужинать и спать.

В шелковом халате, который от Жиля остался, после душа снова не рабом выглядеть стал. Одежда слишком его меняла. Эрик сразу вспомнил, как парень цепанул его за плечо на балу, и заподозрить нельзя было, что раб он, а не какой-нибудь дворянчик. Это после, когда его в тахэ вывели да с включенным браслетом – то, конечно, вопросов и не возникло. А так... Дать одежду нормальную, к чертовой матери снять такое унизительное украшение, и будет как вольный – фору любому аристократу даст. Но... Пока-то еще точно раб. Пока собственность. Его, Эрика. Такой красивый и в полном Эрика распоряжении.

Видео досмотрел до момента, когда парень к ужину сунулся. Заказывал же специально для него что-нибудь нормального, чтоб хоть ужин человеческий был, а не как для скотины – видел, чем их там в рабских бараках кормят. Интересно глянуть было, как отреагирует.

А он и отреагировал. За стол сел, тарелку пододвинул и ножом и вилкой, как на приеме – не давясь, не запихиваясь... Словно каждый день раньше и аркрурианское рагу с грибами пробовал, и ягнятину под мятным соусом. Воспитанный.

Глянул Эрик на... Ская и сам к ужину потянулся – так вот, вдвоем, правда, через экран и поужинали. И только после того, как парень в кровать лег, Эрик своими обязательными процедурами занялся. Но еще пару раз подходил к монитору, подглядывал. Свет в комнате Скай не гасил. Так и спал в шелковом халате на краешке огромной кровати, свернувшись клубочком, даже не разбирая постель. Настороженно. Готовый в любую секунду на ноги подхватиться. Боялся...

Комментарий к Наблюдая

маленькое

От беты: проверено.

========== Боль ==========

Эрик так и не привык к боли. И всегда перед обязательным вечерним ритуалом повеситься больше хотелось, чем снова к лицу своему прикасаться. Снова регенерирующим составом по коже. Боль была слишком яркой, он даже цвет у этой боли видел – темно-синяя, свинцовая, как грозовой океан перед штормом... И накатывала боль так же – огромными плотными валами. Слишком больно... Так, что терпеть было невыносимо и кричать было невыносимо. За столько лет самым страшным именно эти несколько минут перед сном стали.

Регенерирующий состав словно кислотой разъедал рубцы и шрамы, заставляя обновляться всю кожу – и те участки, что от своей остались, и те, что после пересаживали. Но пыткой это было... адовой пыткой. В первое время так вообще до истерик.

Эрик же всегда боли боялся. Он помнил, как когда-то в детстве в обморок грохнулся только от того, что отец, раздосадованный очередным непослушанием, разрешенной в Книгах рода розгой по ягодицам стегнул. Эрик до сих пор помнил, как дышать нечем стало, и средь бела дня ночь наступила. И как трясло после, лишь стоило только вспомнить обжигающее прикосновение к своей коже... Может, поэтому и с мальчишками не дрался никогда особо. Хоть пытались подшучивать над ним в колледже, но он другими методами действовал. Не кулаками. А основных обидчиков на дуэль вызывал – то из арбалета по мишеням на скорость и меткость стреляли, то на карах гонки устраивали. Оружие Эрик мог выбирать любое, согласно дуэльному кодексу.

А особенно бояться боли стал, когда мать от рака умирала. Рядом же был почти все время (хоть отец ругался и запрещал, но сбегал в этот дом тайком, должен был быть рядом) и видел и судорожно сжатые пальцы, и закушенные губы, и тело, выгибающиеся от слишком сильных страданий. И ничем помочь не мог. Нечувствительность к обезболивающим препаратам у матери была – не помогали ей ни таблетки, ни инъекции... Только наркотик приносил хоть какое-то облегчение. Черный опий. Но... и убивал он ее быстрее. На всю жизнь насмотрелся.

