Текст книги "Одна минута славы"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Бассейн. Я по сценарию плавать люблю.

– Ага, – со знанием дела кивнула Марина, – пока снимут, часа четыре тебя в воде продержат. Ну скажи, хоть один мужик способен проторчать четыре часа в бассейне? Черта с два! А ты проторчишь.

– Не уверена, – снова усомнилась Алена.

– А куда ты на фиг денешься?! В бассейне, в купальнике, четыре часа, – прозвучало как приговор, – а может быть, и больше. Там же подводные съемки запланированы. Колька наш – гений и от своих гениальных идей никогда не отказывается. Придумал снимать одну девицу на лошадях. Приехали в Битцевский парк, она кричит: «Лошадей боюсь!», лошадь, как и положено, брыкается, а он орет: «В седло! В седло!» Так весь день и бегали от девицы к лошади. Но все равно потом сняли… к вечеру уже.

– А вы, наверное, давно с ним работаете?

– Полгода. Раньше реквизитором на картине «Пыльная дорога» работала.

– Стыдно, но я ее не видела, – призналась Алена, выражая всем видом сожаление по этому поводу.

– Ее никто не видел, картину закрыли. Денег не хватило. Ну, я считаю, что мне повезло – платят тут намного круче, группа меньше, реквизита почти никакого, ну и вообще, реклама – золотая жила. Да и спокойнее.

– А девушки? Ну, которые приходят потом, плачут, чтобы ролик с эфира сняли.

– Дурочки, – быстро ответила администраторша, – я считаю, раз идешь на такое дело, как съемки в рекламе прокладок, должна понимать, что может тебя ждать. Не учла – твои проблемы.

– Ну, не все же могут знать… – предположила Алена.

– Мы предупреждаем – возможны последствия, – отчеканила собеседница и почему-то закончила уже совсем ожесточенно: – А то теперь еще и милиция ходит.

– Милиция? – Алене стоило немалых усилий сдержать эмоции. Оказывается, Терещенко не такой уж лопух! Они с ним ноздря в ноздрю идут!

– Ну да, стали выяснять, кто у нас снимался да когда…

– А зачем им это? – Она застыла, стараясь не выдать волнения.

– Да почем я знаю! Требуют бумаги, накладные в общем, я их к руководителям студии отправила, пусть они с ними разбираются. – Похоже, она действительно мало что знала об убийствах или по крайней мере хорошо скрывала свои знания. – Нас ведь это не должно волновать. Тебя – уж точно. Ты вообще как к нам попала?

– Говорю же, мимо шла… – До чего же ей надоели непредвиденные повороты разговоров, к которым она совершенно не готова. Надо бы дома сесть и разработать хорошую легенду. А то, если все время сочинять на ходу, когда-нибудь обязательно проколешься!

– Эти сказки можешь дедушке своему рассказывать. Со мной такие номера не проходят, – презрительно фыркнула Марина. – Через мои руки знаешь сколько таких, как ты, проходит?

Алена даже некоторую обиду по этому поводу почувствовала. Она-то считала себя яркой индивидуальностью.

– Ладно, – нехотя согласилась она, собираясь рассказать относительную правду. В том, что Марина видала на своем веку сотни похожих на нее, она все-таки сильно сомневалась. – Соседка мне посоветовала. Она уже снялась в одном из ваших роликов.

– Да… – подтвердила Марина, словно знала наперед ее историю и спросила разве что из приличия. – Это кто же?

– Ольга Харитонова.

– Харитонова… Эта такая черненькая, в очках?

– Нет, она совсем наоборот – блондинка и без очков.

– Ох, господи. Не помню, – призналась администраторша.

Алена пришла на помощь:

– Она рассказывала про то, что любит гулять с мужем в парке…

– А! Теперь вспомнила! Самая скромная, тихая такая, у нее косы и челка. – Она провела ребром ладони по лбу, показывая, какая у Ляльки была челка.

Алена кивнула в знак согласия.

