Текст книги "маленькое летнее приключение"
Автор книги: Анна Этери
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– Слушай ты! -сгреб его за грудки Локки, с перекошенным от злости лицом. – Ты думаешь, я вру?
– Привет дуракам и не очень! -не удержался от комментария Торми, и вовремя отпрыгнул, потому как его оклик еще больше взбесил проигравшего, и тот взвился в воздух, будто на гвоздь сел.
– Мелкий! Тебя еще не хватало! Получить хочешь?
– Опять на шампурах? -с умилительной искренностью поинтересовался ребенок.
– Гадство! -сплюнул себе под ноги бандит, остывая. Снова биться столь экзотичным оружием, ему, по всей вероятности, не улыбалось. – Проклятье! А где этот белобрысый? Опять дурака валяет? Была бы моя воля, я бы ему с удовольствием морду начистил!
– Ну если ты о Руд… Я ему могу передать твои пожелания, -улыбаясь сообщил Торми.
– Замолчи уже. Без тебя тошно, -скривился Локки, и причиной тому была явно не карточная игра. – Давай, говори быстрей, где этот проходимец, и я пойду. Мне еще вон корзину тащить, – кивнул он на упомянутую, полную мясных деликатесов, так что при виде ее Торми был готов истечь слюнкой, но вспомнил, что и так приглашен на пирушку. Оставалось только поразмыслить – стоит ли оно того? А-то может там будет такая колобредень, что лучше остаться дома.
Торми указал Локки дорогу, вернее послал по известному адресу… на этой улочке он в последний раз видел Хамидорею с подружками. Там, конечно, не было Руд, зато Локки мог совершенно бесплатно отовариться еще одним фингалом. Старый-то уже, поди, поджил. Не видно. Повязка мешает.
Возвращаясь в особняк Арахуэнте почитай что дворами, – мальчику как-то не светило повстречаться на дороге с обратно возвращающимся озлобленным Локки, – Торми прикидывал в уме, куда ему девать остатки "того самого чая". Пить его он не собирался даже под пытками. Выбросить – жалко. Отдать обратно сенсею – выше его сил, так обрадовать учителя. А может оставить для Теи? На всякий пожарный, а вдруг пригодится! Над этим стоило подумать, и извлечь максимальную пользу.
Уже у ворот Торми смекнул, что вваливаться с оружием на территорию анемоноского дома, не очень-то умно. Тея может запросто засечь, а потом рассказывай, что ты не бегемот, и что оружие ветром надуло…
– Торми, я как раз тебя искала.
Мелодичный и радостный голос домоуправа, буквально поразил мальчика в самое сердце. Потребовалась поистине невероятная сила духа, чтобы развернуться на голос, и, мило улыбаясь, поприветствовать девушку. Торми сразу же запретил себе думать, что делать дальше, ибо понял, что ситуация крайне щекотливая, а путей к отступлению нет… пока.
– Мне кажется, нам нужно серьезно поговорить, -произнесла Тея.
Торми заприметил у нее в руках продуктовую корзину, значит, на рынок ходила. Интересно, что на обед?
– Опять? Мы же с тобой уже обо все поговорили.
– Да, -склонила она темную головку, украшенную низками агатовых бус, – но есть несколько нюансов, которые я бы хотела для себя уяснить.
– Например? -Шиконе стоял столбом за его спиной, и уйти не спешил. – "Вот болван!"
Мальчик, спрятав руки за спину начал подавать ему сигналы сгинуть с глаз долой, пока Тея не заинтересовалась, что это там за увесистый мешок за его плечами.
– Я тут размышляла о том, кто мог утащить мое оружие.
– Да-а?! -с сомнением произнес Торми, пытаясь оттянуть время, когда до Шиконе дойдет, что нужно поскорее валить отсюда, пока не замели, и удостоился слегка обиженного взгляда Теи, запоздало сообразив, что она расценила его вопрос, как сомнения относительно ее мыслительных способностей.
– И кто же по твоему мнению мог совершить столь корыстное деяние? -отвлек он ее от посторонних, никому ненужных мыслей.
– Ну, проанализировав и сопоставив все известные мне факты, прихожу к выводу, что злоумышленником был -ты.
