Текст книги "Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ)"
Автор книги: Анна Кувайкова
Соавторы: Юлия Созонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Про то что моя нервная система, пережившая сегодня визит маман и ее адвоката, была вообще ни к черту, уточнять, наверное не стоит. Бедные участники этого собрания, как меня увидели, дружно перекрестились и отползли подальше. А я ведь всего лишь посетовала, что розги нынче не в моде, глядя на шеренгу жаждущих профилактической работы лиц.
– Опа… Какие люди! – расплывшись в счастливой улыбке, я сложила руки домиком, влюбленно глядя на своего обожаемого физика почти ядерщика. – Весельников, а тебя-то каким не попутным ветром да на совет профилактики занести умудрилось? Опять пытался построить рельсовую пушку, а не дали?
– Блин, Каркуша, ну хоть ты мозг не ешь…
– Ну, предположим, вряд ли он вообще съедобен, этот твой мозг, – тихо хмыкнув, я глянула в свои записи и страдальчески вздохнула. – Ну давай, Илюха, поведай нам… Что ж такого и кому ты такого хорошего сделал, что тебя в мои ласковые руки отправили-то?
Студент Весельников только вздохнул украдкой. И начал свой рассказ, со скорбной миной на лице и отсутствием хоть какой-то надежды на помилование. А я…
Ну а я подперла щеку кулаком и вполуха внимала его, несомненно, занимательной истории. Вообще-то, совет профилактики, с какого-то перепугу введенный нашим ректором в незапамятные времена, был фигурой… Чисто номинальной. Особой власти не имел, ничего страшнее отработок не назначал, и максимум мог изрядно подпортить характеристику, в случае чего.
Но, тем не менее, сюда с завидным постоянством попадали самые странные, чудные, архи талантливые кадры всея универа. То ли им было скучно, то ли еще какая шальная мысль в голову приходила периодически, да всем сразу… Понятия не имею. Но список штрафников менялся только и исключительно в силу естественной текучки, вместе с выпуском пятых курсов и набором первых.
– Ну и что с тобой делать, талантливый ты наш? – наконец, полюбопытствовала я, заметив, что Илья закончил свою исповедь. Предполагаемый протокол медленно, но верно заполнялся кривобокими цветочками моего собственного исполнения. Ну не писать же туда, в самом деле, подробности опыта, проводимого под воздействием ударной дозы паленого алкоголя?
Хорошо хоть машину они даже до середины парковки не доперли. Не говоря уж о конечной цели своего маршрута, в виде козырька крыльца! И откуда у них только мысль-то такая возникла, проверять прочность несущих конструкций крыльца посредством отечественного автопрома?
– Эм… – тем временем рыжий в муках честно пытался придумать достойный ответ. Но к его искреннему сожалению, красноречие в список талантов будущего светила науки не входило. Так что, помаявшись и потоптавшись на месте еще минуты три, Илюха набрал в грудь воздуха и выдал гениальнейшую фразу. – Понять и того… Простить?
И для пущей убедительности еще и рожицу состроил умоляющую, явно пытаясь то ли кота из мультфильма «Шрек» изобразить, то ли просто задействовать все свое отсутствующее обаяние на максимум. Вышло, скажем так, впечатляюще…
По крайне мере соседка по комиссии, с факультета актерского мастерства (и не спрашивайте, что это направление забыло в нашем университете) явно прониклась. Сидела, уткнувшись лицом в ладони, стараясь не слишком уж громко хрюкать от смеха. Даже Сеня, вон, и тот ехидно ухмылялся, явно планируя использовать увиденное и услышанное в собственных, исключительно корыстных целях. И только мне не религия, но должность в открытую ржать не позволяла.
Что было печально, учитывая просто зверскую необходимость хоть в каких-то положительных эмоциях. Впрочем, вариант «сделал гадость – сердцу радость» еще никто не отменял!
