Текст книги "Мрачные сны Атросити (СИ)"

Автор книги: Анна Крылоцвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Мрачные сны Атросити

Пролог

Вечно серое небо больше не портило настроение Марку. Казалось, теперь никакие темные силы города не смогут потушить свет в его душе. Марк с наслаждением глотал горький воздух немого океана, навеки скованного штилем: сегодня большая вода казалась живой и благословенной. Тяжелая свинцовая гладь уносилась к горизонту, напоминая о том, что из города не сбежать, но этим мыслям Марк отныне не верил. Ему грезилось, что по ту сторону океана есть другая земля, где люди живут свободно и счастливо.

Марк покидал гальковое побережье, трепетно прижимая к груди цветок – настоящий, живой, выкопанный с куском земли. Со времен Гражданской войны прошло восемь лет, многое тогда было уничтожено, но немногое восстановлено. Цветы с того момента не росли в Атросити. И никогда не рождались дети. Мир Марка был сколочен из камня и металла, лишь изредка и только на окраинах встречались трава и деревья, не знавшие цветения. Населяли этот мир взрослые и старики, детям здесь не было места.

До последнего момента. С Марком одно за другим произошло два чуда. Первое и самое невероятное, то, чего никогда и ни при каких обстоятельствах не должно было случиться: его жена смогла забеременеть. Супруги оказались в огромной опасности, ведь современный Кодекс не предусматривал рождения детей. Марк был уверен: власти не встанут на его сторону, если узнают о случившемся. Скрывать от общества беременность с каждым днем становилось труднее, Марк начал впадать в отчаяние, но вот произошло второе чудо – он нашел живой цветок. И воспринял это, как счастливый знак, которым жаждал поделиться с женой.

Он представлял себе, как обрадуется Ива. Как затанцуют веснушки на ее щеках от улыбки, как заискрятся ее зеленые глаза. Как она посадит цветок в какой-нибудь контейнер и будет лелеять его маленькую жизнь, обнаруженную так внезапно в этом безжизненном скованном мире. Цветок станет символом их будущего ребенка.

Дверь квартиры оказалась открытой. Марк невольно вздрогнул и сильнее прижал к груди драгоценную ношу. Тьма привычного коридора пугала его. Он шагнул в черноту. Сердце бешено колотилось от дурного предчувствия.

– Ива? – собственный голос показался чужим, никогда еще он не звучал так сдавленно.

Квартира ответила тишиной. Неужели Ива ушла на улицу? По выходным она никогда не покидала дом, скрываясь в его стенах от всего Атросити.

Марк надавил на включатель, свет лампы с щелчком выхватил из мрака следы погрома. Сдвинутый диван, задранный ковер, разбитая чашка. Недопитый кисель разлит по полу, а фарфоровые осколки белеют в лужице, словно айсберги. Рука дрогнула, земля с цветком полетела вниз и шмякнулась рядом с ними. Марк сорвался с места, рванул вглубь дома. Рассудок стал покидать его.

Глава 1. Диктатура аскетизма

Металлический щелчок, ржавый скрип двери – и луч бледного солнца просочился во тьму подъезда. Луч выхватил из мрака частицы пыли, и те игриво замерцали в свету, словно были сотканы из чего-то большего, чем просто грязь. Этим они напоминали людей, которые искрятся улыбками и кокетством, попав в значимое общество. И которым лучше не заглядывать в глаза, чтобы не увидеть в них пустоту.

Марк таких людей всегда избегал, но он и не подозревал, сколько теперь пустоты в его собственном взгляде. Сколько пустоты внутри него. Он не помнил, когда в последний раз выходил из дома, но что-то подсказывало ему, что вскоре за ним явятся контроллеры. За прогул работы должно последовать суровое наказание, и Марк, казалось, был готов даже к самому худшему: отправиться на тюремный остров. Смысла жизни он больше не видел и ждал кошмарного часа как избавления.

