Текст книги "Одна минута славы"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Вот и я о том же. По всему выходит, что убийства совершил маньяк.

– Убийца косит под маньяка. А это не одно и то же. Нет, музыка ему не нужна в любом случае.

– А я все-таки думаю, что работает маньяк, – заявила Алена. – Просто вы признавать не хотите.

– Меня в этой ситуации интересуют совсем другие вещи, например, связь Ларисы и Сакисяна, связь Харитонова с «Мосфильмом»… Но мне кажется, я уже очень близок к разгадке. – Вадим помолчал немного и проговорил, словно размышляя вслух: – Почему же Лариса от вас побежала к Сакисяну?

– Почему?! – выдохнула Алена. – Да потому, что я ей песню поставила. Она ее услыхала и побелела как полотно, чуть не упала. Выключить попросила!

– Да? Побледнела, говорите?

– Точно! Мне кажется, что песня – главный ключ к разгадке! Я вообще решила всех подозреваемых на песню проверять. Вот… – Она покопалась в своей объемистой сумке и выудила оттуда плейер, желая продемонстрировать, что намерена насильственно приобщать к музыке всех подозрительных личностей. Вместе с плеером вытащился и теткин нож, который она прилежно таскала с собой уже две недели.

– Ношение холодного оружия противозаконно, – усмехнулся Вадим.

– Это оружие разве что для колбасы, – улыбнулась Алена и сунула нож обратно в сумку. – Так вот, я поставила песню, а Лариса тут же побледнела, попросила выключить и сразу ушла. – Алена даже кивнула, чтобы придать фактам большую значимость. – Правда, перед этим я сказала, что Лялька вроде бы деньги занимала, что Сашка мне звонил и предлагал помощь, если мне плохо будет… не бесплатно, разумеется…

– Что?! – Вадим надавил на педаль тормоза перед светофором с такой силой, что Алена едва не ударилась головой о лобовое стекло.

– Все-таки стоит пристегнуться, – в испуге пробормотала она, шаря рукой в поисках ремня безопасности. – Водитель из вас аховый.

Терещенко повернулся к ней всем корпусом:

– А почему вы сразу не сказали, что вам звонил Сакисян? И почему звонок не был зарегистрирован?

– Потому что он звонил мне на работу. А не сказала, потому что повода не было. Я забыла. И вообще, это же глупость! Чтобы директор съемочной группы – не бог весть какая шишка – снял рекламный ролик с эфира! Для этого нужно быть заказчиком, директором канала, директором рекламного агентства или, на худой конец, очень богатым человеком. Но чтобы снять ролик с эфиров всех каналов сразу… ну не знаю, кем нужно быть – Думой в одном лице! Это же колоссальные деньги.

– А вы ему об этом говорили?

– Нет, зачем занижать человеку самооценку.

– Умница, – с теплотой в голосе похвалил Вадим, – и не говорите.

– А кроме этого, что мне теперь делать?

– Ничего, жить, как и раньше.

– Нет. Я должна стать жертвой, чтобы убийца клюнул. Помните, он только жертв убивает, которых все травят и бросают.

– И что вы предлагаете?

Алена хитро улыбнулась.

– Знаете… – Похоже, Вадим не на шутку испугался. – Знаете, когда вы так улыбаетесь, у меня мурашки по спине бегут.

* * *

– Ну вот, что я говорила?! – Алена отвязала от дверной ручки гигиенический тампон, обильно политый кетчупом. С усмешкой глядя на ошалевшего следователя, она помахала тампоном у него перед носом.

– Не понимаю, чего вы так радуетесь? – Он поморщился и отвернулся.

– Начинается. Меня уже кто-то пытается травить. Еще немного, и с работы попросят. Борисыч, кстати сказать, спрашивал, не я ли снялась? Можно подумать, у меня статьи от этого хуже будут. Черт, опять не могу найти ключи!

– Только не вытряхивайте все из сумки. – Он замахал руками, заметив, что Алена уже вознамерилась это сделать. – Как вы думаете, кто может веселиться таким образом? – Вадим кивнул на тампон.

– Вы же за мной наблюдаете.

– Я идиот! – Он хлопнул себя по лбу ладонью. – Нужно установить наблюдение не только за вами, но и за вашей квартирой.

