Текст книги "Мавритания"

Автор книги: Анна Ковальска-Левицка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Сегодня, после многолетней напряженной работы, сооружен порт и многолюдный город Кансадо, где бесперебойно идет перевалка руды, работают рыбные холодильники и консервные заводы, а перед виллами и домами даже разбиты газоны. Успехи Мавритании доказывают, какими огромными возможностями обладает человеческая энергия, когда ей оказана материальная поддержка.

Строительство Нуакшота, Нуадибу вместе с Кансадо и Зуэратом, а также медного рудника и горного поселка в Акжужте доказало, что в Мавритании можно возводить современные города, а проблема воды не так безнадежна, как это еще недавно представлялось. Однако не следует забывать о военных действиях и стихийных бедствиях, которые способны уничтожить сооружения, подающие воду, и привести города к гибели. Жизнь в населенных пунктах прекратилась бы, людям пришлось бы их покинуть. Подвижные дюны, в которых нет недостатка, особенно в районе Нуадибу, за короткое время завладели бы покинутым городом.

Все чаще встречается молодежь, захваченная современной жизнью, мечтающая о новой Мавритании. Но старый пастух, кочующий в районе Шингетти, два сына которого отправились зарабатывать деньги на предприятие по переработке рыбы в Нуадибу, сказал мне:

– Я останусь здесь и буду пасти верблюдов, чтобы у них было к чему вернуться. Все может измениться, но роса всегда будет выпадать в горах Адрара, а верблюдица всегда будет кормить пас своим молоком.

Проблема воды увела пас далеко на север, в пустыню, занимающую ⅓ всей территории Мавритании. Пустыня начинается примерно с 18° северной широты и доходит на севере до границ Сегиет-элъ-Хамры и Алжира.

На границе Сахары, в районе Акжужта, появляются, возможно, самые живописные во всем мавританском пейзаже графито-черные горы. Над песчаной светло-золотой равниной, которая в солнечном зное становится миражем, прозрачно-голубой волнистой поверхностью воды встают и упираются в небо горные цепи и отдельные вершины, напоминающие морские вулканические острова. Раскаленная солнцем блестящая чернота этих горных вершин на фоне золотых песков, отсутствие какой бы то пи было растительности, дрожащий знойный воздух – все это производит впечатление чего-то нереального, пейзажа иной планеты. За этими горами, еще дальше на север, начинаются горы Адрара. Трудно назвать их так в привычном смысле слова. Это скорее обрывистые, скалистые пороги между отдельными этажами плато, поднимающегося ступенями к северу. Для них характерны совершенно плоские вершины и отчетливо очерченные скальные пласты – как будто все это взято из учебника по геологии. Обрывистые склоны и глубокие каньоны вблизи производят впечатление высокогорного пейзажа, но после преодоления круч мы вновь оказываемся на плоской поверхности, чтобы через несколько десятков километров снова очутиться у подножия гранитных обрывов, которые здесь называют дхар*.

Другой горный массив, расположенный рядом с Адраром, – Тагант. Он достигает всего 300 метров над уровнем моря, тогда как Адрар поднимается более чем на 800 метров. Свежий ветерок постоянно дует в Адраре, подтверждая, что горы эти находятся на большой высоте. Это особенно чувствуется ночью, когда температура опускается до 5 °C и приходится доставать все имеющиеся теплые вещи, чтобы не замерзнуть на раскладушке, стоящей прямо под усеянным звездами небом. С Адраром мы знакомимся в холодное время, которое длится здесь почти полгода, и, несмотря на это, в полдень – труднопереносимая жара: температура достигает 50 °C, а черная скалистая земля накаляется до 70 °C. Через тонкие подошвы сандалий чувствуется такой жар, как будто ходишь по раскаленной кухонной плите. Почти все мавры носят кожаные сандалии. В последнее время фирма «Батя» заполонила Сахару специально сделанными для здешних условий пластиковыми, прочными и в то же время дешевыми сандалиями. В центре пустыни я встретила стоянку, где все мужчины, женщины и дети ходили по раскаленным камням босиком так, будто гуляли по прохладному мягкому лугу.