– Я?! -"Нет, ну это возмутительно!" – Ты обвиняешь меня в похищении своего оружия? – не веря своим ушам, переспросил Торми. И не то, чтобы она совсем не права…
– А чего ты так разгорячился, если это неправда?
Торми глубоко вздохнул. Наломать дров ему не хотелось, а тем временем он как никогда был к этому близок.
– Да мне просто неприятно…
Девушка ухмыльнулась.
– Ладно, забей! Я пошутила! -неожиданно выдала она, тем самым окончательно его дезориентировав. – А этот что тут делает? – перевела она стрелы на Шиконе.
Черт! Этого-то Торми и боялся.
– Здрасте! -выпалил объект внимания, разулыбавшись, как распоследний идиот. И поправил на плече увесистый куль, который издал весьма убедительный звон железа.
Торми понял, что они пропали.
– А что за мешок? -задала Тея ожидаемый и весьма неприятный вопрос.
– Это тебе, -не стал отпираться Торми, чувствуя выступившую испарину на лбу. Иногда сказать правду означает спасение. Это был как раз тот случай.
– Мне? -удивилась девушка.
– Мы обнаружили мешок неподалеку от дома, -приврал мальчик.
– И что в нем?
Торми пожал плечами, надеясь, что Шиконе не ляпнет чего лишнего – поболтать он всегда был не прочь, а уж проболтаться и того пуще.
Тея подозрительно сощурила глаза:
– А откуда ты знаешь, что мне?
Торми удержался, чтобы не сглотнуть вставший в горле ком – уж до того волнительный был момент.
– К мешку прилагалась записка, -выпалил он на одном дыхании.
– И где же она?
"Нифига ты меня не подловишь!" – почти злодейски подумалось ребенку.
– Ветром унесло!
– Вот как! Ну посмотрим… -подступила домоправительница к застывшему истуканом Сломанному Крылу. – Что там у тебя, показывай.
Шиконе свалил на землю свою ношу, издавшую деревянно-железный грохот, и выдохнул накопившуюся усталость от необходимости тащить заплечную поклажу в одного. Торми-то в свое время помогала Лайнерия.
Тея едва прикоснулась к узелку, как руки ее задрожали, а лицо сделалось необычайно взволнованным. Неужели почувствовала свое оружие?
– Уверен, что мне?
– Еще как!
Разворачивая ткань, как подарочную бумагу крайне дорогого и долгожданного подарка, Тея действовала аккуратно, то и дело прерываясь и переводя дыхание.
Оказавшись лицом к лицу с закрытым ящиком, она какое-то время молча разглядывала его, не узнавая. Еще бы! Ящик был специально сделан под заказ, он был довольно легким и вместительным: из гладкого полированного дерева – белым с розова. Не мог же Торми притащиться к лидер-боссу с каким попало ящиком!
Тея закусила губу, начавшую дрожать в предчувствии, и, наконец, собравшись с духом, открыла крючочки, надежно удерживающие крышку на месте.
Вскрикнула. Прикрыла ладошками рот.
– Так это же… это же…
– Да никак твое оружие! -развел мальчик руками в притворном удивлении.
Тея протянула руку, но дотронуться не решилась, будто боялась, что оно исчезнет. Сверху всего боевого арсенала лежал ее любимый изящный топорик, по которому она, вероятно, больше всего скучала. И при взгляде на него на глазах девушки выступили чистые, трогательные слезы.
Торми отвернулся, решив не смущать Тею своим пристальным взглядом, и ткнул Шиконе под бок, намекая тому двигать отсюда. Тея к тому времени уже стояла на коленях перед ящиком, протягивая к нему ручки, как к родному дитю, а по щекам ее текли слезы радости и умиления.
И Торми казалось, что именно так и сходят с ума – тихо и неожиданно.
– Чего это она? -спросил Шиконе, когда Торми удалось запихнуть его в калитку и отволочь к ближайшим кустам, на тот случай, если Тея вдруг очнется от наваждения и учинит им обоим допрос с пристрастием. Торми-то что – он был готов противостоять ударам жестокой судьба, а вот насчет Сломанного Крыла был неуверен.
