Текст книги "Практикум для теоретика (СИ)"

Автор книги: Анна Стриковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

Конрада тоже нытье друга достало. Он всегда у него заряжался позитивом, а тут Рик не выдержал давления, расквасился, как размокшая лепешка, стал нудным и противным. У меня после двух покушений положительной энергии тоже немного, саму бы кто подзарядил. А сам Конрад привык на мир смотреть с подозрением.

Когда я выложила ему свои соображения и пересказала разговор с Веркой, он для начала несколько раз переспросил, какому воздействию Эберхард подверг короля. Все‑таки это магическая безопасность, за которую именно он отвечает.

Я еще раз пересказала все, старательно вспоминая каждое слово.

– Доверие, – выдал он свой диагноз.

– Что?

– Эберхард вызывал в короле доверие к своим словам. Легкая природная магия, доступная обычным людям и считающаяся безвредной. Обычно ею совершенно бессознательно пользуются женщины по отношению к своим малым детям, поэтому никому и никогда не приходило в голову от нее защищаться. Считается, что у мужчин ее практически нет, но, видимо, ошибочно.

Ну – ну… Доверие, значит. Да, дитя доверяет маме, даже если она внушает ему всякую глупость, и потом всю жизнь руководствуется тем, что она ему в детстве напела. Я даже подумать не могла, что это тоже магия. А Эберхард у нас – молодая мамочка короля Горана.

Хорошо, что Верка порвала эту связь. У меня очередной вопрос.

– А можно восстановить эту нитку? Ту, которой посол привязал к себе короля?

Конрад пожал плечами.

– Можно ли восстановить утраченное доверие? Нет. К счастью, фар Арвиль утратил влияние на Горана и для нас это большая удача.

* * *

То ли этой ночью было холодно, то ли мы оба подсознательно боялись, что нас разлучат, только жались друг к другу так тесно, как никогда ранее.

Утро не принесло ничего хорошего, если исключить возвращение Живко к жизни. Глупый каламбур, но положительный факт. Он был еще слаб, зато хотя бы в сознании. Его мать попросила меня с ней поговорить и по глазам было видно: собиралась во всем обвинить меня и школу.

Пришлось пригласить ее в свой кабинет, намекнув, что у постели больного это будет неуместно.

Оставшись со мной наедине, эта дама действительно стала обвинять и угрожать. Мы тут развели неизвестно что, притон какой‑то, работают у нас бесстыжие шлюхи (это камешек в огород Нанни), детям опасно стало учиться, если бы Живко учился дома, ничего бы плохого с ним не произошло. Поэтому она будет жаловаться королю и заставит его разобраться с нами со всеми.

Не надо на меня нападать! Я тихая и мирная девушка, если меня не трогать! Эа бестолковая баба, которая не смогла нормально воспитать сына, будет на меня наезжать? Не знаю, есть у нее магия или нету, но мозгов нет, это точно.

Хотелось заорать и запустить ей в лоб чернильницей, но я сдержалась. Заговорила мягко, как с дебильным ребенком.

– Уважаемая госпожа, не понимаю, на что вы жалуетесь. Мы взяли на себя труд учить вашего сына и учим несмотря на то, что он ведет себя безобразно. К нам он поступил в сознательном возрасте, так что претензии к его воспитанию скорее нужно обращать к вам, чем к нам.

Она попыталась что‑то вякнуть, но я не дала ей и слова сказать.

– Редкую декаду Живко не получает дисциплинарного взыскания. Я понимаю, что злонамеренности в его действиях нет, это происходит от природной живости характера. Но есть же какие‑то границы! Хотя бы своих преподавателей он должен уважать?!

Тетенька опять не поняла и завела свою шарманку:

– У вас тут преподаватели выглядят и ведут себя как шлюхи! Они провоцируют…

Ага, на Нанни намекает? Ну, получи!

– Это вы о том, что его наказали за попытку поцеловать преподавательницу боевых зелий? Радуйтесь, что жив остался. Это боевая ведьма и одета она как боевая ведьма, а отнюдь не как шлюха. А что такое боевая ведьма, знаете?

