Текст книги "Союзник (ЛП)"
Автор книги: Анна Бэнкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
ТАРИК
Послеполуденное солнце светит нам прямо в лицо; мы двигаемся гораздо медленнее, чем на колеснице, всё же этот темп слишком опасен на такой жаре. Вряд ли кто-то из нас предполагал, что это займет столько времени; до базара мы добираемся лишь с наступлением ночи.
Палатка Кантора закрыта с центрального входа, но позади виден свет свечи. Тарик окликает его и, когда он, наконец, высовывает голову, то торопливо показывает жестом войти.
– Тарик! Сепора! – приветствует Кантор, широко распахнув глаза. – Вам небезопасно находится здесь ночью. Что, если вас узнают? Слугам короля в это время приходится несладко.
Не первый раз я вспоминаю об Анку и Каре во дворце. Они невредимы? Удалось ли им бежать? Считают ли они, что я бросила их?
А что с Нуной? Если даже гражданам грозит опасность, то что они сделают со Змеем будущей королевы? Только те, кто в тот момент находился в комнате, знают, что Тарик разорвал нашу помолвку. Как Сбившимся с пути лучше всего наказать своего короля, разве, не наказав его королеву?
Тарик кладет руку мне на пояс, подталкивая во внутренние комнаты палатки, и мы следуем за Кантором. Я сглатываю комок паники. Я должна попасть во дворец. Люди в опасности. Парани в опасности. Нуна в опасности.
– У Сбившихся с пути повсюду шпионы, – говорит Кантор.
– Так же, как и у короля, – отвечает Тарик, опускаясь на ковер напротив своего друга.
Конор кивает, понимая, о чем говорит Тарик.
– Чем я могу быть полезен?
– Что с дворцовыми слугами? – вырывается у меня. – И со Змеем принцессы?
Кантор поджимает губы.
– Большинство слуг во дворце по-прежнему невредимы, госпожа Сепора. Их заставляют работать Сбившиеся с пути, что живут там; их единственное спасение в том, что они полезны. Что касается Змея принцессы Магар… я надеялся, что она забрала его с собой, когда королевские особы бежали.
Эти слова немного утешают меня. Возможно, Анку и Кара в числе полезных для Сбившихся с пути. И, если это так, я надеюсь, они заботятся о Нуне. Может, даже спрятали ее.
Я чувствую вину, что надеюсь на безопасность своих слуг ради Нуны. Конечно, не совсем ради Нуны, но она занимает большую часть моих мыслей.
– Ты… Ты не видел, не продавались ли на базаре чешуйки Змея-Защитника?
Кантор серьёзно смотрит на меня.
– Не видел, барышня.
Тарик бросает на меня ободряющий взгляд.
– Они, наверняка, попали бы на базар. Чешуя личного Змея Магар была бы бесценна.
Я киваю, благодарная за утешение. И все же мне нужно увидеть это своими глазами. Нуна – все, что у меня осталось. Но я могу подождать. По крайней мере до тех пор, пока не избавлюсь от пристального внимания Тарика
– Еще очень много граждан преданы королю, – говорит Кантор. – Не все сошли с ума, как видите. Но они уже давно ничего не слышали о Его Высочестве. Некоторые переживают, что он мертв.
– Он в целости и сохранности, Контор, – уверяет Тарик. – Как мы можем донести это до людей? И что он нуждается в их поддержке, как никогда?
– Это следует сделать по-тихому. Сбившиеся с пути без суда и следствия казнят тех, кто верен трону. Они мгновенно приводят приговор в исполнение. Они слишком дики, чтобы сделать что-то прилично.
– Что с Маджаями? Сколько из них переметнулись на сторону Сбившихся с пути?
– Маджаи рассредоточились по всему городу. Они ждут приказа короля. Некоторые сошли с ума, но большинство остались невредимы. По крайней мере, так я слышал.
– Мне нужно передать им сообщение, Кантор. Я… королю нужно, чтобы они быстро собрались.
Внимательный взгляд Кантора мечется между мной и Тариком.
