Текст книги "Рыжие Пупырчатые Яйца (СИ)"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

  Вылетев пулей на подворье, я ещё немного там постоял. А мычание продолжилось. Оно повторилось ещё несколько раз.

  Понятно, подумал я, кому-то было нужно, чтобы все считали, что корова обитает именно в том сарае, а не где-нибудь ещё. И, если честно, кому ещё, кроме меня, пришло бы в голову заглядывать в тот голый интерьер, особенно после предупреждений невидимого информатора.

  Я продолжил свой путь, мечтая поскорей добраться до того места на большом лугу, где я оставил открытую машину.

  21.

  Спустившись к речке, я ступил на мостик. И удачно перешёл его! Радость меня так и распирала, ведь, если разобраться, поводырь мог и на мостике радио прицепить, типа «Как хорошо, что вы вошли на эту территорию, добро пожаловать! Выйти можно будет только заплатив тысячу долларов в фонд помощи больным детям!»

  Я мчался, что есть духу, время от времени присвечивая неровности почвы зажигалкой. Уже почти светало, но не так уж, чтобы очень.

  У машины у моей никого не было. Я дёрнул ручку дверцы, сел за руль. Обернувшись, узрел на заднем сидении мешок с едой, покрышки и канистру. Всё, как я и оставлял, всё в полной неприкосновенности.

  Равнина, которая простиралась вокруг меня на многие километры, выглядела загадочно. Она была почти безлюдной. Я почему-то не сомневался, что и днём там мало приключений.

  Если бы я мог себе представить, что будет твориться здесь, да и не только здесь, но и на холме, прямо на самой его вершине, среди бела дня, буквально через пару дней, да ещё и по моей вине!..

  Но пока в этой округе было всё спокойно.

  Я с удовольствием начал лопать харч, доставшийся мне на халяву в долине голоногих миллионерш.

  Консервы, пиво и полусвежая булка-плетёнка настроили мои мысли на благостный лад: залечь, что ли, в машине, вздремнуть чуток?

  Я бы так и сделал, но всё время вспоминались те голоса из подземелья, то бишь из подвала длинного барака. Те двое боялись, что крепдешиновая кукла их услышит.

  Она что, и вправду не догадывалась о существовании второго «мужа»?

  Любопытство меня так и распирало. Стало ясно, что в машине я по-любому не усну.

  Возвращаясь на объект, я проявил смекалку и предусмотрительность. В этот раз я взял с собой еду и чехол от сидения автомобиля – в качестве подстилки, если вдруг мне таковая понадобится.

  Не дойдя до узкого фасада метров десять, я остановился и прислушался. Вроде, тихо. Лай собак в округе, где-то за рекой, становился громче, но близ глиняного домика-барака царила тишина.

  Стало ясно, почему на том дворе не было собак. Если в барак вдруг, ненароком, в неурочное время, наведается «второй муж» пышки, то собака могла выдать гостя с потрохами.

  Соседи тоже могли выдать громким приветствием типа «Как дела, сосед?», поэтому ставни соседних домов были заколочены. Никто там не проживал. Вид у всех строений был совершенно нежилой. По крайней мере, я ни разу не слышал ни звука со стороны предполагаемых соседей.

  Я снова прошёл вдоль барака, на цыпочках прокрался к заднему торцу. Звуков пока никаких не было. Став к домику спиной, я вгляделся в рассветное небо. Звёзды практически исчезли, растворились в розоватой дымке.

  Вглядываться в то, что находилось прямо под моими ногами, абсолютно не хотелось. Там был описанный мной ранее обрыв. Пропасть. Отвесный склон. Ничего интересного.

  Да, передо мной зияла пропасть. Но не такая уж и глубокая. Обрыв, он же крутой берег речки, чуть пониже ниже, почти сразу, переходил в плавный спуск к воде.

  Я воспользовался этим фактом, спрыгнул с обрыва на пологий склон и немного побродил по той пляжной местности, осмотрелся.

