Текст книги "Одна минута славы"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 25

После того, как Вадим ушел, она еще долго бродила по пустой квартире. Все-таки три комнаты – слишком много для человека, особенно когда он остается в них один. Сразу чувствуешь себя одиноким и никому не нужным. Как там английская королева, бедненькая! Одна в огромном дворце! С ума сойти можно! Если бы ее, Алену, поселить хотя бы в отдельном доме, она бы на следующую же ночь повесилась! Для полного счастья ей бы вполне хватило одной небольшой комнатенки. Она обставила бы ее по своему вкусу и не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас.

Алена прислонилась к стене в прихожей и закрыла глаза. И вдруг вспомнила то утро, когда квартира в последний раз выглядела по-настоящему обжитой – мать что-то кричала отцу из спальни, кажется, не могла найти брошь и страшно переживала, что так и уедет в Вену без этой безделушки. Отец же тогда был совершенно спокоен. Впрочем, спокойствие – отличительная его черта, именно своей невозмутимостью глушил он излишнюю импульсивность и жены, и дочери, а Алена стояла тогда так же, как сейчас, прижавшись спиной к стене. Она хорошо помнила раздражение, охватившее ее, раздражение, которое в любой момент могло выразиться в громком крике: «Да свалите вы наконец отсюда?!» Именно поэтому она с силой прижималась спиной к стене – чтобы не закричать.

– Алена! Алена, ну где ты, помоги! – истерически взвизгнула мать, – вынужденная отлепиться от стены Алена побрела в спальню, желая лишь одного: чтобы утренний кошмар закончился, чтобы родители уехали и у нее началась настоящая жизнь. Она полагала: вот захлопнется за предками дверь – и конец детству, начнется нечто совершенно новое, шумное, праздничное, интересное, прежде запретное. Долой фразы типа: «Чтоб была дома в одиннадцать!» Или: «Не забирайся с ногами на стул, когда сидишь за обеденным столом». Все эти до идиотизма правильные фразы она слышала сотни раз, с самого рождения. Теперь же в доме должна была наступить долгожданная тишина, и она сможет лопать картошку из «Макдоналдса», сидя в гостиной прямо на полу, сможет читать лежа, сможет приглашать кого угодно домой и – господи боже! – оставлять на ночь!

– Алена! – снова крикнула мать. – Где же ты копаешься?!

– Ну чего?! – Дочь распахнула дверь и, пунцовая от злости, уставилась на мать.

Та шарила в ящике трюмо, продолжая выговаривать, словно напоследок. Алене захотелось заткнуть уши.

– Где же ты таскаешься? Мать с отцом уезжают, а тебе помочь трудно?! Никак не могу найти эту дурацкую брошь, чтоб ей провалиться! В чем же я буду на первом приеме в посольстве?! Не вздумай прогуливать лекции, потом обязательно завалишь экзамен. Не ходи в Измайловский парк, там много бандитов, не лови машину на улице, лучше пользуйся метро. И ради всего святого, звони тете Тае. И обещай звонить мне каждый второй вечер, а то я с ума сойду! Куда же могла задеваться брошь, ведь все драгоценности всегда лежали вот в этом ларце! – Схватив ларец слоновой кости, она повернулась к дочери и встряхнула его. Но, увидев Алену, осеклась, потом бросила ларец на кровать. Губы ее задрожали, и, вероятно, она побледнела, но бледность скрывал макияж.

– Доченька моя! – тихо прошептала мать и опустилась на кровать, прямо на ларец.

Ее большие глаза с длинными и слишком уж щедро накрашенными ресницами наполнились слезами.

– Сейчас потечет, – Алена села рядом и подала матери платок. Ей стало грустно.

И сейчас, спустя годы, ей снова грустно. Она думала, что детство ее кончится, когда захлопнется за родителями дверь, но ошиблась. Прошло много времени, прежде чем Алена наконец поняла: она больше не ребенок. Да, она вступила во взрослую, самостоятельную жизнь и теперь имеет право требовать от нее всех удовольствий. Но, с другой стороны, взрослая жизнь имеет обыкновение поворачиваться к человеку неприглядной стороной, и с этим ничего не поделаешь. Взрослая жизнь не прощает ошибок ни с Буниным, роман с которым она до сих пор не может закончить, ни тем более с этим убийцей, за которым она принялась гоняться, чтобы развеять скуку. Не простит и ошибки с Вадимом, который ей очень нравится – ведь она изводит его от сознания собственной неуверенности. Теперь взрослая жизнь Алене не нравилась, но таковы уж ее законы: нравится – не нравится, а рассчитывай на себя. И как она раньше этого не учла?

