Текст книги "Клетка ангела (СИ)"

Автор книги: Анна Зайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

33

Хлоя

Мы приносим свои клятвы на террасе со стеклянными стенами с видом на ущелье, где горные пейзажи создают достойный фон для Instagram, а послеполуденное солнце заливает все теплым золотым светом.

Для постороннего это выглядело бы как идеальная крошечная свадьба, вплоть до музыки, звучащей через потолочные динамики, и очаровательного ребенка в смокинге, сияющего от волнения справа от нас.

«Вы, Хлоя Эммонс, берете Николая Молотова… вашего законного мужа… и удерживаете…» Слова священника то исчезают, то исчезают, как ошибочная радиопередача, эффект белого шума возвращается, создавая постоянный гул в моих ушах. Я смутно осознаю, что рядом со мной стоит Алина, неофициально играющая фрейлину, и медвежье тело Павла рядом с Николаем. Он его шафер? Это вообще в России есть?

– Да, – отвечаю я, когда понимаю, что священник молчит уже какое-то время. Николай уже сказал свою часть, так что дело за мной.

Людмила, которая держит Славу за руку, что-то говорит мальчику по-русски, а священник улыбается и говорит: «А теперь поменяйся кольцами».

У нас есть кольца?

И действительно, сильные пальцы Николая уже сжимают мое правое запястье. Повернув мою руку ладонью вверх, он кладет в ее середину простое золотое кольцо, затем берет мою левую руку и надевает на безымянный палец изящный золотой круг, инкрустированный бриллиантами.

Хм. Кажется, у нас есть кольца.

Неуклюже надеваю простую повязку на безымянный палец Николая и смотрю вверх. Его глаза соответствуют цвету драгоценного металла на его руке, палящий жар в них прогоняет белый шум в моих ушах и делает происходящее абсолютным облегчением.

Святой ебать.

Мы только что поженились.

Мужчина передо мной теперь мой муж .

«Поздравляю. Вы можете поцеловать невесту, – говорит священник, и мое сердце бьется сильнее, когда Николай поднимает мое лицо и наклоняет голову, мрачная удовлетворенная улыбка играет на его губах, когда они опускаются на мои.

Это короткий, почти платонический поцелуй, но в нем безошибочно чувствуется грубое собственничество, или в том, как он сжимает мою руку после этого, когда поворачивается лицом к потоку аплодисментов и поздравлений, идущих к нам. Даже когда все обнимают нас, он держит меня, отказываясь отпускать.

Наконец взрослые отступают, и Николай становится на колени перед Славой, все еще крепко сжимая мою руку.

– Славочка… – Тон у него торжественный, английские слова тщательно выговариваются. «Теперь мы семья. Хлоя – моя жена и твоя новая мама.

Ладно, эй. Я не ожидала этого. Разве мы не должны с этим смириться? Я не хочу, чтобы Слава обижался на меня за то, что я заняла место его умершей матери. Конечно, формально я его мачеха, но это не значит, что он не может продолжать думать обо мне как о Хлое, а позже, когда придет время, мы сможем…

Мои мысли резко останавливаются, когда Слава улыбается мне самой широкой, самой яркой улыбкой и обхватывает мою юбку своими короткими ручками, изо всех сил обнимая мои ноги.

«Мама Хлоя», – восклицает он, глядя на меня с еще большей ухмылкой, и это все, что я могу сделать, чтобы скрыть свое потрясение от того, как он легко принял это изменение в нашей динамике. Где обида? Настороженность перед внезапными переменами в его жизни? Не то чтобы я не рада, что он так на борту. Николай, должно быть, говорил с ним в какой-то момент сегодня, предупредил его о том, что должно произойти. Тем не менее, я ожидал, по крайней мере, короткого периода адаптации. Если конечно-

Я останавливаюсь. Ничего из этого сейчас не важно. Обрамляя ладонью обращенное кверху лицо Славы, я одариваю его самой яркой улыбкой, на которую только способна. "Да, дорогой. Мы теперь семья. Можешь называть меня мамой или как угодно».

