Текст книги "Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ)"
Автор книги: Анна Кувайкова
Соавторы: Юлия Созонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
И почему-то он не чувствовал по данному поводу никакого сожаления. Вот вообще. Только легкую досаду, что вместо того, чтобы остаться рядом с Мирой, придется разбираться со всем… Этим.
Пьяный смех разносился по всему первому этажу, заглушая звучавшую фоном музыку и чьи-то всхлипы. Последнее было чем-то новым, все же Марк не первый раз пытался устроить вечеринку в доме брата. И сам того не осознавая, парень прибавил шаг, хмурясь все больше по мере приближения к собственному кабинету.
– Эй, ну чего ты? – и снова взрыв смеха, вперемешку с тонкими всхлипами. – Мы тебя не обидим…
– Только поиграем! Чуть-чуть! – еще один голос тоже был не знаком. Как-то не видел он смысла в том, что бы запоминать друзей-приятелей мелкого.
Зря, видимо.
– Да чего ты маешься, Серый? Врежь ей и будет паинькой… – кто-то глумливо захихикал, явно радуясь собственной удачной «шутке». – А еще можем дать тебе, малышка, вот этих волшебных пилюль… И все будет хорошо! Будешь?
– Пустите… – тихий всхлип оборвал очередной взрыв хохота, прямо скажем отдающего ноткой безумия. Но не это насторожило Эрика, а то, что в звучавшем гвалте он не слышал голоса Марка.
И это было, по меньшей мере, странно.
– Иди сюда, красавица… Иди, – звук удара и женский вскрик стали последней каплей.
Глубоко вздохнув, Эрик вышел из полумрака, царившего в коридоре, и прислонился плечом к дверному косяку, мягко улыбнувшись заигравшейся компании:
– Обычно, я не задаю такие вопросы… Но сегодня, видимо, день такой, луна в Овне… Так что, могу я полюбопытствовать, что же вы, детки, тут творите?
Да, возможно, он высказался слишком мягко. Может быть, стоило войти и раздать оплеухи всем направо и налево, приложить всех трехэтажным матом и выпнуть далеко и надолго. Но…
Точно, снова это пресловутое «но». Говоря проще, воспитание и умение держать себя в руках в большинстве ситуаций, развитое за годы работы в семейном бизнесе. Эрик бы даже пальцами щелкнул, в подтверждение собственных мыслей, но решил не отвлекаться. И отстраненно подумал, разглядывая слегка сощурившись открывшуюся ему картину, что именно такие вот детки и создают предвзятое отношение к золотой молодежи.
И упрекнуть общественное мнение было почему-то не в чем. Ну вот совершенно.
Вся комната представляла собой пародию на модный ночной клуб. Кожаные диваны, залитые элитной выпивкой, прожженные местами ковры. Сладковатый аромат не так давно потухшего кальяна тесно переплетался с какой-то химической вонью, оседающей горьким привкусом на языке. На шкафах висели детали одежды, на всех горизонтальных поверхностях стояли полупустые бутылки, грязные бокалы, мятые пустые коробки из-под пиццы.
Брезгливо поморщившись, Эрик перевел взгляд на своих… Ну, скажем так, гостей. Четверо парней, разной степени потасканности и «убитости» совокупностью алкоголя и, судя по остаткам белого вещества на журнальном столике, наркоты. На них якобы дизайнерские шмотки (а может дизайнерские и есть, если судить по их вычурной нелепости), изрядно потасканные и уляпаные грязными пятнами непонятного происхождения. Что не мешало этим малолеткам сидеть, вальяжно развалившись, глядя на внезапного и незваного гостя с самым высокомерным видом, который только можно представить.
Один из них, явно мнящий себя старшим, гоготнул и хлопнул по обнаженному бедру сидевшую на его коленях девушка. Та вздрогнула и сжалась в комок, не поднимая взгляда. Эрик отметил зареванное лицо, с размазанной по щекам косметикой, подрагивающие плечи и общую панику и страх на ее лице и…
Прикрыл на мгновение глаза, беря себя в руки. В конце концов, садиться в тюрьму за нанесение тяжких телесных повреждений или же убийство явно не входило в его планы. Хотя нельзя не отметить некую, скажем так, схожесть несчастной девчонки с мирно спящей наверху Мирославой.
