Текст книги "Мавритания"

Автор книги: Анна Ковальска-Левицка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Анна Ковальска-Левицка
Мавритания

От автора

Если нам случается пережить что-то по-настоящему интересное, что подействовало на наше воображение и вызвало большое волнение, мы испытываем потребность поделиться своими мыслями с окружающими. Хочется хотя бы часть полученных сведений, наблюдений, своих размышлений передать другим. Именно в силу потребности рассказать о путешествии, которое для меня оказалось не только захватывающей экспедицией в африканское средневековье, по и настоящим приключением, появилась эта книга. Теперь благодаря представившейся возможности издания «Мавритании» на русском языке я испытываю радость от того, что снова могу поговорить об этой прекрасной стране, на сей раз с советским читателем.

Предварительно мне хотелось бы сделать некоторые пояснения. Я – этнограф, в Мавритании меня прежде всего интересовал человек и в значительной мере традиционная культура мавританского общества во всех ее проявлениях. В силу консерватизма, присущего этой стране, приверженности собственным традициям, что является одной из главных черт мавританской жизни, мне необходимо было глубже ознакомиться с историей западной части Сахары. Без знания ее общественной структуры многие элементы экономической и культурной жизни были бы для нас совершенно непонятны.

Под «традиционной» культурой Мавритании я понимаю не какие-то далекие, сохранившиеся только в памяти старшего поколения отголоски ушедшего прошлого, а саму живую культуру Мавритании, но основанную на самобытных традициях. Рядом с ней делает первые шаги «новая» цивилизация, которая использует образцы современной европейской. Можно сказать, что я присутствовала при ее рождении, наблюдала, как утверждались новый общественный и политический порядок, новая экономическая система, новая система образования. К этой новой для Мавритании культуре я не раз возвращалась в книге. Ей посвящена последняя глава – «Рождение современного государства». Со времени моего пребывания в стране, то есть с 1968 года, прошло более десяти лет, в течение которых цивилизация шла вперед все ускоряющимися темпами. Гармоническое развитие нарушалось политическими событиями последних лет, в равной мере связанными как с внешней политикой (отношения с Алжиром, проблема Испанской Сахары [1]1
  Испанская Сахара прекратила свое существование как колониальное владение Испании в 1976 г. и была разделена между Мавританией и Марокко. – Примеч. ред.


[Закрыть]), так и с внутриполитическими проблемами (общественные волнения на рудниках и заводах, Фронт ПОЛИСАРИО, смена правительства). Поэтому сегодняшний день Мавритании – ее политика, экономика и общественная жизнь – завтра в определенной степени теряет свою актуальность и превращается в хронику одного из периодов развития этой страны.

Следует, однако, помнить, что перестройка отношений, связанная с развитием экономики (рудники, промышленные предприятия, современная торговля, транспорт), с созданием государственной администрации, с развитием образования и т. д., охватывает в Мавритании прежде всего легкодоступные районы – берега реки Сенегал, Сахель и морское побережье, а в глубине страны – железные и медные рудники. В свою очередь, внутренние районы Сахары, которые не только непригодны для сельского хозяйства и интенсивного животноводства, но и лишены природных богатств, а также путей сообщения, продолжают оставаться за пределами воздействия цивилизации.

Существенное значение для развития мавританского общества имеют уже упоминавшаяся выше приверженность населения древним традициям и та роль, которую играет ислам.

Без знания древней истории невозможно понять Мавританию первых лет ее независимости, а без обзора того, что происходило там непосредственно после создания независимого государства, невозможно понять ее последующую судьбу, ее внутренние преобразования. Хочу выразить надежду, что я выполнила свою задачу: показала Мавританию первых лет ее политической самостоятельности.

