Текст книги "Мрачные сны Атросити (СИ)"

Автор книги: Анна Крылоцвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6. Вредный огонь бунтарства

Прямоугольная серебристая камера с шипением наполнилась каким-то паром, который быстро осел. Затем включились яркие лампы, и Энигме пришлось хорошенько зажмуриться, чтобы ее не ослепило. Затем лампы погасли и дверь камеры отворилась.

Она ступила голыми ногами на холодный керамический пол. Наготы она не стеснялась, но сейчас чувствовала себя крайне неуютно. Ее встретила лаборантка Марта Шелти, чиркнувшая что-то в своем журнале.

– Все возможные вирусы и зараза устранены. Ваша одежда там.

Она указала на шкаф возле стены. Энигма задрала бровь, с непониманием глядя на Марту, и двинулась к шкафу. И зачем это сканирование здоровья, которое они провели с ней до чистки. К чему все это? Чтобы на допросе она не умерла от инфаркта, если у нее вдруг проблемы с сердцем?

– Здесь нет моей одежды, – сказала Энигма. В шкафу она обнаружила красный комбинезон арестанта.

– Вашу одежду мы утилизировали. Теперь это – ваше.

– А нижнее белье?

– Оно в боковом ящике.

Энигма принялась одеваться. Когда дело дошло до комбинезона, она с отвращением поморщилась. Затем распустила волосы.

– Нет-нет! – тут же запротестовала Марта. – Волосы должны быть собраны.

– Тогда я согласна только на высокий хвост, – капризным тоном заявила Энигма.

– Пучок.

– Лучше сразу пристрелите меня.

Лаборантка недовольно поджала губы, но спор прекратила.

– Пройдемте.

Она повела Энигму в соседнюю комнату. Там находился кабинет с компьютерными столами. За одним из них сидела доктор Катарина Милред, с которой Энигма повстречалась еще до начала всех процедур. Лаборантка велела Энигме сесть рядом.

– Проведем небольшой тест, – заговорила доктор сухим резким голосом. – Я назову вам цифры… Повторите: 3, 5, 7657, 432, 545.

– И каждый день вам приходится заниматься такой ерундой?

– Повторите: 3, 5, 7657, 432, 545, – лицо Катарины оставалось беспристрастным.

– Вы чувствуете себя полезной в такие моменты?

– Повторите: 3, 5, 7657, 432, 545.

– Эх… 3, 5, 7657, 432, 545.

Теперь в обратном порядке.

Грядущее пугало, и Энигма попыталась воспринять глупую проверку как средство борьбы с неизбежностью. Это средство не могло целиком избавить от рокового момента, но могло его оттянуть. И все же симптомы ожидания оставались мучительными: щекочущий страх, отчаянно пытающийся перерасти в панику. Этот страх был сильнее любопытства, Энигма с большой радостью отказалась бы от возможности узнать, каким он стал. Она многое отдала бы, чтобы никогда не попадать в эту цитадель.

– Пройдите тест на экране.

– Вы меня на работу принимаете, что ли?

– Я собираю психологические портреты преступников, – с каким-то превосходством во взгляде ответила Катарина. – А теперь пройдите тест на экране.

Энигма глянула в тест: «Я всегда не доверял незнакомцам, и каждый раз моя правота подтверждалась разными случаями». Скукотища.

– Я отказываюсь. Слишком умно для меня.

– Тогда мы будем вынуждены применить к вам силовые методы.

– Что ж, я потерплю.

Доктор нажала на кнопку стационарного телефона. Ей тут же позвонили. Она выслушала, тяжело вздохнула и вернулась к своему тестированию.

– Прошу, вы очень поможете центру управления, если пройдете тест.

– С какой стати мне помогать центру?

Катарина внимательно посмотрела на Энигму.

– Вы очень поможете лично мне. Сами понимаете, я обязана провести этот тест. Таков порядок.

– Не понимаю.

– Меня могут наказать.