– У нас с ней история вышла, – задумчиво продолжила администраторша. – Колька отобрал шесть претенденток, а нужно было только пять. Встал вопрос, от кого отказаться. И как раз думали, Харитонову брать или другую. Колька пока решал, я пошла кофе попить. Захожу вот в этот самый бар и вижу – сидит твоя соседка за столиком, грустная такая, ложечкой в чае болтает. Она вообще-то никогда веселой не была, но тогда прямо как в воду опущенная. Я к ней подсаживаюсь, в чем дело, спрашиваю. Ну, она мне и рассказала, что собиралась денег заработать, чтобы мужу машину купить. С мужем у нее там проблемы, он вроде бы на сторону пошел. Я еще подумала: вот же дурочка, с мужем, который налево ходит, нужно по-другому разбираться: сковородкой по башке – и все дела. А еще лучше той же сковородкой пониже живота, так даже надежнее, враз решается, зачем ему вообще куда-то ходить. А купишь ему машину, так он на этой самой машине…

В общем, я тогда подумала, что большинство из вас в рекламу лезут, чтобы их заметили, чтобы в модели пробиться и прочее, а эта – нет. За ее поступком стоят страдания, как в чеховских пьесах. Ты Чехова читала? – внезапно переключилась она и посмотрела на собеседницу долгим испытующим взглядом.

– Ну, в общем-то… – Алена уже и не знала, стоит ли сознаваться, что проходила «Вишневый сад» в школе.

– Обязательно прочти, – от души посоветовала Марина и, к великой радости Алены, снова углубилась в воспоминания: – Харитонова эта мне такой страдающей показалась. Я подумала, нужно помочь девушке, пусть мужа ей это и не вернет, так хоть новый толчок в жизни получит. Ну я пошла к Кольке и говорю, мол, хватит голову ломать – бери Харитонову. Вот так!

Марина с достоинством отодвинула пустую тарелку. Алена взглянула на нее с нескрываемым уважением. Еще бы, человек влиятельный, да еще и о подопечных своих по-матерински заботится. Могла же наплевать на Ляльку вместе с ее проблемами, так нет, проявила чуткость и понимание. «Только, – подумала Алена, – уж лучше бы наплевала. Может быть, Лялька жива бы осталась».

* * *

День пролетел незаметно. Сначала режиссер упрямо выжимал из нее текст, то перед камерой, то без камеры. То и дело их репетицию прерывали какие-то неотложные дела, телефонные звонки и всякие посторонние люди, которые бесцеремонно заваливались в комнату, галдели, хлопали его по плечу, кто-то принес бутылку водки, которую тут же и распили, заставив и Николая, и Севу, и Алену к ним присоединиться.

Впрочем, после распития означенной водки репетиция вдруг начала спориться. Текст как-то вспомнился сам собой, она даже импровизировать начала. Режиссер перестал нервничать, расслабился и импровизации воспринимал с ленивым великодушием. Словом, когда она посмотрела на часы, было уже половина девятого вечера.

– Вот ты где, сладенькая моя!

Алену перекосило. Дабы скрыть от стоящего и улыбающегося в дверях Саши свою непроизвольную реакцию как на его фразу, так и на него самого, она предпочла остаться стоять к нему спиной. Разумеется, он воспринял ее неподвижность как форму кокетства. Впрочем, он был настолько самоуверен, что всякое действие особы женского пола, даже если бы она плюнула в его сторону, он все равно воспринял бы однозначно – она пытается показать, что без ума от него.

Поэтому без лишних слов он подошел, обнял ее за плечи и игриво поцеловал в макушку. Выражать протест было делом бессмысленным. Этот человек даже не пытался заигрывать, он уверенно брал то, что, по его мнению, ему причитается. Алена подавила в себе острое желание развернуться и съездить по его наглой физиономии. Ведь пока она о нем ничего так и не узнала. Стоит подружить с ним еще немного, а потом уж съездить от всей души. Пока она так раздумывала, он развернул ее лицом к двери и кивнул на стоящую у косяка девушку:

– Вот, знакомьтесь, это Лариса. А это Аленка.

