Текст книги "Клетка ангела (СИ)"

Автор книги: Анна Зайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

36

Хлоя

Я просыпаюсь, все еще ощущая это теплое сияние, кайф, который усиливается, когда я открываю глаза и обнаруживаю, что он лежит рядом со мной, опершись на локоть, и смотрит на меня с нежной собственнической улыбкой.

– Доброе утро, – бормочу я, убирая волосы с лица и борясь с желанием протереть глаза ото сна.

Как долго он не спал и смотрел на меня вот так? Что еще более важно, насколько я в беспорядке этим утром? Я изо всех сил старалась снять макияж в ванне прошлой ночью, но я уверена, что вокруг моих глаз все еще размазаны следы теней и туши, как у енота, и мое дыхание не самое свежее после всего этого алкоголя.

Он не должен возражать, поскольку он наклоняется вперед и целует меня с таким жадным желанием, что я уверена, что он собирается трахнуть меня прямо здесь и сейчас. Но вместо этого он отстраняется и улыбается мне, прижимая мое лицо к своей большой ладони. «Доброе утро, Зайчик. Как ты себя чувствуешь?"

Как будто этот брак может быть не таким уж плохим. – Я в порядке, – говорю я, улыбаясь в ответ. Прошел всего день, а уже трудно вспомнить, почему я так испугалась, когда он сделал предложение. Как сказала Алина, это мечта каждой сказки: красивый, богатый муж, который без ума от тебя.

Конечно, Николай ближе к Князю Тьмы, чем к Прекрасному Принцу, но почти все ужасные вещи, которые он совершил или планировал сделать, были направлены на то, чтобы защитить меня.

Кроме части с его отцом.

Тревожные слова шепчутся у меня в голове, но я отталкиваю их. Я не хочу думать об этом сегодня утром. Я уверена, что всему есть разумное объяснение, и скоро я узнаю, что это такое.

А пока я хочу насладиться первым супружеским утром в моей жизни с мужчиной, который смотрит на меня так, будто я сделана из шоколада и звездного света.

И получаю от этого удовольствие. Мы вместе принимаем душ, действие, которое приводит к длительному, парному – буквально потому, что кабинка пропитана паром – занятию любовью, во время которого Николай вылизывает меня, как если бы я была его завтраком, и заставляет меня кончить три раза подряд, прежде чем прижать меня. против стекла и трахал меня так сильно, что я кричала его имя.

Думаю, он решил, что взять меня прошлой ночью было достаточно, чтобы излечить мою болезненность, и он прав. Конечно, у меня немного болит после этого сеанса, но я так доволен, что оно того стоит.

После этого Николай решает, что нам нужен настоящий завтрак, поэтому Людмила приносит нам поднос с фруктами и остатками вчерашнего ужина, а также чаем и кофе, и мы кормим друг друга в постели. Вернее, Николай кормит меня, а я пытаюсь ответить взаимностью, только он выхватывает у меня вилку и целует до тех пор, пока я не забываю, что собиралась сделать. Немного меда также вступает в игру, и следующее, что я знаю, мне нужен еще один душ, и я определенно более больна.

Когда мы, наконец, выходим из спальни, уже почти время обеда, и когда мы направляемся к лестнице, Слава выбегает из своей комнаты, Людмила следует за ним по пятам.

«Мама Хлоя!» Его глаза тигренка сияют, когда он обхватывает мои ноги своими короткими ручками и крепко сжимает их, прежде чем переключить свое внимание на Николая. Обхватив его ноги, он смотрит на него. "Папа! Я скучаю по тебе и Хлое!»

При взгляде на лицо Николая я таю. Другого слова для этого нет. Вместо мышцы с функциями жизнеобеспечения мое сердце превращается в липкую лужицу, и все остальное следует его примеру.

Наклонившись, Николай поднимает сына и усаживает его себе на бедро с естественной легкостью. – Славочка… – Его голос напряжен, когда он вглядывается в лицо ребенка. – Мы тоже по тебе соскучились.