Телефонный звонок вывел ее из задумчивости. Она нехотя подошла к аппарату.

– Качаются ветки печальные… – захрипел знакомый голос.

«Что б ты провалился!» – мысленно воскликнула Алена.

– Ты смотришь глазами отчаяния. Ты никогда ме-е-е-ня не поймешь… – Это звонил не Ивар Скрипка. Пел Ивар, но вряд ли певцу пришло бы в голову включать собственную запись, он любил хрипеть сам.

– Я сейчас положу трубку, и, кто бы вы ни были, вам придется наслаждаться этим шедевром самому! – заорала Алена.

– А я думал, тебе нравится, – разочарованно проговорил Игорь. – Мне казалось…

– Слушай, Игорь, – процедила она, – мне плевать, что тебе казалось. Не смей мне больше звонить!

Алена швырнула трубку на рычаг.

«Пойду английским займусь. По-настоящему, по-взрослому!» Заняться английским «по-взрослому» она решила несколько странным образом, а именно: достала из-за шкафа большой лист ватмана, оставшийся еще со времен сдачи диплома в университете, разложила его на полу, вытащила из ящика письменного стола ножницы, разноцветные маркеры и принялась резать бумагу на прямоугольники. Через час от столь увлекательного занятия ее оторвали. На сей раз звонил Бунин.

– В последний раз мне показалось, что ты на меня надулась, – выложил он без предисловий.

– Тебе не показалось, – заметила Алена.

– Тогда объясни.

– Что объяснять?

– Хм… – Он задумался на мгновение. Когда она уже решила положить трубку, весело проговорил: – Ну что с тобой происходит? В смысле – вообще? Почему, например, ты кидаешься на людей с саблей?

– Ты болен?!

– Болен? Я вполне здоров.

– Тогда я ничего не понимаю. Откуда такие дикие фантазии?

– Два дня назад кто кинулся на шофера Ивара Скрипки с саблей наголо? Что тебе сделал этот миляга?

– Так это была сабля?! – Алена улыбнулась. – Теперь я понимаю, чего он так перепугался и даже не пытался меня остановить. А ты откуда знаешь?

– Откуда! В свете об этом только и говорят! Мне уже четыре человека поведали, что есть в «Обереге» совершенно сумасшедшая журналистка, которая чуть что – хватает и начинает саблей размахивать. Я сопоставил известные мне факты и пришел к выводу, что это ты.

– Преклоняюсь перед твоей сообразительностью, – рассмеялась Алена. На Бунина нельзя было сердиться долго, он этого не позволял.

– Кстати, тобой интересовались редакторы программы «Сделай шаг», знаешь такую на шестом канале? Достань, говорят, телефончик, хотим снять с ней передачу «Сделай шаг с саблей».

– Безумно смешно! Ты хоть знаешь, почему я на него замахнулась?

– Поговаривают, что он тебе парочку изысканных комплиментов отпустил. Спьяну.

– Пусть поговаривают…

– А что произошло на самом деле?

– Сопоставь еще раз факты и поймешь, – отрезала Алена, не желая объяснять.

– Ладно, – сказал Бунин. – А могу я тебя залицезреть?

– Костя! Отвяжись ты от меня! – взмолилась Алена.

– Ну… – Похоже, он слегка смутился, причем впервые в жизни. – Все-таки это не телефонный разговор.

– Да знаю я, чем заканчиваются твои приватные беседы. Я устала. Честно. Я не могу больше.

– Что-то я совсем тебя не понимаю, – проговорил Костя.

– А ты поднапрягись.

– И что же, если я приду, ты и на меня с саблей кинешься?

– Все может быть.

– Посмотрим. Предупреждаю, со мной такие номера не проходят. Это я девушек оставляю. Константина Бунина еще ни одна девица не бросила! – заявил он.

