Текст книги "Приключения чёрной таксы"

Автор книги: Анна Никольская-Эксели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 11

В логове врага

Вечернее небо из пасмурно-голубого на глазах становилось серым, серо-синим, постепенно превращаясь в жидкий индиго. Со стороны ворот доносился неразборчивый заливистый лай. В сумерках было трудно что-либо разглядеть, но за оградой явно творилось что-то неладное. Двое охранников с фонарями и криками гонялись за небольшой лохматой псинкой. Увёртываясь от стражи, собака старалась привлечь к себе чьё-то внимание. Она отчаянно лаяла и грудью бросалась на решётку.

– Что там происходит? – насторожилась такса.

– Нам некогда! – отрезал Гарри. – Надо попасть в башню до полуночи.

В саду было совсем темно. Лишь луна, похожая на поднос из нержавейки, тускло освещала землю. Густо разросшиеся ветви дубов отбрасывали чёрные тени. В клумбах до утра заснули цветы. Едва различимые в сумерках, они тревожно наклонялись друг к другу и словно бы перешёптывались. Ночью, среди перепутавшихся на дорожках теней, Лада не узнавала сада. Ей стало жутко среди этого величественного безмолвия, в котором отчётливо слышались их шаги. Казалось, сад был наполнен затаившимися кровожадными врагами, со злой усмешкой следящими за каждым её движением. И в то же время какая-то головокружительная отвага щекотала собачье сердце.

Предметы один за другим, как робкие зверюшки, забывшие о предосторожности, выступали из мрака. В небе ясно вырисовывался зловещий силуэт одинокой Восточной башни. В её иссиня-чёрной тени царила чуткая, пугливая тишина. Лунный свет, прорезавшийся сквозь чащу деревьев, скользил по старой кладке, отражаясь в мёртвых окнах.

Беспокойное Ладино сердце учащённо забилось. Толстые чёрные птицы пролетели над головой и, разевая клювы с зелёными светящимися языками, пронзили криками тишину.

– Те самые вороны, которые указали на карлика! – дрогнула Лада. – Он рядом…

– Неумеренное потребление ужастиков сведёт с ума даже гладкошёрстую таксу. Я в эту потустороннюю дребедень не верю, – как можно спокойнее прошептал Гарри.

Стало очень холодно. От сырости не попадал зуб на зуб. Луна как-то быстро, в один момент, спряталась за тучи. Мрак сгустился и стал затапливать всё вокруг.

– У меня уже хвост судорогой свело от холода! – не вытерпела Юлька. – Сколько можно в этой засаде сидеть? На нас скоро мох вырастет. Ясно же, что в башне никого нет.

– Пожалуй, пора, – согласилась Лада. – Идём по одному, быстрыми перебежками, – на секунду она ощутила в душе колебание, почти страх. Такса прижалась к земле и засеменила навстречу неизвестности.

– Они не заперли дверь.

– Разве ты не понимаешь, что это ловушка! – запаниковала Собакевич.

Как трое кроманьонцев, друзья с трудом сдвинули тяжёлую, скрипучую дверь и в нерешительности замерли на пороге. В лицо пахнуло ледяной сыростью, будто кто-то распахнул дверцы холодильников во всём мире одновременно. Такса принюхалась. Мёртвый, застоявшийся воздух казался шершавым, как если бы разные запахи от старого хлама перемешались и кисли тут закупоренными целую вечность.

Лада сделала шаг и погрузилась в полнейший мрак.

– Вы идёте?.. дёте?.. ёте? – раздалось гулкое эхо.

– Мы здесь…здесь…десь…есь, – подтвердил Гарри.

Дверь резко захлопнулась. Вторя ей, с грохотом захлопнулись сотни других дверей, стократно отражённых эхом.

– Похоже, наш мост сгорел…

Троица медленно, на ощупь кралась вперёд по длинному коридору, по скользкому наклонному полу. Дорога вела в подземелье. Постепенно звуки становились невесомей и приглушённей, словно рождались в другом, далёком мире. Даже эхо испуганно отступило. Мёртвая тишина водой вливалась в уши храбрецов.