Глаза Людмилы встречаются с моими, и я вижу отражение своих чувств на ее обычно бесстрастном лице. Откашлявшись, она говорит с более сильным, чем обычно, акцентом: – Я пойду помогу Павлу, хорошо? и спешит вниз.

Мы идем за ней в неторопливом темпе, а Николай несет Славу на бедре, как маленького ребенка. Мальчик, кажется, рад быть там, и я не могу его винить.

Он пропустил это в течение первых четырех лет своей жизни.

Когда мы присоединяемся к Алине за столом, я не могу перестать улыбаться – и она это замечает.

"Веселая ночка?" – лукаво шепчет она мне, пока Николай наполняет Славину тарелку.

Я киваю, краснея, а она смеется, отчего Слава и Николай косо смотрят на нас.

Мое радостное настроение, должно быть, заразительно – иначе все останутся в праздничном настроении, – потому что обед проходит без какой-либо обычной напряженности между братьями и сестрами. Вместо этого Николай и Алина вместе рассказывают мне забавные истории о России, обо всем, от того, как там относятся к американцам, до семейной традиции купаться зимой в замерзших озерах.

«Это ужасно», – восклицаю я, когда Алина описывает, как она чуть не лишилась пальца ноги из-за обморожения, когда шла босиком по льду, когда ей было семь лет. – О чем думали ваши родители?

Я понимаю свою ошибку, как только слова заканчиваются – меньше всего мне хочется напоминать им об их отце, – но, к моему облегчению, Алина и глазом не моргнула. – О, это не было идеей наших родителей. Наша бабушка была той, кто считал, что холод полезен для тела и души. И знаешь, что? Последняя наука подтверждает это. То же самое касается саун, еще одного основного продукта питания в России. Они, по-видимому, имитируют упражнения, а белки теплового шока, выделяемые во время этих сеансов потоотделения, делают все: от улучшения здоровья сердца до предотвращения рака. Поэтому, если вы хотите прожить долгую и здоровую жизнь, вам следует принимать ледяные ванны и сауны, а в идеале и то, и другое вместе».

«Нет, спасибо», – говорю я с содроганием, но Николай смеется и говорит, что этой зимой он предложит мне попробовать экстремальный режим.

«Мы заставим тебя пристраститься к этому, я обещаю», – добавляет он с улыбкой, когда я обдумываю поразительное осознание того, что я буду с ним этой зимой – и каждую вторую зиму в обозримом будущем.

Потому что это и есть брак.

Мы вместе до конца наших дней.

Эхо моей прежней паники возвращается, но я подавляю его. Я не позволю своим иррациональным страхам омрачить то, что обещает быть прекрасным совместным днем – надеюсь, первым из многих.

В конце концов, счастье – это выбор, и я бы предпочла быть счастливой в этом браке по принуждению.

37

Хлоя

Следующие несколько дней проходят так же идиллически. Хотя мы никуда не уехали, такое ощущение, что мы в медовом месяце. Мы занимаемся любовью несколько раз за ночь (а часто и днем), ложимся спать допоздна, завтракаем в постели, ходим на длительные прогулки и в походы, как сами, так и со Славой. Однажды к нам присоединяется и Алина, и мы вчетвером плаваем в ближайшем озере, где все трое русских высмеивают мое нежелание залезать в холодную родниковую воду.

Оказывается, Славе так же комфортно быть холодным, как и взрослым, что делает меня единственным слабаком.

Тем не менее, в конце концов я плаваю, и, пока я дрожу после этого, Николай согревает меня, растирая меня своими большими шероховатыми ладонями. Если бы мы были одни, он, несомненно, сделал бы больше, но, увы, даже он подводит черту, занимаясь любовью перед своими маленькими сыном и сестрой.

Впрочем, это единственное действие, где он подводит черту. Мы постоянно занимаемся КПК. У моего мужа нет стыда, когда он целует меня, массирует мне шею и плечи и притягивает к себе на колени всякий раз, когда приходит настроение. Как будто я домашнее животное, которого он любит обнимать. Я не могу сказать, что ненавижу это; на самом деле, я не так уж и тайно упиваюсь его вниманием.

