Текст книги "Приключения ведьмы Мирославы (СИ)"
Автор книги: Анна Австрийская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
В ответ бабка такой бранью раскричалась, что я и от мужиков такого не слышала.
Не стала больше тревожить негостеприимную хозяйку и пошла вон от ее участка.
Шла я по улочкам деревенским к дому старосты и размышляла. Несколько раз припоминала все, что только видела и слышала минутами ранее. Что-то терзало меня, уверяло, что упустила я важное – то, что помочь мне может!
Так я и очутилась у дома Осиника.
– Заходите, Мирославушка, – встретила меня его супружница, – заждались мы вас. Говорила я своему Осинику, чтобы он за вами воротился. Не дело с Авдотьей ругаться вам. Она обидит и словом и делом…
– Не переживайте, – добро улыбнулась я. Приятна мне была забота женщины, – ведьму не каждый рискнет обидеть по настоящему.
– Защитника вам нужно. Мирославушка, – улыбнулась женщина. И столько тепла было в ней, столько ласки, будто материнской, что сердечко мое екнуло.
– Сила моя – самая лучшая защитница.
– Сила-то силой, а женщине мужчина нужен – опора и забота во всем.
– Марфуш, хватит щебетать без умолку, – появился на пороге Осиник, – пойдемте лучше чай пить. У тебя вон вареники остывают!
– И то правда. Что-то заболталась я… Пойдемте в дом.
Я с радостью приняла приглашение и вошла отворенные двери.
Теплый светлый уют встретил меня с самого порога. Светлые салфетки, занавесочки. В каждом углу, на каждом оконце цветок живой. На двери оберег – подковка.
«Дом – полная чаша» – возникла в моей голове первая мысль.
– Мир дому вашему, – улыбнулась я, благословляя своим добрым словом жилье и хозяев.
– Благодарствуем! – отозвался Осиник. – Угостись, матушка ведьма, не побрезгуй.
– С радостью!
Да и как отказать, когда перед глазами большой стол стоит, вкусностями уставленный. А в середине его самовар кипит на чай подзывая.
Уселись мы друг напротив друга и мирную беседу завели. Да только все мои мысли к Авдотье и ее загадке возвращались…
А как откушали да чая напились вдоволь, поднял староста тему тревожную.
– Как же быть нам, матушка ведьма? Как же без хлеба зимовать?!
– Уж переживем как-нибудь! – уверенно заявила я. – Помирать с голоду я не собираюсь и вам не советую!
– Эх, и за что же напасть на нас такая навалилась? – чуть не плакала Марфуша.
– Узнать бы кого мы так разгневали? Кто нам такую подлость организовал?
– Да, это узнать срочно нужно! Без причины я помочь полю не смогу, – честно призналась я.
– Так вы для этого к Авдотье заглядывали? – осторожно уточнила Марфуша.
– Я выяснить смогла, что никто над полем не ворожил. А что это значит и как искать причину беды, никак в толк не возьму. А Степановна ваша давно живет. Вот я и подумала, что может, что подобное припомнит.
– Она ежели и припомнит, то говорить не станет, – покачала головой Марфуша.
– Почему же? – удивилась я.
– Колдовство она на дух не переносит. Стоит только заговорить о каком чуде, такими ругательствами исходит, что страх берет.
– И причина тому есть?
Жена старосты только плечами пожала, но в ее глазах я увидела, что знает женщина больше, чем говорит.
– Хозяйка, поведай мне, что бабы в деревне говорят. Я не сплетница и разносить по люду не стану, а делу общему твои слова помочь смогут.
– Так и я не сплетница, Мирославушка, только вот слухами-то земля полнится. Еще бабка моя, Алена Сергеевна, царствие ей небесное, говорила про Авдотью и ее семью разное. И велела она мне, дружбу с ними не водить, и злобы не рождать, а то беду накликаю на себя и на других.
– Что так? Злые женщины и мужчины были в семье Авдотьи Степановны? – задавала я наводящие вопросы.
Уверенность во мне крепла, что за нужную ниточку тяну.
– И злые, и глазливые, и злопамятные, – ответила Марфуша и быстрый взгляд на оберег-подковку бросила. – Поговаривают, что бабка Авдотьи ведьмой была.
– Ведьмой? – удивилась я.