Анна Ковальска-Левицка

Вместо предисловия

«Лендровер» остановился у посольства Мавритании в Дакаре. Отсюда начинается наше путешествие, полное волнений и ярких впечатлений. Мы пробираемся по глубокому песку, который здесь служит тротуаром. Перед нами живописная, сверкающая белизной вилла, выдержанная в «мавританском» стиле, насколько его можно было соблюсти в здании, возведенном французами. Мы проходим через изысканную арку и оказываемся в небольшом песчаном патио, в котором возятся черные малыши. Это дети обслуживающего персонала, чьи небольшие жилые домики расположились на другой стороне двора. В тени, отбрасываемой стеной прямо на земле сидит группа мавров. Ослепительно белая одежда, тяжелые замысловатые черные тюрбаны, лица с чистой матовой кожей и выражение полной безучастности, почти пренебрежения – все говорит об их благородном происхождении. Позднее мы не раз будем наблюдать подобные сцены – группы сидящих мужчин, часами абсолютно ничего не делающих. Мы встретимся с ними в городах, в ксарах* [2]2
  Объяснение слов, отмеченных звездочкой, см. в глоссарии, стр. 301–302.


[Закрыть], перед палатками в бруссе [3]3
  Брусса(фр.) – чаща, заросли; в бывших французских колониальных владениях приобрело значение термина, обозначающего глубинные районы страны или вообще области, удаленные от городских поселений, – Примеч. ред.


[Закрыть]как в самой Мавритании, так и в соседнем Сенегале.

Мы растерялись, поскольку из патиомного дверей вели в разные комнаты. К счастью, из одного строения вышла молодая полная мавританка в голубой, искусно задрапированной тунике. Тяжелые браслеты на щиколотках ног делали ее движения неторопливыми, на узких запястьях рук тоже позванивали браслеты, а по обеим сторонам лица свисали янтарные кольца, нанизанные на полоски крашеной кожи. Красавица приблизилась к нам и с улыбкой спросила по-французски, чем могла бы быть полезна. Я – новичок, и, хотя уже проглотила большое количество томов, описывающих жизнь этой страны, многое меня не перестает поражать. Я не могла свыкнуться с тем, что мавританская действительность оказалась более экзотической, чем я себе представляла. Моя Шахразада – секретарь посольства. Она провела нас в прохладную комнату, уставленную европейскими креслами, где уже сидели и другие посетители. Страна находилась на пороге своего развития, и не было ничего удивительного в том, что многие хотели поселиться здесь, открыть свои предприятия, заняться перевозкой грузов, работать на вновь открытых шахтах и т. д.

Напротив нас в кресле расположилась очень полная особа, на вид ливанка или сирийка, в ярком платье и с массой украшений. Рядом с ней несколько симпатичных девушек самого разного цвета кожи. Госпожа намерена привлечь интерес к своему заведению (назовем его осторожно «пансионом девушек») в Нуакшоте, столице страны. Энергично жестикулируя, она пытается убедить упрямого чиновника в белой тунике дарраав необходимости такого рода заведения в каждом уважающем себя городе. Девушки безучастны к происходящему, лениво грызут ногти. Они равнодушно ждут, чем кончатся дипломатические переговоры их покровительницы.

Среди присутствующих находится сенегалец – владелец грузовика, который собирается открыть собственную транспортную линию Росо – Атар. Ну, и мы, пожалуй, самые экзотические на этом африканском фоне.

Внезапно с мягким перезвоном раздвигается занавеска из цветных бусинок, нанизанных на плотно прилегающие друг к другу бечевки, за которой скрывается дверь, и оттуда появляется стройный мавр. Ниспадающие на плечи концы тюрбана образуют вокруг шеи подобие воротника, длинные волнистые волосы обрамляют голову черным ореолом, орлиный нос, темные блестящие глаза, белое лицо и презрительно очерченный рот говорят о его принадлежности к арабскому племени воинов. С суровым выражением лица он протягивает руку моему мужу, пожимает руку нашему шоферу, и – тут моя непростительная оплошность! – я тоже протягиваю ему руку… Минута колебания, пренебрежительная гримаса, и, вероятно не желая при всех обидеть иностранцев, он с нескрываемым отвращением едва касается кончиков моих пальцев. Я забыла, что уже почти нахожусь в Исламской Республике Мавритании и что я всего-навсего женщина. Пристыженная, даю себе еще одну клятву – забыть на время привычки европейской женщины и поступать согласно девизу английских этнологов, который гласит: «Чтобы понять черных, надо думать как черные». В моей интерпретации это могло бы звучать так: чтобы понимать жителей Мавритании, надо думать как мавританцы.

