Текст книги "Его выбор (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Боль, когда кулак ударил в живот, казалась невыносимой. Рэми сжался в комок и чуть не заплакал, получив коленом в лицо. Следующий удар опрокинул в листья, пинок заставил заныть ребра, еще один – пронзил болью позвоночник. Били, кажется, двое. Может, больше. Рэми не считал. Кажется, говорили, что волчица загрызла брата одного из них, что из-за «твари», утащившей единственную корову, семья голодала всю зиму, что… много еще чего.

А потом удары вдруг разом стихли. Поняв, что может наконец-то дышать, Рэми не поверил своему счастью. Все закончилось? И тишине, что царила вокруг – не поверил. И переставшим вдруг сыпаться обвинениям. И… едва слышному, утробному рычанию, доносившемуся из глубины сада. И лаю, перемежевывающемуся с беспомощным воем волкодавов, на день посаженных на цепь.

– Вел… – ставшим вдруг писклявым голосом протянул один из мальчишек. – Вел… скажи, что это всего лишь собака.

Рэми с трудом встал на четвереньки, посмотрел на застывшего перед ним Вела, бледного, трясущегося от страха, на пятившихся в глубину сада мальчишек. Все же их было четверо. Вот те двое – из деревни Вела, остальные – незнакомые. И все смотрели куда-то за спину Рэми, туда, где под яблонями едва слышно рокотало знакомое рычание.

"Она пришла", – всколыхнулась в душе радость. Его волчица не в лесу, где летят по следу дозорные, где дождем сыплются стрелы, несущие смерть… его волчица тут. Рядом. Охраняет и помогает.

– Думаешь, мне нужна твоя дружба? – сказал Рэми, поднимаясь на ноги. – Ты хоть знаешь, что такое друг? Это не тот, кто берет, это тот, кто дает. Себя отдает. А ты… ты, что можешь дать?

Обжег запястье браслет, обрадовался проснувшемуся внутри хозяину, стало вдруг тяжело дышать. Рэми забыл и о саде, и об убежавших мальчишках, и о стоявшей за его спиной волчице. Он видел только Вела и отражавшееся в его расширенных зрачках синее пламя. Откуда этот свет? Все равно. Рэми улыбнулся, почти ласково сжал пальцы на шее Вела, губы сами выплюнули странные чужие слова:

– Дрянь ты. Был дрянью, дрянью и останешься. Думаешь, боги ничего не видят… и душонку твою дрянную не видят? Говоришь, что всех от меня отпугиваешь… попробуй еще раз и почуешь гнев мой на собственной шкуре… Я даже буду рад. Люблю карать непослушных людишек.

– Не надо! – прохрипел Вел, чуть не плача. – Прошу… не надо! Все сделаю, все, что хочешь.

– Конечно, сделаешь… – пальцы провели по шее мальчика, оставляя на ней едва заметные следы синей татуировки. – Знаешь, что такое боль? Не знаешь… Так я покажу.

Вел застонал и упал в траву, свернувшись клубком, заскулила, попятилась к саду волчица, повисла вокруг гнетущая, беспощадная тишина. Сжав пальцы, Рэми обрубил соединяющую их с Велом связь боли и позволил мальчишке дышать. Жить позволил. Помнить, насколько он беспомощен и настолько хрупок. Бояться и вновь бежать от охватившей на миг темноты…

А ведь ничего Рэми ему не показал… только мир за гранью. Глаза богини смерти. Холод, пронизывающий до костей, последний поцелуй бесконечного страдания… То, что сам он испытывал так часто. Раз за разом. И еще, и еще, вместе со своими носителями.

– Никому не скажешь, что видел. Никогда больше не пойдешь против меня. Никогда и никому больше не причинишь вреда, – даже не приказывал, утверждал Рэми. Знал, что так будет. Знал, что иначе и быть не может. Знал и с удивлением смотрел в спину убегающего Вела.

