Текст книги "Приключения чёрной таксы"

Автор книги: Анна Никольская-Эксели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 2

Круиз в пятизвёздочном трюме

Лада поднималась на лифте, чтобы увидеть маму, которая давно умерла. На стене неведомый хулиган гвоздём накарябал: «Сон № 5». Лада не помнила, что за человек её мама. Мамино лицо начисто ушло из памяти. Двери лифта открылись. Перед ней стояла женщина. Эта мама почему-то отличалась от той, что на фотографиях. Она была очень красивая. «Тётя Вера обманула: в альбоме наверняка ненастоящая мама». Женщина протянула руку: «Иди ко мне!» Лада попятилась. «Не бойся, собачка, я тебя не обижу», – мама улыбнулась. – «У меня есть что-то вкусненькое». Достав из ридикюля банку консервов «Кортни», женщина одним махом сдёрнула с неё кольцо: «Попробуй!» Лада заглянула в банку и ужаснулась. На дне, почмокивая слизью, копошились чёрные черви.

– Мама! – Лада вскочила и больно ударилась обо что-то головой.

– Эй! – тихонько позвала такса. – Юлька, ты здесь?

Ответом была свинцовая тишина. Абсолютная темнота, как в гробу, висела вокруг. Заплесневелый воздух наполнял всё пространство – категории высоты, ширины и длины исчезли. Холод лип к телу противной жабой.

Осторожно встав на задние лапы, такса на ощупь побрела вперёд. Пройдя несколько шагов, она наткнулась на холодную поверхность. Стена была гладкой и скользкой, по ней точно прополз исполинский слизняк. Лада с омерзением отдёрнула лапу.

– Всё равно, что бродить без компаса по пустыне. Юлька! – вновь позвала она.

– Я здесь!

– Юль, это ты?! – Лада уже не надеялась услышать родной голос.

– Не ори мне в ухо! Иди сюда, поцелую.

Подруги обнялись, не видя друг друга в потёмках.

– Слушай, а что произошло? Я ничего не помню.

– Представь себе, я тоже. После представления мы с Крисом пошли за кулисы покормить слона. А потом – как обрубило…

– Мы, наверное, всё ещё в цирке. Может, нас заперли в подсобке?

– Ты разве не чувствуешь, как пол ходуном ходит? Мы на корабле, – тоном, не терпящим возражений, сообщила левретка.

– На корабле?!

– Вот именно. Эй, Рене, просыпайся! Ты обещал нам всё рассказать.

Кто-то тихонько засопел в углу. Такса испуганно шарахнулась.

– Не бойся, это Рене, белая цирковая мышь. Он сказал, что всё видел. Только я битый час от него добиться ничего не могу – уж больно сонлив. Лишь рот откроет – сразу храпит. Я кому сказала просыпайся! – Юлька невежливо пихнула мышонка в бок.

Спящий захныкал, как будто его мучила совесть, и проснулся.

– В чём дело? – грубо разбуженный Рене негодовал.

– Если сию минуту не расскажешь, что произошло, я тебя съем! – Собакевич взяла мыша за грудки.

– Как страшно! Отпусти, а то вообще ничего не скажу.

Левретка поставила мыша на пол, но вместо обещанной истории он принялся методично чистить шкурку.

– Вот невозмутимый! Прямо Клинт Иствуд какой-то.

Покончив с водными процедурами, утренней разминкой и перекусив сырной корочкой, мышонок устроился поудобнее на клочке соломы и начал свой рассказ.

Рене работал в цирке дрессировщиком. Вчера, окончив выступление, он, как обычно, отправился за кулисы навестить закадычного друга и коллегу по выступлению – слона Пифагора. Разделив на двоих скромную трапезу, они болтали о том о сём. Представление подходило к концу – на сцене шёл финальный парад-алле. Спустя некоторое время стали расходиться зрители. Вот тут-то и появилась фрекен Карлсен, причём не одна, а с незнакомым мальчиком и собаками. Увидев Пифагора, малыш подбежал к вольеру и принялся угощать слона попкорном. Фрекен Карлсен, обычно запрещавшая зрителям кормить животных, промолчала и даже благосклонно улыбнулась. Рене понял: Пиппа затевает что-то недоброе.

