Текст книги "Кольцо княгини Амондиран (СИ)"
Автор книги: Анна Стриковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Севшая рядом за стол Лина молчала, но раскраснелась и пыхтела не хуже чайника. Слова подруги ей были неприятны, но возражать магичка не стала. Просто недовольно молчала, а Тина распространялась дальше:
Линин папа был бедный ювелир. Ты слышал когда‑нибудь про такое? Холодный огонь! Горячий лед! Бред! Так вот: живя в богатейшем городе мира Афросилайе и имея такую профессию, ее отец был бедняком. От него даже жена из‑за этого сбежала. Видите ли, он не хотел быть просто ювелиром, а мечтал делать амулеты и заключил договор с этим – вот магом, Герардом Кавериско. Тот его разорил окончательно, а под конец и дочку забрал.
Тут душа Эммелины не выдержала и она заткнула подружку:
– Тина, раз такое дело… Дай, я сама расскажу. Избавь нас от твоих комментариев!
Красавица обиженно засопела, но примолкла. Рассказ продолжила Лина.
– Где‑то так все и было. Наши предки были знаменитыми на всю Афросилайю ювелирами и артефакторами. Но уже у моего прадеда не было дара и он стал просто ювелиром. Мой отец желал возродить славу нашего дома: знания и навыки у нас так и передавались в семье из поколения в поколение, только силы больше не было. И тут я родилась, девочка с даром. Обычно девочек у нас родовому ремеслу не учат, но тут папа на это не посмотрел. Чуть не с четырех лет начал меня обучать ювелирному искусству.
Судя по выражению лица магички и тому, с какой нежностью она об этом говорила, воспоминания раннего детства были самыми дорогими ее сердцу.
– Поначалу я проволочки в косичку свивала, а к семи годам уже могла сделать колечко – змейку или сережки – гвоздики. У детишек пальцы ловкие: папе стоило только показать и приглядывать, а я быстро училась.
Вдруг тон ее изменился.
– Когда мне было шесть, в наш город приехал Герард Кавериско. Он до этого лабораторией на Острове Магов руководил, а тут захотел уйти на покой и поселиться у моря. Папа услышал и стал за ним натурально охотиться. Все твердил, что если Кавериско возьмется меня обучать, это будет величайшая удача в его жизни. А он такой был: чего решил, того обязательно добьется. В общем, в результате папиных интриг Кавериско поселился в соседнем доме и подружился с папой.
На рассказе о бывшем муже в голосе Лины зазвучало холодное ожесточение.
– А через год они договорились и он начал меня учить. Надо сказать, учил на совесть, я ему за это благодарна. Но человек он был – оторви и брось. Подлый человечишка. За науку брал с отца такие деньги, что тот очень скоро разорился, да еще приговаривал, что все должны быть ему благодарны: в будущем на моем искусстве семья разбогатеет.
Говоря о Кавериско, девушка злобно сощурила глаза.
– Мама не выдержала бедности и ушла от отца. Сбежала с проезжим купцом. Так что мне с десяти лет пришлось и дом вести, и учиться сразу в человеческой школе обычным наукам, у отца ювелирному делу и у магистра Кавериско магии.
О матери Лина говорила без горечи: эту боль она давно пережила.
– Когда мне стало тринадцать, у папы уже не было денег, чтобы оплачивать уроки мага, и Кавериско стал учить меня в долг. Я к этому возрасту уже стала наливаться, округлилась со всех сторон и выглядела почти взрослой девушкой. Это, видно, его и прельстило. Он заключил с отцом договор, что если я соглашусь стать его женой по достижении брачного возраста, то все долги, сколько их ни есть, будут списаны. Не знаю, на что рассчитывал папа. Когда мне стало шестнадцать, все раскрылось: Кавериско потребовал выполнить договор или выплатить деньги. Я тогда чуть в окошко не выбросилась. Магистра я уважала как учителя, но как человек, а особенно как мужчина он был мне неприятен до тошноты. И вообще я замуж не собиралась: мечтала поехать учиться в магический университет.
