Текст книги "В клетке у зверя (СИ)"

Автор книги: Анна Юта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

31. ♀

Валерия

Поднимается тошнота. От волнения ноги ватные. Так не должно быть. Это неправильно. Но я не стану этого говорить. Ответ мне известен: «Не хочешь, тогда вали к Олегу и говори, что отказываешься на него работать». Я знаю, чем это грозит. В тюрьме насилия будет больше.

Упираюсь лбом в стол и жду. Я не смогу этого изменить или избежать. Хоть приму достойно. Волжский прислоняется членом к моей попе, точно хочет ощутить, как дрожит мое тело. Потом проходится пальцами у меня между ног, довольно хмыкает и приставляет член к моей дырочке, а пальцами бегает вокруг самой чувствительной точки.

Мое подлое тело реагирует на эти прикосновения, а сердце заходится в истерике. Отрываю голову от стола и бесполезно шарю взглядом по кабинету. Может, сейчас кто-нибудь войдет, и непоправимого не случится?

Но никто не входит. Кроме Волжского. Он делает резкий толчок и замирает на середине движения. Закусываю губу от боли. Она очень острая и сильная. В глазах на мгновение темнеет.

Чуть отпускает через несколько секунд. Все ещё больно, но не так, что спирает дыхание. Волжский продолжает вторгаться, вызывая все более сильное чувство наполненности и тяжести внизу живота. Он вроде медленно пробирается, но я ощущаю, как он меня растягивает. Незнакомые ощущения, все ещё приправленные болью, разливаются по телу, затапливая его теплой волной. По коже пробегает дрожь, и Волжский её улавливает.

Не двигается. Проводит руками по моей спине сверху вниз, стискивает талию в крепких ладонях и начинает толчки.

Боль снова дает о себе знать. На каждое его вторжение – она вспыхивает сильнее. Волжский этого как не понимает. Ускоряет движения, входя на всю длину. И это тоже больно. Он очень больщой.

Приятно не становится. Я слышала, что это не должно быть ужасным варварским издевательством, а наоборот, большинство женщин кайфуют даже во время первого раза. У меня не получается. Скулю от боли, молясь лишь о том, чтобы это скорее закончилось, но не решаюсь ничего говорить Волжскому. Он всяко опытнее, не мне его учить обращению с женщинами.

Он быстро наращивает темп. Рычит из-за спины, грубее стискивает талию, вонзается с размаху. А потом резко отстраняется, и мне на спину приземляются обжигающие на контрасте с моей заледенелой кожей, обжигающие капли.

Не шевелюсь. Не могу. Хотя стоять тяжело, поэтому большую часть веса я переношу на стол. Насильное возбуждение отпускает, и я снова чувствую ребра. Волжский выдергивает несколько салфеток из коробочки на столе и вытирает меня. Парадоксально нежно ощущаются его прикосновения после того, что он сделал.

А потом он с той же больной заботой сам натягивает на меня трусики и джинсы. После этого нахожу в себе силы выпрямиться и развернуться. Опираюсь о столешницу бедрами, застегиваю ширинку, потом принимаю у Волжского и напяливаю обратно кофту.

– Мне понравилось, хочу еще, – рокотливо мурлычет он, садясь обратно в кресло и показывает глазами на телефон. – Что Трифонов ответил?

Меня потряхивает. Руки дрожат. Не с первой попытки разблокирую телефон и смотрю историю сообщений. Больше ничего.

– Молчит, – отвечаю подавленно, не поднимая взгляд. Очень страшно, что Олег мог что-то заподозрить из-за вопросов.

– Напиши, что я отпущу тебя в пятницу, можно встретиться в центре, – приказывает Волжский. – С местом определишься и напишешь, где будешь.

Так и пишу, только своими словами. Не успеваю заблокировать телефон, от Олега приходит ответ: «Давай и смотри не спались там!» Зачитываю. Волжский смеется в голос и искристо смотрит на меня.

– Я вот думаю, – произносит заговорщически, – могло бы у нас быть другое начало?

Округляю глаза. То есть он считает, что между нами что-то есть? Что есть какие-то «мы»?

– Это кощунственно, – грустно усмехаюсь и добавляю: – У акулы и рыбки гуппи любое начало приводит к закономерному концу. Остается только акула.