– Прежде, чем мы продолжим, я должен кое-что сообщить вам обоим. Тяжелое напряжение повисает в воздухе, пока Кантор теребит край своей набедренной повязки. – Видите ли, – говорит он, втягивая в себя воздух. – Я знаю, кто вы. Я сам Лингот. Я все это время знал.
Я чувствую, как рядом со мной напрягается Тарик.
– Почему вы говорите это только сейчас? – спрашивает он со сквозящим в голосе разочарованием. – Почему не признались раньше?
– Простите меня, Ваше Величество. Но я наблюдал, как вы выросли из мальчика в прекрасного человека и великого короля. Ложь обременяла меня в течении многих лет, когда вы приходили ко мне в лавку, но я никак не мог рассказать вам об этом. Сейчас я говорю это только потому, что вы не знаете, кому можно доверять. А если бы узнали из другого источника, о том, что я знаю, кто вы, вы бы перестали мне доверять.
Тарик качает головой.
– Поверить не могу, что не замечал этого так долго. Как вы это сделали?
– Я был осторожен, Ваше Величество. Так, как может быть только Лингот.
Тарик бросает на меня быстрый взгляд, и я слегка краснею. Я не Лингот, но уклоняться от дара короля-Сокола – мой особый дар, и мы оба это знаем. Даже сейчас я втайне от него строю планы, а он не знает.
– Я считаю вас своим другом, Кантор. А в данный момент мне нужны все друзья, которых я могу собрать.
Кантор кивает.
– Я осторожно пущу слух. Мне понадобится, по крайней мере, неделя, так как Маджаи, в целях безопасности, находятся далеко друг от друга. Вы должны знать, что Серубельцы и Сбившиеся с пути Маджаи охраняют дворец. Отвоевать его будет непросто.
Тарик не обращает внимания на это предупреждение. Я уверена, что он погружен в свои мысли, но прячется за стеной безразличия, которую всегда так хорошо может использовать.
– Через неделю я сообщу вам о наших планах, – рассеянно говорит он. – До тех пор буду ждать вестей из других источников. Я не могу принимать решения, пока не получу от них новости. – Тарик встает и тянет меня за собой. – Нам с Сепорой нужно идти. Наши друзья в укрытии будут ждать, когда мы вернёмся.
Кантор тоже поднимается, качая головой.
– Вы не можете уйти, Ваше Величество. Это слишком опасно. Сбившиеся с пути обожают ночь. Они выходят и сеют хаос до утра. Они реально сумасшедшие и, кажется, подзадоривают друг друга, потому что ошиваются по двое или большими группами. Вы должны остаться у меня. У меня хватит места для вас двоих.
Я рада предложению Кантора. Учитывая то, как я устала, будет проще пойти во дворц с базара, чем возвращаться из кварталов низкорождённых. Если повезет, я смогу забрать Нуну до наступления утра.
– Я устала, – говорю я Тарику, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно жалобнее. – А назад идти далеко.
Тарик с подозрением смотрит на меня. Мои слова, по большей части, правдивы, но я знаю, что он чувствует в них обман. Или может он из принципа не доверят сейчас любым моим словам. Наверное, и то, и другое.
– Полагаю, мы могли бы остаться до утра, – говорит Тарик, все еще глядя на меня, – но нам нужно уйти с первыми лучами солнца.
Я ничего не говорю. Было бы глупо соглашаться; Тарик и так относится ко мне насторожено, а с первыми лучами я уже надеюсь лететь на Нуне высоко над пустыней, направляясь в кварталы низкорождённых. Ничего не говорить – лучшее что я могу сделать в этой ситуации.
Но когда Кантор ведет нас в отдельное помещение в палатке, мрачный взгляд Тарика говорит, что молчание для него хуже лжи.
32
ТАРИК
Когда Кантор сказал, что у него хватит места для двоих, он не упомянул, что это место сильно ограничено. В крошечном отделении палатки лежит маленький, но мягкий коврик на полу. Отделение настолько крошечное, что коврик с краю палатки загнут вверх, вместо того чтобы ровно лежать на полу.