Дамочка не знала. Она уже смотрела на меня в ужасе. Слова "боевая ведьма" ничего конкретного ей не говорили, но пугали. Я поднажала:

– Боевая ведьма – это машина для убийства. Чтобы ее остановить, нужны совместные усилия десяти магов. Это надо совсем мозгов не иметь, чтобы к такой приставать с поцелуями.

– Он не знал…

– Не знал? А чему он тут столько лет учился, скажите на милость? В общем, мне кажется, уважаемая госпожа, что в одном вы правы: вашему сыну в нашей школе делать нечего.

Только что она говорила то же самое, но тут вошла в амбицию.

– Это почему еще?

– Потому что его отец слишком высокопоставленный человек в этой стране. Здесь Живко чувствует свою безнаказанность и позволяет себе то, за что другого студента давно бы уже выгнали. Если бы он жил как другие студенты: не имел отдельной комнаты, не мог выйти в город вечером, был все время под надзором нашего коменданта, с ним ничего бы не случилось. Разве в школе он познакомился с ведьмой, которая его отравила? Нет, в дорогом кабаке, куда другие студенты не ходят.

Кажется, я открыла ей глаза:

– А его ведьма отравила?

– Да, уважаемая, именно так.

– Так ее надо немедленно арестовать и судить! Отравить моего сына! Да я ее своими руками… Не посмотрю, что она боевая ведьма!..

Кажется тетка все неправильно поняла. Как тяжело иметь дело с дурами!

– Вы подумали, что его отравила наша преподавательница? Да вы с ума сошли! Его отравила некая Леокадия. Сначала использовала, чтобы попасть на территорию школы, затем скрывалась в его комнате, устроила на меня два покушения, а когда он стал ей мешать, попыталась от него избавиться. Если бы мне не пришло в голову проверить, где он находится, вы сейчас занимались бы похоронами, а не морочили мне голову.

После этих слов госпожа Живкович заплакала, затем долго извинялась и благодарила меня. Я дала ей совет: когда сын выздоровеет, отправить его учиться в другую страну, туда, где он не будет избранным, а станет одним из многих. Это может вправить ему мозги и тогда в будущем он станет не местным кошмаром, а полезным гражданином.

* * *

После этого разговора я была как выжатый лимон, а предстояло еще провести два занятия. Конрад тоже был занят: до обеда две пары на полигоне и одна теоретическая вечером.

Сегодня мы разбирали графики степенных функций и решение систем уравнений с двумя неизвестными графическим методом. Люблю работу: она отвлекает от всего дурного. Ясные, четкие, логичные построения и преобразования лечат душу и успокаивают нервы.

Надо сказать, ребята только поначалу требовали от меня, чтобы я им сказала, к какому разделу магии можно применить тот или иной раздел математики. Сейчас они просто с увлечением решали задачи, а подобные вопросы научились переадресовывать своим магическим преподам.

На второй паре у меня была группа, в которой училась Верка. Юная ведьмочка вообще радовала меня своей толковостью, а сегодня просто превзошла сама себя. Отлично разобралась в материале и первая показала ме верное решение задач, которые я всем дала.

При этом она явно не забывала и о том, что волновало нас кроме учебы. Несколько раз за занятие она показала мне знаками, что ей есть что мне сообщить.

Конечно, я не стала задавать вопросы при всех. Я вообще старалась на парах не выделять мою помощницу. Студенты такой народ… Могут начать как подхалимничать, так и травить. Она своим трудом выбилась в лучшие и удерживалась там несмотря на занятость. Когда она делала задания одни боги знали. А тут еще встряла в эту жуткую историю с Леокадией.

Меня чуть не убили два раза, один труп и один полутруп у нас уже есть, не хватало еще чтобы Верка пострадала. Гаспар мне этого не простит.

С трудом дождалась я окончания занятий. В столовую не пошла, попросила доставить обед в кабинет для меня и помощницы, вроде у меня дел по горло, а без нее мне не справиться.

На самом деле я хотела услышать то, что девушка желала мне сообщить, а заодно принять меры предосторожности. На глазах у всех проверять блюда на яд как‑то неудобно, а в кабинете за закрытой дверью я и не то могу себе позволить.