И когда доктора и Эрику черные кристаллы предложили даже в обход официальной медицины, просто уже сочувствуя тому, как и что тот каждую секунду ощущает – отказался. Плевался, кричал, матерился, а отказывался – жить хотел не овощем бесполезным, не сиднем слюни пускающим и непонимающим, что происходит, а, пусть вот так, через боль, – человеком.

Но не привык. За четыре года так и не привык. Может, легче стало, может, даже не так болеть начало – может, действительно, появилась надежда, что шрамы и ожоги разглаживаться начинают, и кожа восстанавливается, но хоть немного стало легче. А процедур все равно боялся.

Когда Жиль в доме жил, Эрик его предупреждал, чтоб тот хоть в сад выходил, не слушал все стоны, и крики, и матерную брань, и молитвы. Чтоб Эрик для него пусть и уродливым, но хоть сильным человеком был, – не развалиной, не жертвой.

И Жиль уходил. Не настаивал на присутствии. Сам не мог быть рядом. А Эрику так было действительно легче. Наверное.

Стоя перед единственным зеркалом в доме, в библиотеке, потихоньку переделанной в процедурную, и готовясь нанести жгучий восстанавливающий гель, про все забыл – и про жителя нового, и про то, что может тот неправильно крики понять. Не до этого стало...

Все делал так, как уже сотню раз до этого. Очистить лицо, увлажнить, нанести специальный состав, вдохнуть глубоко и... Постараться, чтоб свинцовый океан не раздавил тебя. Иногда получалось... Сегодня только чуть сложнее отчего-то было и, не выдержав тяжеленного груза, на колени упал, ртом воздух ловя... Потому что в валах нахлынувшей боли задыхался. И вроде бы не кричал, но....

Когда чуть в себя пришел, увидел стоящего в дверях библиотеки Ская. Бледного, с горящими зеленью глазами. А в тех глазах – сочувствие... Человеческое. Правильное. Не жалость, а сопереживание и готовность боль разделить...

– Я помогу, – сказал раб и шаг навстречу сделал. И, главное, не боялся сейчас Эрика. По-настоящему помочь хотел. Сел рядом на пол, к себе ближе подтянул так, что Эрик спиной в грудь Скаю уперся, и сказал: – Дыши со мной... Я научу... Это поможет.

И считать начал, сам вдыхая-выдыхая, ритм подсказывая...

Эрик вроде бы и вырваться хотел, но дыхание и тепло рядом как наркотик действовали, и тяжелый свинцовый океан вдруг неожиданно в теплое зеленое море превратился... Ласковое...

Комментарий к Боль

вооот.

дальше проды не так часто будут. И жду комментариев и вопросов.

От беты: проверено.

========== Спокойной ночи ==========

А когда глаза Эрик открыл, понял, что спал, прислонившись к своей покупке. Дернулся, разозлился, из объятий выбираясь.

И, на ноги поднявшись, ударил раба полусонного наотмашь один раз, второй и еще, закричав зло:

– Не забывайся кто ты! Не смей ко мне прикасаться!

Выбежал из библиотеки. А самого трясло так, что зуб на зуб не попадал. От неожиданности, от того, что позволил помощь. От того, что так близко к себе допустил. Не привык к ласке. Не привык к объятьям, не привык к тому, что кто-то помогает. Испугался сильно.

И только у себя в спальне понял, что сделал. Единственного человека, который действительно помочь пытался, так вот... кулаками. Сонного. Стыдно стало...

Отдышался от нахлынувших эмоций. В себя пришел. И вдруг сообразил, что боли так и не чувствует. Стыд чувствует, неловкость, жар, но не боль. Прислушиваясь к организму, притаившуюся боль принялся выискивать и не нашел даже следов. Действительно, помог Скай. Лучше, чем все имперские доктора вместе взятые.

И из спальни вышел, понимая, что действовать сейчас должен, пока еще можно ошибку исправить. Даже несмотря на стыд и на гордость.

В библиотеку снова заглянул. А раб все так же на полу сидел, в полузапахнутом халате, кровь с разбитой губы вытирая.

