Текст книги "Сыны Несчастья"

Автор книги: Анн Бренон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 3
МАЙ-ИЮНЬ 1301 ГОДА

Это было двадцать три года назад, где–то на Пятидесятницу, я шел по серданьскому тракту на землях Монтайю, гоня на выпас овец Арнота Фауре из Монтайю и Раймонда Маулена из Арка. Гийом Маури, мой брат, и Гийом Белот – оба они уже умерли – шли из леса Озе, где рубили дерево для перекрытий. Подойдя ко мне, они сказали, что хорошие люди, добрые христиане, прибыли в этот край, и сейчас они в Монтайю…

Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года

Пейре Маури стоял на лугу у серданьского тракта с овцами и собакой. Был почти полдень, и все вокруг словно замерло. Можно было предаться сладким и в то же время тревожным мыслям. Юный пастух думал о Бернаде д’Эсквина. Он вновь увидит ее в конце летнего сезона. Но на этот раз он больше не уйдет из Арка, он так решил. Если Бог так захочет, он не расстанется с этой девушкой, и скоро ей об этом скажет. А ведь это не он сделал первый шаг. Это не он по–настоящему заметил Бернаду – поначалу она для него ничем не отличалась от своих сестер и кузин. Сперва он смотрел на нее так, как на всех других девушек, с которыми ему доводилось встречаться. Обычно он с первого взгляда знал, стоит ли рассчитывать на нечто большее, или они переставали для него существовать. Потому, в конечном итоге, было несколько девушек, суливших ему некоторые перспективы. Бернада относилась именно к этой второй категории, к девушкам, к которым ему хотелось прикоснуться. Но то же самое он чувствовал и к ее сестре Раймонде. И всех этих юных кузин, сопровождаемых матерями, тетями и бабушками, женщинами д’Эсквина, приходившими в гости к Эглантине, жене Раймонда Маулена, когда она собралась рожать… Он тоже был там, юный Пейре Маури, немного сконфуженный в этом женском царстве и атмосфере родильного дома, под этим чужим кровом. В том году Пейре только прибыл в Арк, чтобы помочь кузену Раймонду Маулену пригнать отару на пастбища в Монтайю.

Это Бернада д’Эсквина первой посмотрела на Пейре Маури. И смотрела так долго и значительно, что это поразило и взволновало его. Без тени улыбки. Она смотрела на него, не мигая, широко открытыми, очень черными глазами; у нее был длинный прямой нос и повязка на сияющих волосах. К тому же, когда они, окруженные овцами, остановились по дороге возле Рокфор в Фенуийидес, кузен Раймонд сказал Пейре, что, по его мнению, тот поступил хорошо, избрав ремесло пастуха. И что если он, Пейре, захочет, то Раймонд может нанять его работать в Арке на протяжении всего года, чтобы пасти овец на зимних пастбищах, присматривать за ягнятами и перегонять овец. Тем паче, что Пейре обязательно станет de la entendensa, устремленным к Добру, как все Маури, и потому они могут друг другу доверять. Пейре немедленно ответил, что он как раз об этом думал. И что нужно поговорить об этом с его отцом, Раймондом Маури, по прибытии в Монтайю.

Ему уже было почти восемнадцать, Пейре Маури. Он был красивым, хорошо сложенным юношей, с крупным торсом, меднокожим, светлоглазым и светловолосым, высоко и гордо держащим голову. Черты его лица были присущи всем Маури – небольшой нос с горбинкой и резко очерченные, выдающиеся скулы. Хоть на его подбородке едва пробивалась борода, он уже не хотел быть на иждивении своего отца. Конечно, ему еще требовался год или два, чтобы стать настоящим пастухом и наниматься на работу, приносить в дом заработок – то несколько мотков шерсти для собственных нужд, то несколько ягнят по весне для своей отары. Потому предложение, которое сделал ему Раймонд Маулен, было для него как нельзя кстати, и позволяло ему уже сейчас встать на ноги. Еще и в Арке, в этой далекой благословенной долине, где земля красная и охряная, трава зеленая и дуют ласковые ветры. Там жили переселенцы из Сабартес, люди, которых он знал. Почти все они были устремлены к Добру. Нет сомнений, что отец Маури, сгорбленный над ткацким станком, пытаясь справиться с выводком из шести или семи детей, которых ему нужно кормить, согласится и обрадуется. Это шанс для Пейре.

