Текст книги "Приключения чёрной таксы"

Автор книги: Анна Никольская-Эксели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 6

Любовь или морковь?

Фрекен Карлсен сидела в открытом ресторанчике, созерцая серо-голубые воды канала. Она была в отвратительном настроении: женихи-миллионеры почему-то никак не находились. Официанты, зная тяжелый нрав VIP-клиентки, обходили её стороной.

Погрузившись в грустные раздумья, Пиппа не заметила серебристый кабриолет, подкативший к ресторану. Из кабриолета вышел юный франт в белоснежном костюме. Аристократически бледное лицо его не выражало ничего, кроме смертной тоски. Вчерашний бродяга и пьяница изменился до неузнаваемости. Скучающим взглядом Джонни окинул посетителей, и голубые глаза блеснули. Заметив Пиппу, юноша сел за столик напротив и подозвал официанта.

– Будет исполнено, сэр!

Через минуту гарсон уже протягивал Пиппе букет белых роз.

– Мадам, это для вас во-он от того джентльмена.

– Что?.. – Пиппа слегка смешалась, но тут же взяла себя в руки. – Передайте, что цветов от фанатов я не принимаю. Знаю я эту породу: так и норовят заглянуть тебе в кошелёк и пересчитать в нём кредитки, – она смерила незнакомца испепеляющим взглядом. – Смазливый, а за душой наверняка ни гроша!

Выслушав официанта, который с нескрываемым наслаждением передал Джонни всё слово в слово, экс-бродяга ничуть не смутился. Широким жестом он швырнул отвергнутые розы в урну и вновь зашептался с гарсоном.

– Простите, но это снова для вас! – через несколько минут огромный букет на сей раз тёмно-бордовых роз красовался на столике Пиппы. Теперь их было не меньше сотни.

– Вот настырный! – хмыкнула фрекен Карлсен и внимательней присмотрелась к джентльмену. Красавчик вспыхнул.

– Ладно, валяй присаживайся, – смилостивилась Пиппа. – Это даже любопытно…

Джонни поклонился и поцеловал даме ручку. Последовал короткий деревянный смех:

– А ты, я вижу, наглец!

– Достаточно заглянуть вам в глаза, чтобы понять, какая вы особенная! – с дыханием робким, как предрассветный туман, заговорил юноша.

Пиппа не умилилась, а по всегдашней своей привычке стала кощунствовать.

– Подумать только, какой оригинал. И где же работают такие хитрецы?

– Прошу прощения, что сразу не представился – вот моя визитная карточка.

Фрекен Карлсен взяла визитку с таким видом, словно к ней в руки попала грязная тряпка сомнительного происхождения.

«Корпорация „Золотой клык“. Граф Джон Кристиан Депп. Президент», – на секунду Пиппа забыла, как дышать. – Какое оригинальное название… Кажется, вы занимаетесь золотодобычей? – душа Пиппы затрепетала. Ей нестерпимо захотелось узнать, обладателем скольких миллионов являлся граф.

– Если позволите, я бы не хотел о работе…

– Разумеется! Знаете, я так привыкла, что моей персоне уделяют повышенное внимание всякие аферисты. Я ведь женщина известная и к тому же не замужем… – Пиппа глядела на Джонни, словно видела перед собой полную тарелку клубники, которую ей предстояло съесть.

– И я не женат. Супруга покинула меня…

– Как это возможно?!

Джонни задумался или взял короткую паузу, сделав вид, что задумался.

– Жена ушла к другому, и жизнь моя опустела, – наконец изрёк он. – Просто однажды завела мотор нашего «роллс-ройса» и покинула территорию моей личной жизни. А я был верен ей, как восемьсот пуделей! Теперь смакую терпкую горечь одиночества…

Пиппа поражённо молчала. У неё сложилось впечатление, что открывать рот в присутствии столь утончённого юноши было бы вульгарно и совсем не к месту. Казалось, он смотрит на неё с высоты своего величия и не прекращает умный разговор лишь потому, что снисходит.

– Простите, я не должен был затрагивать эту тему, – Джонни вдруг забеспокоился, что перегнул палку. – Всё кончено, и я в поисках новой любви, – он заглянул Пиппе в глаза и улыбнулся. Улыбка эта была по-голливудски безупречна.

– И вы так просто отпустили её к другому? Разве вы не жаждали мести?