– Я думала, это как-то подразумевается. Впрочем, хорошо, что вы так самокритичны, – улыбнулась она.

– Людей не хватает. С трудом выбил двух человек.

– Я не понимаю… – Алена наконец нашла ключ. Задыхаясь от напряжения, скорее нервного, чем физического, вставила ключ в замок. – Речь идет о серийном убийце – так неужели еще не создана группа сотрудников, неужели не подключены люди из районного, областного и городского отделов?

– Это в книгах все просто. А в жизни – как в кино о довоенной жизни: разруха, хилый следователь, у которого куча начальников. И пока все эти начальники между собой договорятся, либо следователь преступника поймает, либо дело закроют – за недостатком улик.

– Это дело вряд ли закроют. Убийства-то продолжаются. Кстати, сколько жертв потребуется, чтобы раскачать вашу бюрократическую машину?

– Еще одна потребуется, – усмехнулся Вадим.

– Лично я против. – Алена впустила следователя в квартиру.

– Еще бы! Я вас понимаю. Ой, что это?! – Он отшатнулся от стены, обильно украшенной табличками с неправильными глаголами.

– Повышаю свое образование.

– Помогает?

– Вообще-то не очень. Честно говоря, я про них как-то забыла. Я ведь познакомила тетку со своим профессором. Так что английский мне теперь без надобности.

– В такой обстановке жить нельзя! – решительно заявил Вадим, указывая на таблички.

– Если не замечать, то можно, – отмахнулась Алена. – Идемте чай пить.

– Я бы от кофе не отказался. – Он немного смутился.

– Ладно, будет вам и кофе. А я, с вашего позволения, телевизор включу. Идемте на кухню, там тоже телик имеется.

«Я обожаю плавать. Люблю ощущать работу своих мускулов. Люблю преодолевать сопротивление воды. Это настоящая борьба со стихией. Но бывали дни, когда я не могла себе позволить заниматься любимым спортом, я скучала дома, всем сердцем жалея, что я девушка…» – бодро вещала с экрана Алена.

– А вы неплохо смотритесь, гм… в купальнике, – ухмыльнулся Терещенко.

– Не подлизывайтесь. – Почему-то ей стало неловко.

«Теперь, с тампонами «Тендер», я могу поселиться в бассейне – точно русалка!» – закончила Алена и, расхохотавшись, соскочила с бортика.

– Очень впечатляет. Теперь и я пожалел, что не девушка. Будь я девушкой…

– Не продолжайте! – покраснела она и выключила телевизор. – Как вы думаете, убийца клюнет?

– Не знаю…

– Это еще почему?! – опешила Алена. – Что не так?

– Я думаю, что нам нельзя видеться так часто, если мы хотим, чтобы убийца вышел прямо на вас.

– Вы думаете, он знает, кто вы?

– Полагаю, что да.

– А если вы неправильно полагаете? Если убийца все-таки сумасшедший? Если он придет меня убить, а вас рядом не будет? – возмутилась Алена.

– На этот случай есть наблюдатели.

– Но сегодня у меня была Лариса, и никто из ваших наблюдателей не поднялся ко мне в квартиру и не проверил, жива ли я еще!

– Вы правы… – в задумчивости проговорил Терещенко. – Давайте с вами договоримся: больше вы гостей не принимаете до того момента…

– До «часа икс», – догадалась она.

Вадим улыбнулся и кивнул:

– О начале «часа икс» я вам сообщу дополнительно.

Глава 27

Три дня прошли относительно спокойно, Алена даже удивилась: почему никто не реагирует на нее так же, как еще месяц назад реагировали на Ляльку? Неужели до нее совершенно никому нет дела?! Ни в магазинах, ни на улице, ни даже у подъезда ни один пенсионер косого взгляда не бросил, ни один подросток не обозвал. Правда, это недоразумение скоро прояснилось. Вынося мусор, она столкнулась в подъезде со своим соседом – тринадцатилетним Пашкой, который, увидев ее, попытался прошмыгнуть в свою квартиру. Но Алена, поймав его за рукав, спросила:

– Что происходит?

– Ничего, – буркнул мальчишка и шмыгнул носом. – Пустите.

– И ты не хочешь мне ничего сказать? – Алена легонько тряхнула его руку.