Так и случилось. Воспользовавшись тем, что мальчик отвлёкся, она вытащила из ботфорты какую-то грязную тряпку и ткнула её поочерёдно собакам в носы. Бедняжки и пикнуть не успели, как потеряли сознание. Рене догадался: хлороформ. Помощник Пиппы, немой старик Ганс, сложил обмякшие тела в мешок и уволок их в неизвестном направлении. Объявив, что цирк немедленно покидает пределы Великобритании, Пиппа приказала паковать реквизит. Под покровом ночи в течение нескольких часов цирк погрузился на корабль и отбыл.

– И теперь мы плывём в Данию. Скоро уже будем дома, – подытожил Рене.

– Брависсимо! – Юлька тряслась от негодования. – Эту Пиппу бы на дыбу и розгами!

– Подожди, Рене, а что случилось с Кристофером?

– С каким ещё Кристофером?

– Ну с тем мальчиком. Нас что, никто не искал?

– Как же! Мальчишка вопил, что вы опять куда-то смылись. Прибежали родители, а он – бух и в обморок. «Скорая» приехала, и они всем семейством укатили.

– Куда? – в один голос закричали Лада и Юлька.

– В больницу, разумеется. Не в морг же. Да не волнуйтесь вы так, ничего с вашим Кристофером не сделается. Поноет немного и забудет. Раз уж случилось, что вас цирковые выкрали, – такова се ля ви. Остаётся только смириться, расслабиться и получать удовольствие. В цирке, знаете, как у нас весело? Правда, Пиппа ещё тот монстр, страшно до всяких зверств охоча. Бежать даже не думайте.

– Какой цирк?! Какая Пиппа?! Я в Россию хочу, к ма-аме! Они там с папой, наверное, уже с ума сходят! – левреткины нервы не выдержали.

– Я одного понять не могу, – задумчиво протянула Чернышёва. – Зачем нас выкрали?

– Вот вы блаженные! – изумился Рене. – Да она на вас миллионы заколачивать будет и прославится на весь свет!

– Но это незаконно. При первом же выступлении нас узнают и Пиппу арестуют. Английская полиция наверняка уже объявила розыск.

– О, вы не знаете нашу Пиппу! Она всё подстроила так, будто вы сами дёру дали, никто и не хватится. Собаки каждый день убегают и возвращаются. И потом у Пиппы большие связи. Поговаривают, она член известной преступной группировки. Ей ничего не стоит состряпать для вас липовые документы. В конце концов, оплатит вам пластическую операцию, и поминай, как звали.

– Что?! – Юлькины глаза округлились. – Я не планировала делать пластику раньше времени!

– Помню, в прошлом году Пиппа львёнка контрабандного приобрела, – спокойно продолжал Рене. – Обрила ему гриву и перекрасила в леопарда. Теперь каждые два месяца Ганс бедолагу размалёвывает.

– Так нам и надо – нечего было миндальничать с ней в антракте! – досадовала Юлька.

– Мы были слегка наивными…

– О, ты нас недооцениваешь! Я бы сказала, мы были круглыми идиотками, что потащились за этой мегерой неизвестно куда! – в приступе самоедства Юлька заламывала лапы.

– Ну и реви себе сколько влезет. А я-то думал, знаменитая Отка звезда! А Отка – простая неудачница и нюня. Смотрите, как она размазывает сопли, и поделитесь с ней своим носовым платочком, – кривлялся мышонок.

Юлька перестала вопить и с удивлением посмотрела на Рене.

– Если вам не улыбается судьба трубадура и цирк не по душе, то надо не слёзы крокодиловы лить, а думать, что делать! – назидательно сказал мыш.

– Но ты же сам говорил, что бежать невозможно!

– В мире нет ничего невозможного, – философски заметил Рене. – Главное в этом деле – информация. Знаешь о враге всё, и в первую очередь его слабости, считай, ты на коне!

– Ты прав, – согласилась Лада. – Выкладывай, что у тебя на Пиппу.