Она грустно вздохнула, затем ее тон снова стал суровым:
– Но Кавериско припер нас к стенке: выплатить долг папе было нечем. Так как мы с Герардом оба маги, то в храм Доброй Матери мы не пошли. Заключили так называемый брак магов: договор на двенадцать лет. Этот гад хотел бессрочный, но я уперлась.
По выражению ее лица было понятно: если упрется – с места не сдвинешь.
– В первую брачную ночь меня на него вытошнило. Могла бы сдержаться, наверное, но не стала: пусть знает, на что подписался. Помогло мне это мало, но хоть заявила протест. Я не собиралась делать вид и изображать счастливую семейную жизнь. Больше всего мечтала сбежать. Планы строила… Но одно понимала: пока мы в Афросилайе, деваться мне некуда. Поймают, вернут накажут.
Кулачки Лины непроизвольно сжались, глаза метали молнии: это прошлое для нее было еще живо.
– А через два года Кавериско пригласили в Элидиану прочитать курс лекций. Он взял меня с собой и это была его ошибка, которой я поспешила воспользоваться. Может, ты, Стеф, не знаешь, но студенты магического университета на время учебы и на территории университета свободны ото всех обязательств, брачных в том числе. Есть еще другой закон: если любой человек придет и скажет, что хочет учиться и готов пройти полноценные испытания, ему должны предоставить такую возможность вне зависимости от того, есть сейчас прием или нету.
Про это правило Стефан слышал. Во время официального приема проверяли только наличие дара, а вот те, кто поступал среди года, должны были показать все свои знания и умения. Если они соответствовали начальному уровню, то человека зачисляли, но учиться он начинал только со следующего учебного года. А вот если он показывал высокий уровень, то шел учиться сразу на курс, подходящий ему по подготовке.
– В общем, пока Герард готовился к лекциям и вел переговоры об оплате, я добралась до ректора, изложила ему все и потребовала собрать комиссию. С Кавериско у них были не лучшие отношения, так что ректор мне помог. Устроил моему мужу прием во дворце, куда тот отправился без жены, а в это время в университете я прошла испытания и сразу была зачислена на пятый курс. Когда Герард вернулся от короля, то узнал, что я теперь живу в женском общежитии, а он ко мне даже подойти не имеет права.
Тут она подхихикнула, а затем ехидно сверкнула глазами.
– Лекций он читать не стал и вообще рассорился с руководством университета, но почему‑то никто особо не расстроился. А меня поселили в одну комнату с Тиной и с тех пор мы дружим.
Вдруг девушка нахмурила лоб, губы ее горько искривились:
– Одно меня поначалу угнетало: невозможность выйти за периметр ограды. Даже на похороны отца не смогла поехать: он умер через два года после моего бегства.
Тут Лицо ее разгладилось и стало вновь спокойным.
– Потом я привыкла. Да и все мои соученики старались мне помочь, поддержать, сделать так, чтобы я особо не страдала. Вот, Тина в первых рядах. А после университета я сразу поступила в магистратуру, она тоже дает свободу от обязательств, при этом не ограничивает место пребывания. Так что я и в Валариэтан к научному руководителю ездила, и в город выходила. Кавериско несколько раз ко мне пытался подобраться, но у него ничего не вышло.
Лина тяжело вздохнула.
– После смерти отца ему стало нечем мне угрожать. Между тем наш контракт мою учебу и перерыв в отношениях не учитывал, так что время моего брака потихоньку истекало. Два года до учебы, пять – в университете, три в магистратуре… Сейчас осталось всего два года… На это время я решила скрыться.
Стефан перебил ее вопросом:
– Но он же умер? От кого ты прячешься?
Девушка резко вскинула голову и посмотрела на Стефана со странным выражением.
– Умер? Не уверена. Его тела так и не нашли. Боюсь, он инсценировал свою смерть в каких‑то далеких от благородства целях. Конечно, я могла бы проверить это с помощью моего контракта, но… Пока я сумела прикрыться от магического поиска, но если начну манипуляции с контрактом, то выдам себя и он меня найдет.