– Я сумел стряхнуть с себя ненависть, пока она не пустила корни в моём сердце. Жить спокойно – вот лучшая месть, – целомудренно сказал Джонни. По его плечам скользили неровные полосы света, падавшего сквозь листву, делая отмытого бродягу ещё неотразимей.

– Воистину говорят: у одного сердце, как у Александра Македонского, а у другого – как у пса Барбоса.

– Позвольте с вами не согласиться. По моему глубокому убеждению, собаки обладают весьма богатым духовным миром. Собачье сердце намного больше человеческого.

– Вы это серьёзно?

– Вполне. Взгляните на этого милого пса, – Джонни кивнул на розовую клумбу. Вокруг неё от цветка к цветку расхаживал упитанный сенбернар с робкой мордой и вдохновенно совал нос в бутоны.

– Посмотрите, какое одухотворение, какая кротость! Собаки по природе своей незлобивы и доверчивы. У них не бывает плохого характера, нет пороков и недостатков, все животные совершенны.

– Так уж и все?

– Все, кроме человека.

– А по-моему, собаки глупы. Чего стоит одна их привычка обнюхивать зады друг у друга! – Пиппа элегантно выпустила из ноздрей двойной плюмаж сизого дыма.

– Если бы собаки умели рассуждать, то наверняка нашли бы много смешного в поступках своих хозяев. Глупости среди людей гораздо больше, а в природе нет ничего нелепого, как бы ни казалось человеку с его предрассудками. Знаете, в чём разница между собакой и человеком?

– В чём же?

– Если вы подберёте дворовую собаку и накормите её, она никогда не укусит…

– Верно, – задумчиво протянула Пиппа. – Но кошки всё-таки лучше: они приносят пользу и мышей, – неуклюже пошутила она.

– Кошки привыкают не к людям, а к их холодильникам. Позволите, я закажу ужин?

– Да-да, у Мигеля восхитительно кормят!

Джонни открыл меню и пробежался по нему глазами: «Костный мозг поросёнка, рубец с копчёной грудинкой, хвосты телячьи фри, тушёная поджелудочная железа, чёрный пудинг из печени, тонкий кишечник свиньи, суп из потрохов…»

– Что-нибудь уже выбрали? – спросила Пиппа. – Рекомендую рулет из свиной селезёнки, – она посмотрела на Джонни, и глаза её стали больше, чем у лемура.

Его бледное аристократичное лицо сделалось зелёным – юноша был явно не в себе.

– В-воды-ы!

Залпом выпив стакан содовой, Джонни наконец отдышался:

– Простите, Пиппа, я – строгий вегетарианец, ем исключительно растительную пищу.

– Вы это серьёзно?

– Видите ли, с некоторых пор я полюбил животных. Да и положение обязывает не кушать мяса.

– Какое положение?

– Я владелец приютов для бездомных животных. Восемьдесят процентов заведений подобного рода в Дании принадлежат мне.

У Пиппы отвисла челюсть.

– Вы удивительный человек!

– Ещё Джек Лондон говаривал: «Кость, брошенная собаке, не есть милосердие. Милосердие – это кость, поделённая с собакой, когда ты голоден сам».

– А я тоже люблю животных! – сказала Пиппа. – Недавно у меня в цирке появились собаки-гении. Сейчас мы репетируем новый номер. Премьера через неделю. Я вас приглашаю!

– Не те ли это знаменитые собаки из Лондона?

– Совсем другие. Но поверьте, они ничуть не хуже.

– С удовольствием принимаю ваше приглашение! Меня интересует всё, что связано с талантливыми животными, – Джонни смотрел Пиппе прямо в глаза, и она чувствовала: его взгляд, как паяльная лампа, прожигает её насквозь.

– Мы как-то неуклюже начали наше знакомство, – сказала фрекен. – Я вела себя так холодно, что вы наверняка чуть не простудились. Позвольте, Мигель приготовит для вас что-нибудь вегетарианское!

– У меня что-то аппетит пропал. Впрочем, здесь подают кофе с птифурами? – на этот раз Джонни одарил Пиппу взглядом, от которого у неё внутри вспорхнуло целое облако бабочек. Взяв фрекен за руку, юноша вкрадчиво сказал:

– Мне с вами хорошо, как в салоне первого класса, – мягкими касаниями слой за слоем он снимал тончайшую оболочку, в которой заключалось сердце Пиппы. – Деньги для меня ничто, всё, что мне нужно, – любовь! – Джонни вынул из бумажника пачку кредиток, сложил их аккуратным домиком в пепельницу и поджёг. Кредитки жизнерадостно плавились.