ГЛАВА 3

Карлсон в юбке

– Жестокая она и бессердечная. Сколько нашего брата погубила! И не сосчитаешь. Если бы люди знали, как она с артистами обращается, ни за что бы к нам в цирк не пришли! У неё теория своя – миру нужны лишь породистые.

– Неужели у такой есть слабости?

– Целых три. Во-первых, Пиппа тщеславна. Шага не ступит, чтобы вокруг толпа вопящих поклонников не собралась. Во-вторых, фрекен Карлсен обожает деньги. Пиппа богата, но ей всё мало. Купюры в её руках меняют вид, форму и неудержимо растут. Однако таких скряг ещё свет не видывал! Экономит на всём, кроме себя любимой. И, ни много ни мало, за миллиардера выйти замуж мечтает.

– С таким-то экстерьером? – хмыкнула левретка.

– И последнее: Пиппа любит шампанское. Стоит ей чуточку выпить, становится доброй и совестливой. Однажды подшофе всех голубей на волю выпустила. Потом, правда, выловила обратно… – мышонок вдруг замолчал, уставившись на дверь.

Она со скрипом отворилась, вспыхнул яркий свет. Собаки чуть не ослепли.

– Доброе утро! Как вы, драгоценные мои, уже освоились?

Лада приоткрыла левый глаз: на пороге, улыбаясь, стояла Пиппа. Из-за её мощного торса выглядывал какой-то сухопарый старик. Сморщенное, необыкновенно румяное лицо его было подвижным, как у сурка.

Юлька набычилась, а мышонок куда-то исчез. Оценив ситуацию, Пиппа опустила подбородок и скривила губы:

– Разумеется, я поступила с вами несколько неблагородно, но поверьте, вы не пожалеете, что попали ко мне, – она заговорила нарочито ласково, даже не догадываясь, что собаки её прекрасно понимают. Фрекен Карлсен была тонким психологом и знала, как чутко реагируют животные на доброжелательную речь.

– Несколько неблагородно! – возмутилась Собакевич. – Да это всё равно, что назвать Гитлера несколько агрессивным!

– Судите сами, – гаденьким голосом увещевала Пиппа. – Ваш дар не просто редкое явление, а событие, воистину потрясающее! Поймите: то, что я предлагаю – ваш шанс стать богатыми и знаменитыми, стать счастливыми! У вас будет всё: слава, роскошь, гастроли!

– Буду писать мемуары – обязательно посвящу ей главу, – хмыкнула Юлька. – Да за кого она нас принимает? Нас, тёртых лондонских штучек? Эй, Пиппа, прибереги свою многословную бредятину для блондинок из провинции!

– Мы станем лучшими подругами, – увлечённо продолжала хозяйка цирка. – Да что там подругами – я заменю вам мать! Кстати, совсем забыла, – Пиппа вытолкала вперёд старика. – Это Ганс. Он будет прислуживать вам, если поладим. Он с недавних пор нем. Аккурат позапрошлым летом я отрезала ему язык – так надёжней, – рассмеялась Пиппа, жутковато скривив лицо. – А ну разинь-ка пасть!

Старик с готовностью открыл рот. Девочки вскрикнули от ужаса. Ганс энергично потёр кончик носа.

– Вы не смотрите, это он на первый взгляд только такой неполноценный. Зато предан, послушен и тих, как молодая лань.

Старичок зарделся и принялся шаркать ножкой.

– Так что думайте, драгоценные мои, думайте, – Пиппа закурила. – Щедрые предложения на столе долго не лежат.

– Отпускайте нас домой, или мы заявим в полицию! – с физиономией страдающего за веру мученика левретка шагнула на Пиппу.

– Извини, но угрозы на меня не действуют. Если вы ещё не поняли, с кем имеете дело, то советую вам поскорее включать мозги. Или мы заодно, или…

Желание укусить нахлынуло мощно и неожиданно. Осклабившись, такса зарычала и стремглав бросилась на Пиппу. Острые зубы вцепились в крупный напудренный нос.

– Мамочки-и! – заорала госпожа Карлсен басом.

