Текст книги "Мрачные сны Атросити (СИ)"

Автор книги: Анна Крылоцвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Марк, Марк… ну, ладно. Я сам сплоховал. Надо было сразу спросить, кого именно вызволить нужно. Дурак я. Видишь ли, в последнее время заключенные сами сбегать начали поголовно. И все из-за твоей Ивы, между прочим.

Марк, до этого скисший и согнувшийся в три погибели, выпрямился.

– Ха, вон как очухался сразу. Да-да, не вру. Знаешь, сбежать отсюда не так-то сложно. Все равно, что из детского лагеря, зуб даю. Главное, не бояться. А люди что? Никакущие, запуганные. На северо-западном острове покрепче будут, тут-то совсем простые сидят. Подумаешь, книги там художественные распространяли или еще что. На это особой храбрости не нужно. Но Ива твоя, у-у-у-у, она словно жить их заставила. Я видел, как сияли глаза у сбежавших, когда про нее рассказывали.

– Ты видел ее? – встрепенулся Марк.

– Сам – нет, увы. Очень хотелось бы лично убедиться, что правду говорят. Хотя я все равно верю. Первое время, когда ее привезли, тут было не очень спокойно. Проверки всякие, шумиху подняли. А потом… потом ее туда увезли, к браткам на остров. Так и не увидел.

Марк вновь осунулся. Какая, в конце концов, разница, кто кого видел? Все равно это ничего не меняет.

– Слушай, Хогарт, – вторгся в пространство голос Роланда. Марк не стал смотреть в его сторону. Глаза слезились, все вокруг начало расплываться. Все же он не хотел, чтобы его видели в таком состоянии. – Я сгоняю к порту. Не сидится.

– Чего это ты удумал?

– Ты знаешь.

– Нет. Ты хоть представляешь, какая шумиха поднимется, если вы судно угоните?

Марк прислушался.

– Представляю. Я просто разведаю и все.

Хогарт издал недовольный утробный звук.

– Валяй, я тебе господин, что ли?

– Я просто предупредить.

Послышались удаляющиеся шаги. Марк уткнулся головой в колени. Угнать судно… а что, это мысль. Разве что он совершенно не представлял, как им управлять и сколько экипажа для этого нужно. В тот же миг Марк разозлился на себя, лег на пол и отвернулся к стенке. Хватит мечтать о чем-то нелепом. Сколько раз он представлял себе, что в силах справиться. Когда сунулся в цитадель, когда на судно пробрался. Каждое такое действие приносило лишь новые разочарования, новую боль.

Надо подумать, как жить дальше. Но в голове осела пугающая пустота. Мысли сопротивлялись, разбегались в стороны – он не хотел мириться с поражением. Не хотел представлять себе новую жизнь на острове, не хотел ставить новых целей, не хотел забывать прошлое. Но без этого смирения боль продолжала пожирать его изнутри.

***

Марк открыл глаза и уперся взглядом в черную стену. Похоже, он проспал до ночи. Прислушался, было тихо. Ни единого звука, ни слов, ни дыхания спящих. Марк сел на лежанку и развернулся лицом к комнате. Светильники не горели. Народ куда-то исчез, бросив посуду и недоеденную пищу.

Страшные мысли, одна за другой, полезли в голову. Вдруг сюда добралась тень Первородного Зверя, погрузив подземелье в опасное сумрачное пространство? Вдруг она сделала что-то ужасное с товарищами?

Неожиданно в проеме, ведущем из комнаты, появилась фигура. Марк замер, словно увидел привидение. Фигура мягко прошествовала к ящику, стоящему у камина, и села. В руках у фигуры была толстая книга. Марк боялся пошевелиться, боялся даже вдохнуть: вдруг видение рассеется?

– Доброй ночи, Маркус, – поздоровалась Энигма.

– Привет, – тихо выдохнул он и вновь повторил, как зачарованный: – Привет.

Она была одета прямо как в тот день, когда умерла. Прямые штаны, заправленные в высокие сапоги на толстой подошве, теплая толстовка. Собранные в пышный хвост волосы. Сердце Марка взвыло от печали. Он столько всего хотел спросить у нее, стольким хотел поделиться. Но вместо этого лишь произнес:

– Что ты читаешь?

– «Вневременные истории», – Энигма улыбнулась и погладила корешок книги.

– И как тебе?

– Очень интересно. И очень грустно.

– Почему? – Марк встал на ноги и осторожно приблизился. Затем сел на соседний ящик. – О чем там?