– Сейчас я выведу тебя отсюда черным ходом, но сначала хочу взять с тебя клятву… -Торми на секунду задумался, на предмет какую бы клятву взять… с одной стороны он понимал, что если Шиконе припечет, молчать он явно не будет, а с другой… – я возьму с тебя клятву кукушки.
– Кукушки?! -нахмурился паренек, настороженно взирая на собеседника. – А что это такое?
– Все просто, -заверил ученик Анемона Арахуэнте, взяв лекторский тон и приосанившись, будто выступал на какой-нибудь конференции, а не распинался перед слегка ощипанным юношей. – Ты обязуешься держать рот на замке относительно оружия и всего остального услышанного в нашей компании. Перечислить о чем речь?
– Не надо, я бы и сам хотел обо все забыть. Ваша история меня доконала!
Торми смолчал, что история эта не его, и вообще он был сам в нее втянут, и, кстати сказать, именно Шиконе.
– Ну а при чем тут кукушка? -не удержался от вопроса юноша.
– А вот тут начинается самое интересное… -Торми сделал драматичную паузу… чтобы его дальнейшие слова не показались издевательством. – В случае нарушения клятвы, ты будешь куковать у Апельсиновых Ворот до той минуты, пока я не приду, и не скажу, что ты прощен.
На физиономии Шико появилось недоверие, переросшее в изумление, и…
– Дудки!
– Ну почему? -вырвался непрошеный вопрос, и дабы исправить подпорченное впечатление Торми тут же произнес следующее, не давая оппоненту опомниться: – Ты уже уверен, что не сдержишь клятву? Ты заранее признаешь себя клятвопреступником? Еще не дав клятвы, ты уже думаешь о последствиях…
– Я всегда думаю о последствиях, но сейчас речь не об этом. Я что, дурак что ли, чтобы куковать у ворот? А вдруг ты только через неделю решишь наведаться к воротам? А вдруг через год? И вообще, может ты помрешь, и мне что тогда, всю жизнь куковать?
Торми сумрачно улыбнулся, запрятав руки подмышки. С такими-то союзничками, ему помереть не составит труда.
– И что ты предлагаешь?
Шиконе вздохнул и на выдохе заговорил:
– Если уж ты так хочешь, чтобы я куковал, то так и быть… кукну пару раз возле твоего дома, чтобы ты знал, как обстоят дела. -Торми открыл было рот… – И клятвы я давать никакой не буду. Как получится, так и получится. Но я тебе обещаю, что постараюсь держать рот на замке. Доволен?
Торми был абсолютно недоволен, но это никого не интересовало.
– Ладно.
Они пожали руки, дабы скрепить хоть какую-то договоренность, как вдруг кусты пошевелились и раздвинулись, представив на обозрение знакомое лицо, ни на грамм не похудевшей тетушки.
– А-а-а, -протянула она с каким-то потаенным злорадством, но подойти ближе не попыталась. – Сюда приполз!
Оба заговорщика одновременно вздрогнули. Каждый подумал на свой счет.
– Жаль, сковородку я с собой сегодня не прихватила, а то ты бы сейчас уже ходил весь такой красивый. И чего тебя нелегкая опять к Анемону принесла?
Торми смекнул, что сей вопрос не к нему, но расслабляться не спешил. Он был в какой-то степени в ответе за Шиконе…
– Одну минуточку, тетушка. Шиконе, он вроде как перевоспитался и… и пришел мириться.
– Мириться?! Скажи ему, что б поскорее отсюда убирался, пока я его чем-нибудь увесистей сковородки не огрела! Понавадился тут шляться.
– Он не просто так ходит, -отчего-то ляпнулось Торми. Ну в самом деле, зачем враждовать, если все можно решить полюбовно. – Шико с благородными намерениями, к вам.
Белобрысый парень ошарашено выпучился на мальчика; тетушка же покосилась с явным недоверием. И они оба ждали от него разъяснений.
– Не так давно, -начал вещать Торми, чувствуя себя важной персоной, – Шиконе "посчастливилось" угоститься вашими щами…
– Вот как! -стрельнула недобрым взглядом она в жертву своих кулинарных способностей. – Он их украл?
– Разумеется, нет! -изобразил возмущение Торми. – Это я его угостил, и он остался в диком восторге!
Взгляд Люциль смягчился.