Она схватила Ладу за задние лапы и принялась её с себя стаскивать. Окурок в толстых пальцах больно обжёг голый живот. Разжав челюсти, такса отлетела в угол.

По физиономии Пиппы текла кровь. Фрекен орала так, что закладывало уши. Чтобы пробиться через эту шумовую завесу, нужно было выдать не меньше шестидесяти децибел.

– Мерзавка! Ты испортила мой новый нос! Ну вы ещё об этом пожалеете! – рявкнула фрекен Карлсен и выбежала вон.

Ганс бросился следом, но в дверях вдруг замешкался и обернулся. Чернышёвой почудилось, что во взгляде старика мелькнула благодарность.

ГЛАВА 4

Временное перемирие

Время текло медленно, как мазут. Точно спартанцы, отрезанные от мира в крепости на горном перевале, вот уже несколько дней собаки сидели взаперти. По приезде в Данию фрекен Карлсен бросила девочек в подвал и, пытаясь сломить их волю, морила голодом.

Ладино тело съёжилось, сделалось вялым и дряблым, как завалявшийся в холодильнике огурец. Щёки ввалились, живот наполнился тяжестью. Когда кормили цирковых зверей, вкусные запахи проникали в подвал. Хотелось хватать их лапами и жадно поедать без остатка. На шестой день в темноте стали мерещиться мистические силуэты. На седьмой объявился Рене.

– Где же ты был? – Лада бросилась к мышонку, как к спасательному кругу.

– Я не мог прийти раньше, и на то были веские причины, – мышонок холодно отстранился. – Интерьерчик у вас, прям как в лифте, – на удивление безликий.

– Главное – чистенько и дохлые мыши на полу не валяются, – ухмыльнулась Собакевич. – А вот ты мог бы и пораньше объявиться. Ещё пара дней без регулярного питания, и я стану прозрачной и умру в страшных муках!

– Я тут кое-что принёс, – смутился Рене. – Здесь немного шуликов, – он вынул из щели в полу небольшой свёрток.

– Такие маленькие розовые штучки? Хрустящие снаружи и тягучие внутри? – левретка с жадностью накинулась на угощение.

– Это от Ганса. На двоих маловато, но мне тащить тяжело, а сам он боится. Но перейдём к делу. Сегодня к вам придёт Пиппа. Советую характер не демонстрировать и во всём с ней соглашаться.

– Да, надо сделать вид, что мы смирились, – согласилась такса.

– И что потом? Пахать на эту мымру до конца своих дней? – возмутилась левретка.

– Ни в коем случае, – Рене покачал головой. – Порой у тебя слишком пессимистичные мысли для столь юного возраста. Я тут пораскинул мозгами и кое-что придумал, – мышонок понизил голос до конфиденциального полушёпота. – У вас доступ к банковским счетам не ограничен?

– Да нет…

– Отлично! Тогда смотрите…

Фрекен Карлсен появилась за полночь. Она с опаской ступила на порог и подозрительно огляделась. На физиономии Пиппы застыло странное выражение – точно она по ошибке взяла в рот что-то не то. Нос её опух и придавал всему лицу раздражённый вид. Было заметно, что, наученная горьким опытом, фрекен боится очередной атаки.

– Удивляюсь я на вас, право слово, – Пиппа жеманно пожала плечами. – Раньше лаяли без умолку, а теперь в молчанку играете. Морды трагические состряпали, мировая скорбь да и только.

Прижав уши, Лада вдруг покорно завиляла хвостом. Заметив это, Пиппа повела бровью:

– Так-то оно лучше. Люблю понятливых девочек. Иди сюда, негодница, мамочка тебя отшлёпает.

Внутренне содрогнувшись, Лада поплелась к Пиппе, скуксив виноватую мину и зажав между лапами хвост.

– Вот ведь шельма! Ну так и быть, прощаю тебя. Прошлое забыто и выкинуто на помойку, – голос у Пиппы был прегаденький. – Со мной бороться – всё равно, что карабкаться на Эверест без ледоруба, – нереально. Рада, что вы это поняли. Ганс, сервируй ужин!