– А квадратура тут приличная! – присвистнула левретка. – Интересно, из спальни до туалета Альбинос часа полтора на трамвае пилит?

Гарри замер:

– Стойте, там кто-то есть!

В темноте неясным силуэтом к ним приближалась какая-то нелепая фигура.

– Врубаем турбопривод и назад! – страшным голосом заорала левретка.

Это был ОН.

Во всём его облике чувствовалось что-то противоестественное. Руки, ноги, голова – всё было маленьким, будто человека нормальных пропорций клонировали в масштабе один к трём. Карлик остановился в нескольких футах и молча уставился на троицу. Он явно наслаждался их ужасом. Гнуснее этого типа Ладе встречать ещё никого не доводилось. И дело даже не в том, что карлик был уродлив. В нём ощущалось что-то гадкое и отвратительно скользкое. Чем яснее становились черты уродца, тем больше Ладе хотелось скорее бежать, бежать подальше отсюда!

Лицо незнакомца казалось плодом творчества душевнобольного художника. Маленькие, широко посаженные глаза были, как у добермана, – не выражали ничего, но от их взгляда становилось жутко. Изрытые оспинами щёки ввалились, слипшиеся, грязные волосы висели паклей. Карлик ухмылялся безгубым ртом с чёрными заострёнными, словно заточенными, зубами. Вместо носа посреди лица зияла чёрная пропасть. Это исчадие ада казалось Ладе всего лишь сном. Кошмарным, безобразным сном…

– Пожилой человек, вам чего? – с опаской выглядывая из-за Гарри, крикнула левретка.

Карлик что-то нечленораздельно проскрежетал клыками.

– Труп и то разговорчивее. У него несколько бараний взгляд, не находите? – расхрабрилась Юлька.

И тут он заговорил, но и это произошло опять-таки не как у всего остального человечества.

– И-и-е а о-о… – похожим на кашель голосом, вымолвил карлик, сверкнув длинным, тонким и ужасно красным языком с острым, быстро вертящимся кончиком.

Ладу словно ударило в солнечное сплетение. Это был тот самый голос, который она слышала по телефону!

– У этого типа рыльце явно в пушку. Сдаётся мне, что он заодно с Бэрримором. Надо установить контакт, – Гарри сделал два шага вперёд. – Многоуважаемый, мы к мистеру Бэрримору. Ты знаешь, где он?

– И-и-е а о-о! – рот коротышки заходил ходуном.

– Неадекватный какой-то… Как же от него несёт! – сморщилась левретка. – Господин Как-вас-там, своими носками вы подвергли мой бедный нос химической атаке. Вам не стыдно использовать столь изуверское оружие против маленьких и безобидных собак?

– И-и-е а о-о!!! – в третий раз завопил коротышка. Страшная гримаса ярости исказила его и без того безобразное лицо.

– На какой хвост мы ему наступили?

– И-иди-ите за-а мно-ой, – наконец выговорил карлик разборчиво. Каждое произнесённое им слово вонзалось в уши острыми осколками.

– Может, тебя ещё и на спине до дома подвезти?

Карлик уставился на левретку цепким, липким взглядом. Чернышёва заметила, что у него дёргается уголок рта.

– Тихо, он тебя понимает! – в ужасе воскликнула она.

Но было поздно.

Сорвавшись с места, карлик тремя твёрдыми шагами подскочил вплотную к друзьям, волчком закрутился на месте и забормотал что-то невнятное.

У Чернышёвой вдруг заломило в глазах. Веки налились тяжестью и закрылись. Сладкая дремота овладела ею, сковав и обессилив тело. Лада погружалась в темноту, ощущая странную невесомость – она словно падала с невероятной высоты. Но реальность была ещё кошмарнее…

ГЛАВА 12

Тайна Восточной башни

Яркий свет ударил по глазам, и ноздри наполнились едким запахом щёлочи. Лада пошевелила озябшими лапами – все на месте. Приоткрыв правый глаз, она осмотрелась.