Моменты просветлений были самыми мучительными, ведь тогда Марк вспоминал, кто он, и мог трезво думать. Вот и сейчас в его голову въедались мысли, как же произошла осечка. Ива старательно прятала округлившийся живот под толстыми свитерами, когда отправлялась на смену на Стекольный завод. В другое время из дома она не выходила. Друзей Марк с Ивой старались не заводить еще со времен войны. С соседями даже не здоровались. Кто же тогда разнюхал? И почему, черт возьми, не идут контроллеры, которые обычно моментально реагируют на нарушения рабочего распорядка?

Дрожащей рукой Марк распахнул дверь. Он измотался в ожидании расправы, а жгучая пустота в душе требовала чем-то себя наполнить. Он залил бы ее не менее жгучим виски, но три года назад алкоголь запретили в любом виде. Продажа и употребление считались тяжкими преступлениями, и все же Марк готов был рискнуть, да где искать запретный плод?

Он шагнул на дорогу, оставив дверь подъезда незапертой. Мятая пухлая куртка серого цвета скрывала его безобразную худобу и шуршала от движений. И все же нетвердая поступь выдавала давний голод.

Солнце тлело на сером небе, в воздухе застыл шепот города. Внезапно Марка пронзила острая мысль. Мысль, будто еще не все потеряно, будто можно все исправить. И он ринулся вперед, повинуясь этому внезапному импульсу. Вверх поднялось облако дорожной пыли.

Дыхание сбилось. Марк вынужденно остановился и закашлялся, пытаясь исторгнуть скопившуюся в легких мокроту. Он чувствовал себя заплесневевшим куском хлеба. Вялые после долгого домашнего заточения мышцы забились, под ребрами заломило так, что трудно было вдохнуть полной грудью. Вдобавок засосало в желудке, как будто он сейчас втянет в себя все тело.

«Идиот», – мысленно ругнулся Марк. Его странное поведение могли заметить полицейские. А их внимание лучше не привлекать, даже когда ты не сделал ничего незаконного. Марк же не был на работе уже черт знает сколько дней, и стражи порядка обязательно выяснили бы это, пробив отпечатки по базе.

Хотя, впрочем, пускай? Может, и вовсе стоит обокрасть кого-нибудь или выйти на одиночный митинг против Кодекса, чтобы наверняка загреметь в тюрьму? Вдруг Ива сейчас на одном из островов?

Марк понял, что эти мысли будят в нем страх. И тут же стал придумывать, почему попадаться полиции все же не стоит. Вдруг Ива на самом деле сбежала из дома, когда ее пытались арестовать, и теперь прячется где-нибудь в городе? Вдруг повстанцы, о существовании которых частенько грезил Марк, нашли ее и приютили у себя? И на острова попадать не нужно.

Стало немного легче. И в то же время стыдно за свою трусость. К горлу подступил ком, но несчастный не разрыдался. Он сосредоточился и подошел к Доске Положения, каких на весь город было не меньше десятка. Коснулся большого экрана, и тот мгновенно ожил, показывая светящуюся карту Атросити.

Он начал пользоваться Доской совсем недавно. Устройство предназначалось для поиска адресов и людей, а маршрут Марка обычно ограничивался работой и домом. Из людей раньше искать было некого, пока Ива не пропала.

Стоит ли вообще пытаться?

Марк глубоко вдохнул. И вбил в нужную строку «Ива Стелла 19-20-1-18». Как и в прошлый раз, база выдала ему: объект не найден.

«Я знаю, ты есть», – с отчаянным упрямством подумал Марк, хотя каждый горожанин знал, что Доски не ошибаются.

Живот требовательно завыл, и в этот раз ему удалось обратить на себя внимание хозяина. Раз уж Марк вышел из дома, раз уж он выбрал борьбу, ему стоило следить за здоровьем. И хотя бы немного поесть. С кем именно и как бороться, он не представлял, но точно знал, где можно перекусить.