^{Горы Адрара}

Пустыня не однообразна, она постоянно меняется. Ни одна ее часть но похожа на другую. Мы едем преимущественно по плоской, иногда слегка холмистой бледно-желтой укатанной земле, местами «устланной» камнями. Кое-где растут причудливые карликовые деревца, жалкие кусты или пучки травы. Большинство растений, которые здесь можно встретить, на первый взгляд кажутся безлистными. Только вблизи удается разглядеть, что между острыми колючками скрываются маленькие серо-зеленые листочки. У всех кустов и деревьев очень длинные корни, которые позволяют им доставать воду из глубоких слоев почвы. В Сахаре немного найдется мест, полностью лишенных растительности. Если поискать, везде можно найти ее следы. Иногда это может быть деревце, какое-нибудь вьющееся растение, а то и просто трава, по цвету ничем не отличающаяся от каменистой пли песчаной почвы. Даже в безводной пустыне, в районе бухты Нуадибу, ученым-ботаникам удалось собрать на скалах и среди дюн целых 55 видов различных растений. Случалось, правда, что приходилось проезжать более десяти километров в поисках деревца, под которым можно провести полуденную сиесту. И все же его почти всегда удавалось найти. Другое дело, что немногочисленные листья на ветвях плохо предохраняют от солнечных лучей. Но чем дольше мы находимся в этой стране, тем становимся менее требовательными, и даже слабый намек на тень способен нас удовлетворить.

На некоторых отрезках пути прочно утрамбованная земля и гравий сменяются пространствами, покрытыми обломками скал. Эти места непроходимы для автомашины, даже приспособленной к условиям Сахары. Живописны каменные громады: одни еще не совсем осыпались, другие превратились в плоскую поверхность, которую выровняли ветры и теперь перегоняют по ней песок. Неожиданно среди них встают отполированные песчаными бурями черные причудливые каменные изваяния, напоминающие по форме гигантские грибы, сваи, шляпы. Очевидно, их необычная форма испокон веков привлекала сюда странствующие орды, а трещины и гроты в скалах давали людям убежище. Необычный пейзаж вызывал у них чувство благоговения и трепет. Здесь можно увидеть высеченные на скале орнаменты, линии, круги, зигзаги и неумелые изображения людей и животных, относящиеся к эпохе неолита. Рядом с ними более поздние знаки племен берберов и арабов.

Особенно зловеще выглядят каменные пространства при свете луны. Их блестящие поверхности кажутся сияющими и серебристыми на фоне черных тепой, отбрасываемых уступами скал. Мертвый при дневном зное пейзаж ночью как бы оживает: слышится шелест ветра, различные шорохи. Временами ночную тишину нарушает резкий треск, похожий на выстрел, или сильный взрыв. Это трескаются скалы, несколько часов тому назад раскаленные лучами солнца, а теперь резко охладившиеся до температуры, близкой к нулю.

Скалистая Сахара и огромные каменные поля графито-черной поверхности – это «пустыня пустынь», пространство, где всякая жизнь выжжена солнцем. Из-за черного цвета графита поверхность земли нагревается до такой температуры, которую даже приспособленная к трудным условиям растительность не в состоянии вынести. Нас, жителей северных лесистых стран, пугают темные тучи, бури, морозы, заснеженные поля. Здесь – наоборот. Самое страшное и опасное – это жара, и ничего нет ужаснее пейзажа, залитого все уничтожающими лучами солнца.

Чем дальше мы продвигаемся к северу, тем реже обнаруживаем следы жизни. У южных границ Сахары мы сравнительно часто видели группки верблюдов, обгладывавших веточки низких колючих акаций, или коз, взбиравшихся на кусты в поисках корма. Порой вдали виднелась черная палатка кочевников, группа животных, собравшихся у колодца, или мимо проходил караван верблюдов, направлявшийся на северо-запад страны за древесным углем и плитками каменной соли. Теперь встречи становятся все реже, иногда за полдня мы не встречаем никого.