– Не, Весельников, ты, конечно, милый… Местами. И симпатичный… очень местами, – я задумчиво протянула, оглядывая парня с ног до головы скептичным взглядом. Тот ощутимо напрягся, чуя подвох. И не желая разочаровывать нашего любимого физика, я с долей пафоса изрекла. – Нет уж, Илюшенька. К сожалению, я тут всего лишь скромный глава студенческого совета. И грехи отпускать ну никак не в моей компетенции, это к высшей инстанции, пожалуйста. А вот он, точнее ректор, а еще точнее бог всея университета, простит тебе все и сразу… – выдержав небольшую паузу, сделала пометку в блокноте, невинно закончив. – За три часа отработки на благо сельского хозяйства вообще и нашего университета в частности. Так что именем отца нашего небесного… – сидевший слева Ярик Исаков явственно прыснул и тут же ойкнул, получив от меня пинок по голени под столом. – В смысле, именем ректора нашего поступаешь ты раб божий Илья в распоряжение заместителя ректора по административно-хозяйственной части…
– Че?!
– X… – подавив так и просившийся на язык ответ, я глубоко вздохнула и, показав кулак откровенно веселящемуся Психу, вполне цензурно ответила. – Хрен тебе через плечо! Илюша, на йух… В смысле, на исправительные работы – это из аудитории налево, прямо по коридору, через лестницу и переход на первый этаж главного корпуса. Спросить Валентина Петровича. Представится добровольной рабочей силой и ни в коем случае не пытаться сачковать! – и, переведя дух, я все-таки уточнила, глядя на застывшее лицо Весельникова. – Сам доберешься? Или все таки нарисовать подробный машрут?
– Да или ты! – обиженно насупился физик и поспешил слинять, пока я, по доброте душевной, еще чего-нибудь не ляпнула. Только бросил на прощание, от души хлопнув дверью. – Каркуша, блин!
– И звание Капитан Очевидность вновь переходит к яркому представителю физико-математического факультета, – покивав с умным видом, я хлопнула в ладоши, привлекая внимание оставшихся несчастных, и выдала. – Ну что? Кто следующий по списку на промывку мозгов?
Группа из пяти второкурсников подозрительно напряглась и бочком попыталась выйти из поля моего зрения. И дружно подпрыгнули на месте, когда Сеня, с интересом следивший за их большими маневрами, неслышно подкравшись к двоим из них со спины и хлопнув их по плечам:
– И куда это мы собрались, господа? Все интересное только начинается…
Интересно, чего больше испугались парни: его ласковой, мечтательной улыбки или моего скорбного оскала аля Темный Властелин изволил устать и начать «любить» мир самым извращенным способом?
– Ну, что у нас там дальше по плану? – снова подперев щеку кулаком, я покрутила в пальцах карандаш. Страдальческий вздох членов комиссии только подтвердил мои опасения, что впереди нас ждет долгое, нудное разбирательство со штрафниками всех мастей и видов.
И хоть бы раз я в чем-то ошиблась-то…
Студенты были в своем репертуаре: пакостили по-крупному, горели на мелочах и попадались на глаза преподавателям и старостам ну в самый не подходящий момент. То реферат списывали, имя на титульном листе не меняли, то шпоры прямо на глазах у преподавателя листали, то творили еще что-то не менее фееричное. Единственным, интересным случаем, после исповеди Весельникова, можно было назвать только попытку обокрасть кабинет декана филологического факультета.
Какой черт дернул теперь краснеющих, субтильных филологов на такое тяжкое правонарушение, история умалчивала. Да и сами виновники не спешили делиться подробностями и мотивами. Но судя по некоторым оговоркам, в плену у декана оказался ценный рукописный словарь особых сокращений и терминов. И содержание оного ему о-о-очень не понравилось.
Впрочем, кто бы сомневался, зная фантазию наших доблестных мастеров русской словесности! Правда, применять к ним метод «кнута и пряника» было бессмысленно, так что пришлось по старинке – выдать тряпку, ведро, моющее средство и отправить этот патруль чистоты и порядка отмывать собственные высказывания с дверей деканата.
Попутно, педантично заметив, что у них там ошибка затесалась. Орфографическая.
Закончилась вся эта суета к пяти часам вечера, после эффектного выступления студента факультета актерского мастерства, пытавшегося весьма реалистично изобразить обморок и предсмертные судороги. Моя коллега по комиссии, аккурат с этого же факультета, на такое мини-представление громко шмыгнула, высморкалась в платок и четко поставленным голосом выдала «Как завещал Станиславский – не верю!».
После чего елейным голосом пояснила, куда и зачем может пойти этот самый несостоявшийся актер, для исправления собственных проступков. И даже соизволила его проводить, попутно нудным и заунывным тоном расписывая все его ошибки при попытке сыграть роль жертвы перед нашим скромным собранием.