Было бы иначе, если бы кто-то в доме насмехался над этим или иным образом заставлял меня чувствовать себя смущенным. Но никто этого не делает. Даже Алина, с ее случайными нежными поддразниваниями, считает само собой разумеющимся, что ее брат не может оторвать от меня рук, настолько, что мне приходится сомневаться, что это одна из тех легендарных черт «молотовцев».

Я бы спросила, но боюсь, что это может быть слишком близко к теме, которую я упускаю, к ответам, которые я говорил себе, что хочу, но не могу заставить себя потребовать. Просто так приятно не думать о тьме Николая и ужасающих вещах, на которые он способен. Я даже не осведомилась о Маше и о новом плане по захвату Брансфорда; каждый раз, когда я думаю о своем биологическом отце, мой пульс учащается, а желудок сжимается в жесткий тугой узел.

Завтра утром , я говорю себе каждый вечер. Я поговорю об этом с Николаем утром первым делом . Но утром я просыпаюсь в его объятиях, чувствуя тепло и безопасность, обожание и обожание, и я не могу заставить себя рисковать своим покоем, поэтому я говорю себе, что мы поговорим вечером.

Я знаю, что должно произойти что-то, что проткнет наш счастливый пузырь, но я не хочу, чтобы этим чем-то была я.

Мы продолжаем так еще три недели, в течение которых я наслаждаюсь вниманием, которое он щедро ко мне проявляет, упиваясь одновременно его нежностью и грубостью. Обе версии Николая – нежного любовника и свирепого дикаря – приводят меня в восторг, и это хорошо, потому что когда дело доходит до моего мужа, я никогда не могу предугадать, что мне достанется. В ту же ночь он может поклоняться моему телу, как если бы я была сделана из хрусталя, и трахать меня до тех пор, пока на следующий день я едва смогу ходить. Временами у меня возникает ощущение, что он хочет еще большего, что однажды он может подтолкнуть меня еще дальше, попытаться завладеть мной еще полнее, но, как и я, он не хочет делать ничего, чтобы вернуть какие-либо раздоры и напряжение в нашу жизнь. жизнь, заканчивая наш медовый месяц.

Вместо этого он осыпает меня подарками, от дорогих украшений до аксессуаров и одежды. Кажется, что в моем шкафу каждый день появляется новое платье, или пара туфель, или шарф, или что – то еще. Для меня это почти слишком дорого – многие серьги и браслеты, которыми я сейчас владею, стоят больше, чем дома некоторых людей, – но он настаивает на том, что ему доставляет удовольствие покупать мне вещи, поэтому я в конце концов перестаю возражать… потому что обладание этими вещами тоже доставляет мне удовольствие.

Я никогда не знала настоящей бедности, благодаря моей маме, работающей без перерыва, чтобы поддержать нас, но я также не могу вспомнить время в своей жизни, когда мне не приходилось считать каждую копейку и тщательно планировать все расходы. Большая часть моей детской одежды была куплена из вторых рук, а единственные украшения, которые у меня были, были дешевыми костюмными. Теперь мой гардероб похож на Saks Fifth Avenue на стероидах, и хотя это может показаться поверхностным с моей стороны, мне это нравится. Богатые люди знают, что делают, когда покупают все эти предметы роскоши – они действительно могут улучшить чью-то жизнь.

Также улучшают мою жизнь уроки русского языка, которые Николай начал давать мне – с помощью Славы, конечно. Ребенок очень радуется, что я не умею произносить русские фразы, которые он так легко произносит, а Николай радуется совсем другому: заставляет меня говорить ему в постели слова любви и секса.

«Скажи: «Я хочу тебя », – инструктирует он меня, держа меня на грани оргазма. И когда я повинуюсь, отчаянно нуждаясь в облегчении, он безжалостно приказывает: «Теперь скажи: «Я люблю тебя ».