– Так как же это… – растерянно проговорила я, вспоминая рассказы бабушки.
Она много раз повторяла мне, что в здешних краях, только наша семья силой одарена была. Только вот… Почему же и мою бабушку Авдотьей величали?
Сердце сжалось до размеров булавочной головки. Как же такое возможно? Неужели рядом еще одна ведьма жила все это время, а бабушка не знала? Или знала, но скрывала это?
– А еще, что о той семье говорят? – уточнила я, стараясь, чтобы никто моего беспокойства не приметил.
Марфуша заалела щеками и на мужа посмотрела стыдливо.
– Да брешут разное, – отмахнулся староста Осиник.
– И все-таки? – упрямилась я.
– Поговаривают, будто мужики с ними не живут, – протараторил Осиник.
– В каком смысле не живут? – не поняла я.
– Да мрут мужики рядом с ними, – прошептала Марфуша, – за несколько месяцев сгорают.
– Отчего мрут? – опешила я.
– Так откуда же нам о том ведать? Кто от сердца, а кто еще от какой болячки, – пожал плечами староста. – Только и успевают им чадо заделать, а потом тут же на тот свет отправляются.
– А у Авдотьи Степановны дети есть? – поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой Марфуша. – Она мужицкий род пуще колдовства ненавидит.
То, что я услышала, обескуражило. Мне нужно было обдумать услышанное и поговорить с Клавдием. Неужели Авдотья ведьма?
«И да, и нет!» – мелькнула в голове мысль, и тут же в памяти возник тот аромат, что сбивал меня с толку, рядом с бабкой Степановной.
Я когда-то уже слышала этот запах. Сладковато-пряный аромат с нотами камфары. Он оставляет после себя горький привкус во рту. Майоран имеет подобный запах. И ведьмам он не по нраву. Потому и траву эту мы используем только в сушеном виде и в очень маленьких количествах.
– Бабушка, что это так противно пахнет? – спросила я, кривя нос.
Мы были на деревенском базаре – закупались провиантом. Бабушка, обычно, мясо покупала, яйца и мед. Овощи, фрукты и травы она выращивала сама. Но торговка зеленью привлекла мое внимание. Я рассматривала пучок интересного растения. Небольшие ветвистые стебельки с маленькими округлыми листочками светло-зеленого цвета. И не смотря, на симпатичный вид, запах у нее был раздражающим.
У бабушки много трав росло на огородике, но такой травы я не видела раньше. Зато у торговки этой травы было в достатке.
– Дите неразумное, – усмехнулась торговка, – эта травка отличная приправа для мяса. Только я ее выращиваю, больше ни у кого не найдете. Возьмите, не пожалеете! Вкус и аромат блюда будет замечательный.
– Благодарю, но я травы в мясо не кладу, – вежливо отказалась бабушка, – предпочитаю истинный вкус.
Меня отвела бабушка в сторону и напомнила, что я должна следить за тем, что говорю.
– Но ведь эта травка пахнет невкусно, – обиженно буркнула я, – ничего дурного я не сказала.
– Не нужно о своих вкусах кричать на каждом углу, Мирослава. Тем более, только тебе и мне эта трава противна, остальным же понравится может.
– А почему она нам противна? – любопытствовала я.
– Аромат этот у ведьм дурным считается. Он на опасность указывает.
– Какую такую опасность?
– Аромат майорана говорит, что перед тобой живая мертвая ведьма, – пояснила бабушка. Только ее слова меня еще больше запутали.
– Как же это может быть?! Живая и мертвая одновременно?
– Да, Мира, бывает и такое. Это редкость большая. А значит она, что в живом человеке мертвая сила хранится. И колдовать она, как мы, не может, и жить простой жизнью тяжко. Сила изводит «сосуд», мучает и умереть не позволяет…
Я быстро поднялась из-за стола, поблагодарила хозяев и к выходу направилась.
– Так что же нам делать-то, матушка ведьма? – нагнал меня вопрос Осиника.
– Считай староста, у кого сколько хлеба осталось. А потом встретимся все вместе и обсудим – решим, как из беды выходить!
– Так я…
– Сейчас либо вместе выживать, либо умирать по одиночке, – строго произнесла я.
– И то верно, – вздохнула Марфуша.