Я даже невольно порадовалась, что мы не на одном факультете учимся. И облегченно перевела дух, когда народ разошелся по своим делам, оставив меня один на один со своими мыслями, переживаниями и проблемами. Коих, как оказалось, накопился воз и маленькая тележка.
А самое интересно то, что я как бы не очень-то хочу их решать. И уж тем более, совершенно точно, не хочу копаться в собственной душе в попытке получить ответ на вопрос, а что это сегодня было-то?
– У тебя все в порядке? – щелчок пальцев перед носом вывел меня из состояния кратковременной задумчивости. Сеня, стоявший напротив с самым скорбным выражением лица, вопросительно вскинул бровь, в ожидании ответа.
– Не знаю, – с минуту подумав, честно выдала, одним движением сгребая все вещи в сумку и невольно морщась от ноющей боли в плече. И пробормотала себе под нос, потирая пострадавшее место. – Ну и хватка у этого адвокатишки, оказывается…
Псих, проявив чудеса тактичности, сделал вид, что ничего не слышал. Зато не постеснялся спросить в лоб, с неизменной мягкой улыбкой:
– Проблемы?
– Я тебя умоляю, куда я без них? – криво усмехнувшись, я взъерошила волосы на затылке и закинула сумку на плечо. – Переживу. Тем более, что как завещали великие предки: поживем – увидим, проживем – узнаем…
– Выживем – учтем, ага, – хмыкнул Сеня, бросив в меня небольшим черным тюбиком. – Цени, спер у наших актеров грим. А то вид у тебя… В пору всех преподавателей университета обвинять в умственном и физическом насилии разом….
– И растлении неокрепших, несовершеннолетних умов, я помню, – я тихо засмеялась, поймав снаряд и припоминая бородатую байку всея альма-матер, бродившую по нашему вузу еще со времен его основания. И вздохнула. – Спасибо, Сень, я…
– Обязательно расскажешь, если что? – выразительно вскинув брови, ехидно поинтересовался парень. Его скептицизм можно было потрогать руками. – Свежо питание, да… Тьфу ты, заразился от тебя всяким непотребством. Ну так вот, в тот день, когда ты мой миролюбивый Птиц, искренне и как на духу расскажешь все, что тебя тревожит, справка от психиатра понадобиться отнюдь не мне.
– Твоя доброта не знает границ, – возведя глаза к потолку, я нашарила в недрах сумки небольшое зеркальце и, вытащив оное, принялась прятать последствия делового разговора с господином Альцгольдом. И вот вроде бы надо бы обидится на вполне справедливое замечание друга, возразить и начать доказывать обратное, но…
Искоса глянула на мечтательно улыбающегося Психа, вновь подпиравшего дверной косяк. В одном ухе наушник, второй болтается в вороте футболки. Волосы собраны в неряшливый хвост, клетчатая рубашка своей красно-белой клеткой оттеняет вечно мрачный образ. Засунув руку в карман, Сеня другой размахивал в воздухе невидимой дирижерской палочкой и как никогда соответствовал своей грозной репутации неуравновешенного (мягко говоря) и очень опасного типа.
Под маской которого скрывается своевольная, специфичная, но очень уж заботливая натура. Главное, чтобы эта забота не аукнулась тому, о ком беспокоятся. А обижаться на такого обаятельного в своем безумии Сеню у меня не получалось еще со времени нашего первого знакомства. Так что да, стоило бы обидеться и начать доказывать обратное.
Но для этого мы были слишком уж близкими друзьями, успевшими изучить комплексы друг друга, как свои пять пальцев.
– Окстись, Каркуша. Я и доброта? Не в этом мире, не в этой жизни и… – тут Сеня явно что-то вспомнил и весело фыркнул. – Не в этом семестре точно. Ну, долго лицо новое малевать будешь? Тебя там принц на черном BMW ждет. Минут так сорок, как докладывает внешняя разведка.
Я от неожиданности чуть на всю щеку не нарисовала жирный светлый крест. Вздрогнула так, ощутимо и переспросила, глядя на друга круглыми от удивления глазами:
– Дикое экскюзми… Но можно я уподоблюсь гопникам с родного района и спрошу незамысловато… Че?!