Увидел Эрика, подобрался, на колени сел.

– Простите, господин. Я забылся... – попытался объяснить.

– Ты прости, – извиняться перед неровней было неловко. Где это вообще видано, чтоб наследный герцог перед рабом оправдывался? Но если бы не сказал это, еще хуже было бы. На душе и так кошки царапались. За дурацкую, неправильную вспышку.

И продолжил:

– Я не сержусь, правда. Сейчас. И спасибо... Прости за... Я не привык к тому, что ко мне прикасаются. Не люблю этого...

Раб кивнул. Снова Скаем не был. Совершенно безликим стал.

И вдруг Эрик с удивлением понял, что не хочет безликого. Что хочет, чтоб рядом снова тот был, с зеленющими глазами и такой теплый. Близкий.

– Прости, – еще раз сказал. – Я действительно не хотел. Хочешь, у меня есть и медбот, и раствор, и таблетки. Если больно... Я не хотел, чтобы больно...

Парень голову поднял – подбородок уже весь в красный от крови окрасился. И Эрику с ужасом почудилось, что снова через боль парень натянуто улыбнется, снова механической куклой станет.

– Я потерплю, господин. Я сам виноват. Не надо извиняться, вы же хозяин, господин, чего ж перед рабом-то...– парень говорил глухо, часто сглатывая. Но не двигался, даже кровь уже вытереть не пытался. Снова в свой кокон безразличия забираясь.

Не хотел этого. После того, что видел, после того, как понял, каким парень быть может, куклу не хотел – покорную, послушную, неживую. Которая даже и не двинулась на помощь.

И действовать принялся не как господин. Ведь можно было просто развернуться и уйти – слова прощения и так дорогого для невольника стоили. А не ушел.

Эрик к аптечке кинулся, салфетки кровеостанавливающие достал и аэрозоль с обезболивающим.

А после, к Скаю вернувшись, очень осторожно попробовал кровь вытереть и рану обработать. За столько времени все это умел делать лучше профессиональной медсестры.

Парень от такой неожиданной заботы даже назад подался, словно опасаясь, что Эрик не лечить собирается, а еще раз этой самой рукой двинет ни за что. А когда понял, что помогают, глаза закрыл и уже совершенно по-другому, не напряженно и натянуто, а по-человечески просто сказал:

– Спасибо. Так хорошо, когда не больно...

Только после того, как и от раствора ранка чуть затянулась, и после спрея скула не саднила, Эрик Ская в гостевую спальню отправил.

– Я сказать должен был, что у меня здесь не все так просто...– попытался еще раз объяснить.

И сам себя остановил. Хватит. Пока на сегодня слов объяснений достаточно. Если останется раб в доме, то сам поймет, а нет – и распинаться перед ним нечего. Один вечер ничего не решит.

– С утра разбужу рано, – просто предупредил Эрик. – И надо будет подумать, что с тобой делать дальше. Поэтому сейчас – спи. Кто знает, что тебя завтра ждет.

А после, сам не понимая почему, добавил:

– Спокойной ночи и снов хороших, пусть твое желание императору приснится, и исполнит он его в скором времени.

Стандартную поговорку сказал, которую родители детям на всех планетах Империи на ночь желают.

Но не рабу же... Не невольнику...

Сам растерялся от такого пожелания. Развернулся быстро и по коридору к себе пошел. Но как быстро не спешил, услышал в спину, едва различимое: «Тихой ночи. Звезду с неба и вам, господин».

Комментарий к Спокойной ночи

От беты: проверено.

========== Желание ==========

Когда в комнату вернулся, Скай даже выдохнул с облегчением, ну вот зачем надо было нового хозяина злить? Мало, что ли, до этого влетало? Снова захотелось попробовать? Еще ж и прошлые синяки да ссадины не прошли. А Скай с заботой со своей дурацкой снова на рожон лезет. И к кому – к хозяину? К господину?