Девушки обменялись сдержанными улыбками. Лариса обладала всеми характерными достоинствами, чтобы считаться бесспорной красавицей – черные прямые волосы, стекающие по плечам почти до пояса, узкое, необыкновенно белое лицо с нежным розовым румянцем, большие, слегка раскосые глаза в оправе длинных и густых черных ресниц, брови вразлет и пухлые губы. Кроме этого – высокий рост, упругая грудь, плоский живот и длинные ноги. Все это было подчеркнуто обтягивающими бедра брюками и коротким свитерком. Если бы на ней было что-нибудь длинное, пышное и парчовое, ее можно было бы принять за восточную княжну или греческую богиню. А так, просто красавица, совершенно не понятно, откуда взявшаяся в центре Европы.

Единственное, что никак не вписывалось в образ южной обольстительницы, да и обольстительницы вообще, так это ее глаза – холодные, голубые, в них ясно читалось не столько слово, сколько стиль жизни, выраженный одним этим словом – «нет». С такими глазами рождаются женщины сильные, беспринципные, расчетливые, да какие угодно, только не женственные. Девушку с такими глазами мужчины должны интуитивно бояться. Алена даже почувствовала некоторое уважение к Саше – он не боялся или, по крайней мере, пересилил свой страх и виду не подавал. Наоборот, отлепился от Алены, вернулся к ней, по-хозяйски обхватил за талию. Лариса даже бровью не повела, словно не заметила. «Не может быть, чтобы она явилась сюда рекламировать прокладки!» – ошарашенно подумала Алена.

– Очень даже может, – ответила та, когда она материализовала свой вопрос, уже сидя за столиком ночного клуба «Мираж». – Только я рекламирую прокладки по убеждению.

Алена подавилась соком:

– Как это?!

– Ну вот ты зачем снимаешься в рекламе?

– Да как сказать… – не нашлась она.

– Как есть, так и скажи. Впрочем, и так понятно – тут третьего варианта не существует: либо за славу, весьма сомнительную, кстати, либо за деньги.

– Но ты же за убеждения?

– Я – исключение. Во всяком случае, пока. – Лариса слегка склонила голову и окинула ее своим холодным взглядом, раздумывая, стоит ли пояснять или бесполезно. Наконец смилостивилась, пояснила: – В нашем гребаном мире все делается мужиками и для мужиков. Работа – для мужиков, деньги – для мужиков, развлечения – и те для них же. – Она выполнила затылком легкий полукруг, призывая ее оглядеться и понять, как все плохо. Потом взглянула на нее многозначительно. – Думаешь, нас привезли сюда развлекаться? Черта с два! Нас сюда привезли, чтобы с нами развлечься! – закончила она пафосно, словно открыла собеседнице, как минимум, тайну мироздания.

– Если ты все это знаешь, зачем поехала с Сашей? – поинтересовалась Алена.

– Я же говорю, по убеждению.

– Я все никак не могу понять, каковы эти твои убеждения.

– Они думают, что они меня используют. А на самом деле – я их. Понимаешь?

– Прости, может быть, я покажусь не слишком сообразительной, но я уже запуталась. Кто кого использует и зачем?

– Чего же тут путаться! – возмутилась Лариса. – Мужики думают, что склеили красивую девку, развлекутся с ней. А я думаю, что сама развлекусь за их счет, вот и все.

– А в чем разница, если все равно все вы развлекаетесь?

– В убеждениях же!

– Ну хорошо, – предпочла согласиться Алена, поняв, что, кроме туманных убеждений, выцедить из Ларисы ничего не удастся, – а реклама прокладок тут при чем?

– Это самое главное, – с достоинством заключила собеседница и надолго замолчала, видимо, соображая, как доступнее объяснить, почему участие в рекламе женских гигиенических средств является для нее самым главным.

Алена допила сок, покрутила стакан в руке и, поставив его на стол, посмотрела на Ларису с вызовом, мол, давай же, скажи что-нибудь. Она очень опасалась, что к столику вернутся кавалеры, которые пока еще толклись у стойки бара, обсуждая что-то свое, мужское, наверное, распределяли, кому какая из них двоих сегодня достанется.