Я шла, не ведая куда. Ноги сами несли меня по проторенной дорожке. Мысли разные в голове вертелись и отдыха не давали.
Очнулась я лишь у калитки Авдотьи Степановны. Поначалу испугалась очень, а потом поняла, что не просто так меня ноги сюда привели. Видать придется мне с этой старушкой еще раз добром поговорить, расспросить про тайну ее. Авось я ошиблась, или же наоборот с бедой справиться помогу.
Только входить в калитку боязно было. Постояла я немного, собираясь с духом, но так и струсила туда одной идти.
Вместо этого я на хитрость пошла. Призвала к себе Уха и попросила его вокруг дома полетать и в дом незаметно наведаться. Любимец призрачный появился быстро. Тут же приземлился на мое плечо и послал волну умиротворения.
«Ух, мы с тобой сейчас сделаем небольшую пакость» – обратилась я к сычу.
Я отошла к большому кусту сирени, что рос неподалеку от дома Авдотьи Степановны, и уселась под ним, стараясь скрыться от невнимательного взгляда.
Соединив свое сознание и моего любимца – сплетаясь с ним в единое целое. Теперь мы имели одни глаза и одни уши. Я направила Уха на территорию предполагаемой живой мертвой ведьмы. Теперь
Призрачный сыч залетел за забор, опустился пониже к земле и облетел вокруг дома. Ничего привлекательного я там не нашла. Сплошные сорняки и крапива. И не было ни намека на майоран или другие травы.
Через дымовую трубу Ух пробрался в дом. И то, что мы там обнаружили, меня поразило. Грязь, плесень, паутина – все это украшало комнату. Даже крысы лишни раз старались не совать сюда нос. Только пауки затаились по углам, да жуки свили гнезда в простенках обветшалого деревянного дома. И хотя снаружи стены были вполне добротные, изнутри дом выглядел плачевно. Вся мебель была разрушена, зеркала затуманены пылью и временем.
Хозяйки не оказалось ни в саду, ни дома. Хотя я вообще сомневалась, что в этот дом можно войти по собственной воле. Даже призрак сыча испугался находиться в этом мертвом строении. Поэтому я призвала его обратно и позволила себе расслабиться.
– Мира, очнись, Мирослава, – кто-то резко тряс мое плечо.
Я открыла глаза и уставилась на того, кто пытался дозваться меня, пока мое сознание было в доме Авдотьи Степановны.
Олеус был обеспокоен чем-то.
– Что? Что случилось? – спросила я.
– Ты… то есть Вы не отвечали. Сидели будто… – мужчина рвано выдохнул и спрятал от меня свой взгляд.
– Я была в трансе, – тихо объяснила я Олеусу. – А ты меня искал?
– Да, – тихо ответил молодой мужчина, – я искал. Ворон сказал, что ты… вы направились в Зверево. А уж там мне указали на Веленки. Я опасался, что вновь не застал те… вас.
– А зачем меня разыскивать? – поинтересовалась я.
– Я тут подумал о нашей беде, – признался Олеус, но прямого взгляда продолжал избегать.
Вновь оговорки «ты»-«вы» и какое-то неясное смущение мужчины заставило меня улыбнуться.
– У тебя появились идеи? – предположила я.
– Да. Мама надоумила меня на одну мысль.
– Что ж, – улыбнулась я, – пойдем. Я поднялась на ноги, не без помощи мужчины, и отряхнула платье. – Я уже собиралась домой. По пути ты мне поведаешь свои мысли.
– Конечно, – согласился Олеус.
Мы неторопливо шли к лесу. Олеус молчал и кидал на меня частые колкие взгляды. Тем не менее, мне удивительно спокойно и хорошо было в его обществе. И даже беды и проблемы отступали на периферию, оставляя место приятной думке.
Как же так произошло, что я так привыкла к компании деревенского парня – сына старосты? И даже более того, нахожу его общество приятным? А ведь совсем недавно любой человек вызывал только раздражение и негодование.
«УХ» – пронеслось в мое голове. – «Ух, беда!»
Я нахмурилась, не разумея, что имеет в виду мой сыч. Бед-то хватает. Или он еще чего дурное чует?
Вдруг, сыч взлетел с моего плеча и помчался вдаль.