Как бы ни было неприятно внезапно оказаться в роли родителя, у меня есть чувство, что Слава будет наименее сложной частью этого брака, и не только потому, что мне не стыдно признать, что ребенок уже владеет моим сердцем.

Когда я смотрю на Николая, выражение его лица выражает теплое одобрение. Улыбаясь, он подносит руку, которую держит, к губам и целует мои костяшки один за другим, вызывая мурашки по позвоночнику и заставляя Славу хихикать.

– Мама Хлоя, – взволнованно повторяет он и подпрыгивает к Алине, болтая с ней по-русски.

– Еще раз поздравляю, – говорит она, когда я ловлю ее взгляд. Она тихо добавляет: «Я рада, что ты моя сестра».

Сестра. Верно. Потому что вот что значит жениться. Она обретает не только мужа, но и семью. Как сын, сестра, два брата и сколько угодно двоюродных братьев… всех братьев, сестер и родственников, которых у меня никогда не было.

Впервые я понимаю, насколько сильно меняется моя жизнь.

Я больше не сирота, пробирающаяся одна по миру.

Я до сих пор осознаю, что фотограф выводит нас на улицу, чтобы сделать миллион снимков на скале, где летний ветерок целует наши лица прохладой, пахнущей соснами.

Не сирота.

Не единственный ребенок матери-одиночки, у которой не было собственной семьи.

Как давно я тайно желала чего-то подобного? В моем воображении это был мой отец, который войдет в мою жизнь и познакомит меня со всеми двоюродными братьями, тетями и дядями, которых я никогда не знал, но которые оказались замечательными. Теперь, зная то, что я знаю о Брансфорде, я не могу себе этого представить. Сама мысль о встрече с кем-то, кто связан с человеком, который пытается меня убить, вызывает отвращение. Слава богу, у него нет других биологических детей – по крайней мере, СМИ не знают о них. Из того немногого, что я позволила себе прочитать о нем, я знаю, что он вдовец, который недавно женился во второй раз. Его первая жена десять лет боролась с какой-то редкой формой рака, прежде чем скончалась несколько лет назад, а у его новой жены двое маленьких детей от предыдущего брака – девочка и мальчик, которых он регулярно выставляет напоказ перед камерами, играя роль здорового, полностью американского мужа и отца в совершенстве.

Если бы они только знали.

Задумавшись, я на автопилоте подчиняюсь указаниям фотографа, и в следующий раз, когда я оглядываюсь, солнце садится за горные вершины, заливая все красновато-оранжевым сиянием.

– Этого должно хватить, – говорит Николай, и мы возвращаемся в дом, где лакомство, разложенное на обеденном столе, посрамляет празднование дня рождения Алины. Здесь есть все: от морепродуктов до традиционных русских блюд, огромного разнообразия суши и интернациональных деликатесов, таких как улитки.

Они, должно быть, привезли большую часть этого; у Павла не было времени сделать даже малую толику из того, что перед нами.

Мой желудок издает урчание, и я внезапно понимаю, что проголодалась. Все эти фотосъемки, должно быть, были более энергозатратными, чем казалось. А может это стресс. В любом случае, как только мы садимся и Павел произносит первый тост за наше здоровье, я наполняю свою тарелку пятью разными видами бутербродов с икрой, за которыми следуют блинчики, слоеные пирожные, огромное разнообразие маринованных фруктов и овощей, хвосты лобстеров, вяленое мясо, изысканные сыры и всевозможные салаты. Все так же восхитительно, как и выглядит, и мое платье трещит по швам к тому времени, когда я наконец делаю паузу, чтобы перевести дух.

Подняв глаза от своей тарелки, я ловлю Николая, наблюдающего за мной со снисходительной улыбкой.

"Что?" – застенчиво спрашиваю я, откладывая вилку.

"Ничего такого. Мне просто нравится смотреть, как ты ешь».