Именно об этом думал юноша, опершись спиной на ствол молодого бука у обочины битого серданьского тракта, большой дороги, которая пересекала плато д’Айю, шла через Праде и спускалась в долину Акса, а потом поднималась в Пючсерда через Оспиталет Сен – Сюзан и ворота Пьюморен. Шанс для Пейре. Еще и в Арке. В Арке, где живет эта девушка, пустившая в него стрелу взгляда, который так взволновал его. Память о котором тревожит и не оставляет его ни минуту. Бернада, старшая из дочерей д’Эсквина, из маленького хутора на горном хребте за долиной Арка, со стороны ущелья Перруш. Но сегодня Пейре пока что в Монтайю.

Юный пастух потянулся, повернул голову; массивный силуэт замка графа де Фуа во всем его величии возвышался над дорогой. В этой полуденной жаре, казалось, ничто не шелохнется. Даже знамена висели, словно мертвые. Из деревни Монтайю, домики которой лепились по склону, не доносилось ни звука. Все словно уснуло под жарким, южным полуденным солнцем, и даже овцы, собравшись вместе, казались одной большой живой неподвижной грудой. Они стояли, подняв украшенные рогами головы, и совсем не щипали траву. В легкой тени бука собака, растянувшись во всю длину, лежала у ног пастуха, по–дружески прижавшись к нему, и он ощущал прикосновение ее шелковистой шерсти. Высокогорье было еще одето в призрачную зелень, которую жаркое солнце вскоре превратит в медь и золото.

Пейре подумал, что самое время перекусить и промочить горло, и вынул из котомки кусок хлеба и сухую колбасу, которые дала ему мать. Но тут лабрит внезапно вскочил, шерсть у него встала дыбом, он зарычал. Пейре тоже было вскочил на ноги, но потом заулыбался и успокоил собаку. По битому тракту, по направлению к деревне, шел его старший брат, Гийом Маури, приближаясь к нему в бликах белого и зеленого света. Вместе с ним был его друг, Гийом Белот. Старший Маури был высоким и немного худощавым, а старший Белот – коренастым и плотным. Оба они несли какие–то железные инструменты.

– Что вы делаете в такой жаркий полдень? Еще не обедали?

Гийом Маури издал горловой смешок, сбросил со спины большую перевязь, на которой висели топор, пила и топорик, и опустился на траву рядом с братом.

– Мы идем из леса Озе, где рубили дерево для перекрытий. Сейчас как раз самое время. Пока дерево высохнет, будет уже сентябрь. А если лето будет гнилое, то не очень весело всё переделывать накануне зимы… Мы вышли рано утром, чтобы нарубить дерева для крыши дома Маури, а также для дома Маурсов – я имею в виду дом моей красавицы Азалаис…

– Ещё Белотов не забудь, – добавил, смеясь, Гийом Белот, который остался стоять, и только переминался с ноги на ногу.

Гийом Маури по–дружески погрузил руки в густую соломенного цвета шерсть лабрита, выпрямился и повернулся к своему брату Пейре.

– Мы ушли в лес еще утром, но задержались там. Ты ничего не видел, ничего не слышал, потому что спал в жаркий полдень подле овец. И потом, ты еще слишком мал, надо сказать!

Гийом Белот тоже швырнул инструменты в траву и присел на колени возле братьев Маури. И вот молодые люди, усевшись на корточки, образовали небольшой круг. Их локти соприкасались, они склонили друг к другу головы. Поскольку было тепло, все трое отбросили капюшоны на плечи, а их волосы переплетались. Пряди Пейре цвета высушенной соломы, темные кудри его брата Гийома, редкие рыжеватые пучки волос Гийома Белота. Они шептались.