– Вот как? – удивляется Волжский. – Ну тогда в твоем случае следует правильнее выбирать акулу.

Киваю. Намекает, чтобы я не призналась Олегу. Мы друг друга поняли. На этом он наконец позволяет мне выйти из кабинета и я убегаю обратно в свою комнату.

Выходит, Волжский допускает, что я могу сдаться Олегу и рассказать, что меня спалили. Теперь, после того, как он силой лишил меня невинности, такое желание и правда есть. Просто чтобы больше не возвращаться в этот ужасный дом, где хозяин сделал меня игрушкой, его дочь хочет сгноить, а брат – пристрелить, как собаку.

Может, если я расскажу правду, Олег сжалится? Не станет сажать меня? Я ведь постаралась, но потерпела фиаско. Я не специально завалила его супермегашпионскую операцию. Но это глупая надежда. Олег не сжалится. К тому же если улики не сфабрикованы, я, выходит, и правда первая подозреваемая в торговле наркотиками. А в суде, мне говорили, работает только то, что можно доказать. Свою невиновность доказать я не могу.

Остается дожить до пятницы и, встретившись с Олегом, сделать все, чтобы себя не выдать.

До вечера я лежу в кровати. Я раздавлена, мне ничего не хочется. Вроде как, когда становишься женщиной, что-то должно измениться. Но я не чувствую изменений. Мне по-прежнему двадцать три, у меня то же тело, то же лицо, и мыслей каких-то сильно взрослых не появилось.

Волжский, как я слышала сквозь дверь, уехал ещё днем, так что наказывать меня некому, если я не спущусь на ужин. Так и лежу, вслушиваясь в звуки. Даже читать идти не хочется.

Вечером моя дверь без стука открывается, и в комнату входит Виктор. Меня точно ледяной водой окатывает, подскакиваю как ужаленная. Страшно находиться с ним в одном помещении, а уйти некуда.

Он держит в руках несколько листов и пальцем манит меня к себе.

32. ♀

Валерия

Подхожу нехотя и с опаской.

– Хватит строить жертву, – рычит он. – Не трону я тебя. Иди фотографии посмотри.

Легче не становится, но его слова заставляют меня ускорить шаг. Подхожу. Виктор показывает мне фото – явно стоп-кадр видео – на котором изображена симпатичная девушка моего возраста что-то говорит, но лицо не сильно искажено.

– Узнаешь? – спрашивает Виктор. – Тебе Трифонов фото никакие не показывал?

Вглядываюсь в картинку. Девушка кажется смутно знакомой, но откуда я могу её знать – ума не приложу.

– Заколка на голове в виде стрекозы, – отвечаю, найдя знакомый образ. – Что-то типа неё он велел найти в тайнике Вадима Романовича.

А потом меня осеняет. В самом начале ещё, когда Олег два дня просидел у меня в квартире, я видела заставку у него на телефоне. С очень похожей девушкой. Только на телефоне она была сильно моложе, ещё подросток.

Рассказываю об этом Виктору. Он смотрит на меня посветлевшим взглядом, даже будто добрее стал.

– Умница, Лера, – произносит и собирается выйти, но поворачивается и добавляет: – Светлана ужин приготовила. Спускайся.

Когда я прихожу к столу, Виктор уже сидит за ним. Рядом Амелия, с другой стороны место для меня. У меня возникает устойчивое ощущение, что после выходки этой оторвы Виктор будет тут, чтобы следить за порядком внутри дома.

Едим молча. Амелия тоже знатно боится Виктора, поэтому в мою сторону даже не смотрит. Доев первая, я сразу ухожу к себе. И снова до самой ночи слушаю, вернулся ли Волжский. Нет, не вернулся. Похоже, остался у породистой юристки Ольги или ещё где-нибудь.

Мне вроде все равно должно быть, но внутри колется глупая непрошенная ревность. Кто я, чтобы ревновать Волжского? Да никто! И ему я никто. Ничто. Кукла, с которой он поиграет и выбросит. Но в душе все равно жжется обида, что я не единственная, кого он хочет. Глупая ревность, но она появилась и теперь жжется в солнечном сплетении, точно туда капнули кислоты.