– О любви и смерти, – Энигма горько усмехнулась. – Вот незадача. Сделай умирающего – любящим и любимым человеком, и его смерть станет в разы трагичнее. Никак не пойму, почему так.

– Ну, это ведь понятно, – Марк в волнении потер руки. – Легко умирать, когда ничто не связывает с жизнью. А любовь сильно связывает.

– Любовь, – Энигма повторила это слово с неожиданной неприязнью. – Я предпочла бы не знать этого чувства, никогда.

– Почему? – опешил Марк.

– Это чувство обманчиво, – Энигма глянула на него испытующим взглядом. – Ты же сам знаешь.

Марк сконфузился.

– Но есть же еще любовь родителей, детей, любовь к миру и к жизни, в конце концов. Это все не обманчиво.

– Так говоришь, будто знаешь не понаслышке.

– Знаю, – Марк сказал это твердо и даже гордо. – Мои родители любили меня. И я их. Уверен, если этот мир станет чуточку лучше, я бы смог и его полюбить.

– А Иву?

– А Иву я буду любить вечно, – ответил Марк, игнорируя ее провокации.

– Только смерть и литература могут сделать любовь вечной, – Энигма тяжело вздохнула. – Мы живем не на книжных страницах, так что нам доступен только первый вариант. И ты, Марк, опоздал. Если ты жаждал вечной любви, тебе стоило умереть до того, как пропала Ива. И до того, как ты встретил меня.

Марк скрестил на груди руки, ему стало плохо, неуютно.

– Зачем ты будишь во мне чувство вины? Я бы сам хотел, чтобы все сложилось иначе.

– Так ты ее больше не любишь?

– Люблю. Несмотря ни на что, люблю.

Энигма отложила книгу в сторону и встала.

– Это я очень хотела услышать. Это важно.

Марк тоже встал.

– Теперь я скажу нечто странное, Марк. Я пришла за твоей силой.

– За моей силой?

Она кивнула.

– Я устала бродить в ненормальных снах. Мне тяжело.

– Даже если и так, разве во мне есть сила? Это ведь ты – Сердце Атросити. А я все свое исчерпал! Я рвался вперед, но так и не достиг цели. Все пропало.

В комнате воцарилось молчание, как это часто бывает во время непростых разговоров. Но в этот раз пауза не давила и не угнетала, молчание было кристальным и легким, как сон.

– Что с тобою произошло? – наконец решился узнать Марк.

– В смысле? – в ее глазах мелькнуло удивление, видимое даже во тьме.

– Что с тобой произошло после того, как Зверь… ну, убил тебя?

– Убил? Я что, мертва?

Марк растерялся. Ему стало неловко, как будто он ляпнул то, чего не должен был говорить.

– Разве нет?

– Я… не знаю. Сначала я увидела, наверное, все самые возможные и невозможные кошмары мира. А потом попала в пустоту. Я утопаю во тьме, как в трясине, и могу лишь изредка ловить свет, попадая в чей-то сон. И вот наконец мне удалось найти тебя.

– Так, значит… ты жива? – с надеждой спросил Марк. Тут же ему словно стало теплее на душе от мысли, что она искала его.

– Мне кажется, я просто часть Зверя, и этот мрак никогда не закончится. Я борюсь за себя, борюсь, чтобы не раствориться в нем. Но у меня кончаются силы.

Энигма печально опустила голову.

– Похоже, мы обречены…

– Вовсе нет! Еще есть шанс, – Марк стал убеждать ее, хотя сам недавно утверждал обратное. Но его задело, что она перестала надеяться на него.

– Значит, ты продолжишь борьбу?

Марк кивнул.

– Тогда продолжу и я, – Энигма сделала шаг к нему. – Ну что, ты со мной поделишься?

– Но как?

– Просто дай мне руку.

Марк поспешно схватил кисть Энигмы. Она оказалась холодной и воздушной, словно была соткана из снежинок. Затем разлилось тепло.

– Но почему я?

– Потому что ты – Воля, Марк. Воля Атросити. А Ива – это наша Вера и наша Надежда. Отыщи ее, пожалуйста. Пока не поздно.

Глава 13. Бесконечность и бессознательное

Стук молотка о доски отражался от древесных стволов и разносился по всему лесу. Мальчик и девочка лет одиннадцати увлеченно сооружали дом на дереве. Основа в виде деревянной площадки уже была готова, и теперь они выстраивали стены из досок. Оба работали инструментами.

– Свою сторону я закончу первее, – дразнила девчонка.

– Это мы еще посмотрим.

Обоим было невдомек, что доски могут не состыковаться посередине.

– Эй! – раздался кряхтящий голос третьего.