На одном из поворотов неожиданно натыкаемся на лежащего среди камней мертвого осла. Гул мотора вспугивает шакалов, устроивших здесь пиршество. Отбежав недалеко и присев за камнями, они следят за нами из своего укрытия. Едва шакалы оставили добычу, как с ближайших сухих деревьев с обломанными ветками взметнулись огромные вороны, которые до сих пор, парами прижавшись друг к другу, терпеливо ждали момента, когда шакалы утолят первый голод. В одну минуту вороны облепили то, что осталось от осла. Они отрывали клювами уже высохшие внутренности и глотали куски мяса, торопясь наполнить желудки до возвращения шакалов. Было что-то жуткое в ненасытности этих зловещих птиц.

На отдельных участках дороги стелются дикие дыни. Кое-где можно увидеть больших ящериц с блестящими бусинками черных глаз. Они перебегают дорогу перед самыми колесами машины. Те, что справа, ищут спасения на левой обочине, и наоборот. Иногда в спешке они сталкиваются друг с другом, очевидно думая, что спасение можно найти только на противоположной стороне дороги. Мы едем очень медленно, чтобы не причинить вреда этим симпатичным, ловким ящерицам. К счастью, обошлось без жертв.

Мы уже в глубине страны. Исчезли пасущиеся стада, нет даже юрких ящериц. Изредка мимо пас проносится стайка газелей, ночью пройдет рядом какой-нибудь хищник – и это все. На одной из стоянок, подкрепившись полуденной порцией горячего чая и сухарем, вместо отдыха на циновке в «тени» колючего безлистного куста я отправилась в бруссу.Воздух звенит, вибрирует от зноя, но, к счастью, дует легкий ветер, сухой и бодрящий. Чувствую, что все здесь как-то иначе. И вдруг осознаю, что это «иначе» – господствующая вокруг тишина. У нас тишина – это какие-то звуки: шелест листьев, голоса птиц, жужжание мух, бульканье воды. Здесь тишина абсолютная. Ветру шелестеть нечем, растущие кое-где колючие кусты – без листьев, нет ни птиц, ни даже насекомых. Только одинокий муравей вышагивает бесшумно. Несмотря на полную безжизненность, пейзаж хамады* обладает большим очарованием. Я не раз задумывалась, в чем оно. Здесь нет живописных гор, которые могли бы сравниться с грядой Татр, нет сочных красок нашей буйной растительности. Зато есть бескрайность пространства и жестокая природа, рядом с которой человек чувствует себя бессильным. В пустыне, как и в море, он оказывается лицом к лицу с силами природы, которые мы еще не смогли укротить. Только тут человек ощущает всю ее мощь, которая вне его власти.

В Центральной Сахаре дожди – редкость. Иногда в течение нескольких лет может не упасть ни одной капли воды, кроме ночной росы. Воздух настолько сухой, что кажется, дождь из высоких туч не достигнет земли. Капли воды испаряются еще до того, как коснутся ее поверхности. Пустыня, на вид лишенная жизни, усеяна семенами растений, приспособленных к коротким вегетационным периодам. Дожди в этой части Сахары редки и нерегулярны, но если уж случаются, то за несколько дней земля покрывается зеленым ковром и пустыня превращается в свежий луг, усыпанный цветами. Вегетационный период таких растений очень непродолжителен, не более нескольких недель. До того, как солнце допьет остатки влаги, растения отцветут, дадут плоды и засохнут. Л ветры снова разнесут их семена по пустыне. В расщелинах скал и горячей почве они будут ждать дождя, чтобы снова взойти, расцвести и дать семена.

Огромные пространства, перемещающиеся дюны, в которых застревают люди и животные, каменистая поверхность черной хамады, ранящая ступни путешественников и копыта животных, редкие места водопоя, знойные дни и ледяные ночи – это еще не все, чем угрожает пустыня человеку. Самая большая опасность для караванов, особенно на севере Сахары, – это пыльные бури. Они возникают неожиданно, вздымая столбы пыли и песка. Острые кварцевые песчинки впиваются в кожу и слепят глаза. Пыль застилает солнце, мгла уменьшает видимость до нескольких метров. Буря несет с собой волны горячего воздуха, который обезвоживает организм и часто приводит к смерти животных и людей.