В комнату бесшумно вошёл старина Ганс с большим подносом: икра, креветки, омары, лобстеры… Собаки с двойным усердием завиляли хвостишками. Пиппа уселась за стол, вооружилась серебряной вилкой и с аппетитом начала трапезу.

– Этой мымре жаль для нас даже взгляда, не говоря уж о лобстере, – Собакевич облизнулась.

– Так, на чём это я остановилась? – Пиппа с нескрываемым удовольствием наворачивала икру.

– На чём-то вроде: «Тихим летним утром я пила розовый нектар в окрестностях графства Стаффордшир…» – левретка сглотнула. – Жрать, говорю, давай!

– Ах да… Что ж, девочки, вы приняли правильное решение. Теперь у вас начнётся новая, беззаботная жизнь! Жизнь без проблем и суеты в стиле дзен!

Но Юлька её не слушала:

– Может, схватить креветку и нажить себе кучу неприятностей? Или схватить омара и лобстера и нажить себе две кучи неприятностей?

Пиппа наконец заметила красноречивые собачьи взгляды:

– Ганс, принеси-ка приборы девочкам. Покушайте, а то на вас морды нет. Вкусная каша, ням-ням! Сама бы ела, но… диета. Позволяю себе исключительно продукты Эгейского моря. И запомните: раскормленный питомец не значит здоровый питомец. Лучше быть поджарым, чем свиной поджаркой!

Трясясь от голода, такса за обе щёки принялась уплетать вонючую кашу. А левретка, давясь, с остервенением вгрызлась в рыбий хвост.

– Завтра мы приступаем к работе, – громко чавкая, вещала Пиппа. – Отка у нас будет парить под куполом цирка. А для нас с тобой, Франтишка, я придумала роскошный музыкальный номер с переодеваниями. Ты играешь на лучшем концертном рояле в мире, – я договорилась, его украдут к понедельнику, – а я танцую, каждые тридцать секунд меняя наряды от кутюр.

– Минуточку! – Собакевич подняла от миски перепачканную кашей морду. – Что значит «парить»? Я же высоты боюсь!

– Понимаю твоё недовольство, – по-своему восприняла её рычание Пиппа, – но согласись, Франтишка намного талантливей тебя, а я выступаю только с самыми-самыми. Но обещаю, если ты будешь меня радовать, то выступим разок-другой вместе.

– Она достала своей манией величия! – Юлька в отчаянии закатила глаза. – Да я согласна выступать одна, только не делайте из меня пернатого!

– Не понимаю, – сказала Пиппа действительно непонимающим голосом. – Хочешь узнать, в чём заключается твой номер? Что ж, ты будешь летать и балансировать на трапеции на высоте в двадцать восемь метров.

– Убийственно! – Юлька заскрежетала челюстью. – Специально для престарелых крашеных блондинок повторяю по слогам: я бо-юсь вы-со-ты! Я и описаться там могу со страха!

– А я-то как рада! – расплылась в улыбке фрекен Карлсен, продолжая эту беседу немого с глухим. – Только представьте себе: первым номером выступает Отка. Она грациозно парит под куполом, и зрители, глотая слёзы умиления, наблюдают за её вдохновенным полётом! До чего же мило и благостно, вы не находите? Затем идут шпагоглотатели, львы-убийцы, дрессированные коты и прочая посредственность. А под занавес появляюсь я, вальсируя под музыку Штрауса в гениальном исполнении маэстро Франтишки! – не удержавшись, Пиппа даже хрюкнула от удовольствия.

– Это будет великолепно! – мечтательно прикрыла глаза Собакевич. – Буря несмолкающих оваций! В небесах расходятся тучи, солнце заливает лучами маленькое Датское королевство! Во фьордах тают льдины, викинги падают ниц. Слышится пение русалок, на арене – неподражаемая Пиппа Карлсен!

– Знаете, вот я, например, не люблю конкуренции, – неожиданно фрекен Карлсен взгрустнулось. – Когда вокруг полно талантов, общая атмосфера как-то непоправимо портится…

Пиппа была сентиментальной. Пиппа была злой и сентиментальной. Наевшись до отвала, она погрузилась в меланхолию.