– Среднего роста, крепкого телосложение, кудрявый, обаятельный, милый…
– Из твоих уст, Сеня, это ни разу не комплимент…
– И до зубного скрежета улыбчивый, – закончил описывать так называемого «прЫнца» Псих. И я только вздохнула украдкой, замазывая последний синяк на лице. Не понять, кого ж так метко и емко приложили было ну очень трудно. – Разведка донесла, что его обаяние смертельно в огромных дозах для слабого пола и частично смертельно для мужского.
– А-а-а?!
– Ну… Вообще-то, я о том, что улыбка у него иногда такая, впору сразу все грехи записывать, заранее… – задумчиво протянул Сеня и ехидно уточнил. – А ты о чем подумала?
– О том, что у меня потрясающий работодатель, – ляпнула без задней мысли, убирая тюбик в сумку. Заинтересованный взгляд друга был стойко проигнорирован.
– И да, Сеня. Просто работодатель. И ничего больше.
– А я что-то сказал? – почти искренне изумился Псих, пропуская меня вперед и привычно с пинка закрывая дверь в аудиторию.
Я на это ничего не ответила, едва заметно пожав плечами и снова поморщившись от ноющей боли, чуть ли не вприпрыжку направляясь в сторону выхода. И дело не в том, что меня там ждет принц на черном BMW, вовсе нет. Ну может быть самую капельку, учитывая, что влюбленная дурочка в моей душе уже успела где-то раздобыть плакат с надписью «Я люблю тебя, кудряшка!» и начать активную агрессивную пропаганду наших гипотетических отношений.
Невольно улыбнулась, едва заметно качнув головой. Стойко игнорируя очень уж выразительный и едкий взгляд друга, неторопливо шагающего чуть в стороне. Пока длился этот цирк «Шапито» под названием совет профилактики, у меня было время подумать над всем случившимся и не только.
Адвокат «порадовал», что не говори. Но совершенно не удивил. Ни своим поведением, ни своими манерами аля танк, прущий на пролом с аристократическим изяществом, никак меньше. А его условия напоминали пресловутое «Кошелек или жизнь?», застарелое клише всех романов о благородных и не очень разбойниках с большой дороги.
С определенного времени у меня выработалась стойкая аллергия на все книжные штампы. Особенно в таком… Бездарном исполнении с сумасшедшей на подтанцовке. Назвать это матерью я не соглашусь, даже если мне будут доплачивать.
Поморщилась, испугав собственным задумчиво-пронзительным видом какого-то младшекурсника. Даже у зеркала притормозила, на пару секунд, дабы проверить действительно все так страшно или парнишка просто слишком впечатлительный? Но не найдя ничего криминального в бледном лице встрепанной прическе и почти счастливом оскале, продолжила бодро вышагивать. И думать. Хоть есть подозрение, что мозги скоро в узел свернуться. Или вскипят.
Надо признать, что появление Эрика было очень своевременным. Я не трусиха, да. Только вот колени до сих пор дрожали, стоило вспомнить этот заинтересованный, но совершенно пустой взгляд господина Альцгольда. И я понятия не имею, чем все могло бы закончиться, если бы не свалившийся как снег на голову кудряшка. Хотя за то, что меня обозвали «невестой» хотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым.
Или поцеловать. Я пока еще не определилась, что лучше и что опаснее. Но где-то глубоко-глубоко в моей черной-пречерной душе нашлось место для того самого плаката с признанием и робких планов на будущее. Потому что, черт бы меня побрал…
Улица встретила меня промозглым осенним ветром, начинающимся дождиком, косыми тенями от уличных фонарей и тем самым принцем, подпирающим спиной капот собственного автомобиля. Сеня успел куда-то испариться, оставив на память о себе едкий, самодовольный смешок и шарф, которым Псих меня чуть и не удушил, собственноручно перед выходом. А я…
Ну да, черт бы меня побрал. Ведь я, кажется, действительно влюбилась. Не смотря на разницу в социальном положении, трезвый взгляд на жизнь, отсутствие хоть какой-то мало-мальской привлекательности и умение найти неприятности там, где их в принципе не может быть.
И что тут сказать-то? Кроме традиционного «Каркуша, блин! Ну куда ж ты вляпалась?!», конечно же.