Больше похоже на то, как я свиню. Мои уши горят, но я хватаю еще одного лобстера за хвост. Эта еда чертовски хороша, и если я чему-то и научился за месяц в бегах, так это не принимать хорошую еду – или любую еду – как должное.

Однако спустя два тоста я вынужден признать поражение. Я не могу есть что-то еще, а основное блюдо еще даже не закончилось. Чтобы отвлечься от чувства напыщенности, я смотрю на Николая, который что-то объясняет Павлу по-русски.

Я жду, когда он закончит, и когда он смотрит на меня, я говорю: «Твои братья… Ты рассказал им о свадьбе?» Мне только что пришло в голову, что я еще не познакомился со своими новыми шуринами, и они, возможно, понятия не имеют, что я теперь часть семьи.

Николай указывает на видеооператора, который осторожно кружит вокруг стола со своей камерой. «Валерий и Константин получают прямую трансляцию, и они немного по видеозвонку поздравят нас».

Конечно. Он все продумал. Почему я вообще удивлена? Организация свадьбы за считанные часы должна быть детской забавой по сравнению с планированием громкого убийства. Не то чтобы последнее уже происходит – по крайней мере, если Николай сдержит свое слово.

С усилием я переориентируюсь на празднование, которое мне очень напоминает день рождения Алины, только со всеми тостами, адресованными мне и Николаю. Большинство из них дарят Павел и Людмила, которые, кажется, полны решимости перещеголять друг друга добрыми пожеланиями, но Алина тоже пару раз поднимает свой бокал, сначала чтобы пожелать нам долгого и счастливого брака, а затем произнести тост за меня, как «сестра, которую она всегда хотела иметь.

Я знаю, что к этому моменту она выпила по меньшей мере четыре рюмки водки, но ее слова все еще трогают меня, дергая за ту маленькую, тайную часть меня, которая тоже всегда хотела иметь сестру.

Может быть, быть Молотовым не так уж и плохо. Обретение семьи – даже семьи мафии – может стоить того.

Мой неуверенный энтузиазм сохраняется во время основного блюда и десерта, подогреваемого несколькими бокалами вина и двумя рюмками водки. Все вокруг тоже радостно жужжат, кроме Славы и Николая.

Как и в день рождения Алины, я чувствую, что алкоголь только обостряет способности моего нового мужа, что водка для него больше похожа на Red Bull или кофе. Или, может быть, дело просто в том, что она лишает его отполированного, элегантного фасада, который он использует, чтобы скрыть мощную силу своей личности, ту темную силу, которая кипит внутри него и стремится подчинить все и всех своей воле.

Сгибать меня , формируя из меня то, что он хочет, чтобы я был.

Его жена. Его владения. Его во всех отношениях… потому что кольцо на моем пальце – это клетка, из которой не выбраться.

Осознание должно напугать меня – и обычно так и было бы, – но алкоголь не действует на меня как Red Bull. Вместо этого он рисует мой мир в теплых размытых тонах, как акварель заката, – поэтому я не возражаю, когда Николай сажает меня к себе на колени, где он кормит меня из рук клубникой в шоколаде, пока мы разговариваем с его братья на ноутбуке Павел подносит к столу.

Константин зовет первым, его худое лицо так напоминает Николая, что у меня сердце замирает, когда оно впервые появляется на экране. Однако при ближайшем рассмотрении различия становятся очевидными. Нос Константина немного крупнее и более крючковатый, на сильном подбородке есть ямочка, а глаза глубже посажены в глазницах, их яркий цвет скрыт за очками в черной оправе. Что еще более важно, его губы лишены циничного, злого изгиба губ Николая, хотя они так же красивы по-своему сурово.

По какой-то причине легко представить старшего брата Николая воином-монахом, переписывающим вручную древние свитки между истребляющими ордами вторгшихся варваров.

«Поздравляю со свадьбой, – говорит он нам. Голос у него низкий, как у Николая, акцент совершенно американский. Интересно, он тоже учился здесь, в Штатах? – Я рад за вас обоих. Его взгляд остановился на мне. – Добро пожаловать в семью, Хлоя.