Сепора лежит на боку, спиной к нему и лицом к брезентовому пологу. Тем не менее между ними на коврике почти нет пространства. Чтобы не прикоснуться к ней, ему придется не спать всю ночь.
А то проснувшись утром, она окажется в его объятьях.
Даже сейчас округлые изгибы ее тела манят настолько, что он сжимает руки, чтобы не позволить им блуждать по ее телу. Тут же припоминается, какая она мягкая, как идеально их тела прижимаются друг к другу. Как же он сможет уснуть, когда она так близко?
Он старается не думать каково это, спать рядом с ней в качестве её мужа, обнимать, каждую ночь засыпать в ее пьянящем аромате. Каково это – просыпаться рядом с ней? Наблюдать, как открываются её серебристые глаза в свете нового дня? Это слишком легко представить, а ещё легче сделать вид, будто однажды это всё-таки случится.
Нет, лучше бодрствовать и думать об интересах королевства, чем предаваться такой жестокой фантазии, которая только вызовет разочарование и даже гнев.
Все же его веки тяжелеют, опускаясь под грузом усталости. Может быть ему просто стоит поспать и пусть все идет, как идет? Сепора всё ещё напряжена и не спит, он это чувствует. Если она бодрствует, то именно она позаботится о том, чтобы они не проснулись утром в объятьях друг друга.
– Ты уже спишь? – шепчет Сепора так тихо, что он едва слышит.
– Почему ты все время спрашиваешь об этом? – она уже третий раз за час задаёт ему этот вопрос. Или, он просто думает, что прошел час. Он понятия не имеет, сколько сейчас время. Он только знает, как сильно устал, несмотря на то что полон желания. – Волнуешься, что я засну и придавлю тебя?
– Да.
– Лгунья.
Она поворачивается так быстро, что он вздрагивает и полностью просыпается. Ее лицо вспыхивает от гнева, когда она, прищурившись, смотрит на него.
– Это ты – лжец.
Она действительно в это верит.
– В смысле? – недоверчиво спрашивает он.
– Ты говорил, что любишь меня. Говорил, что хочешь жениться. Но после первой же допущенной мной ошибки, ты все отменяешь.
Это неожиданно. Он резко поднимается на локте и сверкает на неё глазами.
– Будь честна. Это ты – принцесса-лгунья. Ты скрывала от меня других Создателей даже когда я спросил, есть ли у тебя от меня еще секреты.
Ее губы сжимаются в прямую линию. Он чувствует, что она собирается отрицать это, но пусть побережёт дыхание.
Он продолжает.
– Не говоря уже о том, что в Пелусии тебя даже не охраняли. Ты не беспокоилась о моих чувствах после своего исчезновения. Все это время я искал тебя, волновался, а ты могла просто в любое время уйти.
– Ты, верно, шутишь. Считаешь, что с теми планами, что мать имела на меня, я, правда, могла просто уйти? Все шло гладко, пока я была покладистой. Если бы все изменилось, меня бы тут же заперли, можешь быть уверен.
Он удивлённо смотрит на неё. Он не смотрел на это в таком свете. Должно быть выражение лица скрывает его чувства, потому что она продолжает, не дождавшись ответа.
– Как я могу тебе доверять? Ты все время сбиваешь меня с толку! Ты так сильно хочешь верить в мое предательство, что отказываешься видеть правду. Как ты смеешь!
К этому моменту она уже так близко, что ее дыхание касается его губ.
И это больше, чем он может вынести.
Она даже не сопротивляется поцелую; просто прижимается к нему всем телом, сливаясь с ним. Однако борется при помощи поцелуя, беря больше, чем отдавая. Целуя его с таким гневом, которого он никогда ранее не испытывал. Но всё же целует, и он не будет сейчас жаловаться на ее мотивы.
Наконец-то его руки скользят по её телу, запоминая и оценивая каждый изгиб, наслаждаясь ощущением ее горячей кожи под его ладонями. Он ложится на нее, наваливается всем своим весом, проводит губами от ее стонущего рта к подбородку, а затем к шее. Её запах сводит его с ума и лишает разума.