^{Общая фотография «героев) книги (слева направо) Мамаду Бальде, вождь племени идау-эль-хадж, секретарь партии, фельдшер Али Бои, мой муж с мальчиком-переводчиком и наш проводник Сиди Моктар}

Нас отправляет в научную экспедицию Фундаментальный институт Черной Африки в Дакаре, сокращенно ИФАН. Оформление визы идет быстро, спустя полчаса мы уже покидаем посольство. Последняя формальность выполнена, утром – отъезд.

Комната для гостей в ИФАНе, в которой мы живем уже два месяца, вся завалена багажом и грузом. Раскладушки, пакеты с постелью, продовольствие, кухонные принадлежности, картонные коробки с минеральной водой «Эвиан» в больших литровых бутылках, карты, фотоаппараты, блокноты и т. д. Наконец, тщательно упакованы подарки для наших будущих хозяев: зеленый чай, сахарные головы, сласти для детей и сигареты для мужчин. Я лежу на тахте посреди всего этого волнующего воображение беспорядка, вслушиваюсь в гудение кондиционера и пробивающийся сквозь него шум волн Атлантического океана. Пытаюсь в последний раз вспомнить все прочитанное о том, что завтра станет явью.

Итак, Мавритания находится в Северо-Западной Африке. Ее границы: с запада – Атлантический океан, далее на север – Алжир, на востоке – Мали и на юге – Сенегал. Страна занимает 1030,7 тысяч квадратных километров (в три с половиной раза больше Польши), население – 1 миллион жителей [4]4
  В 1979 г. в Мавритании насчитывалось 1,5 млн. жителей. – Примеч. перев.


[Закрыть]. У нас я среднем на квадратный километр приходится около 107 жителей, в Мавритании не наберется и двух. Большая часть страны представляет собой каменистую пустыню, но встречаются и песчаные барханы. Только на самом юге условия позволяют заниматься сельским хозяйством. В многочисленных оазисах Сахары, на плато Адрара и Таганта, растут финиковые пальмы. Нет ни одной постоянной реки, ручья, кроме пограничной реки Сенегал. В глубинных районах страны единственным источником воды служат примитивные колодцы.

Мавритания обрела независимость в 1960 году, но еще за два года до этого события в безводной пустыне началось строительство столицы – Нуакшота. В 1968 году в Мавритании не было ни одного километра дороги с твердым покрытием (за исключением улиц столицы). Дороги были либо грунтовые, либо отмеченные кучками камней, либо вовсе ничем не обозначенные. Единственная железнодорожная линия длиной 650 километров, открытая незадолго до нашей поездки, проходит по абсолютно безлюдной пустынной местности. Она соединяет рудник, находящийся в глубине страны, с портом на Атлантическом побережье. В Мавритании нет ни одной постоянной автобусной линии, всего две регулярные авиалинии. На трассе Дакар – Нуакшот самолеты летают два раза в неделю, на линии Нуакшот – Атар – раз в неделю. В 1966 году было зарегистрировано 419 автомашин [5]5
  В настоящее время автопарк Мавритании насчитывает около 11 тысяч машин. – Примеч. перев.


[Закрыть].

^{Здание ИФАНа. Сен-Луи}

Основное богатство Мавритании – скот, финики, гуммиарабик, рыба, соль из открытых разработок в Сахаре. Недавно добавились железо и медь.

Основные экономические проблемы – нехватка воды, скотоводство, превратившееся в бич Сахары, поскольку увеличивающееся количество животных все больше опустошает земли, кроме того, интенсификация сельского хозяйства, поиски минерального сырья.

Важнейшая социальная проблема расовая неоднородность страны: арабы, арабизированные берберы (мавры) и негроидные народы.