Он не помнил, что произошло. Помнил лишь, как его били, а потом вдруг перестали. Помнил рычание волчицы и далекий вой волкодавов. Помнил, как вой стих… а дальше?

Волчица подползла к нему на брюхе, лизнула в руку, как бы прося прощения за недавнюю дерзость, и Рэми, очнувшись, погладил ее по голове, сел на землю и обнял зверя за шею, черпая в его тепле столь нужные теперь силы. Почему она боится? Почему меняется вдруг, будто понимая, что ошиблась, и уже не дрожит, а помогает. Успокаивает едва слышным рычанием, слизывает со щек набежавшие слезы.

– Почему ты убиваешь? – тихо спросил Рэми.

«Потому что я хищник, – ответили теплые желтые глаза. – Хищники убивают, чтобы жить».

Рэми понимал и не хотел понимать. Мысленно просил не трогать более хозяйских овец, не убивать людей. Довольствоваться лесной живностью. Волчица столь же мысленно обещала, зализывая его раны, мягко покусывала его в ухо, заглядывала с любовью в глаза. Называла любимым волчонком, молила быть осторожнее. Говорила, что охранит и более не позволит обидеть, что всегда будет рядом. И ради этого «рядом» даже стерпит человеческий дух на его шкуре, запах дыма, которым пропитаны его волосы, его беспомощное слабое тело.

– Рэми! – крикнули за спиной.

Краем глаза Рэми увидел, как выбегает из-под яблонь старшой, как выхватывает из-за спины лук, натягивая до отказа тетиву.

– Жерл, прошу!

Волчица зарычала, мягко выскользнула из объятий волчонка и встала между мальчиком и дозорным. Скрипнула тетива, отпуская на волю стрелу, и Рэми, крикнув:

– Нет! – толкнул волчицу, кубарем покатившись с ней по крокусам.

Раздался едва слышный визг, вновь залились лаем, вылетая из-под яблонь волкодавы, вскинули луки подоспевшие дозорные.

– Отойди, Рэми! – закричал один из них, но мальчик не слушал. Он прижимался к волчице, заслоняя ее своим телом, слушал ее дыхание, биение ее сердца, выплюнул заветные слова, приказывая собакам остановиться, и говорил сквозь слезы, все говорил и говорил, надеясь быть услышанным.

– Она никого не убьет. Пожалуйста. Я обещаю, она никого не убьет. Ради богов, пощадите, она хорошая… точно хорошая. Пожалуйста, Жерл, поверь мне. Она на самом деле хорошая, она обещала!

– Опустите луки, – раздался, казалось, где-то совсем далеко голос старшого. – Рэми, мальчик, иди ко мне.

– Нет! – он упрямо жался к волчице, гладил ее мускулистую шею, успокаивал и упрашивал не рычать, не злить дозорных, показать, что она совсем не опасна. Не опасна же! Почему они не видят? Они же умные, почему?

– Прошу, иди ко мне! – ласково уговаривал Жерл.

– Не пойду! Ты злишься, ты все еще злишься! А она хорошая!

– Не злюсь, иди сюда. Рэми, сынок, не упрямься. Я понимаю, что ты боишься, но она – дикий зверь. Пойми, это не собака, ей нельзя доверять. Иди ко мне.

– Нет! – покачал головой Рэми. – Я не дам ее убить! Не позволю, нет! Вы не слушаете! А она хорошая. Почему вы не понимаете?

– Тогда я подойду к тебе, а ты прикажешь ей меня не трогать…

Рэми кивнул, хотя и понимал, что Жерл ошибался. Рэми не мог приказать. Он мог лишь попросить. Мысленно рассказать волчице, что Жерл хороший, что он никогда не обидит, а еще, что он справедливый и просто так не тронет. Надо только не нападать первым, и тогда все будет хорошо. Обязательно будет.

И волчица слушала. Понимала. Она лизнула Рэми в шею, успокаивая, и уверенно смотрела на подходящего Жерла. В желтых глазах ее появилось любопытство, а уши стали торчком, делая ее морду похожей на щенячью, невинную.