Этот экстравагантный поступок поверг Пиппу в замешательство. Она попыталась сглотнуть и чуть не сломала себе шею.

– Что вы делаете?! Это же целое состояние!

Точно экономя силы, красавчик едва кивнул в ответ.

– Простите, если мой вопрос покажется бестактным, но сколько вам лет? Судя по этой вопиющей выходке, вы – сущий ребёнок!

– Двадцать девять. Увы, я слишком стар для вас, – с горьковатой полуулыбкой ответил Джонни. – Наверняка вам нет и двадцати пяти?

Пиппа почувствовала себя на седьмом, нет – на семьдесят седьмом небе от счастья.

Всё произошло, как по волшебству, непонятно и совершенно неожиданно. Она влюбилась!

– Простите, но здешний кофе на вкус – варёная газета! – неожиданно сказал юноша. – Предлагаю переместиться в одно тихое местечко. Там мы сможем отведать настоящий турецкий кофе. Это близко, отель «Савой». Я вынужден временно снимать там президентские апартаменты – не совсем удобно, но что поделаешь.

Пиппа в задумчивости жевала нижнюю губу.

– Шофёр доставит вас домой, когда вам будет угодно, – с деланным спокойствием добавил Джонни. Тонкая и холодная, словно месяц, улыбка озаряла его юное лицо.

– Уговорили, – согласилась Пиппа. – Будь моя воля, я бы запретила мужчинам носить такие красивые улыбки.

– Обычно улыбка что-то скрывает. Улыбка – почти всегда маска. Впрочем, ко мне это не относится.

Широко и необозримо над Данией раскинулся небесный купол, полный сияющих звёзд. Луна мерцала в вышине серебряной монеткой. В прозрачном воздухе переливчатыми чёрточками мелькали стрекозы.

Птица с неизвестным именем и ангельским голосом славила рождение новой любви. Фрекен Карлсен глубоко вдохнула густой воздух летней ночи, наполненный ароматами новой жизни, и, сама не зная чему, рассмеялась.

ГЛАВА 7

На грани фола

Неделя до премьеры пролетела незаметно. Собаки усиленно готовились к выступлению, а Пиппа пропадала где-то с утра до вечера. Никто из артистов не мог себе и представить, что однажды дотошная фрекен Карлсен будет появляться на тренировках через раз. Даже Ладе приходилось репетировать с дублёршей! В цирке недоумевали. Никто и понятия не имел, где дни напролёт прохлаждается хозяйка. Даже ближайший друг мыша Пифагор не был в курсе.

А Пиппа была по уши влюблена. Надо отдать Джонни должное: он сумел увлечь фрекен Карлсен так, как не удавалось ни одному мужчине за все Пиппины «сорок с хвостиком».

И вот наступил долгожданный день премьеры. На улице с утра зарядил дождь, но настроение у жителей тихого городка было приподнятым. Улицы пестрели рекламой циркового супер-шоу. Морды Чернышёвой и Собакевич, развешанные на каждом углу, улыбались прохожим с афиш. Все билеты были давно распроданы.

– Мне чего-то не по себе, – поёжилась Юлька, выглядывая из-за кулис. Зал постепенно наполнялся зрителями. – Плохое какое-то предчувствие, – левретка мрачно уставилась на таксу.

– Ты репетировала с утра до ночи, ничего непредвиденного не случится. Это мне надо беспокоиться, Пиппа даже на последний прогон не явилась.

– Не мешало бы тебе её покусать, чтоб опомнилась.

– Покусать? Ещё раз?

– А ты предлагаешь обратиться к ней через адвоката? Или позвонить в общество защиты животных?

– Не переживай, мы справимся. Главное – наш план работает и скоро принесёт свои плоды.

– Тебе легко говорить! А мне на трапеции болтаться целых семь минут двадцать пять секунд! – у Собакевич был трагический вид.

– Всё закончится, ты и «Биг-Бен» сказать не успеешь. Возьми себя в лапы – выглядишь, как собачья тушёнка.

Неожиданно за кулисы влетела мокрая, как курица, фрекен Карлсен.