– Эй, кент, приглянулась? – снова заржал этот старший, с силой ущипнув свою жертву за ногу. – Ну извиняй, опоздал. Будешь последним!
– Или проваливай к ебеням, не порть нам вечеринку! – поддакнул тот, что развалился на полу, делая глоток из очередной бутылки виски. – Или закинься нашим добром, подними себе настроение! Хочешь?
– Да, старик… Присоединяйся! Тряхни мля своими костями, дедуля!
Последнее высказывания вся компания посчитала очень уж удачной шуткой, заржав громко и со вкусом, прихлебывая дрянной алкоголь и продолжая поочередно лапать бледную, зареванную девчонку.
Она даже отбиваться толком не могла, сжимаясь и вздрагивая от каждого громкого звука. Послушно открывая рот для очередной порции спиртного, явно сдобренного чем-то еще. И смотрела, не отрываясь, не моргая прямо на Кальянова взглядом полным боли и обреченной безысходности. Словно просила о спасении и не верила в него одновременно.
Словно уже поставила его в один ряд со своими мучителями.
Глубоко вздохнув, Эрик медленно расстегнул запонки, убрав их в карман брюк. Затем неторопливо закатал рукава рубашки по самый локоть, даже не глядя на продолжавших развлекаться парней. Все свое внимание он переключил на единственного человека, у которого хватило смелости сесть в кресло за его рабочим столом, закинув ноги на столешницу. На собственного, любимого, глупого младшего брата.
Марк уставился куда-то на потолок, откинувшись назад и не реагируя ни на крики своих «друзей», ни на их шуточки, ни на кого. Он был бледен, мешки под глазами стали темнее, волосы в беспорядке, одежда изрядно измята. И пустой, совершенно пустой взгляд, лишенный хоть каких-то проблесков разума.
В сочетании с широкой, картонной улыбкой, отдающей легким сумасшествием, выглядело действительно страшно. Такой Марк пугал и вызывал непреодолимое желание врезать ему, что бы добиться хоть какой-то реакции. А не этого тихого, на самой грани слышимости, хихиканье, разбавленного потягиванием дорогого, качественного виски из бара старшего брата.
– Ну че, присоединишься или кишка тонка? – снова начал глумиться один из парней, поигрывая золотой банковской картой в пальцах. – Или тебе бабла отсыпать, что бы глаза закрывать легче было, а? Ну ты че, оглох что ли?! Э, кудряшка, але?! Да что ты творишь?! Бля, ты чокнутый что ли?!
Паника в словах наглеца появилась не случайно. Решив не размениваться больше на слова, тем более, что интеллект у собеседников отсутствовал как факт их биографии, Эрик в кои-то веки поступил согласно первого постулата знакомой банды байкеров. Сначала врезать, потом разбирать. И знаете…
Работает ведь!
Первым из кабинета вылетел показательно игравшийся банковской картой герой. Карту Кальянов засунул в задний карман, а пытавшемуся сопротивляться сопляку устроил вывих плеча и легкое сотрясение головного мозга, приложив его по пути об стену. Следом отправилось еще двое: одному он сломал пальцы, при попытке нанести удар, а второму обеспечил визит к травматологу со сломанной челюстью и частично потерянными зубами. О нет, они пытались сопротивляться. Даже активно. Даже почти успешно, да.
Однако алкоголь и наркота делали свое дело, притупляя реакцию, путая координацию и сознание. Да и если быть честным до конца, может быть, Эрик и не был мастером боевых искусств, но постоять за себя мог. Особенно, когда для этого были причины.
Выкинув мусор из дома, он вызвал охрану, велев им проводить «это» до ближайшей остановки и проследить, что бы они отправились домой. В идеале, пешком, может хоть так какие-то зачатки мозгов активизируются в этих пустых головах. Девушку Кальянов сдал частной скорой помощи, кратко обрисовав ситуацию приехавшим врачам. Та явно пребывала в шоке и все еще находилась под действием алкоголя, толком не понимая, что происходит, и куда ее везут.