– Мирослава… Госпожа ведьма, – привлек мое внимание Олеус.
– Что же ты придумал, Олеус? – вернулась я к теме нашей встречи.
– Дело в том, что матушка моя родом не из этих мест. Точнее бабушка была из далеких мест, а как только родила маменьку, осела в нашей деревне насовсем. Так что мама с малых лет в Гремячево живет.
– Хорошо, – подбодрила я молодого мужчину. Его нервозность меня удивляла.
– А бабка моя был из кочевых народов. Она много странствовала, много видела и слышала, а еще много яств попробовала. Все интересное и вкусное она записывала в большую книгу, которую потом оставила маме.
– Интересно наверное, – улыбнулась я.
– Не знаю, – пожал плечами Олеус, – мама что-то иногда готовит. Но это настолько непривычное и незнакомое, что я не знаю нравится ли мне вкус. Но, это не главное…
– А что главное?
– У бабушки много рецептов пирогов и хлеба. И они не только на зерновой муке построены.
– Да? А что еще? – заинтересовалась я.
– Кукуруза, семечки, крахмал… Да там разные рецепты есть. Мама сказала, что без хлеба не останемся.
– И твоя мама готова поделиться своими рецептами?
– Конечно! Раз такая беда приключилась, то тут любые средства использовать нужно, – уверенно заявил Олеус.
– Что ж, тогда завтра подсчитаем, у кого какие запасы остались и как нам можно это использовать на всех.
Так, за разговорами мы дошли до леса. К моему домику нас вела прямая тропинка. И вот уже вдали виднелись очертания моего убежища, как что-то екнуло внутри: «ОПАСНОСТЬ!».
– Что-то не так? – тихо уточнил Олеус.
Я покачала головой.
Мы вышли на полянку перед домом. Ничего необычного я не приметила. Уже готова была сделать следующий шаг, как на меня вылетел Клавдий и хлопая крыльями не пропускал вперед.
Олеус тут же подхватил меня со спины и оттащил в сторону.
– Что происходит? – крикнула я ворону.
– Вот ведь чернявая тварь, – разразились мне в ответ ругательства, – и как только выбрался?
– Авдотья Степановна? – удивилась я.
Бабка стояла около моего дома, одной рукой опираясь на клюку, а второй целилась в нас из обрезного ружья. Ее лицо выглядело озлобленным, глаза метали гневные взгляды, желая уже ими уничтожить противника.
– Едва добралась к тебе, ведьма проклятая. Глубоко в лесу ты затаилась…
Олеус быстро сориентировался и задвинул меня себе за спину.
– Опустите оружие! – уверенно произнес он.
– Заткнись, мальчишка. И уйди прочь, не мешай мне истребить это отродье.
– Что вы делаете, Авдотья Степановна? Зачем? – спрашивала я.
– Потому что такая, как ты не должна жить! Ведьмы – зло! Вы проклятые твари, которые почему-то решили, что ваша жизнь ценнее, чем жизнь остальных.
– Вы говорите чепуху! – взвился мой защитник. – Немедленно опустите оружие и убирайтесь отсюда.
– Я уйду только после того, как убью ведьму!
Старуха подняла оружие и прицелилась. В этот момент Клавдий кинулся на нее, стараясь вцепиться женщине в лицо острыми когтями. Он бил ее крыльями по щекам и громко кричал.
Олеус тоже времени не терял. Подлетел к женщине, выбил из ее рук обрез и откинул подальше. С клюкой бабке тоже пришлось проститься, отчего она покачнулась и завалилась назад. В это время дверь в мой дом отворилась и бабка упала внутрь.
Стоило вредительнице попасть на порог дома, как за нее взялся домовой. Он ловко колдовством скрутил бабку и усадил на стул.
Бабка Авдотья тем временем кричала, ругалась и извергала проклятья. И если мне и Клавдию нечего было опасаться, а тем более не реагировали на злые слова домовой дух и Ух, то вот за Олеуса я испугалась. Постаралась быстро прикрыть мужчину собой.
– Подожди здесь, не входи, – попросила я Олеуса и кинулась в спальню – к сундуку, в котором хранила полезные вещи, в том числе набор амулетов.
