Текст книги "Мрачные сны Атросити (СИ)"
Автор книги: Анна Крылоцвет
Жанры:
Социально-философская фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 4. Тлеющее солнце Атросити
– Ловись рыбка большая и маленькая, – напевала Энигма, раскладывая по поляне рыболовную сеть в поисках креплений. – Марк, пошевеливайся! Сетями ужин быстро поймается, а ты так огонь разведешь только через сто лет.
Как только они возвратились в лагерь, Щербатый тут же взял над Марком шефство и назначил его костровым. Энигму старик не трогал, она сама вызвалась помочь с едой. Остальные давно ушли копать тоннель и на разведку в заброшенную часть Атросити. Или в заброшку, как говорили бродяги. В самой ее глубине искать было нечего: и полуразрушенную ферму, и старые дома давно обчистили, но граница заброшки постепенно сдвигалась, и появлялись новые территории для поисков. Иногда там удавалось найти занятные и полезные вещицы, вроде вот этих самых рыболовных сетей, которые принес утренний отряд.
В лагере, как обычно, осталось несколько недееспособных стариков и пара тяжелобольных людей. Чем они болели, никто не говорил, и это сильно тревожило. Хорошо, что из палаток они не высовывались.
– Зверь бы нас тоже быстро поймал, – мрачно заметил Марк, прогоняя чужие болезни из мыслей. – На ужин.
Он поднялся со складного стула и взялся за розжиг.
– Ты не о том волнуешься, чудак, – сказала Энигма. – Помнишь вчерашних гостей?
Марк напрягся и замер. Едва разошедшийся огонек не справился с толстой ветвью и начал скромно таять в воздухе.
– Они непременно вернутся, – ее голос звучал беззаботно. – И тебе пора возвращаться. Домой.
– А тебе? – Марк добавил сухой травы и старых газет, затем принялся дуть, в надежде спасти пламя.
– Мой дом – весь мир, – Энигма оторвалась от сетей и развела руками, изображая окружающий простор. – На самом деле, нам обоим нужно бежать отсюда, и как можно скорее. Но ты только глянь, какой вечер!
То серьезная и опасливая, то шутливая и легкомысленная. Марк не понимал ее совершенно.
– Знаешь, ты кажешься куда более веселой, чем вчера. Даже после встречи со Зверем дурачишься.
– Даме дурачиться не пристало, – ответила Энигма наигранно аристократичным тоном. – И все же ты хорошо на меня влияешь. Правда. Мне не хватало такой отважной компании.
Пламя благодарно пожирало ветви и мусор, ввысь устремилось облако искр. Марк задумчиво наблюдал за ними, вспоминая о минувшем дне. Искры казались ему событиями, которые сегодня удалось пережить, и теперь они уносились прочь и таяли в темнеющем воздухе.
Тем временем Энигма установила сети на реке и вернулась к костру.
– Ты когда-нибудь слышал про рыбу, которая помнит все?
Марк удивился. Странный вопрос.
Не дожидаясь ответа, Энигма запела, глядя в костер:
– Рыба, которая помнит все,
Унесет за собой вглубь мрака вод,
Освещая путь.
Не забудь,
Зачем ты поплыл за ней,
Ведь в знаниях – боль, берегись утроб!
И сильней
Нет голода, чем ее.
И без того мрачное настроение стало еще хуже. Желая отвлечься, Марк запустил руку в карман и извлек оттуда устройство. Пламя мгновенно отразилось в линзе. При ближнем рассмотрении штуковина показалась не такой изящной, как до этого. Металлическая оправа была кривоватой, да и стекло вырезано не ровным кругом.
– Не понимаю, зачем у Досок есть… э-э, «двойное дно»? Разве полицейские не могут смотреть верную информацию по браслетам на руке?
– База-то одна, и Доска всего лишь подключена к ней. А линза только убирает фильтр, – ответила Энигма, любуясь костром.
Марк снова посмотрел на вещицу. «Глаза правды» подарили ему определенность, и теперь можно было намечать новый курс. Хотя этот момент пугал и внушал неуверенность.
