Текст книги "Прикосновение"
Автор книги: Анита Шрив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– О Господи, Сидни! – говорит Джули. – Я всего-то написала тебе сотню писем.
У стойки миссис Эдвардс заворачивает ветчину и салат. Она убирает продукты в холодильник. Сидни чувствует в этом легкий укор за то, что она сама этого не сделала. Она встает и несет к раковине стакан и тарелку.
– Ты не захочешь ночевать в своей старой комнате, – провозглашает миссис Эдвардс.
Сидни удивленно оборачивается к ней.
– Я не могу остаться на ночь, – объясняет она.
Хотя слова миссис Эдвардс трудно было истолковать как приглашение, она выглядит обиженной.
– Я думала, ты останешься, – говорит она.
– Пожалуйста, останься, – умоляет сидящая за столом Джули.
Сидни качает головой.
– Я не могу, – повторяет она.
– Но до обеда ты ведь можешь задержаться? – спрашивает миссис Эдвардс.
Посмотрев на хозяйку дома, а затем на молодую женщину, совсем недавно потерявшую отца, Сидни решает: «Да, я могу задержаться до обеда».
Сидни загружает посудомоечную машину, и ей кажется, что она нечаянно опять исполняет отведенную ей роль – нечто среднее между гостьей и прислугой. Джули ушла наверх – упаковывать вещи в своей комнате. За спиной Сидни миссис Эдвардс вытирает гранитную стойку. «Эта стойка, наверное, уже стерильная», – думает Сидни.
– Ты мне никогда не нравилась, – тихо произносит миссис Эдвардс. – Я не могу делать вид, что это было не так.
Сидни держит в руке стакан, чей-то стакан. Несмотря на то, что прозвучавшее утверждение абсолютно истинно и на то, что для Сидни это не новость, она не верит своим ушам. Она медленно оборачивается к хозяйке дома.
– Наверное, мне должно быть стыдно, – продолжает миссис Эдвардс, не глядя на Сидни, – но я не могу притворяться. – Ее рукава закатаны до локтей, вены на руках вздулись. – Я не хочу делать вид, что не обрадовалась, когда Джефф… когда Джефф сделал то, что сделал. Не то чтобы я действительно обрадовалась, – поясняет она, складывая тряпку и еще раз вытирая то самое место, которое она все это время полировала. – Мне было стыдно перед гостями, возникла куча проблем. Это все так. Но было также и облегчение. Я не могу этого отрицать.
Сидни не знает, что ей на это отвечать.
– Я смотрела, как ты уходишь, – продолжает миссис Эдвардс, – и я сказала себе: вот и все.
Сидни ставит стакан и вытирает руки бумажным полотенцем.
– Наверное, мне лучше уйти, – тихо говорит она.
– О Боже, не уходи, – произносит миссис Эдвардс таким тоном, как будто Сидни вообще ничего не поняла. И только теперь она поднимает на Сидни глаза. Возможно, она уже много месяцев готовилась к этой исповеди. – Нет, ты только что приехала, не уходи так сразу. Бен и Джули тебе рады. Им пришлось нелегко. Особенно в отсутствие Джеффа… – Миссис Эдвардс на мгновение поднимает глаза к потолку. – Нет, теперь ты здесь желанная гостья, – говорит она. – Я совсем не это хотела сказать. Я хотела сказать, что знаю, что всегда вела себя грубо по отношению к тебе. И я, знаешь ли… Мне очень жаль, вот и все.
Это ужасающее признание. Сидни пытается придумать ответ, которого, похоже, ожидает миссис Эдвардс. Молчание затягивается.
– Ты не знаешь, что сказать, верно? – спрашивает миссис Эдвардс. – Для тебя это, вероятно, потрясение. Для нас тоже, хотя мы к этому готовились несколько месяцев. Но это не имеет значения, верно? Время. Его никогда не хватает.
Миссис Эдвардс на мгновение прекращает полировать стойку и замирает с закрытыми глазами, словно пытается побороть икоту.
– Просто мне его так не хватает, – говорит она. Она закрывает лицо согнутой рукой, тряпка болтается у нее между пальцами.
Сидни, не зная, что делать, подходит к женщине. Осторожно касается ее локтя.