Основные проблемы внешней политики Мавритании – национальное и культурное тяготение негрского юга к Сенегалу. Во внутренней политике на передний план выступает соперничество мавров и марабутов, а также борьба марабутов за власть. Государственными языками, которыми пользуются в школах и учреждениях, являются арабский и французский.

Сухие цифры, малоубедительные факты пока существуют сами по себе. Они еще не связаны с личными впечатлениями. Насколько все написанное и рассказанное об этой в общем еще мало известной стране соответствует действительности? Я даю себе обещание смотреть и слушать, ничего не упускать из виду, всегда быть наготове с завтрашнего дня!

Три города

Весь день мы двигались от Дакара на север вдоль побережья Атлантического океана. Всевозможные попытки приспособить машину к тропическим условиям дали немного. Мы буквально сварились во влажном морском зное, но зато благодаря безукоризненно действовавшей вентиляции были сплошь покрыты пылью цвета киновари. Приближается вторая половина дня, и дышать становится легче. Но дело не только в этом: мы рядом с Сен-Лун. Это прелестный город с исключительно мягким микроклиматом. Порт расположился в устье реки Сенегал, со стороны государства Сенегал, и, хотя сам город не относится к Мавритании, он служит своего рода воротами, через которые входишь в эту страну.

Мост ведет нас к центру города. На самой высокой точке выдвинувшегося в море острова, который обнимают оба рукава реки, стоит прекрасное здание местного отделения ИФАНа. В нем располагаются один из лучших музеев Западной Африки, огромная библиотека, многочисленные научные лаборатории и, что для нас в этот момент особенно важно, комнаты для гостей в самой верхней части здания. С террас открывается великолепный вид на город и реку, впадающую в море. Здесь в первый, но далеко не в последний раз мы убедились, каким превосходным помощником в путешествии оказался наш шофер Мамаду Вальде. Он из народа фульбе, живущего на плато Фута-Джаллон в Гвинее. В Западной Африке не было такого места, где бы у Вальде не нашлось родственников, соплеменников, друзей по службе в армии или просто приятелей. И здесь, в ИФАНе в Сен-Луи, швейцар был его земляком, товарищем по детским играм. Нас пригласили в дом хозяина на великолепную рыбу с кашей из проса, приправленную душистым острым соусом и измельченными листьями баобаба. До чего же мир мал, если европейская цивилизация шагнула так далеко! В комнате, куда пас проводили, стояла «полированная» супружеская кровать, над которой висел коврик с оленями и на нем свадебная фотография. Единственно, чем отличалась эта комната от комнаты европейского мелкого буржуа – цвет кожи новобрачной и ее курчавого жениха, смотревших на нас с фотографии. Зато одежда всей семьи, не свадебная, а в которой они встретили нас, очень отличалась от европейской. Он был одет в вышитое бубу*, она – в тунику и восхитительно заколотую чалму. У первенца под свободной рубашкой был пояс, с которого свисали многочисленные гри-гри*, амулеты, благословленные святейшими марабутами, ракушки, козьи рога, камешки и мешочки с таинственным содержимым, полученные от колдунов. Каждый из предметов обладал своим магическим действием: против болезней, укусов ядовитых насекомых, гибели в воде и т. д. «Вооруженный» всем этим набором, ребенок мог спокойно бегать по берегу.

Сен-Луи – город сенегальский, но его богатая история тесно связана с Мавританией и прежде всего с гуммиарабиком, который с XVI века становится основным продуктом экспорта страны. В какой-то период он даже оттеснил на задний план прибыльную торговлю рабами. Мы еще вернемся к этому продукту зарослей акации, здесь же только заметим, что в южной части Мавритании, на ее побережье, в течение двух веков продолжались ожесточенные войны за удержание монополии на торговлю золотом, рабами и… гуммиарабиком.

Первыми в XV веке основали морской торговый порт в Аргене португальцы. Позднее возник Портендик, недалеко от нынешней столицы Мавритании. За эти порты с переменным успехом воевали португальцы, испанцы, голландцы, англичане и французы. Разрушаемые и вновь восстанавливаемые, они переходили из рук в руки. В конце концов они пришли в упадок, и началось широкое строительство портов на реке Сенегал.