Так я и делаю. Я говорю все, что он хочет от меня, включая такие грязные фразы, что я краснею, когда позже смотрю на них. Но грязный или чистый, мои знания русского языка растут день ото дня, что очень забавляет Алину и Людмилу, последняя из которых находит мое произношение совершенно смешным.

«Ты такой американец», – смеясь, говорит жена Павла, когда я пытаюсь попросить у нее «завтрак » – завтрак – на ее родном языке. «Зачем ты вообще пытаешься? Здесь все говорят по-английски, даже я.

Я бы обиделась, но она права. Даже ее английский, каким бы несовершенным он ни был, в тысячу раз лучше моего русского. Я предложила дать ей несколько уроков, чтобы улучшить его, но она пока не приняла меня к этому – потому что, по словам Алины, она надеется вернуться в Россию и не нуждаться в этом.

«Она очень скучает по Москве, – говорит она мне. «Ей здесь скучно, нечего делать и не с кем видеться».

Я могу сочувствовать этому. Несмотря на всю окружающую нас современную роскошь и природную красоту, комплекс представляет собой своего рода тюрьму, или, говоря более позитивно, убежище от мира. Я тоже скучаю по своим друзьям и часто просматриваю социальные сети, чтобы мельком увидеть их жизнь после окончания учебы. Я так сильно хочу связаться с ними, ответить на все их сообщения с вопросами, где я нахожусь, почему я не размещал сообщения в своих профилях несколько месяцев, но я не осмеливаюсь сделать это на случай, если это каким-то образом приведет Брэнсфорда ко мне, к этот комплекс и моя новая семья.

Я не могу подвергать их опасности, даже для того, чтобы развеять беспокойство моих друзей обо мне.

Особенно мне было бы ужасно, если бы я сделал что-нибудь, что подвергло бы Славу опасности. С каждым днем моя привязанность к сыну Николая растет, и я чувствую себя все более комфортно в роли его мамы. Вместо того, чтобы Алина или Людмила купали его и укладывали спать, мы с Николаем теперь часто делаем это вместе, рассказывая ему истории о супергероях и читая его любимые книги, пока он не заснет.

Мы втроем становимся настоящей семьей, и это знание наполняет меня нежной теплотой, довольством, которое не должно быть возможным с таким опасным, переменчивым человеком, как Николай.

Не то чтобы все идеально, конечно. Во-первых, мы двое расходимся во мнениях, когда дело доходит до того, что следует позволять делать не совсем пятилетнему ребенку. Как оказалось, Николай и его братья – и в меньшей степени Алина – были беспризорными детьми, которым разрешалось и даже поощрялось играть на улице самостоятельно и в целом быть опасно независимыми. Так что, хотя я впадаю в панику каждый раз, когда вижу нож для стейка в руке Славы или обнаруживаю, что он карабкается на дерево выше шести футов, Николай раздражающе спокоен в таких вещах.

– Тебя не волнует, что он может упасть и сломать себе все кости? – с досадой спрашиваю я, когда мы идем в поход, и он позволяет Славе вскарабкаться на старый дуб, пока его крошечная фигурка едва видна сквозь листву. – Или, что еще хуже, упасть ему на голову и сломать шею?

"Конечно, я делаю." Его золотые глаза угрожающе прищурились. – Ты думаешь, я не беспокоюсь обо всех ужасных вещах, которые могут случиться с ним в любой день? Лестницы, с которых он может скатиться, болезни, которые он может подхватить, ядовитые ягоды, которые он может найти и съесть? Иногда это все, о чем я могу думать, настолько, что я убежден, что схожу с ума. Но точно так же, как мы не можем быть рядом, чтобы держать его за руку каждый раз, когда он поднимается по лестнице, мы не можем ожидать, что будем рядом с каждым деревом, с которым он столкнется, или с каждым ножом, который попадется ему на пути на протяжении всей его жизни. На самом деле, нет никакой гарантии, что мы будем рядом с ним завтра. Жизнь может быть непредсказуемой и жестокой, и чем лучше он подготовлен к встрече с ней, тем выше шансы, что он выживет».