Но тем не менее вопрос этот вряд ли был для них очень сложным, закончить свою нехитрую дискуссию они могли с минуты на минуту. А вот когда вернутся, им с Ларисой вряд ли удастся поговорить на серьезные темы. Черноволосая красавица закинула голову, посидела так секунд тридцать и наконец разомкнула пухлые губки:

– Вся реклама направлена на мужчин. Даже реклама колготок или там помады, например. Ведь когда смотришь ролик, какую чувствуешь подоплеку? – Она выжидательно взглянула на Алену.

Та уже догадалась, к чему она клонит, но все-таки предпочла пожать плечами и нейтрально улыбнуться, чтобы собеседница смогла закончить мысль.

– Подоплека такая, – с торжеством держательницы истины пояснила Лариса, – будешь носить такие колготки или мазать губы именно этой помадой, обязательно на тебя мужики клюнут. Все же просто! Словно те, кто эту рекламу снимает, заранее закрепили за женщинами одну-единственную тягу – нравиться мужчинам. И все, больше ничего, понимаешь?! Лично мне такая трактовка женской сущности кажется обидной. Ведь женщины-то, по сути, и умнее, и сильнее, и выносливее. А их прилепили к мужикам: шаг влево, шаг вправо – расстрел! Мол, раз уж у мужиков одна в жизни потребность – трахнуть то, что движется, так и у вас других интересов быть не может, кроме как быть трахнутыми. А интересы-то есть! Я вот, например, банковское дело изучаю, и в группе – лучшая. Уже и в Англии стажировалась. Это так, не хвастовство вовсе, это к примеру, потому что в нашей группе я одна женщина. И на самом деле я плевать хотела на мужиков, вместе с их низменными инстинктами, у меня другие цели. Зато из всех подворотен орут про то, что я должна заботиться, чтобы возбуждать, привлекать внимание, и все в таком духе. Надоело, знаешь ли! Хочешь, расскажу, что было последней каплей, сформировавшей мои убеждения?

– Убеждения?

– Убеждения! У меня есть концепция, что женщина должна думать о себе обособленно, как о человеке, а не как о дополнении к мужчине, чтобы он свои инстинкты развивал.

– Ну?

– У меня есть собака. Зовут Дельта. Ей уже пять лет, но как-то не думала ее вязать, да и она особого желания не проявляла. Кобелей всех грызет, так что во дворе ни один к ней не подходит уже. Тут я стала замечать, что собака моя странно себя ведет на улице, понимаешь, метит каждый куст. Ну, это кобели обычно делают, поднимают лапу, помечают свою территорию. Вот и Дельта стала делать то же самое. И тут я поняла, что она своим собачьим интеллектом дальше меня шагнула. Пока я рассуждаю, какие бабы дуры, а мужики, соответственно, сволочи, Дельта просто вторглась в мужской мир со всеми его законами, и ни один кобель не посмел ей перечить!

– И что ты предлагаешь, бегать и кусты помечать?

– Можно и так выразиться. Нужно брать все эти мужские законы в кулак, – она сжала пальцы, показав, как стоит это сделать, не откладывая надолго. – И жить. Жить полноценно, не оглядываться на кобелей, тьфу ты, на мужиков, конечно.

– Ну это ближе к твоему основному занятию. Ты ведь уже вторглась в мужской мир, будешь банкиром, чего же еще? Но при чем здесь все-таки реклама прокладок?

– Я когда узнала, какого рода ролики будут снимать, ну, что нужно, сидя перед камерой, откровенно рассказывать, зачем эти прокладки и так далее, я просто восхитилась людьми, которые это придумали. Эта реклама только для женщин. Мужикам ведь наплевать на прокладки, многие из них вообще ничего о критических днях не знают. Ты обрати внимание на общественное мнение по поводу этой рекламы! Как – прокладки? Зачем об этом говорить?! Позор?! К тому же никак не относится к мужчинам. Ведь и выступают больше всех мужики. Надо же, их права потеснили!

– Да нет, и женщины выступают, – осмелилась возразить Алена.