Холодный ветер пробрался под куртку, напоминая о том, что на дворе никак не май месяц и даже не сентябрь. Я поежилась, показав язык страдальческой морде Весельникова, вывалившегося на крыльцо в совершенно невменяемом состоянии. И привычно уже увернувшись от попытки отвесить мне любимой подзатыльник, спешно ретировалась, сбежав по ступенькам вниз. Правда, на этом вся моя неуемная энергия куда-то спешно подеваться успела. Потому что к поджидавшему меня Кальянову, успевшему где-то раздобыть изящный зонтик-трость все того же черного цвета, я не шла – плелась нога из-за ноги, засунув руки в карманы и не поднимая взгляда.
Пока не уперлась носом в чью-то грудь, обтянутую светлой рубашкой и черным пиджаком. Только тогда я подняла голову, отстраненно отметив, что противные, ледяные капли перестали попадать за воротник куртки. И не удержалась, вновь прижимаясь лбом к мягкой, прохладной ткани, чувствуя, как меня осторожно обнимают одной рукой за плечи, легко касаясь пальцами полоски голой кожи на шее. Неожиданно нежно и приятно, вызывая волну странного трепета внизу живота.
Одна беда, я была бы не я, если бы что-нибудь не ляпнула, перечеркнув нафиг все очарование этого момента. Так что, ничего удивительного, что постояв так минуты три, я все же не удержалась, выдав совершенно без какой-либо задней мысли:
– Ну что, олень? Вези меня, в свою страну оленью…
– Каркуша… – страдальчески вздохнул Эрик, обнимая меня крепче и…
Коснулся губами моей макушки?!
Шанса на то, что бы открыть рот и поинтересоваться, а что, собственно, происходит, мне не дали. Вообще. Весело фыркнув на мой обалдевший взгляд, Кальянов оперативно засунул меня в машину, отобрав сумку и бросив ее на заднее сиденье вместе с зонтом. После чего сел за руль, лихо выворачивая с парковки университета.
Оставляя позади и само унылое здание вместе с…
Я оглянулась и не смогла сдержать тихого, ехидного смешка. Моему обожаемому физику почти ядерщику сегодня крупно не везло. Остается только надеяться, что оказаться облитым водой из лужи из-под колес отъезжающей машины – это последнее его испытание на этот день. Хотя зная Илюшеньку, я бы, все-таки, не была так уверена.
Вздохнув, я все же села ровно, повозившись и устраиваясь поудобнее в кресле. И совершенно точно не была против, когда Эрик, искоса на меня посмотрев, крутанул ручку магнитолы, включая радио и ловя первую попавшуюся радиостанцию. Молчание, заполненное болтовней ведущих, с потугами на юмор и небольшие каламбуры, нас не напрягало и почему-то казалось очень…
Уютным?
Снова вздохнула, прислонившись виском к холодному стеклу, глядя на темнеющее за окном небо и проплывающие мимо дома. Быть влюбленной это странно, как по мне. Постоянно сбиваться с толку, вспыхивать от злости и тут же гаснуть, искать подвох, второе дно, подтекст и просто чужой взгляд. Во всяком случае, так я думала глядя сначала на своих одноклассников, потом однокурсников и просто знакомых. А еще искренне не понимала, как до них не доходит, что отношения, особенно такие как любовь, это парная игра, где нет всегда правых и всегда виноватых. И все может рухнуть, стоит только подточить доверие своего партнера.
Теплые пальцы коснулись моей руки, лежащей на коленке. Прошлись в легкой ласке по тонкому запястью и крепко сжали ладонь, словно спрашивая разрешения. Глянув на Эрика, продолжавшего следить за дорогой, я только усмехнулась, переплетая наши пальцы.
Да, быть влюбленной это странно. Но здесь и сейчас мне нравилось это состояние. И все проблемы были где-то далеко-далеко, не имея никакого отношения ни ко мне, ни к этому чудному мажору, рядом с которым было так легко и тепло.
О том, что будет потом, я старательно пыталась не загадывать. В конце концов, старый добрый завет небезызвестной Скарлетт О’Хара «Я подумаю об этом завтра» никто не отменял, так ведь?
Вот только по закону подлости, на подумать не оставили ни времени, ни возможности. Заехав в гараж, Эрик помог мне выйти из машины и, помолчав немного, тихо поинтересовался:
– Чаю?