* * *
Лина закончила свой рассказ и в комнате наступила неловкая тишина. Стефан чувствовал, что надо что‑то сказать, но приличные к случаю слова не шли на ум. Да и не хотелось сейчас утешать Лину, ей не это было нужно.
К счастью, Тина вдруг вспомнила про пирожки и с места в карьер стала объяснять:
– Смотрите, эти кругленькие – с мясом, эти длинненькие – с капустой, квадратные – с яйцом и луком, а вот те треугольные – сладкие, с яблочной начинкой.
И хотя ее выступление было вроде как ни к селу ни к городу, но оно сняло напряжение момента. Больше про тяжелую Линину судьбу никто не заговаривал, зато установилась атмосфера доверительности и взаимопонимания. Стефану никогда еще ни с кем не было так легко и уютно, как с этими двумя девушками.
Странно, он всегда побаивался прекрасного пола и все свои отношения с женщинами совершенно сознательно сводил к товарно – денежным отношениям, а тут… Как будто старые друзья собрались. Иногда он даже забывал, что компания разнополая и позволял себе довольно рискованные высказывания, но никто его за них не упрекнул, наоборот, девицы его откровения воспринимали… ну, скажем, с пониманием.
Домой в свою башню придворного мага он вернулся в приподнятом настроении и тут вспомнил про задание, которое ему дала Лина: узнать, кто во время свадьбы имел доступ к брачным кольцам князей Амондиран.
Но было уже поздно предпринимать расследование и он отложил все на утро. Оно принесло разочарования. Первым долгом Стефан сунулся к советнику. Сунул голову в кабинет и понял, что он некстати. Дамиан сидел за столом и внимательнейшим образом изучал лежащие перед ним бумаги. Слева и справа высились горы еще не изученных документов, а секретарь подкладывал новые листки в стопку непрочитанных и одновременно докладывал о тех, кто просит у советника аудиенции.
Было ясно, что сейчас отрывать Дамиана от дел и спрашивать о событиях пятилетней давности – только нарываться на грубость.
Стефан перебрался к покоям князя и узнал от личного слуги Ромуальда, что его господин заперся в мастерской и ни с кем не желает ни видеться, ни разговаривать. Сам слуга трудился при князе всего три года и ничего знать не знал.
Пришлось вернуться в башню, сесть и включить мозги. Обычно Стефан старался их зря не напрягать, но и дураком тоже не был, а вчерашний разговор с Линой его здорово вдохновил на размышления.
Так что он взял листок бумаги и стал записывать имена тех, кто мог ему что‑то рассказать о княжеской свадьбе. Начальник стражи, мажордом, управляющий, главная кухарка и старшая горничная – все эти люди занимали свои должности и тогда, они могли помнить всех гостей.
С кухаркой Стефана связывали очень теплые отношения. Эта выдающаяся со всех сторон дама жалела мага за худобу и считала своим долгом подкармливать. А у Стефана результатом полуголодного детства стал фантастический аппетит. При желании он мог и вообще ничего не есть несколько дней, но когда была такая возможность, жрал в три горла. Еда в него проваливалась как в пятое измерение, не делая мага ни на фунт толще, зато слопать он мог три обеда подряд, а сверху заполировать обильным ужином. Эта способность поглощать пищу в любых количествах просто завораживала кухарку и делала Стефана желанным гостем на княжеской кухне.
Добродушная Мина встретила его приветливо, наложила целую миску сладкой каши с фруктами и сливками и охотно ответила на вопросы. Да, свадьбу помнит. Может хоть сейчас все меню расписать. Гости? Какие гости? Разве они заходят на кухню? Она помнит только, что матушка княгини не ела орехов, посол Элидианы не переносил молочного, а один из гостей требовал на ночь кусок торта.
Так что от нее Стефан ничего не узнал, зато Мина дала ему полезный совет: обратиться к мажордому. У того должны были сохраниться списки гостей, потому что старик ничего никогда не выбрасывает.