В 1638 году уроженец Дьеппа Тома Ламбер создал в устье Сенегала «поселение», как говорилось в источниках тех лет, а несколькими годами позднее здесь обосновалась французская торговая компания, которая и положила начало будущему Сен-Луи. Окончательный упадок двух конкурировавших между собой портов, расположенных севернее, вызвал бурное развитие города. Арген был основательно разрушен в 1727 году. В начале XX века путешественники Грювель и Шюдо на месте, где когда-то стояла неприступная крепость Портендик, с трудом разыскали несколько засыпанных песком пушек и кирпичей. Развитию молодого города Сен-Луи способствовало его местоположение. Он находился в устье реки, которая была дорогой, ведшей в глубь Мавритании и в районы, принадлежавшие более поздним государствам – Мали и Сенегалу. Со временем Сен-Луи превратился во влиятельный торговый, административный и культурный центр. Здесь разрабатывалась и концентрировалась вся колониальная и торговая политика Французской Западной Африки, отсюда отправлялись в путь исследовательские и военные экспедиции. В течение какого-то времени Сен-Луи был даже столицей Французской Западной Африки, позднее ею стал Дакар. Наконец, он был и первой столицей создававшегося мавританского государства, а работавший тогда в Сен-Луи будущий президент Мавритании именно здесь принял решение о строительстве новой, уже действительно мавританской столицы – города Нуакшота.

Так, Сен-Луи, «дважды покидаемая столица», после 1960 года (дата перенесения столицы в Нуакшот) утратил свое политическое значение. Отсюда уехали административные учреждения, а с ними массы чиновников, заполняющие все столицы, независимо от географических широт. Замерла торговля, затихла интеллектуальная жизнь, которая когда-то сосредоточивалась вокруг бывшего Французского института Черной Африки, также переведенного в Дакар.

Сен-Луи превратился в тихий город, погруженный в воспоминания о прошлом, он становился все менее французским и все менее европейским, но при этом не утрачивал своей красоты. Он сохранил отчетливые следы своей долгой истории, характерные черты города, расположенного на границе различных культур и эпох. Центр Сен-Луи – это типичный колониальный романский город конца XVIII – начала XIX века. Он с таким же успехом мог бы быть как французским, так и португальским или испанским: живописные дома, арки, веранды-террасы. Узкие улочки заполнены складами и магазинами торговцев всех национальностей. Тихие маленькие гостиницы с фонтанами и зеленью соседствуют с мечетями, с которых по вечерам доносится молитва муэдзинов*.Мусульманские дома обращены к улице глухой белой стеной. Пышные листья пальм вдоль улиц, великолепие красок цветущих бугенвиллей на стенах. Вся эта старая светская и разномастная изысканность богатого центра города плотно окружена тысячами каморок, сколоченных и слепленных из глины, досок, пальмовых листьев и жести, покрытых обрывками реклам. Здесь носятся ватаги ребятишек, роются куры, бродят бесшерстные овцы с длинными, меланхолически повисшими ушами. Жизнь этих самых бедных кварталов сосредоточена главным образом на берегу. Тут стирают, берут воду для питья, ловят рыбу, выбрасывают мусор, купаются, здесь же причаливают экзотические лодки, которые перевозят вверх по реке товары и людей.

Жители под стать своему городу. Медленно движутся двухколесные повозки, черные возницы одеты в конусообразные шляпы с геометрическими узорами, сплетенные из разноцветного лыка. Черные молодые люди из селений, расположенных в долине реки Сенегал, ведут осликов, нагруженных овощами. Рыбаки прямо с лодок продают только что пойманную рыбу. В толпе гордо выступают мавры в белой одежде, мавританские и негритянские дети возвращаются из коранической школы, тучные ливанцы выводят на вечернюю прогулку свои многочисленные семьи, а в маленьких кофейнях скучают редкие европейцы.