Стоило нам остаться одним, как Верочка сделала таинственный вид. Ждала, чтобы я начала спрашивать. Пожалуйста, мне не жалко.

– Ну, не тяни, скажи, что ты мне так усердно всю дорогу подмигивала?

– Гаспар сказал что, пока Леокадию искали по всему городу люди Грегорича, другие люди видели ее в трех местах: в кофейне у гремонского посольства, в баре "Золотая луна" и в дальнем углу королевского парка. В кофейне она была аж два раза, но одна, в баре ее видели с рыжим парнем, который сорил деньгами, а в парке к ней подошел ничем не примечательный мужчина в серой одежде, вывел через задние ворота и уехал с ней в карете без герба, но не наемной. Последнее событие имело место вчера вечером.

Остальные события, соответственно, раньше.

– А кто этот ничем не примечательный господин, ты не знаешь?

– Понятия не имею.

– Откуда сведения?

– От Лауры. Она сегодня ночевала у Милчича, а у него окна выходят на королевский парк. Она наблюдала всю картину своими глазами.

Ну ни фига себе! Знает, что Леокадию все ловят, видит ее и хоть бы хны! Она же знает, кто ее последнего пациента чуть на тот свет не отправил! Или это и есть хваленая ведьминская солидарность?!

Пообедав, мы принялись за дела и тут я поняла, что погорячилась. Преподавание меня ничуть не тяготило, наоборот, отвлекало от тяжелых мыслей, а вот администрирование угнетало.

Я никак не могла сосредоточиться. По семь раз читала каждую бумажку, пока удавалось вникнуть в смысл. Плюнула и попыталась составить отчет по последним событиям.

Не тут‑то было! Слова никак не желали складываться в связные фразы. Я ковырялась больше часа, выдавила из себя пол страницы, затем на всякий случай пробежала глазами… Караул! Такого бреда я раньше не только не писала, но даже не читала.

Верке было немногим лучше, чем мне. Она крутилась, вертелась, ляпала ошибку за ошибкой. Хорошо, что дар позволял ей их легко исправлять. Но в таком нервном состоянии она могла их и не заметить, так что как только я это заметила, решила прекратить безобразие.

– Так, дорогая моя, иди‑ка ты к себе, да и я тоже пойду. А то мы с тобой такого наработаем, потом за декаду не разгребем.

Помощница моя радостно закивала. Она и сама понимала, что толку сегодня от нее ноль, но отпрашиваться посчитала неудобным. А мне и отпроситься не у кого, сама себя отпускаю.

На всякий случай я предупредила Славена, что мы уходим и сегодня уже не вернемся. Хотела сказать об этом Рику, но его не было на месте.

* * *

В ставшей уже родной квартирке меня поджидали грязь и беспорядок. Домовой так и не оклемался после своих треволнений, сидел за раковиной и бурчал что‑то под нос, как будто вода шумела в трубах. Раньше Пин никогда так не поступал, поэтому я тревожилась. Мы так мало знаем про этих удивительных волшебных созданий, которые живут рядом… А вдруг у него начнется затяжная депрессия?

Огляделась и поняла, что депрессия скорее начнется у меня. Моя уютная гостиная и не менее уютная комната вдруг стали грязными и убогими, их вид вызывал тяжелое чувство.

Я поняла, что правильно пришла с работы пораньше. Надо самой убраться и ужин приготовить. Глядишь, это и меня подбодрит и на домового окажет положительное воздействие.

Для начала я перемыла всю посуду, отдраила плиту и вытерла всюду пыль. Стало получше, но ненамного. Пришлось принять более радикальные меры. Вынесла во двор ковер и повесила проветрить, выбить его можно и потом. Развела в ведре воды с мылом и вымыла полы. Аж два раза.

Комната приобрела приличный вид.

Спальня тоже требовала вмешательства. Я собрала разбросанные там и сям предметы туалета и снесла их на стирку, туда же отправила постельное белье, хоть оно было постелено недавно. На всякий случай, вдруг поможет домовому от депрессии. Полы тоже вымыла, а коврик вынесла во двор для выбивания.