  В ходе прогулки я обнаружил, что речушка раздваивалась, то есть огибала узкими рукавами холм с двух сторон. Затем оба её рукава воссоединялись, и она снова становилась широкой и сравнительно полноводной. Стало быть, я находился на острове!

  Глянув вверх, я заметил, что одноэтажные домишки с заколоченными ставнями, стоявшие плотным рядком на краю обрыва, напоминали зубы нижней челюсти огромного животного.

  Я обошёл почти весь тот остров вокруг, по береговой полосе, и обнаружил, что другой край острова, противоположный, был гораздо более пологим, почти совсем не обрывистым, и никаких построек там не наблюдалось.

  Вдоволь набродившись по безлюдной местности, я решил закончить свои топографические исследования и поскорее вернуться к месту, откуда ночью доносились голоса. Не может быть, чтоб эти двое замолчали надолго! Им же ещё завтрак предстоял, перед отбытием по делам.

  Я очень надеялся, что они куда-нибудь отчалят, прямо ранним утром. Иначе мне не скоро удастся поболтать с пышкой.

  Можно было, взбежав по пологому откосу, опять же по красивой кирпичной дорожке, оказаться на вершине холма. Затем, так же легко, я мог бы добежать до фасада. Ну, и впоследствии, перепрыгнув через прямоугольно обрезанную кустарниковую ограду, попасть во двор длиннющего барака, из подвала которого накануне доносился странный разговор.

  Но я предпочёл другой вариант, более длинный, но более безопасный. Как мне казалось.

  Обогнув рысцой половину острова, снова по береговой полосе, я домчался до места, откуда снова можно было видеть торцовую часть барака, висевшую над «пропастью».

  Однако зона эта оказалась не такой уж и безлюдной.

  Нет, крысомордые по-прежнему оставались в своём укрытии. Пышки, тоже не было видно.

  Зато от рабочего люда в разноцветных металлических касках, одетого в разноцветную же униформу, невозможно было протолкнуться. Их там было человек пятьдесят.

  Вся эта компания пыталась вытащить на берег... бетономешалку!

  Она стояла на большой барже, имевшей довольно узкий трап, недостаточный по ширине для выезда чего бы то ни было с баржи на берег. Ну, разве что детскую коляску по нему можно было свезти.

  Громко ругаясь между собой и даже матерясь, рабочие пытались вытащить бетономешалку исключительно посредством своей недюжинной физической силы и, такой же недюжинной, инженерно-конструкторской смекалки.

  Наконец, им это удалось, после того как в ход пошли прибрежные лодки, видимо, бесхозные, раз с ними так фривольно обращались.

  Свалив эти челны, кверху днищами, небольшими горками с двух сторон от трапа, работяги выкатили бетономешалку на берег.

  Затем они, толкаясь и ещё громче матерясь, но уже с вполне жизнерадостными интонациями, взобрались, всей своей большой гурьбой, на палубу баржи и, не дожидаясь оплаты за труд, отчалили. Видимо, оплата происходила ещё раньше. Или позже произойдёт, смотря какой они подписывали договор. По крайней мере, никто из крысомордых не вышел поприветствовать их или просто пожелать доброго утра.

  22.

  После отплытия баржи я начал, уже при хорошем солнечном освещении, разглядывать крутоватую поверхность того невысокого обрыва, плавно переходящего в пологий спуск.

  Где-то на средине высоты имелось углубление, скорей похожее на вход в пещеру.

  Без труда взобрался я на тот уровень, вошёл в ту широкую дыру и очутился, как ни странно... в комнатке! А как иначе назовёшь пространство, стены и потолок которого укреплены изрядно, отлично выровнены и даже обклеены клеёнкой с цветочками – по типу обоев.

  Внезапно я вновь услышал знакомые голоса. То был уже не полушёпот: одинаковые баритоны переговаривались так, будто уже не боялись быть услышанными. Вовсе не боялись!