– Но он еще ребенок. Вы должны научить его , как выжить».

«Я учу его, позволяя ему сталкиваться с таким количеством опасностей в одиночку, как только он может. Дети его возраста не глупы; они достаточно упали, чтобы знать, что это больно. Он бы не забрался так высоко, если бы не чувствовал себя в безопасности в своей силе, а единственный способ расти и испытывать эту силу – бросить вызов самому себе, когда это важно… когда под ним нет резинового коврика. Кроме того, – добавляет он, когда я собираюсь начать спор, – я слежу за ним . Если он начнет падать, я его поймаю.

Тогда я заткнулся, потому что, скорее всего, он это сделает. У человека рефлексы кошки. На днях я случайно локтем сбила со стола стакан с водой, и Николай поймал его в воздухе, не прерывая разговора. В другой раз я споткнулся об одну из деталей Славы LEGO и врезался бы мне в лицо, но Николай обнял меня до того, как я упала на пол, хотя он был в другом конце комнаты секундой раньше.

Если бы я не знала лучше, я бы подумала, что он был одним из супергероев комиксов Славы или, что более вероятно, суперзлодеями.

Этот ярлык подходит ему как нельзя лучше.

Позже той же ночью, когда мы входим в нашу спальню, мне приходит в голову кое-что в связи с нашим предыдущим разговором.

«Если ты так полон решимости взрастить независимость Славы, почему ты так полон решимости оградить меня от любой опасности?» – спрашиваю я, садясь на кровать и наблюдая, как Николай снимает пиджак и галстук. Мы все еще примеряем официальные наряды за ужином, и я должен признать, что мне это нравится. Мало того, что я ношу великолепные платья каждый день, мой муж невероятно красив в тех строго сшитых костюмах, которые ему нравятся.

Как будто мы переключаемся между двумя сферами: дневной, где мы идем в поход по пустыне и пачкаемся, и вечерней, где царят гламур и блеск.

– Потому что ты не ребенок, и тебя не так воспитали, как я воспитываю Славу, – ровно отвечает Николай, расстегивая запонки. – Твоя мама, какой бы замечательной она ни была, не подготовила тебя к борьбе с убийцами, зайчиками… или такими мужчинами, как я.

Я тяжело сглатываю, моя кровь нагревается, когда он скользит взглядом по моему все еще полностью одетому телу. С тех пор, как мы поженились, я стала лучше читать сексуальные настроения Николая и понимать, какая ночь мне предстоит. И сегодняшний вечер обещает быть одним из наших самых диких, тех, когда я никогда не уверен, как далеко он зайдет.

Когда я чувствую в нем тьму, чувствую, как она поднимается близко к поверхности.

Не то чтобы я его боюсь. Не совсем. Я знаю, что он не причинит мне вреда, по крайней мере, никоим образом. Просто иногда у меня возникает ощущение, что ему недостаточно того, что у нас есть, что его ненасытный голод по мне остается неудовлетворенным.

Временами мне кажется, что он хочет поглотить меня, всю меня, и ничего меньшего не получится.

Он снимает рубашку, обнажая красиво очерченные мускулы, и подходит ко мне, его движения снова напоминают плавный, убийственно грациозный рыскание большой кошки.

Может быть, он был тигром в прошлой жизни.

Может быть, я была его добычей.

Инстинктивно я откидываюсь назад на кровати, и его губы зловеще изгибаются. Как всегда, он знает, что я думаю и чувствую, и ему нравится то, что я чувствую сейчас.

Ему нравится заставлять меня немного нервничать.

Двигаясь с той же хищной неторопливостью, он взбирается на кровать и надо мной, толкая меня на землю, прежде чем схватить мои запястья и прижать их над головой одной рукой.