– Нет. Пустите же!

– Откуда столько затравленности во взгляде? И почему на ручке моей двери болтался всего один жалкий тампон с кетчупом? Где прежняя смекалка, свобода мысли, творчество, в конце концов?

– Да ни при чем я! Пустите! – Пашка снова шмыгнул носом, на сей раз собираясь разреветься.

– Нет уж! – процедила Алена. – Разве не тебя я поймала в начале лета с баллончиком краски, когда ты дорисовывал похабнейший шедевр возле квартиры Харитоновых, а? Что, талант иссяк или краска перевелась?

– Леньку Горина чуть не посадили, а я в тюрьму не хочу, – с вызовом ответил Пашка.

– Так уж и в тюрьму, – усмехнулась Алена. – Это за что же?

– За надписи. Дядька какой-то подошел, предъявил удостоверение и говорит: «Еще раз увижу – посажу в КПЗ!»

Теперь понятно абсолютное равнодушие дворовой шпаны к рекламе.

Лишь вездесущий Бунин проявил уважение к ее актерскому труду – позвонил, поздравил с эфиром и заверил, что его желание провести с Аленой «пару часиков» наедине вовсе не угасло от того, что она сообщила всему свету, что у нее, оказывается, бывают критические дни. Игорь тоже звонил, но он не в счет. Он и раньше знал про рекламу, но продолжал свои сопливые признания. Иногда разбавлял их стихами – гораздо худшего качества, чем тексты песен Ивара Скрипки. Алена подозревала, что стихи Игорь сочиняет сам.

Терещенко звонил каждый вечер, спрашивал, как дела, не набивается ли кто в гости? На все ее расспросы отвечал коротко и скупо: мол, расследование движется в нужном русле, преступники практически пойманы, остается последний финальный бросок, в котором она непременно примет посильное участие, о чем ее скоро проинформируют на грядущем инструктаже. На работе, в редакции, у нее никаких особых новостей не было – подборку из жизни западных звезд, которую ей навязала Варя, она сделала, благо у них там, в Голливуде, ничего не стоит на месте – новостей хоть отбавляй: Брюс Уиллис расстался со своей законной женой Деми Мур; Джеймс Кемерон, наоборот, женился – в пятый раз, правда; Леонардо Ди Каприо повредил коленку – словом, пиши не хочу. Алена еще позавидовала – мол, за границей прекрасно поставлена индустрия развлечений, в которую, несомненно, входит и личная жизнь тамошних звезд: перед каждой кинопремьерой занятые в картине актеры непременно влипают в какую-нибудь историю – либо женятся, либо разводятся, либо устраивают драку в баре. Нарочно они это делают или само собой получается – это, конечно, им виднее. Но громкий скандал или романтическая история всегда кстати, когда речь идет о рекламе кинокартины, ведь обыватели пристально следят за перипетиями в личной жизни актеров, а рекламщики впаривают им под шумок: видите, мало того, что этот тип бросил жену с двумя детьми и пятью породистыми псами, так он еще и в фильме успел сняться. И в каком фильме! Кстати, не пропустите, скоро картина с участием этого подлеца, развратника, наркодельца, скупщика краденого (в зависимости от ситуации) появится на экранах кинотеатров.

У нас же все как-то очень мирно протекает, журналистам писать практически не о чем. Скучно же сдирать друг у друга довольно банальную биографию кумира или рассказывать о его самом ярком любовном приключении, которое у всех отечественных звезд до тошноты одинаковое – в первом классе дернул за косичку соседку по парте. На большее они не раскалываются. Нет, есть, конечно, исключения – Ивар Скрипка, например. Этот готов похваляться своими достижениями на любовном фронте с утра до ночи, только верится с трудом – очень уж напыщенно похваляется, ненатурально, с каким-то надломом. Единственная достойная внимания история была придумана Аленой Апиной и Муратом Насыровым – об их якобы разрушительной страсти. Но этого так мало для всего российского шоу-бизнеса!

В таких невеселых размышлениях Алена и провела трое суток. Делать было абсолютно нечего. Она шаталась из комнаты в комнату, перезванивалась со всеми, чей телефон всплывал в памяти, несколько раз пыталась застать дома Ларису, но тщетно – ее телефон не отвечал.