Миссис Эдвардс вздрагивает, как будто ее ударило током.
Сидни ищет убежища в ванной наверху. Она подходит к окну, отдергивает шторы и смотрит на болото, мшисто-зеленое и красновато-коричневое в лучах послеполуденного осеннего солнца. Глубокие борозды в грязи наполнены водой. В вышине парит стая птиц – воздушное шоу над лугами. Птицы меняют цвет крыльев с серого на белый и обратно, выписывая изумительные восьмерки и при этом ни на секунду не нарушая строя. «Им это просто нравится», – думает Сидни.
К северу на холме виднеется дом со сверкающим белым фасадом. Сидни замечает на болоте лису. Время от времени она слышит рев моторов. Вдоль всей дороги заросли диких роз и еще какие-то кустарники образуют почти непреодолимую стену. Со своего места Сидни виден задний двор соседнего дома. Тонкая лодка, обернутая голубым пластиком, ожидает следующего лета. Окна дома закрыты ставнями.
За болотом находятся магазин и пруд с омарами. Сейчас они уже закрыты. Немногочисленные рыбаки все еще выходят в море, но им приходится отвозить свой улов куда-то в другое место, возможно в Портсмут. Воды отступившего от берега океана местами зеркально гладкие, местами сморщенные.
Сидни щупает белую занавеску. Этой ванной пользовался преподобный Хеммингз Мотор Ньюс. А также Арт и Венди. Перед глазами Сидни на мгновение возникает лампа в форме клаксона старомодного автомобиля. За все эти годы в доме, наверное, перебывали сотни гостей. Монахини принимали гостей? А незамужние матери? Быть может, родители приезжали сюда, бранили своих юных дочерей, затем рыдали у их кроватей? Быть может, политические агитаторы полностью игнорировали красоту болот, сосредоточив свое внимание на дымящих вдали фабриках?
Сидни думает о признании миссис Эдвардс. Смерть мужа и горе выписали ей лицензию. Теперь уже не будет званых обедов. Сидни вспоминает узкую супружескую кровать в их спальне, фотографию на столе мистера Эдвардса. Сидни никогда не узнает, сколько любви, физической и иной, существовало между женой и мужем.
Миссис Эдвардс теперь вдова. «Наконец-то, – с иронией думает Сидни, – между нами есть хоть что-то общее».
Сидни слышит стук в дверь.
– Да? – спрашивает она.
– Ты в порядке? – раздается голос Бена. – Ты там уже целую вечность.
– Все нормально, – отвечает она. – Я уже выхожу.
Она моет руки, вытирает их и открывает дверь. Бен стоит в коридоре. У него в руках две спортивные куртки.
– Хочешь прокатиться? – спрашивает он.
Сидни, которой поручено держать синие вылинявшие куртки, не понимает, для чего они нужны. Она и Бен идут к припаркованной за домом «джетте».
– Где «ленд ровер»? – спрашивает Сидни.
– Продал, – отвечает Бен.
Она садится на пассажирское сиденье и захлопывает дверцу. Может быть, ей следует быть начеку с Беном, с мужчиной, в присутствии которого она всегда испытывала неловкость? Но Сидни отбрасывает эту мысль. «У него недавно умер отец, – рассуждает она. – Теперь все по-другому».
В комфортном молчании они едут по дороге вдоль пляжа, въезжают в поселок. Вокруг все пронизано новой жизнью и запустением. Новая жизнь – в балках и стропилах строительства на берегу, запустение – в закрытых ставнях домов в поселке. Только возле почты припаркован автомобиль.
– Тебе, возможно, придется намочить брюки, – говорит Бен. – Ты не против?
Сидни отвечает, что ее это не беспокоит. Когда Бен заводит двигатель «Китобоя», она думает, что еще утром махнула рукой на свою одежду и внешний вид.
Она застегивает молнию на куртке и садится на ящик для приманки.
Синеву над океаном определенно выстирали и прополоскали После долгого жаркого лета. Соленый ветер переполнен чистейшим кислородом. Двигатель борется с приливом. Это делает невозможной беседу с Беном, который стоит за штурвалом у Сидни за спиной. Быть может, он хочет обогнуть мыс и в последний раз взглянуть на летний дом, пока он все еще принадлежит его семье? Сидни его понимает, но зачем брать с собой ее? Возможно, он услышал слова матери и теперь просто пытается продемонстрировать дружелюбие?