"Спасибо. Так приятно познакомиться».

Мы обмениваемся еще несколькими любезностями, пока Николай кормит меня клубникой, его рука собственнически обхватывает мою грудную клетку, и только когда Константин вешает трубку, я понимаю, что он никак не отреагировал на то, что меня держит на коленях его брат. и накормил как ребенка. Не было ни дразнящей улыбки, ничего, что указывало бы на то, что он вообще знал об этом.

Как будто мы только что разговаривали с ИИ, а не с человеком, что, учитывая то, что я слышал об IQ и техническом гении Константина, вполне возможно.

Следующим идет Валерий, и вайб, который я получаю от него, совершенно другой. Если возможно, младший брат Николая еще больше похож на своего близнеца, вернее, на его клона, учитывая четырехлетнюю разницу в возрасте между ними. Но на этом сходство заканчивается. В Валери есть что-то холодное и расчетливое. Улыбка на его чувственных губах не достигает его глаз, которые сканируют мое лицо с тревожным отсутствием эмоций.

Кукловод – вот кого он мне напоминает, понимаю я, когда он поздравляет нас холодным, ровным тоном, его глубокий голос такой же без акцента, как и у его братьев.

Как и в случае с Константином, наш с ним разговор короткий, простая встреча. В конце концов, я понятия не имею, что он думает обо мне или о нашей поспешной свадьбе – или о чем-то еще в этом отношении.

– Твои братья… интересные, – говорю я Николаю, когда мы отключаемся. – Вы были близки в детстве?

Он подносит еще одну клубнику к моим губам. "Не совсем." Прежде чем я успеваю попросить его уточнить, он запихивает сладкую ягоду мне в рот, затем берет бокал с шампанским и протягивает мне.

Я глотаю ягоду и делаю глоток шипучего, слегка сладковатого напитка, а Николай берет еще один бокал шампанского и ждет, пока все взгляды не устремятся на нас.

«Моей прекрасной невесте», – говорит он, пригвоздив меня своим пристальным тигриным взглядом. «Зайчик… Я очень счастлив, что ты есть в моей жизни, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить твое счастье».

И снова я слышу невысказанное «даже если вы возражаете».

34

Николай

Еще два тоста от Павла и Людмилы, и ужин окончен. Подхватив Хлою на руки, я несу ее наверх, в свою спальню.

Нет, наша спальня. Теперь, когда она моя жена, она будет спать у меня на руках каждую ночь.

Мое сердце тяжело стучит, когда я толкаю дверь плечом и вношу ее внутрь, где осторожно ставлю ее на ноги перед кроватью. Она слегка покачивается и хихикает; ясно, что все это вино и шампанское ударили ей в голову.

У меня тоже голова затуманена, но не от алкоголя. Это похоть запутывает мои мысли и наполняет мои вены медленно текущей лавой. Продолжительное празднование стало еще одним испытанием на самообладание, которое я с трудом прошел.

Я хотел схватить Хлою и унести ее в постель сразу после того, как мы произнесли наши клятвы, чтобы скрепить нашу связь самым простым способом. Единственная причина, по которой я сопротивлялся, заключалась в воспоминаниях.

Когда мы старые и седые, хочется оглянуться на фото и видео и вспомнить каждую деталь этого дня.

Хлоя снова качается, по-совиному моргая, и я хватаю ее за плечи, чтобы она не упала. Затем, не обращая внимания на сворачивающийся во мне голод, я смотрю на нее, запечатлевая каждую черту лица, каждую ресничку в своем сознании. Потому что фото и видео будет недостаточно. Я хочу запомнить все ощущения, от шелковистой теплоты ее кожи до шампанско-клубничной сладости ее дыхания.

Моя невеста.

Моя жена.

Никогда еще два слова не казались такими правильными, такими удовлетворительными.