– Спасибо за подарок. Большое.
– Всегда пожалуйста. Только не забывай, что правда – тяжелая ноша.
– Я испытал это на себе, – Марк задумался. – А ты сегодня неслабо так испугалась патрульных.
– Вовсе нет, – голос Энигмы прозвучал неожиданно резко и пренебрежительно, в нем ощущалась неискренность. – Нисколько их не боюсь. Пусть попробуют меня задержать. А если задержат и отправят на остров, я покончу с собой. Так-то. И тогда прощай, Атросити!
– Постой-постой! Как это – прощай? – запротестовал Марк. – Что ты имеешь в виду?
Энигма повернулась и с мрачным торжеством посмотрела на него. Огонь отражался в ее глазах, и взгляд ее вдруг стал пугающим. Марк съежился.
– Если тебе становится холодно, когда я грущу, то что будет, когда я умру?
В горле как будто что-то застряло, а в голове крутились сбивчивые мысли. Марк так и не придумал, что ответить. Он почувствовал себя так, будто ему кинули личную угрозу.
– Не бери в голову, – внезапно отмахнулась Энигма. – Это так, рассуждения.
– Ничего себе, не бери в голову! Я уже и не знаю, чего от тебя ожидать. Ты то обнадеживаешь меня, то пугаешь.
– Без перерывов на выходные, – холодным тоном ответила она. Что-то явно задело ее в состоявшемся разговоре. Хотя, может быть, Марку только показалось.
– Я считаю, что мы должны бороться за свои жизни, – решился продолжить он. – И делать лучше мир, который нас окружает. Сама говорила, мы все – единое целое.
Волнение вдруг усилилось. Дыхание стало прерывистым, и Марк даже немного озяб. Он понял, что сейчас подходящий момент, чтобы попросить Энигму о помощи.
На фоне его хрипов трещал костер и бормотали голоса возвращающихся разведчиков. Энигма молчала.
– Мы должны бороться, – повторил Марк. – Не знаю, чем я могу помочь тебе. Но ты помоги мне! И может тогда твоя жизнь покажется тебе более осмысленной и радостной. И на одну несправедливость в этом мире станет меньше – благодаря тебе. Помоги мне спасти Иву!
Она продолжала молчать.
– Энигма.
– Марк, тебе не следует появляться со мной где-либо, – устало ответила она, усевшись на деревянный ящик. – Я преступник. Ты – нет, по крайней мере власть о твоих похождениях не в курсе. Без меня у тебя больше шансов.
– Не выдумывай! – вспылил Марк. – Сама говорила, мы все виноваты в том, что Атросити так плох. Мы можем его улучшить… наверное. Я не уверен, но стоит попытаться! Стоит держаться друг за друга и делать все возможное, что только можем. Иначе все твои разговоры про жестокий грязный мир – пустая болтовня, ведь ты сама потакаешь его жестокости. Как там говорил один мудрец? Не помню имени. Земля теплая, когда ее греет солнце. А если наступает ночь, то она остывает. Земля зависит от солнца. Так не будь землей, будь солнцем!
Из костра вырвалось облако искр. Одна из сырых веток прогрелась, и влага, что была внутри, породила небольшой фейерверк, прорвавшись наружу. Небо стало цвета розового киселя, который пролился с небес прямо в речку под мостом, смешавшись с водой. Скоро сюда доберется и тьма, но пока что она ждала своего часа где-то в другом месте.
– У Атросити уже есть солнце, – заговорила Энигма, и голос ее стал холоднее льда.
Марку сделалось не по себе.
– Тлеющее солнце Атросити, – медленно проговорила она, вкладывая отвращение в каждый слог. – То, чего и заслуживает все это богом забытое место.
– Каким еще богом? – не унимался Марк. Ему захотелось дать Энигме пощечину, чтобы выбить ее из состояния холодной надменности, в которую она впала при упоминании патрульных. Но он сдержался. И не только потому, что никогда не поднимал руку на женщин. – Мы сами хозяева своей судьбы. А ты… ты просто ленивая задница!