Этому невольному заточению положил конец звонок Борисыча. Говорил он тихо и вкрадчиво, и Алена сделала вывод: случилось нечто неприятное. Шеф попросил немедленно прибыть в редакцию, чем весьма ее обрадовал. Никогда бы Алена не подумала, что полетит к начальству как на крыльях, хотя понимала, что ее собираются высечь или еще как-нибудь покарать. Она страшно воодушевилась – накрасилась, уложила волосы, долго примеряла, что бы такое надеть. Странно, но когда она изо дня в день таскалась в редакцию – вставала чуть свет, чтобы не опоздать, часами толкалась в транспорте, шлепала по лужам или мерзла на холоде, – то и не задумывалась, как все-таки здорово иметь работу, спешить по делам – в общем, быть занятой и нужной. И только теперь, отбыв в собственной квартире трехсуточное заточение, она осознала, какое это счастье – снова проделать долгий путь до редакции журнала, встретиться с сослуживцами, окунуться в суматошную редакционную жизнь…

Впрочем, насладиться всем этим так и не получилось. Как только она появилась на пороге, Борисыч позвал ее к себе в кабинет. Выглядел он неважно – казался слишком нервным, подавленным и совершенно растерянным. Таким Алена видела шефа лишь однажды, когда его дочь Катюша не могла разродиться и ей делали кесарево сечение. Все это время он сидел дома, а потом признался, что в больницу ехать боялся. Похоже, что и теперь он был ужасно напуган. Его состояние моментально передалось Алене.

– Садись, – сдержанно проговорил Борисыч и закрыл дверь кабинета.

Алена послушно опустилась на стул, чувствуя, что ее охватывает дрожь. Она обхватила пальцами коленки и затаилась, ожидая самого худшего. Что такое «самое худшее» – она так и не успела определить, просто чувствовала: сейчас на ее голову свалится ужасная новость.

Борисыч уселся за стол, сцепил замком руки и посмотрел на нее тяжелым и одновременно грустным взглядом.

– Почему ты мне сказала неправду? – проговорил он наконец совершенно чужим голосом.

– Неправду? – нахмурилась Алена. – Вообще-то я редко говорю правду кому бы то ни было, а начальству и подавно. Что вы от меня хотите, вы это и раньше знали…

Она осеклась, заметив, что брови шефа сошлись на переносице, а глаза потемнели.

– Я про рекламу, – обозначил он тему разговора.

– Во-первых, какая разница, снялась я в рекламе или нет? Это же никак не отражается на моих профессиональных качествах. А во-вторых, откуда вы узнали? – Она склонила к плечу голову и хитро прищурилась.

– Что касается первого, – Борисыч вздохнул, – то это действительно никак не отражается на твоих качествах как журналиста. Но как я в глаза твоим родителям посмотрю, дурья твоя башка!

– Да нормально посмотрите, – пожала плечами Алена. – Я же не собираюсь кричать на всех углах, что снялась в рекламе женских…

– Я тебя умоляю! – скривился Борисыч.

– Ну, хорошо. – Алена решила больше не упоминать фирму «Тендер». – Ролик крутят уже пятый день, а меня даже в подъезде никто еще не упрекнул. Странное дело, мне кажется, тут замешаны сверхъестественные силы. Почему-то остальных девушек изводят насмешками и косыми взглядами. Я заинтересовалась этим вопросом и решила написать статью, специально ведь снялась в рекламе, заболела даже – шутка ли, проторчать целый день в бассейне! И на тебе – абсолютно нулевой результат! Ведь хоть бы кто косо взглянул! Нет же, смотрят как на пустое место, не узнают. Телевизор, что ли, перестали смотреть наши граждане? – Она закончила свою пламенную речь и уставилась на Борисыча вопросительно, даже с некоторым вызовом, словно он тоже был причастен к бойкоту, который объявили ей любители побороться за общественную нравственность.

– Так ты снялась в рекламе, чтобы на себе почувствовать все то, о чем собиралась писать?

– Угу. – Алена кивнула и взглянула на шефа абсолютно честными глазами, дабы не думал, что у нее имелись еще какие-то мотивы.