На что Алена, как представительница центристских кругов феминистского движения, не смогла не ответить:

– Индюк надутый.

Она швырнула трубку на рычаг, не давая ему шанса опротестовать это утверждение. Потом сообразила, что Бунин вряд ли от нее отстанет. Поэтому выдернула телефонный шнур из розетки.

На душе стало гораздо веселее. «Как мало человеку для счастья нужно!» – пропела Алена. Подойдя к стойке с музыкальным центром, она принялась перебирать коробки с дисками.

– Как давно я уже ничего не слушала, – пробормотала она. – А пыли сколько!

Ковырялась минут десять – не могла решить, что же поставить. Наконец вытащила с самого низа диск с песнями Элвиса Пресли. Комнату наполнил дух шестидесятых.

– I can’t help falling in love with you… – тоненьким голоском промурлыкала Алена, раскачиваясь в такт музыке. Затем проговорила, уже по-русски: – Кстати, и профессор советовал подпевать старым западным хитам. Очень помогает в освоении английской грамматики.

Чтобы освоение грамматики проходило еще более продуктивно, она вернулась к своему занятию. Теперь выписывала неправильные глаголы на кусочках ватмана и развешивала по всем стенам, стараясь двигаться под музыку.

– Love me tender, love me sweet… – И вдруг замерла. – Tender?!

Откровение, снизошедшее на нее в это мгновение, сразило ее наповал, в прямом смысле этого слова – Алена села на пол и, ошеломленная, уставилась в произвольно выбранную точку на противоположной стене. «Лав, лав…» Воспоминания Ингиной соседки наложились на собственные смутные ощущения – казалось, она слышала эту песенку в ночь убийства Ляльки, слышала сквозь сон и сквозь толстую стену. Это значит, что Элвис Пресли как-то связан с убийством девушек! Алена улыбнулась – надо же такое завернуть! Разумеется, Элвис Пресли, сам давно покойный, не мог лично приложить руку к преступному деянию, но ведь песню-то спел, а непосредственный убийца в обоих случаях ее поставил. Зачем, интересно? Может быть, она его на подвиги вдохновляет?

Узнать бы, нравится ли Генке эта песенка до такой степени, чтобы он убил под нее трех красивых женщин? И нравится ли она Игорю, например, или Ларисе… Впрочем, Ларисе вряд ли – у нее на книжной полке две книги стоят: одна про группу «The Doors» [7]7
  «Дорз»; Джим Моррисон – солист и лидер группы.


[Закрыть], другая про Джима Моррисона, что в принципе одно и то же. Если уж Лариса и убивала бы, то под другую песню, под «Hello I Love You» [8]8
  «Привет, я люблю тебя» (англ.).


[Закрыть], например. Значит, у Ларисы имеется приличное алиби. Хотя все-таки стоит выяснить, как она к творчеству Элвиса Пресли относится. Да и не только она, вообще все подозреваемые.

И еще одна странность, связанная с королем рок-н-ролла, – слова песни и название прокладок, которые рекламировали убитые. Прокладки, как известно, зовутся «Тендер», а в данном случае великий Элвис только про этот самый «Тендер» и поет. Разумеется, он не воспевал женские гигиенические средства, о которых в ту пору даже и не думал никто, скорее всего звучное слово припомнилось создателям прокладок. От обилия догадок у Алены даже голова закружилась. Казалось, что ответ на вопрос, кто убил и почему, вот-вот будет найден, стоит лишь чуть-чуть поднапрячься. Но сколько Алена ни тужилась, ответ ускользал от нее.

* * *

Утро началось обычно – со звонка. Алена подползла к телефону на четвереньках и сняла трубку, все еще досматривая сон про то, как Ивар Скрипка жонглирует большими пластиковыми пакетами с прокладками «Тендер», жонглирует, сидя по-турецки на больничной каталке, посреди пустынной дорожки парка. Странно, что певец так запал ей в душу, никогда еще такого с ней не случалось – в смысле, чтобы человек, про которого она писала статью, снился ей третью ночь подряд. Бред какой-то! Впрочем, в силу такой навязчивости она Ивара только больше возненавидела. Мысли о любви или хотя бы привязанности как-то не приходили. Разбудила же ее Лариса.