Когда квартира стала относительно чистой, я вспомнила про ужин и решила сделать запеканку. Просто, вкусно, а творог у меня есть. Вчера молочник привез. А если топить духовку, то и булочек можно напечь. Тесто у Пина лежало в стазисе.

Я положила в печь горючий камень и активировала его. Пока сделаю тесто доя творожника, плита как раз прогреется. Надо только подходящую форму найти.

У нашей плиты – печки сбоку есть ниша, там лежат все сковороды, формы и чугунки. Я присела, чтобы достать нужное, да так и замерла, боясь даже дышать. В комнату вошли двое.

Впереди шел Конрад. Вид у него был странный, я его таким никогда не видела. Как будто он напал на ведьму и проглотил палку от ее метлы. А за ним вошла она. Леокадия.

* * *

Я скорчилась и сидела тихо, как мышь под веником, прикидывая, видно меня или нет. Решила, что не должно бы. Плита здоровая, а я сижу за ней на корточках. Разве что хвост от юбки торчит. Но он серый, может, сойдет за половую тряпку.

Если сейчас эта сучка меня заметит, то не поленится закончить то, что ей не удалось совершить вчера. А я пока что жить хочу. Желательно с Конрадом.

Но я не идиотка и понимаю: противопоставить гадюке мне нечего. Что из того, что я могу рассчитать защитный купол или вычислить коэффициент надежности следящей системы? Создать ни то, ни другое я не в состоянии. Значит, надо стараться, чтобы она меня не заметила, а попутно каким‑то образом помочь Кону.

Я немного отползла назад и привалилась к стенке. Так сидеть было легче, к тому же, оставаясь в густой тени, я могла видеть то, что происходит в комнате.

Конрад все еще стоял недалеко от двери, вытянувшись во фрунт и сверкая глазами. Судя то потому, что он молчал, не пытался позвать на помощь или применить вербальное заклинание, она не только его чем‑то обездвижила, но и лишила дара речи.

Ни одно из тех заклинаний, о которых рассказала мне Нанни, для этого не годилось.

Что эта гадюка с ним сделала?

Леокадия, красуясь, обошла моего Кона по кругу, осмотрела и томно произнесла:

– Что, мой милый? Ты не рад нашей встрече? А я так скучала по тебе… Где еще найдешь такого дурака, которого так легко обвести вокруг пальца?

У Конрада гневно раздувались ноздри, но сказать он так ничего и не мог. Сучка же продолжала глумиться:

– Ты у меня такой доверчивый, просто прелесть. Хочешь сказать, был доверчивым? Не стоит льстить самому себе: ты не сильно изменился. Ни тогда, ни сейчас так и не понял, зачем ты мне. И надо быть полным дураком, чтобы предлагать мне развод.

Обошла его по периметру, пощекотала за ушком и снова завела:

– Ах, ты не можешь понять, какая мне выгода? Да самая прямая! И даже не одна. Во – первых, вспомни наш договор! Ты не можешь причинить мне зла!

Он замычал так злобно, что я даже удивилась. Леокадия же, казалось отлично понимает издаваемые им звуки.

– А, не можешь напрямую, только косвенно. Меня это устраивает. Достаточно того, что ты не способен ни убить меня, ни просто ударить, запереть в тюрьму тебе тоже не дано, даже свидетельствовать против меня в суде и то не можешь!

Ого! А вот об этом мне никто не сказал. Выходит, он был ограничен в своих действиях против гадины. Теперь понятно, почему он ее не посадил в тюрьму еще когда она была во дворце, почему ловил, но до сих пор не поймал. Это не она такая умная, а он боялся ее поймать. Добоялся.

Знала бы, действовала бы по – другому. Не с Конрадом лясы точила, а боевую ведьму наняла. Та бы была только рада. А теперь могу только смотреть и скрежетать зубами.

Блин, даже этого не могу: стерва услышит!

А она все вертелась вокруг Конрада и мурлыкала:

– Сладкий мой, что ты так хмуришь бровки? Улыбнись, ведь с тобой твоя красавица – женушка! Неужели же ты думал, что я тебя уступлю этой бледной поганке, этой ничтожной девице без капли магии? Не волнуйся, сейчас пойдем в спальню и пролонгируем наш договор.