Сначала появились ладони, схватившиеся за край деревянной платформы, затем показалась лохматая темно-русая голова. Мальчишка лет восьми ловко подтянулся и уселся на край платформы. Затем извлек из кармана яблоко и принялся хрустеть.

– Йа тожме хочу штроить, – прочавкал он. – Я же план нарисомвал.

Снизу доносились голоса других детей. Солнце пробивалось сквозь древесную крону, рисуя на деревянном полу причудливый узор теней. Совсем рядом пел скворец.

– А ты и строишь, – заметил мальчишка постарше. – Ты доски выравниваешь. Зачем сюда залез?

– Дай гвоздь забить!

– Один гвоздь стоит одно яблоко, – старший деловито скрестил на груди руки.

Русый хитро ухмыльнулся и извлек из кармана еще одно яблоко.

– Не ожидал? На.

Старший пожал плечами и неохотно отдал русому молоток. А яблоко протянул девчонке.

– Ух ты! Спасибо! – у нее аж глаза заблестели и со всей силы она чмокнула его в щеку.

– Эй, – старший недовольно сконфузился и отошел в сторону. – Так, это уже третий гвоздь, отдай!

– А мне уже и надоело, – русый вернул молоток и встал в героическую позу. – Вы помните, что сегодня мы ловим монстра?

– Пф-ф, это просто кабан, – скептично ответил старший.

– Это монстр! Настоящий! Все грядки нам перерыл.

– А обязательно за ним ночью идти? – с опаской спросила девчонка, доедая яблоко. – Мы с фонариками-то плохо видим, а он и без них хорошо.

– Боишься что ли? – поддразнил русый.

– Вот и нет, – девчонка беззлобно показала ему язык и хихикнула.

– Правильно, потому что это он должен бояться нас! – гордо заявил русый.

– У тебя ловушка плохая, – сурово напомнил старший. – Исправил конструкцию?

– Почти-и-и, – неуверенно промямлил русый. – До вечера еще куча времени!

– Не куча. Пришли кого-то на доски вместо себя, а сам конструкцию на чертежах доделывай. Пересчитай все.

– Скажу-скажу, – закивал головой русый, уже собираясь слазить с дерева вниз. – И ребят подгоню, чтоб к охоте готовились лучше. И монстра поймаем!

Раздался глухой стук удара ног о землю, потом прозвучала дразнилка в адрес ребят, что сидели внизу, и быстрые удаляющиеся шажки. Оставшиеся на дереве проводили русого взглядом.

– Нас так много стало, – задумчиво протянула девчонка. – Здорово, что они не боятся нас, хоть мы на них и не похожи.

– Угу.

– Ты задумывался о том, откуда берется весь этот мир? И все наши друзья? Когда-то мы были совсем одни, но я это плохо помню. Все было непонятно, как… как смесь всего на свете в одной тарелке!

– Просто это… ну, – мальчишка замялся. – Это как звезды на небе. Вечером их мало, а ночью уже не сосчитать. Вот мир растет, и у нас становится больше друзей.

Девчонка с недоверчивой улыбкой покосилась на него.

– Ты так говоришь, потому что по-другому я не пойму, да? Потому что я девочка?

– Да не, я и сам не все понимаю. Со временем мы узнаем больше. А пока надо поймать кабана.

Девчонка едва заметно вздрогнула.

– Знаешь, а ведь я соврала, – тихо призналась она. – На самом деле я очень боюсь идти ночью. Но очень хочу!

– Не бойся, – с уверенной улыбкой сказал мальчишка. – Я тебя защищу.

Она обрадовалась и снова чмокнула его в щеку.

– Ой, фу! – недовольно запротестовал мальчишка, отстраняясь и вытирая лицо рукавом. – Телячьи нежности! Я тебе не девчонка какая-нибудь, чтоб меня целовать.

– Точно, – она захихикала, смущенно пряча руки за спиной. – Это мальчики должны целовать девочек, а не наоборот.

Он недоверчиво покосился на нее, сконфузился и отвернулся, теребя рукав куртки. Затем быстро к ней подскочил, поцеловал и ринулся прочь с дерева, со стыда побежав непонятно куда.

***

Неужели все это было взаправду? Неужели и впрямь все началось с шайки детей, которые строили и улучшали мир вокруг себя. Все эти города, эпохи, бесконечное множество жизней, что сменяет друг друга и преобразовывает свой обобщенный облик. Облик мира, его сущность, его взлеты и… падения.