Но как можно было лежать спокойно и отдыхать, когда слышишь такое, когда ему так плохо, будто шкуру с живого сдирали.

Знал же сам Скай, что такое «плохо» и... Ну, шкуру не сдирали. Не дошло, слава Императору, до этого, но все остальное... В общем, точно знал, когда именно так вот кричат. Как усидеть, если понимаешь, что помочь можешь? Ведь научили, ведь рассказали, и ты сам на себе не раз проверил. Когда больно, не важно же, кто перед тобой – господин или такой же, как ты.

Ага! Как же – неважно. Морду, вот, в очередной раз хозяин в благодарность разукрасил, а так ничего.

Хотя. Извинился же после. Перед ним, перед рабом своим, вещью, ничтожеством... И по глазам его видно было, что сам удивлен такому факту, а все равно извиняется и тоже помочь пытался. Скай даже не поверил. Думал, снова ударит. А оказалось... Лечить пробовал. Заботился.

И пожелание это на ночь... Как издевка показалось вначале. Ведь сказал вперед, что судьба с утра решаться будет... А когда сердце у Ская испуганно забилось, когда представил, что снова на помост и снова головой в неизвестность... Когда опять привыкать придется, под нового вольного подстраиваться и имя свое, с таким трудом здесь произнесенное, снова стараться надо будет не помнить... Вдруг спокойной ночи пожелал...

Странный. И не издевкой пожелание прозвучало. Искренне пожелал.

Так мама когда-то давно говорила. Так Скай сам маленьким говорил – брату и сестре, а они, действительно, думали, что если их мечта Императору приснится, то все исполнится, и в доме будут и пирожные (такие, как в местной кондитерской, башней выложенные на витрине, были), и игрушки разные да красивые, и отец с войны вернется. Потому что когда отца забрали в рекруты, жить сразу значительно хуже стало... Нет, конечно, от Императора какое-то жалование присылали, но платить за все слишком дорого было. Жили-то не в общине, а сами по себе, и никто не запрещал и булочнику, и портному, и молочнику вместо нормальных городских цен для них, как для пришлых, общекосмические выставлять. А много ты купишь молока, когда оно золотой стоит? Целый золотой литр молока, которого мелким на день и хватает.

Скай честно подзарабатывать пытался – только кто ж ему нормальные деньги-то платить будет, когда он тоже пришлым считался. И мог Скай целый день по городу ноги бить, покупки из булочной разнося, а получить в итоге дырку от бублика... Из лицея, понятное дело, сразу, как деньги закончились, выперли, кто ж чужака бесплатно учить стал бы? Вот и слонялся неприкаянный с утра до вечера по городу в поисках хоть чего-нибудь, чтоб для дома пригодилось. И везде, если не в лицо, так в спину точно слышал – звездное отродье, пришлый, чужак. А какой Скай чужак, если всю жизнь здесь, на Магрибе? Если с самого рождения на этих серых улицах старого города. Не виноват же он, что отец со звезд спустился и, в мать влюбившись, захотел ее у общины забрать. И хоть и выкуп заплатил, и мэру подарок персональный подарил, а так и не простили отцу, что самую красивую девушку общины себе пришлый звёздник забрал. Мать-то действительно даже до сих пор самой красивой была. Светловолосой, синеглазой – как настоящая принцесса, а не дочка плотника. Говорили, что сам сын мэра на ней жениться хотел, третьей женой взять. А тут отец и все планы испортил. Потому что в отца невозможно не влюбиться было. В пилотной форме, с боевыми наградами за первую горгскую... Высокий, зеленоглазый. Но без гроша за душой. Все и богатство, что награды да старый звездолет. И тот отдать пришлось... А если бы был корабль... Разве остались они на Магрибе, когда можно было бы к звездам, и не пришлось бы так выживать вот после.