У меня пересохло во рту от взгляда его глаз, от темной напряженности в них. Я облизываю губы, и его взгляд следует за моим языком, его лицо напрягается. Когда его глаза снова встречаются с моими, они полны такого обжигающего жара, что мне кажется, что я могу сгореть на месте. Мое сердце бешено колотится, моя кожа вся краснеет, когда он опускает голову и громко вдыхает, словно жадный до запаха моих волос.

– Гм, Николай… – я извиваюсь под ним, мой пульс учащается, когда я чувствую, как выпуклость давит на мои бедра. Даже несмотря на то, что нас разделяют слои его штанов и моего платья, я чувствую, насколько горяча и тверда его эрекция, насколько она массивна. Я снова сглатываю. – Когда ты сказал «мужчинам вроде меня», что именно вы имели в виду?

Его губы касаются моего уха, жар его дыхания заставляет меня дрожать, когда он шепчет: «О, мой милая, любопытный зайчик… ты скоро узнаешь».

38

Хлоя

Дрожь пробегает по моему телу, и он поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, и уголки его губ изгибаются в мрачной улыбке. Я почти чувствую, как он упивается моим трепетом, садистски продлевая ожидание.

Я пытаюсь пошевелить руками, вывернуться из его хватки, но это бесполезно. Его пальцы железными кандалами сковывают мои запястья, приковывая их над моей головой. Его улыбка становится глубже, золотой блеск в его глазах усиливается, когда я борюсь, и я знаю, что ему это тоже нравится, видя меня беспомощной в его объятиях.

Опустив голову, он делает еще один голодный вдох и, наконец, отпускает мои запястья. Прежде чем я успеваю вздохнуть с облегчением, он переворачивает меня на живот и, придерживая одной большой рукой, расстегивает молнию моего платья. Когда он открывается до самого копчика, он проводит теплой ладонью по моему голому позвоночнику, шероховатость его мозолей приятно царапает мою кожу.

– Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно люблю твою спину? Мягкий темный тембр его голоса успокаивает, но нервирует. «Такая подтянутая и грациозная, как у балерины. Но моя любимая часть в тебе – это задница. Его ладонь скользит по моей щеке и слегка сжимает. «Такая тугая, круглая и идеальная… такая трахабельная».

Мое сердце снова подпрыгивает, когда он поднимает меня в сидячее положение и прислоняет спиной к своей груди, обхватывая одной мощной рукой мою грудную клетку, чтобы удерживать меня на месте, пока он стягивает платье вниз по моему телу. Он обращается со мной, как с куклой в человеческий рост, и в этом есть что-то извращенно эротичное, что-то, что привлекает ту часть меня, о которой я стараюсь не думать… ту, которую не отталкивает темнота внутри него, а тянет к ней.

На мне нет лифчика, и, когда он стягивает платье до моей талии, моя обнаженная грудь вырывается наружу, растекаясь по его предплечью, мои соски уже набухли и болят. В его груди раздается низкое рычание, и он сгибает меня обратно через свою руку так, как он любит делать, заставляя меня чувствовать себя человеческой жертвой, подношением свирепому, изначальному богу.

Его горячий, влажный рот смыкается вокруг моего соска, и я задыхаюсь, хватая его за голову, пока он кусает, посылая огонь прямо в мой клитор. Мои нервные окончания бунтуют в замешательстве, боль и удовольствие смешиваются, пока я не отчаянно хочу большего. И он доставляет больше, повторяя лечение с другой моей грудью, чередуя сосание соска с зубами. К тому времени, как он поднимает голову, чтобы встретиться со мной взглядом, я задыхаюсь, сгорая от возбуждения.

Он нужен мне. Он мне чертовски нужен.

Забыв о своих страхах, я притягиваю его голову к себе, и наши губы сливаются в жестком, глубоко плотском поцелуе, наши языки переплетаются, когда я отвечаю на его неистовую потребность, отвечая на его поглаживание, покусывание на укус. Мне все равно, что он сделает со мной сегодня вечером, пока я могу получить больше этого темного, головокружительного удовольствия, больше того, чего я жажду.