Бар номер четыре находился за пару кварталов от площади с Доской. До войны это заведение называлось «Слово не воробей», и там можно было весело провести время. Эд Кир, владелец бара, готовил первоклассные коктейли и служил своего рода миротворцем: при нем никогда не дрались, склок он не выносил, потому и дал бару такое название. После войны, когда весь мир изменился, бар стал государственным, а Эд – просто служащим общепита. Это заведение оказалось одним из немногих сохранившихся благодаря хорошей репутации.

Марк шаркал ботинками по асфальту, вяло следуя зову желудка. Сейчас ему казалось нелепым, что место, в которое он идет, до сих пор называется баром. Словно там можно выпить. Словно там можно познакомиться с веселыми завсегдатаями и посмотреть концерт. Невольно мысли сбежали в те времена, когда занятия музыкой считались законными. В молодости Марк даже пытался играть с друзьями рок, вдохновляясь успехами музыкальных групп. А потом все распалось. Потом случилась Гражданская, и музыку запретили. Как и запретили свободный выбор профессии. Марк хотел быть художником, но по способностям его направили учиться инженерному моделированию. И вот уже четыре года после аттестации он лепил в программе детали для всевозможных механизмов и даже бронекостюмов, молча проклиная свою работу.

Воспоминания мгновенно улетучились, Марк сжался: мимо прошествовал патрульный отряд. Да, эти суровые рыцари в сверкающей броне вряд ли хоть раз за жизнь посетили злачное место. Они были воплощением воли президента – строгими, аскетичными и безликими. А все эти бары, вся эта музыка и веселье растляли умы, делали их извращенными, праздными и ленивыми. Примерно так говорилось в Кодексе. Марк недовольно поморщился. После войны шел долгий процесс восстановления города, и граждане в нем активно участвовали. Всевозможные запреты казались тогда справедливыми мерами, чтобы не разразилась вторая волна. Но теперь… теперь нет никаких предпосылок к войне. А меры ужесточения лишь усиливаются, и список запретов пополняется.

Погруженный в мысли, Марк не заметил, как оказался у нужной двери. Опомнившись, он пошарил в карманах, проверяя наличие денег. Пальцы нащупали пару монет достоинством в десять центов: этого хватит на сытный обед. Хоть что-то хорошее принесла за собой война, больше не нужно искать, где дешевле. Везде продаются одинаковые товары за одинаковую цену.

Марк сошел вниз, в тень подвала, и отворил железную дверь. Барная комната встретила его тусклым освещением и тихой музыкой из магнитофона. И как это Эд отважился включить кассету в общественном месте? По закону каждый владелец музыкальных записей должен был сдать запрещенное имущество на утилизацию сразу после утверждения нового правила. Если кто и ослушивался, включал свои проигрыватели тайно, в одиночестве, запершись у себя дома. Как иногда делали Марк с Ивой.

Скромные столики пустовали, близился комендантский час. Обычно все работали до шести, не считая ночных смен на заводах, потом самые смелые и скучающие шли в бары и кисли там до половины восьмого. Затем разбредались по домам, хотя запретное время начиналось ровно с девяти. Улицы всегда пустели заранее.

За барной стойкой сидел лишь один посетитель. Некогда веселый и бородатый, а теперь угрюмый и гладко выбритый Эд глазел на Марка из-за барной стойки, начищая стакан. Марк двинулся прямиком к нему.

– Дружище, – хриплым голосом поприветствовал он и рухнул на стул.

– Парень, что с тобой стало? – удивленно спросил бармен. – Ты заболел?

– Я так скверно выгляжу?

– А то. Съешь-ка мое фирменное острое рагу, мгновенно придешь в себя.

– Рагу… – Марк задумался, обычно это блюдо у Эда получалось слишком жирным. – А есть что-нибудь еще?

– Только рагу.

– Что ж. Давай. Только не перчи уж слишком, я и без того переперченный.

Эд кивнул и скрылся в дверях за стойкой. Марк сложил руки и бессильно уткнул в них лицо. Последний раз он был здесь с Ивой.