Ее руки поднимаются, чтобы запутаться в его волосах, пока его рот скользит ниже, к ее животу. Она выгибается ему навстречу, и он понимает, что полностью утратил контроль над собой, но последствия его действий становятся лишь смутным воспоминанием в затуманенном разуме. Ничего не имеет значения, кроме Сепоры, ее прерывистого дыхания, бешено колотящегося сердца, красоты ее раскрасневшихся щек, пылающих в слабом свете свечи, просачивающемся в помещение. Но даже сейчас он не торопится. Он будет ласкать ее так, как много раз делал в мечтах, медленно, тщательно и кропотливо. Не останется ни единого дюйма, к которому он не прикоснется. Только не этой ночью.
Он убирает ее руки от своих волос и поднимает вверх, за ее голову. Держит их одной рукой, в то время как другой проводит вдоль всего тела, задерживаясь на изгибе бедра. Он снова захватывает ее рот своим, целуя с новой целеустремлённостью. Кажется, она сразу же чувствует это, обнимает его и скользит губами по его губам с таким же желанием, какое чувствует он.
Его настигает жестокая реальность, когда снаружи палатки раздаются громкие сердитые голоса. Глаза Сепоры теперь открыты и насторожены, и он немедленно отпускает ее. В их маленькое помещение врывается низкое предупреждающее рычание Патры, и Тарик поднимает Сепору на ноги. Он подает ей знак отойти, заглядывая за полог их отделения во внутреннюю комнату палатки Кантора. Внешний полог откинут назад, а Катор стоит, скрестив руки на груди, и почти кричит на того, кто нарушил спокойствие его вечера.
– Мои гости уже ушли, а вы не имеете права входить в мой дом, – говорит Кантор, его голос звучит предупреждающе.
– Мы хотим знать, кого вы держите здесь, старик, – хрипло произносит другой голос. Очевидно, что это Сбившийся с пути: в его голосе есть какая-то дикость, безумие, подталкивающее к мысли, что с ним нельзя договориться. – Ходят слухи, что верховный слуга короля посетил тебя этой ночью.
Патра стоит за Кантором, шерсть на ее загривке поднимается дыбом. Она чувствует опасность в человеке, говорящем с Кантором, и готова наброситься. Это плохо.
– Патра, ко мне, – шепчет Тарик.
Неохотно, но кошка выполняет приказ.
Сепора освобождает для неё место, когда та неторопливо входит в комнатушку. Она чешет ее за ухом, потому что похоже, будто Патра дуется на Тарика, за то, что он отозвал её.
Тарик поворачивается к Сепоре.
– Нам нужно уходить. Кантор не сможет долго сдерживать их. Должно быть они узнали Патру.
Сепора оглядывает помещение и указывает на нижний край палатки.
– Придется пролезать под стеной. Надеюсь, они не окружили нас.
– Если окружили, я спущу на них Патру. Поторопись, прежде чем они придут сюда за нами.
Но он уже поднимает брезент и осматривается. Убедившись, что никого нет, он на животе выползает на улицу и подает Сепоре знак следовать за ним.
Уход Патры менее изящен, своим телом она выдергивает один из кольев, удерживающих палатку. Но, по крайней мере, они все в безопасности.
– Придется бежать, – говорит Тарик. – Ты готова к этому?
Сепора кивает. В лунном свете он замечает, что ее губы все еще припухшие от его поцелуев. С его стороны это была минутная слабость – инициировать такую близость между ними. Но он решает, что извинится позже. Теперь им нужно выбраться из Аньяра. Луна светит так ярко, что им нет нужды привлекать к себе внимание факелами или красть умирающий спекторий из ламп, что весят возле некоторых киосков базара.
За их спинами Кантор ревет:
– Видите? Здесь никого нет.
– Поспеши! – шепчет Тарик, и они бегут в ночь, Патра следует за ними. Время от времени она издает низкий рык, но он не может видеть в темноте то, что видит она. Он лишь знает, что приходить в Аньяр было плохой идеей, а приводить сюда Сепору и подавно.