– Что ж, я рада. Но какое это имеет отношения к тому, что он опять пришел? Если хочет подлизаться к Анемону…
– Вовсе нет!
– Смотри у меня, Тормазнизио, не найдешь ему достойного оправдания, тогда я, и его, и тебя… -начала сердиться тетушка, так что ее лицо начало наливаться пунцовым румянцем.
– Он хочет научиться у вас готовить, -выпалил мальчик, не обращая внимания на то, как челюсть неудавшегося ученика Анемона потерлась в пространстве. Торми на всякий пожарный шепнул, что все под контролем, и снова обратился к тетушке: – Он сирота, позаботиться о нем было некому, а уж чему-то дельному научить и подавно. Если бы кто-то с благородным сердцем и чистой душой взялся ему помочь, то ему бы тогда не пришлось влачить жалкое существование.
– Жалкое существование?! -не выдержал обладатель потерянной души. – Какого черта ты… – Он задохнулся, получив от Торми локтем под дых.
– Тетушка, если бы вы были так добры…
– Ну что ж! -Глаза тетушки налились тем самым сиянием, которое снисходит в моменты по истине божественного просветления, когда человеческое существо понимает свое настоящее предназначения – бескорыстно творить добрые дела и наставлять потерянных на путь истинный. Что может быть выше этого благостного чувства созидания?
Торми отогнал назойливые мысли, и уставился на тетушку.
– Что ж, -повторила она. – Я могу заняться кулинарным воспитанием этого молодого человека, если он обещает слушаться меня во всем и беспрекословно следовать моим указаниям. К тому же одним из обязательных условий является – не докучать Анемону! – Рука тетушки высунулась из кустов, схватила обомлевшего Шиконе за рукав куртки, и потащила за собой.
– Да я же… У меня дел по горло! Мне нужно сейчас быть в другом месте! -только и успел вякнуть новый ученик довольной родственницы Анемона, как Люциль Брунфельзия Вездесущая начала читать лекцию о пользе здоровой домашней еды, приготовленной с душой и любовью к продуктам питания.
Глядя вслед отважно шествующей тетушки и нехотя тащившемуся на прицепе Шиконе, который выглядел испуганно, и то и дело оглядывался, Торми никак не мог понять – зачем он это сделал. И только наделся, что его когда-нибудь простят, ну или, по крайней мере, не будут мстить.
Явление 26 Тотальная пытка
Казалось, он не видел солнечного света довольно продолжительное время, и уже перестал догадываться какое время суток там, за стенами затхлого сырого помещения. В темноте скрябали давние подруги мыши, шурша и перестукивая быстрыми, маленькими лапками. В голове висел дым, как после недельной попойки. А когда-то он был вполне счастлив…
Счастлив…
Где– то в дальнем уголке сознания пылилась мысль о том, что такое счастье, но сейчас оно для него сосредоточилось на кончиках пальцев, когда они касались холодного пола, даря ощущение жизни. Сколько продлится это эфемерное подобие существования? Когда же его, наконец, выведут из этой холодной клети и затушат тот маленький огонек, что горит в нем? Кто осмелится это сделать? Кто-нибудь из его банды? Может Локки? Почетная обязанность и все такое. Пожалуй. Он отказаться не сможет.
Или Руд. Наверное. Он давно метит на его место, и теперь радуется возможности.
Нет, с Руд что-то другое…Что-то…
Зефирантес качнул головой, прогоняя мысли о бывшем помощнике. Не хватало еще думать об этом пройдохе на закате жизни.
Интересно, а как сходят с ума?
Мужчина поднялся с колен и измерил шагами комнату, уперевшись руками в противоположную стену. Испытание темнотой было еще одним, своего рода наказанием. Он не боялся темноты, но звуки, порожденные ею – настораживали.
Да… Он достоин наказание. Он заслужил его. Знал с самого начала, что так будет. Что за ошибки совершенные кем-либо из его банды, придется отвечать головой. Все так. Но… но жить от этого, почему-то, меньше не хотелось. Пусть не как прежде. Пусть даже не здесь, в Феланде, но на свободе, живым. Он был готов. Был. Осталось определиться на что.