Но когда они выходят из бухты, Бен поворачивает на запад, а не на восток, и Сидни неясно, куда он направляется. Ветер сдувает волосы с лица. «Китобой» набирает скорость, рассекая волны. Сидни замечает, что белые подушки местами порозовели, потертая палуба в пятнах. На яхте царит беспорядок: на носу валяется скомканная футболка, с консоли свисает размотанная веревка, крючок незачехленной удочки опасно торчит в сторону.
Они огибают мыс, которого Сидни раньше никогда не видела. Они плывут уже очень долго, и она начинает сомневаться, что поступила разумно, приняв приглашение Бена. Она также думает, что, возможно, стоило позвонить кому-нибудь из коллег. Будут ли они волноваться?
«Китобой» идет вдоль не знакомой ей береговой линии. Сидни видит острова, бакены, входящую в бухту рыбацкую лодку. Она испытывает странное чувство свободы, как будто они сбежали из поселка. Возможно, эта прогулка не так уж бесцельна.
Бен уменьшает обороты двигателя. Впереди остров, на котором виднеются три или четыре лачуги. Мотор работает еще тише, «Китобой» начинает дрейфовать. Бен внимательно изучает глубину. Сидни тоже смотрит за борт и видит бесконечное поле ракушек, темных ракушек, между которыми виднеются жемчужные спирали. Ей хочется их потрогать.
«Китобой» дрейфует, пока под яхтой не появляется песчаное дно. Оно рифленое, как дно реки. Сидни опускает руку в воду и удивляется тому, какая она теплая. Яхту отделяют от острова несколько песчаных кос.
– У нас есть минут двадцать, – говорит Бен.
Он бросает якорь, линь свободно полощется на мелководье. Сидни перелазит через борт «Китобоя». Она подвернула свои черные брюки, но они тут же намокают. Она бредет по воде туда, где уже стоит Бен.
– Прости, – говорит он, глядя на ее промокшие ноги.
Но Сидни смотрит на раскинувшийся перед ней остров.
– Это невероятно, – говорит она.
Песок на отмели тоже рифленый, рубцы массируют подошвы Сидни. Она поражена количеством ракушек, некоторые громоздятся кучами, другие окаймляют косу. Все умоляют, чтобы их собрали. Сидни с Беном пересекают одну косу, затем другую, затем начинают карабкаться по крутому склону. Бен идет впереди.
Домики сгрудились на вершине холма. Все, кроме одного, заколочены на зиму. Или, быть может, они заколочены уже много лет. Всего их четыре, все обращены к морю. Остров имеет размеры бейсбольного поля, в его центре виднеется колодец. Кто-то косил траву, что подразумевает недавнее человеческое присутствие.
Сидни вслед за Беном подходит к скромному желто-коричневому домику с верандой. В крытой плоской черепицей крыше четыре слуховых окна, по одному на каждую сторону света. Вдали Сидни видит береговую линию материка. До нее около полумили.
– Где мы? – спрашивает она.
– Остров Фредерика, – отвечает Бен. – Местные называют его Фредди.
– Это тот самый остров?.. – спрашивает Сидни, думая о дне свадьбы.
– Нет, – быстро отвечает он.
* * *
Коричневая краска изрядно выцвела, желтая отделка выгорела до кремового цвета. С наружной стены свисают ловушки для омаров. Рядом с входной дверью, которую отпирает Бен, стоят два пластиковых ведра, наполненных чем-то похожим на воду. Он заходит в дом и ожидает, что Сидни последует за ним.
Ее глаза медленно привыкают к полумраку. Она обнаруживает, что стоит посреди маленькой кухни с побеленными стенами и стропилами. Сидни замечает рудиментарную плиту и крошечный холодильник с ржавыми петлями. На полке у двери пятнистое зеркало, пластиковый стакан, полный зубных щеток, ножницы, флакон «Оффа». Под полкой раковина из мыльного камня, полная пластиковых бутылок с водой. На правом бортике раковины стеклянный кувшин с красными и желтыми полосами, напоминающий кувшины, в которые ее мать в Трое наливала чай со льдом. На стене возле стойки керосиновая лампа.