Против собственной воли он осознает, что все еще испытывает реальный страх за ее безопасность. Его гнев за ее обман никак не влияет на его чувствах к ней и никогда не повлияет. Но чувствам нет места в управлении королевством. Теперь он понимает это как никогда лучше.
Когда в поле зрения появляются кварталы низкорождённых, Тарик останавливается, хватая Сепору за руку.
– Нам нужно поговорить о том, что произошло в палатке, – тихо говорит он.
Сепора смотрит на песок, покусывая губу.
– Продолжай.
– Этого никогда не должно случиться снова. Мы не поженимся. А я зашел бы далеко, если бы у меня был шанс.
– Тогда зачем ты вообще поцеловал меня?
Ее голос дрожит и даже в лунном свете он видит, как ее глаза наполняются слезами, угрожая пролиться на щеки. Он ругает себя за то, что причинил ей боль. Она не сделала ничего плохого у Кантора. Это все его рук дело.
– Это была моя ошибка. Минутная слабость. Уверяю тебя, этого больше не повторится.
Слова прозвучали не так, как он намеривался – тон был резким, а не извиняющимся. Единственный человек, с которым ему хочется быть суровым – это он сам.
Но в считанные секунды черты лица Сепоры ожесточаются.
– Держитесь от меня подальше, Ваше Величество. Тронете меня еще раз, и я убью вас во сне.
Она поворачивается к кварталам низкорождённых и шагает так быстро, что он не поспевает за ней.
Так будет лучше, говорит он себе. Пусть лучше она ненавидит меня, чем питает ложную надежду на воссоединение.
Но предлог, держать ее на расстоянии, кажется, все больше и больше исходит от его упрямства, а не от благоразумия.
33
СЕПОРА
В тот день, когда Тюль возвращается из Вачука, я как раз набираю воду на берегу реки Нефари, в одной руке сжимая кинжал, в другой удерживая кожаную флягу под водой. Патра за моей спиной стоит на страже, на случай нападения Парани. Небо передо мной похоже на штормовое, но в Теории не бывает бурь.
И эта гроза красного цвета резко контрастирует с голубым небом.
Разве это возможно? Но когда красный горизонт увеличивается в размере, я понимаю, что да.
Тюль вернулась с эскадрой Скалдингов.
Они быстро пролетают мимо, направляясь в кварталы низкорождённых, которые находятся позади меня. Раньше я никогда не видела живых Скалдингов – они вымерли в Серубеле, были уничтожены, когда тренеры больше не смогли их контролировать. Они гораздо больше даже Змея-Защитника и красные, как кровь. Три пары крыльев имеют острые серповидные когти на кончиках, которые почти похожи на руки с длинными ногтями. Конечно, они внушают благоговейный трепет, но все же не такие дикие, как пытался внушить мне мой наставник Алдон. Может, Серубельские тренеры не смогли покорить их, но женщины-воительницы, которые восседают на этих грозных Змеях, командуют своими животными с авторитетом, направляя их по воздуху, словно продолжение самих себя. Я насчитываю, по меньшей мере, тридцать Змеев, отбрасывающих крупные тени на землю, где я стою.
Тридцать Скалдингов с тремя всадниками на каждом. Похоже, Тюль не превзойдённый талант в искусстве проведения переговоров.
Я вкладываю кинжал в ножны и бегу к кварталам низкорождённых: я не хочу ничего пропустить. Особенно лица Тарика, когда он впервые увидит, как на самом деле выглядит Скалдинг и какое преимущество привезла ему Тюль из Вачука.
Большой Совет собирается час спустя. Тюль и королева Эмула входят в круг для выступлений, в том числе и Тарик, чтобы переводить все, что скажет королева-воин Вачука.
Эмула – свирепа, каждый дюйм – королева-воин. Она невероятно красива, ее кожа почти такая же черная, как оникс, а на ее мускулистых руках и ногах множество шрамов. За спиной у неё два копья, на боку – меч, а к икрам прикреплены два метательных кинжала. Интересно, откуда у нее столько шрамов, если Вачук – миролюбивый народ, и зачем ей столько оружия, помимо того факта, что она прилетела сюда, чтобы помочь нам захватить дворец.