– Те, в ком поселилась эта закостенелая уверенность – уверенность, что раз мужики против, то и порядочная женщина поддерживать не должна. А на самом деле мы с экрана просто информацию даем, обращаясь как женщина к женщине, то есть мимо мужчин.

– А мне кажется, что никому не нравится, потому что мы оголяем интимное.

– Почему же это должно быть таким интимным?

– Ну не знаю, так сложилось…

– Не сложилось, а сложили за нас. И не смей это рушить, а то ай-ай-ай! – она погрозила пальцем и улыбнулась. – Глупости! Вот поэтому я пошла сниматься. Мне не стыдно об этом говорить. Вот по подиуму ходить и ноги демонстрировать – это стыдно. Не за ноги, конечно, а за то, что я ничего в жизни большего не добилась, кроме как услаждать зрение все тех же мужиков. Женщинам от этого подиума никакого наслаждения.

Алена глубокомысленно молчала. Возразить на такое трудно. Что ни говори, а, кроме потрясающей внешности, Лариса обладала умом, что редко встречается. Оставалось только пожалеть тех несчастных, которые кидаются к ней, что мотыльки к свету, и так же, как эти удивительно легкомысленные насекомые, обжигаются до смерти.

– Я единственная из тех, кто снимался, пошла на второй круг. Я снялась в рекламе прокладок, теперь снимусь в рекламе тампонов. И кроме того, не только на телевидении, но и на рекламные плакаты. Никто больше не согласился.

– Почему?

– А как ты думаешь? – Она перестала улыбаться. Голубые глаза сверкнули холодными, злобными искорками. – Сопливые дуры потому что! Я почти со всеми общалась. У одной муж ушел, другую дружок бросил, третья – с соседями поцапалась, на четвертую в магазине косо посмотрели. В общем, перепугались. Ходят потом, умоляют снять ролик с эфира, деньги назад отдают. Глупо! Мне кажется, что вы – второй, так сказать, эшелон, уже более смелые. Знаете, на что идете. Что по головке не погладят – и все равно лезете. Конечно, кто-то из-за тех же денег, но тем не менее вы более смелые, чем те, первые.

– Тебе прямо памятник нужно ставить за развитие феминизма в наших краях. Не понимаю, почему до сих пор никто не догадался.

– Нет, я серьезно, – несколько смущенно улыбнулась Лариса. – Я же не просто в барах ораторствую. Иногда мои идеи на пользу идут. Вот снималась со мной одна девчонка. Пришла на пробы, смотреть на нее страшно было – глаза тусклые, бледная вся, худая. Я к ней, то да се, она мне рассказала, что муж у нее загулял, словом, она случайно узнала, что у него другая. И там все не просто так, а серьезно. И она пришла сниматься, чтобы денег заработать. Думаешь – зачем?

– Наверное, чтобы машину ему купить, – на автомате выдала Алена, поражаясь Лялькиной способности раскрывать свои сердечные тайны кому угодно, только не собственной соседке, которую с детства знает и которая за нее горой стояла, когда ее весь двор тиранил.

– Точно! – как и предполагалось, подтвердила Лариса. – Поразительная догадливость. Ну это же ни в какие ворота не лезет! Машину ему купить! Я эту дурочку почти месяц обрабатывала. Зачем он тебе, говорю, ведь совсем никудышный мужичонка! Денег не приносит, по дому не помогает, детей даже не хочет, да и вообще… еще и изменяет. А она – как я одна останусь? Это при том, что квартира ее, и деньги у нее теперь есть, и работа, и внешность, и мозги – все при ней, а она – «как я без него»? Я ей говорю – полюбила козла, так пойми наконец, что он козел, признай, что ошиблась, с кем не бывает. В общем, все-таки выгнала она его потом. Ревела, правда, но выгнала.

«Черта с два выгнала!» – не очень уверенно подумала Алена.

– Он очень не хотел уходить, сначала кричал, потом извинялся, на коленях ползал. Если бы не я, она бы точно простила. Но я стояла на страже женского достоинства и вообще здравого смысла. И выкинула его!

– Ты уверена? – Алена и не старалась скрыть своего потрясения.

– Еще как! Сама вещички помогала собирать.