– Здесь нет ни воды, ни электричества, – поясняет Бен. – Плита и холодильник работают на пропане. Давай я покажу тебе остальные комнаты.
Они заходят в невзрачную гостиную с тонкими белыми занавесками на окнах. С потолка свисает газовый фонарь и медные колокольчики, которые призваны качаться на ветру при открытой наружной двери. Некрашеный деревянный пол заставлен мебелью. Тут есть диван кленового дерева, накрытый голубым стеганым одеялом, хромированный стул в стиле семидесятых, четыре зеленых пластиковых стула (такие обычно ставят на веранде), два очаровательных некрашеных плетеных шезлонга и возле одной из стен – круглый стол, накрытый клеенкой с красными омарами. Плетеный, ни с чем не сочетающийся и очень потертый ковер красуется в центре комнаты.
Еще тут есть спальня, слишком маленькая, чтобы вместить что-либо кроме кровати и комода, ванная комната, которой, похоже, недавно пользовались рыбаки. Сидни нравится столовая со скошенным потолком и выкрашенными в лазурный цвет деревянными стенами. Темный стол накрыт клеенкой с цветочным рисунком. Неожиданно строгий комплект из буфета и стульев. Посреди стола стоит керосиновая лампа с зеленым стеклом, и Сидни представляет себе ужин при свете этой лампы. На подоконнике она видит графинчик для уксуса, свернутый флаг, метелку для пыли.
– Это твое? – спрашивает она у Бена, который стоит в дверях, засунув руки в карманы.
– Только что купил. Здесь еще много работы.
– Бывшие хозяева оставили все эти вещи?
– Если у тебя дом на острове, ничего другого не остается. Везти это все на материк слишком сложно.
– Зачем ты его купил?
– Я сделал это, когда узнал, что мать продает дом на пляже.
– Он запущенный, – говорит Сидни, – но здесь так чудесно, как будто ты перенесся назад во времени.
По узкой лестнице Бен поднимается наверх впереди Сидни.
– На втором этаже три крохотные спальни, – объясняет он, – но я собираюсь сломать стены и сделать одну большую комнату. Сейчас я тебе кое-что покажу.
На площадке Бен открывает окно и выбирается наружу, на слегка наклонную крышу.
– Давай, – говорит он, – тут почти ровно. – Сидни выползает на крышу, обдирая колени о жесткую черепицу. Когда она, наконец, принимает удобное положение, перед ней открывается удивительной красоты вид на расположенные к северу острова и расстилающуюся за ними Атлантику. Вокруг царит тишина, если не считать легкого плеска волн о скалы.
– Сказочный вид, – говорит Сидни. – Неужели тут в самом деле живут люди?
– Здесь невозможно жить круглый год. Эти дома не утеплены. Но летом люди сюда приезжают. Я здесь кое-кого видел.
– Как они сюда попадают?
– Во время отлива можно прийти пешком. С другой стороны есть песчаная отмель. Можно приехать и на машине, но для этого необходим внедорожник. Зря я продал «ленд ровер». Обычно я приплываю на яхте. Этой осенью я планирую кое-что тут сделать. Мне, наверное, придется купить для этого подержанный грузовичок.
– Что-то я ничего не понимаю, – удивленно произносит Сидни. – А как же твоя работа?
– Пользуясь твоей терминологией, я в творческом отпуске. Если точнее, в неопределенно долгом творческом отпуске.
– Тебя уволили?
Он смеется.
– Нет, я решил все бросить. Во всяком случае, на какое-то время.
Бен прислоняется к оконной раме.
– Когда-то таким было все побережье Новой Англии, – объясняет он. – Маленькие домики без водопровода и электричества. Была пара таких домиков и на пляже, когда мои родители купили большой дом, но их уже давно нет. Их снесли, чтобы расчистить место под новую застройку.
Сидни находится под впечатлением от этой непритязательной красоты.
– Этот вид почему-то вызывает беспокойство, – говорит она. – Хочется, чтобы эта красота была с тобой всегда, но это невозможно. Твой отец когда-то сказал, что он считает, что все, кто жил в вашем доме, селились в нем ради красоты.