– Слушай, – голос подруги звучал настороженно, – я тут записную книжку просматривала…

Алена разлепила глаза и покосилась на циферблат будильника.

– Странное занятие для восьми утра, не правда ли?!

– Может быть, но дело не в этом. Я наткнулась на телефон Ольги Харитоновой, потом на твой, сопоставила, и получилось, что вы живете где-то рядом, чуть ли не в одном районе.

– Бери выше, – вздохнула Алена; отпираться было бесполезно, все равно рано или поздно правда всплывет. – Наши квартиры не только на одной улице, не только в одном доме, даже не только в одном подъезде… Мы соседи по площадке.

– Упс! – вырвалось у Ларисы, после чего она надолго замолкла.

Наконец заговорила быстро и нервно:

– Значит, ты с самого начала знала, что ее убили, знала, что убийства связаны с прокладками, и пошла сниматься в ролике! Зачем?!

– Во-первых, с самого начала я знала только про убийство Ляльки и Инги, про связь рекламы прокладок со смертью девушек я и не подозревала…

– В таком случае… как ты вышла на Ингу?!

– Видишь ли… – Алена замялась, потом решила, что если говорить правду, то всю до конца. – Я же журналистка. Меня потрясла история Ляльки, когда ее травили всем домом за то, что она снялась в «позорной» рекламе. Лялька же мне и рассказала, что в Электростали живет некая Инга – ее подруга по несчастью, которую травят точно так же, даже круче. Вот я и сделала вывод: после выхода ролика в эфир каждая девушка переживает подобную трагедию. То есть обыватели начинают ее травить. И я решила написать статью про это, проанализировать, зачем девушки идут сниматься, почему над ними потом только ленивый не издевается, ну… и в том же духе.

– Здорово! – с искренним восхищением выдохнула Лариса, чем окончательно добила собеседницу.

– Это я уже потом… – неуверенно продолжала Алена.

– Стой! Такие вещи по телефону не рассказывают. Я к тебе приеду, – решительно заявила Лариса. – Ты уходить не собираешься?

Положив трубку, Алена еще долго размышляла: как это Ларисе удалось столь быстро напроситься в гости?

* * *

– А почему ты передо мной дуру из себя корчила?! – проворчала Лариса, после того как Алена поведала о всех своих приключениях, умолчав, разумеется, о том, что связано со следователем Терещенко.

– Я не думала, что это так выглядит, – искренне призналась она и добавила: – Вообще-то я пыталась держаться естественно. Неужели в таком состоянии я действительно похожа на дуру?

– Несомненно. И кого ты подозреваешь?

– Генку Харитонова подозреваю, по крайней мере, в убийстве собственной жены, – не краснея, соврала Алена.

– Ну конечно! – фыркнула Лариса. – Он убил Ольгу, а потом кто-то убил всех остальных, подражая ему, да?!

– А что, если да?! Например, его Оксана, которая спит и видит, как бы свое счастье с Генкой устроить. Если ее любимого поймают и посадят, о каком счастье можно говорить? Вот и мотив. Она могла сама поубивать всех девушек, чтобы обеспечить ему алиби. Могла, в конце концов, нанять кого-нибудь. Денег-то теперь у них много.

– Просто не пара, а маркиз де Сад с любовницей! – снова фыркнула Лариса. – Слишком сложно. Если бы Генка хотел навсегда избавиться от Ольги, он устроил бы более простое убийство. Тысячи ведь способов существуют: она могла попасть под машину, ей на голову мог свалиться кирпич – да мало ли что еще? Но убивать жену в собственной квартире – слишком идиотский поступок даже для мужчины.

– А если он тайный психопат? Если он сначала убил, в порыве гнева, когда она не захотела мириться, а потом подстроил все?

– Да нет. – Лариса покачала головой. – Он не способен врать. Даже когда он пропадал на два дня, особенно перед женой не выкручивался, всегда говорил одно и то же. Нет у него ко вранью ни таланта, ни желания. А чтобы все так подстроить, нужна прямо-таки гениальная хитрость!

– Я вот давно хочу тебя спросить: ты ведь была с Лялькой в ту ночь?

– Ну, не всю ночь, – Лариса задумалась. – Мы выпили по чашке чаю, и я пошла домой.