Можно было бы оставить ее в домике для гостей, благо Мира туда явно не вернется в ближайшее время. Вот только глядя на состояние несчастной, Эрик признавал, что лучше ей побыть под присмотром медиком. Неизвестно, как поведет себя психика после всего пережитого и какие могут быть последствия.
Хотя он искренне надеялся, что оных не будет.
– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – заученно улыбнулся фельдшер, принимая конверт с деньгами и делая знак рукой своим коллегам уводить пострадавшую. – Мы сделаем все по высшему разряду.
– Хорошо, – кивнув головой, он поставил подписи в документах и проводил медиков до дверей. И только закрыв за ними дверь, позволил себе выдохнуть, потерев переносицу. Что ж, не на такое окончание вечера Эрик рассчитывал, совсем не на такое.
Уж точно в его планы никак не входило избиение малолеток и спасение несостоявшейся жертвы насилия. Как минимум напряженный разговор с братом и расстановка точек над «е» в финансовых вопросах. Скорее всего на повышенных тонах и с агрессией, но это было давно назревающее и неизбежное зло.
Как максимум, Кальянов-старший позволил себе помечтать о том, что после разговора у него будет приятно проведенное в компании Мирославы время. Даже если большую часть этого самого времени она будет просто спать в обнимку с главарем пушистой банды. Серьезно, где-то в глубине души шевельнулось что-то на подобии ревности к собственным питомцам. Им внимания девушки перепадало куда как больше и чаще.
– Охренеть. какой пассаж… – тихо проговорил Эрик, потерев лицо ладонями и возвращаясь в кабинет. Жутко хотелось спать и сделать вид, что ничего этого не было. Очень хотелось.
Только кто ж даст?
Марк все еще сидел в кресле за столом, вертя в пальцах пузатый бокал с виски. И готовый вызвериться окончательно и бесповоротно Эрик внезапно запнулся на полуслове, задумчиво глядя на собственного младшего брата. Тот не выглядел безумным, не казался опьяненным наркотой и алкоголем. Неожиданно для Кальянова-старшего этот мальчишка выглядел совсем как…
Мальчишка. Худой, бледный, с усталым, слишком взрослым взглядом, но по-прежнему совсем ребенок. Стоило лишь выгнать взашей всех остальных разгильдяев, как с Марка слетела вся напускная крутизна и куда-то срочно подевались все понты. Только бледное подобие улыбки при виде брата, застывшего на пороге кабинета и подрагивающие пальцы, крепче сжавшие прозрачное стекло.
– Знаешь, бра-а-атик… А у меня проблемы, – хрипло хохотнул Марк, залпом допивая свой виски. – Я раньше не говорил, да… А теперь вот говорю.
– И даже не спросишь, что с твоими друзьями? – Эрик вопросительно вскинул бровь, вновь подпирая плечом дверной косяк.
– Друзья? – кривая, полная какой-то затаенной боли усмешка. Марк искоса посмотрел на брата и хмыкнул, резко поставив бокал на стол. – А они есть, эти самые друзья? Друзья, которые не будут заглядывать в твой кошелек, не отвернуться, когда ты на мели и дернут назад, если заиграешься? Друзья, которым ты нужен, млять, просто так, а не для того, что бы вложиться в очередную неизменную херню? Есть они, эти люди? А если есть – то где? Ни один, мать вашу, не попался… Ни один. А этот мусор… – он едва заметно пожал плечами, равнодушно бросив. – Понятия не имею, кто они. Кажется, кто-то из нуворишей… Как сказала бы маман. Но за девчонку, спасибо. Дурочка она… Решившая, что сорвала куш.
– Марк, что с тобой происходит? – помолчав, устало спросил Эрик, проходя в комнату и остановившись у стола, напротив все еще не смотревшего на него брата. Верность собственных суждений уже не казалась такой… Однозначной.
Кажется, когда-то что-то сломалось в Марке. Но что, когда и почему никто не заметил? Вот это вопрос, на который он сейчас усиленно пытался найти ответ.
– А кого это интересует, бра-а-атик? – хриплый смех резанул слух. Марк медленно, тяжело поднялся, отбросив пустую бутылку в сторону. И криво улыбнулся, засунув руки в карманы джинсов. – Не переживай. Со мной не происходит ничего такого, с чем я не справился бы, да… Ни-че-го.