И Марк замолчал, ошеломленный своей глупостью. Он стал ждать ответной реакции. Теперь Энигма точно ни за что не станет ему помогать.
Она пристально глядела на него. Ни один мускул на ее лице не выдавал, что у нее на уме. От этого стало еще тяжелее.
Внезапно она искренне расхохоталась.
– Марк. В этой унылой обители разума ты действительно хорошая мысль!
Марк нахмурился.
– Не смешно. Иву надо спасать.
– А смысл? – Энигма снова стала серьезной. И во взгляде ее мелькнуло такое отчаяние, от которого невольно бросило в дрожь. – Даже если ты вернешь ее в город, вас могут поймать и отправить обратно в тюрьму. И так будет с каждым – каждый постепенно окажется там. Потому что в лице власти мы все – преступники. И Атросити опустеет и уснет окончательно. Насовсем!
– Если ничего не предпринимать, то он точно уснет! – запротестовал Марк. От напряжения он поднялся со стула и принялся ходить по кругу.
– А что мы можем?
– Бороться.
– С кем? Ты хоть представляешь себе своего врага?
– Мой враг – это твое упрямство. А если на чистоту, то я не знаю! Я не знаю, с кем и как бороться! – отчаянно сказал Марк. – Но я должен что-то сделать.
Энигма вздохнула и отвернулась.
– Делай. Но меня не впутывай. Потому что я знаю, что все это бессмысленно.
Марк почувствовал себя одиноким и беспомощным. Он считал, что без преступницы со стажем теперь и шагу ступить не сможет. Энигма столько всего знала и умело скрывалась от закона на протяжении многих лет. А он что? Бывший работник Машиностроительного завода. Пусть даже участник Гражданской войны, да только на передовой его не было и в людей не стрелял. Чего он добьется в одиночку?
– Помоги мне вытащить сети, – попросила Энигма ровным тоном, не оборачиваясь.
Сегодняшний вечер было холоднее предыдущего. Марк помог Энигме, затем раздобыл мыло и долго умывался в реке, хотя вода в ней была ледяная. Лицо чесалось из-за отросшей щетины, это выводило из себя. На заводе к внешнему виду относились со всей строгостью, так что каждый день Марк жужжал перед зеркалом электробритвой. Даже после исчезновения Ивы он продолжал это делать, как заколдованный, притом, что на все остальное сразу махнул рукой.
Когда умывания остались позади, Энигма уже вовсю чистила рыбу. Она была мрачна и задумчива.
– А давно ты живешь здесь? – поинтересовался Марк, желая вновь установить с ней контакт.
– Шел второй день, когда мы с тобой познакомились, – ответила коротко, неохотно. Как будто рыбья чешуя была интереснее собеседника.
– А раньше где жила? – не отставал Марк в надежде разговорить ее.
– Где только не жила. Подвалы, заброшенные дома на окраинах. Опустевшие квартиры, жильцов которых отправили на острова. Вот это вообще роскошь. Там тебе и еда, и одежда, и горячая ванная.
Марк удивленно посмотрел на Энигму: как просто она говорит обо всем этом. Она заметила этот взгляд и на мгновение оторвалась от готовки.
– Мародерствовать мне не стыдно, – гордо ответила она. – Я хоть и изгнанница, но мне важно хорошо выглядеть и быть чистой, знаешь ли. И в своем изгнании я все же умудряюсь найти роскошь. Например, конфеты.
– Шутишь? – Марк удивленно задрал брови. – Сладкое ведь давно не производят.
– Ну, некоторые умудряются где-то находить запретный плод, – заговорческим тоном ответила Энигма. – Или готовить самим. Подумать только, до какого абсурда мы дошли! Уже и сахар – запрещенное вещество.
– Но ведь квартиры обыскивают после ареста! Я сам видел пару лет назад, когда соседа арестовали. Нас тогда даже допрашивали, я еще жутко перепугался за джазовые пластинки, которые мы с Ивой под половицей прятали.
– Да, так оно было раньше. Сейчас тоже обыскивают, но обычно только на месте, если задерживают подозреваемого в собственном доме. Полиция уже не та, что прежде, к счастью. Или к сожалению.