– Можно, – задумчиво кивнула в ответ, чувствуя странное недоумение, пока шагала следом за парнем в сторону дома.
Вокруг царила странная, нервирующая меня тишина и пустота, от которой на душе скреблись самые настоящие кошки. Засунув руки в карманы и нахохлившись еще больше, я зыркала по сторонам, в попытке понять, чего мне так остро не хватает-то. Причем, судя по ощущениям, чего-то такого, к чему я успела привыкнуть и пристраститься за время работы собачьей няней. И теперь, когда каждый шорох отдавался гулким эхом не только в ушах, но и во всем особняке, без этого самого неизвестного «чего» было как-то дико.
– А… – попытка оформить терзавшие меня сомнения в слова провалилась, толком и не начавшись.
– Прислуга отправилась по домам, – невозмутимо пожал плечами уверенно шагавший в сторону кухни Кальянов, по-своему поняв мой не озвученный вопрос. – А Марк, пор всей видимости, отправился в очередной загул по клубам вместе со своими друзьями. Так что мы, в кои-то веки, предоставлены сами себе и… Твою мать!
То, что произошло дальше, явно не вписывалось ни в один из сценариев, по которому мог пройти этот вечер и следующая за ним ночь. И уж точно из нас двоих никто не мог предположить, что мы найдем на кухне пустого дома в восемь вечера. Однако, врезавшись в застывшего на пороге Эрика, я чертыхнулась, потирая пострадавший нос, и выглянула из-за его плеча, пытаясь понять, в чем же дело.
Что бы тут же отпихнуть его в сторону, бросая сумку на пол, и рвануть к распластавшимся на полу двум членам такой любимой и родной банды, матерясь так, что уши в трубочку сворачивались даже у меня самой.
– Ну?! Чего встал?! – рявкнула, на парня, грохнувшись на колени перед тяжело дышавшими хаски, иногда срывавшимися на тонкое, едва слышное поскуливание. Зарываясь пальцами в густую, мягкую шерсть шоколадного цвета и пытаясь на глаз определить, что с ними случилось.
Не вышло. Мысли скакали как африканские племена возле тамтамов, во время ритуального жертвоприношения. Ну, или чего они там еще отплясывали?! А взгляд судорожно блуждал по кухне, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, пока мозг со скрипом, но анализировал ситуацию.
Разбитые чашки. Разворошенная ваза с конфетами. Смятые безликие фантики. Это все не то и не о том. Рвота, с кровяными разводами совсем недалеко от меня заставила судорожно сглотнуть, а сердце заполошно забиться в груди. Рядом Эрик что-то горячо и зло говорил, почти шипел в телефонную трубку, не решаясь прикоснуться к собакам, и я его понимала. Меня саму нехило трясло, так что приходилось сжимать зубы и заставлять себя думать, чтобы не удариться в банальную истерику от беспокойства.
– Думай, Каркуша… Думай, – шипела себе под нос, машинально гладя уши хрипло дышащего Айса. Берг вяло дернул хвостом, шумно сглатывая обильную слюну, натекшую небольшой лужицей возле его пасти. – Слюна, рвота, хрипы, учащенное дыхание… Да мля-я-я… Кудряшка, ноги в зубы, пса на руки и в ближайшую ветеринарку! Живо!
– Уже, – бросив телефон мне, Эрик поднял Берга и исчез из поля зрения, оставляя меня один на один с притихшим Айсом. И я очень, просто невыносимо надеялась, что мы успеем, что еще не поздно, что я ошиблась и времени в запасе хватит, что бы успеть помочь.
– Все будет хорошо, обязательно, – тихо шептала, не переставая гладить широкий лоб, пройдясь в легкой ласке за мохнатыми ушами и считая секунды до возвращения Эрика. Остро жалея, что у меня не хватит сил дотащить крупного пса до гаража и машины.
– Все будет хорошо. – повторяла бездумно, пока бежала следом за Эриком и судорожно пристегивала ремень безопасности, вжимаясь в спинку кресла, когда машина рванула так, что взвизгнули шины.
И только сжимала кулаки, сидя в приемном покое круглосуточной ветеринарной клиники, пытаясь не думать ни о чем вообще. Потому что все будет хорошо, обязательно будет!
Ведь будет же?.