– Как собака, – выдохнул один из дозорных. – Видят боги, она слушается его как собака!

– Магия? – спросил другой.

– Да какая тебе магия? Магию я бы почувствовал, а тут…

Жерл добрался до Рэми, не сводя с волчицы напряженного взгляда, подал мальчику палку, веревку и тихо произнес:

– Привяжи ее.

– Нет… ты отдашь ее старейшине. А он…

– Я выкуплю твоего зверя, обещаю, – уверил Жерл, – но сейчас ты сделаешь, как я сказал, и пойдешь со мной.

– Жерл…

– Рэми, посмотри на меня. – Он протянул Рэми палку. – Вставь ей палку в пасть. Хорошо...

Волчица дернулась и на миг Рэми испугался, подумав, что она не позволит себя неволить. Позволила.

– Теперь обвяжи морду веревкой, – едва слышно, спокойно продолжал Жерл. – Хорошо. Теперь возьмешь веревку, привяжешь волчицу к дереву и пойдешь со мной. Обогреешься, отдохнешь, смоешь с себя кровь, поешь. Обещаю, что после я тебя выслушаю. Обещаю, что, когда ты вернешься, она никуда не денется. Обещаю, что тебя не предам. Ты же знаешь? Ты же мне веришь, мальчик, правда?

Он протянул веревку, и на этот раз Рэми не нашел сил отказать. Он верил. И взгляду старшого, что никогда не обманывал, верил, и странному восхищению в глазах дозорных – верил. И тому, что волкодавы вместе с гончими скулили, прижимали уши и держались вдалеке, потому что боялись – верил.

Пальцы сжали веревку. Сильно, до боли. Никто Рэми не предаст. Здесь нет врагов. Ни одного. Здесь все свои, все родные. Взгляд старшого завораживал, уговаривал. Дозорные мягко положили на траву луки и начали ловить гончих и волкодавов, чтобы те не растерзали волчицы, сама волчица неподвижно ждала, тяжело дыша Рэми в ухо.

– Давай, мальчик, давай же, – прошептал старшой, и, не обращая более внимания на рычание зверя, протянул руку, коснувшись щеки Рэми. – Послушай меня. Доверься. Не бойся. Ты же меня не боишься? И она бояться не будет.

Рэми кивнул и перекинул конец веревки через шею волчицы.

– Не обману, – прошептал он в бархатные уши, затягивая узел. – Веришь?

Волчица обнюхала Жерла, будто запоминая его запах, примирительно и ободряюще ткнула Рэми мордой в щеку и даже не шевельнулась, когда старшой привязал второй конец веревки к одной из яблонь. Но стоило кому-то из дозорных подойти ближе, как на холке под ладонями Рэми вновь вздыбилась шерсть.

– Стойте, где стоите! – приказал Жерл. – Дайте мальчику отойти! Медленно, Рэми. Очень медленно, не теряя контакта со зверем, ты поднимешься и подойдешь ко мне. Давай, мальчик… умница…

Рэми медленно встал, не спуская с волчицы напряженного взгляда. Он чувствовал, как катится по щекам пот, как дрожат руки и поднимается в душе страх. Он смотрел на волчицу, улыбался, отходил шаг за шагом к Жерлу и не верил, что еще миг назад обнимал зверя, гладил и не боялся, что белые клыки вонзятся ему в шею, вырывая кусок мяса. Еще миг назад он верил, что волчица ему подруга, а теперь… Рэми рванулся в Жерлу и вслед за ним полетело грозное рычание.

– Не стрелять! – вновь крикнул Жерл, перехватывая убегающего Рэми за пояс и прижимая к себе.

– Все, все, – шептал он, глядя, как мечется на привязи волчица, как рвется в лес, к свободе, и рычит отчаянно, а на ее отчаяние отвечают воем рвущиеся на привязях собаки. – Все закончилось.