 
В городе спрятан огромный секрет.
Город – живой, и подобных ему
Нет.
Он один. Посмотри в пустоту.
 

Марк встрепенулся и огляделся по сторонам. Кассета в магнитофоне закончилась еще во время разговора с Эдом и теперь издавала лишь едва заметное шипение, но Марк четко услышал странную мрачную песню. Возможно, она так ярко всплыла в его памяти, что показалась звучащей по-настоящему?

Тут же ему стало не по себе. Какой-то странный холод вперемешку с жизненной силой влился в его сущность, заставив выпрямить осунувшееся тело. Впервые за долгие дни Марк почувствовал себя живым – но вместе с этим несчастным как никогда. И промерзшим.

Ничего не понимая, Марк огляделся по сторонам. Старенькие стены с несмелыми украшениями, муляжные окна и одинокие столики. Несколько памятных фотографий в рамках, где бар полон народу – такого уже не встретишь. И странная темная фигура в плаще с капюшоном на соседнем стуле.

Стоп. Как же Марк сразу не заметил?

Он никогда не доверял всяким «энергетическим явлениям», о которых раньше болтали его коллеги, но сейчас словно сам почувствовал мощь, исходящую от незнакомки. Все чувства вдруг обострились, и плоская серая жизнь Атросити на миг показалась объемной и цветной.

Длинное темное пальто было подпоясано и выдавало узкую женскую талию. Объемный капюшон покрывал голову, лица не было видно. То ли ум за разум начал заходить, то ли взаправду странные ощущения внушала именно она…

Внезапно случился какой-то немыслимый прилив сил, словно Марк и не голодал несколько дней подряд. Все чувства обострились и вскружили голову. И плоская серая жизнь Атросити вдруг показалась объемной и цветной. Марк покосился на незнакомку, сидевшую слева от него. Длинное темное пальто было подпоясано и выдавало узкую женскую талию. Объемный капюшон покрывал голову, лица не было видно. То ли ум за разум начал заходить, то ли взаправду странные ощущения внушала именно она…

Эд громко поставил тарелку с рагу на глянцевую поверхность стойки и пошел заново включать кассету.

– Маркус, неприлично женатому человеку так пялиться на других женщин, – донесся мелодичный голос из-под капюшона.

– Откуда ты знаешь мое имя?!

– О, я знаю не только твое имя. Я знаю тебя, каков ты есть. Твоя история написана на моих ладонях.

– Ты что, шпионишь за мной? – Марк почувствовал подступающий к горлу ком страха. Доносы не были редкостью, гражданские сдавали своих же, не понимая, что предательство никак не убережет их от собственного падения.

– Ты забавный, – промурлыкала незнакомка, но в голосе ее не было искренней мягкости и кокетства. Только холод. – Считай, что я прочла тебя по жестам.

Стало жутко и зябко, и все же доносчик не стал бы вести себя так вызывающе. Марк хмуро уставился в свою тарелку. В густом крахмалистом бульоне плавала крупно нарезанная морковь, искусственно произведенная, и пара кусков сушеного соевого мяса. Выглядело месиво не очень аппетитно, но Марк схватил ложку и погрузил ее в густой навар. Вкус оказался ярким и грубым, горькие специи были в излишке, зато бульон радовал своим жаром и густотой. Теплота разлилась по телу, помогая немного расслабиться.

– Ты пришел за пищей для желудка, а я за пищей для размышлений, – задумчиво протянула фигура.

– Как тебя зовут-то? Нечестно, что ты знаешь мое имя, а я твое – нет.

– Разве ты не знаешь меня? – удивленно спросила незнакомка, после чего словно опомнилась. – А… ну да. У меня много имен. Загадка. Проблема…

– Надеюсь, наша встреча не станет проблемой для меня, – хмыкнул Марк, отправляя в рот ложку с бульоном.

– Куда уж там, – без ехидства заметила девушка. – Ты обрел проблемы в тот момент, когда решил бороться с властью.