В коридоре послышались странные шаги. Он прислушался. Они были то быстрыми, то вдруг в неуверенности замирали. Так же, как замирало и его сердце при их приближении. Неужели пора? Сейчас. Прям сейчас. Нет, нельзя! Он голоден. Измучен. Да он не брит, в конце концов! Считанные секунды и ему объявят приговор. Совсем немного времени. Совсем.
Внезапно в тишину, как таран, врезался звук перевернутого пустого ведра, кто-то витиевато выругался, и отпихнул громыхающую хозяйственную посудину прочь.
Вспыхнул свет. Он приближался, неся погибель.
Зеф как никогда ощутил ценность жизни. Пришло понимания, как много он не успел, чего сознательно лишался. Почему он до сих пор не создал семью? Любимая жена, детишки. Сейчас бы его кто-то ждал. Скорбел. Надеялся, что, может быть, злой рок обойдет его стороной. А что сейчас? Он страдает один, в темноте, в ожидании палачей.
Скорее бы все закончилось. Скорей бы… Или нет?!
Он оторвал взгляд от пола, приметив краем глаза, что источник света замер напротив, и был повешен на стену. Перед ним же стоял одетый с иголочки, со слегка всклоченными волосами, но все той же лощеной физиономией, незабвенный Руд. И обеспокоено пялился на него.
Сначала оба молчали, гипнотизируя друг друга упорными взглядами. Потом один из них не выдержал:
– Тебе чего? Поиздеваться пришел? – Свой собственный голос не узнал даже Зеф: он приобрел свинцовую тяжесть, стуча в виски. – Я не просил меня навещать. Тем более тебе.
– Знаю, что не просил, но… ввиду некоторых обстоятельств, я…
– ХВАТИТ! – рявкнул Зеф. Сколько можно этому выскочке позволять манипулировать собой? Теперь ему нечего терять. "Как можно потерять то, что уже не вернуть?" – эта оказалась слишком глубокомысленная дума, и переварить ее, тем более в таких условиях, не представлялось никакой возможности.
Зефирантес подошел вплотную к решетке, и с ненавистью, какую только смог наскрести, уставился на оппонента.
– Ты думаешь, что теперь такой хороший, раз пришел в последний раз взглянуть на отверженного идиота! Подбодрить, сказать, что не все еще потеряно, что можно все исправить. Давай, валяй, я жду. Ты всегда был сладкоголосым, когда тебе этого хотелось, и ядовитым, когда было нужно. Но теперь мне на все плевать. И в первую очередь на тебя. Если бы ты знал, как ты достал меня за все эти долгие годы, что мне пришлось терпеть тебя рядом. Твое лицемерие и высокомерие меня не раз раздражали, пока я не понял, что ты нарочно делаешь из себя неизвестно что, чтобы лишний раз позлить меня. У тебя это получалось. Ни раз, ни два… Я постоянно на это велся, как дурак. Но теперь все. Исполни мое последнее желание, если в тебе осталась хоть капля совести: оставь меня в покое. Я наслушался и насмотрелся на тебя до тошноты, – показал он жест, что сыт по горло. – Уйди. Отсюда. И из моей жизни. До ее конца не так-то много и осталось. – Ирония вышла не очень веселой.
Руд продолжил стоять истуканом, будто сейчас не его послали куда подальше.
– Ты все сказал?
– Сказал все. А вот действий, к сожалению, никаких предпринять не могу, иначе бы ты уже давно катился, бороздя носом просторы коридора.
– Хорошо. Тогда я тоже кое-что скажу. Не могу обнадежить, что наши чувства друг к другу не взаимны.
– Это радует.
– Наверное. Но я здесь не только для того, чтобы сказать это.
– Ой, только не надо разыгрывать сцен, – скривившись, хлопнул себя в лоб заключенный. – Скупая слеза, истерики… это все мне на дух не надо. Все равно не поверю, что ты хоть на секунду пожалел разнесчастного босса… бывшего босса. – Горечь так некстати подкралась, что защипало непрошено в глазах.
– Нет, я не…
– Прекрати паясничать. Твои лживые слова я наслушался вдосталь.