Рэми вцепился в плащ Жерла и спрятал лицо в пахнущей лошадиным потом теплой ткани. Его била мелкая дрожь. Ничего не закончилось. И волчица вновь озверела, вновь плакала и рвалась на свободу, вновь не верила и жалела о том, что так легко дала обмануться. И Рэми сам не верил, что миг назад...

– Не все сразу, Рэми, – будто прочитав его мысли, сказал Жерл и, не переставая прижимать к себе волчонка, приказал дозорным: – Борзых на псарню. Волкодавов сегодня не выпускать. Яблоню срубить, забор проверить и починить, а то больно гостей у меня много. Старейшине за волчицу заплатите золотом, а сына его, – голос Жерла вновь стал ледяным, – прикажите хорошенько выпороть. Скажите, что еще раз в моем саду появится, собак на него спущу.

– Но… – начал было Рэми. – Почему?

– Потому что нос ты, небось, расквасил, когда от волчицы бежал, и это, – Жерл снял с куста лоскут одежды, – тоже ты потерял? Знаю, что не скажешь, но и за дурака меня не держи. Вел тебя так разукрасил, больше некому.

– Жерл, я прошу, – выдохнул Рэми, хватая старшого за рукав. – Не надо, не из-за меня!

Старшой лишь усмехнулся, взял волчонка за подбородок и заглянул ему в глаза. Все так же продолжая усмехаться, он холодно сказал:

– Знаешь, как тебя в деревне зовут? Моим щенком. Правильно зовут, потому что ты – под моей защитой. И когда избивают тебя, это значит – дерзят мне. А дерзости я не спущу никому. Потому, Рэми, если ты так любишь своих обидчиков, в следующий раз хорошенько подумай, прежде чем позволить себя тронуть хоть пальцем. Ты меня понял?

– Но… – замялся Рэми, опуская взгляд.

– Но что? В глаза мне смотри.

Рэми подчинился, сглотнул и решился:

– Если хочешь, чтобы я защищался, то научи.

– Научи чему? Держать в руках меч? Стрелять из лука? Хочешь выйти на тренировочный двор наравне с моими дозорными?

Рэми вновь отвел взгляд, поняв, что сморозил глупость. И действительно, тренироваться рядом с дозорными Жерла, на равных? Ему, рожанину? Да еще и слабому мальчишке? Глупо. Боги, как же глупо. И дерзко.

Жесткие пальцы отпустили подбородок, позволив Рэми склонить перед Жерлом голову. Низко, как и подобает низкорожденному, чувствуя на себе множество взглядов – дозорные никуда не уходили, прислушивались к разговору, но пока не вмешивались.

– Что скажете? – спросил Жерл.

– Смелый мальчик, – ответил один из них. – Еще и, судя по всему, заклинатель. А если заклинатель, так все равно с нами работать будет. Так почему бы и нет?

– Зак… – Рэми подавился новым словом и вздрогнул, когда дозорный ответил ему заливистым смехом:

– Святая невинность, даже не знаешь, как оберегали тебя до этих пор. Хотел дара – ты его получил. В девять лет. Жаль мне тебя, мальчик, но что поделаешь.

– Иди умойся, переоденься, поешь и отдохни, – приказал Жерл. – Когда вернется Брэн, тебя ждет работа. Скажешь управляющему, что больше в замок ты не вернешься. Будешь жить и прислуживать в казармах.

– Но… – начал было Рэми.

– Ты сам хотел быть полезным. Дохотелся.

Жерл оперся ладонями о стол, задумавшись. Тихо потрескивал огонь в камине, шумел за окном дождь. Раскинутая на столе карта в свете свечей каждый миг, казалось, меняла очертания. Отмеченные точки на ней были столь маленькими и ненужными… Три. Три деревни, что еще седмицу назад жили посевами, надеялись на богатый урожай, а теперь навсегда застыли под толстым слоем пепла. Кому нужны деревенские «сокровища»?

И поймать виновных оказалось не так и просто, без магии тут точно не обошлось, а черный маг, неограниченный законами Кодекса – это уже не шутки. Как и столичный хмырь, что приезжает уже совсем скоро. Чего ищет у границы Сеен, доверенная ищейка самого повелителя? К чему эта тайная поездка и такая спешка?