^{Лодка на реке Сенегал, груженная углем}

Хотя климат города смягчает близость океана и реки и даже послеполуденные часы можно считать вполне терпимыми, все же настоящая жизнь начинается только с наступлением сумерек. Движение на улицах становится оживленным, возвращаются рыбаки, небольшие рестораны заполняются посетителями, слышны песни, музыка. Мы впитываем в себя ночь, стоя на высокой террасе. Усталость прожитого дня исчезает с приходом ночной прохлады. Отчетливо доносится пение из «резиденции» какого-то благочестивого братства. Эту ночь оно отдало танцам, которые приводят его членов в состояние религиозного экстаза. На другом берегу реки справляют свадьбу, грохочущие удары барабанов в темноте вызывают волнение. При лунном свете река напоминает жемчуг. На противоположном берегу кто-то открыл двери дома, и яркая полоска света на мгновение прервала ровную водную гладь. Все это: темнота и свет, голоса, запахи, абсолютно незнакомое окружение – создает особое настроение, которое нельзя передать словами.

С рассветом мы покидаем город. День еще не наступил, в узких улочках лежат большие тени. У стены одного из домов стоят несколько десятков деревянных табличек, исписанных арабскими буквами. По всему видно, что уроки еще не начались, и ученики не взяли оставленные со вчерашнего дня «школьные пособия». Когда мы проезжаем последние пригородные кварталы, на улицах появляются первые прохожие.

^{Стирающие негры на реке Сенегал}

Мы едем вдоль берега к месту переправы. В самый полдень мы наконец у пристани парома, который перевозит пассажиров на мавританскую сторону, в селение Росо. Небольшое здание на сенегальской стороне – это контрольно-пропускной пункт и таможня. Рядом с нашей машиной ждут своей очереди уже несколько грузовиков, везущих товар из Дакара в сахарские селения. Дакар все еще держит первенство в торговле с Мавританией. Мамаду Бальде исчез с нашими паспортами для выполнения необходимых формальностей. А мы пытаемся в этом голом, пустынном месте найти хотя бы подобие тени, которая защитила бы нас от палящего солнца. Формальности превращаются в бесконечность, в то время как каждую минуту от берега отчаливает пирога, до самых краев нагруженная людьми и товарами, и никто их не контролирует, никто не проверяет документы. Такой здесь закон: только пассажиры парома вызывают интерес властей и на них направлена вся бюрократическая энергия таможенников. Кроме одного этого контрольного пункта, граница между двумя государствами открыта для любых малых и крупных лодок. Наконец пришла и наша очередь, «лендровер» медленно вползает на неустойчивый паром, и мы отчаливаем от берега.

Я наблюдаю за жизнью реки. Вокруг нас много раскрашенных лодок, переполненных стоящими пассажирами в длинных одеждах. Узелки и корзины они сложили на дно. Движутся черные лодки с древесным углем в джутовых мешках. Оказывается, Мавритания, почти полностью лишенная растительности, экспортирует древесный уголь. Его выжигают в редких, сильно вырубленных акациевых лесах. Уголь продают в Сенегал, где его используют как топливо для небольших железных печек, на которых готовят пищу.

Мавританский берег приближается. Уже видны группы черных мужчин, стоящих по колено в воде и стирающих белье. Место швартовки парома – это «прачечная» всего Росо. На высоком берегу, куда не доходят паводковые воды в период дождей, выстроились ряды небольших будок, сооруженных из гнутых шестов и камыша. Это – «отели» для ожидающих перевоза через реку или прибывших на мавританскую землю. Затем идут дома более основательной постройки из глины – без окон, со сводчатыми галереями со стороны улицы. Как правило, рядом с жильем располагаются и ремесленные мастерские, и торговые лавки. Город стоит на самой границе, и здесь идет как легальный, так и нелегальный международный обмен. Одновременно в Росо – самый крупный в этом районе базар, где сельскохозяйственные плоды, выращенные на полях, расположенных в долине реки, обмениваются на продукты, привезенные с севера, субсахарской зоны или из самой Сахары. Торговый центр – это базар, где в лавочках можно приобрести все, что необходимо крестьянину, живущему за рекой, или кочевнику из глубинных районов страны.