– У Гийома Бенета живут добрые люди… Мессер Гийом Отье, его шурин, и Андрю из Праде… Они сейчас спят, отдыхают. А ночью мы пойдем с ними увидеться. Ведь есть еще добрые верующие в Монтайю. И они желают видеть их. Но сейчас не нужно их будить.

– Я пойду с вами…

– Мать сварила им чечевицы и капусты. Нужно еще собрать муки. Для этого мы и возвращаемся в деревню.

– Видишь ли, к ним не пристало приходить с пустыми руками…

Гийом Маури попытался устроиться получше и уселся на пятки. Он был выше своего брата, но уже в плечах, выражение его лица было ясным и приятным, с тонким профилем и высокими скулами. Взгляд его темно–зеленых глаз всегда устремлялся прямо в лицо миру, с тем гордым выражением, которое всегда появлялось у него, когда он говорил. Гийом Белот наблюдал за Пейре краем глаза, за Пейре, напоминавшем нахохлившегося орленка, и сказал себе, что эти Маури определенно какие–то особенные. Среди юношей их возраста, которые уже покинули детские игры, мало было таких, кто не преисполнился бы к ним уважения. А сейчас Гийом Маури очень серьезно объяснял брату, которого он был на два года старше, что нужно помогать добрым людям.

– Они всё оставили, – говорил он ему. – Всё, что у них было. И они взяли только то, что было нужно на дорогу в Италию и обратно, и на пребывание там. А если бы у них что–то осталось, то сразу же было бы конфисковано офицерами Монсеньора графа и по приказу епископа.

– Да, епископы и архиереи, – нервно вмешался Гийом Белот, – а также каноники, аббаты и бесчисленный батальон попов, которые только и ждут, чтобы урвать что–нибудь из нашего бедного имущества. И силой вырывают у нас налоги, десятину, и всё прочее!

– А вдобавок, – смеясь, зубоскалил старший Маури, – они еще хотят, чтобы ты добровольно давал им что–то для святых в часовнях…

И он умолк, а его брат Пейре думал о шерсти, которую с каждой стрижки овец пастухи преподносят Богоматери Монтайю с благословения ректора. Черная статуя, перед которой горят свечи. Святая Мария во Плоти, покровительница отар и пастухов. Само собой, Пейре также приносил ей пожертвования вместе с другими пастухами. Он даже не мог представить, что без этого можно обойтись. Там, возле церкви, где скала, ставили пастушеский посох, украшенный лентами и большой белой хоругвью. Как еще можно добиться того, чтобы Святая Дева хранила отары во время ближайшего выпаса? Конечно, не она забирает всю эту шерсть, которую они преподносят, ведь Мать Господа Нашего не моет и не прядет ее, и в нее не одевается. Он прекрасно знал, что все эти мотки шерсти забирает поп и отдает их своей собственной матери. Зазвучавший внезапно серьезный и пронзительный голос брата Гийома вырвал юного пастуха из его мыслей.

– У добрых людей ничего нет, – сказал Гийом. – Они такие же бедняки, как и мы. И они нуждаются во всем, не то, что попы. У попов всегда есть крепкая крыша над головой, в закромах – мешки хорошо просеянной муки, чтобы на их столе всегда был хлеб, а в очаге всегда потрескивают сухие дрова, чтобы они могли обогреть ноги. Когда идет дождь или снег, им всегда есть где преклонить голову. Никакая опасность не угрожает им. Это они угрожают тебе, следят за тобой и пасут тебя глазами, куда бы ты не пошел. Это они выслеживают и преследуют добрых людей.

– Добрых людей… – тихо отозвался Пейре.

– Добрых людей, – повторил его брат. – А те всегда только бегут, они в дороге и в дождь, и в снег, и в морозы. Они храбро переносят страдания и опасности, чтобы спасать души верующих. И чтобы достичь Спасения, следует давать им щедрой рукой, ибо во имя Бога ведут они жизнь бедную и святую, в постах и воздержании, служа своим ближним, как апостолы Господа Нашего.