– Это ваши проблемы, – сказала Энигма, но тут же устыдилась своих слов, вопреки своей воле. Болезненное сострадание ко всем живущим часто мешало ей в прошлом, и она старалась его в себе уничтожить и не связываться с другими людьми, не оказывать помощи, не вникать ни в чьи проблемы. Но время от времени жизнь утыкала ее в это носом. И порой вновь просыпалось это глупое чувство, даже там, где оно совершенно неуместно и никчемно. Вот и сейчас, доктор пытается ею манипулировать, а ей жаль эту женщину, застрявшую в системе, из которой она не способна выйти. Которая гордится своей ролью, будто властна над чем-то, хотя сама может в любой момент быть наказанной и отстраненной от дел.

– Вы просто ребенок, – недовольно отрезала Энигма, пододвигая к себе клавиатуру. – Играетесь со своими тестами, хотя могли бы по-настоящему помогать Атросити.

Катарина довольно прикрыла глаза. Энигма потыкала кнопки на клавиатуре, то и дело вздыхая от скуки, когда попадался объемный вопрос.

– Отлично. Теперь следующий тест. Вот вам десять рисунков. Возьмите карандаш, изобразите их на листе. Расставьте их в иерархическом порядке.

Иерархический. Господи, что это за бред? Как эти каракули можно вообще вписать в общую иерархию? Вместо символов Энигма нарисовала солнце.

– Вы уверены, что именно так хотите ответить на этот тест?

– Скажите, это ваш натуральный цвет или вы краситесь? – спросила Энигма, чувствуя, как нелепое тестирование начинает выводить ее из себя. – Никогда не встречала настолько коричневых волос.

– Прошу, расставьте десять рисунков в иерархическом порядке.

Энигма закатила глаза и принялась расставлять картинки. Вот это скопище пятен напоминает газировку, давно такой не пила. Пусть будет первым. А эта клякса похожа на доктора. Энигма прищурилась, глядя на худощавую чернобровую женщину с птичьими глазами и громадной родинкой около носа. Представила, как та пьет газировку.

– Вам когда-нибудь хотелось сладкого?

– Сахар – это наркотик.

– Что ж, как и вся жизнь. Она вызывает зависимость и привыкание, как вы считаете?

– Этот вопрос не относится к данному тестированию. Я не имею права отвечать на него.

– Понимаю, вы переживаете экстаз от единства с центром управления. Когда зубья вашего механизма сцепляются с зубьями других шестеренок, и эти повторяющиеся действия, это кручение вокруг одного и того же приводит в движение всю систему. Вы видите эту систему прекрасной, и себя как часть прекрасного. Поэтому отрицаете личное право ответить на личный вопрос.

Катарина смерила ее строгим взглядом.

– А что же можно сказать о вашей системе, госпожа? Если бы мне было все равно на благосостояние моего мира, я бы не стала заглядывать внутрь этого изношенного двигателя, о котором никто должным образом не позаботился, – тут в ее голосе появилось пренебрежение, – Хотя техника такого рода редко работает стабильно, – доктор ухмыльнулась и откинулась в кресле.

Энигма улыбнулась в ответ, как ни в чем не бывало, хотя внутри все напряженно сжалось. Неужели эта марионетка знает истинную природу Атросити? Нужно быть с ней осторожнее.

Катарина принялась тыкать пальцами в сенсорный экран, ее глаза, вооруженные миниатюрными очками, бегали из стороны в сторону, явно что-то вычитывая.

– Что ж, Энигма, ваша характеристика готова. Болезненное честолюбие, невозможность достичь личных целей и, в связи с этим, – демонстративное равнодушие и холодность.

Энигма почувствовала себя уязвленной, но вопреки этому скрестила руки на груди и насмешливо посмотрела на доктора. Пусть та видит, что ее нелепое тестирование годится лишь для потехи.