Со старым Закариосом у Стефана отношения были натянутые, но ничего не поделаешь, пришлось идти на поклон. Для этого он даже решился на некоторые траты. Съездил в город и заказал то, что, по его мнению, могло доставить старику удовольствие.
Он уже давно заметил, что для мажордома самым важным в жизни было чувство собственной значимости. Стефан нашел писчебумажную лавочку, где за умеренную плату по его заказу изготовили записную книжку солидного формата в синем сафьяне и с золотым обрезом. По обложке сверху шла надпись золотом: «Закариос Фугуль, мажордом княжеского дома Амондиран».
Вернувшись в свою башню Стефан еще немного поколдовал над книжечкой. Старику стоило только взять ее в руки и открыть, чтобы никто другой никогда не смог в нее заглянуть против воли хозяина. Теперь записная книжка тянула не на уплаченные за нее десять серебряных гортов, а на пару – тройку полновесных золотых гитов.
С этим подношением Стефан подъехал к Закариосу и не прогадал. Тот подарку обрадовался и согласился в благодарность ответить на любые вопросы. Узнав, что речь идет о княжеской свадьбе и гостях, приосанился и пустился в длинные разглагольствования, так как по собственному мнению был на ней главным лицом. Под конец признался, что гостей в лицо помнит плохо, зато списки сохранились. Отдать он их не может, но разрешит переписать. Только делать это придется в его комнате, вынести оттуда такую ценность мажордом никак не может.
С оханьем и кряхтеньем полез он в самый нижний угол огромного буфета, занимающего добрую треть отведенной ему гостиной, извлек из нее толстенную папку, пошуршал и вытащил на свет целую пачку сколотых вместе густо исписанных листов бумаги.
Стефан порадовался, что взял с собой тетрадь. Список был не подробный, он был очень подробный. К имени каждого гостя прилагалось подробное описание: откуда приехал, в какую группу гостей входит, ранг, требования к поселению и еде, сопровождающие лица, покои, куда их определили на постой, приставленные лакеи и горничные… В общем, все, кроме внешности.
Два дня Стефан старательно переписывал творение Закариоса, а на третий не выдержал и побежал с тетрадкой на Садовую улицу. Он отлично понимал, что торопится, по собранным сведениям Лина ничего определить не в силах, но уж больно хотелось увидеть ее и Тину.
Дом номер пятнадцать оказался тих и пуст, зато из дома номер семнадцать ему помахала красавица – ведьма. В этот день подруги сидели у нее и в окно заметили обескураженного мага, бестолково топтавшегося на крыльце. Лина надеялась, что Стефан что‑то узнал, а Тина желала продолжить знакомство с таким симпатичным мужчиной.
Магу предложили роскошный обед из трех блюд, а на десерт – вкуснейший торт и корзиночки с фруктами в желе. Выяснилось, что Лина потрясающе готовит мясные блюда, но терпеть не может сладкого, а Тина – непревзойденный кондитер и сладкое – ее страсть. Судя по их фигурам можно было думать с точностью до наоборот. Худощавая, изящная Валентина никак не сочеталась в сознании Стефана с кремом, тестом и сахаром, а между тем отправляла тортик кусок за куском в свой очаровательный ротик.
Пухленькая и аппетитная, как шкворчащий пончик Лина казалась воплощением сладкоежки. А вот поди ты! Она даже чай пила без сахара и не взяла ни кусочка торта. Стефан вспомнил вдруг, что магичка и в прошлый раз налегала на несладкие пирожки.
Девушки заметили, с каким интересом он их рассматривает и Лина хмыкнула:
– Удивляешься? Если я еще на сладкое начну налегать, то лопну! Да оно мне и не нравится. Кусок ветчины для меня лучше самого прекрасного пирожного. А в Тине все сгорает, как в печке, она же ведьма. Так что не пялься. Лучше скажи: ты узнал что‑нибудь?
– Кое‑что…, – уклончиво произнес маг, – Не знаю, поможет ли, но вот…
Он достал из кармана тетрадь и вручил Эммелине. Она открыла там, где была закладка, удивленно подняла брови и тут же погрузилась в чтение, заметив:
– Да, на такой улов я не рассчитывала. Ты молодец.