– Вы опоздали к началу представления! – сделал ей замечание шпрехшталмейстер.

– Да, первый раз в жизни опоздала! – беззаботно рассмеялась Пиппа. Её было не узнать: сегодня она была сама доброта. Счастливую Пиппу окутывало розовое облако романтики.

Зазвучали фанфары, грянула музыка, и начался парад-алле. Акробаты, клоуны, дрессировщики, атлеты и жонглёры один за другим выходили на арену, горячо приветствуя зрителей. Зал встречал их бурей аплодисментов.

– Готовится Эрминтруда! Выход через две минуты, – объявил селектор.

– Эрминтруда, ты слышала? Где Эрминтруда?! – администратор в панике сновал по коридорам. – Кто-нибудь видел Эрминтруду?!

Эрминтруды, то есть Отки, вернее Юльки, нигде не было. Лада почувствовала, как в лапках участился пульс. Она рванула в гримёрку.

– Вылезай немедленно! – зная подругу как облупленную, такса решительно направилась к шкафу.

Накрывшись попоной ослика, в нём, как маленький диванный валик, лежала Собакевич.

– Ты с ума сошла! Через минуту тебе надо быть на сцене! Хочешь, чтобы всё пропало?

– Я н-не могу. Я б-боюсь! – заикаясь промямлила левретка.

Такса отпрянула. Юльку так сковал страх, что никакая сила на свете не смогла бы вытащить её теперь на арену.

– Ну и чёрт с тобой! – в сердцах воскликнула Чернышёва. – Пусть мы застрянем здесь на веки вечные, а Кристофер умрёт! Главное – ты ничем не рискуешь!

Юлька подняла зарёванную морду и пристально посмотрела на подругу. Секунды тянулись нестерпимо долго…

– Ладно, я готова, – всем существом выражая трагическое смирение, покорно сказала она.

– То-то же! Держись, родная, нам нужно быть смелыми…

– Красота без тщеславия, сила без наглости, отвага без жестокости! Словом, все добродетели человека – без его пороков. Так писал о братьях наших меньших лорд Байрон в «Эпитафии собаке». Встречаем! На арене цирка Карлсен, великолепная и загадочная, и Эр-рмин-тр-руда! – торжественно объявил шпрехшталмейстер.

Свет погас. Оркестр смолк. Юлька прислушалась к учащённому биению сердца.

– Ни пуха! – шепнула на ухо Лада.

– К чёрту! – левреткины внутренности сделали сальто-мортале, и она бесшумно ступила в разлитый по арене мрак.

Пучок света ударил в серебристый металл ошейника, сверкнув, как лезвие ножа. Юлькина морда скукожилась, но через мгновение она уже сверкала улыбками. Взгляд – прямой и бесстрашный – был замечательно красноречив! В едином порыве оркестр грянул тревожную тему из «Миссии невыполнимой». Отточенным до совершенства прыжком левретка вскочила на качели и с фантастической скоростью взмыла ввысь.

Серебряный комбинезон и маска, подчёркивали красоту и грациозность Собакевич. Стоя на задних лапах и держась передними за верёвки, левретка раскачивалась под куполом, демонстрируя энергичный полёт среди облаков из ваты. Дождик, приклеенный к ошейнику, развевался по ветру, делая собаку похожей на хвост кометы.

Набрав необходимую скорость, Юлька отпустила верёвки и в свободном полёте ринулась вниз. Особо нервные ахнули, но в последний момент собака уцепилась мускулистым хвостом за перекладину и стала вращаться вокруг неё, как центрифуга. Держалась Юлька молодцом! Вспрыгнув на трапецию, она продолжила полёт на умопомрачительной скорости. Зрители были в полном восторге!

Но вот оркестр смолк, и грянула барабанная дробь. Неимоверным усилием Юлька остановила качели – то был кульминационный момент номера. Как изящная статуэтка, левретка застыла в воздухе между небом и землёй. Совладав с дыханием, она оттолкнулась от перекладины и взмыла вверх, под купол.

Её тройной тулуп был воистину превосходен! И вдруг…

Не рассчитав траекторию, Юлька скользнула вниз – мимо трапеции! В зале раздался истошный крик. Но в последний момент левретка успела уцепиться зубами за перекладину и повисла на ней, как сдутый воздушный шарик. Собачья тень, разломившись пополам в лучах прожекторов, бессильно лежала на опилках. В зале воцарилась гробовая тишина. Юлька работала без страховки – в любой момент она могла камнем рухнуть вниз и разбиться.