– Но как им сходит такое с рук?
– Ну, ты знаешь, у них там начальство постоянно перераспределяется, чужие должности занимает. Потому что прежние уполномоченные, из побочных партий, не оправдали надежд. Контроль слабеет. И это, – Энигма многозначительно потрясла указательным пальцем, – нам на руку.
– А ты как попадаешь в чужие квартиры?
– Талант, Марк. Тащи воду, пора варить зелье.
Марк схватил котел и направился к реке. По пути он заметил, как худенькая рыжая женщина выбралась из палатки и сонно потянулась. Ива тоже была рыжей. И в душе вдруг с новой силой стала разливаться горечь утраты.
В эмалированной тарелке плавал бледный жидкий бульон, таким едва ли можно было наесться. Со всех сторон доносился стук ложек о металл и чавканье. Пахло старыми куртками, костром и влажными речными камнями.
– Кино – величайшее изобретение человечества. Помните, какой у нас был славный кинотеатр на Кратерной? – снова держал речь мужчина с соломенными волосами и побледневшим фингалом. Его здесь прозвали Симоном – за то, что впервые он появился в лагере с пластинками старинного композитора, носящего это имя. В своей восторженности он походил на юродивого. – Вот тратишь один час своей жизни, а взамен что получаешь? Чужой опыт, который сам никогда не прожил бы. Кино делает зрителя сверхчеловеком.
Послышался пренебрежительный харчок.
– Ерунда, – вновь вступила с ним в спор тощая женщина в вязаной шапке по прозвищу Леди. В довоенные времена она была танцовщицей, потом лишилась профессии и как-то очень быстро состарилась, судя по ее же рассказам. От повадок танцовщицы в ней и следа не осталось, хотя частенько отхаркивалась она не из-за грубого нрава, а из-за болезни. Той самой, от которой слегли несколько человек в лагере. Леди же держалась бодро, и цвет лица у нее был почти здоровый.
– Почему это? – терпеливо спросил Симон.
– Перед закрытием кинотеатров крутили одни лишь военные фильмы. К зверю такой опыт. Не было в них ничего хорошего. Мрак.
– Героизм! И правда жизни. К тому же, еще раньше было много других фильмов. Почему ты все время вспоминаешь плохое?
– Потому что я – нормальная, – Леди прокашлялась. – А нормальный человек цепляется за плохое и хорошо его запоминает. Это инстинкт выживания.
– Но это противоречит разумной жизни, – возразил Симон. – Человек разумный цепляется за хорошее. В конце концов, все плохое существует в мире лишь для того, чтобы лучше виделось хорошее.
– То-то ты так хорошо живешь, умник, – съязвила Леди.
– Не все ли равно? – вмешался громкий и бодрый голос лысеющего смуглого мужчины, чье лицо было перепачкано землей, не смытой после рытья туннеля. Он кутался в длинную темно-серую куртку и переминался с ноги на ногу, вороша камни тяжелыми изорванными сапогами. – Мы – живы, вот что важно! Ура!
И с этими словами все подняли вверх тарелки и чашки, будто приветствуя праздничный тост. Марк с интересом и недоумением наблюдал за этими людьми, пока ел суп. За короткое время, проведенное в лагере, он успел к ним привыкнуть и даже полюбил их странные разговоры, взывающие к его собственной памяти.
Энигма в это время сидела у реки, отказавшись от трапезы. Марк взял две порции мохового отвара и подсел к ней в надежде вернуться к важному разговору.
– На, выпей, – он протянул чашку.
– Славно, – улыбнулась Энигма. – Давненько за мной никто не ухаживал. Жаль, что мы не в ресторане, а это – не коктейль. Ну и пусть, – с этими словами она лихо хлебнула напиток.
– Энигма, эти люди… они потрясающие, – сказал Марк, втянув носом горячий пар из чашки, который больше не казался мерзким. – Какие-то они неземные, нездешние. Они заботятся друг о друге, хотя, по сути, чужие друг другу. Кто бы в городе так приютил бы меня?