Алена раскрыла было рот, чтобы потребовать подробностей расставания Харитоновых, но тут на ее плечо легла лапа Саши. Видимо, они определились в своих притязаниях на дам. В принципе, она Сашу понимала, он-то Ларису не первый день знал, поэтому скорее всего наотрез отказался «развлекаться» с ней этим вечером, передав эту почетную обязанность своему другу. «Тоже мне друг, называется!» – подумала Алена о директоре.

Подумала злорадно, потому что, как бы они со своим пузатым приятелем ни делили их с Ларисой между собой, «развлечься окончательно» ни тому, ни другому все равно не удастся.

Глава 16

На сей раз в ее кошмарных снах убили Ивара Скрипку. Прибывший на место происшествия следователь Терещенко во всеуслышание заявил, что преступника искать не станет, потому как считает, что убили певца за дело – нечего было рекламировать женские гигиенические средствами вообще, раз уж он перекинулся в лагерь врага и способствует освобождению женщин от справедливого мужского гнета, то туда ему и дорога. Алена в своем сне пыталась его образумить, но без толку. Она уже заготовила было финальную речь, как на суде присяжных, и даже белый кудрявый парик на голову нацепила, но из всего этого бреда ее вырвал телефонный звонок.

– Ты где пропадаешь?! – поинтересовался на другом конце провода Борисыч. – Где статья об этом Иваре Скрипке?! Ты же ее должна была вчера сдать!

– А разве он жив? – искренне удивилась Алена. Сон-то был красочным и очень натуральным.

Борисыч промолчал, видимо, осмысливал. Потом осторожно заметил:

– Дела… А с чего ты взяла, что он не жив?

– Так, – вздохнула она, – поет плохо, могли и укокошить…

– Ну вот что, хватит чепуху молоть. Сегодня последний срок. Еще не хватало, чтобы я твои дела начал отслеживать. На летучке тебя не было! Журнал еще не в верстке только по твоей вине! Фотограф сует мне под нос фотографии этого Скрипки, советуется, видите ли, какая лучше для постера! Чтобы не было этого больше! Не появишься сегодня со статьей – лишишься половины зарплаты!

После столь пламенной речи он швырнул трубку. Видимо, действительно Борисыча достали в редакции. Так злился он редко, но, как правило, гнев его никогда не бушевал попусту – кто-нибудь из виновных обязательно страдал материально. Алена это хорошо знала, а потому проснулась немедленно. Тот факт, что статья у нее пока еще пребывала на той же стадии, на которой она оставила ее два дня назад, то есть на нуле, не вселял надежд на хороший исход встречи с разозленным главным редактором.

А у нее в связи с развернувшейся охотой за убийцей совсем из головы вылетела эта чертова статья. Больше тянуть было невозможно. Поэтому, прямо в пижаме и неумытая, она прыгнула к компьютеру, включила его и, пока он загружался, задумалась. Правда, опять же не о певце.

Интересная получается картина! Лялька узнала, что Генка ей изменяет, и, вдохновленная Ларисой, выгнала его из дома. Лялька ни о чем ей так и не успела рассказать, потому что ее убили. Да и вообще, оказывается, Алена о жизни супругов Харитоновых знала крайне мало, а ей-то казалось, что в последнюю неделю, когда Лялька отсиживалась у нее на кухне часами, она ей все успела рассказать про свое житье-бытье.

Ан нет, ни словом ведь не обмолвилась ни о деньгах, которые успела получить за рекламу, ни об изменах мужа, ни о предстоящем разводе. Зато, похоже, всем остальным успела растрепаться.

Присутствие Ларисы при разрыве супругов, видимо, не оставило главе семьи никакой надежды на примирение. А из этого следует, что у Генки были все основания убить собственную жену, ведь если бы она осталась жива, он лишался всего – и в первую очередь квартиры, московской прописки, значит, и работы. Но с другой стороны – у него была надежда вернуться домой с повинной головушкой. Промычать парочку извинений, и Лялька непременно простила бы его. Простила бы, если окончательно не попала под влияние Ларисы.