– Да я просто…
– И этого мне не надо, что ты нового можешь мне сообщить? И потом ты мне уже порядком…
– ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО!! – неожиданно завопил на низких тонах Руд, и, заграбастав пленного за шиворот, притянул к себе, приложив головой о решетку. Щеки Руд пылали, как угли в разведенном кострищи, и глаза блистали, как падающие кометы. Тихий шепот, почти на грани слышимости…
– Я тебя… люблю…
Как будто бездна разверзлась под ним.
– Я тебя… слышишь?…
В это мгновение Зеф подумал, что он совсем оглох, – голова от внезапной встречи с решеткой гудела, – а этот голос, нашептывающий ему признание, не что иное, как следствие тихого помешательства. Понимание этого помогло, и губы самопроизвольно расплылись в дурацкой ухмылке.
– Все, наконец-то, ты дошел до ручки, – констатировал он прискорбный факт своего существования.
Цепкие пальцы Руд вдруг разжались, и пленник, наконец, смог вздохнуть свободно, отступая на шаг.
– Хотелось бы пригласить тебя зайти в следующий раз, но боюсь меня здесь уже не будет, – развел руками Зеф, притворно разочаровавшись. А может и не притворно.
На Руд, чуть ли ни в полном смысле этого слова, не было лица. Или лучше сказать, что такое его выражение он увидел в первый раз. Бессмысленно глядящие в пустоту глаза. Бледные, дрожащие губы. Щеки подобные первому выпавшему снегу.
– Ты… Ты… – чуть слышный голос, который потом окреп: – Ты ПОКОЙНИК!! – почти выплюнул в бешенстве бывший помощник. Обжог яростным взглядом напоследок, и метнулся прочь, чеканя шаг, будто хотел вколотить каблуки в каменный пол.
Раздался грохот, опять оказавшегося на пути злосчастного ведра… И только тут до Зефирантеса дошла самая страшная новость, которую он получил за всю свою сознательную жизнь – и бессознательную, впрочем, тоже:
– Я все слышу… СЛЫШУ!
С этой мыслью его душа погрузилась в настоящий ужас…
***
Сенсею не спалось. И это было важно. Особенно сегодня. А хотя когда это было не важно?
То порой сидит целыми днями в библиотеке, вяло перебирая какие-то бумажки, перемежая это дело с дремой… И все! В доме стоит непробиваемое спокойствие и благоденствие. Никто никого никуда – любимое правило трех "Н" – не посылает. И особенно Торми, предоставив его самому себя в личное пользование. Счастливые дни! Сейчас же Анемоном овладело какое-то странное беспокойство, он ходил повсюду с коробкой непонятного назначения, и что-то бурчал о превратностях судьбы. Торми обуреваемый любопытством, извернулся, и разглядел-таки почтовый штемпель, выбитый на деревянной крышке, сообразив, что сие посылка. Интересно от кого? Но выяснять это мальчик не собирался, по крайней мере, сейчас, когда учителю было лучше не попадаться на глаза и хорониться в труднодоступных местах, например, на шкафу, куда Торми и взгромоздился, наблюдая за происходящим в доме с этой удобной позиции.
Тетушка Люциль бушевала на кухне, громко давая ценные указания новому ученику и гремя кухонной утварью, создавая эффект наступившего апокалипсиса, который, впрочем не особенно тревожил ребенка, ибо ужинать в доме он сегодня не собирался.
Тея где– то отсутствовала. Никак, заполучив обратно свои сокровища, решила их перепрятать. И пока не найдет наиболее надежный и укромный уголок для создания тайника -не успокоится.
В определенное время Торми спустился со шкафа, стараясь не шуметь, и тут же насупил на белый пушистый пуфик, разразившийся диким обиженным ором. Ребенок отскочил, зашипев на кота, который сразу же замолчал, недоуменно вытаращившись на мальчика голубым и золотым глазами: его опередили, это он должен был шипеть и дыбить шерстку, и скакать вокруг обидчика, как ополоумевший меховой шарик.
Торми отвесил Хамелеону изысканный поклон и смылся, пока не принесло учителя, выяснять о причинах шумного недоразумения.