И хлопнув его по плечу, Кальянов-младший чуть шатаясь и что-то напевая направился к двери, явно посчитав, что разговор на этом закончен.
– Марк, – глубоко вздохнув, окликнул его Эрик, даже не обернувшись.
– М-м-м?
– Завтра ты едешь в клинику к одному моему хорошему знакомому, – он говорил спокойно, уверенно и так, что сразу чувствовалось – возражать не стоит. – И мне плевать, как, но тобой займутся специалисты. Даже если мне придется засунуть тебя к врачам силой – я это сделаю, Марк.
– Как скажешь, – после минутного молчания, покладисто откликнулся Марк. И хмыкнул, все же уходя из кабинета. – Тебе виднее, бра-а-атик…
Сам хозяин дома не был уверен в том, что ему виднее. Но и продолжать политику невмешательства тоже не мог. И очень надеялся, что сможет помочь тем. кто ему дорог.
Хотят они того или нет.
Глава 13
Привычный аромат шоколада с легкой ноткой корицы и самой малости – горчинки черного, крепкого кофе, окутал меня, проникая в сон. Он безбожно дразнил нос, вынудив-таки открыть один глаз.
Чтобы тут же закрыть снова, простонав с ноткой обиды:
– Нельзя, нельзя так улыбаться с утра пораньше, кудряшка! Это прямое насилие над моей бедной, ранимой психикой!
– Думаешь? – тихо рассмеялся Эрик, ставя на тумбочку рядом с кроватью большую, пузатую кружку с стилизованной совой на боку.
– Уверена, – повела носом, принюхиваясь. И все же сдалась, пихнув в бок развалившегося поперек меня Волка. – Кыш. мохнатое чудовище. Еще чуть-чуть и моим ребрам понадобиться экстренная скора помощь, мохнатая ты поганка! Кыш!
Хаски мое ворчании не впечатлило. Показательно зевнув, эта зубастая вредность только хвостом лениво махнула, поудобнее устраивая морду на моем животе. Рядом ехидно фыркнули. Покосившись в сторону, я только глаза к потолку возвела.
Ну кто бы сомневался, Север. Макс же прыгал по комнате, виляя хвостом так, что был бы вертолетом – давно бы взлетел. И мне бы разозлиться на такое открытое непослушание и проявление характера, но я лишь вздохнула, лениво зарываясь пальцами в шерсть на загривке довольно жмурящегося Волка. Ругаться и прогонять мохнатую банду было откровенно лениво. А если уж совсем честно, я успела соскучиться по такому ленивому времяпрепровождению. Когда не надо никуда спешить, никуда лететь, никуда бежать. Когда можно просто улыбаться и не искать подходящих слов, лежа в чужой кровати, в компании чужих собак и осознавать…
Я не чужая здесь. Совсем. Ни капли.
– Доброе утро, – с опозданием откликнулась, с тихим вздохом принимая ту самую кружку из рук Кальянова. Тот едва ощутимо прошелся пальцами по моему запястью, вызывая невольную дрожь.
И уселся рядом, одним взмахом руки заставив подвинуться лениво ворчавшего главаря банды, улыбаясь все так же обескураживающее мило, но как-то по-новому,
только для меня:
– Доброе…. Хотя назвать утром двенадцать часов дня проблематично.
– Тыц, – недовольно цокнула языком, прижимаясь к его плечу. Где-то там, в моей черной-черной душе, скребся отчаянный голос разума, намека, что не стоит вот так поддаваться внезапно вспыхнувшим чувствам и все-такое.
Однако, был оперативно заткнут той самой влюбленной дурочкой. С которой я (в кои-то веки) была согласна целиком и полностью. Моя жизнь – это вечная борьба, с матерью, за брата и против всех, против общественного мнения и недолюбливающих меня студентов. Могу я. в конце концов, хоть раз позволить себя просто плыть по течению, наплевав на все и вся?