– Неужели тебе не пришлось ее успокаивать?

– Нет, – Лариса неопределенно хмыкнула. – Знаешь, она ведь сама меня выпроваживала. И вообще вела себя так, словно ждала кого-то. – Она вдруг смутилась и побледнела. – Хотя не знаю… Тогда мне так показалось, но скорее всего она хотела остаться одна.

– Так ты ушла когда?

Лариса, похоже, растерялась; губы ее предательски дрогнули. «Она что-то знает, но не хочет говорить», – решила Алена.

– Кажется, в двенадцать. Но точно сказать не могу, потому что часы дома забыла, – явно соврала Лариса и усмехнулась. – Я взяла машину и поехала домой.

– И ты ей ни разу не звонила после той ночи? – Алена впилась в подругу взглядом, пытаясь угадать, почему та лжет.

– Да звонила, конечно, – пожала плечами Лариса. – Только трубку никто не снимал, я и решила, что она на время перебралась к родителям. Ну, пока все с мужем утрясется.

«Лариса вполне могла убить Ляльку. Во всяком случае, ведет себя она очень странно, – подумала Алена. – Хотя и мотивов для убийства пока не видно…»

– Слушай, – неестественно оживилась Лариса, – а ты ролик-то свой видела?

– Ролик? А разве… – Алена схватилась за голову: – Ну как же я могла забыть? Ведь точно, сегодня премьера.

– Рано радуешься, – злорадно улыбнулась Лариса.

Алена подошла к телевизору, но так его и не включила – включила музыкальный центр. «Как бы то ни было, а проверить нужно».

– А ведь Лялька перед самой смертью деньги занимала. Мне кажется, что раз уж она собиралась выгнать мужа, то вопрос о машине больше не стоял. А тут на днях мне Сашка звонит и доверительно так сообщает: мол, чего не заладится после выхода ролика, то обращаться к нему. Намекнул, что у него какие-то связи, что поможет, не бесплатно, разумеется. Вот я и думаю…

«Love me tender, love me sweet…» – бархатным голосом запел Элвис Пресли.

Алена повернулась. Бледная как полотно Лариса едва держалась на ногах, глаза ее потухли – похоже, она очень неважно себя чувствовала.

– Что с тобой?

– Н-нет… – прошептала Лариса. – Все в порядке… только выключи, пожалуй.

Алена быстро нажала на кнопку «стоп», музыка стихла.

– Тебе плохо?

Но Лариса, похоже, умудрилась взять себя в руки. Она улыбнулась, все еще бледная, но уже не умирающая. Ее щеки порозовели.

– Просто не люблю Пресли, – словно извиняясь, пояснила она. – Что-то плохо стало, голова закружилась.

– Воды, может быть?

– Нет, я пойду. – Она направилась в прихожую, поясняя по дороге: – Опаздываю на занятия в банковской школе. Как-нибудь в другой раз поговорим.

– Ты уверена, что в состоянии дойти до школы? – с удивлением спросила Алена. «Какие в июле могут быть занятия в банковской школе?!»

– Конечно, – ответила Лариса. – Мне уже лучше. Совсем хорошо. – Она нахмурилась. – И вот что: Сашка бабник – это факт известный, но это единственный его недостаток.

– А чего это ты решила его защищать?

– Просто я его знаю лучше, чем ты. Он совсем безобидный.

Глава 26

День Алена провела относительно спокойно: съездила в редакцию, договорилась сразу с несколькими знаменитостями насчет интервью. Все как-то очень уж быстро соглашались, может быть, потому, что условия всех устраивали, ведь статьи планировалось приурочить к началу нового сезона – к сентябрю-октябрю, когда у звезд эстрады концертные программы, а у театральных актеров, соответственно, премьеры спектаклей. Под вечер она с гудящей от телефонных переговоров головой столкнулась с Борисычем и поделилась своими планами на следующий месяц, а также назвала имена тех, с кем собирается работать. Борисыч пришел в полный восторг, подобрел и не поскупился на щедроты.

– Если хочешь, можешь взять недельку отпуска и слетать в Вену, – предложил он в конце своей пламенной речи – говорил же о том, что стоит только захотеть, и работа сама собой начнет складываться.