– Вся в отца, – вздохнул он. – Такой же сорвиголова. Только недавно остепенился. Поручили ему как-то статью писать о том, как проходит уборочная в каком-то там колхозе. Это когда мы вместе с ним еще в университете в «Комсомольской правде» стажировались. Так вот, он должен был поехать и взять несколько интервью, понаблюдать денек за процессом, вернуться и отписаться по стандартному образцу – мол, работа кипит, план уже перевыполнен. Но твоему папе этого показалось мало. Ему нужны были подвиги. Вот он и устроился в этот колхоз, как бы подкалымить. Уж не знаю, как у него это вышло и кто ему поверил, но устроился.

Пахал, разумеется, как каторжный, влезал во все дырки и такие там огрехи обнаружил, что в колхоз этот сотрудники ОБХСС целой делегацией покатили. Статью его поначалу печатать не хотели, потом урезали до минимума, потом восстановили и дали чуть ли не на первой полосе. Тогда его имя стало самым известным на нашем курсе. Он очень гордился. Правда, не всегда такие номера у него проходили. В большинстве случаев его порицали, даже выговор не раз получал, однажды чуть из комсомола не исключили. Знаешь, с каким трудом ему удалось перевестись на «международку»?! Но тут, как говорится, полюбить – так королеву, проиграть – так миллион. В общем, вижу, гены работают – дочка в папашу пошла. Только что же мне людям говорить?

– То же, что и я, – мол, ошибочка вышла. Девушка просто похожа. А я к тому же прическу менять собиралась. Только вот зачем? Все равно никто не узнает.

– Отец узнает.

– А разве в Австрии наши каналы принимают?

– Да черт его знает!

– Ну, тогда и не будем заострять. А как быть со статьей?

– Написала уже?

– Пока нет.

– Вот когда напишешь, тогда и поговорим.

– И вы только из-за рекламы так расстроились? – усмехнулась Алена.

– Ну… – протянул Борисыч. – В общем-то не совсем. Реклама, конечно, ерунда, но вот замять твое участие нам будет трудно. Даже не в этом дело! В конце концов, любой ход событий можно направить себе на пользу, на то мы и журналисты. Но у тебя, девочка, появились враги. Вот что мне не нравится. Вот что меня пугает.

– На чем основаны такие заключения?

– Полюбуйся! – С этими словами Борисыч протянул Алене рулончик тонкой бумаги. – Сегодня по факсу пришло.

Она развернула рулон, пробежала глазами, потом молча вернула Борисычу.

– То-то и оно! – Он выразительно прищурился, сразу напомнив ей кого-то из «знатоков» – героев любимого телесериала. – Кто мог иметь доступ к твоему договору со студией «Степ»?

Она пожала плечами, хотя точно знала, у кого на руках документы – у Сашки Сакисяна, у кого же еще?! Ну, в крайнем случае, у Марины. Только Марине затруднительно из больницы рассылать по факсу ее договор, даже если не учитывать, что она в коме. К тому же Марина не знала, где Алена работает, а вот Сакисян знал. Но зачем ему так ее подставлять – понятно же, что начальство ее не похвалит за участие в любой рекламе, тем более в рекламе такого сорта. Это хорошо, что Борисыч относится к ней как к родной дочери. А если бы он не дружил с ее отцом с институтской скамьи, если бы она для него была просто лишь рядовым сотрудником? Ведь точно бы на дверь указал. Журнал «Оберег» – уважаемое печатное издание, а тут такое грязное пятно на репутации. Так зачем это Сашке-то нужно?! Неужели мстит за Игоря? Неужели до такой степени мужики мелочны? Быть не может!

– Ты чего задумалась? – услыхала она голос Борисыча.

– А разве нет повода поразмыслить о жизни?

– Только не в моем кабинете, – усмехнулся шеф и снова протянул ей факс: – Держи. Советую выкинуть, и побыстрее. И не испытывай ты больше моего терпения: стригись, переодевайся – в общем, меняй внешность. И ради всех святых, не лезь больше на скользкую дорожку.

– Ладно, – вздохнула Алена и поднялась.

– Но ты точно не знаешь, кто бы мог такую подлость сотворить? – кивнул он на факс, который она сжимала в руке.

– Попробую разобраться.

– Мой совет, затаись. Тот, кто это сделал, сделал это не просто так. Сам проявится. Вот тогда и поймешь. А когда поймешь, держись от этого человека подальше, поняла?