– Вы критически воспринимаете окружающую действительность, считаете ее несовершенной, но принимаете все как есть из-за собственного бессилия. С общественным мнением вы не считаетесь, действуете по-своему, ко всему, что не укладывается в вашу собственную систему ценностей, относитесь свысока. Хотя у меня большие сомнения насчет того, что система ценностей у вас целостная, скорее всего это несвязанные элементы понятий. У такого нестабильного и противоречивого психотипа не может сформироваться здоровой системы ценностей, отвечающей требованиям общества. Вы не можете брать на себя ответственность. Не можете управлять другими людьми, но можете сбить их с толку, потому что ваши обрывочные идеи могут быть яркими и заражать умы. В действительности вам плевать на других. Вас волнуют абстрактные философские вопросы, которые вы считаете фундаментальными, хотя с реальной жизнью они плохо связаны. Это ваше бегство от ответственности. Моральные и общественные нормы вами совершенно не усвоены. Вы склонны замедлять деятельность группы и нарушать ее моральное состояние нереалистическими мечтами. Вы внушаете себе и людям, что вы – бедная овечка и жертва обстоятельств, но на самом деле именно от вас исходит опасность для окружающих.

– Я вам ручку не золотила, – Энигма резко прервала доктора и пристально посмотрела ей в глаза. – Мне ваши гадания не нужны. Давайте перейдем к следующей процедуре.

Катарина хмыкнула, косо глянула на Энигму, затем уперлась в монитор. Спустя пару минут нерешительности она взяла трубку и вызвала конвой.

***

Он стоял в тени. За толстым стеклом проплывали мутные облака, сгущая пространство в одну вязкую субстанцию. Мерзко.

Он испытывал отвращение. Он делал все, чтобы его мир стал чище и правильнее. Все его разработки, изобретения и законопроекты служили одной цели – пресечь гниение в Атросити, но ему бесконечно казалось, что источник разложения все еще в городе. И острова не давали покоя: он чувствовал, как от них тянутся к городу грязные руки преступности. Злого бунта, дерзкого инакомыслия. Всего того, что привело к войне, которую удалось прекратить лишь заставив Атросити замолчать.

В своих фантазиях он видел сильных граждан, которые искренне чтят Кодекс и следуют ему, потому что знают: закон ведет к гармонии и чистоте. Но на деле жители Атросити оказались подобны лабораторным мышам. У них не было своей воли, и подчинялись они не из искреннего понимания, а из страха. Они прятались по углам, показываясь лишь когда подают корм. Иные же были подобны большим уличным крысам, способным к настоящему волеизъявлению, но их воля была отравлена чумой, и потому их отправляли на острова.

Между гниением и пресной серостью он выбрал второе, как наименьшее зло. Иного пути просто нет. Стоит ослабить хватку – и среди мышей обязательно появятся новые крысы, и вновь грянет хаос.

Результат есть результат, каким бы он ни был. Результат подчиняется определенным закономерностям, как и весь мир – определенным законам. Он устранил губительные беспорядки в Атросити, и это – главное. Остальное второстепенно. Остается лишь продолжать охранять покой города.

Темнота развеялась. В комнату кто-то вошел, взбудоражив датчики движения, отвечающие за освещение.

– Атрокс Моро, – высокий голос референта Сайма Герберта разорвал приятную тишину.

– Слушаю, – холодно отозвался президент, недовольный тем, что его потревожили.

– Полиция схватила экстремиста В-8-5-1-18-20, – референт зачитал цифры на экране своего браслета. Атрокс же помнил их наизусть, лишь бы не воспроизводить в памяти ее имя. Но оно тут же врезалось в мысли, яркое и громкое, словно прозвучавшее в живую… Энигма.

Он замер, пораженный внезапным испугом и смятением. В голове вдруг возникли будоражащие образы, противоречащие реальности Атросити. Яркое солнце, мягкая трава и радость ребячества. Бег под дождем. Поджог поля ради забавы. Немыслимо! Эта память принадлежит другому человеку. Он здесь ни при чем.

Атрокс напряженно потер висок, прогоняя непрошенные мысли. Законы были четко прописаны в Кодексе, и всех преступников после поимки отправляли на тот или иной остров в соответствии с их категорией. Категорию определял Комитет стабильности. Но на Энигму у Атрокса были иные планы. А теперь он вдруг почувствовал то, что давно не ведал – страх. Страх собственной слабости. Он был жесток в принятии решений, но хватит ли у него духу распорядиться ее судьбой? Спустя целую вечность он не мог представить себе момент встречи. И не хотел, он всегда подавлял любые фантазии на этот счет. Ведь нечто, связанное с ней, таилось у самых истоков его существования.