Интересно, когда же Лариса покинула дом Харитоновых? Сразу уйти она не могла – Лялька нуждалась в сочувствии как минимум еще часа два. Если Генка выкатился в десять вечера (а скандал она слышала именно в это время), плюс два часа – полночь получается. А в четыре в квартире уже была милиция. Кроме того, вечером Лялька должна была кому-то передать деньги, которые она занимала. Ведь когда она пришла к Алене, так и сказала: «До понедельника ждать не могу. Мне нужно вечером в воскресенье».

Кто же этот визитер? Может быть, он и убил Ляльку? Но зачем? И видела ли его Лариса? А ведь она ни словом не обмолвилась о продолжении истории. Как зачинщица и идейная вдохновительница развода она просто обязана была позвонить, а то и приехать на следующий день – в общем, непременно должна была узнать, что Лялька мертва. Однако во вчерашнем разговоре она ничего про это не сказала. Почему? Сочла столь трагичный исход несовместимым со своими феминизированными убеждениями? Или по другой причине? А может, она и есть убийца? Может, именно с ней связаны Лялькины надежды на «скорое прекращение ее мучений», по крайней мере, как Алена сейчас понимает, деньги она занимала вовсе не за тем, чтобы мужу машину купить, а затем лишь, чтобы как-то решить проблемы, связанные с ее участием в рекламе.

Но это же бред?! Кому придет в голову… Алена замерла, вспомнив, как Лариса проговорилась в «Мираже», ругая «сопливых дур», которые просят снять ролик с эфира, деньги назад отдают… Кому же они их отдают? И откуда Ларисе это известно? Может быть, она как-то в этом замешана? Может, она и есть убийца?

Алена вспомнила, какой холодной злостью блеснули Ларисины глаза, когда она обвиняла девушек в глупости и слабости. Конечно, подло считать убийцей яростную защитницу женских интересов, но разве мешают феминистские убеждения тяге к наживе? Может, она является к своим жертвам как подружка, обещает им попросить за них Сашку Сакисяна, чтобы тот как-то посодействовал, берет деньги, а чтоб обман не раскрылся, попросту убивает несчастных? А если они с Сакисяном заодно? Ведь Лариса – единственная, кто снимается в ролике второй раз, то есть знает Сашку дольше остальных.

«Нужно это прояснить! – решила Алена и посмотрела на экран монитора. – Что там у нас с певцом?» Перед глазами поплыли строчки статьи: «Люблю часами бродить по тихим дорожкам парка, именно там, в Измайловском парке, у меня родилась песня «Качаются ветки печальные, ты смотришь глазами отчаяния…»

«Ну конечно! Ради такой дури не стоит проветривать свои проспиртованные мозги в Измайловском парке. Такая песня враз получится и в прокуренной комнате. Тоже мне, романтик! Непонятно, почему песня так полюбилась слушательницам?!» Ниже шла строчка, повествующая о том, что Ивар якобы считает свой дом своей крепостью, и никак иначе. Потому что крепкая семья для него – главная и пока не достигнутая цель в жизни, потому что не нашлось девушки, к чьему плечу он хотел бы приклонить голову. «А если бы и нашлась, то убежала бы от него через неделю», – опять съехидничала про себя Алена. А вообще он пока исповедует жизненные принципы плейбоя, девушек у него хоть отбавляй. Но в своих вкусах он еще не сформировался – сегодня любит блондинок, завтра брюнеток.

«В общем, ничего из этой статьи не получается – ни манящего образа певца, ни более-менее развернутой биографии. Я бы такую дурь читать не стала, – грустно заключила Алена и махнула рукой. – А может, все же прокатит? Лучше об этом дураке все равно никто бы не написал!»

Да и какая, собственно, разница! Что бы там она ни сочиняла, как бы свои мозги ни выламывала, все равно Ивара будут любить, пока Леонардо Ди Каприо останется на волне популярности, так как основное достоинство Скрипки в глазах поклонниц – это необыкновенное сходство с голливудской звездой. Он даже на сцену-то выходит в цветастых рубашках, а-ля Ромео из знаменитого кинохита. Фильм Алена обожала, а вот этого Ивара никак с Леонардо не отождествляла, даже когда он молчал.