Я столько начиталась о «белеющих среди песков пустыни костях», что воспринимала их как непреложный романтический реквизит Сахары. И в том, что я прочла, действительно не было ни малейшего преувеличения. Твердая, плотная земля хамадыничего не принимает в себя, а песчаный эрг*, наоборот, выносит все на поверхность. Везде вдоль караванных путей, в абсолютно пустынных местах, можно встретить отполированные ветром, белые как снег кости верблюдов. Это единственная светлая, правда только в отношении цвета, но никак не настроения, деталь на серографитовой или серо-желтой почве. Чаще кости разбросаны, реже скелет лежит целиком, создавая иллюзию спящего животного.

В стране, где высохший колодец, на который рассчитывали, разорванный бурдюк с последним запасом воды, ветер, скрывший следы, или хотя бы незначительная поломка мотора могут означать конец путешествия, такая одинокая «сухая» смерть верблюда наводит на печальные размышления.

В почти безводной пустыне районы подножия гор и овраги Адрара и Таганта лучше обводнены, чем соседние с ними равнины. Осадки выпадают здесь чаще, а вода, приносимая кратковременным ливнем, собирается в глубоких уэдахи увлажняет почву настолько, что ее можно использовать для посевов проса и других культур. Многие из этих оврагов – остатки бывших рек, которые тысячи лет назад протекали через Сахару. Порой русло реки занимает несколько десятков километров, иногда же только маленький участок, а дальше ложбина засыпана песком и обломками скал. Хотя реки и высохли и только в период дождей ненадолго заполняются водой, в их руслах сравнительно неглубоко под землей находятся водоносные слои. Уэдывыдает пышная растительность. Населению известны эти места, и оно старательно использует их для выращивания финиковой пальмы. Вблизи пальмовых рощ выросли старые города (конечно, в африканском понимании): Тишит, Валата, Нема, Атар, Шингетти и Вадан. Они расположились вдоль долины, по которой тянутся сады. Здесь такие селения называют ксарами.Это плотно застроенная территория с маленькими каменными или глиняными домами под плоскими крышами. Часть населения живет в самом ксаре.Чаще всего это богатые жители, владельцы возделываемых земель и одновременно торговцы, а также ремесленники. В больших ксарахимеются свои базарные площади, застроенные лавками, иногда здесь находятся мечеть и кораническая школа, а сейчас и светская школа. В последние годы некоторые ксарыполучили так называемый центр здоровья, где фельдшер дает всевозможные медицинские советы и консультации. За ксаром,рядом с плантациями, которые тянутся вдоль долины нередко на несколько десятков километров, стоят каменные дома, соломенные шалаши и палатки арендаторов, рабов, обрабатывающих поля своих хозяев, а также мелких владельцев; им самим приходится заботиться о своих садах.

Пальмовые рощи чаще всего можно встретить у подножия скалистых ярусов Адрара или высоких песчаных дюн. (Цепи песчаных холмов в Адраре сами совершенно лишены растительности.) Как правило, это свидетельствует о близости подземных водохранилищ, а значит, растительности и людей.

Типичный оазис Адрара – Вадан. Последний населенный пункт на дороге к нему, куда еще можно попасть на машине, – это Шингетти. За ним до Вадана уже полное бездорожье. Иногда этот путь могут преодолеть только караваны верблюдов. В Шингетти два раза в неделю приезжает грузовик – собственность одного из жителей этого ксара,который привозит сюда товары и людей, но, если пет собственного средства передвижения, чтобы добраться до Вадана, приходится ждать случая. А он представляется не часто. Мы прибыли сюда в ноябре. А последняя автомашина, как нам сказали, была в августе. Это был «лендровер», в котором кроме шофера находились какой-то путешественник-европеец и два его телохранителя. Правда, уже год работает маломощная радиостанция, осуществляющая связь между Ваданом и Шингетти. Однако по волнам эфира трудно переправлять людей и товары.