Пробежав страницу глазами, она поднялась и, не отрывая взгляда от бумаги, потопала в соседнюю комнату, откуда донесся ее крик:
– Тин, я возьму у тебя пару листочков?!
Очевидно, что ответ ей не требовался.
– Ну все, – резюмировала Валентина, – На сегодня для нашего общества она потеряна. Так что пока есть время, расскажи мне про то, как ты попал в придворные маги.
Нет ничего приятнее, чем говорить о себе. Как ни странно, это утверждение верно даже тогда, когда рассказывающему особо нечем похвастать. Чем было гордиться Стефану? Тем, что он стал придворным магом по наследству? Его взяли на эту должность просто потому, что его учитель умер, а в Амондиране никого больше в тот момент найти не смогли. Да и потом квалифицированные маги не жаловали княжество своими посещениями. В общем, со Стефом вышло по пословице: «На безрыбье и рак рыба».
Учился он ни шатко, ни валко, не потому, что был совсем уж бездарным, а просто из‑за лени. Интересовался алхимией, но пошел на бытовую магию: там учиться на пять лет меньше и не надо надрываться. Хотел потом самостоятельно освоить эту область, но, как видно, для этого недостаточно почитывать книжечки и время от времени что‑нибудь взрывать.
Если сказать честно, ему неловко было рассказывать о себе девушке, которая в любом случае добилась в жизни большего, чем он сам. Пусть со стороны это могло кому‑то казаться иначе, но сам Гелфинд твердо знал кто чего стоит.
Он занимает свое теплое место исключительно по доброте душевной князя, для которого преданность мага важнее его квалификации. Поэтому он и терпит на таком важном посту бытового мага второй категории. Но если завтра что‑то изменится… Лететь ему голубем с этого места.
А Тина будет нужна всегда и всем. Про Лину и говорить нечего.
В общем, ничего такого, что хотелось бы рассказать красивой девушке, у Стефа за душой не было. Но Тина смотрела на него с такой теплотой, спрашивала так по – доброму, так искренне реагировала на каждое слово, что язык у мага развязался и он сам не зная как выложил девушке всю свою биографию.
Уже после, возвращаясь в свою башню, он вспоминал все, что говорил красавице и корил себя за несдержанность. Незачем было нюни распускать и открывать всю свою подноготную малознакомой девице, как бы она ни была хороша. Но что‑то подсказывало: Тине можно рассказать все, она не обратит это во зло.
Насчет того, что никому не расскажет, он был не так уверен. Даже наоборот: он точно знал, что все тотчас же будет пересказано Лине.
Странно, но это не коробило и не пугало. В глазах Гелфинда эта девушка имела совершенно особый статус. От Лины ничего дальше не пойдет, а ей можно знать все.
Кстати, в этот день они почти до вечера просидели вдвоем с Тиной. Лина вышла под конец и сказала, тяжело вздохнув:
– Спасибо, конечно, но тут еще работать и работать. Я исключила тех, кто не может нас интересовать по определенным причинам. Вряд ли к артефактам рода были допущены слуги или кто‑то из охраны. Знатных дам тоже можно исключить: среди артефакторов нужной нам квалификации женщин нет. Там я вложила список… Это те, чей облик меня интересует. Попробуй опросить слуг рангом пониже: горничных, лакеев… В общем, тех, кто им прислуживал. Конечно, за пять лет многие уже не работают, но многие наверняка остались. А у слуг обычно зоркий глаз и хорошая память.
– Они деньги любят…, – буркнул Стефан.
Лина весело рассмеялась.
– Ну, денег, как я понимаю, у тебя нет и ты не решаешься их попросить у князя. У меня такие расходы тоже не предусмотрены. Но… Горничных могут заинтересовать притирания для красоты, а лакеев – заговоренные от воров кошельки. Ну как, Тина, разорим для него наш подарочный фонд?