Мальчик прогулялся в свою комнату, захватил подарочек, который намеривался подарить… там видно будет кому, и пробираясь до выхода из дома витиеватыми путями, дабы лишний раз не мозолить никому глаза, чуть не получил сковородкой в лоб, вылетевшей из кухни. Торми пригнулся, пропуская мимо стремительный снаряд, который при столкновении со стеной отколол внушительный кусок штукатурки. "Все, теперь и тетушка встала на путь разрушения!" Что же так меняет людей: сам дом или близкое присутствие Анемона? Ни на мгновение не останавливаясь для проведения каких бы то ни было рассуждений, – стаять на месте – себе дороже, учитывая сколько разнокалиберной утвари хранится в кухонных закромах, – Торми решительно оставил позади себя учительский особняк и полагающиеся ему ворота. Сенсей отпустил его ненадолго, часа на два, да и то пришлось соврать что по грибы пошел. Он не мог объяснить за каким камбалаем его торкнула эта мысля, но Анемону она пришлось по вкусу, и он даже предложил взять с собой лукошка. Учителю отказать было никак нельзя, и теперь Торми шел с лукошком, как дурак. Язвительный воображаемый голос Локки немедленно прояснил ситуацию: почему как? Дурак и есть.
На площади Серебряных Пятаков его уже ждали. Ринго-Ри, одетый в черное с головы до пять поманил жестом следовать за ним, и бесшумно и мягко зашагал в темный переулок. Торми не медлил, это вообще не было в его привычке, хотя бы потому, что наличие скоростной реакции в доме Арахуэнте не редко спасала жизнь.
***
И почему он должен переться непонятно куда, как будто ему это надо? Как только, так Локки сходи туда, Локки принеси то, Локки начисти морду тому, припугни этого. Всех собак повесили, а ему… Локки остановился; горестная морщинка пролегла между бровей… Ему теперь не для кого это делать…
Почему на свете так бывает, что вдруг однажды ты просыпаешься, а в жизни у тебя пустота без конца и края. И душе твоей нет приюта нигде. Не на что опереться, не к кому прислониться в поисках утешения. Где он потерял все это? Или лучше спросить – кто забрал?
Раньше Локки всегда был уверен в завтрашнем дне, для чего живет, кому служит, на кого надеется, а теперь не осталось ничего, только выгоревшая до серого пепла земля под ногами, по которой он волочится усталым путникам, в неизвестность. А что же будет, когда Зефа совсем… в действительности не…
Локки сжал кулаки, чувствуя, бессилие под натиском злой судьбы. Что он может сделать? Ему и повидаться то разрешили с боссом, если только он выполнит поручение: найдет сопляка Шиконе и притащить его за уши на "пирушку"!
Не раз он обдумывал план по спасению босса, готовый даже жизнью рискнуть ради благого дела, но каждый раз себя и отговаривал. Эхмея, думал он, не решится казнить Зефа, хотя бы из практических соображений – где еще взять такого толкового главаря, каким является он. Да еще и преданного. Зефирантес однажды сказал, что Эхмея Кровавая для него идол во плоти, и за ней он пойдет в саму бездну, если понадобится.
– Ох, Лулон, что же будет? – Локки двинулся вперед, плавая в скорбных размышлениях, и натолкнулся на девичью стройную ножку, обутую в зеленый сапожек с красной цветочной аппликацией, выставленную специально, чтобы его затормозить. Сама ее обладательница, прислонилась спиной к столбу, с ленцой взирая на прохожих.
Глаза парня проскользили от носка сапога до…
– Куда это ты пялишься, придурок? – в голосе девчонки сквозила скрытая угроза, и одно мгновение Локки опасался, что эта изящная ножка, которую он имел удовольствие лицезреть сейчас пересчитает все его зубы. – Жить надоело, или что?
Локки выпрямился, сбрасывая с плеч груз печали. Неужели он не в состоянии справиться с какой-то там дивахой? Глаз под повязкой задергался, напоминая о недавних плачевных событиях. Но сейчас не об этом.
– Привет, красавица! – очаровательно оскалился Локки, полагая, что он тоже в общем-то ничего: симпатяшный блондин, а то что бровь рассечена, так то ж только мужества прибавляет и суровости благородным чертам лица.
Девушка вернула ножку на место.
– Для тебя госпожа Хамидорея, глупец! – уточнила она.