Дни до пятницы проходят однотипно. Я выхожу из своей комнаты только поесть. Остальное время лежу, смотрю в окно, сплю. Разнообразнее выходит только во вторник и в четверг, когда я колю Алмаза и Агату витаминами. Амелия меня игнорирует, а я не навязываюсь.

Волжский так с понедельника в дом и не вернулся. Логикой я понимаю, что это хорошо. Но есть внутри что-то, что скучает по нему. Сама не понимаю, откуда это берется. Он жестокий, пресыщенный жизнью и деньгами пользователь, но его мужское внимание что-то дергает внутри. Какой-то дикой части моей души нравится чувствовать себя желанной.

Чем ближе к пятнице, тем мне становится страшнее. Мое волнение достигает апогея вечером четверга, когда я даже не могу есть ужин. Меня мутит перед очередной встречей с Олегом. И я почему-то твердо уверена, что он явится туда с нарядом полиции, чтобы меня арестовать, потому что раскусил подставу.

Ухожу из-за стола, так ничего и не съев. Лежу снова в своей комнате, молясь непонятно каким богам, чтобы приехал Волжский и заверил меня, что все будет хорошо. И он появляется, как по мановению волшебной палочки, в начале десятого. Входит в мою комнату без стука и, придавливая меня тяжелым взглядом, садится в изножье кровати.

– Света сказала, что ты снова не ешь, – выговаривает мрачно. – Ты голодовку объявляешь?

Качаю головой. Сглатываю ком. В нос забивается запах сандала и гвоздики. Волжский вполоборота выглядит балдежно, лювлю себя на том, что любуюсь.

– Я не могу, аппетит пропал, – отвечаю честно. – Очень волнуюсь по поводу встречи с Олегом.

Волжский кладет ладонь мне на лодыжку и ведет вверх по ноге, забираясь под подол трикотажного домашнего платья. Ежусь от прикосновения, по коже разлетаются электрические мурашки.

– Все будет хорошо, Валерия, – мурлычет он, добравшись уже до колена. – С тобой поедет Денис. Он присмотрит, чтобы Трифонов тебя не обидел. Потом ты прогуляешься по магазинам, и Денис вернет тебя обратно. – Рука Волжского выныривает из-под платья. Он смотрит на меня маслянисто, я прямо чувствую, как в этот момент все меняется. Он добавляет: – Неудобное платье. Сними его.

Щеки заливаются румянцем, но я задираю подол до талии, пересаживаясь в кровати, потом стягиваю платье через голову. На этот раз на мне майка и трусики. В доме стало прохладнее.

Волжский подсаживается ближе и снова ведет рукой от лодыжки вверх по моей ноге. А я замираю, почти не дышу. Я ведь уже понимаю, к чему это идет.

Он подбирается пальцами к трусикам и гладит меня через ткань. От этого странно приятного и недопустимого ощущения у меня вздыбливаются волоски на руках. Ноги хочется свести, но я знаю, что Волжский не позволит. Я ощущаю его желание. Оно плотное и концентрированное, настоявшееся. Сейчас он лишь усилием воли держит внутреннего зверя в узде и не нападает.

А я вспоминаю, каково мне было в прошлый раз, и что-то повторять совсем не хочется. Непроизвольно качаю головой, хотя пальцы Волжского доставляют удовольствие, и между ног становится влажно.

Он ощущает это, довольно хмыкает и, поднявшись, принимается расстегивать сорочку.

33. ♀

Валерия

Завороженно смотрю, как Волжский избавляется от одежды. Я уже отмечала, что он красивый мужчина, но сейчас, когда он не торопясь стягивает сорочку с широких спортивных плеч, оголяя рельефный торс, я отмечаю это ещё отчетливее. И вроде пялиться не хорошо, я не могу отвести взгляд. Кажется, пока смотришь, сохраняется какой-то контроль над ситуацией. Нет, конечно. Я ничего не контролирую, от меня ничего не зависит.

– Сними майку, Лера, – хрипло велит Волжский, снимая брюки.

Не хочу этого делать, но понимаю весь идиотизм сопротивления в этой ситуации. Голой он меня уже не раз видел, мы уже занимались сексом, вроде бы нечего стесняться, а внутреннее сопротивление не позволяет мне выполнить приказ.