– Что? – Марк поперхнулся вареной морковью. – Я ничего такого не решал! Не наговаривай на меня!

– Не бойся, – она тихо хихикнула, по-прежнему не поворачивая лица. Из-под капюшона на стол упала белоснежная прядь. Марк удивился, голос явно принадлежал молодой женщине, а не седой старухе. – Я не выдам твоих намерений Атроксу.

– Будто ты лично знаешь президента, – угрюмо буркнул Марк, совершенно сбитый с толку. Он уже не знал, за что зацепиться и стоит ли уточнять, какие такие намерения ему приписывают.

– Это была ирония, Маркус. Шутка. Учись шуткам, они помогают жить. Куда уж мне докладывать на тебя великим мира сего?

На этих словах девушка повернулась.

Марк вздрогнул. Эту внешность он бы не спутал ни с чьей иной. Перед ним сидела Энигма Кларисс – преступница, объявленная вне закона за распространение экстремистских идей. В этот миг Марка напугало абсолютно все, связанное с ней. Ее уголовный статус, делающий любой контакт с ней крайне опасным. Ее внешность, далекая от человеческой. Видеть ее в живую оказалось совершенно иначе, чем на экране. На Марка смотрели красные глаза альбиноса. Ресницы на толстых веках были словно покрыты инеем, а кожа казалась не по-человечески белой: она была плотной и однотонной, как покрытие у куклы, за кожей не проглядывалось ни единого капилляра. Разве может человек так выглядеть, пусть даже альбинос? Она скорее походила на живую статую, это ощущение усиливала холодность в ее глазах.

Говорят, что белый цвет – символ чистоты, а белый свет – это сумма всех цветов радуги. Но тяжелая печаль этих глаз, неумело скрытая под маской самоуверенности, давала понять, что ни о каких семи цветах в ее душе речи идти не могло. Там не было ни единого цвета. И даже белого. Белый цвет Энигмы Кларисс – это пустота, отсутствие каких-либо красок жизни. И только радужка глаз жутко краснела на фоне белоснежного лица, словно кровь на снегу.

А чистота? С таким грузом на душе? Вряд ли.

Марк покосился на Эда, желая увидеть его реакцию, но хмурый бармен увлеченно тер и без того чистый стакан, как будто не замечая ничего вокруг. Вопреки копошащемуся внутри страху из радио доносилась веселенькая попсовая мелодия из прошлого:

 
«Дай мне соль, и я тебе скажу
Все тайны моей лазании.
Чтоб ты делал, ума не приложу,
Без такой веселой компании?».
 

Энигма смущенно поправила капюшон.

– Понимаю, моя внешность может смутить, – чуть виновато сказала она, хотя этот тон был явно наигранным. Скорее уж Марк чувствовал себя рядом с ней робким и виноватым, только сам не знал, почему.

– Так что ты там говорила о моих намерениях? – сдержанно спросил он, желая скрыть испуг.

– Ты не подумай, я тебя не виню. Такая понимающая, красивая жена – просто душка. И в лапах полицейских…

– Тебе что-то известно? – Марк не выдержал и соскочил со стула.

– Лишь то, что известно тебе, – она смерила его испытывающим взглядом. – Несчастная горожанка, тайно осужденная правительством и тайно вычеркнутая из жизни города.

– Об Иве что-то писали на Досках?

– Повтори этот вопрос еще раз, и ты поймешь, сколько в твоих словах абсурда. И мой ответ не понадобится.

Марк поник. Ну конечно, когда вообще последний раз выходили новости? А уж про деятельность правительства против граждан и вовсе никогда ничего не сообщали.

– Я уж было обрадовался, что ты знаешь все. Раз тебе известно, кто я.

– Как я могу знать все? – Энигма раздраженно дернула плечом. – Мне столько всего приходится знать, что у меня голова пухнет. Ты, между прочим, не единственный житель Атросити, и мир не крутится вокруг тебя.