Я торопилась добыть нужный амулет из общего разнообразия. Но как на зло, замочек не поддался мне с первого раза. Потом мешочек с амулетами никак не находился среди мешочков с сухими травами. А когда я все так выловила нужную мне вещь, то оказалось, что узелок стягивающий мешочек слишком затянулся. Некоторое время я мучилась, пытаясь развязать его, но вскоре разозлилась и резко дернула бечевку. Руку обожгло болью, но она казалось незначительной, ведь веревочка поддалась и разорвалась.
Нужный амулет нашелся довольно быстро. «Глаз леса» – так называла его бабушка. Для нее, и для меня, этот амулет изготавливает дедушка Леший.
«Глаз леса» – это ничто иное, как капелька застывшей смолы. Она не очень прочная, но очень красивая: желтая, прозрачная, изредка с какими-то вкраплениями.
И этот простой с виду амулет очень чутко реагировал на любое «черное» колдовство.
Я выбежала вновь на улицу, к удивленному и немного расстроенному парню и всучила ему «Глаз леса».
– Что это? – уточнил он.
– Сожми крепко в руке, – велела я.
Олеус послушался, но выглядел растерянным.
– Давай обратно, – нетерпеливо потребовала я.
Мужчина раскрыл ладонь и показал мне ничем не измененный амулет. Смола была так же прозрачна, как и раньше. А это означало, что ни одно дурное слово Авдотьи не прилипло к Олеусу.
– Все в порядке, – выдохнула я и улыбнулась.
– Пока еще нет, – покачал головой сын старосты, но улыбнулся в ответ. – Нам нужно разобраться с этой обезумевшей старухой и обезопасить те… вас.
– Да, – согласилась я, – верно, только…
– Я не уйду! – решительно заявил Олеус.
– Тогда, пообещай, что будешь делать то, что я попрошу и… не расскажешь о том, что увидишь или услышишь, если я об этом попрошу!
– Обещаю, – сразу согласился мужчина и пошел вперед.
– Осип Никифорович, не позволяй нашей… гостье… говорить ничего дурного, пожалуйста, – обратилась я к домовому.
Легкий хлопок раздался в комнате и Авдотья взвыла.
– Грязная ведьма, нежитью защищаешься, – выплюнула брезгливо бабка.
– Вы от нежити мало отличаетесь, – фыркнула я. подходя ближе к обидчице. Но Олеус меня опередил и не позволил подойти близко, ухватив мою руку.
– Все в порядке, – заверила я его, но он лишь послал мне настороженный взгляд.
– Что ж я вижу… – грубо рассмеялась Авдотья Степановна, – ты уж и хахалем обзавелась. Или же он у тебя не единственный? Ась?
– Закрррррой рррот, старрррая коррррга! – выкрикнул Клавдий. – Иначе я вырррву твой поганый язык.
Ворон был агрессивен, что странно. Ведь обычно, что бы не случалось, он сохранял спокойствие.
– Я хочу понять, что же здесь твориться, – уверенно заявила я. – Вы можете не любить ведьм, – обратилась я к бабке, – это ваше право. Но только…
– Не любить? Да я ненавижу весь ваш род! – повторилась женщина.
– ПОЧЕМУ? – выкрикнула я.
– Потому что ВЫ уничтожили меня!
– Мы? – удивилась я. – Тебя обидела ведьма?
– Меня уничтожила твоя пробабка!
– Я ничего не понимаю, – растерянно выдохнула я и прислонилась к столу. – Объяснитесь!
– Твоя пробабка так же как и ты была ведьмой. Добренькая такая была, все помочь хотела все, всех осчастливить. Еще бы… в ней же сила волшебная была заключена – дар великий. Любимицей была твоя пробабка Верея. Везде ей слава и почет, всюду уважение. И мужики толпами за ней ходили! Конечно, она себе любую красоту наворожить могла да и приворожить любого, что по вкусу придется.
– Это неправда! – возразила я.
– Еще бы ты не защищала ее… Родная кровь с примесью гадости. Никто меня не слушал, хоть я и пыталась им глаза раскрыть. И Прохор мой обманулся – попался на крючок проклятой ведьмы.
– Что означают твои обвинения? – грубо спросил Олеус.