Европейца, привыкшего к определенному порядку, поражает полное безразличие к внешнему виду как города, так и домов. Улицы пыльные, в ухабах, полные мусора и отбросов. Вдруг нас обдало тяжелым запахом падали. Через несколько шагов мы увидели лежащий поперек тротуара разлагающийся труп довольно крупного теленка, и никто не уберет его, пока он не сгниет, а остальное не высушит зной. Мертвое животное, если оно не убито для совершения обряда, бесполезно, и самое простое – выбросить его на улицу. Кому может повредить то, что через несколько дней оно будет отравлять воздух ближайшего района? Вокруг сдохшего теленка снуют, поднимая пыль, куры, посреди дороги бредут ослики, нагруженные бурдюками с водой и другими товарами. Под арками в этой пыли и «оргии» запахов сидят группки попивающих чай мавров, занятых разговором или только созерцанием монотонной жизни селения.

Основную часть населения Росо составляют негры из различных племен, живущих по берегам реки. Если увидишь кого-то, занимающегося физической работой, это обязательно будет человек с черным цветом кожи. Торговцы также преимущественно чернокожие, как и торговки на базаре, – среди негритянских перекупщиков большинство составляют женщины. Рядом с ними выделяются надменные, с более светлым оттенком кожи женщины кочевников-фульбе, приехавшие сюда со своих стоянок, которые расположены в радиусе нескольких десятков километров от реки. Они приехали продать кислое молоко и масло. Их ослики, бредущие на рассвете по улицам Росо, увешаны наполненными молоком зебу, овец и коз бурдюками из козьих шкур. На базаре молоко выливают в глубокие миски, выдолбленные из ствола дерева, и продают, отмеривая ковшом. Рядом стоят стеклянные бутылки с топленым маслом. Вечером, когда весь товар продан, торговки наполняют пустые бурдюки речной водой и возвращаются в свои стоянки в глубь страны. Большинство населения Росо составляют мавры. Они владеют великолепными домами, мастерскими, магазинами, в их руках сосредоточена вся крупная торговля.

В Росо, как и на другие базары в долине Сенегала, стекаются многочисленные кочевники. Они отправляются на юг с окончанием сезона дождей. Поиски корма вынуждают устраивать стоянки вблизи реки. В период дождей продают скот, который экспортируется в Сенегал, а также запасаются товарами, которые производит Шеммама. Селение оживает, по улицам бродят приезжие, совершаются крупные и мелкие торговые сделки.

Первое, что предстояло нам сделать в Росо, – это найти таможню и пограничную полицию, заявить о своем прибытии и поставить печати в паспортах. На набережной, куда пристал паром, ничто не свидетельствовало о существовании подобного учреждения. Начались поиски. Мы проехали по главной улице, идущей через весь поселок. Безрезультатно. Прохожие, которых мы спрашивали, искренне удивлялись нашему стремлению соблюсти порядок и ничем не могли помочь. Наконец нам удалось найти глиняное строение с закрытыми окнами и большой зеленой вывеской, на которой была сделана надпись на двух языках – арабском и французском. Казалось, мы достигли намеченной цели. Увы, внутри было совершенно пусто; служащие отправились на полуденную сиесту, а дежуривший там солдат был весьма удивлен нашей настойчивостью.

– Вы направляетесь в Нуакшот и у вас имеется письмо от ИФАНа министру культуры? Ну, так поезжайте туда и отдайте его куда следует. Почему нас здесь, в Росо, это должно интересовать? У вас есть визы? Прекрасно, значит, вы приехали легально, а этого должно быть вполне достаточно для вашей чересчур щепетильной совести.

Мы последовали его совету и отказались от дальнейших поисков властей (на обратном пути нам также не удалось познакомиться с сотрудниками пограничной службы). Пересечение границы Мавритании произошло без всяких формальностей.