В моей спальне?! Убью мерзавку!

Меня затрясло. Буквально: я с трудом сдержала дрожь, вцепившись что есть силы в то, что подвернулось под руку. К счастью это был крепкий предмет и не сломался, когда я сжала его что есть силы. Иначе треск мог бы привлечь внимание Леокадии.

– М – мммм…! – замычал злобно Конрад.

– Ты что‑то хотел сказать, мой красавчик? Зря. Да, я передумала. Мы не будем пролонгировать старый договор, мы заключим новый. Не дергайся так, все равно Путы Долимы тебе, как классическому магу, не снять. Для этого нужна либо ведьма, либо артефакт. А он у меня!

Она достала из кармана какую‑то штучку на цепочке и покрутила перед носом Конрада, затем сунула обратно. Предмет я не разглядела, зато карман запомнила отлично.

Леокадия сунула руку в другой карман и достала оттуда несколько листов исписанного пергамента, связанных кожаным шнурком.

– Знаешь, что я подумала? Один договор не противоречит другому. Сейчас мы пойдем пролонгируем старый, чтобы твоей мыши нечего было ловить в этой ситуации, а затем… Посмотри!

Она развязала шнурок и развернула лист прямо у Кона перед носом. Он снова замычал, на этот раз еще более гневно. Но я заметила у него в глазах ужас.

– Понял? Уяснил? Расслабься. Ты знаешь, что тут и подпись не нужна, достаточно капли крови и ты мой раб пожизненно. Как жаль, что тогда у меня не было этого пергамента.

– М – мммм….

Кажется, она неправильно истолковала мычание моего мужчины. Почему я все еще считаю его своим? Ну не ее же! Я просто так не сдамся и не предам Конрада! Голос Леокадии наполнился нотами экстаза:

– Ты хочешь знать, зачем все это? Затем что мне надоело быть на подхвате, на вторых ролях! Мне надоело, что все мной помыкают и используют! У красавчика Берти отличный план! Вот я и собираюсь претворить его в жизнь. Только он хочет дергать за веревочки, а я думаю, что отлично с этим справлюсь и без него!

В романах злодеи вечно норовят рассказать бедным жертвам о своих кованых замыслах. Мне всегда казалось, что это глупо: зачем им это? Я бы на их месте делала свое дело молча. А сейчас вижу: Леокадию просто тянет объяснить свои действия. Наверное, она пытается уговорить сама себя, что поступает хорошо и правильно.

– Ты будешь королем! Вернее, ты сядешь на Гремонский трон! А я буду королевой, незачем мне прятаться в тени, настал мой час! Я обещала Берти тебя уговорить. Но зачем уговаривать, когда можно приказать?! Ты выполнишь все, что он скажет, а когда корона будет уже у тебя на голове, думаю, тебе не составит труда отправить Берти туда, куда он заслуживает: на эшафот. Вместе с интриганом – папашей, разумеется. К этой семейке у меня свои счеты и только такой дурак, как Эберхард мог думать, что я все забыла и со всем смирилась.

Она вдруг закружилась по комнате, затем остановилась прямо перед дверью в спальню и притянула Конрада к себе поближе. Погладила по груди, заглянула в глаза:

– А потом мы будем править. Вернее, править буду я. Ты мне нужен лишь для представительской функции. В остальном занимайся своей любимой магией, слова не скажу. Я даже позволю тебе сделать эту ничтожную девчонку своей фавориткой, раз она так тебе дорога. Но никаких бастардов! А то знаю тебя – передашь деткам этой ничтожной дряни свой родовой длинный нос и обеспечишь моих детей головной болью.

Конрад опять замычал и вдобавок затряс головой. Леокадия как‑то его поняла, потому что снова разразилась речью.

– А, не бойся, я не заставлю тебя со мной спать и делать мне детей, если не захочешь. Тем более что я сама не жажду. У меня есть, от кого рожать. Кровь королей? Глупости. Есть магия: признаешь дитя, проведешь ритуал, и оно автоматически обретет нужную наследственность. А сейчас? Сейчас обоим придется потерпеть. Подтвердить брачный договор я обещала Берти, ему его и покажу. А твое вечное рабство припрячу, об этом будем знать только ты и я.