  Ну, да, они же находились где-то глубоко, то бишь почти в непосредственной близости от меня, но зато на солидном расстоянии от пышкиных ушей!

  Интересно, что голоса снова шли откуда-то снизу. В этот раз прямо из-под «комнатки», в которой я находился. Глюки?

  Я потряс головой – долго тряс, но это ничуть не помогло. То были никакие не глюки, отнюдь!

  Голоса ещё более усилились, между заговорщиками началась перепалка:

  – Я уже второй раз подряд туда еду. Тебе не стыдно?!

  – Не расстраивайся, брат, потом я два раза смотаюсь в долину, а ты дома со своей коровой посидишь...

  – Не со своей, а с нашей...

  – Какая разница!

  Я начал лихорадочно мозговать. Один другого братом называл, и голоса были по-прежнему похожи. До ужаса похожи! Определённо то были братья-близнецы!

  Голоса на какое-то время прекратились. Потом снова зазвучали. Я очень скоро выяснил, что доносились они из другой пещеры, узкий выход из которой, вернее даже лаз, а не выход, находился аккурат под входом в мою «комнатку».

  Я был почти уверен, что та, другая подземная пещера напрямую соединялась с бараком специальным подземным ходом. Совершенно отдельным ходом! Сколько ещё таких ходов было внутри холма? Кстати, выглядел он довольно-таки искусственно, возвышаясь над бескрайней равниной – как волшебная гора Сен-Мишель во Франции.

  Наконец, один из братьев таки выскочил на берег. В том месте, где ещё болтались на приколе кое-какие лодки, не покалеченные перевозкой бетономешалки.

  Стриптизёр, а то был несомненно он, одетый во всё серенькое, уселся в одну из них, стал грести.

  Достигнув противоположного берега, он вылез из плавсредства, привязал его к стволу плакучей ивы и пошёл через заросший кустами луг к дороге. К своему перевёрнутому автомобилю? Конечно, а куда же ещё.

  Обладатель второго голоса не появлялся. По идее, теперь он должен был находиться в бараке – либо завтракать на кухне, близ которой я вчера подслушивал, либо же валяться в одной постели с крепдешиновой красавицей.

  Я, снова, так и не отдохнув, ни минуты не поспав, отправился в обход острова, на его противоположную сторону, чтобы, взбежав по пологому склону наверх, пересечь область спортивных площадок и, притаившись в каком-нибудь укрытии, успеть понаблюдать за фасадом.

  Если второй брательник тоже намылился покинуть дом и отправиться «по делам», то выходить он будет, сто пудов, из нормальной двери, из той, что на фасаде, а вовсе не из пещеры. А пышка выйдет на крыльцо его провожать! Почему бы нет?

  Мне не терпелось хорошенько разглядеть ту дуру, которую два брата-недогубернатора водили за нос и собирались «прокатить» каким-то новым, не совсем традиционным способом.

  И вот, свершилось! Те двое, о которых я активно размышлял в последние минуты, появились на крыльце! Я приблизился к своей мечте максимально. Оставалось руку протянуть и...

  23.

  Но давайте по порядку. Привычный порядок действий и мысли в порядок приводит.

  Какими могли быть мои ближайшие действия? Я должен был мысленно удариться в историю. В альтернативную, конечно. Желательно с фантастическим уклоном, как можно более сказочную! Я же ещё к тому времени не придумал себе легенду. Какую? Да элементарную. Надо было поскорей обосновать моё появление на острове в столь ранний час. Поломка машины? Нехватка воды? Бензина?

  Версию про бензин я откинул сразу, потому что пышечка могла оказаться сверхлюбопытной особой и пожелать пройтись со мной к моей машине. От скуки и досады поводыря и не такого пожелаешь!

  Тогда что? Нехватка воды? Мотор перегрелся и заглох? Ну, это была уж совсем неудачная сказка. Когда рядом река, идти за водой к совершенно незнакомым людям, да ещё и спозаранку – моветон.