– Это помогает им чувствовать себя людьми, – равнодушно ответила Энигма, заглядывая в темнеющие городские дали.
– Неужели тебя это совсем не удивляет? Я привык к отчуждению, а тут…
– Все то же отчуждение, ты так не думаешь? Они даже особо не слушают друг друга и друг друга не понимают.
– Вовсе нет, понимают, – Марк поморщился. – Как ты можешь быть такой хладнокровной? Сама говоришь, что в мире мало человечности, и при этом в упор не замечаешь ее у себя под носом. Иногда мне кажется, что ты лжешь себе самой.
– Это в чем? – нахмурилась Энигма.
– В том, что тебя разрывают несправедливости мира. На самом деле ты сухая и черствая.
Она промолчала, но Марк заметил возникшее в ней напряжение. Тогда он решил подлить масла в огонь.
– Я тут подумал, что ты и вовсе заодно с Атроксом.
– Что?! – тут же вспыхнула Энигма, в глазах ее сверкнули молнии. – Ты сам себя слышишь?
– Ты такая же жестокая.
– Неправда.
– Ты говоришь, что все мы – мысли в голове умирающего. И что наши действия не имеют смысла. Должно быть, все это специально, чтобы подавить дух граждан и заставить их слепо повиноваться законам.
– Они и без того слепо им повинуются, – фыркнула Энигма. – Святые небеса, как я только могла довериться тебе? Думаешь, я всем подряд рассказываю про мир мыслей?
Марк готов был поклясться, что не только обидел собеседницу, но и задел ее самолюбие.
– Откуда мне знать? Раз в криминальной сводке говорят «проповедует вредительские учения», стало быть, не я один в курсе о твоих, так сказать, учениях.
– Верь криминальной сводке и оставь меня в покое, – Энигма отвернулась к реке.
– Неужели мое мнение важно для тебя, раз ты так реагируешь?
Она с недовольным видом покосилась на Марка.
– Может и так. Я, может, поверила на миг, что у меня появился друг.
– Значит, я все делаю правильно, – невозмутимо продолжил Марк. – Друзья должны быть честными друг с другом, верно? Вот я и говорю тебе честно, что думаю.
Энигма задумчиво поправила локон, выбившийся из-под капюшона. Она выглядела сконфужено.
– Если я не прав, так и скажи. И помоги мне, раз уж мы друзья.
– Опять ты за свое?
– Есть ли хоть какой-то шанс добраться до острова? Может, ты знаешь кого-нибудь из работников порта?
– Ага, конечно, – пренебрежительно сказала Энигма. – Я знакомлюсь только с отщепенцами вроде тебя. Да и к чему знакомые? Пробрался тайком на судно снабжения и поплыл на тюремный остров. Вот и все дела.
– Звучит так, словно это легкотня какая-то, – скептично ответил Марк.
– Ну, ты не лезь во время перевозки заключенных. Продукты и вахтовиков так не охраняют. Главное, на порту не попасться.
– Ну, ладно. И когда же мы поплывем?
– Мы?
Река мерно журчала, бормотание бродяг стихло: они разбрелись по делам. В возникшей тишине Марку показалось, что это его последний шанс заручиться поддержкой этой странной мятежницы, не признающей ни власть, ни вольный мир, вышедший за городские грани. Ответственность момента словно сдавила грудь, Марк не мог глубоко вдохнуть. Но старался говорить ровно и уверенно.
– Да. Когда мы с тобой поплывем?
– Эх, Марк, – Энигма вдруг смягчилась и с сочувствием положила ему руку на плечо. – Ну, поплывем мы. Ну, привезем Иву в город. Что дальше? Вы будете скитаться от одной помойки до другой, пока вас не поймают и не отправят обратно на остров? Только уже не на западный, а сразу на восточный. И тогда мама не горюй.
– И что же мне, на месте теперь сидеть?
– Ты обрел свободу. Очень неверную, но все же. Смирись с тем, что однажды весь Атросити переедет на тюремные острова. И поживи в свое удовольствие, насколько это возможно по времени и ресурсам.