Белый купол навис над несчастной, словно толстая ледяная шапка. Юлька зажмурилась от страха, а может быть, от стыда. Время искривилось, пространство сместилось, гравитация исчезла. Перед глазами плыли пятна разного цвета и формы. Постепенно они преобразовывались в чью-то морду. Юлька поняла – мадам Кортни! Немигающие глаза были точно отлиты из стекла. Морда ухмыльнулась и мрачно захохотала, широко разевая пасть.

«Ну уж нет! – мысленно прорычала Собакевич, отогнав наваждение. – Позора я не стерплю!»

Левретка сильнее сомкнула челюсти и стала медленно подтягиваться вверх. Крошечные крупинки опилок смешивались с воздухом, пробирались внутрь и душили. Как барон Мюнхаузен вытаскивал себя за волосы из болота, так и Юлька каким-то непостижимым образом рванулась вверх и вскочила на перекладину.

По залу пронёсся вздох облегчения. Левретка поднялась на задние лапы и, не помня себя от восторга и ужаса, смотрела вниз. Смятение и гордость обуревали маленькое сердце.

Ассистенты начали опускать трапецию, как вдруг левретка остановила их громким лаем. Эрминтруда не уйдёт с арены, не исполнив трюка до конца!

Качели были снова подняты. Барабанная дробь расколола тишину. Сердце левретки нырнуло на неведомую глубину, внутренности перевернулись, как бельё в стиральной машине. Юлька прошептала себе что-то под нос, прыгнула и – ап! – приземлилась прямёхонько на перекладину. Шквал аплодисментов заглушил оркестр!

Один за другим зрители поднимались с мест и скандировали.

– Браво, Эрминтруда! Брависсимо!

Эмоции в зале зашкаливали.

– Это было потрясающе! – Чернышёва кинулась на шею подруге, а Рене одарил её братским поцелуем.

– Вы издеваетесь? – левретка была вне себя. – Не обнимайте меня, в подобной ситуации я считаю эту процедуру едва ли необходимой! – она отстранилась. – Всё чуть было не кончилось трагедией! Впрочем, я никому не позволю анализировать моих действий, – у Юльки начинался детский приступ раздражительности.

– Да что с тобой?!

– Я пеле… пере… я пелеворновалась!

– Эрминтруда, поздравляю! – фрекен Карлсен казалась очень довольной своей воспитанницей. – Такого ошеломляющего успеха я давненько не припомню. Кстати, почему ты здесь? А ну марш к публике!

– Я пошла на бис, – опомнилась левретка. На её морде мелькнуло выражение экстаза.

По возвращении за кулисы от недавней раздражительности не осталось и следа. Теперь Юлька вновь искренне любила человечество.

Тем временем шпрехшталмейстер объявлял следующий номер:

– А сейчас, дамы и господа, вы увидите единственных в мире животных, в которых можно забивать гвозди! На арене цирка арабские скакуны и их великолепные наездники! Двукратные победители конкурса в Монако братья Алиевы!

На арену выскочили всадники в кавказских костюмах верхом на вороных конях. Один за другим они запрыгивали на спины скакунов и стоя, словно намертво приклеенные к седлу, продолжали галоп.

– Алиевы сегодня в ударе, смотри, что вытворяют! – восхитился мыш, поправляя на груди манишку.

Следом выступали Пифагор и Рене. Сладкую парочку встречали, как родных. Рене вовсю изображал из себя заправского укротителя: обтягивающий кожаный костюм, цилиндр, а в лапе – миниатюрный хлыст. Мышонок взмахнул орудием и – ап! – громадина-слон смиренно опустился перед ним на колени и завилял хвостом.

Затем выступали клоуны и шпагоглотатели, а потом объявили антракт. Такса поспешила в гримерку готовиться к выступлению. Устроившись перед зеркалом, Лада укладывала шёрстку.

– Франтишка, Отка, слава Богу, вы здесь!

– Джонни? С ума сошёл, зачем ты пришёл сюда? – удивилась левретка. – С минуты на минуту тут Пиппа появится! Она не должна видеть нас вместе!

– Я на секундочку. Я только хотел сказать, что у меня, видимо, ничего не выйдет…

– Как это не выйдет? Всё же идёт по плану: скоро ты женишься и разбогатеешь!