  Что оставалось? Придумать совсем уж идиотскую, ни на что не похожую версию! Именно на такие россказни и западают скучающие дамочки.

  Ладно, по ходу дела что-нибудь состряпаю, а сейчас нужно было внимательно слушать, что скажут эти двое. Главное узнать, надолго ли уйдёт или уедет, скажем, на мотоцикле, крысомордый субъект номер два.

  Итак, лишь только дверь барака приоткрылась, я уже замер от восторга и нетерпеливого ожидания. И пребывал в таком напряге долго.

  Узрев точную копию сморщенного стриптизёра, я лишний раз обрадовался подтверждению моей догадки. Я оказался прав: речь шла о братьях-близнецах!

  Подруженька близняшек на этот раз была в ещё более прикольном платье – в коротком, малиново-красном, тоже крепдешиновом, с огромным декольте. На ногах у неё были малиновые же туфли на высоченной шпильке. Она нежно поцеловала морщинистого в гладко выбритую щёку. Будто напрочь забыла о ссоре, происходившей вечером на кухне. Затем она кокетливо пролепетала:

  – С утра ты мне нравишься больше! Молодец! Больше никогда не груби своей жёнушке, ладно?

  Она, конечно же, путала его с метателем сковородок.

  Стоп! Я не понял! Они что – вместе улепётывали куда-то?! А иначе зачем весь этот нарядный прикид, особенно шпильки? Не могла же пышка прямо с раннего утра расфуфыриться в вечернем стиле...

  Тут я крупно ошибался, я просто ещё плохо знал женщин. Дальнейшие события показали, что эта дама всё могла, лишь бы ею восхищались. Она была способна на любое безрассудство, лишь бы угодить мужчине. Конечно, когда речь шла не о сковородках, а о любовных страстях. Тут пышке, думаю, не было равных.

  Брат грубияна поцеловал её в ответку, так же нежно, как и она его. Затем он... попрощался! Ура-ура-ура!

  Он пошёл в сторону большой асфальтовой площадки, которую я заприметил ещё накануне вечером. Он хотел было что-то крикнуть оттуда на прощание, но его слова заглушил звук мотора – на площадку садился вертолёт!..

  Итак, вежливый брат своего ядовитого близнеца не ушёл, не уехал на мотоцикле, а банально улетел на вертолёте. Хех...

  Брат морщинистого улетел, а пухлая подруга вернулась в дом. Что оставалось делать мне? Однозначно – ждать. Ждать, сколько бы ни пришлось. Делать мне было реально нечего: я чувствовал себя переселенцем в другую жизнь, в совершенно другой мир, а моя старая житуха казалась мне полузабытым сном...

  Ожидание было настолько длинным, поди, уж целых два часа прошло, прежде чем я смог увидеть пышку снова. Что она там так долго делала? Сидела в ванне? Переодевалась? Наводила новый марафет на вечер? Да нет, подумал я, это было бы с её стороны не очень интеллигентно. Я от души надеялся, что она не дура. Что-то не хотелось мне больше с дурёхами знакомиться, слишком уж много попадалось их мне на моём жизненном пути.

  Может, она работник умственного труда и уже уселась за какую-нибудь бухгалтерию? Или за какой-нибудь хозяйственный отчёт? Хотя, экономистки вряд ли одеваются так дорого и так вульгарно, причём, с самого раннего утра. «Экономика должна быть экономной»!

  Фантазируя на тему предполагаемых занятий моей ненаглядной крали, я совершенно очумел, мне непременно хотелось видеть в ней интеллектуалку. Музыкантшу, например. Или писательницу. Или поэтессу... Или, на худой конец, периферийную, но талантливую чтицу-юмористку, иногда выступающую в домах культуры...

  Сидя в моём укрытии, я стал придумывать, для неё лично, смешные тексты. Даже изобрёл несколько новых анекдотов. А также вспомнил кучу старых, на всякий случай. Среди этого словесного обилия как бы сам собой возник дружеский шарж на рыбака, вернее, мотыльщика, добытчика червей, а также на его верную жену, которые – представьте, оба! – заделались писателями.