То, что мама троих не прокормит, понятно ближе к середине первой зимы стало, после того, как похоронку на отца принесли. Но чем Скай помочь мог, если и сам даже для себя одного не мог заработать? Если в общине только смеялись над ним. А после того, как булочник за заплесневелый кусок хлеба, без спроса взятый, еще и ремнем по плечам отходил и вором обозвал, вообще худо стало. Никто даже курьером брать не хотел. Слухи ж то быстро расходились по общине.

Мама плакала часто. Это Скай помнил. Но, чтоб не видеть этих слез, из дома старался уходить чаще. И, да – воровал. Что мог, то и тянул, так только, чтоб не попасться. Понимал – на откуп от тюрьмы денег нет, а за пару кусков угля или дерева для очага может на полгода в местной колонии оказаться. А кто б тогда семье помогал?

Может, потому, что дома практически не был и проглядел, когда чужой человек в семье появился. А понял все уже, когда заметил, что и молока в доме вдосталь стало, и мясо на обед – не как чудо, и для мелких пряники и конфеты не поштучно по праздникам, а насыпью в вазе.

А когда сообразил, матери истерику закатил, отца вспоминая и обзывая ее нехорошими словами, такими, какие у грузчиков на базаре подслушал. А мама... У нее лицо каменное было, когда про «шлюху» услышала, но... ни слова не сказала.

И больше всего захотел тогда Скай из этого города, из этого дома – и под звезды. Ага... Знал бы, как под этими самыми звездами окажется... Уксуса выпил бы, чтоб хоть помер дома...

С отчимом отношения вообще не складывались. Мелкие дона Грея приняли хорошо. Иногда даже уже, как котята ластиться пытались. Он же им и подарки, и сладости. А Скай... В пятнадцать надо было бы поумнее быть. Может, и не продал бы дон Грей. Может, если бы видел, что помощь и в лавке скобяной будет, да и вообще, с почтением к нему относится Скай, так и остался бы в доме. А там, когда паспорт бы на руки дали, можно было бы и под звезды. Только вольному. А не... С ошейником и бессрочным контрактом.

Подождать надо было, прежде чем выручку за неделю из кассы дергать. Ну, или подготовиться по-нормальному, чтоб хоть не поймали сразу.

Дурак Скай тогда был. Не думал же, что с ним так вот. Не думал, что он даже не в местной тюрьме окажется.

А надо было думать. Хоть немного. Кто б за вора и ублюдка-то налог бы тюремный заплатил. Или хоть извиниться попробовал. Если б все можно было назад вернуть, в ноги дону Грею бы кинулся и прощение вымаливал. Потому что лучше полгода в тюрьме, но вольным, чем так вот... всю жизнь... Сколько уже? Восьмой год идет. И даже забывать стал Скай, как это – вольным быть. Как это самому по улицам бегать было, в лицей ходить, о звездах мечтать...

Только вот во снах иногда до сих пор и видел. Когда не сильно уставал, когда не так все болело, когда силы были на то, чтоб эти самые сны видеть.

А чтоб сны снились, сам себе, как мама в детстве когда-то, пожелание говорил. И даже иногда верил, как мелкие верили, Дея и Томаш, что если приснится Императору его желание, то однажды оно обязательно у Ская сбудется. А желание было. Давнее и заветное. Восемь лет скоро как, чуть ли ни ежесекундно повторяемое.

"Домой хочу... Вольным."

Комментарий к Желание

От беты: проверено.

========== Предложение ==========

День обещал стать долгим и неприятным. Сначала кофемашина сломалась. Да, если б еще просто сломалась, а то тонкая стеклянная чаша чуть ли не в руках Эрика взорвалась, а сам аппарат засвистел, загудел, облако черного дыма в воздух выпустив, и замер.

Эрик чертыхался громко. Испугался только после, когда дошло, что мог по второму кругу кипятком в лицо получить. Короче – остался без утреннего кофе и с дурным настроением. Пришлось соком довольствоваться – полезным, но совсем не таким тонизирующим, как уже привычная чашечка кофе перед поездкой в клинику.