– Дело в том, что мы с Пиппой… – Джонни замялся. – Мы с Пиппой любим друг друга!

– Ну, разумеется. В этом и заключается план! Ты очаровываешь Пиппу, она влюбляется, вы женитесь, и, желая сделать приятное «зелёному» мужу-вегетарианцу, она совершает акт доброй воли – отпускает нас на все четыре стороны.

– Да, но я на самом деле люблю Пиппу, – Джонни покраснел, как томат, ему было очень неловко.

– Что?! – в один голос закричали подруги.

– Я не могу больше лгать. Я не в состоянии жить с этим скелетом в шкафу! Сегодня я всё ей расскажу.

– Глупая говядина! – взревела левретка. – Как ты мог влюбиться в эту злючку? Ну признайся, ты нас разыгрываешь, ведь так? – Юлька с надеждой заглянула Джонни в глаза. Тот молчал, глядя в пол. – Нет, – резюмировала левретка, – он нас не разыгрывает. Этот болван втюрился по самые уши. Мы пропали!

– Не паникуй, – такса в задумчивости вышагивала по гримёрке. – Обманывать Пиппу Джонни больше не может, – она вопросительно посмотрела на горе-миллионера. Тот радостно кивнул и снова уставился в пол. – Остаётся единственный выход: рассказать ей правду. Если она по-настоящему тебя любит, Джонни, то поймёт и простит.

– А как же вы? – еле слышно пролепетал бродяга.

– Вот именно, а как же мы?!

– Не знаю… – Лада чувствовала себя деморализованной.

– Дорогой?! Что ты тут делаешь? – на пороге гримёрки стояла фрекен Карлсен. – Я тебя везде ищу… – она с подозрением оглядела возлюбленного.

– Дорогая, я заблудился. Хотел проведать тебя и сам не знаю, как здесь оказался. А это, наверное, твои знаменитые артистки? Выступление Эрминтруды было восхитительно! Я сидел в первом ряду и всё видел.

– Тебе понравилось? – растаяла Пиппа. – Но, любимый, тебе не следует здесь находиться. Отправляйся в зал, скоро наш выход. Впрочем, я провожу тебя – не ровён час, забредёшь к крокодилам.

– Сгораю от нетерпения увидеть тебя в нарядах от Готье!

– От Версаче, – поправила Пиппа. – Милый, сегодня я буду выступать лишь для одного человека! – голос у Пиппы стал приторно сладким. – Франтиш… Клеопатра, живо собирайся!

– «Моя драгоценная», «мой любимый»… – передразнила левретка. – Тьфу! Противно!

– А они и вправду влюблены, – две рыжих чёрточки над глазами таксы приподнялись и сложились в глубокую складку.

– Наш план летит в тартарары! Ты вообще о чём думаешь, мисс Сама Доброта?

– Заставлять Джонни и дальше обманывать Пиппу – подло. Я не могу этого сделать.

– Тогда это сделаю я! И поверь, моя лапа не дрогнет, – в Юлькином голосе было мало убедительности.

– Готовится к выходу «Кошкин дом». Фрекен Карлсен, вы следующая, – объявили по селектору.

– Пора, поговорим позже, – Лада разгладила на юбке мелкие складки и шагнула к двери.

– Если так пойдёт и дальше, мы до самой смерти будем носить юбки с дыркой для хвоста! – Юлька всхлипнула.

– Как говаривал старина Стефан Цвейг: «Когда меж кошкой и собакой возникает дружба, это не иначе, как союз против повара». Встречаем, на арене цирка «Кошкин дом»!

Выстроившись парами и взявшись за лапки, кошки и собаки чинно-благородно выходили на арену. Все артисты были примерно одного роста. Пудель и сиамский кот, болонка и бурманская кошка, той-терьер и канадский сфинкс, похоже, относились друг к другу с приязнью и даже симпатией. Казалось, четвероногие артисты демонстрировали номера, которым были обучены не по требованию дрессировщика, а от пылкости чувств и благородного сердца. Да и просто ради собственного удовольствия!

– У меня лапы вспотели, – пожаловалась такса.

– Не волнуйся, – подбодрила её левретка. – Это Пиппе надо нервничать. В таком платье уместно появиться разве что в обществе слепых. Люди бессовестно врут, когда говорят, что любовь преображает человека!