Атрокс глубоко вдохнул. Нельзя давать волю эмоциям, они мешают трезво мыслить.

– Подготовьте комнату для переговоров, – приказал он.

Полукруглая стена напротив дверей представляла собой одно сплошное выпуклое окно. Густая вереница облаков за толстым стеклом надежно скрывала город. Темный гладкий стол отражал сияние ламп, твердые кресла пустовали – все, кроме одного, стоявшего к окну ближе всех и повернутого лицом к дверям. Слабое свечение по его бокам говорило о том, что функция обездвижения активирована.

В прошлом переговоры проходили чаще, и все эти кресла служили лишь простой мебелью – до тех пор, пока не случались жесткие разногласия. И когда это происходило, любое из кресел мгновенно превращалось в ловушку, не давая сидящему самовольно покинуть собрание. Так были пойманы все главы организованных движений, пытавшихся выйти из-под контроля Военной и Научной партий. Борцы за права трудящихся, протестовавшие против производства роботов. Представители Образовательной партии с требованиями амнистии для участников Духовной партии, прекратившей существование вскоре после окончания войны. Бывшие главы Морской и Экономической партий, требующие организацию выборов при разработке новых глав Кодекса. Борцы за права заключенных, ратующие за возможность преступникам звонить своим семьям. Всех пытались образумить, разными способами, и в случае неудачи ссылали на восточный остров. На несколько лет все затихло, и вот теперь комната переговоров вновь оказалась нужной.

Она сидела в кресле. Атрокс застыл в дверях, не решаясь пройти внутрь, будто попал в клетку с диким хищником. В этот момент он ненавидел себя, ведь никаких достойных причин для беспокойства не было.

– Мистер президент, – насмешливым тоном поприветствовала Энигма.

– Что тебя развеселило в твоей фразе?

Она попробовала шевелиться, безуспешно.

– Как неудобно, – затем внимательно посмотрела на Атрокса. – Ты ведь и сам знаешь ответ.

– Просвети.

Послышался вздох.

– У жителей Атросити никогда не было выбора. И никогда не будет. Ты монарх, а не президент. К чему эти игры в республику?

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Может, объяснишь? Я правда хочу понять.

– Осознание собственной ограниченности – самое скверное, что может случиться с человеком. Я знаю это по себе и оберегаю от этого других.

– Знание рамок дает хоть какую-то определенность. Разве нет? Странно слышать это от тебя, ведь ты только тем и занимаешься, что устанавливаешь рамки.

– То, о чем мы говорим, сводит с ума. Об этом не нужно знать всем подряд. Пройдут эпохи, мир будет меняться. И мы с тобой – тоже, нас будут иначе звать. Но суть останется прежней.

Атрокс замолк и уставился в окно. От растерянности его словно сковало. Провалиться бы ему сквозь землю.

– Чего ты такой мрачный? – Энигма казалась непринужденной, словно и не попала под стражу. Но ее грудь часто вздымалась от учащенного дыхания, выдавая тревожность и страх. – Разве ты не победил?

– Победил? Побеждают соревнующиеся. Ты мне не соперник.

– Тогда зачем я здесь? – она нахмурилась, и маска притворной беспечности мгновенно слетела с ее лица. – Зачем нужно было объявлять меня вне закона? Неужели так мало предательств с твоей стороны?

Атрокс опешил от внезапных нападок. Последний раз они виделись где-то в начале времен. С тех пор многое изменилось. Разве чужие люди кидают друг другу упреки?

– Ни о каком предательстве не может быть и речи.

– Неужели? – Энигма выразительно вскинула бровь. – Мне казалось, что мы дружили. В те давние времена, когда мы с тобой были нечто иным, чем теперь.

– К чему вспоминать юность? – пренебрежительно бросил Атрокс и наконец прошел в комнату. – Тем более, это ты отвернулась от меня.