Алена кивнула. Понять-то она поняла, но ведь Борисычу не скажешь, что она все по-своему сделает – конечно, постарается узнать, кто послал в редакцию ее договор на съемку в рекламе, но главное – зачем послал. Только нужно очень постараться, чтобы это выяснить. Сначала, конечно, надо сесть и спокойно все обдумать. Ведь Сашка Сакисян зачем-то сделал этот свой ход, следовательно, и впрямь, как говорит Борисыч, ожидает дальнейшей реакции. Но какой?

Что-то в этой истории цепляло, что-то непонятное навязчиво крутилось в голове, вспоминались обрывки фраз – но что это был за разговор? Обо всем этом, однако, нельзя Борисычу рассказывать, хоть и хотелось поделиться. Этот с виду ленивый и вялый начальник – настоящий психолог. Он мигом может раскусить любой мотив любого поступка. Но в ее конкретном случае раскудахтается, точно бройлерная курица, и все ее расследование сойдет на нет, дойдет ведь до прокуратуры, Терещенко впаяют выговор, а ее сошлют в Вену, к родителям. Так что Борисычу лучше ничего не знать.

Она вышла из кабинета и глубоко вздохнула: «Закрутилось!» Алена замерла – почему она раньше об этом не вспомнила? Ведь действительно, пора бы уже закрутиться делам, предполагаемое убийство-то на носу. Два дня осталось. Неужели она думала, что все так и будет идти – мирно да тихо? Ведь в Лялькином случае ничего похожего не происходило. Лялька страдала. Инга страдала. И Ирина тоже. Видимо, настал черед и ей, Алене, пострадать. На это ведь и расчет!

– Какая же я умная! – вслух похвалила она себя и улыбнулась.

– И еще симпатичная! – заорал ей в ухо Леша Бакунин.

Алена вздрогнула от неожиданности.

– Сдурел совсем?!

– Не совсем, – хохотнул он. – Рад тебя видеть. Ты же появляешься у нас, как красное солнышко, – раз в месяц. Есть повод радоваться! – Леша обнял ее и доверительно склонил голову к ее уже пострадавшему уху.

– И какой повод для бурных восторгов? – Алена поморщилась.

В сущности, Бакунин был милым парнем, если не брать во внимание его длинные, до плеч, волосы. В этом вопросе Алена придерживалась консервативной точки зрения: мужчина должен быть стриженным – и никак иначе. Во всем же остальном Лешка был отличным малым – умным и веселым, к тому же писал замечательные статьи на всяческие юридические темы. Он многозначительно улыбнулся.

– Я рад, потому что наконец разыскал тебя. У Вари в следующий четверг день рождения. Все уже отстегнули в общую казну положенный полтинник. Ты одна осталась злостной неплательщицей.

– И всего-то? – притворно разочаровалась Алена.

– Пока да! – Лешка изобразил грусть, но тут же снова просиял: – Впрочем, можешь угостить меня ужином в ресторане. Очень хочу с тобой отужинать, но поиздержался на юбилеях. Июль – просто ад какой-то в этом смысле, человек двадцать моих знакомых родились именно в июле. Да еще Варвара…

– Не сочти меня скупердяйкой, – улыбнулась Алена и протянула ему пятидесятирублевую купюру, – к сожалению, у меня совершенно нет времени на ужины.

– На ужины со мной, – подмигнул он. – Слушай, а это правда?

– Что? – Алена нахмурилась. Не то чтобы она боялась еще и от Бакунина услышать про «Тендер», просто очень уж неожиданно повернулся разговор.

– Ну… то, что все говорят о тебе?

– Хотелось бы услышать, что именно.

– Две вещи. Правда, первая… я сам знаю – полнейшая чушь. Но вот вторая!.. – Он многозначительно округлил глаза.

– Ну?! – потеряла терпение Алена.

– Тут ходит вялая сплетня, что ты снялась в рекламе тампонов «Тендер»…

– Да ты понимаешь… – пробормотала Алена, но Лешка махнул рукой.

– Даже и не начинай. Сам видел – действительно похожа, но все равно никто не верит. Так, треп идет. А вот история!..

– Ну?..