Говоря это, красотка вертелась, как наскипидаренная. Поднимала руки вверх и тут же их роняла, извивалась змеей, крутила бедрами. Это можно было назвать танцем, танцем соблазна. У бедного Конрада на лбу выступили капли пота. Какие бы чувства он не испытывал к Леокадии на самом деле, он не остался равнодушен к действиям этой стервы. Если сейчас она уронит его на постель, то легко подтвердит свой брак.

Я опустила глаза и наконец поняла, во что так яростно вцепилась. В ручку чугунной сковороды, на которой Пин обычно жарит блинчики.

Да, я простая, обычная девушка. Во мне нет и грана магии. Но ум у меня есть, есть твердость духа, хладнокровие и огромная жажда помочь моему любимому! Из всей теории магии я усвоила одно практическое правило, которое сейчас собиралась применить: если мага неожиданно стукнуть по затылку, на него это подействует точно так же, как на любого человека.

А сейчас у меня в руках классическое женское оружие.

Если бы еще она повернулась ко мне спиной…

Но эта дрянь играла в свои игры, стоя ко мне вполоборота. Если я сейчас пошевелюсь, она непременно заметит. Не зря же в моем правиле было слово "неожиданно". Если ведьма знает, что на нее хотят напасть, то этому желающему не поздоровится. А мне двух раз хватило за глаза. Действовать буду только наверняка.

Вот если бы она погнала Конрада в спальню перед собой, я бы успела прыгнуть и приложить ее сзади.

Надо занять более удобное положение. Вот сейчас, пока она встряхивает волосами…

Не знаю, что пришло в голову Леокадии, но она стала вынимать шпильки из своей высокой прически и несколько раз тряхнула головой, чтобы густые темные локоны красиво рассыпались по плечам.

Я с успехом использовала эти мгновения, чтобы отлепиться от стены и принять то, положение, которое наш университетский преподаватель физкультуры называл "низкий старт". Сковородку из рук при этом не выпустила. Если что, из такого положения вскочить и броситься будет просто.

Отсиженные мышцы глухо загудели, по ним с топотом побежали мурашки, было больно, хотелось стонать и жалеть себя, но я сжала зубы и не издала ни звука. Потом будет время поныть.

Леокадия между тем закончила с волосами и перешла к следующей стадии: стала раздеваться. Не в спальне, прямо здесь, в гостиной. Эта дамочка работала как профессиональная шлюха. Все еще продолжала что‑то ворковать насчет трона, власти и ликвидации всех конкурентов, причем с каждым мгновением в голосе становилось все больше мурлыкающих нот, а между тем руки тоже не дремали.

Сначала она оглаживала себя по груди и по бедрам, затем нашла завязку на верхней юбке, распустила ее и перешагнула через упавшее полотнище. Нижнюю юбку оставила в покое, переключившись на корсаж. Шнуровки у нее располагались в боковых швах, поэтому она, грациозно изогнувшись, сначала занялась правой стороной.

Конрад смотрел на нее не отрываясь, тяжело дышал и все больше покрывался испариной. Но мне было не до него. В этот момент я даже не дышала, потому что она могла заметить меня в любой момент. Только увлеченность Леокадии своим представлением и моя полная неподвижность спасли меня от разоблачения.

Наконец она распустила правую шнуровку и взялась за левую. Для этого изогнулась в другую сторону и наконец‑то оказалась ко мне спиной.

Ждать я не стала. Прыгнула на нее, свалила и припечатала по голове сковородкой со всей дури.

Она дернулась и затихла. Потеряла сознание. Ну и пусть лежит, минут десять – пятнадцать у меня есть. Сейчас с Коном разберусь и надо будет связать на всякий случай.

В следующую минуту кто‑то с громким визгом повис у меня на шее. Я испугалась так, что чуть не описалась. И совершенно зря. Это был чудесным образом исцелившийся от своей депрессии Пин.

Он раньше меня сообразил что надо делать. Явно наблюдал за происходящим, не решаясь вмешиваться, но теперь, когда победа была одержана, стал по – быстрому наводить порядок.