Почему мир обеднел, сократился до одного Атросити? Стал словно меньше, чем было еще во времена этих наивных домов на деревьях. Ограниченнее, чем в ту глупую и неловкую пору, когда ничего непонятно и как его сделать понятным – тоже непонятно. Потому что меньшую территорию легче защищать? Но ведь и не было стремления все изничтожить и уменьшить. Но как контролировать необъятное?

Если он не мог следить за всем, что происходит извне, в мире над миром, то он попытался хотя бы взять под контроль весь внутренний мир. Раскол произошел тогда, когда он принял такое решение? Или еще раньше? Неужели когда-то существовало мирное взаимопонимание между ним и…

Атрокс заметил свое измученное отражение в оконном стекле, затем перевел взгляд на город. Серый, бездушный, мрачнее его мыслей.

– Суд прошел хорошо, – раздался за спиной голос Сайма. – Уже есть заслужившие амнистию. Но тех, кому не хватило доказательств невиновности, вскоре вернут на острова.

– Как и планировали, – без какой-либо радости заключил Атрокс.

– Но вот слухи и волнения наша затея породила не очень хорошие, – продолжал референт. – Люди думают, что заключенных теперь будут ждать казни.

– Ты глава научной партии или глава партии слухов? – сухо отрезал президент.

– Я, кхм, мой интерес исключительно научный. Это, можно сказать, социологическое исследование на стыке с психологией.

Атрокс нахмурился. Где-то среди домов померещился Зверь, словно мрачной змеиной тенью он прополз по площади и скрылся в тени улиц. Взгляд вновь сфокусировался на собственном отражении. Взгляд, полный укора и неприязни к самому себе.

– Ты тоже считаешь меня монстром, Сайм? – вопрос вырвался сам собой, вслед за мыслями о напуганных гражданах и не менее напуганном окружении, которое не всегда умело прятало свой страх перед начальством.

Атрокс развернулся к столу, за которым референт возился с прототипом птицы-робота. Ученый оторвался от работы и посмотрел с недоумением, но без всякой опаски.

– Что? Нет. Я всегда с тобой заодно.

Президент недоверчиво прищурился. Его смутила собственная внезапно проснувшаяся разговорчивость, и разговор этот казался невыносимо бессмысленным. Но молчать уже не было сил.

– Разве кто-либо скажет правду передо мной?

– Мало кто, – ответил Сайм, поправляя очки. – Я говорю правду. Мое дело – наука. И мы стремимся жить по-научному. Так что мы либо оба монстры, либо оба добродетели. Тут уж как посмотреть.

– Но ведь наука не располагает всеми данными, – Атрокс принялся медленно ходить вдоль панорамного окна. – И познание мира не может быть определено только наукой.

– Пока она не изучит все, – заметил Сайм. – К этому мы и стремимся.

– Бесконечность изучить невозможно, потому что на это требуется бесконечное количество времени. Чем закрывать пробелы?

– Это больше философский вопрос. Тут я не силен.

Зато Атрокс знал, кто был в этом силен. Вновь напала истощающая до дрожи слабость, сдавило в висках. Было время, когда все вокруг казалось единым. А потом произошло осознание собственной индивидуальности, отрыв от всего прочего мира. Момент, дающий, с одной стороны, чувство безмерной свободы и власти, но, с другой, ощущение полного одиночества и бессилия перед огромным необузданным миром. И в этот самый момент рядом была она, такая же растерянная и не понимающая, кто она и как быть с той жизнью, что ей открыта.

Самый первый друг. Самая первая поддержка. Лишь потом постепенно образовалось все остальное, а они уже были друг у друга. Так когда же произошел раскол?

Как смел он забыть обо всем этом и долгие годы игнорировать важную часть своей жизни, своей истории? Почему он не смог уберечь то, что являло собой наиважнейшую ценность? Мир. Она исчезла, пропала вновь, но теперь уже, видимо, навсегда. И этот факт заставлял его чувствовать себя абсолютно беспомощным. Ведь он не может обращать время вспять, а смерть в жизнь. Никто не может. Он такой же бессильный, как те, кто боятся и слушаются его. Какой же тогда толк во власти, если она приносит одни мучения?

Жизнь в Атросити гасла, но Атроксу казалось, что река его жизни бурным потоком несла его к обрыву. Он захлебывался, безумно хотел дышать, но каждый вдох давался ему болезненно и судорожно. Никакие наработки и достижения, никакие внутренние ориентиры, ни Кодекс, ни даже воспоминания о самом светлом не могли надолго прибить его ни к одному из берегов. Все значимые моменты жизни очень быстро оказывались выше по течению, в прошлом, воспоминания лишь говорили о том, что это все длится достаточно долго, чтобы вот-вот закончиться. Впереди обрыв, а в душе – бесконечная пустота и холод. Эта река поиграется с ним и выбросит с обрыва.