– Я боялась потерять себя. Ты ставил под сомнение все мои мечты, и всякий раз, когда я готовилась совершить что-то грандиозное, ты обрывал мне крылья.

– Твои мечты были лишь сказками. Я должен был указать тебе на это. Думаешь, я возвел бы Атросити на мечтах?

– Кто знает? Ты ведь не пробовал. Ты предпочел возвести его на страданиях.

– Это не правда, – отрезал Атрокс, поправляя ворот темно-синего военного кителя, украшенного отличительными нашивками. – И не тебе судить об этом.

Энигма устало вздохнула.

– Ничего не изменилось. Ты по-прежнему не слышишь меня. Я сбежала лишь потому, что ты своим поведением сам прогнал меня.

– Да разве ты сбежала? – Атрокс начал нетерпеливо ходить по комнате. – Ты все время была где-то рядом, забивала голову гражданам своими наивными идеями о свободе и безграничных возможностях. Они верили тебе. И что получилось в итоге? Жестокий мир показал, что наивным в нем не место. Атросити был не готов к этому, но я все исправил.

– Исправил? Ты стал тираном! К чему все эти бронированные слуги закона на улицах? Жители настолько ими запуганы, что думают, будто полицейские – не люди.

– Полицейские ходят в броне, чтобы в любой момент дать отпор Зверю. К тому же, страх помогает хранить порядок.

Энигма с упреком глянула на него.

– Ты превратил наш мир в тюрьму.

– Это лишь твое мнение.

И все же это мнение его задевало. Он посвятил себя служению народу. Он добивался мира и порядка, чтобы сохранить город. И он собирался сделать Атросити великой империей, когда придет подходящее время. Почему же она не может понять эту очевидную истину?

– Внешний мир полон зла. Теперь полон зла и Атросити.

– Это так. Но я работаю над этим.

Энигма внимательно посмотрела на него, и ее рубиновые глаза сверкнули в лучах множества ламп. Она выглядела взволновано.

– По-моему ты запутался.

– Нет. У меня есть четкая цель и четкий путь к ней.

– Почему ты думаешь, что не можешь ошибаться в намеченном пути?

– Потому что нет никого, кто видит дальше моего взгляда.

– А как же я? – совершенно искренне удивилась Энигма. – Я тоже кое-что вижу и знаю.

Атрокс надменно прищурился.

– Твои знания и действия привели к войне.

Энигма нахмурилась и опустила глаза.

– Возможно, я так и осталась наивной дурой, какой была много лет назад. Но и ты так и не избавился от максимализма. Я признаю, что порой гналась за химерой. А ты можешь признать, что не я одна виновата в войне? Атросити – целостная структура. Все в ней взаимосвязано. Так что несправедливо было объявлять меня вне закона.

– Я поддерживаю порядок, – уверено заявил Атрокс. – Я стремлюсь обезопасить жителей от твоего тлетворного влияния. Без него я смогу поставить Атросити на ноги.

– Неужели ты правда веришь в это? А как же Первородный Зверь, который все разрушает? Этот сгусток тьмы вырос из отчаяния, ненависти и боли тех, кто пропал в тюрьмах. Из тех людей, которых ты пытался вычеркнуть из Атросити. Как бы ты ни пытался избавиться от того, что не признаешь, оно возвращается в виде Зверя. И уничтожает город.

– Я не виноват в появлении Зверя. Его породила война. И раз уж на то пошло, преступникам дают приют, несмотря на их злодеяния, а они продолжают вредить Атросити, вскармливая Зверя своими пороками.

– Может, стоило для начала разобраться, почему те люди стали такими?

Энигма тоскливо глянула в сторону, словно видела там что-то печалящее. Атрокс невольно и совершенно неуместно залюбовался ее тонкой длинной шеей.

– Это просто их природа, – как можно спокойнее ответил он, прогоняя смутившую его мысль. – Ровно такая же неизменная, как и твоя. Ты – слабость Атросити. И заражаешь людей идеями мира, равенства, свободы чувств и поведения, а потом они сталкиваются с настоящим миром и не могут его вынести.