– Мой отец так сказал? – Бен на минуту задумывается. – Но ведь это не так, как ты считаешь?
– Ты о чем?
– Здесь очень красиво, это верно, но на побережье есть и уродливые вещи. Даже этот вид может стать неприятным, если присмотреться повнимательнее. Мухи, облепившие вон те водоросли. Скалы, обделанные чайками. А запах выхлопных газов, доносящийся от рыболовного катера?
– Мне всегда казалось, что, возможно, красота – это просто попытка уловить нечто, чего у тебя никогда не было, – задумчиво произносит Сидни. – А может, это то, что у тебя было в детстве и что ты стремишься вернуть. Ощущение восторга, изумления.
– Это все освещение, – говорит Бен. – Этот же вид в пасмурную погоду нагоняет тоску.
Бен усаживается удобнее.
– Иногда мне кажется, что это своего рода порнография, все это вожделение красоты, – говорит он. – Я часто имел с этим дело на работе. Огромные отделанные гранитом многоуровневые комнаты, тройные стеклопакеты и французские двери, гардеробные комнаты размером с гостиные наших бабушек. Весь мой летний гардероб умещается в двух ящиках комода. Именно поэтому я и влюбился в это место с первого взгляда. – Он жестом обводит дом, на крыше которого они сидят. – Воспитание не позволило тебе назвать вещи своими именами, но этот домишко довольно мрачен.
Сидни смеется.
– Он настоящий, – говорит она.
Ее брюки, высыхая, приобретают странные очертания. Крыша горячая. Интересно, как здесь во время шторма?
– Бен, что случилось? – спрашивает Сидни. – Почему он это сделал?
Бен оборачивается и смотрит на нее.
– Мы говорим о Джеффе?
– Да.
Он сжимает челюсти, и нижняя часть его лица твердеет.
– Я не могу за него отвечать, – говорит он, – но знаю, что, пока мы ждали его рейса в аэропорту, у нас состоялся поразительный разговор.
– Джефф полетел в Париж?
– Он считал, что должен уехать.
Хотя Сидни и предполагала, что Джефф тогда улетел в Париж, слышать подтверждение этого ей неприятно.
– Что он сказал?
– Он сказал, что только что совершил самый ужасный поступок в своей жизни.
Остатки обиды волной обволакивают тело Сидни. Через секунду все исчезает.
– Я с ним согласился, – продолжает Бен.
– Он тогда сказал… – начинает Сидни и замолкает. То, что она собирается сообщить, это ее умозаключение. Возможно, неправильное. – Он сказал, что сделал это назло тебе.
Бен долго молчит.
– Наверное, так и есть.
– Он сказал, что с Викторией было то же самое.
– Верно.
– Что там было?
Бен опускает голову, поднимает выпавшую черепицу.
– Мы с Вики только начали встречаться. Нашим отношениям было всего дней десять, быть может, две недели. Мы разок пообедали вместе, сходили на вечеринку. Затем мы встречаем в театре Джеффа, и на следующий день я узнаю, что Виктория уже с ним.
– Ты не разозлился?
– Я, скажем так, удивился. – Бен замолкает. – Я подумал, пусть выиграет сильнейший, что было, то прошло… все такое. А что мне было делать? Попросить Джеффа вернуть Викторию? – Бен поднимает голову. – Но когда он это сделал еще раз… Я понял, что Викторию он тоже отнял преднамеренно. Я мог простить его в первый раз, но не во второй, и он это знал.
– Но почему он это сделал?
– Он понял, что я обратил на тебя внимание, поэтому захотел тебя заполучить, – после секундного колебания отвечает Бен. – Вот и все.
– И все? – спрашивает Сидни.
– И все.
– А я ему это позволила.
– Вот именно.
Сидни закрывает глаза. Ее охватывает чувство стыда, ощущение собственной глупости.
– Джефф всегда со мной соперничал, – говорит Бен, видимо, почувствовав ее смятение. – Отчасти это объяснялось естественным порядком рождения. Но он таким еще и уродился. Когда мне было двенадцать, Джеффу было восемь. Когда мне было восемнадцать, Джеффу исполнилось четырнадцать. Я по определению был лучшим во всем. Например, в спорте. Он никогда не мог со мной в этом соперничать. Поначалу Джефф пытался, а потом просто сдался, решив обойти меня в других областях. Во-первых, в учебе. Во-вторых, с женщинами. Он стал очень, очень хорош во всем, что касалось женщин. – Бен искоса смотрит на Сидни. – Ты уверена, что хочешь это слышать?