Для начала вытащил у Леокадии из карманов кучу разных амулетов, выбрал из них все, имевшие цепочку, и предложил:

– Хозяйка, попробуй их по очереди. Какой‑нибудь должен расколдовать хозяина.

Эх, поторопился мой домовой. Я точно помнила, в каком кармане стерва держала амулет от связывающего заклинания, а теперь все они перемешались. Да и активировать их… Как? Как советовала Нанни, сжать в кулаке?

Попробовала все один за другим. Ничего не получалось. Бедный Конрад закатывал глаза, морщился, пытался мычать… Толку‑то! Я все равно не понимаю!

Наконец мне это надоело и я скомандовала:

– Пин, зови сюда Нанни Гейл и Асти Громмеля. Можешь по – отдельности, можешь обоих вместе. Кто‑нибудь должен разобраться с этими дурацкими амулетами и вернуть нам Конрада.

Он кивнул и исчез, а я подошла к своему мужчине, обняла его, погладила и стала выговаривать, пока он не может ничего возразить:

– Ну что ты вел себя как маленький? Не мог ей ничем вредить, да? А мне почему не сказал? Думал, я знаю? Откуда?! Откуда мне знать ваши магические порядки? Ох, как же с вами, магами, трудно. Молчал, как попавший в плен герой. Зачем? Боялся меня в свои дела вмешивать? Знаю я тебя. В голову не встало, что от этого будет только хуже. Добоялся, что меня чуть не прибили и сам в плен угодил. А сказал бы заранее, глядишь, я бы что‑нибудь придумала. Не только света, что в окошке, не одной магией мы живы. Эта твой Леокадия, конечно, хитрая особа, но и я не дура. Как‑нибудь справилась бы. Ой, что‑то горелым воняет…

Действительно, внезапно из‑под двери спальни до меня донесся запах гари. Так пахнет бумага, если ее поджечь.

Пришлось бросить Кона и рвануть в спальню: если начнется пожар, нам обоим несдобровать. Языки пламени вырывались из верхнего ящика комода, где Конрад держал свои вещи. К счастью, на том же комоде сверху стоял кувшин с водой для умывания. Я схватила его, рывком открыла ящик вылила всею воду внутрь. Вонь стала совсем нестерпимой, зато огонь погас.

Я на всякий случай вытащила ящик полностью, транспортировала его в ванну и еще раз полила водой все, что там находилось. Какие‑то папки, бумаги… Жалко, конечно, наверное важные. Но не гибнуть же из‑за них.

На руках осталась пара ожогов. Надо будет сходить к Лауре или Эльвире, пусть полечат. Но это потом, сейчас мне важнее освободить наконец Конрада.

Я вбежала в гостиную одновременно с ворвавшейся туда Нанни Гейл. Она крутила головой, переводя взгляд с Конрада на Леокадию. Вероятно, не знала, с чего начать.

– Нанни, приведи, пожалуйста, Кона в порядок, а то он связан какими‑то, если не ошибаюсь, Путами Долимы, да еще и дара речи лишен.

Ведьма понятливо закивала:

– Сейчас, сейчас. И пусть расскажет как дело было. Как он, взрослый, опытный маг дал себя так связать малоквалифицированной ведьме.

Она не стала даже трогать амулеты, а стала как будто расплетать некую невидимую сеть вокруг Кона красивыми, округлыми жестами. Сначала освободила тело и он довольно потянулся, затем дошло дело до языка и мы услышали такую тираду, что портовые грузчики умерли бы от зависти. Кажется, это было последнее, что он собирался сказать, когда Леокадия его скрутила.

Тут я о ней вспомнила. Пока что гадина еще валяется без сознания, но на всякий случай ее следовало бы связать. Особенно если мы хотим передать ее правосудию. Я метнулась в наш кухонный отсек, вытащила из ящика стола моток веревки и протянула Нанни, как наиболее дееспособной и опытной:

– Нанни, может, ты свяжешь эту гадюку?

Она посмотрела на меня с сожалением, как на ущербную:

– Зачем, Марта? Покойники не бегают.