– Что с тобой?

Атрокс и не заметил, как оказался за столом и сидел, спрятав лицо руками. Сайм уже был рядом и протягивал ему стакан воды.

– Спасибо, – поблагодарил президент.

– Ты неважно выглядишь. Мне позвать врача?

– Я здоров, – процедил сквозь зубы Атрокс и залпом осушил стакан. В горле и правда пересохло.

Сайм недоверчиво косился на него и не отходил.

– Я здоров, – повторил Атрокс и выпрямил спину для большей убедительности, хотя далось это с трудом. Внутри все сжало, сдавило от напряжения.

Сайм неуверенно отошел и вернулся на свое место, где его ждала разобранная птица. Повисло тяжелое молчание. Атрокс, выхваченный из потока переживаний, растерялся и почувствовал неловкость от того, что референт видит его слабость. А Сайм, похоже, по-прежнему хотел чем-то помочь, но не знал, чем, и от этого тоже выглядел беспомощным.

Тем временем за окном сгущались сумерки, и город хотя бы немного приукрасился вечерними огнями.

– Никак не могу заставить ее летать, – решил нарушить молчание ученый, тыкнув на металлическое подобие вороны.

– А следует?

– Ну конечно! – экспрессивно развел руками Сайм. – Сухопутных животных давно разработали. Даже проект подводных воплотили, чтобы они искали следы присутствия Зверя под водой. Летающих нет до сих пор. Одно дело – заставить полететь самолет, и совсем другое – металлическую птицу, чтобы она при этом сама на себя была похожа, а не на лайнер.

– Заставишь летать – что дальше? – спросил Атрокс, болезненно потирая висок.

– Будет идеальный контроллер порядка, – Сайм довольно ухмыльнулся. – Летающие сферы жителей пугают, а зверей все любят.

Атрокс тяжело вздохнул.

– Твой любимый проект изжил себя. Скоро не за кем будет следить. Нет никакого порядка.

– Что? Нет! – возмутился Сайм.

Атрокс встал со стула и вновь подошел к окну. Скромный, пустой, холодный город. Он вызывал жалость и одновременно с этим отвращение.

В отражении стекла президент увидел, как Сайм с упрямством на лице вновь приделывает детали к вороне и пытается ее запустить. Та раскрывает клюв, взмахивает крыльями и даже отрывается от стола в воздух – но тут же с треском падает на стол.

Жалкое зрелище. Жалкий референт.

– Ей надо облегчить корпус, – включился Атрокс в процесс.

От этого замечания Сайм приободрился.

– Никак не выходит, – возразил он. – Крылья тогда слишком хрупкие получаются и ломаются при ускорении.

– Вернись к чертежам и исправь конструкцию, – велел Атрокс. – Ты вечно торопишься с практикой. Если бы не твои гениальные идеи, научной партией давно бы заведовал некто более угомонный и последовательный.

Сайм почесал копну русых волос и кивнул.

– Когда состоится симпозиум по вопросу о Первородном Звере? – осведомился президент.

Референт помедлил с ответом.

– Планировался в конце этого месяца.

– Почему так нескоро?

– У нас совершенно нет данных о нем.

– Так может быть, стоит вам всем собраться и наконец-то придумать, как заполучить эти данные? – Атрокс вдруг понял, что повышает голос, хотя это ему не было свойственно. Он тут же постарался успокоиться, но получалось плохо, последние события совершенно выбили его из колеи.

– Спецотряд уже даже в заброшенную часть города отправился, – оправдательным тоном начал Сайм. – Роботы под водой ничего не находят. Радиочастоты реагируют на появление монстра, но это происходит в один момент – когда Зверь появляется. А потом он бесследно исчезает, и все! Как будто всем померещилось. Из следов только разрушенные здания и потресканная земля, на них нет никакого инородного химического состава, как будто Зверь совершенно их не касался. Это не существо, это… некое оживленное параллельное пространство, которое обладает своей волей, движется, влияет на то, с чем соприкасается. Внедряется в мысли, порождает галлюцинации. Растет на негативных переживаниях. И при этом оно – ничто. Словно некая черная дыра, его невозможно постичь. Мы бессильны перед бессознательным, мистер президент.

Атрокс смерил его суровым взглядом.

– Ты сам говоришь, что наука стремится изучить все. Докажи это делом. Больше таких отговорок я не потерплю.