Ведьма тоже хихикнула:
– Пусть берет и помнит нашу доброту. А когда будет результат ты сама стрясешь оплату расходов с князя или с советника. Думаю, они не станут жадничать и обсчитывать бедных девушек.
С этими словами она встала и вышла в соседнюю комнату, откуда вернулась с плоской корзиночкой. В ней стояли небольшие баночки, вероятно, те самые притирания, а еще лежали штук шесть разноцветных бархатных кошельков. Протянула все Стефану и пояснила:
Кремы в баночках помогают от прыщей, веснушек и разглаживают морщины. Действие временное, зато эффект молниеносный. Девчонки будут тебе по гроб жизни благодарны. А кошельки… сам зачаруешь, или Лину попросить?
Вот это было обидно. Простой наговор от воров даже такому разгильдяю, как Стеф, было нетрудно сделать. Он пробурчал, что сам справится, поблагодарил, сложил все в карманы вместе со списком и отправился домой, предварительно уговорившись, что не будет ждать, когда получит всю информацию, а зайдет на днях с тем, что сможет добыть.
После этого не было дня, чтобы он не закончил его в гостях у своих новых подружек. Они были ему неизменно рады, сажали за стол, угощали, принимали как родного… Одно огорчало: ни Лина, ни Тина не видели в Стефане Гелфинде мужчину. Ладно Эммелина: тяжелый опыт замужества делал ее невосприимчивой к любовным чарам. Но Валентина?! Она же ведьма! Ей по штату положено быть любвеобильной! А она смотрит на Стефа как на братишку. Обидно! Или это ему только так кажется?
Но несмотря на это, Стефан регулярно посещал девушек и приносил Лине все новые и новые описания. Она оказалась права: горничные и лакеи прекрасно помнили тех, кого обслуживали. Они описывали их в меру своих способностей, но довольно живо. Задавая наводящие вопросы, Стефан постепенно сумел записать словесные портреты почти всех, кто приезжал на свадьбу князя из других государств. К сожалению, ни в ком Лина не смогла узнать кого‑то из артефакторов. Оставались два гостя, облика которых никто из слуг не смог вспомнить, и надежда, что у князя память окажется лучше.
Магичка была уверена, что один из этих таинственных гостей и есть искомый артефактор. Просто он надел амулет, препятствующий запоминанию внешности. Правда. Ее сбивало с толку то, что оба были весьма высокородными господами, при этом никак не связанными друг с другом и с империей. Один вроде бы приехал из Гремона, а другой – из родной страны Азильды: из Сальвинии.
Стефан понимал, что дальше своими силами они с девушками не разберутся. Пора подключать советника и князя. Со времени первого визита Ромуальда к артефакторше прошли две декады, так что пора бы князю выйти из своего затворничества в мастерской и принять наконец участие в собственной судьбе.
Вернувшийся от магичек Стефан не рискнул сунуться к Ромуальду, а для начала пошел искать Дамиана и столкнулся с ним в галерее, ведущей к башне. Советник разобрался с текущими делами и шел к магу сам.
В первую минуту оба опешили, затем Дамиан спросил:
– Ты кого‑то ищешь?
– Тебя! – воскликнул обрадованный Стефан, – Который день хочу с тобой поговорить, но ты все время занят!
– Тогда пойдем к тебе, – решил советник, – В твою башню чужим хода нет, там и поговорим. Мне тоже надо с тобой посоветоваться. Прошлый твой совет оказался отличным, может и теперь…
Маг только что не запрыгал от нетерпения.
– Пойдем, пойдем, мне тоже много чего надо тебе рассказать и кое о чем спросить.
Расположившись в гостиной Стефана за круглым столом, они продолжили беседу за бутылкой отличного вина из погребов его светлости. Дамиан решил сначала задать свой вопрос:
– Как ты думаешь, кто перенастроил брачные кольца Амондиран, зачем и можно ли это сделать снова?
– Вот! – маг поднял вверх указательный палец, – Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Это то, чем мы с Линой занимались последние две декады!