Центром «туристской» жизни Росо служит местный отель под скромным названием «На привале». Это весьма характерное заведение для данной географической шпроты, поэтому оно заслуживает того, чтобы на нем остановиться. Длинное одноэтажное здание отеля (в городе нет пи одного двухэтажного строения) тянется вдоль главной улицы. Со стороны внутреннего двора и вдоль фасада здания идет галерея с арками, которые днем спасают от жары, ночью позволяют спать на свежем воздухе, а зимой защищают от проливных дождей. Навстречу выбежал черный бой в тропической одежде и проводил нас в отведенные нам апартаменты. Просторная комната была скромно обставлена. Кроме огромной кровати под москитной сеткой, шкафа с оторванной дверцей и двух кресел, в ней ничего не было. Окон тоже не было, одна дверь вела во внутреннюю, другая во внешнюю галерею, ни одна дверь не запиралась.

Здесь следует сделать небольшое отступление. Мы убедились, что в Мавритании пет воровства. Не было случая, чтобы у путешественника что-нибудь пропало. Мы оставляли нашу машину со всем имуществом, хотя оно и было скромным, но для тех условий представляло большую ценность, на стоянках, на улицах и торговых площадях ксаров,даже на улицах столицы, а это уже город с населением в несколько тысяч человек. Часто во время нашего отсутствия машину рассматривали, однако никому и в голову не приходило что-нибудь присвоить. По традиции в Мавритании грабеж считается привилегией представителей высшего класса – мавров, обычное же воровство заслуживает самого глубокого презрения.

Кроме нескольких комнат для посетителей в отеле «На привале» имелись бар и большая столовая с превосходной провансальской кухней – владельцем был француз. Мы разыскали кабину с душем – истинное блаженство в стране, где по тебе постоянно текут струйки пота и все тело покрыто слоем пыли. Описание отеля будет неполным, если не упомянуть большую облезлую добродушную овчарку, жившую при нем, которая должна была напоминать европейцам их семейные поездки. Мусульмане не удостаивают собак своим расположением, а «заморские» гости редко здесь задерживаются. Собака выглядела заброшенной и печальной.

Нага водитель и сопровождавший пас на этом этапе путешествия молодой дакарец Моктар расположились на ночь во дворе, воспользовавшись одной из походных кроватей, которые мы взяли в ИФАНе. Здесь принято, что лица, обслуживающие гостей отеля, бесплатно располагаются в пределах гостиничных строений. Я им искрение завидовала. В нашей комнате, тщательно опрысканной инсектицидами, стоял ужасный запах. Хотя нам была обеспечена ночь без москитов, зато грозило удушье. Вечер подошел быстро. Сытые, вымывшиеся и отдохнувшие, мы присели на ступеньках в тени галереи, чтобы в темноте наступившей ночи вобрать в себя немного прохлады. Ночная прогулка по городу, которую я заранее предвкушала, оказалась невозможной.

Ночь была темная, и ни одна лампа не освещала этой кромешной темноты.

Мы были единственными жильцами-европейцами, я думала, что вообще единственными жильцами, но вскоре из комнат стали выходить другие гости. Двое из них подсели к нам, и началась беседа. Один – настоящий мавр (он оказался служащим какого-то министерства в Нуакшоте и теперь возвращался из отпуска, проведенного в родном Алеге), другой – элегантный чернокожий юноша в шелковой одежде, напоминавшей сутану, в маленькой круглой вышитой шапочке, с мягкими движениями аристократа. Оба говорили на хорошем французском языке – признак того, что они окончили среднюю школу. Вскоре появился медный поднос со всеми принадлежностями для чая. Мавр распоряжался и угощал, а молодой «семинарист», как мы его назвали, занялся сложным ритуалом приготовления этого великолепного напитка. Говорили о прошлом, настоящем и, главное, о будущем Мавритании, о нашей родине, не обошлось без любезностей и комплиментов Встреча оказалась чрезвычайно интересной, а министерскому служащему вообще повезло: мы согласились подвезти его до столицы в нашем «лендровере» (надо заметить, что место в грузовике на этой трассе стоит тысячу африканских франков, а для Мавритании это большая сумма). Хотя мы его не просили, он выразил готовность показать нам Нуакшот – город-порт, познакомить с интересными людьми. Словом, он был преисполнен добрых намерений.