Энигма фыркнула.

– Я давно ничего подобного не делаю. В таком-то чистом и непорочном месте, как Атросити, разве можно вещать о свободе и радостях жизни?

– Многое в тебе изменилось, – Атрокс оценивающе посмотрел на Энигму, считая ее положение жалким, и изо всех сил старался игнорировать те изящество и стать, что подарило ей время. – Но ты все такая же чувствительная. Я уверен, война случилась из-за твоей слабости. Острая реакция на удары жизни порождает боль, сомнения, былые ценности начинают казаться неверными и их мгновенно пытаются сместить другие, почуяв слабость конкурентов. Эта буря чуть не погубила нас всех. Война стремительно шла к точке невозврата. А затем – один мощный, убийственный импульс, за которым я не уследил – и вот уже весь Атросити отравлен. Я не погружал мир в кому. Это случилось из-за отравления, к которому привела война. Наш мир мог погибнуть, но я удержал равновесие между жизнью и смертью.

– Ты действительно спас город, – признала Энигма. – Но этого недостаточно! Равновесие между жизнью и смертью слишком шаткое. Пора выводить мир из сна, который ты так ревностно охраняешь.

– Пусть лучше этот мир спит, – в сердцах ответил Атрокс. Он злился на нее, что она пытается учить его вещам, которых сама не понимает. И злился на себя, потому что совершенно не представлял, как осуществить то, о чем говорит она. – Я предпочту эту сонную пустоту тому хаосу, который следует за тобой.

– Только бесчувственный демон может насильно удерживать в коме целый мир, – горько усмехнулась Энигма. – Но ты, – она сверкнула глазами, – ты удивил меня, Атрокс. Я думала, что ты давно превратился в робота, но в тебе еще есть сентиментальность. Иначе к чему тебе нужно было устраивать эту аудиенцию со мной, когда можно было просто отправить на остров?

Атрокс прошел мимо кресла и подошел к окну, пытаясь высмотреть город сквозь серую вязкую пелену. Его сердце бешено колотилось. Казалось, впервые со времен войны он нервничал.

– Сентиментальность тут ни при чем, – сказал он, не оборачиваясь. – Я должен был убедиться, что этот вредный огонь бунтарства погас в твоих глазах.

– Звучит странно, – услышал он за спиной. – Ты не мог бы вернуться? Мне тяжело разговаривать со стеной.

Он боялся смотреть ей в глаза, но все же отошел от окна и сел недалеко от Энигмы, в другое кресло. Она была напугана.

– Ты хочешь убить меня? – сдавленным голосом спросила она.

Его сердце екнуло. Если убрать Энигму насовсем, что изменится в этом мире? Атроксу стало не по себе, хотя раньше он допускал такой исход. Только теперь он осознал, что тайно от самого себя мысленно цеплялся за те беспечные дни, когда не было Атросити, и их сущности, беззаботные, веселые, вместе познавали открывшийся им мир.

– Ты подавлена, – сказал он. – Ты стала серьезней, виден груз опыта за плечами. Но сущность твоя неизменна.

– И? Что из этого следует? Что меня ждет?

Энигма смотрела на него требовательно и нетерпеливо. Даже в костюме арестанта, измотанная и напуганная, она казалась величественной. Белоснежные кудри, собранные в хвост, строгая и одновременно с этим чувственная красота лица. Спустя столько лет она стала похожей на древнегреческую богиню. Она нравилась ему еще будучи смешной неуклюжей девчонкой. И даже раньше – когда они вовсе не были людьми. Да, он вспомнил. Вспомнил то, что не хотел никогда вспоминать. И теперь его сердце вновь колотилось, как бешеное, от чувства, которое он всегда считал глупым и фальшивым.

– Как тебе удалось выжить во время войны? – спросил он.

Энигма удивленно уставилась на него.

– Я…

– Мистер президент! – внезапно в пространство через рацию вторгся голос Сайма. – Дело требует вашего участия. В здании нарушитель.