Если бы Дамиан стоял, он бы рухнул на пол от неожиданности. Но так как он сидел, то только закашлялся, а затем осторожно спросил:
– Лина – это кто?
– Ну Лина, – сердясь на бестолковость начальства проговорил Стефан, – Эммелина! Магистр Кавериско!
– Ты с ней виделся после того?
– А как же! Мы теперь почти ежедневно встречаемся и все по тому же самому делу. С ней и с Тиной.
Дамиан понял только, что пока сидел, зарывшись в бумаги, что‑то важное в жизни прошло мимо. Почему‑то имя «Тина» его взволновало. Хотя Стефан ничего пока не сообщил об этом персонаже, Дамиан вдруг подумал о той прекрасной девушке, которую он видел на Садовой улице.
– Кто такая Тина? – спросил он и внутренне замер.
– О, Тина…, – мечтательно произнес Гелфинд, – Тина – это Линина соседка Валентина Скарель, ведьма – целительница. Она такая красивая… Азильда ей и в подметки не годится.
Все ясно, пока Дамиан штаны просиживал в замке, ушлый маг свел знакомство не только с магистром, но и ее красавицей – соседкой. А если она ведьма, то, верно, и в постель ее успел уложить, благо время было.
На душе у Дамиана заскребли кошки. Хотелось схватить нахального Стефана и пару раз стукнуть головой об стену. Но он сдержался. Спросил только:
– А что же ты мне ничего не сказал? Почему скрыл?
– Тебе, пожалуй, скажешь, – обиженным тоном ответил маг, – ты же у нас самый занятой. Я сто раз за это время пытался к тебе пробиться, но ты только рукой махал, мол, не сейчас!
Дамиан чуть было не сказал, что это неправда, но вспомнил, как дело было, и не стал продолжать упреки. Просто попросил рассказать то, зачем Стефан его искал.
Чем дальше маг излагал историю своего знакомства с Линой и поисков злокозненного мага – артефактора, тем больше Дамиан убеждался, что ему надо снова встретиться с госпожой Кавериско. Поразительно, но она помогала Стефану совершенно бесплатно и даже вложилась в это дело не только умом и знаниями, но и подарками для слуг!
А если так… Значит, для нее это тоже важно! Не вполне понятно почему, но ведь это можно узнать.
Излишне упоминать то, что историю жизни Лины Стефан советнику пересказывать в подробностях не стал. Но пропавший без вести знаменитый артефактор как‑то на диво хорошо вписывался в эту историю.
Стефан показал Дамиану список, в котором незаполненными остались только описания двух персонажей, и попросил припомнить: как выглядели эти двое? Пришлось напрячь память, но картина не вырисовывалась.
– Значит, Зигфрид фар Гонтмайер и Спирос Кентаврион? Были такие. Спирос родственник Азильды по отцу. Демоны, был же такой, а как выглядит не помню, хоть убей! Вроде высокий, полный господин, а может и нет… Или это наоборот, Зигфрид был… Он – родня Азильды по матери, она у нее родом из Гремона. Почему‑то эти два персонажа у меня путаются и сливаются. Знаешь, давай князя спросим. Он у нас художник, должен лучше запоминать лица.
Стефан напомнил советнику, что князь уже битых две декады не вылезает из мастерской и совершенно никого не хочет ни видеть, ни слышать.
– Картину пишет, – прокомментировал Дамиан, – За такое время должен был уже закончить, мне кажется. Дольше он только над большим батальным полотном работал, а сейчас у него и подрамника подходящего не было. Вряд ли он взялся за что‑то грандиозное.
Стефан был с ним согласен, но ворваться ни с того, ни с сего в святая святых – мастерскую Ромуальда не решалась даже Азильда. Князь очень не любил, когда ему мешали творить. Не раз и не два он объяснял советнику, что в такие моменты лучше принять решение самому, пусть и неправильное, чем спугнуть музу своего господина!