Марк разозлился и вскочил с места.
– Предлагаешь торчать мне под этим гнилым мостом, жрать рыбу и тешить себя мыслями, будто бы я вольный человек? – его голос сорвался на крик. – В то время, как моя беременная жена пропадает в тюрьме?
Энигма застыла. Щербатый, оставшийся у очага собирать угли, молча пялился на Марка, отчего тот сконфузился. Похоже, старик все услышал. Или же просто среагировал на неожиданный крик.
– Беременная?
– А ты будто не знала? – буркнул Марк, с виноватым видом усаживаясь на место.
– Но это… это невозможно, – прошептала Энигма.
– Я думал, ты все обо мне знаешь.
– В Атросити не бывает детей. Это… этого не может быть, нет.
Тут Марк, помимо всех прочих чувств, ощутил некое торжество. Почему он не понял этого раньше? На его стороне было чудо, и это чудо могло дать ему власть над другими и склонить их на свою сторону.
– Ива ждала от меня ребенка. Поэтому ее арестовали, когда меня не было дома. Живо ли еще наше дитя – я не знаю. Вдруг с ней сделали что-то… плохое?
Марк требовательно посмотрел на Энигму.
– Почему ты сразу не сказал? Это ведь меняет дело… Это значит, что у Атросити действительно есть шанс!
– И ты поможешь мне?
– Атросити продолжает жить… его еще можно пробудить ото сна. Я… да, конечно, я тебе помогу. Этот ребенок должен появиться на свет!
В этот миг Марк впервые за долгое время почувствовал, что все идет, как надо. Он действительно ощутил себя сильным.
– И каков же наш план? Отправимся в порт?
– Да, определенно, – Энигма встала и задумчиво прошлась вокруг валуна. – Я попробую связаться с Томом и узнать, когда у него смена.
– Том? Так, значит, у тебя все-таки есть связи в порту, партизанка?
Энигма взволнованно глянула в его сторону.
– Ну, конечно. А ты как думал? Без связей ничего незаконного не провернуть.
– А ты говорила…
– Да мало ли, что я говорила. Теперь я говорю так, а ты слушай и на ус мотай. Сегодня же ночью переезжаем в квартиру на Корабельной улице, поближе к порту. Никому ни слова, что мы уйдем.
– Даже Щербатому?
– Он привык, что я не прощаюсь. Мы давно знакомы.
Марк кивнул и пошел мыть в воде чашку. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, когда он попал в лагерь, и теперь не верилось, что он действительно покинет это странное место на стыке прошлого и настоящего. Местные вызывали симпатию, и все же рядом с ними сложно было долго находиться. Их разговоры, их незамысловатый быт навевали мысли о чем-то вымирающем, переходящем в древность. Словно захламленный сервант из прошлого века, оставшийся от родителей в доме Марка, который всегда угнетал его. Марк и сам теперь нередко предавался воспоминаниям, и это его пугало. Раньше, когда жизнь казалась понятнее и проще, такого не было.
Рука с чашкой погрузилась в ледяную мутноватую воду. Неподалеку у самой поверхности мерцали спинки мелких рыбешек. Марк потянулся за ними, и те мгновенно исчезли в темном омуте. Тут же на зеленоватой водной поверхности отразилось нечто светлое и стремительное, пронесшееся высоко в воздухе.
Марк вздрогнул. Его мгновенно прошиб пот, он даже поначалу как будто оцепенел. Затем встал и медленно отвернулся от реки. Все дальнейшее он увидел, как в тумане. Как выросли посреди лагеря мощные металлические силуэты. Как потребовали они немедленно всем лечь лицом к земле.
– Стой! – раздался голос Щербатого. – Стой, дура!
Затем раздался выстрел, и взвыла от боли Леди, которой прострелили колено. Потом несколько человек разом навалились на одного из полицейских. Помочь? Разве тут чем-то поможешь? Марк ринулся вперед, к атакующим.
– Еще один смельчак! – раздался насмешливый механический голос.
В тот же миг Марк ощутил сильный удар, и на этом все закончилось.