Пейре почувствовал, как на его глаза навернулись слезы, а одновременно его охватил гнев и еще какие–то чувства, которые он даже не мог описать. Он заявил, что пойдет вместе с ними, со своим братом и Гийомом Белотом, сегодня вечером к Гийому Бенету посмотреть на добрых людей. И он принесет им последний моток шерсти, который у него был. Тот, из которого он хотел соткать теплую одежду для зимы – зимы, которую он собирался провести в Арке.

ГЛАВА 4
АРК, ЗИМА 1301–1302 ГОДА

Когда я жил в долине Арка у моего кузена Раймонда Маулена, я влюбился в Бернаду Эсквина, из тех же мест. В течение этих двух лет никто не говорил со мной о ереси, потому что они видели, как сильно я влюблен в эту женщину. Но я знал, поскольку Гийом Белот и мой брат Гийом говорили мне об этом, что Раймонд Маулен был верующим в еретиков и их другом…

Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года

Пейре Маури больше не думал о добрых людях. Он начал новую жизнь. Отныне он вел настоящую жизнь, жизнь мужчины. Он хотел строиться. Ему было восемнадцать, и он чувствовал себя способным на многое. Он давал себе отчет, что потребуется еще много лет, чтобы как следует встать на ноги. А еще, словно жало, его пронизывал черный жгучий взгляд Бернады д’Эсквина. Все эти обещания сытой и спокойной жизни. И если он хочет достичь этой жизни, придется много работать.

Но сначала нужно было выкупить свою свободу. Как все мужчины и женщины в Монтайю, Пейре был собственностью графа де Фуа. Он был его человеком, принадлежал ему телом и добром, de cos et de casalatge, как говорится. Обычай был уже давний. Потихоньку он устаревал, и сегодня граф не считал его ничем иным, как простой формальностью. Без сомнения, жители Монтайю никогда не имели права продать что–либо из недвижимости на территории деревни – это сеньор граф мог решать, как все должно быть обустроено, и определять права и повинности. Однако сеньор граф позволял им селиться, где они хотели, и жениться, на ком хотели. В общем, все эти обычаи были достаточно символическими. Просто требовалось соблюдать древние правила, тем более, что граф терял все права на эмигрантов. Одним сентябрьским вечером, как раз перед Рождеством Богородицы, когда деревня готовилась к празднику, в доме Маури Пейре объявил о своем желании в присутствии бальи и кастеляна Монтайю. Потом соответствующий акт был составлен и заверен нотариусом из Жебец. Сто монет и клятва – вот цена за свободу. Клятва оставаться верным графу, которую Пейре немедленно дал в присутствии кастеляна. Сто су он обязался заработать и выплатить как можно скорее. Он был уверен, что в Арке это не составит труда. Для того, чтобы заселить новую бастиду, мессир Жиль де Вуазен, второй, носящий это имя, хозяин и господин этих земель, которого все уважительно называли мессир Жиллет, подтвердил своей новой хартией все те чудесные привилегии, установленные его покойным отцом: следует платить сеньору, но люди оставались свободными. И никаких дополнительных выплат, за исключением трех несчастных монет за сетье зерна. Свободный выпас повсюду, в том числе и на господских лугах. И многочисленные права пользования: от дерева в лесу до глины для черепиц. Пейре был уверен, что очень скоро он выкупится у графа де Фуа, увеличит собственную отару, у него будет свое поле, и он построит дом. Дом под черепичной крышей, как здесь строят, а не крытый досками или камнями. Дом для его собственной семьи.