Так что до обеда они просидели, изучая и обсуждая всю доступную информацию. В кои‑то веки Стефан сумел показать себя с лучшей стороны и удивить Дамиана взвешенностью и продуманностью своих суждений. Еще бы! Все это неоднократно было пережевано в беседах с Эммелиной, а уж она соображала ничуть не хуже умного советника.
А к обеду из своей берлоги выполз наконец Ромуальд. Дамиан правильно рассчитал: по выражению лица, на котором гордость смешивалась с облегчением, становилось ясно: князь дописал‑таки свое творение и готов представить его миру. А значит, вскоре он будет готов выслушать своих советника и мага.
Но опытный советник для начала дал князю возможность похвастаться и спросил:
– Ну как, получилось?
– Я не буду вам ничего говорить, – кокетливо произнес Ромуальд, – Идите и смотрите!
И он распахнул перед друзьями двери мастерской.
Картина стояла на треноге, повернутая лицом к окну, так что от входа увидеть ее было невозможно. Не большая, но и не маленькая, полтора на полтора локтя, – оценил Дамиан. Что же так вдохновило Ромуальда, что он двадцать дней без перерыва творил, забыв обо всех делах?!
– Я бы раньше закончил, – князь потупился и стал ковырять стыки между плитами пола носком башмака, – Но я не сразу сумел уловить, пришлось два раза переделывать… А впрочем, смотрите сами, что вышло.
Он потянул Дамиана за руку к окну, от которого, по мысли автора, картину и следовало рассматривать. Стефан потянулся за ними. Когда они дошли до нужной точки и развернулись, то дружно ахнули.
– Получилось нечто аллегорическое, – как бы оправдываясь, пояснил Ромуальд, – я назвал это «Лето».
На картине в траве залитая солнцем сидела Эммелина Кавериско. Это была она: ее простое, но симпатичное лицо, ее чудесная улыбка, но в то же время… Изображенная на картине женщина была невероятно притягательна, ее образ завораживал… Поза, освещение, антураж были придуманы, но Ромуальду удалось передать ту красоту, которая изначально была в этой женщине. Князь оказался прав, дав своему творению название «Лето». В ней были томность, знойность, щедрость и доброта именно этого времени года. Удивляло только, что этот портрет был написан по памяти, а не с натуры.
Первой мыслью советника было:
– Как же я ее не разглядел?! Она красавица!
А второй:
– Если пригласить Эммелину полюбоваться на собственный портрет, то можно будет с ней поговорить и договориться.
Убеждать в своей правоте князя не понадобилось, тот просто мечтал показать портрет модели. Так что раньше, чем Дамиан успел объяснить, зачем всем здесь нужна Лина, на Садовую улицу был отправлен курьер с приглашением. Под шумок Дамиан вписал в текст приглашения и имя Валентины Скарель.
Пока курьер бегал туда – сюда с письмом и ответом, Дамиан все же вкратце сумел донести до сознания князя, как важно найти того, кто во время свадьбы подпортил настройки родовых артефактов и объяснить метод, которым Стефан вместе с Линой искали злоумышленника.
– Значит, Зигфрид фар Гонтмайер и Спирос Кентаврион? – дословно повторил князь слова своего советника, – Помню, были такие. И что никто из слуг не может их описать? Странно, – он поморщился и продолжил, – Хотя… Почему‑то эти двое у меня сливаются. Да, точно! Я еще тогда удивлялся, что двое людей, ничем друг с другом не связанных, так похожи. Оба высокие, полные, важные… Постойте!
Он схватил лист бумаги, угольный грифель и быстро стал рисовать. Дамиан со Стефаном замерли, боясь спугнуть вдохновение. Когда Ромуальд углубился в работу, Дамиан осторожно оттащил мага за рукав к окну показал на низкую банкетку, на которую оба и сели в ожидании.
Ждать пришлось около получаса. Наконец Ромуальд закончил рисунок и отбросил грифель.
– Где‑то так, – с удовлетворением констатировал он, – Вот этот – Спирос, дядя Азильдиного отца, а вон тот – Зигфрид, брат ее матери. Действительно, на редкость похожи, засранцы. Только костюмом и отличаются.