А обо всем остальном, я подумаю завтра. Буду пробиваться через толпу недовольных детишек, ругаться с куратором и ворчать на скупость декана и Бога всея универа, занимающего должность ректора. Спасаться от острого (в переносном смысле, конечно же) языка Психа и посмеиваться над ним же вместе со Снегиревым. Допрашивать Черепа и Ко на предмет личной жизни и терроризировать Дока по поводу его страстной «любви» к фиалкам вообще и одной конкретной Фиалке в частности.
Отпила глоток кофе, щурясь на свет и удобно устроив голову на плече парня. Я обязательно подумаю об этом завтра, а пока…
Буду просто жить. И в кои-то веки радоваться жизни, а не улыбаться потому что так надо, да.
– Из клиники не звонили? – потершись щекой о мягкий, светлый джемпер, я щелкнула по носу вздумавшего залезть в кружку Волка. Тот обиженно фыркнул и чихнул, потерев ном лапой.
– Звонили, – чуть помедлив, откликнулся Эрик, потрепав по холке подскочившего Макса, поставившего передние лапы на колени хозяина. – Забрать братцев можно будет к концу недели. Хотят подержать их у себя для надежности, мало ли что. Но говорят, больше не продержат. Точнее не прокормят, ага.
Я прыснула, припомнив, что аппетит у Айса с Бергом был здоровый такой, вполне соответствующий их телосложению. А еще братцы обладали особой, тайной,
никому не подвластной силой. Устоять против их умоляющего взгляда не могла даже суровая экономка Кальяновых. И что-то мне подсказывает, не менее суровый и колоритный ветеринар тоже оказался бессилен против такой дозы умиления.
– И почему я не удивлена? – фыркнув, я допила кофе и, с минуту посверлив взглядом вопросительно вскинувшего брови парня, плюнула на все, поставив кружку на другую тумбочку. После чего сделала то, что хотелось – обняла его за талию и прижалась щекой к груди, слушая, как ровно бьется его сердце. – Значит, сегодня нет никаких срочных дел, а, товарищ бизнесмен?
– Нет, – тихо хмыкнул Эрик, обнимая меня в ответ, уткнувшись носом в макушку. И ехидно так поинтересовался. – А у вас, товарищ вечно занятый глава студенческого совета?
– Не поминай всуе мою альма-матер и проклятую должность, – я ткнула его кулаком под ребра, обиженно засопев и попытавшись выбраться из уютных объятий. Конечно, никто меня не отпустил, только стиснув крепче. Пришлось ограничиться ворчанием. – Иногда я всерьез задумываюсь, что наш универ – филиал Хоггвартса. Другого объяснения, кроме страшного темного проклятья, превратившего такую замечательную должность в квест на выживание, у меня просто нет.
– Может, бросишь? – осторожно поинтересовался парень, рисуя пальцами невидимые узоры на моем плече.
– Думала, – медленно кивнула, даже не удивившись, когда такое предложение не получило привычной ярко окрашенной негативной реакции. Хотя в других случаях, такому «гению» прилетало что-то тяжелое в голову с пафосной фразой «Кто, если не я будет пинать вас, в конец охреневших дятлов?!».
– И?
– С удовольствием бы, но… – тихо хмыкнула, пытаясь подобрать правильные слова, что бы объяснить свою позицию. А потом плюнула и сказала, как есть. – Сначала было интересно… Хотя нет, вру. На первом месте в этой должности всегда стояла свободная посещаемость, когда на мои пропуски закрывали глаза в обмен на бешеную работу во время каких-нибудь мероприятий. Мне это было только на руку, можно было параллельно работать, писать рефераты и курсовые на заказ, носиться по городу под благовидным предлогом… В общем, не только учится, но и решать более насущные проблемы.
– Младший брат, – понятливо кивнул головой Эрик, и я даже не обиделась на такую осведомленность. Смысл?
– Ага, – вздохнула, припоминая, сколько седых волос у меня появилось за первые два курса и как нежно я «любила» весь мир вообще, а особенно свой собственный вуз. И криво усмехнулась. – Потом надоело, но бросить уже не могла. Да и потом, добиться чего-то от наших студиозов, конечно, проблематично… Но сам процесс порою бывает очень занимательным, компенсируя потраченные нервы.
– А почему не заочка?