Огромный, угрюмый, убивавший тоской зал: каменные, поеденные плесенью стены, низкий сводчатый потолок, чудовищный, сгнивший шкаф у стены… Комната выглядела декорацией к спектаклю о средневековых вампирах. В центре зала на гранитном полу замерла гигантская установка, размерами не уступавшая вокзальной платформе. Ржавую арматуру агрегата окутывали старые оголённые провода. Толстый рваный кабель извивался по комнате хвостом хищника. Бесчисленные трубки, колбы, пробирки, покрытые бурой грязью, громоздились рядами. Больше всего это чудовище напоминало подпольную химическую лабораторию.

– Вставайте! Хватит надгробными плитами прикидываться! – взвизгнул кто-то.

Продрав левый глаз, такса с трудом поднялась. Юлька и Гарри, впрочем, как и она сама, тяжёлой цепью были прикованы к изъеденной ржавчиной батарее. Мальчику связали руки. Левретка стонала, бессильно опустив измождённую морду.

– Ну что, очухались? – по залу лениво и вяло, с пренебрежением расхаживала…

– Бисти, отпусти нас немедленно! – отрывисто рявкнула Чернышёва.

– Ишь чего захотела! Вам теперь отсюда не выбраться. Между прочим, вас сюда никто не приглашал!

Левретка нервно приподняла верхнюю губу, оголив ровные клыки:

– Стоит мне поплотнее сжать челюсти, и твои бренные останки тотчас погребут в могиле! А кошачьи похороны в наши дни денег стоят!

– Советую тебе не рыпаться, – с угрозой сказала кошка. – Иначе узнаешь меня поближе!

– Я и так тебя знаю. Ты – Бисти, кошка – мерзавка Бэрримора, жрёшь живых мышей и носишь усы.

– Бисти, предоставь это мне, – дверь старого шкафа отворилась, и из него, словно чёрт из табакерки, выпрыгнул Бэрримор. – Жаль, конечно, что я не говорю по-вашему, как Гарри. Но что поделаешь, если собаки понимают людей, а те даже друг друга не всегда понимают. Хотя, держу пари, если бы собаки умели говорить, они не казались бы такими умными, – Альбинос в упор разглядывал Ладу.

Подняв шерсть на загривке, такса зарычала.

– Правильно, – улыбнулся Бэрримор. – Я тоже не доверяю людям. Разве только самому себе. Когда человек протягивает руку, гораздо умнее укусить его, чем позволить себя ударить.

– Бэрримор, мне всё известно! Отпусти нас и давай поговорим начистоту, – Гарри попытался встать.

– Что же такое ужасное тебе известно? – повёл бровью Альбинос.

– Всё! И в частности, твой маленький секрет. Сознайся, ты ведь обманом убедил сэра Николаса составить дарственную?

– О чём это ты?

– Дарственную, по которой в день своего тринадцатилетия, а именно сегодня, ровно в двенадцать часов ночи, Кристофер станет владельцем всего состояния Стивенсонов! – на одном дыхании выпалил Гарри.

– Неужели? – наигранно удивился Бэрримор. – И зачем это мне, интересно?

– Сэр Николас давно планировал отойти от дел и посвятить себя науке. Разумеется, Кристофер слишком молод, чтобы заниматься делами, поэтому его попечителем и наставником становишься ты, Бэрримор. Когда хозяин принял это решение, Кристофер был абсолютно здоров. Однако сразу после подписания дарственной Крис тяжело заболел. Какое любопытное совпадение, не так ли? – Гарри не скрывал от Бэрримора своего презрения. Казалось, даже теперь мальчик совершенно его не боялся. – Я абсолютно уверен, болезнь Кристофера – это твоих рук дело. Одного не могу понять, чем ты изводил Криса? Яд? Но как тогда убедил доктора в том, что он болен раком? Неужели Герценштубе с тобой заодно?

– Ну допустим, всё, что ты сейчас сказал, правда, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Бэрримор. – Хотя это ещё нужно доказать. Но прости, какие у меня резоны? Если Кристофер умрёт, все деньги снова перейдут Николасу.