– Сейчас? – искренне удивилась Алена. – Я ведь уже наметила встречи на следующую неделю.

– Ну не на следующей, полетишь через неделю, – поправился начальник.

– Я подумаю. А чего это вы меня выпихнуть хотите?

– Ты давно родителям не звонила. – Теперь он хотел казаться строгим, но у него это плохо получилось. Когда Борисыч хвалил, то хвалил от всей души и уже не мог сердиться.

Она воспользовалась его настроением и закапризничала:

– Не надо меня контролировать. Я позвоню. Просто закрутилась.

– Уж я-то знаю, с кем ты закрутилась.

– Да?!

– Да! Все только и говорят о твоем романе с Иваром Скрипкой.

– Кто говорит? – прищурилась Алена.

– Во-первых, сам Скрипка говорит, во-вторых, его директор. Последние «Семь дней» читала?

Алена отрицательно покачала головой, раздумывая, стоит ли признаваться, что «Семь дней» она вообще не читает. Не подорвет ли она свой авторитет в глазах начальника – большого поклонника этого журнала, который Алена покупает ради телепрограммы. Поскольку же из-за последних событий к телевизору она испытывает чувство, близкое к отвращению, то и программа ей теперь не нужна.

– А нужно бы почитать, – наставительно заметил Борисыч. – Там Ивар Скрипка дает интервью и признается, что страшно влюблен в девушку, кстати, журналистку… Так вот, эта девушка в порыве гнева чуть не изрубила на куски его шофера. Говорит, что в такую особу нельзя не влюбиться.

Алену перекосило. Во-первых, был неприятен сам факт – сцена с мерзким шофером стала достоянием широких масс; во-вторых, эта история послужила поводом для Скрипки пустить идиотскую «утку» про свою якобы любовь. Кроме того, она представила себе, в каких выражениях он рассказывал обо всем этом журналисту из «Семи дней». Уж сама-то она с ним на славу пообщалась и прекрасно знала: чтобы превратить поток сознания Ивара в более или менее связную речь, нужно изрядно поломать голову. Она подавила приступ тошноты и криво улыбнулась:

– А почему вы решили, что речь обо мне?

– Ладно, не скромничай. Все знают эту историю. Я еще вот что хотел спросить… – Борисыч явно смутился и отвел взгляд. – Эта реклама…

– Какая реклама? – Алена сделала невинное лицо.

– Да… глупость, конечно… но моя старуха с утра твердит, даже в редакцию несколько раз звонила… Ты не снималась в рекламе «Тендер»? – Последнее слово далось ему с большим трудом.

– «Тендер»? – переспросила Алена и пожала плечами, изображая непонимание.

– Жена говорит, что девушка очень на тебя похожа. – Борисыч заставил себя взглянуть ей в глаза.

– Знаете что?! – Алена изобразила праведный гнев и покраснела – не от гнева, разумеется, но Борисыч ведь этого не знал.

Он сунул руки в карманы и пробормотал:

– Ладно-ладно, не сердись. Тема закрыта. И позвони, пожалуйста, отцу. Они никак не могут застать тебя дома. И на письма их не отвечаешь. Вот станешь мамашей, узнаешь, каково за собственное чадо переживать!

Он быстро зашагал к своему кабинету – ему было неловко из-за вопроса о прокладках.

– Сегодня же позвоню! – крикнула Алена ему вдогонку.

Борисыч кивнул, не оборачиваясь.

* * *

В проходной редакции Алена столкнулась с Терещенко.

– А я как раз за вами.

Она сразу почувствовала неладное. Он выглядел усталым и взволнованным одновременно. Хотя трудно представить, что уставший до такой степени человек может еще и волноваться.

– А что случилось?

– Почему вы не выполняете инструкций?

Охранник покосился на них и многозначительно ухмыльнулся.

Алена непринужденно улыбнулась – сначала ему, потом Вадиму. После чего проворковала:

– Выйдем на воздух.

– Что вы делаете?! – Вадим продолжал ее отчитывать.

– Спасаю ситуацию. – Ее любезность как рукой сняло. Надо же быть таким нахалом, сутки почти ее не видел – и вот на тебе: вместо «здрасьте» нелепые вопросы, да еще в таком тоне!