– О, вопрос, который я слышу каждый раз, когда говорю что мне двадцать шесть и я на четвертом курсе университета. – язвительно протянула, поморщившись. – Не, не спорю, заочное обучение было бы идеальным решением большинства проблем. Всего два раза в год мотаться на сессию, а все остальное время делай, что хочешь. Но, во-первых, качество заочного образования меня, мягко говоря, не устраивало, а во-вторых… Не всякий работодатель согласиться терять работника на целый месяц, причем полный месяц, да еще и платить ему за это. Ну и социум. Человек, он же существо социальное и без общества, каким бы оно не было, просто напросто загнется. Или деградирует. И вообще…
– Ты просто хотела вырваться из череды проблем и дел? – понимающе улыбнулся
Кальянов.
– И это тоже, – снова ткнув его кулаком в бок, я спрятала нос в мягкой ткани джемпера. Наслаждаясь ненавязчивым, но терпко-пряным, приятным запахом мужского одеколона. – Я люблю брата. Очень. Он – самое дорогое, что у меня есть. Но если бы я выбрала заочку, боюсь я не выдержала бы… Всего этого. И работа не спасла бы. Так я хоть сцедила яд на окружающих, попинала ленивые студенческие задницы и спокойно пошла дальше дела делать.
Эрик мое признание никак не прокомментировал, только кивнул каким-то своим мыслям и продолжил меня обнимать. И от этого в груди растекалось тепло, согревая от макушки до кончиков пальцев и заставляя жмуриться, прижимаясь крепче.
Сонный мозг отказывался анализировать и сам разговор, и ситуацию в которой я оказалась и вообще, все, что происходило между нами. Зато он зацепился за часы на запястье парня и, подтянувшись, я с любопытством посмотрела на циферблат.
Он упорно показывал полпервого, с укоризной смотря на меня и как бы намекая, что пары я безбожно проспала. Однако, совесть даже не подумала пасть открыть, что бы покусать меня за такое вопиющее отлынивание от учебного процесса. Она сладко зевнула и продолжила спать, а я, глядя на стрелки наручных часов, брякнула первое, что пришло в мою непутевую голову:
– Хочешь, я познакомлю тебя с Данькой?
– А?!
– Бэ, – весело хохотнув, я выпуталась из его объятий и села прямо, глядя в глаза удивленно открывшему рот Эрику. – Говорю, хочешь, я познакомлю тебя с Данькой? Он здесь, в реабилитационном центре. Он любит общаться с новыми людьми.
С минуту на меня продолжали недоуменно смотреть, да так пристально, что я невольно засомневалась в собственном порыве. И, опустив глаза, принялась нервно сжимать пальцы, подбирая возможные варианты ответа в случае отказа. Чтобы не показать, как для меня это было важно и, в принципе…
Додумать, что там, в принципе, мне не дали. Осторожно коснувшись пальцами моего подбородка, Эрик заставил снова посмотреть на него, оказавшегося внезапно слишком близко. И солнечно улыбнулся, коснувшись губами кончика моего носа:
– Я только за. Собираемся?
– А?… А-ага, – заторможено кивнула и, сама не поняв как, крепко стиснула его в объятиях, уткнувшись носом в шею. И до того, как язык ляпнул еще что-нибудь незапланированное, скатилась с кровати, предпочтя скрыться в глубине дома.
Под уже привычный зловредный смех некоторых кудрявых личностей. Но он, как и всегда, был совсем не обидным, вызвав только легкую, понимающую улыбку. Ну что поделать, Каркуша она Каркуша во всем, и сначала говорит-делает, а потом только думает что, кому и когда!
Чтобы собраться много времени не потребовалось. Нацепив любимые потертые джинсы, видевшие куда больше, чем тетрадь по конфликтологии у Сени, футболку с принтом чеширского кота и надписью «Безумны все. В психушке те, кто спалился!» и красную толстовку, я прихватила сумку, телефон и выскочила из домика для гостей, на ходу завязывая шнурки кед. Эрик ждал меня у ворот, выглядя совсем уж юным, в этих джинсах, джемпере и кожаной куртке. Я даже невольно подумала, что не знай я сколько ему лет согласно паспорта, ни за что не стала бы с ним сближаться! УК РФ он это, не рекомендует с несовершеннолетними встречаться, вот!