А что скажет красавица? Юный пастух начал потихоньку за ней ухаживать. Но в ненастный сезон, хотя у него было больше свободного времени, это оказалось не так уж легко. Пейре жил у своего кузена Раймонда Маулена, внутри бастиды Арка, возле ворот, выходящих на Аркель, где из окон было видно островерхую крышу донжона мессира Жиллета де Вуазен. Загон для овец, где среди огромной отары его кузена совсем незаметны были его собственные овцы, прилегал к укреплениям, тянущимся вдоль потока Риалсесс. Хутор, где жила Бернада, находился довольно далеко оттуда. Л’Эсквина жили в Азе, на Ослином хребте, как называли это место – длинной гряде острых скал, растянувшихся возле ущелья Эмбу, прямо под перевалом Перрюш. Там, между загородками для овец, теснилось несколько домиков. Было довольно трудно найти свободный вечер и заглянуть туда, особенно начиная с декабря, когда шел окот, и нужно было все ночи проводить в овчарне. Лучше было урвать несколько часов среди бела дня, особенно если гонишь овец пастись в нужную сторону. Однако Пейре не всегда был уверен, что Бернада поощряет его ухаживания.

Странная девушка, вольная и таинственная. У Пейре не было никаких сомнений: она сама его выбрала. Она ясно дала ему это понять своим взглядом, и ему просто ничего иного не оставалось, кроме как ответить на этот взгляд, воспламенивший в нем страстные чувства и неведомые дотоле желания. Ощутив желание в ней, пробудилось его собственное желание, и с неменьшей силой. Он даже не знал, что можно так сильно желать девушку. И если по вечерам ему иногда удавалось приходить к ней, отчего его желание обострялось еще больше, а мечты о планах на будущее становились совсем приятными и дерзкими, именно тогда она могла выкинуть что–нибудь этакое, оставлявшее его в полном недоумении.

Несколько недель спустя он попросил своего кузена Раймонда Маулена поговорить по поводу его, Пейре, с отцом Бернады. Раймонд, конечно, согласился, но без особого энтузиазма. Даже его жена Эглантина и теща Беренгера Маулен, сами родом из Арка и поддерживавшие приятельские отношения с женщинами д’Эсквина, так же, как и недавно поселившийся здесь их муж и зять, не питали особой симпатии к своим далеким соседям с хребта. Особенно к отцу Бернады, человеку еще молодому, но грубому и резкому, имевшему репутацию человека очень злобного нрава, несмотря на демонстративное благочестие, которое он старался выказывать, выстаивая мессу каждое воскресенье в первых рядах молящихся, сразу же за семьей сеньора. Завистливый собственник земель и скота, своих женщин и своих прав, он принял Раймонда Маулена с горделивой усмешкой, и заявил, что пусть сначала этот молодой человек, о котором идет речь, покажет, на что он способен. Вот когда этот бедный пастух, недавно явившийся сюда из своего нищего Сабартес, сможет скопить достаточно добра и заработать денег, чтобы на всё это могла прожить семья, как принято жить здесь, в Разес, вот тогда и посмотрим, останется ли еще к тому времени у д’Эсквина дочь на выданье.

Но Пейре решил не сдаваться. Поскольку ему прямо не отказали, он сделал хорошую мину и старался показываться в доме Бернады так часто, как только мог. Он вежливо приветствовал мать семейства, беседовал с отцом об овцах, давал советы, не останавливался перед тем, чтобы предложить свою помощь и добился, наконец, того, чтобы они эту помощь приняли. Хозяин дома, хмурясь, поднимал на него хитрые глаза, иногда расспрашивал об отце, о братьях, о Монтайю. Сын ткача. Пейре с гордостью демонстрировал прекрасную вещь – синий баландран, который выткал отец и сшила мать. Хозяин зубоскалил, но ничего не говорил по сути. Сидя у очага за прялкой вместе с сестрами и не обращая внимания на мать, Бернада пристально смотрела на молодого человека. Когда он вставал, чтобы уходить, она обычно провожала его до дверей, и даже делала несколько шагов вместе с ним по дороге. И когда он оказывался с ней рядом, то старался обнять ее, прикоснуться к обжигающему теплу ее шеи, а она говорила ему, что в любом случае выбрала бы его, что всё, что ей нужно, это такой вот парень, как он, сильный и гордый. Что она уверена – он способен заработать им обоим на жизнь. Просто никогда не надо открыто перечить ее отцу, вот и всё. Но когда молодой человек, возбужденный ее авансами, являлся на следующий день, она порой отказывалась даже смотреть в его сторону, и он сконфужено сидел в фоганье, обмениваясь какими–то банальностями с ее отцом и матерью. И когда он уходил с их хутора, она даже не делала ему ни малейшего знака поощрения. И такая игра продолжалась долгие месяцы.