Известие о задуманном нами путешествии в Вадан разнеслось по Шингетти с быстротой молнии. Прежде всего пас засыпали полезными советами: вообще нам не следует туда ехать, потому что отправляться в такой путь, где мы не встретим ни людей, пи колодцев, одной автомашиной очень рискованно. Что мы будем делать, если у нас произойдет хотя бы небольшая авария? Если уж нам так необходимо ехать, то пи в коем случае нельзя ехать двоим. Эта дорога не для женщины! Я обязательно должна остаться, если хочу живой вернуться домой, к детям. Намекали на какие-то банды кочевников-регейбат, которые выступают против правительства и вообще ненавидят всех «французов» и им подобных. Кроме всего прочего, мы обязательно заблудимся, поскольку туда нет никакой дороги.

Я решительно воспротивилась тому, чтобы остаться в Шингетти, и, как потом оказалось, поступила правильно. Мы не встретили опасных бандитов, не сбились с дороги, аварии не произошло. Зато был Вадан, прекрасное и экзотическое место, превзошедшее все мои ожидания.

^{«Современный» дом в ксареи шалаш для прислуги. Шингетти}

Когда все поняли, что наше решение непреклонно, нас начали осаждать всяческими просьбами: взять с собой почту, посылки. Городской учитель притащил довольно большой стол, который он хотел переслать своему другу, учителю в Вадане. Стол был включен в наш багаж.

Отъезд был назначен на семь утра. Мы хотели хотя бы часть пути проехать свежим ранним утром: незнакомая дорога могла преподнести нам всякие неожиданности, и лучше было иметь запас времени. Конечно, мы не смогли избежать кое-каких осложнений и тронулись в путь только в одиннадцать часов дня.

В самое худшее время дня – в полдень – мы медленно продвигались по дороге, усыпанной острыми булыжниками. Никакого следа дороги, хотя бы какой-нибудь тропинки. Первые 25 километров еще кое-где виднелись сложенные из камней холмики, вселявшие в нас уверенность, что мы едем правильно. Потом исчезли и эти следы «цивилизации». Только безнадежно однообразное пространство, покрытое то крупными, то мелкими камнями и черной пылью. Временами пейзаж несколько оживляла бледно-желтая полоса низких дюн, одинокие карликовые деревца грустно протягивали голые, изогнутые ветром колючие ветви. Расстояние Шингетти – Вадан оказалось не таким большим – 127 километров. По чтобы преодолеть их, нам пришлось затратить целых пять часов. За все время пути только раз мимо нас пронеслась стайка газелей, затем мы натолкнулись на скелет верблюда и увидели сложенные мешки с древесным углем, выжженным из жалких маленьких деревьев где-то в глубине пустыни. Видимо, ждали каравана, который должен был его забрать на базар ксара.

Каким образом среди этого однообразия Бальде и Сиди Моктар сумели найти дорогу, осталось для меня тайной. И мы не только но заблудились, а выехали прямо к самому селению. Отупевшая от зноя, с глазами, опухшими от неослабевающего яркого света и пыли, я уже перестала разглядывать все вокруг, к тому же не очень-то многое можно было и увидеть, когда Вальде указал нам пальцем на что-то вдали. Это что-то напоминало колышущуюся воду. «Это – дюны, – сказал он. – Там – оазис».