– Про Скрипку. Якобы ты на его шофера с саблей кинулась, и после этого Скрипка в тебя по уши влюбился. А теперь у вас бурный роман, и дело идет к свадьбе, – выпалил Лешка с такой гордостью, словно речь шла о его собственной свадьбе.

– Ох! – выдохнула Алена и вдруг покраснела.

Видимо, Бакунин сделал выводы и усмехнулся:

– Н-да… впрочем, любовь зла…

– Дурак! – У нее лопнуло терпение. – И сплетник к тому же! Слушай меня внимательно и распространи, пожалуйста: сабля была, шофер был, все остальное – брехня! Понял?!

– А почему столько эмоций?

– Злость распирает.

– Не верю!

– Лично мне кажется, что история про «Тендер» больше походит на правду.

– Ну, конечно! – презрительно скривился Лешка.

Он не поверил. Так и ушел, оставшись при своем убеждении: мол, у Алены бурный роман с Иваром Скрипкой. Ей от этого стало очень тоскливо – и почему люди не верят своим глазам, зато готовы принять за истину любую глупость, сказанную «по секрету»?

* * *

«Все-таки странно, что Сашка Сакисян решил испоганить мне жизнь таким подлым образом. Зачем это ему?» – Алена поднималась по лестнице в глубокой задумчивости. Она вспомнила о Ляльке. Дело было на второй день после того, как ее ролик стали крутить по всем каналам. Соседка пожаловалась, что на улице проходу не дают, а Алена фыркнула – какая ерунда! Смени прическу, перекрась волосы, носи джинсы вместо юбок – и всего делов-то!

И Лялька послушалась. Она действительно обкорнала свои русые косы, перекрасилась в шатенку, стала носить брюки – родная мать бы ее не узнала. И у начальства в лицее совершенно не было повода ее увольнять. Ведь детей уже распустили на каникулы, а через три месяца, в новом учебном году, никто и не вспомнил бы об этой злополучной рекламе. Так нет же – ее вызвали неожиданно. Хотя она уже неделю сидела в отпуске, позвонили и попросили прийти. И уволили. Сказали, что приказ чуть ли не сверху спустили, якобы кто-то из родителей пожаловался не то в мэрию, не то в районную администрацию, какой-то петицией в нос тыкали – мол, чему она детей может научить? В общем, директор лицея намекнул, что в школы ей лучше не соваться (по крайней мере, ближайшие года два), что очень сильная насчет нее волна с верхов пошла. И вообще якобы лицею здорово досталось – какие-то проверки начались, спонсоры заметались, словом, ничего хорошего. Да что там намекнул, так и сказал: «Вам, милочка, теперь только на рынке шмотками торговать. Да и не шмотками – торгуйте прокладками «Тендер», начало ведь уже положено!» Для Ляльки увольнение стало последним ударом.

А Ирина? Ну откуда жене ее «папика» стало известно об их связи? Алена почувствовала, что наткнулась еще на одну тайну в этом запутанном деле. Может быть, последнюю и самую главную. Если она разгадает ее, то поймет, кто и зачем убил девушек. Она ощутила легкий озноб, что свидетельствовало о крайнем нервном возбуждении. В таком состоянии Алена добрела до своего этажа.

– Привет! – услыхала она голос Генки Харитонова и, вздрогнув, оцепенела, боясь поднять голову.

– Как дела? – Он закрыл дверь квартиры и уставился на Алену.

Хранить молчание в такой ситуации – абсолютная бестактность, к тому же это выглядело бы очень подозрительно. Алена заставила себя улыбнуться и взглянула на Геннадия. Он выглядел молодцом, казалось, совсем оправился. Видимо, следователь Терещенко перестал мучить его расспросами. Генка был собран, по-деловому подтянут и побрит.

– А у тебя как дела? – выдавила она и закашлялась; горло сдавили спазмы.

– Из Склифа ушел, – с непонятной гордостью сообщил Генка.

– Выгнали?! – Алена постаралась изобразить на лице сочувствие.

– Почему выгнали? – удивился Генка. – Сам ушел. Нашел классное место в американской клинике – зарплата выше потолочной нормы. Вот машину собираюсь покупать.

– Поздравляю, – промямлила Алена. Ей очень хотелось закрыться в своей квартире. Вдруг Генка все-таки убийца?! Вдруг он сейчас заподозрит что-нибудь?