Пейре терзался, но оставался упорным и упрямым. Совершенно непредсказуемым для него образом, Бернада д’Эсквина то бросалась в его объятия, то игнорировала его, то с искренней радостью обсуждала с ним его планы, успехи и достижения, то не разговаривала с ним по нескольку дней. После чего говорила ему, что у ее отца тяжелая жизнь, и он должен это понять. Но больше всего молодого человека волновало то, что все его чудесные любовные приключения, от которых у него спирало дыхание, но которые не приносили пока никаких ощутимых результатов, а только кружили ему голову и занимали все мысли, все больше и больше изолировали его от друзей. В основном, здешние пастухи воспринимали его как родственника и кузена Раймонда Маулена, тоже родом из Монтайю. Часто Пейре Маури с искренней теплотой приглашали на посиделки к новым обитателям бастиды Арка, земляков из Сабартес. Там он встретил старого знакомого Гийома Эсканье из Соржеата, переселившегося сюда после смерти отца, вместе со старой матерью, сестрой Гайлардой, шурином Микелем Лейтом, младшей сестрой Эксклармондой и младшим братом Арнотом. Они жили в маленьком домике, расположенном довольно далеко от дома его старшей сестры Маркезы и ее мужа Гийома Ботоля. Вся эта молодежь часто собиралась вместе, смеялась и шутила, общаясь говором родных гор. Они также встречались с большой семьей Пейре – Сабартес. Это были уже зрелые люди, которые хорошо здесь устроились и скопили много добра.

Старший в семье, Раймонд Пейре, называемый Сабартес, родом из Синсата, и его жена Себелия из Ларната, а также теща Раймонда Гузи, жили в долине Арка с самого основания бастиды, уже хороших десять лет. Он был одним из самых крупных скотоводов в этом краю, и нанимал пастухов, чтобы присматривать за овцами, мулами, ослами и лошадьми.

У Раймонда и Себелии Пейре рождались только дочери. Две старшие были уже совсем взрослыми и жили с мужьями далеко отсюда. Младшие же были еще маленькими – среди них был и грудной ребенок, страдавший нехорошей лихорадкой. А сыновей не было совсем. Но трое братьев Раймонда – Пейре, Бернат и Гийом – тоже поселились здесь, каждый со своей женой, своей отарой, и в собственном доме.

Юного пришельца Пейре Маури, совсем недавно, в канун святого Михаила сентябрьского 1301 года, спустившегося с пастбищ в долину Арка с отарой кузена Раймонда Маулена, радостно принимали в домах друзей. И каждый спешил поздравить его с хорошим выбором, с тем, что он решился начать новую жизнь в счастливой долине, далеко от голодных высокогорий. И все ему обещали дружбу и помощь. Его представили всем новым знакомым, всем новым соседям, жителям Арка, жившим еще в старой деревне – Русам, Мойшанам, и даже самому Раймонду Гайроду, бальи мессира Жиллета де Вуазена.

Новая жизнь открывалась перед ним.

Но все же по вечерам, гостя у Пейре, Эсканье, Ботолей или Мауленов, к которым он ходил все чаще и чаще, несмотря на дружескую атмосферу этих домов, в нем все чувствительнее просыпалась ностальгия по высокогорью. По нищей и роскошной земле, где остались только скалы, чтобы их вспахивать, только камни, чтобы кормить ими людей, где зимние снега обжигают дыхание холодом, а налоги и повинности графа и Церкви скоро совсем задушат бедных людей. Но летом трава там пахнет, как нигде в мире, и нигде нет такого прозрачного света. Земля д’Айю, высокое плато, подобное двум рукам, протягивающим чашу к небу, Сабартес, протянувшееся вдоль глубокой долины Арьежа, под голубыми вершинами Андорры и дю Палларс. И Пейре вспоминал взгляд матери, звонкий голос брата Гийома, лесоруба. И вновь ностальгия сжимала ему сердце – ностальгия по добрым людям. Добрым людям, которые вернулись, которых он недавно встречал. В Монтайю. Мессер Гийом Отье и Андрю из Праде…