Она уже снова хотела погрузиться в размышления о том, могла ли Лариса убить Ляльку, да и Ингу тоже, как снова зазвонил телефон. «Нужно поставить определитель номера, – она давно хотела это сделать, но каждый раз откладывала по причине собственной лени. – А как было бы удобно – смотришь на номер, если телефон редакции или Бунина, то не берешь трубку, а так гадай теперь…»

– Алло.

– Ну почему же ты мне не звонишь?! – с ходу обругала ее тетка. – Почему, чтобы услышать твой драгоценный голосок, я должна разыскивать тебя по всей Москве?!

– Что это вы все с утра взялись меня отчитывать?! – «Разыскивать по всей Москве» сводилось к звонку в редакцию. Других телефонов, по которым могла быть Алена, тетка все равно не знала.

– Ничего себе с утра?! Третий час дня, между прочим!

– Да?! – Она мельком взглянула на часы и ужаснулась. Нужно катить к Борисычу, а то точно ползарплаты снимет.

– Есть ли надежда увидеть тебя когда-нибудь? – осведомилась тетя. – А то ведь я в воскресенье улетаю в Варшаву. Принеси хоть фотографии, чтобы я могла племянницей перед подругой похвастать.

Алена пожала плечами. Тетку Таю, мамину сестру, она любила, правда, странною любовью. Любить она ее предпочитала на расстоянии. При встрече же начинала ненавидеть ровно через пять минут, ни секундой больше, временной интервал, проверенный годами. Стремительный процесс превращения любви в ненависть начинался всегда одним и тем же теткиным вопросом: «Так, значит, ты еще не вышла замуж?» Дальше следовали либо теткины подначки, либо душеспасительные беседы, а то и громогласные обвинения в отсутствии ума, проще говоря, развитие скандала определялось теткиным настроением.

Тем не менее по телефону с ней было очень приятно поболтать. К тому же родителями Алены на нее была возложена основная ответственность за жизнь дочери, с чем она справлялась великолепно, то есть абсолютно не вторгалась в ее быт. Зато всегда отчитывалась перед матерью: мол, все хорошо, девица взрослая, не пропадет, и не беспокойтесь понапрасну, я держу все под контролем. Контроль же она вела из соображений, что подопечная действительно взрослая, поэтому, когда плохо станет, сама обратится за помощью. Изредка звонила, приглашала в гости и не обижалась, если ее приглашения принимались без энтузиазма – Алена редко забегала к тетке, по уже изложенным выше причинам.

– Ну так навестишь одинокую родственницу? – спросила та.

– Дел много, – уклонилась от прямого ответа Алена и быстренько перевела разговор на другую тему: – А что у вас в театре творится?

– Как всегда, сумасшедший дом, – вздохнула тетка Тая, – «Гамлета» ставим.

– Ничего себе! Нужно будет к вам заехать.

– Пока смотреть-то нечего, только роли распределяют, да по моей части, в смысле костюмы утверждают, ну и декорации.

– А кто ставит?

– Сам главный. Перенес принца датского в наше время. В общем, очередная «Женитьба Подколесина», – с горечью закончила она. – Страдать будут в кожаных штанах. Моя работа пока не требуется.

– Ладно, я все равно забегу, – пообещала Алена, с тревогой взглянув на часы.

– Знаешь, в Доме художника дядя Вася выставляется, – радостно сообщила та, словно в Доме художника не выставляется каждый, даже не имеющий никаких художественных талантов. Будто бы это привилегия гениев.

– Не пойду, – отрезала Алена. – Я еще с прошлого раза не отошла – до сих пор кошмары снятся. Как вспомню бабушку без головы, просто жить не хочется.

– Тоже мне, тонкая ценительница! Между прочим, эта скульптура по-своему гениальна. Ну что ты еще можешь вспомнить из того, что видела? А бабушку без головы никогда не забудешь.

– Как-нибудь прожила бы без этого эстетического наслаждения, – буркнула Алена, с трудом изгоняя из памяти тщедушное и безголовое изваяние.