Он избавляется от белья и предстает передо мной полностью голым и очень возбужденным. Его член, направленный вверх и немного вперед, чуть покачивается из стороны в сторону.

Поднимаю глаза и натыкаюсь на недобрый, но горячий взгляд.

– Сними, – повторяет Волжский.

Пугаюсь решимости в голосе. Руки сами тянутся к кромке трикотажной майки, и я рывком сдергиваю её через голову. Отрываю будто с мясом. Волжский забирается на кровать и сам грубо стягивает с меня трусики. Кажется, разозлился.

Я не могу пошевелиться. Плотно сжимаю бедра, вжимаясь в подушку, хотя знаю, что мне ничего не поможет. Волжский устраивается на коленях у меня между лодыжек и ласково ведет по внутренней стороне ног ладонями, они сходятся у стиснутых коленей, но легкий толчок костяшками пальцев, и я почти без сопротивления расставляю ноги. Снова чуть-чуть, потому что боюсь и стесняюсь, но Волжский не обращает внимания на мое пунцовое лицо. Грубо раскидывает мои бедра в стороны и, подхватив под коленями, притягивает к себе. Одним резким толчком врывается внутрь.

Снова больно, хоть и не так, как в первый раз. Высекает стон. Зажмуриваюсь и отворачиваюсь, а Волжский начинает двигаться. Сразу размашисто, будто выплескивая гнев. Приятные ощущения, с которых все началось, мгновенно слетают. Ни о каком удовольствии речи не идет. Не понимаю, как секс может кому-то нравиться. В глазах жгутся слезы, и я шмыгаю носом.

– Бляха! Лера! – рычит сверху Волжский и вдруг выходит.

На мгновение меня посещает слабая надежда, что я испортила ему аппетит, но он переворачивает меня на живот и жестами вынуждает подняться на четвереньки. Снова вонзается и продолжает дикую скачку.

Боль постепенно сходит на нет, остаются только физические упражнения. Волжский давит на поясницу, вынуждая прогибаться в спине, собирает мои волосы, наматывает на кулак и тянет на себя. Как унизительно! Не решаюсь ничего говорить, чуть мотаю головой, но он как не замечает.

Время застывает. Я отбываю повинность, жду, пока все закончится. И однажды это происходит. Волжский после нескольких грубых редких толчков выходит и разбрызгивает по моей спине вязкое тепло. А я без сил распластываюсь на кровати. Не хочется шевелиться, я жду, когда он уйдет. Но он не одевается. Уходит – похоже, в ванную – и вскоре возвращается.

Моей спины касается что-то мягкое и горячее. Вскоре доходит, это смоченное в воде полотенце. Волжский старательно стирает с моей спины остатки своего безобразия. Это кажется нежным, но у меня в голове не укладывается, как можно делать то, что произошло до этого, а потом настолько резко переключаться на заботу.

– Завтра утром получишь все инструкции и договоришься о встрече, – произносит Волжский из-за спины и наконец одевается.

Когда он выходит, и дверь щелкает на закрытие, сползаю с кровати и иду в ванную. Включаю душ и сажусь у стены, обхватив колени руками. Нет сил сдерживать слезы. Плачу, как девчонка. Этот человек жестокий и грубый. И мной он пользуется, как живой резиновой куклой.

В голове всплывают язвительные слова Олега: «Ты подстилка. А любовница у него Ольга, вот таких женщин он берет в любовницы». С ней-то он наверняка нежен! Её за волосы не таскает. Да и раздевается она для него, наверное, с удовольствием. Снимает дорогой костюм, щеголяет в красивом белье.

Снова мысли стекаются к тому, что случится, когда Волжский разгадает план Олега полностью. Что произойдет со мной? Сколько я ещё пробуду в этом доме? Сколько ещё он даст мне пожить, пока не прикончит и не закопает?

До ночи меня никто не беспокоит. Утро начинается мутно. Меня будит Светлана, приглашает к завтраку. Перебарывая душевный скрежет, я заставляю себя надеть вчерашнее платье и спуститься.

За столом Волжский, Амелия и Виктор. Сажусь рядом с Амелией, потому что рядом с Виктором садиться совсем страшно.

– Как вечерок провела? – подначивает меня дочка Волжского.