– В том-то и дело! После смерти Криса ты планировал извести всё семейство Стивенсонов. Сначала Элизабет, затем и самого сэра Николаса. Зная характер хозяина, ты был уверен, он не станет заниматься дарственной сразу после смерти сына. Тем более, если заболеет Элизабет.

– К чему же такие сложности? Не проще ли убить всех и сразу? – Альбинос усмехнулся.

– Ты люто ненавидишь хозяина. Ты хотел бы не просто сделать его нищим, но насладиться его страданиями, – Гарри перевёл дыхание. – И знаешь, на эти догадки меня навела Бисти. Не отличаясь большим умом, она все уши нам прожужжала о том, что ты строишь какие-то коварные планы…

– Как драматично! Интересно, и для чего мне всё это нужно? Меня вполне устраивает моя высокооплачиваемая работа. А после смерти Стивенсонов я автоматически её теряю. Ты что-то говорил о ненависти? С какой стати мне ненавидеть Николаса? Согласен, я не питаю к нему тёплых чувств, но это мой работодатель.

Разве не глупо терять всё ради какой-то мифической ненависти?

– Возможно, ты был бы прав, если бы не одно «но»… – Гарри пристально посмотрел на Альбиноса.

Глаза Бэрримора превратились в узкие щёлки.

– На днях я слышал ваш разговор с сэром Николасом. Он очень нервничал и, забывшись, назвал тебя братом.

Лада ахнула.

– Да, Франтишка, Бэрримор – сын сэра Патрика Стивенсона, рождённый вне брака. И сэр Николас знает об этом, а потому не прогонял Альбиноса из замка. Ему жаль тебя, Бэрримор. Мистер Стивенсон и не догадывается, какую змею пригрел у себя на груди. Всю свою жизнь Бэрримор прожил в замке, но даже перед смертью сэр Патрик, боясь осуждения высшего света, не осмелился признать своё отцовство. Таким образом, если наследство переходит Кристоферу и он, а затем и родители его умирают, единственным наследником становится родной дядя мальчика, то есть ты, Бэрримор. Не сомневаюсь, что документы, подтверждающие твоё знатное происхождение, уже припрятаны в надёжном месте.

Альбинос ухмылялся, картинно развалившись на грязном диване.

– Разумеется, у сэра Николаса есть ещё и кузины. Поэтому предусмотрительный Бэрримор всеми правдами и неправдами уговорил хозяина перевести всё на имя Кристофера. После родителей у Криса ближе родного дяди никого нет.

– Браво! – Бэрримор театрально зааплодировал. – Признаться, я не ожидал от тебя такой прыти! Что ж, раз вам всё известно, не вижу смысла более скрываться. Ты прав, Стивенсон-младший заболел с моей лёгкой руки. Вернее, с лёгкой руки Карла – моего преданного раба, – Бэрримор кивнул на карлика.

Безобразная морда Карла раздвинулась широкой улыбкой.

– Дурак Герценштубе тут ни при чём. Карл – профессиональный алхимик и чёрный маг в седьмом поколении, – степенно продолжал Альбинос. – Провести современную медицину ему проще, чем почистить яйцо. Он обладает редкостным даром: обожает убивать и делает это изощрённо и со вкусом. Убивать для него и удовольствие, и развлечение, и, поверьте, нелёгкий труд. К тому же Карл знает более тысячи рецептов самых страшных ядов – тут Бэрримор некстати разразился долгим хохотом с переливами и перекатами.

– В нашем случае нужен был особенный яд, – успокоившись, продолжил он. – Чтобы никто не догадался, что мальчишка умирает не своей смертью. И Карл нашёл такое средство – яд древних инков. От него умирают долго, мучительно долго. Я не торопился, добавляя яд в пищу и лекарства постепенно, маленькими дозами. Всё должно было выглядеть естественно. И всё шло по плану, пока не появились вы, – он злобно глянул на собак. – Крысёныш укатил в Чехию и моментально стал выздоравливать. Время поджимало, и я приказал Карлу припугнуть вас по телефону. Всё остальное вы сделали сами. Дурачина Николас купился, как первоклассник.