– Вы постоянно спасаете ситуацию, которую я потом за вами расхлебываю!

Это уже чересчур! На сей раз она надулась по-настоящему.

– Вы хватаете меня за руку и орете на весь вестибюль про какие-то инструкции – люди черт знает что подумают. Где же ваша хваленая конспирация, а?

– Я не хватал вас за руку! – пробурчал Вадим. – Не выдавайте желаемое за действительное.

– Ох, можно подумать! – возмутилась Алена. – Вы бы еще в погонах приперлись. Тогда все бы знали, что у меня тайная связь с милицией!

– Не надо преувеличивать! – Он указал на синий «жигуленок».

– Боже мой, неужели ваша?! – съехидничала она.

– И не надейтесь, я бедный жених, – в тон ей ответил Вадим, – у отца позаимствовал.

Алена остановилась и приставила к его груди указательный палец. С усмешкой проговорила:

– Послушайте, если вы возомнили, что общение с вами доставляет мне ни с чем не сравнимое удовольствие, то очень ошибаетесь. Я милиционеров не люблю! И еще, на будущее: я не собираюсь рассматривать вашу кандидатуру в качестве жениха, так что наши встречи закончатся сразу, как только мы… а скорее всего я лично… В общем, после того, как схватят убийцу!

– Вы?! Лично?! А нам-то что делать?

– То же, что и раньше, то есть ни-че-го!

Теперь ее самолюбие было полностью удовлетворено, и она одарила опешившего Вадима людоедской улыбочкой.

Следователь опустил голову и сдержанно проговорил:

– Простите, я погорячился. У меня день выдался суматошный, вот я и налетел на вас, по инерции. Простите еще раз.

Торжественность момента как-то потускнела. Чтобы восстановить прежнее взаимопонимание, Алена бросила на собеседника взгляд, исполненный кротости, и спросила:

– Так какие инструкции я не выполнила?

Он вздохнул и, подойдя к машине, открыл дверцу.

– Вы должны были сообщить мне, что утром общались с Ларисой.

– А откуда вы узнали?

– Вы меня удивляете! – усмехнулся следователь. – Я же не делал секрета из того, что за вами установлено наблюдение. Да и телефон ваш на прослушивании.

– Вот оно как?! – Она притворно округлила глаза и захлопала ресницами. – А я уж и не надеялась…

– Это все-таки произошло. И наши ребята сообщили, что около десяти утра к вам приходила Лариса. О чем вы с ней говорили?

– А вы спросите у своих наблюдателей, – хмыкнула Алена.

– Бросьте ваши дурацкие шуточки! Сегодня нашли Марину Зубову – администратора съемочной группы студии «Степ»!

– Нашли? В каком смысле?

– В тяжелом смысле, тьфу ты, совсем с вами запутался. В тяжелом состоянии. Сейчас она в реанимации.

– А что такое?

– Вы задаете очень хорошие вопросы, – раздраженно заметил Вадим. – Как раз из тех, на которые невозможно ответить. Понятия не имею, что с ней случилось. Ее нашел осветитель в одном из павильонов «Мосфильма», кто-то нанес ей удар по голове тяжелым предметом. Короче говоря, у нее черепно-мозговая травма. Сейчас она в коме.

– Надо же, девушек вы попрятали, так убийца за творческую группу взялся. Того гляди и до режиссера очередь дойдет.

– До режиссера – вряд ли. Он улетел в Египет три дня назад.

– Марину жалко, но при чем здесь Лариса?

– Ну что ж. Раз вас не пришлось отпаивать валерьянкой и утирать ваши слезы по поводу судьбы приятельницы…

– Не были мы с Мариной приятельницами. Я ее и видела-то раза три! – начала оправдываться Алена, хотя раскаяние все-таки чувствовала, поэтому и оправдывалась.

Как ни странно, но Алена действительно не очень переживала, и трагедия, случившаяся с Мариной, казалась ей всего лишь очередной выходкой преступника. При других обстоятельствах, возможно, ее и в самом деле пришлось бы валерьянкой отпаивать, но не теперь. В конце концов, глупо ждать от человека адекватных эмоций, когда он узнает о третьем по счету нападении…

– Хорошо-хорошо. Если позволите, я все-таки закончу…

Она умолкла и приготовилась слушать.