– Что ты несешь? – Марк чувствовал себя в этом разговоре так, будто ему действительно подали в баре виски, а не морковную похлебку. – Кто ты вообще такая?

– Я? – Энигма хищно блеснула глазами, в очередной раз напугав Марка. В противовес этому голос ее прозвучал заботливо, как у матери. – Я та, кто утешит твое страдание. Знай, твои мысли, чувства и дела принадлежат другому человеку. И Ива тоже принадлежит другому. Как и ее мысли и та неприятность, в которую она попала. Все это – не ваше. Будьте свободны. Я отпускаю вас!

В этот момент Энигма тихо засмеялась, а Марк решил, что она – не преступница, а сумасшедшая. И ее надо не в тюрьму, а в дурдом. Вот только Комитет стабильности не делал разделений и всех ссылал на тюремные острова.

– Пожалуй, мне пора. Новую порцию чуши я не вынесу, – грубо бросил он и хотел уже встать, но что-то внутри противилось этому. Энигма казалась опасной и сильной. И самое главное – свободной. В отличие от всех прочих людей, которые попадались Марку.

– Вам обоим пора, – раздался над ухом громкий голос Эда, от которого Марк дернулся. – Осталось меньше часа до комендантского. Идите с миром.

Эд казался спокойным и безучастным. Неужели он не слышал весь этот разговор? Неужели он не заметил, что в бар к нему заглянула опаснейшая преступница? У Марка шла кругом голова. Тут он увидел, что Энигма направилась к выходу, и тут же бросился следом.

Над переулком пронесся воздушный патруль. Преступница спряталась в тени кирпичного дома, сама став тенью. Только белый подбородок выглядывал из-под капюшона, выдавая ее. Даже руки были покрыты темными тканевыми перчатками. Марк подошел.

– Чего тебе? – тут же нахмурилась она. – Иди слушать чушь от кого-нибудь другого.

– Только не говори мне, что ты обиделась, – неуверенно улыбнулся Марк.

Энигма задержала на нем задумчивый взгляд и тоже ответила улыбкой.

– Ты чудак. Нормальный давно сбежал бы, узнав, кто я. Так что тебе нужно?

– Ответы. Откуда тебе столько всего известно?

– Зачем тебе это знать?

– Это важно. Вдруг именно ты сможешь помочь мне?

– Я? – Энигма подавила смешок. Впрочем, наигранный. За всеми ее шутливыми позами и дерзкими фразами Марк разглядел растерянность и печаль.

– А я, быть может, помогу тебе? – сказал он неожиданно для себя.

Энигма стала серьезной.

– Марк, в чем ты поможешь мне? Ведь ты – всего лишь мысль в голове человека. Ты фантом, миг, как и все живое вокруг.

– Пусть так, – решил подыграть Марк, хотя ему сейчас было не до философствований. – Но почему бы двум фантомным мыслям не помочь друг другу?

Энигма надменно ухмыльнулась.

– Потому что мы не равны. Ведь ты – моя мысль, Маркус. Зачем мне тебе помогать?

Марк опешил от такой наглости, а Энигма не дождалась ответа и двинулась прочь. Он тут же последовал за ней. Крепко зацепила его эта чокнутая, обидела даже, но он решил во что бы то ни стало добиться от нее искренности. Энигма играла с ним, должно быть, так же она играла с законом – иначе почему ее до сих пор не поймала полиция? Эту девушку объявили преступницей вскоре после Гражданской, и все же она до сих пор была на свободе. И пока что Марк видел в ней единственную надежду встретиться с Ивой.

Когда они проходили под железным мостиком, соединяющим два окна соседних кирпичных зданий, он ускорил шаг и перерезал путь Энигме, встав к ней лицом.

– Ты что, правда думаешь, что все горожане, все их дела, все события, весь Атросити – в твоей голове? И этот мой вопрос – тоже выдуман тобой?

Она глядела с большим любопытством. Неужели испытывала его? Неподалеку тем временем пронзительно засвистели тормоза воздушного трамвая: он скатился по рельсам к надземной остановке.