– Какой же ты негодяй! – в сердцах крикнула левретка.

– Но ведь собаки были зачем-то тебе нужны? – Гарри смотрел на Бэрримора с вызовом.

– Не собаки, – поправил Бэрримор, – а собака. Мне нужна была лишь одна, неважно – Отка ли, Франтишка… Или как вы там друг друга зовёте? Лада и Юлька, кажется? Две героини нужны были для подстраховки: не полюбит Крис одну – полюбит другую. Стены в замке, хоть и толстые, но уши у Карла, понимающего язык зверей, большие. Узнать, кто вы такие на самом деле, мне не составило труда, – Бэрримор беззаботно улыбался. – По рецепту в состав яда входит один ингредиент – самый важный, без него идеального результата не достичь. Ведь всё должно походить на рак, даже если проведут вскрытие. Этот ингредиент – кровь дорогого сердцу животного. Первоначально эта роль возлагалась на Бисти.

Слушая хозяина, кошка равнодушно поглядывала по сторонам и небрежно помахивала хвостом. По её движениям, хвосту и усам было видно: она глубоко презирает всех присутствующих, включая собственного хозяина.

– Я принёс её в замок котёнком в тот год, когда родился Кристофер, – продолжал Альбинос. – Я десять лет вынашивал план мести. Бисти росла в башне – до поры до времени я скрывал её от людских глаз. И это было ошибкой. Возможно, мальчишка и привязался бы к Бисти, если бы знал её с детства. Но я перестраховался, а кошка не справилась – характер тяжёлый, с Крисом они не поладили. Мальчишка не особенно любил животных. Тогда пришлось ему подсунуть «Приключения Отки и Франтишки», ведь Кристофер обожает читать! Ничего подходящего не было, и я нанял этого непризнанного гения Кнедлика написать что-нибудь в нужном ключе, – Бэрримору доставляло удовольствие обнародовать свои злодеяния. Он сиял, как глянцевый голландский огурец. – Старый тщеславный олух работал со спокойной совестью – он ни о чём не догадывался. Моя задумка сработала – Кристофер привязался к Франтишке, – Альбинос остановился и пристально посмотрел на таксу. – Но, как ни прискорбно, сегодня именно твоя кровь убьёт сопляка.

– Да у него от злости в голове предохранители перегорели! – в ужасе прошептала Собакевич. – Это не человек, это – кукла!

– Ради денег ты хочешь убить ни в чём не повинного ребёнка? – тихо спросил Гарри.

– Не ребёнка, а уже двух, любезный враг мой. Плюс двух собак, – поразмыслив, добавил Бэрримор. – Если бы ты не совал свой любопытный нос куда не надо, вероятно, остался бы жив. Однако здесь замешаны не только деньги. Ты прав: я хочу видеть Николаса раздавленным. Всю жизнь я презирал этого недалёкого аристократишку, которому повезло быть официальным отпрыском знатной фамилии. Богатство не его заслуга, оно свалилось с неба в ту самую секунду, когда он появился на свет. А я всю жизнь работал, чтобы чего-то стоить. Хотя я точно такой же урождённый Стивенсон! Однако я сумел перехитрить его, и сегодня – ночь возмездия!

– Твоя ненависть не стоит человеческой жизни. Чужое богатство не принесёт тебе счастья, – Гарри делал последние попытки увещевать безумца.

– Чужое – нет, но это богатство моё по праву! Отец любил меня. Лишь предрассудки не позволили ему открыться, – горько усмехнулся Бэрримор. – Что ж, хватит лирики. Карл, заводи агрегат!

Услышав приказ, хранивший неподвижность карлик включился, как робот. Пружиня, он подошёл к адской машине и опустил рычаг. Внутри агрегата что-то щёлкнуло и пронзительно взвыло.