По каким–то еле заметным словам, неуловимым жестам, он внезапно понял, что многие из его друзей в Арке, пришедшие из Сабартес, – это добрые верующие, как его кузен Раймонд Маулен и его жена Эглантина, как Гийом Эсканье и его мать, старая Гайларда. Но почему они больше не говорят с ним о своих надеждах и страхах? Пейре чувствовал, как взгляды людей захлопываются перед ним, словно двери. И вот настал декабрь, время окота. Раймонд Маулен постелил Пейре тюфяк прямо в овчарне. Юноша спал, согреваемый теплым и сладким дыханием овец, в тяжелом духе шерсти, среди перестука копыт, шорохов и тихого блеяния. Он вскакивал на ноги при всяком тревожном сигнале, помогая явиться на свет ягненку, который шел поперек утробы матери, пододвигая новорожденных к набухшему вымени, спутывая слишком беспокойных овец, чтобы они не затоптали ягнят, утихомиривая тревоги отары. Но теперь его почти не приглашали в вечернюю пору посидеть у очага с соседями.

И Пейре подумал о том, что Гийом Эсканье доверял ему в первые дни, когда он только поселился в деревне, несколько месяцев назад. Теперь он не доверял ему больше. Но тогда он узнал одну вещь: что Раймонд Пейре – Сабартес в том же году, под конец лета, поднялся в Сабартес вместе со своим погонщиком мулов Арнотом Каравессой и всеми мулами, чтобы глянуть на свою отару в Праде д’Айю и привезти дров из горных лесов. На самом же деле он искал добрых людей, и именно по указанию Гийома Эсканье Раймонд Пейре нашел в Аксе даму Себелию Бэйль. Добрая Себелия помогла ему встретиться с Мессером Гийомом Отье. И еще Гийом Эсканье прошептал ему тогда на ухо, что Мессер Гийом Отье, там, в Аксе, спросил Раймонда Пейре – Сабартес, знает ли он Эн Белибаста из Кубьер, что в Разес… Это здесь, неподалеку… И еще он шептал ему, что надеется, что добрые люди придут и сюда, в Арк…

Но больше никто уже не говорил Пейре ни о надеждах на приход добрых людей, ни об Эн Белибасте из Кубьер.

Однажды вечером ему удалось урвать несколько свободных часов. Потом, ночью, он вернулся в овчарню, примыкавшую к дому Мауленов между стеной и загоном для скота. Такой ласковой была к нему этим вечером Бернада, такой любящей. Вся его неуверенность улетучилась. Его ладони все еще обжигали прикосновения к шелковистой коже молодой девушки, его губы были полны запаха ее волос. Было поздно, он чувствовал себя усталым и счастливым, ему хотелось спать. Он пошел к овчарне, но, поравнявшись с загоном для скота, увидел свет за небольшой деревянной оконницей, свет из фоганьи своего кузена. Он открыл дверь, поднялся на солье, откуда слышались голоса, открыл еще одну дверь.

Он увидел троих мужчин, освещенных отблесками пламени в очаге. Напротив них сидел Раймонд Маулен, который, увидев его, поднялся с лавки с недовольной миной, взял Пейре за руку и представил его гостям. С ними он выпил чашу вина. Среди них был человек в летах, массивный и немного сгорбленный, уже седой, с непроницаемым лицом; и двое очень смуглых молодых людей. Это был богатый скотовод с границ Пейрепертюзе. Эн Гийом Белибаст из Кубьер, с двумя своими сыновьями – одним из старших, Раймондом, и одним из младших – Бернатом.