Тихо прыснув, я отмахнулась от вопросительно вскинутых бровей и, подцепив своего «юного» спутника под локоть, потащила в сторону дороги на выезд из поселка. И хотя оба мы были одеты совсем не по погоде…
Вспомнили мы об этом только когда оказались возле центра, пряча замерзшие пальцы в карманы и беззлобно шутя на эту тему. Охранник только проводил нас отрешенным взглядом и вернулся к разгадыванию кроссворда, усиленно мусоля кончик карандаша во рту. И, наверное, мне стоило бы помнить, что за все хорошее рано или поздно приходиться платить, что не может весь день быть таким же классным, как это утро, что…
Да много что. Но как говорят великие мудрецы, знал бы прикуп – жил бы в Сочи!
Отметившись в регистратуре и обменявшись приветствиями с уже знакомыми медсестрами, я вприпрыжку поднялась на нужный этаж, не обратив внимания на то, что Кальянов потерялся где-то по дороге. Как и всегда, в голове не осталось ничего, кроме мыслей о Даньке, который наверняка обрадуется моему незапланированному визиту. И опять будет рассказывать сказки собственного сочинения. Еще и меня заставит думать, задавая хоть и по-детски невинные, но такие точные и правильные вопросы.
Тихо фыркнув и широко улыбаясь, я затормозила возле двери в палату, приводя в порядок растрепавшиеся волосы и расстегивая толстовку, стаскивая ее с плеч, чтобы мелкому не пришлось обнимать меня мокрую как самая настоящая мышь и такую же холодную, как та самая Снежная Королева. И открыла дверь, заглядывая внутрь с привычной широкой улыбкой на лице:
– Дань, привет! А вот… – голос сорвался, а улыбка сползла с лица быстрее, чем я успела осознать открывшуюся мне картину. И смогла только тихо выдохнуть, заканчивая приветствие. – И я…
Пальцы дрогнули, крепче сжимая металлическую ручку. Где-то в душе зародились первые нотки гнева, смешиваясь с давно уже сложившейся к этому милому и добропорядочному образу ненавистью и отвращением. Сердце сбилось с ритма всего на пару секунд, пока я решала, как поступить. И все равно, явно встала на свои любимые грабли, когда глубоко вздохнув, выпрямилась и медленно вошла в палату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Чтобы прислониться спиной к гладкой деревянной поверхности, скрестив руки на груди и, чуть помедлив, тихо бросить:
– Здравствуй… Мама.
– Здравствуй, Мирослава. – в тон мне откликнулась эта… Женщина. Улыбаясь и искренне радуясь моему появлению. Так искренне, что вдоль позвоночника полз липкий страх, мешая здраво мыслить. И не потому, что я так боялась своей психически неуравновешенной (мягко говоря) мамочки, не.
Просто она сидела на стуле, прямо посреди палаты, с Данькой на коленях и мягко, медленно перебирала его волосы, обнимая второй рукой за талию. И я могла бы поклясться всем, чем угодно, но так страшно мне не было даже в глубоком детстве, даже когда она закидывалась очередной дозой наркоты и я не знала, что будет дальше.
Страшно не за себя, за мелкого, в опасной близости от шеи которого сверкали блестящим металлом огромные портновские ножницы. И я слишком хорошо знала, сколько силы в этом хрупком женском теле и какой она может быть, если впадет в очередной свой приступ.
Слишком хорошо.
Данька дрожал, сжимаясь в комок от чистого ужаса, и смотрел на меня полными слез глазами. У него даже сказать ничего не получалось. Горло банально сдавило спазмом и Даня, как не пытался, не мог ничего из себя выдавить. А я кусала губы, честно пыталась сообразить, как поступить. Обычно креативное мышление отказывало напрочь, вынуждая действовать по излюбленной схеме всех студентов этого мира…
В смысле, по обстоятельствам. Про себя молясь всем и сразу, что бы эти самые обстоятельства удачно сложились именно в мою пользу!