И тогда я вспоминаю, как Алдон говорил, что вачукские женщины – великие охотницы, предпочитающие мясо плотоядных, потому что считают, что все, что они потребляют, становится частью их самих. Я склонна разделить их убеждения; королева Эмула похожа на человека, который сможет сразиться с теорийской кошкой и уйти с ее шкурой, не обращая внимания на раны и укусы, которые получит в сражении с ней.
Рядом с Эмулой стоит еще одна женщина-воин. Она ниже ростом, поразительно светлокожая и белокурая, как серубельянка. Я вспоминаю уроки моего наставника о Вачуке: граждане – это горнило свободных женщин из всех королевств. Женщин, которые были недовольны своей участью в жизни и обменяли её на мирную общину в лесу. Слова Алдона были полны неодобрения, когда он говорил о них, и теперь я знаю, почему: он их боялся. Боялся любого, кто рискнул искать чего-то большего, чем Серубель, Теория или Хемут. Боялся любой женщины, которая отвергала мужчин, как лидеров.
Думаю, даже Сетос боится их. Однажды он сказал, что они подлые монстры, которые обращаются со своими мужчинами, как со щенками, заставляя их растить детей и готовить еду, в то время как женщины-воины охотятся, чтобы добывать пищу и убивать время. Я обвинила его в лицемерии, а он отмахнулся, сказав что-то несвязное и глупое, при этом отказываясь встречаться со мной взглядом.
Кажется, всю мою жизнь мужчины, отвечавшие за меня, учили меня полуправде и ошибочным впечатлениям. Ничего не могу поделать, но мне стыдно за мое незнание о Вачуке. И я намерена это очень скоро исправить. Этими женщинами следует восхищаться за их мужество, а не бояться за их ценности.
Тюль говорит первая, обращаясь непосредственно к Ольне.
– Это – королева Эмула из Вачука. Она услышала нашу просьбу о помощи и согласилась дать нам тридцать пять Скалдингов и триста воинов. Остальные идут сюда пешком и прибудут через несколько дней.
У Ольны отвисает челюсть.
– Она сказала, что хотела бы получить взамен?
Тюль колеблется.
– Она ничего не хочет взамен. Она считает меня перевоплощением своей богини Тлеющих Углей. Она сделает все, о чём я попрошу.
При этих словах Тюль краснеет. Интересно, каково это, когда тебя считают богиней? Разве не удивительно, что они поклонятся Тюль, как своему божеству; они поклоняются стихии огня из-за ее очищающей силы, а Тюль создает огонь голыми руками. Мы надеялись, что она произведет на них впечатление, но это больше, чем мы могли себе представить.
– Я много раз говорила ей, что она ошибается, что мне нельзя поклоняться, но она настаивает, что я сама не знаю, что являюсь богиней Тлеющих Углей, потому что родилась в ледяном королевстве, где женщины подчинятся мужчинам. Что мой долг… цель моего появления там… растопить Хемут за неуважение к силе женщины.
Это, конечно, идея, думаю я с горечью. Мужчины Хемута еще более высокомерны, чем мужчины Серубеля. В Хемуте женщине даже нельзя прикасаться к оружию. В Серубеле нас хотя бы учат сражаться и защищать себя, а если необходимо, то и свою землю. Идея привлекательна ещё и потому, что если Хемут не согласится заключать мир с Теорией, мы можем просто отправить туда Тюль, Емулу и ее армию Скалдингов в качестве возмездия. Почему бы не отразить нападение этой нации прежде, чем оно начнётся?
Что на меня нашло? Сейчас я рассуждаю как Рашиди или командующий Морг. Я не должна терять уважение к человеческой жизни. Не должна забывать, что между всеми королевствами должен быть восстановлен мир, независимо от того, начнётся война или состоятся переговоры о перемирии. И у мира будет больше перспектив на успех, если ни одно из королевств не испытает горечи из-за огромных потерь.