Низко опустив голову, Лада подошла к хозяйке цирка, вспрыгнула ей на колени и, мастерски скрывая отвращение, лизнула Пиппу в нос.

– И тебя не тошнит? – скривилась левретка с рыбьим хвостом в зубах.

ГЛАВА 5

Джонни Депп с помойки

И начались трудовые будни. С восьми утра и до восьми вечера собаки не покладая лап репетировали. Пиппа была строгой и требовательной – скидок на звёздность не делала никому.

Артисты относились к собакам доброжелательно, но предпочитали держаться на расстоянии. Сегодня они фаворитки, а завтра – кто знает? Ведь Пиппа такая непостоянная! Единственными друзьями девочек были Рене и Пифагор – нежнейший из слонов, находящийся у мышонка в полном повиновении. Пользуясь своим безоговорочным авторитетом, Рене забирал у слона половину дневной нормы арахиса, формируя запасы для своей многодетной семьи.

Вскоре Ладе привезли концертный рояль. Скрепя сердце приходилось заниматься на ворованном инструменте. Но душевные терзания таксы были ничтожны в сравнении с физическими муками левретки. Каждое Юлькино утро начиналось с истерики. Двое мускулистых помощников фрекен Карлсен за уши вытаскивали собаку из-под кровати, визжащую и кусающуюся, волокли в цирк, подвешивали к трапеции и поднимали под самый купол. Там левретка неизменно падала в обморок и тряпочкой болталась в вышине. Но вскоре и она пообвыклась. До премьеры оставалось десять дней.

В этот вечер Пиппа была в прекрасном настроении и отпустила девочек пораньше, разрешив погулять в парке. В нём жили ручные кабанчики и олени. Периметр ограждал высокий забор. При всём желании бежать было невозможно. Да и от преследований всемогущей Пиппы так просто не скроешься…

Солнце почти скрылось за горизонтом. Фонари отбрасывали длинные тени на аккуратно стриженную поляну. Посетителей не было – лишь кабанчики фланировали туда-сюда с задумчивыми мордами. В фонтанах журчала прозрачная вода, из висевших меж деревьями вазонов гирляндами спускались вьющиеся растения. Тут и там на мраморных постаментах блестели зеркальные шары, в которых всё отражалось вверх ногами.

Парк был громадным. Друзья заскучали уже в самом начале пути. Настроение у неразлучной троицы было скверное.

– Подходящей кандидатуры нет, хоть ты тресни, – Рене уселся в траву у клумбы рододендронов. – Риск слишком велик, да и объект, скажем прямо, не первой свежести. Не каждый на такую позарится, даже ради поправки бюджета, – размышлял мышонок.

– Рене, нам дорог каждый день, – сказала Лада. – В Англии нас ждёт больной ребёнок. И чем дольше он ждёт, тем меньше шансов, что дождётся…

Юлька молчала, рассеянно следя за божьей коровкой, поднимающейся по стеблю клевера. Листик подорожника задерживал её подъем, не давая ползти. Из-за куста вдруг показалась целая делегация Муравьёв. Увидав божью коровку, муравьи притормозили.

– Я делаю всё, что в моих силах, – мышонок вздохнул.

Юлька пригнула травинку, чтобы освободить букашке дорогу. Но та не хотела на травинку. Коровка остановилась, подумала, расправила крылышки и полетела к морю. Муравьиная братия тоже куда-то перекочевала.

– Опять эти говорящие звери! – послышалось вдруг из недр клумбы. – Покой, покой мне только снится!

– Что такое? – Рене недоуменно уставился в сумерки.

– Там кто-то есть!

Рододендроны на клумбе закачались, и из листвы высунулась взъерошенная голова.

Из косой вечерней тени на девочек смотрел грязный, взлохмаченный человек. Густая нечёсаная борода скрывала лицо, оставляя на виду сильно загорелый нос. В глазах, словно залитых водой, плавала тусклая муть. Человек был грязен, словно его только что выкопали из могилы. В руке он держал огурец.