– Активно, – огрызаюсь я и против воли метаю взгляд в её отца. Хотя щеки сразу начинают заливаться румянцем.

Он отвлекается от яичницы. А Амелия с хитрой улыбкой смотрит то на меня, то на него.

– Оставь Леру в покое, Амелия, – строго произносит Волжский.

– А то что? – хорохорится она.

– А то жить будешь в подвале, – сурово басит Виктор. Волжский с добродушной улыбкой кивает.

– И ты ему это позволишь? Папа! – вскидывается Амелия.

– Веди себя прилично, и будешь жить в цивильной части дома, – невозмутимо парирует «папа года».

Он даже свою дочь не в состоянии любить!

Амелия ловит на себе прожигающий взгляд Виктора и сразу сдувается. Вперивается в тарелку с яичницей. А мне кусок в горло не лезет. Светлана очень красиво готовит, ароматы замечательные, но я ведь знаю, что меня ждет днем, грядущая встреча с Олегом съедает все краски жизни.

После завтрака Волжский зовет меня к себе в кабинет. Иду, как на убой. В этом доме нет безопасного места, где бы он меня не тронул. Оставаться с ним наедине одинаково страшно в любом помещении.

Когда я закрываю за собой дверь, он вынимает из стола мой телефон.

– Давай, звони своему Олегу, – кивает на гаджет. – По громкой связи.

34. ♀

Валерия

– А маме потом позвонить дадите? – осмеливаюсь спросить, прежде чем набрать Олега.

– Дам, но сначала дело, – отрезает Волжский.

Да понятно, что дело. Тревога по поводу мамы так и сидит где-то в солнечном сплетении, но звонок Олегу страшнее.

На телефоне уже висит несколько пропущенных с разных номеров, я набираю тот, с которым переписывалась смсками. Волжский дает последние указания, где и во сколько назначить встречу, и я нажимаю набор номера.

Пока идут гудки, Волжский рассматривает кабинет пространным взглядом, сцепив пальцы в замок. А я нависаю над столом, упершись в него ладонями.

– Соизволила таки позвонить! – рычит Олег вместо приветствия. – Сколько можно меня динамить?

– Я не динамила, – отвечаю растерянно. Я и не знала, когда он звонил. – Просто не было возможности ответить. Простите.

– Ладно! Ты нашла? – его резкий голос забирается в душу, пробегает судорогой по спине. Даже зябко становится.

– Да, сегодня привезу, – произношу под молчаливый кивок Волжского. – Ресторан «Веранда» на Невском. В четыре часа дня. У меня будет всего полчаса.

– Плотно тебя Волжский в оборот взял, да? – сально усмехается Олег. – Давай, приезжай. Я тебя найду.

Он наконец вешает трубку. Ловлю на себе маслянистый взгляд Волжского. Ну нет. Я просто не готова к сексу сейчас.

– А сама как думаешь, плотно я тебя взял в оборот? – он усмехается.

– Не знаю, – мямлю неправду. Я считаю, что он взял меня не в оборот, а за горло. И не дает дышать.

– Маме давай звони, хотела же! – подгоняет Волжский.

Похоже, не верит.

Набираю маму. Она отвечает на второй гудок и говорит очень взволнованно. Не получала от меня вестей уже сколько времени.

– Я занята очень, мам, прости, пожалуйста, – произношу виновато. – Работы навалилось столько, что не продохнуть. Как твое здоровье?

– Ой да пошаливает дочка, – сокрушается мама. – Врач говорит, надо операцию делать, сосуды около сердца сужены, поэтому у меня бывают приступы, когда оно трепыхается. Встала на очередь.

В душе вскипает волнение.

– А когда? – выкрикиваю громче приличного. – Когда очередь подойдет?

– Да откуда ж мне знать? Ориентировочно год, говорят, – кисло отвечает мама. Понимает, что может не дождаться. И я понимаю. Отчаяние разливается внутри отравляющей волной, и в переносице саднит.

Креплюсь, чтобы не заплакать.

– Ты держись, мам, – говорю гнусаво, нос заложило мгновенно. – Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, дочка, – тепло произносит она. – Приезжай повидаться, а?

– Как только вырвусь, мам, – сглатываю ком. – Ну все, пока.