– Думаю, да.
– Джефф стал неотразим. Он привораживал женщин как будто без малейших усилий. Я не совсем понимаю, как ему это удавалось. Тебе это должно быть известно лучше, чем мне.
Сидни вспоминает день, когда Джефф пришел на веранду и провел пальцем по ее ноге, от колена до шортов. Это был шокирующе интимный жест, если учитывать, как мало они были знакомы. Ей ясно, что такие жесты могут быть весьма эффективными в искусстве обольщения. Они выбивают у женщины почву из-под ног, овладевают ею прежде, чем она успевает понять, что ею овладели.
Сидни вытягивает перед собой ноги.
– Вот на этом самом месте я планирую построить маленький балкон, – говорит Бен. – Вместо окна я вставлю дверь. Здесь будет достаточно места для пары стульев и столика.
Сидни поражена полным отсутствием каких-либо звуков. Никаких детей, бегающих по пляжу, никаких машин, никакого гула катеров.
– Ты знаешь, в тот первый день на веранде у меня возникло чувство, что я нарушаю равновесие вашей семьи. Что я вторгаюсь в чужое пространство.
– Люди постоянно вторгались в наше пространство.
– Не так, как я.
– Возможно, ты права.
– Меня обольстили.
– Джефф?
– В общем, да, но еще и красота пейзажа, как мне кажется, и ощущение, что я являюсь членом вашей семьи.
Бен изучает ее лицо.
– Ясно. Двойной соблазн: красота и семья. Хотя, если честно, мне кажется, что ты немного влюбилась в моего отца.
Его предположение шокирует Сидни.
– Но это совсем не так…
– Я не это имел в виду. В него всегда все влюблялись.
– Он был потрясающим человеком, – говорит Сидни.
– Да.
– Я думала, Джефф тоже такой.
– Роковая ошибка.
– Бен, почему ты не рассказал мне?.. О Джеффе? До свадьбы?
Бен делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух ртом.
– Вначале я не решался, потому что не хотел сделать тебе больно. А потом это все затягивалось, и я думал, что, быть может, Джефф действительно тебя любит, что ты – это то, что ему нужно.
– Поэтому ты держался от нас подальше.
– Если он делал это мне назло, я не хотел в этом участвовать. А если он любил тебя, я не мог быть рядом. – Бен замолкает. – Послушай, в тот вечер, в баре, когда была метель, если бы я рассказал тебе о Джеффе, ты бы мне поверила?
Сидни вспоминает снежную кашу под ногами, зеленый мартини, прикосновение Бена, поймавшего ее руку.
– Наверное, нет, – говорит она.
Сидни расстегивает куртку. Ее блузка измята.
– Что теперь будет с твоей матерью? – спрашивает она.
– Она получила хорошую сумму за дом на пляже. И еще одну хорошую сумму она получит за дом в Нидхэме. Я подыскиваю ей квартиру в Бостоне.
– Где похоронен твой отец?
– В Нидхэме.
– Может быть, я как-нибудь схожу к нему.
Бен рядом с ней прилаживает на место расшатавшуюся черепицу.
Да, она сходит на могилу мистера Эдвардса и принесет розы. Не тепличные, а настоящие, из чьего-нибудь сада.
Но первым делом она пойдет в художественный музей и посмотрит на картину.
– Ты очень любила Джеффа? – спрашивает Бен неестественным голосом, как будто он весь день готовился задать именно этот вопрос. По его тону Сидни слышит, как много для него значит ее ответ.
– Да, – честно отвечает она. – Но когда происходит нечто подобное, под вопросом оказываются все твои былые чувства. То, что произошло позже, портит все, что было до этого.
Она оборачивается, чтобы узнать, удовлетворил ли Бена ее ответ. Но он уже стоит и смотрит на прилив.
– О Боже! – вырывается у Бена.