– Ну конечно, как пожелаете, – согласился Локки; связываться с ней в его планы не входило, а тем более скандалить. Он хотел продолжить путь, но… снова та же конечность преградила дорогу. – Да в чем дело-то? – это начинало уже раздражать.
– В курсе чей это особняк?
Невдалеке за железным забором, частично скрываясь за зелеными насаждениями, возвышался вполне себе особнячок, к которому как раз и были устремлены стопы бандюги, лелеявшему надежду, что там-то и засел шалопай Шиконе.
– Ну Анемона Арахуэнте, и че дальше?
– А то, что я не желаю видеть твою бандитскую физиономию рядом с сим достопримечательным строением. Я ясно объясняю?
– Еще как. Только ответь: тебе-то какое до этого дело?
– Я охраняю покой Анемона.
– Да бога ради. Мне твой Анемон до лампочки!
– Хотелось бы что б так, – с какой-то потаенной двусмысленностью взгрустнула девушка, но вскоре ее взгляд снова устремился на собеседника. – Тогда почему ты идешь в его дом?
– Ну, во-первых, не факт, что я иду в его дом, а во-вторых, да, я иду в его дом, потому, что не один он там живет. Я ясно объясняю? – перенял он манеру беседы у задерживающей его особы.
– Имей в виду, я знаю о махинациях твоей шайки. Но не той картой бьете карту Анемона: у него козырь.
Локки в сердцах сплюнул. И тут проклятые карты! Чего они все на них как повернутые. Всезнающая улыбка Хамидореи его слегка озадачила. Ей-то откуда известно о его невезении в картях?
– Поздно колыхаться, – сообщила девушка. – Ваша карта бита. Я защищу Анемона, а заодно проучу нерадивых за то что посме…
– О чем ты говоришь? – остановил на полуслове Локки, видя, как бархат ее глаз темнеет. – Мне Анемон без надобности. Я иду навестить Торми.
– Хм… он тоже находится под моей опекой. Так что тебе здесь не перепадет. Проваливай! – прелестная полуулыбка так не шла к грубости. Фи…
Он оценил слабенькие боевые характеристики девицы, не забыв учесть, что сегодня она без поддержки, а с ней одной справиться не составит труда. Улыбка растаяла на его губах, и Локки ухватил темный локон девушки, пропустив между пальцев жидкий шелк волос.
– Ты нарываешься на кардинальные меры, – промурлыкал он сладко.
Взгляд Хамидореи, подернутый дымкой томности, остался безмятежен, но безотрывно наблюдал за посягательством, казалось, отмечая каждое движение, даже вздох. Парню стало не по себе. – "Подумаешь, какая-то вертихвостка!" – но снова трогать прядь волос не решился. – "Ну ее!" – девица-то явно с головой не дружит.
– Детка, ты мне не указ. Я куда хочу, туда и иду. Тебя спрашивать не буду. – Он игриво коснулся пальцем кончика ее миленького носика, и тут Хамидорея резко дернулась, как пантера за добычей, и палец обожгла острая боль от впившихся зубов.
Локки заголосил на непозволительно низких – и не то чтобы так уж непозволительных, а просто постыдных – для себя нотах, и вырвал из клыков хищника жертву.
– Да ты… ты… ты… – он даже не мог подобрать подходящее слово; возмущение било через край, стуча в висках молоточками крови. – С ума спятила?! Какого черта ты творишь? Мозги не на месте что ли? Хочешь, чтобы я забыл, что ты девчонка? Я проучу тебя маленькая, мерзкая…
– А что ты имеешь против девчонок? – послышался сзади, довольно мелодичный голосок, вопрошающий с неподдельным интересом.
Локки повернулся и застыл, освидетельствовав кто стоит перед ним. В голове, как в калейдоскопе пронеслись фрагменты побоища в аудиенц-зале; он точно помнил два заклятых клинка пляшущих в руках безумной девицы, с бешеным пламенем в глазах. Она смеялась, отправляя противников в нокаут, и орудуя ногами также хорошо, как кинжалами, раздавая пинки направо налево. Локки непроизвольно отступил, но не смог удержаться, чтобы не окинуть взглядом стройный стан девушки: черное платье с пышным подъюбником из белых кружавчиков, было столь коротко, что ничуть не прикрывало красивых ножек в сапожках со шнуровкой.