Гость, за которым нужно присматривать. Да еще и Рэми, со столь некстати прорезавшимся даром. Правда, Рэми не так сложно и спрятать… если… как много вот этих «если».

Стук в дверь пришел нежданно. Жерл оторвал взгляд от карты и приказал войти, опустившись в кресло. Даже не удивившись показавшемуся в дверях Брэну, он показал гостю на стул, а сам потянулся за вином и чашами. День у обоих выдался немилым. Наверное, стоило бы выпить. Слегка. Чтобы развеять туман в голове, не более.

– Как Рэми?

– Спит, – ответил Брэн, опускаясь в кресло и с благодарностью принимая чашу. – Помяли его неплохо. Да и царапин немало. Пришлось слегка с ним повозиться и дать успокаивающего отвара, сам он засыпать отказывался. Все ныл о своей волчице…

– А волчица как?

– Слегка с ней поработал, – встретив удивленный взгляд Жерла, Брэн пояснил: – Да, я не особо умею работать с дикими животными, только с домашними, но тут мне пришлось лишь закончить то, что не закончил по неопытности Рэми. Сейчас она смирная, как ягненок, по крайней мере со мной и с Рэми… потому я ее отвязал и отвел в спальню мальчика…

– Не думаешь, что она…?

– Не причинит заклинателю вреда, – усмехнулся Брэн. – Залезла к нему на кровать, убедилась, что мальчик всего лишь спит, и легла рядом. Но вот заходить к Рэми в спальню без предупреждения я бы не советовал. Впрочем, не думаю, что кто-то и попытается… даже самому странно, что Рэми оказался заклинателем. А ведь с домашними животными у него не выходит.

– Понятно, почему не выходит, – задумчиво ответил Жерл. – Ты прости, если что, но это потому что вы с Рэми разные. Ты создан, чтобы подчиняться, потому и домашних, подчиненных животных "чувствуешь", твой же мальчик – волчонок, ты сам его так назвал. Свободный и неукротимый. Ему дикое зверье ближе домашнего. И твои подопечные это чувствуют, оттого его к себе частенько и не подпускают.

– Ты прав, – усмехнулся Брэн. – Но ты меня позвал не за этим...

Не за этим. Жерл задумчиво повертел в руках пустую чашу, прежде чем поставить ее на стол.

– Ты слышал, небось, почему мы вернулись?

– О появившемся в саду боге? – усмехнулся Брэн. – Слышал.

– Я бы не усмехался. Сила, которая шла оттуда, всех окрестных магов на колени поставила. Даже меня… только я единственный ее узнал… – Жерл поддался вперед и заглянул Брэну в глаза: – Ты ведь поишь его этим отваром?

– Да. – Брэн вздрогнул. – Думаешь, этого мало?

– Если действительно поишь, то, думаю, всего будет мало, – Жерл встал, подошел к камину и посмотрел на портрет умершего сына. Странно… впервые за долгое время улыбающееся мальчишеское лицо не вызвало укола боли. Может… так действительно было к лучшему? – Мальчишку старейшины видел? Так сходи, посмотри. Изменился. За миг. Если вчера был маленьким уродцем, вылитым папашей, то сегодня – чистый и невинный ребенок. Никогда таких перемен не видел. Никогда не видел, чтобы кто-то ложился сам, добровольно и бесстрашно, под розги, потому что «заслужил». Мои дозорные думают, что мальчик на обратном пути, улепетывая от волка Рэми, встретил младшего бога, но мы-то с тобой знаем правду. Боги… такой мощи не может быть в руках одного человека. Даже высшие маги не могут менять чужие судьбы вот так, одним мановением руки. И теперь… если бы я любил Рэми хоть чуточку меньше, я бы его сам убил.