Вешаю трубку, затем отпинываю пальцами телефон в сторону Волжского. Отворачиваюсь, отхожу к стеллажу с книгами. Слезы рвутся из глаз, а я не хочу плакать при этом изверге. Людям вроде него не понять, каково это любить кого-то.

– Лера, мы не закончили, – стальным тоном раздается из-за спины. – Сядь.

Слезы таки сбегают по щекам, и я поспешно вытираю их ладонями. Волжский заметит, но ему плевать. Ему плевать. Нечего стесняться.

Сажусь в кресло у его стола, а смотреть на него все равно не могу. Ноги горят, как хочется рвануть отсюда и забиться в угол в своей комнате. Мне невыразимо тоскливо и больно за маму, но мои чувства безжалостно расплющивает грейдер под названием Волжский.

– Вот тебе «сувениры», – он выкладывает на стол шуршащие пакетики с новенькой заколочкой в виде стрекозы, брошью типа змеи, парой колец и браслетом. Все – бижутерия. – Скажешь, нашла в тайнике. Он заберет все это. Тебе нужно посидеть с ним за столиком, после чего сказать, что время вышло и ты уходишь. Если сам не уйдет раньше. Прогуляешься по Невскому, зайдешь в пару магазинов. Загляни в секс-шоп, например. Я хочу, чтобы ты купила себе что-то из эротического белья. Выбери на свой вкус, но так, чтобы мне понравилось.

Даже слезы высыхают, пока я его слушаю. Я в шоке. В ступоре.

Хладнокровные указания, как побеседовать с врагом, Волжский совмещает с эротическими пожеланиями. Да у него в груди камень вместо сердца, и никаких моральных рамок нет. Хотя чему я удивляюсь. Они тут на пару с братом женщин убивают. Какие должны быть моральные рамки у серийного убийцы?

После инструктажа Волжский меня наконец отпускает. Телефон так и не вручает. Вот что мне сказать Олегу, если он спросит, почему я без связи? Волнение затапливает по самую макушку. Грудь точно бетонная глыба придавливает. Трудно дышать. Трудно сидеть, лежать. Мне плохо. А время все ближе подкрадывается к моменту выхода.

На обед спускаюсь, но не ем. Мутит от запаха томатного супа Светланы. Волжский уехал утром, я обедаю с Амелией и Виктором. К счастью, при нем одном она сидит тише воды ниже травы.

А после обеда Виктор велит мне одеваться и готовиться ехать. Принимаюсь выколупывать бижутерию из пакетиков и нечаянно укалываю палец брошкой в виде змейки. Больно, зараза. Кровь попадает на блестящий металл.. Кое-как стираю её пальцем и все «сувениры» без оберток складываю в рюкзачок.

Меня колотит мелкая дрожь, когда я меняю домашнее платье на удобные брюки с накладными карманами и теплую толстовку. Носки, кроссовки, рюкзачок с вылупленными из пакетиков «сувенирами» за спину.

На территории меня ждет машина с двумя сопровождающими. Один водитель, второй – Денис. Он какое-то время стоял у моей комнаты, когда меня ещё запирали. Симпатичный, гладко выбритый парень немногим старше меня. Волосы короткие, зачесаны наверх. Водитель в костюме, а этот в кожаной куртке поверх брюк и джемпера. Ничем не будет отличаться от обычного посетителя ресторана.

Перед тем, как посадить меня во внедорожник, Виктор вручает мне несколько пятитысячных бумажек. Тысяч пятьдесят! Куда мне столько? Вряд ли в ресторане смогу впихнуть в себя что-то, кроме кофе. Да и белье. Разве будет оно стоить таких денег?

Но спорить не стоит. Беру деньги, прячу в свой потрепанный бумажник и забираюсь на заднее сиденье внедорожника. Поехали.

Спустя час я уже сижу на летней веранде фешенебельного ресторана, огороженной стеклянными перегородками. В нескольких столиках от меня – Денис. Пьет кофе и поглядывает краем глаза в мою сторону.

Взгляд вырывает в потоке людей крепкую тяжелую фигуру Олега, и внутри все сжимается. Вроде народу полно и Денис меня охраняет, а мне все равно очень страшно. Он ведь сразу прочухает, что бижутерия – липа.