– Что ты здесь делаешь, мама? – даже на мой скромный взгляд это слово прозвучало, как оскорбление. Но эта женщина только вскинула брови, продолжая перебирать волосы Дани. – Я все еще его опекун… Мама. И я не давала разрешения тебе с ним видеться.
– О. дорогая… Ну кому нужны все эти бюрократические препоны? Он мое сын, я имею право с ним видеться, – жеманный смех звучал просто оглушающе в царившей вокруг тишине.
А еще он пугал, до пресловутой дрожи в коленях. Одно дело провоцировать эту сумасшедшую один на один, когда на кону только твоя собственная жизнь и ничего больше. Другое – знать, что за любое твое неосторожное слово или действие (которое ей, конечно же не понравиться) пострадаешь не ты, а твой брат.
Брат, которому ты обещала его защищать. Брат, который не сможет даже толком сопротивляться. И это, поверьте на слово, куда как страшнее, мать вашу!
– Да? – я удивилась, почти по-настоящему. И криво усмехнулась, оттолкнувшись от своей опоры, делая шаг вперед. Затем еще один и еще. – Как интересно… Но мама, разве не ты столько раз говорила… Что мы тебе не нужны? Особенно такие: больные, неправильные, не вписывающиеся в твой идеальный мир. Так что… Что ты здесь забыла, мама?
Вопрос прозвучал неожиданно совсем по-детски, с нотками застарелой обиды. Но анализировать свои воспоминания и чувства у меня банально не было ни сил, не желания. Я лишь неотрывно следила за тем, как тонкие пальцы сжимают рукоять чертовых ножниц.
И отчаянно надеялась, что хоть раз в жизни мое неприличное «везение» даст сбой.
– Как что, Мирочка? Я делаю то, что должна была сделать очень, очень давно, правда, доченька? – улыбка на лице женщины стало жестче, а голос наоборот, приобрел мягкие, мечтательные нотки, от которых меня явственно передернуло. – Я заполняю пробелы в Вашем воспитании, дорогая. И потом, – тонкие пальцы с идеальным маникюром обхватили моего брата за шею. чуть сжимая. – Кто тебе сказал, что вы мне не нудны, Мирочка? Вы же мои дети… И я, как любая мать, сделаю все, чтобы вы были самыми, самыми лучшими! Правда же, Данечка? – мелкий тихо, беззвучно всхлипнул, пытаясь выкрутиться из ее ватки, но та становилась только сильнее, сжимая до синяков светлую кожу. – Не плачь, солнышко, не плачь… Мама все исправит!
– Нет!
Говорят, в критические моменты, у матерей появляются нечеловеческие силы и способности, давая им шанс спасти собственного ребенка. Может быть, это правда, может нет. не мне решать. Ноя точно знаю, что глядя на эти треклятые портновские ножницы в пальцах собственной матери, на занесенную для удара руку, я не могла поступить иначе. Придумать что-то еще. позвать на помочь, в конце-то концов.
Вместо этого, все. что я смогла – это броситься вперед, сокращая разделяющее нас расстояние. Доля секунды, один вдох, один пропущенный удар сердца, прозвучавший набатом в ушах. Схватив беззвучно вскрикнувшего Даньку, я сдернула его за плечо вниз, второй рукой отталкивая недовольно зашипевшую мать. И рухнула на пол, когда в плечо как нож в масло вошло остро заточенное лезвие, прибивая к мягкому ковровому покрытию тяжелой плитой боли. Только чудом успев выставить свободную руку, что бы не придавить собою брата.
Тот смотрел на меня круглыми от ужаса глазами и жался ближе, обхватывая руками за шею. Сам не понимая, что причиняет боль только что нанесенной раны, из которой с тихим клацаньем вытащили ножницы. Что бы перехватить поудобнее и нанести еще один удар, вскользь, прямо по уху, в котором (о, ужас!) оказалось на две дырки больше положенного.
– Мирочка. ну что ты… Это же совсем не больно, – ворковала мать, поднимаясь со стула и подкидывая на ладони звучно клацавшие ножницы. Безумная улыба была полна самодовольства, а я в это время, прижимая к себе брата, пыталась отползти подальше. – я сделаю так, что все будет хорошо… Все будет идеально, Мирочка! Иди сюда, моя малышка… Моя любимая доченька!