– Это тоже одно из изобретений Карла – идеальная машина по производству ядов. Тебе, Франтишка, выпала великая честь быть умерщвленной с её помощью!

Надев толстые рукавицы, Альбинос подошёл к Ладе. Такса волчком крутилась на цепи, тщетно пытаясь высвободиться. Она попыталась укусить негодяя, но рукавицы защищали надёжно. Бэрримор нажал красную кнопку, и из чрева машины выдвинулась платформа из толстой резины. Он закрепил на ней собаку ремнями. Вверху вновь что-то щёлкнуло. Чернышёва задрала голову: ещё одна платформа медленно, рыча, точно дикий зверь, опускалась вниз.

«Пресс…» – мелькнуло в голове.

Широкогрудый карлик с мрачным узколобым лицом крепко держал рычаг.

– Немедленно выключи! – Юлька рвалась из последних сил. Готовая задушить себя, она кидалась в разные стороны, переворачиваясь через голову, когда короткая цепь сбивала с ног. Собакевич умоляюще завизжала:

– Бэрримор, отпусти её!

Альбинос оставался равнодушным, наблюдая, как пресс медленно, но верно двигался на Чернышёву.

«Не вырваться, – с тоской думала такса, разглядывая ромб лунного света на полу. Ей вдруг вспомнились друзья, школа, тётя Вера. Знакомые с детства лица калейдоскопом сменялись перед глазами. Франя…»

Грусть подкралась незаметно, постепенно овладевая ею, как потёмки комнатой. Сейчас Лада Чернышёва была маленьким, обезумевшим от страха зверьком, попавшим в западню. И вот что странно – ей уже не хотелось вырываться, бороться, даже жить не хотелось. Чем безнадёжнее становились мысли, тем быстрее ужас уступал место отчаянию.

– Я знал, что ты примешь смерть стойко, – похвалил её Бэрримор. – На свете нет ни одного человека, который слышал бы, как умирает собака. Собаки умирают молча.

«Наверное, я уже и вправду перестала быть человеком…»

– Отпусти её, негодяй! – взвыла Собакевич.

– Заткнись! – Альбинос с размаху саданул её сапогом.

– О-ox! – Юлька вскрикнула протяжно и упала.

Лада смотрела на это, мучительно осознавая своё бессилие. Пресс скрежетал металлом над самой головой.

«Всё кончено» – собака с безысходностью посмотрела вверх. Под самым потолком находилось единственное маленькое окошко, через которое виднелся кусочек луны.

– Не хочется умирать, когда на небе такая красивая луна, – прошептала такса.

Ей вдруг почудилось, что у луны есть глаза. Она смотрела этими карими глазами на Ладу и тихонько поскуливала.

Вдруг с луной что-то произошло. Она затряслась, задрожала и, сверкнув напоследок серебром, рассыпалась на сотни осколков.

ГЛАВА 13

Операция спасения

Из окна выпрыгнули четверо: Бережливец, Фру-Фру, Мяфа и… Чарли! Их неожиданный манёвр по силе впечатления походил на прибытие гонца с вестями в греческой трагедии. Для кого-то эти вести были хорошими, а для кого-то…

Как гуттаперчевые резиновые мячики, они соскочили на пол и бросились на Бэрримора. Завязалась потасовка. Колбы, пробирки – всё летело на пол, билось о каменные плиты с тяжёлым уханьем метеоритного дождя. Всё, что имело форму, перемалывалось в мелкую стеклянную крошку.

– Чарли, останови пресс! – крикнула Собакевич.

Услыхав её голос, Чарли кинулся спасать любимую. Но то ли сила отчаяния увеличилась, то ли цепь проржавела насквозь – после очередного рывка, когда у Юльки потемнело в глазах от удушья, она высвободилась и бросилась к карлику. Карл, как истукан, намертво прилип к рычагу. Собакевич неслась через зал, как бешеная, ничего не видя и не слыша вокруг. Произошла быстрая и отвратительная сцена: с разбегу левретка вцепилась Карлу в штаны.

– А-а! – взвыл тот с пронзительностью паровозного свистка и с чудовищной силой отшвырнул Собакевич в сторону.