Они плывут к яхте. Прилив поднялся быстрее, чем Бен ожидал. Он плывет рядом с Сидни, и когда одежда начинает тащить ее на дно, а рот наполняется морской водой, он хватает ее за руку и не выпускает, пока они не подплывают к «Китобою».
Добравшись до яхты, Сидни вползает на корму и сваливается вниз. Она помогает Бену поднять якорь.
– Прости, я не хотел, – без конца повторяет он, но она отмахивается от его извинений и говорит, что рада этому приключению и времени, проведенному на крыше. Если бы ей предложили повторить все сначала, включая рискованное плавание, она бы не отказалась. Сидни съеживается в кубрике. От спортивных курток больше нет проку.
– Мы скоро будем дома, – успокаивает Бен.
Сидни дрожит от холода и, подняв голову, видит, что Бен тоже дрожит в своих промокших джинсах и куртке. Он развивает максимальную скорость, которую может себе позволить, к счастью, на этот раз прилив им помогает. Когда они заходят в бухту, он выключает двигатель у дока.
– Я высажу тебя здесь, а сам пришвартую яхту. Я приплыву к берегу в надувной лодке. Найди кого-нибудь и попроси одеяло. Я быстро.
Сидни делает, как ей велено, и ожидает Бена в комнатушке, исполняющей роль яхт-клуба. Над камином висят коричневые фотографии яхт-команд. Вдоль деревянных полок выстроились замысловатые серебряные кубки. В углу расположилась детская библиотека, на полу громоздятся настольные игры. Молодой человек, обнаруженный здесь Сидни, дает ей зеленое фланелевое одеяло, в которое она и заворачивается. Все же дрожь не утихает – от воспоминания о разговоре на крыше или от холода, она не знает.
Когда заходит Бен, Сидни сбрасывает одеяло, складывает его и благодарит молодого человека. Они с Беном бегут к машине. Оказавшись внутри, он включает отопление на полную мощность и опять начинает извиняться.
– Бен, прекрати, – перебивает его Сидни. – Это было здорово.
– Ты все еще дрожишь, – говорит он.
– Все нормально, – настаивает она. – Все просто замечательно.
– Ты беги в ванную для гостей, – распоряжается Бен, как только они выскакивают из «джетты». – А моя та, что в конце коридора.
Когда они с Сидни забегают в дом, он зовет Джули. Ее голова тут же появляется над перилами верхней площадки. Бен бежит по лестнице, прыгая через две ступеньки, Сидни от него не отстает.
– Что? – встревоженно спрашивает Джули.
– Сидни нужна теплая одежда.
– Вы свалились за борт?
– Не совсем.
Сидни думает, что это, пожалуй, лучший душ за всю ее жизнь. Она бесконечно долго стоит под струей горячей воды, прогревая насквозь промерзшее тело. Постепенно почти обжигающая вода, бегущая ей на затылок, оказывает свое волшебное действие и плечи расслабляются. Сидни находит пластиковую бутылку с остатками шампуня и моет волосы. Еще раньше она слышит, как Джули открывает дверь и кладет на раковину стопку одежды.
– Моя одежда будет тебе велика, – закрывая дверь, сообщает девушка.
– Она классная, – возражает Сидни.
– Полотенца тоже здесь.
Сидни кажется, что она только что вернулась из долгого плавания, что она участвовала в гонке и выиграла. Ей бы сейчас не помешала тарелка горячего супа.
Она находит на полочке почти пустой аптечки резинку и завязывает узлом волосы. Затем одевается в одежду Джули – темно-синий велюровый спортивный костюм. Он как минимум на два размера больше, чем нужно, но Сидни нравится, что он такой просторный. Она чувствует себя, как в детстве после ванны – чисто вымытой и завернутой в теплое большое полотенце. Ей приходится вытереть пар с зеркала, чтобы рассмотреть свое розовое от горячей воды лицо. Быть может, она последний человек, который пользуется этим душем. Быть может, новые владельцы сочтут за лучшее переоборудовать дом или, хуже того, снести его и возвести на его месте новое строение. Она с теплым чувством рассматривает ванную, которой когда-то пользовалась вместе с гостями и священником. Унитаз с ручкой, которую необходимо покачать, чтобы полностью слить воду, слегка заржавевший хромированный полотенцесушитель, аптечка с металлическими полками, два круглых светильника, напоминающих фонарики, по обеим сторонам зеркала. Когда Сидни открывает дверь в коридор, пар выходит вместе с ней.