– Жених у меня был, Прохором величали. Такой же как и ты, – бабка кивнула на Олеуса, – красивый, величавый, к труду приученный. Семья была у него хорошая, но бедная. Я же из зажиточных была, но отца рано лишилась. Это сейчас староста всех под одну гребенку чешет, а раньше каждый лишь за себя отвечал. Жили мы с родительницей неплохо, но без мужика все труднее управляться было. Вот мать моя в одно лето и сговорилась с родителями Прошки о свадьбе. Все у нас было ладно да складно, на осень свадьбу назначали, чтобы до первого снега успеть. Я приданное шила, он дом ремонтировал. Но вдруг беда приключилась – свекровь моя будущая занемогла, захворала. Делать было нечего, решили к ведьме обратиться. Отправился Прохор в лес на поиски Вереи. Я против была, догадывалась, что ведьма нам бедой окажется. Но разве же меня кто-то слушал? Была бы я жена, авось и послушался бы меня, а так… Только послал грубо, да ушел. Я проплакала всю ночь, а на утро в его дом направилась. Там плакала, родителей его ругала, что сыном рисковать вздумали. Они лишь домой меня спровадили. На следующий день Прохор явился в деревню и ведьму с собой приволок. Она свекровь-то вылечила и заверила, что плата ей не требуется, а на самом деле обманула всех.
– Как же она обманула? – уточнила я.
– Она Прохора себе забрала!
– Быть не может, – покачала я головой, – он же не вещь и не скотина, чтобы его насильно забрать можно было!
– Вот и я о том кричала. Приворожила она жениха моего, змея подколодная. А он все кричал, что с первого взгляда влюбился… Дурень! Облапошила его ведьма, а он и рад был. Помолвку нашу разорвать пытался, да только мать моя к старосте пошла – права качать. Мол он обязательства принял на себя, а сейчас в отказ пошел. Позорила его на всю деревню. Свекор тогда и порешил, что свадьбе нашей быть. Ох и бесновался тогда Прохор, ругался на меня. Кричал, что хоть и жениться на мне, а любить все равно другую будет. Я же в ответ пригрозила: что коли он с ней от меня гулять станет, то житья я им не дам.
– Вы сумасшедшая, – выдохнула я и отвернулась.
– Нет! Это вы ненормальные – ошибки природы! А я… Я была нормальным человеком, до поры до времени! К свадьбе дело близилось, когда в деревне стали поговаривать, что Прохор с ведьмой любовь крутит.
Будто кто-то видел их, то в лесу, то в поле. Я решила проверить и своими глазами наткнулась, как жених мой с ведьмой в поле любовались. Долго слушала, какие он слова говорит, как обещает счастье на всю жизнь, словно это она, а не я его женой будет.
– И что? Что вы сделали?! – нетерпеливо уточнила я.
– Проклинала их на чем свет стоит. Все кары небесные им обещала, а как стемнело, они как раз в стогу спали, взяла вилы и проткнула изменника. Верея проснулась в тот момент, не успела я ее прикончить. Надо было с нее начинать! Да не сообразила я с горя-то. Верещала ведьма, раны заговорить пыталась, да только хуже ему становилось. Он же скончался скоро. Я как то поняла, начала ее ругать, да беды пророчить. А Верея все над женихом моим плакала, да причитала, что жить без него не хочет.
По моей спине холод пробежался. Как же так можно? Убить жениха и сваливать все на другого человека?
– Крик и шум деревню разбудил, – продолжила бабка Авдотья, – люд собрался, обнаружили мертвого Прохора. Ведьму и меня разняли да по домам сослали. Вместо свадьбы поминки готовить стали. А на следующий день, кровь Прохора почернела, а стог, в котором любовники почивали, сам собой загорелся. В итоге и поле вспыхнуло, убивая весь урожай. Вот тогда-то я и открыла народу глаза на ведьму – заверила, что из-за нее Прохор умер, из-за ее приворота его плоть чернела, а теперь и остальные голодом замучаются.
– И вам поверили? – удивилась я.