Покойники? Покойники? До меня наконец дошло. Я прибила‑таки ее своей сковородкой. Насмерть! Вот ужас‑то! Она нам теперь ничего не сделает!

Вместо того, чтобы, как подобает барышне благородного воспитания, упасть в обморок, я села на пол и заревела что есть мочи.

Конрад тут же уселся рядом, обнял меня за плечи, прижал к груди и, ни слова не говоря, принялся гладить и укачивать, как малое дитя. А что он мог сказать?

Кажется, я решила выплакать все, что недоплакала за последние десять, а то и пятнадцать лет. Ревела долго и со вкусом, ни на какие утешения и попытки успокоить не поддавалась.

Прибежавшие Асти, целители, Рихард и еще несколько преподавателей кружились вокруг нас с Конрадом, совали мне то платки, то полотенца, то воду, то успокоительные эликсиры… Ничего не помогало.

Наконец пришла старая Блажена и велела всем выйти вон:

– Не мешайте. Пусть выплачется и все будет хорошо. Лучше труп заберите.

При слове "труп" я, заслушавшаяся мудрой ведьмы и почти переставшая плакать, снова залилась горючими слезами. Это послужило сигналом для остальных и они тихо покинули нашу квартиру.

Зато когда все ушли, Конрад перенес меня в спальню, уложил на постель и пристроился рядом, слезы вдруг кончились. Совсем. Меня потянуло в сон и я даже не успела задать моему любимому ни одного вопроса.

* * *

Проснулась уже под утро. Глубоко задумавшийся Конрад сидел рядом на постели, обхватив колени. Он даже не сразу отреагировал когда я зашевелилась. Судя по тому, что на нем было нижнее белье, он собирался лечь спать, возможно, даже лег. А по усталому, истомленному лицу я сразу поняла, что сон к нему так и не пришел. Бедняга всю ночь промаялся, вглядываясь в темноту.

Чтобы отвлечь Кона от тяжелых мыслей я завозилась и пару раз толкнула его.

Он тут же повернулся:

– Проснулась, маленькая?

– Да, кажется. А что ты тут сидишь? Почему не спишь?

– Не спится. Иди ко мне, счастье мое. Я так по тебе соскучился.

Я вообще‑то собиралась его расспрашивать о том, что было вчера… Но так даже лучше. Близость с любимым помогла мне восстановить душевное равновесие быстрее и лучше, чем любое зелье.

После того, как мы вернулись из ванной и снова забрались под одеяло, я все же приступила к задуманному. Надо было выяснить, как гадюке удалось его опутать, почему он не боролся, а также что вдруг вспыхнуло у него в комоде и чуть не спалило наше жилище.

Самым простым оказался ответ на вопрос по пожар. Оказывается, после смерти одного из заключивших магический договор, он исчезает как не имеющий больше силы. Если смерть была естественная, бумажка бы просто рассыпалась прахом. Но Леокадия умерла от моего удара, поэтому документ загорелся. Конрад понял, что ее больше нет не тогда, когда прибежала Нанни со своими разъяснениями, а когда из спальни дымком потянуло. Сказать только ничего не мог.

– Понятно. Ну что ж, ради такого дела мне не жалко даже комод подпалить. Но до сих пор не могу понять, как мне удалось прихлопнуть ведьму с одного удара? Не такая уж я сильная. К тому же череп – довольно крепкая кость.

Конрад развел руками:

– Тайна сия велика есть. Вероятно, такова была воля богов. Леокадия долго испытывала судьбу, неся людям зло, что‑то или кто‑то должны были ее остановить. Думаю, ты просто стала орудием судьбы.

– И ничего не судьбы, – раздался из‑под кровати голосок Пина, – Просто… Просто я очень разозлился на эту вашу ведьму. Сам я не могу поднять на нее руку, но уж усилить удар хозяйки раз так в десять для нас, домовых, никакого труда не составляет.

Обалдеть! А я еще удивлялась, как от такой ничтожной причины наступили такие тяжкие последствия. Выходит, соверши я то же самое вне дома, Леокадия в лучшем случае отключилась бы на минутку. Ну, тогда она сама во всем виновата. Кто ее заставлял тащить Конрада непременно сюда?