Бен ждет внизу.
– Можно угостить тебя пивом, которым ты не позволила угостить себя три года назад? – спрашивает он.
Сидни смеется.
Сидни, Джули и Бен располагаются в поменявшей свои очертания гостиной. На кухне миссис Эдвардс готовит обед. Сидни слышит запах свиных отбивных.
Сегодня утром Бен сказал: «Это очень тяжело – вывезти из дома целую жизнь». Ее вывозят в черных мешках для мусора и коробках, думает Сидни, изучая некогда знакомую комнату. Ее вывозят на склад Армии спасения и на свалку. Ее вывозят в новые стены и комнаты, возможно, в кондоминиум в Бостоне или квартиру в Монреале. Быть может, одна из картин или что-нибудь из мебели отправится на яхте в маленький желто-коричневый коттедж на острове Фредерика? А что станет с белыми диванами? Или с длинным обеденным столом, вокруг которого так часто собиралась семья? Расстанется ли миссис Эдвардс с найденными на блошином рынке реликвиями?
– После обеда я закончу мыть окна, – обращается Бен к Джули, – хотя не вижу в этом смысла. К четвергу они опять покроются солью.
– Я почти закончила со своей комнатой.
– А потом я возьмусь за подвал, – продолжает он.
– Удачи, – улыбается Джули. – Я ненавижу подвалы, – объясняет она Сидни, – и почти никогда туда не спускаюсь.
Сидни хотела бы помочь, но если она предложит свою помощь, это будет означать, что, возможно, она останется на ночь. Но ей неприятно сидеть без дела. Ей кажется, что время, которое она когда-то провела в доме, обязывает ее приложить усилия по его демонтированию.
Сидни помоет посуду. Это самое меньшее, что она может сделать.
Бен надел черный свитер поверх белой футболки. Его лицо раскраснелось, черты загрубели. Он пальцами зачесал волосы за уши. Быть может, он забыл расческу? Он одет в шорты цвета хаки, которые мог найти в одном из ящиков в «спальне мальчиков». Сидни хочется посмотреть, вынесли ли вещи из ее бывшей комнаты или зеленовато-синяя ваза по-прежнему на месте. Кому она могла бы пригодиться? Быть может, она уже в одном из мешков с надписью «Благотворительность»?
– Сидни собирается приехать в Монреаль на мою выставку, – хвастается Бену Джули. Бен уже осушил одну банку и подумывает о том, чтобы встать за второй. Если он предложит вторую банку и ей, она примет это предложение. До возвращения в Бостон еще несколько часов. Она сегодня не утонула, теперь ей море по колено.
– Хорошо, – говорит он. – Это когда?
– В январе, – отвечает Джули.
– Я тоже приеду, – говорит Бен. Сидни замечает, что он старается на нее не смотреть.
– Правда? – радуется Джули. – Элен говорит, что там будет вечеринка.
Обед состоит из свиных отбивных, риса из коробки и салата с консервированным соусом. Сидни этот обед напоминает их еду в Трое – простую и безвкусную. Отбивные так зажарены, что Сидни с трудом разрезает их зазубренным ножом. Все четверо едят на кухне, подложив под тарелки пластиковые салфетки. Сидни не может отделаться от странного ощущения, что они обычная семья, ужинающая в конце обычного рабочего дня. Мать, сын, дочь. Какова теперь роль Сидни? Старый друг семьи? Дальний друг семьи? Бывшая гувернантка, чуть было не выскочившая за младшего сына?
Миссис Эдвардс жует медленно, как будто у нее совсем нет аппетита. Наверное, ей теперь вся ее жизнь кажется такой же безвкусной. Сидни вспоминает похожие ощущения после смерти Дэниела и после того, как Джефф бросил ее в день свадьбы. Ей тогда казалось, что мир утратил свои краски или она утратила способность их воспринимать. Ей хотелось бы поделиться этой мыслью с миссис Эдвардс, но она хорошо представляет себе ее холодный взгляд в ответ на подобные откровения. Ее лицо покрыто пятнами. Оно покраснело от горя.