Тарик общается с Эмулой при помощи серии щелчков, щебетаний и похрюкиваний. Алдон однажды сказал мне, что это примитивный язык, самый неполноценный из всех пяти королевств. Когда я повторила это Тарику, король-Сокол рассмеялся. Он объяснил, что для вачукцев один и тот же звук может иметь много разных значений в зависимости от эмоций, вложенных в сообщение. Почти так же, как Лингот распознаёт ложь, вачукцы могут видеть, что скрывается за словами и понимать стоящие за ними чувства. По этой причине для изучения этого языка, требует гораздо больше мастерства, чем для изучения любого другого. В библиотеке лицея этому языку и его истории посвящён целый отдел, и даже одарённому Линготу требуются годы, чтобы овладеть им из-за человеческих эмоций, которые нужно в него вкладывать. Тарик говорит, одно дело – издавать звуки, но совсем другое – выражать свои чувства без слов. Он объяснил, что давным-давно никто не владел языками пяти королевств настолько хорошо, как вачукцы, но они охотно отказались от слов ради более чистого способа общения. Слова, по их мнению, могут быть полны обмана.
– Назвать язык вачукцев неполноценным только потому, что звуки простые, – объяснил Тарик, – это как сказать, что пирамиды легко построить, потому что у них простая форма.
Когда Тарик выражает это так, Алдон все меньше кажется мне учителем и все больше человеком, вбивающим в голову предрассудки. И неважно, где я окажусь, когда всё закончиться, для предубеждений у меня нет причин.
Эмула отвечает с торжественным лицом. Я слышу благодарность в ее голосе.
Тарик обращается к Ольне.
– Я поблагодарил Эмулу за ее щедрость и готовность помочь. Она просит, чтобы ее Скалдингов напоили, а женщин накормили и предоставили место для отдыха. Она ждет следующей просьбы Тюль.
Ольна кивает мужчине в конце зала. Тот выходит на улицу, видимо, чтобы выполнить просьбу Эмулы. Она снова смотрит на Тарика.
– Это будет выполнено сразу, ещё пока мы говорим друг с другом. Мы рассчитывали на положительный ответ Вачука и уже возвели палатки для размещения воительниц. Я знаю, что они привыкли к тени своих лесов. Пожалуйста, передайте Эмуле, что она уважаемая гостья в кварталах низкорождённых, и если ей что-то понадобится, мы будем рады помочь.
Тарик передает сообщение Эмуле. Та кивает и снова говорит, а Тарик переводит для всех нас.
– Она также просит развести для них костры. Они не отказываются от своих ритуалов даже во время путешествий. Они привезли с собой дрова для растопки. Она приглашает нас присоединиться к ним.
– Мы не поклоняемся стихиям, но она может развести костры в дальней южной части кварталов, – говорит Ольна. – Те из нас, кто пожелает, могут присоединиться к ним. Я не могу выступать от имени народа в данной ситуации.
– Меня лишь беспокоит, что огни могут заметить в Аньяре, – возражает Тарик. – Сбившиеся с пути начнут спрашивать, что происходит.
Ольна тихо смеется.
– При всем уважении, Сбившихся с пути ждёт неприятный сюрприз, если они вздумают нас сейчас побеспокоить.
Тарик кивает.
– Быть по сему.
– Тогда мы отложим эту встречу, чтобы уделить внимание гостям, если больше нечего обсуждать…
– Есть еще кое-что, – звучит голос из глубины зала.
Я и не заметила, когда вошел Рашиди. Судя по выражению его лица, он не принес хороших вестей из Хемута. Не то, чтобы Рашиди всегда много улыбался, но когда он особенно раздражен, его рот машинально подергивается, несмотря на его попытки выглядеть невозмутимо. Так он и шагает с подёргивающимися уголками губ и своим длинным посохом в центр круга для выступлений.
– Пожалуйста, передайте мою огромную благодарность и уважение королеве Эмуле, – говорит он Тарику. – Для меня большая честь видеть ее здесь.
Тарик передает слова Рашиди королеве, которая лишь кивает. Интересно, что на самом деле старик думает о королеве? И откуда Сетос взял свои предрассудки. Может не от Рашиди. В конце концов, Тарик не проявляет такого пренебрежения.