Брэн вздрогнул, но Жерл этого будто не заметил:

– Заклинатель, говоришь? Покоряет диких зверей так же, как ты и домашних? Полезный дар. Люди будут рады. С заклинателем волки не тронут нашего скота, а кабаны не уничтожат наших посевов.

– Но это не магия, я не маг, мой дар подобный… почему ты?

– Рэми сейчас тоже не маг. Но та, его вторая душа… Дайте боги, чтобы мы не совершили ошибки. Потому что если это вырвется наружу, плохо будет всем. Врать не буду. Я боюсь... боюсь того, что сидит в Рэми.

Некоторые время они молчали, вслушиваясь в шум дождя за окном. И Жерл ловил себя на мысли, что наплевать ему «на всех». У него нет никого, кроме вот этого темноглазого мальчишки. Никого, ради кого бы стоило жить. Никого, кто мог бы сдержать зверя внутри. Рэми мог. Одним взглядом, одним словом. Мальчик, изменяющий чужие судьбы. Почти бог, опасный и неудержимый, в мальчишеском теле. Проклятый дар. Неправильно. Совсем неправильно. Но неотвратимо. И ничего тут не поправишь, как ни старайся. И однажды Рэми найдут, иначе и быть не может. И... Жерл сделает все, чтобы мальчик был готов к этому моменту и смог бы защититься.

– Скоро к нам приедет гость… – сменил тему Жерл, – приближенный самого повелителя с семьей, которым ни к чему видеть Рэми. Дай мальчику очнуться и забери его на пару деньков на ярмарку. Вместе с волком. И матери его намекни, чтобы сидела тихо и в замок в эти дни не совалась.

– Как скажешь, – ответил Брэн и облегчение в его голосе кольнуло ядовитой стрелой.

Возвращаться назад было невыносимо больно. Еще миг назад Аши жил, чувствовал, как бежит по венам кровь, вдыхал запах весеннего сада и был… всемогущ. Весь мир раскрывался на ладони подобно огромному цветку, дышал ароматом влажной земли, касался щек ласковым ветерком, умиротворял прохладой разгоряченную болью душу.

Еще недавно вокруг пестрил красками ковер весенних цветов, и взгляд скользил по кистям гиацинта, гладил венчики крокусов, наслаждался нежностью молодой листвы. И нити судьбы струились между пальцев, искрились и переливались силой, и весь мир был в нем, а он в этом мире, и очередная судьба повернулась вспять по одному только слову.

Это было восхитительно! Как полузабытый сон, воспоминаниями о котором наслаждаешься бесконечно. И это было слишком… коротко.

И слишком тошно теперь было висеть на цепях в ритуальной башне и сжимать до боли кулаки, исходя в бесшумном смехе.

Отец, почему ты так издеваешься? Почему искушаешь… ведь стоило бы Аши захотеть…

– Ну ты все же и дурак, – сыпал солью на рану Киар. – Ты бы мог стать свободным. Уже сегодня. Сейчас. Ты бы мог взять власть над телом этой слабой человеческой душонки, а вместо того…

… а вместо того Аши вернул тело носителю и вернулся в эту проклятую ритуальную башню. Сам не зная почему. Просто в тот миг это казалось правильным. Теперь – глуповатым.

– Он не такой, как все, – опустил Аши голову. – Понимаешь, не такой…

– Они все не такие, они же избранные, – с горечью ответил Киар. – И их убивают за их избранность. Знаешь, что будет, если повелитель узнает о Эррэмиэле и о том, что ты можешь взять власть над его телом без привязки? Знаешь, а все равно мешкаешь… так что же хуже – ты дашь душе мальчика спать в покое или же его убьют? Мы души «проклятых телохранителей». Ты забыл?

– Это не так просто, – сказал Аши.

– Я понимаю, что непросто, – в голосе Киара послышалась тень сочувствия.

Брат замолчал, на душе постепенно стало тихо и спокойно. Едва слышно звякнули цепи, темнота вдруг стала более глубокой, почти ласковой, и Аши погрузился в тяжелый сон.

Сны это единственное, что ему сейчас осталось.