Она особенно красива сегодня, в этом белом воздушном платье, от которого у меня чешутся руки сорвать его с нее, обнажая еще больше ее великолепной сияющей кожи. Ее волосы с золотыми прядями уложены в искусную прическу, пухлые губы окрашены в насыщенный ягодный цвет, карие глаза стали еще больше и мягче благодаря дымчатому макияжу. Но все, о чем я могу думать, это то, как сильно я хочу увидеть ее с обнаженным и одутловатым от сна лицом, с волосами, спутавшимися с моих пальцев.

Я хочу увидеть, как она проснется в моих объятиях завтра утром и каждое утро до конца нашей жизни.

Не обращая внимания на желание, обжигающее мои внутренности, я обхватываю ее щеку и наклоняю голову, втягивая ее свежий, свежий аромат в свои легкие, и целую нежную раковину ее уха. Как бы я ни жаждал ее, сегодня вечером я буду нежным, компенсируя свою свирепость прошлой ночью.

Чего бы мне это ни стоило, я сделаю в нашу брачную ночь все, о чем когда-либо мечтал мой зайчик.

35

Хлоя

Я ожидаю, что Николай набросится на меня так же свирепо, как обычно, но он мучительно нежен, медленно расстегивая платье и прижимая мягкие, теплые поцелуи к моей шее и горлу, пока все предвкушающее напряжение не покидает мое тело, оставляя за собой теплую усталость. К тому времени, как я раздеваюсь, кажется, что даже мои кости расплавились, даже несмотря на то, что внутри меня накапливается другое напряжение, мое тело нагревается изнутри.

Уложив меня на матрас, он отступает, чтобы раздеться, и я с учащенным сердцебиением наблюдаю, как он снимает свой черный смокинг и галстук-бабочку. Внизу на нем серебристый жилет поверх накрахмаленной белой рубашки, оба обнимают его мускулистое, широкоплечее тело так, что не оставляет сомнений, что они были созданы специально для него.

Он быстро избавляется от обоих предметов, а затем от штанов и трусов. В отличие от моего платья, в его движениях есть резкие, нетерпеливые качества, которые заставляют меня понять, что он не так хорошо себя контролирует, как кажется. Его эрекция, твердая и массивная, изгибается к выпуклому животу, выдавая его голод ко мне.

Тем не менее, когда он забирается на кровать, он так же осторожен и нежен, поднимая одну мою ногу, чтобы поцеловать ее в вершину свода, прежде чем двигаться выше вверх по моей ноге. У меня перехватывает дыхание, когда его рот приближается к букве V между моими бедрами, но он пропускает ее, вместо этого целуя и лаская нижнюю часть живота, затем вздымающуюся грудную клетку и грудь.

Мягко освещенная комната вращается вокруг меня, потолок становится расплывчатым в моем поле зрения, когда он вцепляется в мой левый сосок, любовно лаская его языком, прежде чем переключить свое внимание на другую грудь, когда я стону, мои руки падают на прохладный шелк его груди. волосы. Я знаю, это из-за алкоголя, но я чувствую, что парю в пространстве, привязанная только к влажному теплу его рта на моей груди и нежным поглаживаниям его мозолистых рук по моей горящей коже.

Наша брачная ночь.

Это кажется таким же сюрреалистичным, как и звучит.

Мои глаза закрываются, когда губы Николая двигаются выше, целуя мою ключицу и шею, прежде чем прикоснуться к моим губам в глубоком, сладком поцелуе. Этот поцелуй как наркотик, сильнейший афродизиак. Его чувственный аромат наполняет мои ноздри, смешиваясь со слабым ароматом водки в его дыхании, и мое возбуждение растет, когда его язык гладит и ласкает уголки моего рта, нежно и ловко пожирая меня.

Продолжая целовать меня, он просовывает руку между нашими телами, чтобы найти мой ноющий клитор, и я стону ему в рот, когда его пальцы нажимают как раз на нужное место, то самое, которое усиливает боль, усиливая растущее внутри меня напряжение. Напряжение, которое быстро становится невыносимым, когда его пальцы начинают раздражающе неровный ритм трения, а его губы возвращаются к моей шее, где влажное тепло его дыхания посылает удовольствие по моей руке.