^{Современный центр здоровья в Вадане}

Все более отчетливыми становились формы песчаных золотых холмов. Спустя некоторое время мы оказались у их основания. Мотор работал с большим усилием, а колоса утопали в осыпающемся золотистом песке. С большим трудом мы взобрались на верхушку дюн и тут же увидели великолепную, совершенно сказочную картину. Внизу под нами лежала широкая плоская долина, кое-где покрытая песком, но с зелеными пальмовыми рощами и небольшими участками, огражденными каменными стенами и плетнями из пальмовых листьев и колючих веток. Рядом с последними тут и там расположились куполообразные шалаши, такие же золотистые, как песок: они были покрыты пшеничной соломой. Противоположная сторона долины поднималась обрывистой, скалистой стеной, к которой как бы прилепился каменный город. Это производило впечатление продолжения обрыва. Все тонуло в медно-красном солнечном закате. И оборонительные стены этого средневекового города, и его дома были построены из скальных пород, поэтому трудно было понять, где настоящая скала, а где начинается здание. Только два серых оштукатуренных здания, возвышавшиеся над другими, и выделялись в этой единой по характеру и цвету картине. Они напоминали укрепленный замок, в действительности же оказались школой и лазаретом, построенными современным правительством и выдержанными в стиле, который полностью соответствовал романтическому Бадану.

^{Старый французский форт. На переднем плане рощи финиковых пальм на дне батхи}

На противоположной от ксарастороне долины стояло одинокое здание, ничем не отличавшееся от остальных в селении. Именно здесь нам предстояло остановиться. Здание оказалось старым французским фортом и поэтому было расположено так, что господствовало над долиной и обеспечивало наблюдение за городом на противоположной стороне. Во многих старых оазисах, на берегу долины мы встречали именно французские форты. Так было в Шингетти, в Бутилимите. В настоящее время форт – резиденция помощника префекта. В нем три большие комнаты. В одной размещалась канцелярия со столом, несколькими креслами и радиопередатчиком. Как раз, когда мы приехали, местный фельдшер принимал по нему распоряжение из Шингетти, что, если мы не прибудем до утра, на поиски следует выслать нескольких человек с верблюдами. В этой же комнате, в стенном шкафу, стояли книги со списком жителей ксараи кочевников, закрепленных за данным округом; значились только главы семей. Две следующие смежные комнаты были отданы нам. Одна была обставлена довольно скромно; мы приспособили ее под кухню. Другая выглядела побогаче – на полу для гостей лежали матрацы. К зданию пристроена «ванна»: маленькая клетушка с цементным полом и стоком для воды, в стену вместо вешалок для одежды вбиты колышки. Здесь можно было помыться, поливая тело водой из кувшинчика – это было единственное помещение с дверью, что позволяло уединиться от массы гостей и любопытных. Плоская крыша, на которую вела внушительная каменная лестница, предназначалась для сна в знойные, душные ночи. Вблизи еще стояли низкая прямоугольная ограда с входом в более высокую стену, выходящую на восток, – здесь совершались молитвы, и тут же рядом массивная башня – типичное для мавританских домов помещение.

Наш приезд был замечен в ксарена противоположной стороне долины, и едва мы вышли из машины и начали распаковывать багаж, как тут же появились гости. Первым прибыл секретарь правящей партии в белой одежде и богатом голубом тюрбане.

Он приветствовал пас официально и с достоинством, через переводчика Сиди Моктара сообщил, что мы – желанные гости и он как представитель правительства берет нас под свое покровительство. За ним чинно, с изящным благородством приблизился шейх Мустафа ульд л’Кеттаб, глава живущего в районе Вадапа колена племени идау-эль-хадж, вышедшего из Альморавидов.

Шейх был хозяином этой земли. Он сел на ковер, поклонился и, расточая улыбки, положил перед нами шары, слепленные из фиников и обваленных в муке из проса. Поздоровавшись с нами, он объяснил, что в Вадане с незапамятных времен приветствуют почетных гостей города традиционным подарком – финиками, самым большим богатством этой страны. Мы также преподнесли подарок – полторы тысячи франков, благодаря его за полученные подарки и выражая признательность за гостеприимство и дружеское отношение.

^{Имаму дверей своего дома в Вадане}

Не прошло и часа, как наш дом был полон. Прибыли имам*, кади*, учитель местной школы первой ступени и много других мужчин. Слуга шейха, красивый молодой мускулистый негр, принес для пас из колодца, расположенного на дне долины, полное ведро воды. Фельдшер, который в отсутствие помощника префекта замещал его и сейчас принимал гостей, угостил нас и всех собравшихся чаем. Потом Бальде приготовил большой горшок риса с превосходным томатно-пряным соусом, вокруг которого уселись все присутствовавшие.