– Беру его на себя! – развязав наконец бечёвку, Гарри отстегнул цепь и с кулаками кинулся на карлика, пытаясь оторвать его от рычага. Но несмотря на рост, Карл обладал недюжинной силой. Он с лёгкостью отправил мальчика в глубокий нокдаун.

Пресс неумолимо опускался, заставив таксу согнуться в три погибели.

Подскочив к машине, Чарли закрутился вокруг волчком, не зная, что делать дальше.

– Надо замкнуть провод! – крикнул Гарри. Ударившись о стену, он, похоже, вывихнул ногу.

– Понял! – не растерялся Чарли. Гигантским прыжком очутившись у наскоро скрученных, оголённых проводов, он элегантно задрал на них лапу.

В глубоком чреве агрегата что-то треснуло, зашипело, во все стороны снопом посыпались искры. По кабелю пробежала голубая молния, быстро перекинулась на агрегат, заискрила и ударила в карлика, с ослиным упорством не отпускавшего рычаг. Коротышка затрясся, лицо его побагровело, глаза вылезли наружу и заходили колесом. От Карла повалил густой, едкий дым. Сотрясаясь, он рухнул на пол и задёргался в предсмертных конвульсиях.

Котята с утроенной силой продолжали царапать Бэрримора.

– Бисти, спаси меня! – голосил Альбинос.

– Сейчас, сейчас, – с кошачьим надрывом проорала кошка и бросилась ему в лицо, норовя попасть когтем в глаз.

Адская машина издала протяжный вздох и затихла. Пресс застыл в воздухе в каких-то дюймах от скрюченной таксы. В наступившей тишине стало слышно, как в четыре носа сопели кошки, терзая несговорчивого Альбиноса. В ответ тот ругался отборной бранью.

– Он нужен нам живым! – подковыляв к Бэрримору, Гарри скрутил ему за спиной руки.

– Отка, ты в порядке? – взволнованно спросил Чарли. Высунутый наружу язык вздрагивал от частого дыхания, а шерсть стояла дыбом. Его лишь чуть-чуть тряхнуло током – он вовремя успел отскочить.

– В полном! Не считая отбитого живота и тяжёлой душевной травмы, – к Собакевич уже вернулась её обычная ироничность.

– Бедная! – не успела левретка опомниться, как шершавый язык облизал разом всю её мордочку.

– Ребята, помогите Франтишке… то есть Ладе! Чего уж скрывать… – попросил Гарри котят.

Почти раздавленная, но спасённая и счастливая, такса дрожала.

– Всё кончилось, – констатировала левретка. – А главное, в нашем полку прибыло и обошлось без жертв. Смотри, какое мы поколение вырастили. Леопарды! – Юлька кивнула на котят. – Видишь, Бисти, иногда и кошки становятся настоящими мужиками. Кстати, почему ты не спасала хозяина?

Бисти сидела статуей, лишь изредка жалобно моргая.

– Тебе, может, и хозяин, а мне двоюродное наплевать, – упавшим голосом сказала кошка. – Он всю жизнь третировал меня под видом дружбы, свысока и деспотически, – прибавила она с досадой.

– Не всё коту масленица, вот тебе и день вьетнамской кухни… – Юлька подошла к дымящимся останкам Карла. – Похоже, этому пора в крематорий. – Тебе надо было становиться пожарным, но никак не алхимиком.

– Отпустите меня, – подал голос Бэрримор. Исцарапанный в кровь, он не мог пошевелиться – Гарри накрепко привязал его к стулу. – Клянусь, мстить я не стану!

– Пускай хозяин решает, что с тобой делать. И полиция во всём разберётся…

– Вы всё равно ничего не докажете. А за убийство Карла придётся отвечать, – Альбинос улыбался. Даже в безвыходном положении он умудрялся говорить свысока.

– Осточертел! – в сердцах воскликнул Гарри и воткнул в рот Бэрримору кляп из старой тряпки.

– Что здесь происходит? – на пороге стоял Николас.