– Кто-то поверил, кто-то нет… Да только к маю ведьма дочь родила, на Прохора моего похожую. И, гадина такая, моим именем нарекла. Продолжала змеюка куражиться! Только ее вредность все равно наружу вылилась. По весне поле вспахали, засеяли, а урожая оно не родило. Ведьма долго ходила на поле, делала вид, что пытается разобраться, что к чему. А я знала, что она нам беду делает. Ходила за ней, ругала и с поля гнала. Старосте доказывала, что она виной голоду станет. Но он, глупец, не слушал меня сначала. Обратился к соседям и на их поле вдвое больше зерна засадили. Только и на следующий год, и так семь годов подряд, ведьма наше поле убивала. Все слонялась туда с отродьем своим, да колдовала на нашу беду. И никто ей слово поперек не говорил. Конечно они боялись, трепетали перед силой неведомой. И только я понимала, что пока не уничтожу ведьму, житья нам не будет. Недолго думая, схватила нож поострее, да побежала на поле. Там Верею обнаружила. Она довольная была, радовалась беде нашей. По полю какой-то отвар поливала, да приговаривала, что теперь оно больше прежнего рождать будет. Меня она не заметила, потому я смогла подкрасться и ударить ее в спину ножом. Ведьма обернулась и я ударила ножом второй раз – в самое сердце гадины. Ужас в глазах Вереи порадовал меня. Наконец она страдала, а не от нее. Так ведьма и рухнула. Дух ее из тела вырвался синей дымкой и на меня кинулся. Даже после смерти она гадость мне сотворила. Только тогда я еще не знала, какую… Я тогда упала – чувств лишилась. Очнулась только к вечеру, когда меня и труп ведьмы народ нашел. Меня привели в чувство и домой снесли. Сначала я радовалась, что, наконец, извела гадость с нашей земли, а потом… меня так закрутило, замучило. Ведьма и из гроба надо мной потешаться продолжала… Время шло, а лучше мне не становилось. И тогда я поняла, что это уже не Верея надо мной издевается, а дочь ее малолетняя. Хотела и с ней счеты свести, да только… не смогла. Ни рука, ни голос на нее не поднималась! Пришлось мне убраться из деревни родной, да много лет мыкаться, горемычной. Помереть хотела, а не могла… Уж все болело, гнило, отваливалось, а помереть не могла. Поняла, что ведьмы мне покоя не дают. Вернулась домой, да бабку твою встретила. Она уж стара была, тебя воспитывала. Хотела прикончить ее, да вновь не смогла. Попыталась заставить ее избавить меня от мучений, а она заявила, что это крест мой, за все беды, что людям принесла. Еще и пригрозила, дрянь, что ко ли буду к ней соваться или к ее семье, она еще что похуже на меня нашлет. Сама-то в итоге померла, а я так и мучаюсь на этом свете.
– Это вы ее убили? – хрипло спросила я.
– Нет! Да и не знала я, когда она померла. Обрадовалась, конечно, новости, думала наконец и мне облегчение станет. Но нет… А недавно слух по деревне прошел, что поле опять зерна не родило, и ты на мой порог явилась. Я смекнула тут же, что без ведьминских дел тут не обошлось. Так что прикончу тебя и всем жить легче станет.
Бабка Авдотья вновь на меня кинулась, да только домовой ловчее был. Он ногой топнул, и старуха без чувств на стул рухнула, будто кукла тряпичная.
Я же стояла, ни жива, не мертва. В голове рассказ старухи Степановны не укладывался. Я добрела до спальни, до кровати и села. В ладони лицо спрятала и заплакала.
Как же все в этой жизни несправедливо? Прабабка моя счастья лишилась, потом и сама померла. Бабушка сиротой осталась в раннем детстве. Видимо потому она и не рассказывала мне о предках наших ничего стоящего. Все только общие слова, да рассказы, про то, кто когда какую запись в книге ведьминской разместил, кто, когда амулетик сотворил или оберег выдумал.
Эх… как же она жила-то тогда? Как выживала в столь жестоком и безумном мире? И бабка Авдотья Степановна ведь ей ничего не сделала, не изничтожила ее сгоряча.
А ведь за что? За что столько человек измучились и безвременно почили? За то, что одна глупая девка себя выше остальных поставила. Да что остальных… Она себя выше природы поставила и решала, кому жить, а кому умирать пора.
– Эй… – тихий заботливый голос выдернул меня из размышлений. Но не это меня удивило…
Сильные руки обняли за плечи и прижали к телу.
– Не стоит так переживать из-за каждого худого человека, – уверенный шепот Олеуса успокаивал.