Мавритания, зажатая между двумя жаркими и безводными пустынями: одной на востоке, приблизительно по границе с Мали, другой на западе, вдоль берегов Атлантики, на протяжении веков представляла собой коридор, соединявший северную арабо-берберскую Африку с суданской Африкой. Через Адрар, Тагант и Ход проходил древний караванный путь. Благодаря ему эти районы поддерживали связь с внешним миром и в то же время обогащались, особенно торговлей солью из сахарских шахт. Ее везли в Черную Африку, где обменивали на просо, рис, золото и рабов. Вдоль караванного пути, там, где имелись вода и пальмовые рощи, возникли сначала стоянки, которые позднее превратились в более крупные поселения, чьи жители занимались торговлей. Так было в Валате, Атаре, Шингетти, Вадане и других местах. КсарВадан, как гласит предание, основало племя идау-эль-хадж. И сегодня жители города принадлежат именно к этому племени и подчиняются его шейху. Наш хозяин Мустафа ульд л’Кеттаб показал нам заброшенный дом, в котором находилась могила одного из шейхов, его прямого предка, похороненного здесь якобы 600 лет назад. Он быстро перечислил своих многочисленных предков – отца, деда, прадеда и т. д. – поразительная память и культ традиции рода!

Торговое значение Вадана было немаловажным, если уже в 1487 году португальцы основали здесь свою торговую контору. Следует признать, что это был смелый шаг. В 1445 году на побережье Атлантического океана, между нынешним Нуакшотом и Нуадибу, португальцы заложили первое укрепленное поселение под названием Арген. Отсюда они отправлялись в глубь страны. Дорога по безводной пустыне до самого Вадана, жизнь среди фанатичных мусульманских племен в совершенной изоляции были полны опасностей.

Увеличение богатства городов на караванном пути способствовало развитию науки. Племя марабутов, основателей Вадана, было известно своими учеными. С этим связана народная этимология названия города: Вадд аль-ильм вадд аттагхния – любовь к пауке и желание разбогатеть. Объясняемое таким образом название города походило на арабское, в то время как его происхождение фактически берберское. Духовные традиции Вадана продолжают развиваться, хотя его славу затмил соседний город Шингетти, один из самых известных в миро ислама центров традиционной религиозной науки. В Вадане мы нашли «улицу мудрецов». В сорока домах здесь некогда жили 40 ученых, каждый занимался своей областью: религией, традицией, мусульманским правом и т. д. Сегодня многие из этих домов превратились в руины, но благодаря сухому климату сохранились не только стены, но и прекрасные деревянные резные двери. В некоторых стенных нишах до сих пор еще целы библиотеки рукописей умерших ученых. Впрочем, большинство жителей ксараиз высших слоев общества собирают библиотеки рукописей, которые совершенно неизвестны европейским ученым и, несомненно, скрывают много неожиданных для науки сведений, относящихся к истории и культуре Мавритании и мусульманского мира.

С незапамятных времен Вадан – торговый и культурный центр, который веками населяли мирно настроенные племена марабутов, – представлял собой лакомый кусок для кочевников пустыни, живших главным образом грабежом. В городе, со стороны батхизащищенном почти отвесными скалами, а со стороны равнинной пустыни окруженном прочными, высокими каменными стенами, имелось трое ворот, закрывавшихся с заходом солнца. После наступления сумерек даже для жителей города ворота не открывались до рассвета. На главной площади, где возвышается старинная живописная мечеть в типичном для мавританских городов стиле, стоит дом, внутри которого находится священный барабан. Никто не помнит, когда и откуда он был привезен. Это самая большая святыня жителей. Когда с башни мечети замечают приближающиеся вооруженные орды кочевников, сразу же начинают бить в этот барабан, и его звук разносится на 15 километров. Это сигнал для пастухов, которые пасут стада в окрестностях города. Они тут же гонят животных в город, оставляют их на площади или улицах и становятся на защиту города. Услышав звуки барабана, в ксарсбегаются рабы, трудившиеся на плантациях. Много веков стены Вадана служили ему защитой. Но однажды, примерно 200 лет назад, во время войны между племенами город был захвачеп и уничтожен. Он уже никогда не вернул себе былого великолепия. Жители, пережившие нашествие, были полностью разорены. Со временем пришла в упадок торговля рабами и золотом, так что сегодня через Вадан проходят только караваны, которые везут соль из Себха-Иджиль в Мали, а также текстильные товары, медные изделия из Марокко в Мавританию, Мали и Сенегал. Жители ксаравновь разбогатели на торговле, но их богатство не может сравниться с богатством предков. Улочки ксаратакие узкие, что руками можно коснуться стен домов, стоящих по обеим сторонам. Все дома построены из необработанного камня, одинаковой высоты и без окон. Эти постройки производят впечатление склонов узких горных оврагов. А двери настолько низки, что в них надо входить почти на четвереньках. Закрываются они на тяжелые деревянные задвижки.