– Что здесь происходит? И почему мистер Бэрримор в таком виде?

– Сэр, я сейчас вам всё объясню, – обрадовался Гарри.

– Постой, а это что такое? – Николас в изумлении смотрел на обгоревший труп Карла.

– Это Карл – слуга Бэрримора. Вернее, бывший слуга. Его убило током, – сухо пояснил мальчик.

– Какой слуга? Ничего не понимаю… Кто-нибудь может мне объяснить, что всё это значит?

Бэрримор громко захныкал, выразительно вращая зрачками и завязав ноги узлом.

– Гарри, немедленно вынь кляп! – приказал Николас.

– Воля ваша, – негритёнок выдернул из его рта тряпку. Бэрримор глухо закашлялся.

– Я хочу сделать заявление, – отдышавшись, выпалил он. – Здесь произошло убийство. Мальчишка вместе с собаками ворвались в башню с целью ограбления. Мой слуга был спалён заживо.

– Он лжёт! – вскипела левретка.

– Это правда, Гарри? – взгляд Николаса обжигал морозом.

– Не совсем. Я сейчас вам всё объясню, – повторил мальчик.

Через слуховое окошко в комнату вползал серенький рассвет. Выслушав сбивчивый рассказ Гарри, сэр Стивенсон молчал. Жёлтый, с искривившимся лицом и вздрагивающими губами, Альбинос брезгливо ухмылялся.

– Бэрримор, как вы всё это объясните? – прервал своё молчание Николас.

– С этого момента я буду говорить только в присутствии адвоката, – хладнокровно заявил Альбинос.

– Не валяйте дурака. Ответьте, правда ли то, что рассказал Гарри?

Бэрримор с достоинством пожал плечами и выразительно мотнул головой. Лишь бегающий взгляд выдавал его волнение.

– Значит, вы отказываетесь говорить? – уточнил Николас. – В таком случае мне придётся вызвать полицию.

Сад спал, изредка шевелясь и вздыхая. В воздухе висел густой цветочный аромат. Полоски розовых облаков прорезали поблёкшую синеву уходящей ночи. Солнце всходило, большое и жёлтое, по-летнему тёплое. Через приоткрытое окно доносились голоса птиц, славящих приход нового утра.

Николас тихонько отворил дверь в спальню.

– Вы нужны ему сейчас больше, чем мы, – он легонько подтолкнул собак вперёд. – Элизабет, пойдём.

Женщина так и не сомкнула глаз всю ночь, дежуря у постели сына.

Лада подошла к кроватке. Её сердце колотилось у самого ошейника. Она заглянула больному в лицо. Несмотря на страшные изменения, произошедшие за эту ночь с мальчиком, Лада узнала милое, родное личико и поняла горькую истину.

– Крис! – тихонько позвала собака.

Такса безнадёжно ткнулась холодным носом в руку ребёнка.

Мальчик лежал неподвижно. Лишь хриплое дыхание говорило о том, что он ещё жив.

– Крис, очнись! Ты мне нужен. Я очень тебя люблю… – Лада лизнула бледное лицо.

Ребёнок не шелохнулся.

Широко раскрытые глаза собаки быстро замигали. Слезинка скатилась по длинному носу и, скользнув в уголок рта, оставила солоноватый привкус. Лада прижалась к умирающему мальчику.

И вдруг произошло чудо. Крис болезненно застонал и открыл глаза.

– Очнулся! – восторженно болтая ушами, левретка подбежала к кроватке. – Крис! Ты жив, дружище! – она энергично вскочила на постель, но опомнилась и тут же спрыгнула на пол. В её движениях, лае, в дрожании хвоста чувствовалось неподдельное счастье.

– Мои собаченьки, – еле слышно шепнул мальчик. Некое подобие улыбки появилось на измученном лице.

– Живой! – подрагивая, такса уткнулась мальчику в шею.

Крис вновь слабо улыбнулся. Жизнь возвращалась в истощённое болезнью тело.

– С днём рождения, – тихо сказала Лада.