Я так возбуждена, что могу взорваться, но оргазм все еще недостижим.

Задыхаясь, я отталкиваюсь от его руки, отчаянно нуждаясь в более плавном и жестком ритме, и его зубы предупреждающе касаются моей мочки уха. – Нет, зайчик, – шепчет он, и я чувствую злобный изгиб его рта у своего горла. – Ты еще не готова.

Не готова? Я готова просить, умолять и продавать своего первенца. С каждым легким, кружащим движением его пальцев я все ближе подбираюсь к краю, но не могу перейти его, как ни стараюсь.

«Пожалуйста…» Я в отчаянии трясу бедрами, зарываясь руками в его волосы. «Пожалуйста, мне нужно…»

Он неторопливо лижет нижнюю часть моего уха. "Что? Что тебе нужно?"

– Прийти, – выдыхаю я, снова отталкиваясь от его руки. – Пожалуйста, Николай, мне нужно прийти.

"Неправильный ответ." Его пальцы вообще перестают двигаться. Он слегка кусает меня за мочку уха и поднимает голову, его глаза мрачно блестят. «Скажи мне правду, зайчик. Что тебе нужно?"

– Ты, – шепчу я, глядя на него снизу вверх. "Ты мне нужен."

И это правда. Я не могу представить себя где-то еще, с кем-то еще, когда-либо. Он нужен мне не только для этого оргазма, но и для всего, что он есть, хорошего и плохого, возвышенного и ужасающего.

Должно быть, это правильный ответ, потому что он снова целует меня, и его пальцы возвращаются к моему клитору, возвращая меня к краю, к этому неуловимому, сводящему с ума пику экстаза. Но садист, каким бы он ни был, держит меня на этом пике, продлевая изысканные мучения до тех пор, пока я не задыхаюсь и не царапаю его спину. Тогда и только тогда, когда я готова закричать от отчаяния, он позволяет мне пройти.

Прилив удовольствия настолько силен, что в моем мозгу словно взрывается эндорфиновая бомба. Каждое окончание нерва в моем теле загорается от его мощной силы, мое зрение отключается, когда мои внутренние мышцы спазмируются. Ощущения настолько ошеломляющие, что я теряюсь в них, и к тому времени, когда я спускаюсь на землю, он уже толкается в меня, его толстый член раздвигает мои нежные ткани. Его лицо напряжено, челюсть сжата от усилия сдерживания, и хотя он по-прежнему осторожен и мягок, я так устала от прошлой ночи, что не могу не морщиться.

Он останавливается, давая мне привыкнуть, отвлекая меня новыми глубокими, сладко-дурманящими поцелуями, и когда я дрожу от желания, мое тело становится влажным и податливым, он начинает толкать меня. Его темп сначала медленный, контролируемый, но когда я обхватываю ногами его мускулистую задницу, втягивая его глубже в себя, его контроль прерывается, и он берет меня со всей движущей силой своего твердого тела.

Я кончаю снова, выкрикивая его имя, когда он содрогается надо мной, и только когда он уходит несколько минут спустя, я понимаю, что он сдержал свое слово и надел презерватив. Презерватив он выбрасывает перед тем, как увести меня в ванную, где опускает меня в уже приготовленную ванну.

– Спасибо, – бормочу я, встречаясь с ним взглядом, когда он присоединяется ко мне в теплой, покрытой пузырьками воде, и он улыбается, выражение его тигриных глаз так болезненно нежно, что у меня сердце сжимается в груди.

– За что, зайчик?

Для тебя. Требуется все, чтобы сдержать эти слова, слова, которые слишком близки к признанию моих чувств. Вместо этого я кладу свою ладонь вдоль твердого контура его челюсти и прижимаюсь губами к его губам, выражая своим телом то, что не осмеливаюсь сказать вслух.

По крайней мере, еще нет.