– От вас Лариса сразу же направилась на «Мосфильм». Там, на проходной, встретилась с директором студии «Степ» Александром Сакисяном. Они орали друг на друга минут десять, потом Лариса громко крикнула: «Идиот!» – и быстро ушла. Наш сотрудник попытался последовать за ней, но ей удалось уйти от слежки – кстати, весьма профессионально, словно всю жизнь только этим и занималась. Зато через полчаса к той же проходной подкатил известный вам Харитонов, которого, между прочим, мы две недели бесплодно разыскивали. Он вошел в здание «Мосфильма» и вышел оттуда через час, тоже в весьма нервном состоянии. А еще через полчаса осветитель нашел Марину, которую ударили по голове как раз в промежуток между встречей Ларисы с Сакисяном и выходом Харитонова из проходной «Мосфильма».

– Ого! – выдохнула она. – Здорово у вас дело поставлено!

– Не очень, – поморщился Вадим. – Ларису-то упустили. Она вам не звонила?

– Может, и звонила, только телефон у меня весь день был занят. Я договаривалась о новых интервью.

– Где бы она могла находиться?

– Дома – где же еще? Не понимаю, что вас смущает в поведении Ларисы. Крикнуть Сашке, что он идиот, может любая женщина. Он действительно идиот. Ни одну юбку пропустить не в состоянии.

– Но она крикнула после того, как побеседовала с вами. Что вы ей такого наговорили?

– Верите или нет, но ничего особенного.

– Может, мне все-таки повезет, и я услышу, о чем вы там говорили?

– Ладно. Началось с того, что мне пришлось признаться, что я соседка Ляльки, следовательно, раньше всех узнала об убийстве. А поскольку я журналистка, то решила написать статью о девушке, которая снялась в рекламе. Слово за слово, и я рассказала, как вышла на Ингу, как встретилась с Ольгой – и так далее. Мы с Ларисой обсудили, кто бы мог быть убийцей…

– «Мы обсудили», – передразнил Терещенко. – Какая прелесть!

– Вы еще самого главного не знаете.

– Я весь внимание, – усмехнулся следователь.

– Песня! – с гордостью выпалила Алена.

– Песня?!

– Ну да! Помните, я говорила вам, что бабушка в Электростали вспомнила: в ночь убийства из квартиры Инги долго доносилась одна и та же песенка и постоянно в ней повторялось «лав, лав». Да и я что-то похожее сквозь сон вроде бы слышала. Правда, мне часто песни снятся, вот Ивар Скрипка совсем одолел – чуть ли не каждую ночь в моих снах поет эту, из «Титаника», причем поет, мерзавец, голосом Селин Дион, жалобно так поет…

– Может, это любовь? – усмехнулся Вадим.

– Скажете тоже! Впрочем, это я так, для примера, про Скрипку сказала. Ну, понимаете: на себя я не надеюсь, в смысле песен, сквозь сон. Но бабушка – совсем другое дело. Не могло же мне присниться, а ей послышаться одно и то же. Так вот, вчера я эту песню вычислила. Только держитесь за руль крепче, а то в аварию влетим. Это песня Элвиса Пресли «Love me tender, love me sweet», улавливаете связь?

– Связь, несомненно, улавливаю. – Похоже, на Вадима ее открытие не произвело особого впечатления. – Если вы намекаете на одноименные гигиенические средства. Только песня – исключительно ваша версия. Ни один из свидетелей не слышал ничего похожего.

– А старушка?

– Старушка могла слышать песню вечером или вообще днем. Знаете, ведь у пожилых людей с памятью плохо… Мешала ей песенка спать после обеда, вот она и подумала, что она ей ночью мешала.

– Ну а я?! Я ведь еще достаточно молодая! – возмутилась Алена.

– Вы сами признались – песни вам часто снятся. У вас вообще натура романтическая.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Ничего обидного, по-моему.

– А как же слова?

– Вот в этом-то все и дело. Вы услышали песню со словом «лав», которое повторила соседка Инги, а тут еще до боли родное слово «тендер». Ну как вы могли удержаться, чтобы не провести параллелей? Нет, когда расчетливый человек совершает убийство, он вряд ли врубит музыку, чтобы соседи слышали.