Я вдруг поймала себя на мысли, что волнения отступили. В объятиях мужчины было спокойно и легко. Он, будто бы, укрыл меня от окружающего мира – спрятал в надежных руках. И все беды, все проблемы сбежали не оставив после себя и следа.
– В нашем прошлом много чего несправедливого и трагичного бывает, но ведь нужно жить дальше.
Я боялась оторвать ладони от лица… Боялась, что стоит мне это сделать, сразу мои чувства рассеются, как дымка.
– Все будет хорошо, Мирослава! Мы со всем справимся! Я готов помочь тебе… И деревенские, я уверен, тоже чем смогут, тем помогут.
– Спасибо тебе, – прошептала я и раскрыла руки.
Чудо… оно произошло. Ведь ничего не исчезло: ни чувство защищенности, ни спокойствие.
А стоило мне посмотреть в искреннее глаза, что тут же взяли мои в плен, так сразу в груди пробудилось что-то еще… Я даже не смогла разобрать того легкого чувства, которое искрилось теплыми золотистыми лучиками.
– Да за что? – удивился Олеус. – Я и не сделал ничего…
Он не понимал, что его улыбка и ласковый взгляд сотворили сейчас в моей душе невероятное. И мне резко стало понятно, как поступить и что дальше делать.
– Сделал, – тихо отозвалась я и вывернулась из теплых объятий.
Это неправильным показалось. В одно мгновение холод окутал плечи. Но тот самый внутренний огонек, что поселил в груди Олеус, продолжал греть и поддерживать.
– Олеус, я не знаю, что… что с бабкой Авдотьей делать? – призналась я.
– В холодную ее нужно, а после… к докторам в город везти. Ясно же, что ее разум поврежден.
– Да… Ты прав, конечно. Только ведь мы не в праве даже связанной ее держать. Она жительница Веленок и только Осиник в праве ее наказать, он же должен кару ей назначить.
– Твоя правда, – согласился мужчина. – Тогда нужно ее в деревню родную везти и там разбираться.
– Верно. Ты тогда ступай за телегой и мужиками в Гремячево, а я пока бабку покараулю. А после, вы ее свезете в Веленки, а я…
Не хотелось мне открывать свои колдовские проделки. Не даром они только ведьмам знакомы.
– Не нужно, – покачал головой Олеус, – не нужно ничего объяснять. Я в ваших делах, госпожа ведьма, все равно ничего не понимаю. Уж лучше не буду забивать себе голову.
Я не смогла сдержать улыбки. Неужели так бывает?..
– Ну… Не будем времени терять. Я быстро обернусь и с Осиником сам дела порешаю. А ты делами своими занимайся, а лучше отдохни чуток.
Отдыхать, увы, времени не было. Ритуалы предстояло мне исполнить трудоемкие и непростые.
– Ты ступай, – проговорила я, – я в порядке буду.
Олеус нехотя поднялся с моей постели и пошел прочь. Я смотрела ему в след и шептала наговор. Он как-то сам пришел на ум. Я вкладывала туда силу и душу, заклиная судьбу оберегать и поддерживать мужчину. Беды к нему не подпускать и печали отводить.
А еще я подумала, что неплохо бы Олеусу в сапог подорожник. Он удачу приносит, любой путь легким делает. А еще подорожник – верный помощник в любых начинаниях. Кому, как не первому помощнику старосты, такой оберег носить.
– Я скоро вернусь, – на пороге обернулся Олеус и подмигнул мне.
Я в ответ кивнула и тоже поднялась на ноги.
«Ух» – мысленно позвала я сыча.
Любимец тут же оказался на моем плече.
– Следуй за ним, – негромко попросила я. – Если вдруг беда, тут же со мной связывайся.
«Ух-ух-ух, хорошо» – отозвался призрачный сыч и вылетел из домика, через печную трубу.
Прихватив из своего сундука большой стеклянный шар, пыль дубовой коры и сухие соцветие бархатцев.
– Осип Никифорович, а найди-ка мне молока кружку, да краюшку черствого хлеба, – попросила я домового, выбегая из спаленки.
Громкий хлопок возвестил о том, что на столе меня требуемое дожидается.
– Что, ведьма, решила уморить меня? Так мне это только в рпадость станет.