  Нынче так много разных советчиков развелось, которые отлично знают, как стать писателем!..

  Название той юморески как бы само собой подобралось:

  «ОБРАЗЦОВО-ПОКАЗАТЕЛЬНАЯ ФИРМА МОТЫЛЬ-И-КОФТЫ».

  Вот эта изысканная шутка:

  Семейный подряд, заложенный ещё при советизме, успешно действовал и процветал в пределах отдельно взятой семьи Евгешек – хотя и бездетной, но счастливой всё равно, благодаря любимому занятию супруги – вязанию, а также бизнес-увлечению супруга – мойке мотыля.

  Бывалоча, придёт с работы Евгешка-мотыльщик, а жена его лапушка, Евгешка-вязальщица, на тот момент уже полсвитера связать успеет!

  – Ты у меня не просто рукодельница, а настоящая вязальная фабрика! Даже если и себе гардеробчик мантулишь, даже если и не на продажу, а всё ж не надо покупать лишнюю одежду в универмаге...

  Евгешка-вязальщица с удовольствием кивала, поддакивала мужу.

  – Выходит, это... всё одно что зарабатываю я?

  Муж-Евгешка падал на колешки, начинал неистово колешки жены-Евгешки целовать.

  – Конечно зарабатываешь, милая! У нас теперича, выходит, не семья, а фирма «Мотыль и Кофты»!

  Дальше начинался трудно описуемый сеанс постельного восторга.

  И всё бы продолжалось как всегда, если бы не страсть Евгешек к передаче опыта, да ещё и в письменном виде, да ещё и через Интернет. Жена-Евгешка выставляла фото вывязанных образцов, а муж-Евгешка способы добычи пунцово-красных червячков обнародовал.

  А тут один крестьянин, заглянувший к ним на сайт, на семейный форум, сгоряча посоветовал обоим написать по рассказику – как, мол, в примерных семьях споро работается, когда согласие есть. А другой крестьянин, не менее умный, назвал их талантищами. Литературными!

  Крестьяне с форума слиняли и более не возвращались. Даже, может, впоследствии и пожалели, что столько лишних советов надавали впопыхах, скорей всего так и было. Но слово не воробей. Призадумались Евгешки, стали мечтать о литкарьере – хоть когда-то надо почувствовать себя Человеками! Вокруг одни сплошные мотыль и кофты, а ближайшие соседи – те ваще отстой, один недавно заглянул с бутылочкой, разоткровенничался, мол, жена рыбацкая, идеальная жена, должна глисту хорошую иметь, чтобы рыба хорошо ловилась. Словом, начали Евгешки в интеллигентном рвении своём укрепляться – атаковать издательства романами, для начала одинокими, не залповыми, не серийными.

  А тут один интеллигент, тоже бывший крестьянин, но уже активно пишущий, посоветовал им оптом издаваться – мол, щас фигастика и хрентэзи хорошо идут. Он, также будучи заядлым рыбаком, мотыля у Евгешки-мужа по тридцать пачек на выходные брал.

  Тут ваще возбудились Евгешки, враз забросили ремесло своё родное, стали безраздельно литературе отдаваться. Да не пошёл романный бизнес – никто их оптовую хрентэзи с фигастикой читать не соглашался, ибо талант могучий необходим в таких делах, голая фигастика без таланта, богатого жизненного опыта и богатой же фантазии – не мотыль, даже в выходные аншлагов по продажам не бывает, а не то что в будни.

  В скорости оголодали муж-Евгешка и жена-Евгешка. Чуть не сдохли. Хорошо, вовремя отумкались, вспомнили, чем раньше занимались, по крупицам возродили исконные ремёсла, глубокую реанимацию на фирме провели, кстати, благодаря своим же собственным записям, по обмену опытом выложенным когда-то на семейном сайте для других людей.