– Кто этот вонючка? – левретка сморщила нос и чихнула.

– Попрошу не оскорблять меня своими неточными метафорами! – обиделся бродяга, звонко перекусывая огурец.

– Он нас понимает? – удивилась Лада.

– На сто процентов! Похоже, он… особенный.

– Послушай, любезный, как тебя зовут? – важно обратился к человеку мышонок.

– А тебя?

– Рене, а это мои друзья – Франтишка и Отка, – мыш подчёркнуто вежливо поклонился.

– Чего это он с ним церемонится? – не поняла Собакевич.

– А я – Джонни Депп.

– То есть как? – удивился мыш.

– А вот так – по паспорту.

– А откуда ты? Как здесь оказался? Почему валяешься в этой клумбе?

– Я – одинокий странник, занесённый сюда точно так же, как капризами весеннего ветра заносит за тридевять земель крылатое кленовое семя. – Джонни выставил на обозрение свои почерневшие зубы и почесался.

– Ты живёшь один? Но почему ты в таком виде – грязный, оборванный, заросший?

– Ты прав, о мыш! Я одинок, как трепанг на дне океана! Моя натура замкнулась в собственном мире и больше не желает покидать его. А одежда – это всего лишь условность. Воспоминания – вот мои одежды, которые от употребления не изнашиваются. К тому же, сколько ни брейся по утрам, вечером опять щетина вылезает, – с видом греческого философа добавил он.

– Но дом-то у тебя есть? – не унимался Рене.

– Планета, имя которой Земля, – мой дом. А прописан я в этом парке. Весной тут распускаются нарциссы, тюльпаны и анютины глазки, а осенью цветут астры и гладиолусы.

– Звучит весьма абстрактно. А образование у тебя есть?

– Обижаешь – высшее! Хотя я и без циркуля с транспортиром зад себе почесать сумею. Да и по части приличий я большой мастер. Реликт, оставшийся со времён, когда этикет был важной частью моей повседневной жизни.

– Как же ты докатился до жизни такой?

– Спутнику тоже бензина не надо – знай себе крутись, – Джонни снова почесался. Похоже, его беспокоили паразиты.

– А ты не боишься умереть в расцвете сил нищим? – прищурился Рене.

– «Если зерно, упав в землю, не умрёт – то останется одно. А если умрёт – принесёт урожай», – процитировал кого-то Джонни.

– Чего это Рене к нему прицепился? Поговорить больше, что ли, не с кем? – недоумевала левретка.

– И последний вопрос, – деловито подытожил мышонок, – родственники у тебя есть?

– Я был когда-то женат, – у Джонни вдруг затрясся подбородок. – Однажды она собрала меня, как чемодан, и выставила из дому. Я скорбел. Потом всё пошло, поехало, повалилось карточным домиком. В общем, кроме себя, идти мне больше не к кому…

– Всё ясно. Джонни, ты извини, брат, нам посовещаться надо, – Рене отвёл собак в сторонку и возбуждённо зашептал: – Поздравляю! Мы нашли его!

– Ты это серьёзно? – изумилась Юлька. – Он же абсолютный олух!

– Постричь его, побрить, приодеть – в наших руках он станет послушнее пластилина.

– Но как мы его убедим?

– Положись на меня. Строить из себя воротилу финансового рынка любому приятно.

На улице стемнело. По небесному полю полз реактивный самолёт, оставляя за собой светлый хвост возмущённого воздуха.

– Вкратце это всё, – изложил суть дела мышонок. – Ты согласен?

– Само по себе предложение интересно, его содержание – неоспоримо, но в тексте нет убедительности. Бабусенька стара и, к чему лукавить, безобразна.

– В твоём положении привередничать неуместно. Вознаграждение будет достойным.

– Но вы предлагаете мне к наслаждению престарелой женщины разыгрывать из себя шута горохового! А это не моё амплуа…

– Не хочешь – как хочешь.

– Вы ставите меня в фальшивое положение!

– Пойдёмте, девочки!

– Я согласен!

– Решено и подписано?

– Решено и подписано!