Мы оба прерывисто дышим, когда он прерывает поцелуй и укладывает меня на пол, чтобы платье спустилось по бедрам. Оно отказывается сниматься легко, поэтому он разрывает его по швам, слишком нетерпеливый, чтобы заботиться о том, чтобы испортить еще одно дорогое платье. И мне все равно, не с быстро нарастающим во мне напряжением, не когда каждая частичка меня горит для него.

Когда я одета только в стринги, он переворачивает меня обратно на живот и запихивает две подушки под бедра, прежде чем спустить лоскуток ткани вниз по моим ногам. Затем он тянется вправо, и я слышу, как открывается ящик.

Мой трепет возвращается, ненадолго подавляя мое возбуждение. Я сильно подозреваю, что знаю, что он собирается сделать, и подтверждаю свою правоту, когда оглядываюсь через плечо и вижу бутылку со смазкой и маленькую анальную пробку в его руках. Тем не менее, мое сердце бешено колотится в горле, а грудная клетка сжимается вокруг легких. – Николай, я… – глотаю воздух. – Я никогда… то есть…

– Никогда не трахалась в задницу?

Мое лицо невыносимо пылает, его грязные слова еще больше выбивают меня из колеи. Каким-то образом мне удается слегка кивнуть, и его губы изгибаются в первобытном мужском удовлетворении, когда он мягко говорит: «Хорошо», и брызгает прохладной смазкой между моими ягодицами.

Я задыхаюсь, инстинктивно сжимаясь, когда он прижимает пробку к моему отверстию, и он опускает мою голову на кровать. – Расслабься, зайчик. Его голос – грубый бархат и темный жар. – Обещаю, тебе это понравится.

Я хочу возразить – тот раз, когда мой бывший парень пытался всунуть туда палец, я ненавидела каждую секунду, – но это Николай, чье господство над моим телом пугающе тотальное. В его объятиях я теряю всякое чувство собственного достоинства, а тем более то немногое здравомыслие, которое у меня еще есть. Поэтому я молчу и делаю все возможное, чтобы дышать через нос, когда заостренный резиновый кончик пробки вдавливается, проталкивая тугое кольцо моего сфинктера.

Медленно он скользит глубже, и я подавляю стон на матрасе, переполненный странными ощущениями. Как и в тот раз, есть почти тошнотворная полнота, ощущение растяжения и проникновения, вторжения неестественным, неудобным образом. Но есть и нечто большее, своеобразное давление, от которого учащается мой пульс и сжимается внутренности – ощущение, которое усиливается по мере того, как Николай наклоняется надо мной, прикрывая меня своим большим твердым телом, окутывая своим чувственным мужским ароматом.

Его дыхание согревает мое ухо, когда он целует чувствительный изгиб моей шеи, посылая мурашки удовольствия по моей руке. В то же время он просовывает одну руку мне под живот и находит мой клитор, начиная медленно трахать меня игрушкой. Тут же давление усиливается, трансформируясь в эротическое напряжение, темное, горячее удовольствие, которое сталкивается с дискомфортом и как-то вырастает из него. Его пальцы на моем клиторе, игрушка в моей заднице, его губы на моей шее – это сенсорная перегрузка, качели удовольствия и боли, которые качаются вперед и назад, с каждым разом поднимаясь все выше.

С приглушенным криком я выхожу из себя, вздрагивая и дрожа, но он еще не закончил со мной. Вытаскивая игрушку из моей задницы с скользким хлопком, он проникает в меня сначала одним пальцем, затем двумя вместе, жгучее растяжение только терпимо из-за злой магии, которую его другая рука творит на моем клиторе. Больно, жжет, но боль снова сменяется могучим наслаждением, каким-то особенным образом усиливая его. Тяжело дыша, я снова испытываю оргазм, моя задница сжимает его большие пальцы с грубыми краями, мое зрение покрывается черными и белыми пятнами, когда из моего горла вырывается судорожный крик.

Прежде чем я успеваю прийти в себя, он вытаскивает пальцы из моего все еще дергающегося тела, и вместо этого я чувствую широкую, гладкую головку его члена у своего отверстия. Я напрягаюсь, мой пульс снова учащается, и он успокаивающе проводит рукой по моему позвоночнику.