– Что у вас есть сообщить нам, мой друг? – спрашивает Тарик, на его лице читается облегчение, что его советник вернулся.
– Я заручился поддержкой Хемута, – заявляет Рашиди, но в его голосе нет ни гордости, ни радости.
Тарик, должно быть, тоже это чувствует, потому что говорит:
– Что они хотят взамен?
Рашиди многозначительно смотрит на Тюль.
О нет.
– Король Анкор требует немедленного возвращения дочери.
Когда Тюль резко втягивает в себя воздух, Тарик поворачивается к ней.
– Учитывая обстоятельства вашего отъезда, в этом нет ничего удивительного, принцесса. Но, если вы изгой в собственном королевстве, почему он все-таки желает вашего возвращения?
– Потому что я продемонстрировала свою силу, когда сбежала. Он понятия не имел о моей способности создавать огонь. Без сомнения, теперь он думает, что сможет меня использовать.
Тарик хмурится.
– Вы не обязаны возвращаться. Мы обойдемся без Хемута. Мы даже сможем справиться с ним, если понадобится.
Но в голосе Тарика есть неуверенность, которая мне не нравится. Он не верит, что мы справимся. А если не верит он, значит я тоже.
Рашиди кивает.
– Если вы не пошлёте её назад, Хемут нападет. Но, боюсь, это не ещё не все требования короля.
– Что еще он хочет?
– Анкор требует, чтобы принц Сетос женился на Тюль и чтобы пара жила с ним в Ледяном дворце.
Глаза Тарика расширяются.
– Сетос никогда на это не согласится.
Нет, он не согласится. Он поделился со мной своим опытом, когда в поисках меня путешествовал по ледяному королевству. Он сказал, что там ужасно холодно, нет солнечного света и слишком мрачно и уныло. Сетос не согласится жить там, я знаю.
– Я поговорю с ним, – говорит Тюль. – Женится он на мне или нет, мне придется вернуться в Хемут, но не раньше, чем я закончу здесь. На моих руках не должно быть крови вашего королевства. Мы немедленно пошлём сообщение, что условия моего отца так или иначе будут выполнены. Это должно предотвратить нападение.
Тюль нравится мне все больше и больше. Она может завоевать признание, но остаётся дружелюбной, она решительная, но добрая. И мы разделяем надежду на мир.
Интересно, что сделает Сетос, когда узнает, что она вернется домой с ним или без него? Вероятно, близится истерика. Я лишь надеюсь, что он примет во внимание мысли и чувства Тюль, прежде чем выйти из себя.
– Как скоро король Анкор сможет собрать свои силы? – спрашивает Тарик Рашиди. – Если Сетос все-таки согласится на это… предложение?
– Как только мы отправим ему сообщение о нашем согласии.
Итак, мы вынуждены ждать, пока вернутся Сетос с Саем. Я кусаю губу. Все молчат. Никто из нас не думает, что ожидание – хорошая идея. Но нам нужен Хемут.
– Мы должны остановить Сбившихся с пути, – возражает Тарик. – Мы не можем ждать возвращения Сетоса. Я пошлю сообщение Кантору, чтобы он собрал Маджаев. С нашими верными Маджаями и армией королевы Эмулы мы без проблем одолеем Сбившихся с пути.
Я выхожу в круг без приглашения.
– Я хочу высказаться, – говорю я, обращаясь к Ольне, а не к Тарику. Ольна все еще признает меня принцессой Серубеля, даже если Тарик не хочет принимать мое мнение в делах своего королевства.
Ольна кивает.
– Мы должны помнить, что Сбившиеся с пути не злые, они просто больны, – говорю я. – Если мы убьем их, то убьем граждан Теории. На мой взгляд, самым разумным было бы захватить их и запереть до возвращения Сая.
– Наши желания совпадают, – говорит Тарик. – Будут приложены все усилия, чтобы захватить их, а не убить. Маджаи соответствующе обучены. Я прослежу, чтобы королева Эмула поняла наши желания, – он снова поворачивается к Ольне. – Пожалуйста, пошлите за своим самым быстрым гонцом. Пришло время вернуть мое королевство.