– Почему ты просто не оставишь меня в покое? Я ведь несу чушь, просто забудь и иди своей дорогой.

– Твоя чушь не дает мне покоя, – неохотно признался Марк.

Энигма смерила его оценивающим взглядом. В котором вроде бы даже мелькнуло одобрение.

– Любопытство – добродетель, – она задумалась. – Сейчас мало кто способен откликнуться на его зов.

Марк выжидающе скрестил на груди руки.

– Ну так что? Ты мне ответишь?

– Мой дорогой друг, – Энигма слегка улыбнулась. – Ты абсолютно прав, что не веришь в такое. Потому что это не правда. И в этом вся прелесть! Любой бы сошел с ума, если бы контролировал каждую свою мысль. Ну а человек, который уже сошел с ума, и вовсе раб своей головы. Ты ведь такого мнения обо мне, верно? Думаешь, что я сумасшедшая?

Марк смутился, но отрицать не стал. Не время для любезностей.

– Я не слетела с катушек, – гордо заявила Энигма. – И человек, чьей микровселенной мы являемся, тоже. С ним нечто другое.

– Так, – нахмурился Марк. – А вот с этого места подробнее.

– Я пошутила в начале, чтобы удивить тебя, – она невинно пожала плечами.

– В чем именно? – мозг начал закипать. Впрочем, еще с самого начала этого странного общения.

– В том, что ты – моя мысль. Мы оба – жители этого мрачного Города Мыслей.

Они продолжили путь, отмеряя шагами расстояние от бара номер четыре до неопределенной точки, к которой фарфоровая кукла наметила свой курс. Мимо мелькали серые стены высоток и темные переулки, а над головой между крышами зданий – мутное небо. Марка одолевало уныние, но он старался гнать его прочь. И шел, хмурясь и спрятав руки в карман штанов.

– Допустим, что ты права. Что мы – часть мира мыслей некоего человека. Но зачем тогда этот человек устроил в своей душе такой… распорядок? – на последнем слове Марк презрительно хмыкнул.

– Ты хотел сказать «беспорядок»?

– Да. Только язык не повернулся.

– И я понимаю тебя. Порядок или хаос окружает нас? Посмотри, в океане полный штиль, а в Атросити – диктатура аскетизма. Разве это можно назвать беспорядком? – тут же она сама ответила на свой вопрос. – О, да! Если душа застыла – это полный бардак.

– Тут все страдают! Зачем делать свою душу вместилищем страданий?

– Ты стремишься найти виновного и приписать ему все свои беды, но это неправильно. Мы все – одно целое. И мы все виноваты, что так произошло.

– Я все понял, – Марк торжественно потряс указательным пальцем. – Ты из какой-то секты, считающей бога – человеком, а людей – его мыслями. Слыхал я уже идеи насчет единства всего сущего, и кто их вещал – тех нет уже, кстати. А если говорить серьезно, то не я занимался выборами президента. Поэтому не я виноват в том, что происходит с городом. Партии верховодят всем, назначают, кого попало, а простые люди отдуваются.

Марк удивился тому, насколько он осмелел рядом с новой знакомой. Сейчас он в открытую выразил свое недовольство властью. Подобное – кратчайший путь до тюремного острова.

– О, Марк, – с неожиданным сочувствием издала Энигма. – Я тоже не в восторге от нашего правительства. Хотя бы потому, что уже много лет мне пытаются подпалить хвост. Но все мы виноваты, и точка.

– Я не виновен! Я просто хочу жить спокойно и безопасно. Рядом с Ивой.

– В таком грязном и отвратительном мире это невозможно.

– О-о нет. По-моему, этот мир слишком чист.

– Я не об этом! – резко вскинула руки Энигма, теряя терпение. – Я про мир, который извне. Про внешний мир. Мир, полный боли и зла.

– Как это похоже на Атросити, – не унимался Марк.

Внезапно из-за переулка раздался шум и грохот. Путники моментально юркнули за ближайшие мусорные баки и прижались к стене.