В целом мавританский дом – это темное и холодное здание, где спят в период дождей и в холодные ночи; он, в сущности, является «царством» женщин (если дом большой, в нем имеются женская и мужская половины). Здесь хранятся одежда и все имущество семьи. В знойные ночи спят на плоской крыше, застланной циновками. С крыши, оставаясь невидимым, можно наблюдать жизнь на улице. Этим пользуются женщины, которым нечасто удается прогуляться по селению. Вся жизнь семьи проходит в маленьком дворике. На земле стоят примитивные каменные жернова, с помощью которых слуги, сидя на корточках, мелют зерно. Имеется также ступа для отбивания зерна проса. Пища готовится во дворике на небольших металлических печках, нагреваемых древесным углем. Вода содержится в подвешенном на стене дома кожаном бурдюке. Во дворике принимают гостей.

На первый взгляд ксарпроизводит впечатление покинутого селения. Появление посторонних, особенно европейцев, пугает людей. Только дети бегут за нами гурьбой. С крыш с любопытством смотрят женщины. Редко встречающиеся пожилые мужчины здороваются с нами с достоинством и начинают разговор. Молодые люди, завидя нас, прикрывают лица и пропускают, застенчиво прижимаясь к стенам домов.

Мой муж все время, пока мы были в Бадане, просидел в библиотеках, меня же интересовала жизнь селения. Мы часто ходили порознь, неожиданно встречаясь на какой-нибудь улочке или в доме. Однако, как считали Бальде и Сиди Моктар, наше положение требовало, чтобы мы обязательно въезжали в ксарна машине. Всякий раз в городе нас встречали, и мы начинали шествие в сопровождении наших хозяев. Как-то, проблуждав два часа по ксару,я вернулась к «лендроверу» на площади и застала такую картину: рядом с машиной в окружении женщин стоял Бальде, непринужденно облокотившись на капот. Машина была для них такой же сенсацией, как и для мужчин, но обычай не позволял им посетить нас в резиденции на противоположной стороне долины, как это делали мужчины. Когда же мы оба несколько часов назад исчезли в лабиринте ксара, а черное лицо Бальде, по-видимому, их не так смущало, они вышли из домов, чтобы вдоволь насмотреться на современное чудо и расспросить о нас. Их было довольно много, все в черной одежде, с выкрашенными в черный цвет лицами и руками, стройные, грациозные, с огромными черными влажными глазами. Большинство из них держали на руках детей, потому что, по местным понятиям, хорошая мать никогда не должна расставаться со своим ребенком, пока он нуждается в ней. В первую минуту женщины, смотревшие на Бальде, не заметили моего появления. Я могла их спокойно рассмотреть и понаблюдать за ними, пока одна не повернулась и не увидела меня в нескольких шагах от себя. Моментально все пришли в замешательство. Женщины тотчас умолкли и поспешно начали пятиться, стараясь краешком одежды закрыть от меня головку ребенка: неизвестно, чего можно ждать от такого странного существа, прибывшего издалека. Через минуту у машины не было ни одной женщины, они скрылись в улочках и за дверями домов.