«Выдохни, зайчик. Ты можешь взять меня». Слова – мягкий, глубокий шепот, такой же утешительный, как нежное поглаживание моей спины. Но в тот момент, когда он сжимает мои бедра и давит на тугое кольцо мышц, качели качаются до боли, и я знаю, что он неправ.

Я не могу этого сделать.

Он слишком большой для меня.

«Николай, пожалуйста, …» Я задыхаюсь, мольба застревает у меня в горле, когда мой сфинктер поддается давлению, и массивная головка его члена высовывается. Весь воздух со свистом вырывается из моих легких, мое зрение становится полностью черным на мгновение. головокружительный момент. Он такой большой и толстый, что мне кажется, будто меня разрывают на части, и пока он медленно входит в меня своим членом, я уверена, что упаду в обморок.

Но я не знаю. Вместо этого я чувствую каждый его длинный твердый дюйм, каждую частичку мучительно осторожного вторжения. Мой желудок скручивает и бурлит, кожа становится липкой от холодного пота, но я не могу подобрать слова, чтобы положить этому конец, мой мозг так же перегружен, как и тело.

Не помогает и то, что он снова склоняется надо мной, целует в шею и шепчет мне на ухо успокаивающие нежности, его ровный голос хрипит от желания. И не то, что его умелые пальцы снова играют с моим клитором, вызывая ощущения, которые не могут – не должны – сосуществовать с такой болью. Это не совсем удовольствие, но что-то вроде этого, смесь агонии и экстаза, которая заводит меня заново, вырывая из моего тела мучительную кульминацию.

Тогда я теряю сознание, по крайней мере на мгновение, потому что следующее, что я замечаю, это то, как он плавно скользит в мою задницу и выходит из нее, каждый толчок вызывает собственное ощущение, качели еще раз качаются взад и вперед, мощно создавая эротическое напряжение. Мое тело наполняется жаром, мое сердце бушует в грудной клетке, и когда я кончаю в четвертый раз с рваным криком, он стонет и содрогается надо мной, теплые струи спермы омывают мои воспаленные внутренности.

Потрясенная и разбитая, я лежу там, слишком слабая, чтобы пошевелиться, когда он отстраняется от меня и встает с кровати, возвращаясь через минуту с теплым мокрым полотенцем. Он очищает меня, затем переворачивает и сажает к себе на колени. Я с силой открываю свои тяжелые веки, чтобы найти его тигровые глаза на моем лице, изучающие меня с характерной для него напряженностью.

Нежно, благоговейно он обхватывает меня за щеку, его голос грубый, когда он бормочет: «Знаешь, я никогда не отпущу тебя. Даже если ты умоляешь.

Я удерживаю его взгляд. "Я знаю."

– Ты ненавидишь меня за это?

Я должен. Каким бы прекрасным ни был этот медовый месяц, правда в том, что он заставил меня выйти замуж, лишил меня свободы, моего выбора. Почти во всех отношениях, что имеет значение, я его пленница, отданная на милость его темных прихотей и страстей. Но ложь не сходит с моих губ. Вместо этого я говорю ему правду. "Я тебя люблю."

Потому что я делаю. Как бы это ни было неправильно, я люблю этого прекрасного, ужасающего, сложного человека. Я люблю его, хотя и боюсь его безжалостной одержимости мной.

Я знаю, что при ярком свете завтрашнего дня я пожалею об этом признании, что сочту его ошибкой. Однако прямо сейчас, в этой мягко освещенной комнате, когда его сильные руки обнимают меня, а мое тело все еще пульсирует отголосками агонии и экстаза, через которые он заставил меня пройти, это не кажется ошибкой, особенно с учетом того, что расцветает нежная улыбка. на его лице самая красивая вещь, которую я когда-либо видел.

– А я люблю тебя, зайчик, – мягко говорит он. "Я всегда буду."