– Что там? – спросил Марк с колотящимся сердцем.

– Тс-с, – Энигма прижала к губам холеный указательный палец.

Они аккуратно высунулись из-за укрытия. Неподалеку явно шла борьба, топот и вопль разносились по улице, отражаясь от серых домов. На противоположной стене развернулся жуткий театр теней.

– Я невиновен! – визжал неизвестный.

– Брось палку и сложи руки за спину, – потребовал механический голос.

Энигма потянула Марка за собой в укрытие.

– Высовываться опасно. Стражи порядка не любят, когда кто-то застукивает их за делом.

Марк не стал возражать. Теперь ему действительно было за что цепляться, и рисковать понапрасну жизнью и свободой он не хотел. Теперь уже не из страха, а потому что действительно разглядел путь.

Когда улица стихла и опустела, они двинулись дальше.

– Кого полиция поймала на этот раз?

– Своего, – с тоской ответила Энигма, опуская глаза. – Когда-то это была хорошая, сильная мысль.

– Откуда ты знаешь, ты же ничего не видела?

– Я догадываюсь. В Атросити уже переловили всех преступников. Остались только без вины виноватые.

Она знала слишком много. Но действительно ли в этом был замешан тот мистицизм, о котором шла речь ранее?

– Ответь, откуда тебе все известно? – потребовал Марк. – Иначе я не отстану!

– Не все. Далеко не все.

– Откуда знаешь меня? Ты что, мысли читать умеешь?

Энигма рассмеялась.

– Может и так. Умею. Доволен?

– Нет. Скажи правду!

Она устало покачала головой.

– Что с тебя взять? Скучный ты, не даешь разгуляться фантазии, – Энигма поправила капюшон, чтобы тот полностью скрывал лицо. – По имени тебя Эд назвал, когда приятного аппетита желал. Что женат – увидела на руке клеймо. А что жена твоя пропала, по твоему несчастному виду догадалась.

Похоже, они с барменом знали друг друга. Тогда понятно, почему Эд был спокоен.

– Может, меня с работы выгнали? Или я кого-то другого потерял, поэтому выглядел несчастным?

– Слушай, я просто прочла это по твоим глазам, ясно? Как и то, что ты не хочешь мириться с судьбой. Теперь отстань.

Но Марк не отстал и продолжил следовать за ней. Они вышли к большому бежевому зданию, похожему по стилю на древнегреческий храм. Светлые мраморные колонны тянулись к крыше, под которой все четыре этажа занимала Химическая школа города. Стереобат вел к массивным узорным дверям, запертым на ночь. Раньше здесь учили художников и музыкантов, теперь – будущих работников Химического предприятия, где лекарства изготавливали наравне с пластмассой, каучуком и шинами. Марк подозревал, что вскоре эту школу закроют, ведь после войны не родилось ни одного ребенка, а прежние ученики однажды получат аттестаты.

Марк тяжело вздохнул. Он помнил эти стены изнутри, еще с тех времен, когда учился играть на гитаре. Когда здание звалось Творческой академией. Правда, безликие стеклянные высотки уже тогда теснили ее со всех сторон. Индустриализация шла полным ходом, людей переселяли из центра в такие многоэтажки, а на местах их домов возводили заводы. Марк был слишком маленьким и беззаботным, чтобы понять, к чему все ведет. Иначе он не пропускал бы уроки музыки, стараясь впитать каждую мелодию, до единой ноты, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь.

– Черт, – он внезапно опомнился. – Мне же отсюда до дома час ходьбы! – Марк по привычке глянул на руку, хотя забыл часы дома. – Сколько времени?

– Ты в любом случае не успеваешь, – сказала Энигма на ходу, она даже не обратила внимание на бывшую академию. – Похоже, избавиться от тебя пока не получится. Идем, я знаю безопасное место.

Марк засомневался – но только на миг. И отправился вслед за ней, уходя неизвестными тропами от известной серой стабильности.