Алена поняла, что именно в эту минуту ей умирать совсем не хочется, тем более на лестнице, в антисанитарных условиях. Конечно, Терещенко обещал прикрытие. Но, может быть, у этих наблюдателей опять какой-нибудь обеденный перерыв или пересменок…

– Несколько раз заходил к тебе, хотел кое-что спросить… – Геннадий сунул руки в карманы брюк. Алена пристально наблюдала за его движениями, пытаясь на глазок определить, собирается он нападать или нет пока.

– Спросить?.. – машинально повторила она.

– Да что с тобой?! – улыбнулся он. – Ты меня боишься? Или мне кажется?

– Кажется! – выпалила она.

Генка посмотрел на нее внимательно, но, видимо, ничего не заподозрил.

– Тяжелый день был, – оправдалась Алена.

– Может, к себе пригласишь? – почему-то усмехнулся Генка.

– Нет! – Она повысила голос, хотя прекрасно понимала: если Харитонов и мог надеяться, что она к нему относится так же, как до убийства Ляльки, вполне по-соседски, то теперь его надежды должны рассеяться. – У меня такой бедлам, – пробормотала Алена, поясняя свое отчаянное «нет».

– Ну, хорошо… В общем-то, у меня к тебе вопрос есть. Ты не можешь сказать, зачем Лялька занимала деньги?

– А откуда ты знаешь?! – выдохнула Алена.

– Откуда! – скривился он. – Тесть кричит, что деньги она у него заняла, чтобы мне машину купить. Отдавай, говорит! Прямо совесть человек потерял!

– Она действительно хотела машину купить… – Алена задумалась. – Только вряд ли на нее деньги собирала. Мне кажется, что она хотела кому-то дать взятку, чтобы ее ролик сняли с эфира.

– Она что, спятила?! – Генка округлил глаза.

– Знаешь ли!.. Спятишь тут! – разозлилась Алена. – Ей же проходу не давали. И кто ее поддержал в столь трудную минуту? Ты, что ли?!

– Ну, хорошо. – Он не стал спорить, что вообще-то было не в его правилах. Обычно Генка не мог стерпеть, когда его хоть в чем-то обвиняли, – начинал громогласно оправдываться, перекладывать вину на других. Теперь же только спросил: – Ты ведь тоже снялась в рекламе «Тендер», так?

Алена нерешительно кивнула, пытаясь догадаться, куда он клонит.

– Сколько ты должна получить по контракту?

– Вопрос нескромный, но… в общем… три тысячи долларов. Рублями по курсу, разумеется.

– Понятно…

– Что понятно?

– А если ты захочешь, чтобы ролик сняли с эфира, к кому обратишься?

– Вряд ли я захочу.

– А все-таки? – Он склонил голову и взглянул на нее сверху вниз. С интересом таким взглянул, с издевательским интересом.

– Ну, не знаю, к кому мне обращаться в такой ситуации, – развела руками Алена, раздумывая, стоит ли обнародовать свои предположения относительно Сашки Сакисяна.

– Лялька ходила на студию умолять, чтобы ее ролик сняли, так, кажется?

– Но это же ничего не дало, – совсем растерялась Алена.

– Кто знает?.. – Генка напустил на себя жуткую загадочность и многозначительно покачал головой. – Может быть, именно там ее и попросили собрать большие деньги?

«Это все вокруг гениальные или ответ лежит на поверхности, а я переоцениваю свои умственные способности?» – с досадой подумала Алена. Приходилось признать: Генка связал Лялькин заем с рекламой «Тендера» за несколько секунд, тогда как сама она потратила на это почти месяц!

– Так чего бы тебе не пойти и не спросить в лоб? – «Нет, я все-таки достаточно гениальна!»

– Да был я на студии «Степ», – отмахнулся Генка. – Администраторша по телефону намекнула: мол, может быть, чего-то и скажет, пропуск мне выписала, а потом, видно, струхнула, не явилась на встречу. Я, как последний дурак, прошлялся полчаса по «Мосфильму», налетел на директора, но Сакисян – еще тот угорь, ни хрена не сказал, только расшаркивался. Но я чувствую: все дела именно там крутятся! Нужно еще раз попытаться администраторшу достать. Может, надавить на нее?