  Исправились Евгешки, напрочь исправились, интеллигентное рвение своё перестали показывать кому-попало, а кому оно нужно, если разобраться по-хорошему, никому более не стали его являть, наипаче же грубым соседям-рыбакам, имеющим идеальных глистатых жён.

  Мораль сей басни такова: если вся страна засядет за фигастику и хрентэзи, кто будет жрачку производить и на неё, любимую, зарабатывать?..

  Написав такую феню, я расхохотался. Но поймается ли на этот крючок, на мой тонкий юмор эта малознакомая пышка?

  24.

  Вскоре я снова узрел её на крыльце. До чего же она напоминала мне Диану, соседку по лестничной площадке! Хоть от усталости я и потерял почти все человеческие ощущения, но такая и мёртвого из могилы поднимет. Невольно позавидуешь братьям-стриптизёрам, которые могли, хоть и поочерёдно, но по первому желанию обнимать эту красавицу. Однако кайф они от этого явно не ловили.

  Пухлая красавица стоял на пороге в шлёпанцах на босу ногу и с кошёлкой. Хм! Шпильки в отсутствие морщинистого потеряли актуальность?! Куда это она намылилась? Куда бы ни было – ненадолго, раз вышла в шлёпанцах.

  Магазинов на безлюдном острове не было, но пухляшка, тем не менее, отправилась куда-то с огромной хозяйственной сумкой. И снова надолго исчезла из виду.

  «Не прошло и часа», как она вернулась. Её кошёлка наполнилась сеном. Может, и вправду в бараке жила корова?

  Я понял, что «пора бы женщине помочь» – типа сначала кошёлку из рук принять, это уж как минимум, а там видно будет. Кто знает, может, и приглашение в дом последует...

  Всё так и вышло. Меня пригласили в дом. И даже не пришлось шутить, сыпать анекдотами! А главное – совсем не пришлось оправдываться. Все мои легендочки на тему «почему я вдруг попал на остров в такую рань» оказались абсолютно ненужными.

  Нужен ей был только я. Зачем? А шут его знает. Женщин ведь до конца никогда не поймёшь, тут нечего и стараться.

  Сначала меня, как бы в знак благодарности, пригласили в небольшую, но весьма нарядную прихожую, сильно контрастировавшую с унылым внешним видом длинного барака.

  Гостиная была полна света, лившегося сквозь фасадные окна. В этих лучах дубовая мебель и дорогие картины на стенах имели особенно радостный вид. «Новорусская конспирация»! А что, в наше бандитское время конспирация дело не лишнее.

  Из прихожей маленькая дверь вела на крошечную кухню, тёмную, с вентиляционным люком почти под потолком. Через него-то я и слышал звуки ссоры – со швырянием сковородок и хлопаньем дверьми.

  Через кухню был сквозной проход в единственную жилую, отнюдь не показушную, комнату, которая, как я и ожидал, освещалась только электричеством, ибо окон там не было. Комната выглядела гораздо скромнее, нежели прихожая-гостиная. Из неё тоже был ход – куда-то дальше, за дешёвенький ковёр, плохо прикрывавший очередную дверь. Но туда, по всей вероятности, гостям хода не было. По крайней мере, туда меня не пригласили.

  Пухлая красотка снова долго меня благодарила. Жала руку. Крепко-крепко. И отпускать не собиралась. Вот это да! А я, наивный, опасался, что меня что меня быстро прогонят.

  На всякий случай я, конечно, попытался что-то элегантное сочинить, уже на месте, прямо там, у неё в спальне, мол, сам не свой до всяких выборов, мол, сильно хочется голосовать за будущего губернатора, мол, я помешан на политике и всё такое прочее. Мол, типа весь дрожу, такой я политически серьёзный и неуравновешенный. И даже попытался дрожь изобразить.

  Но моя дрожь была проигнорирована. Пышка сама нехило подрагивала, и я постепенно догадался почему. От страсти! Я ей нравился! Вне всякого сомнения.

  Роскошным жестом она указала на кушетку. Кушетка была твёрдой, но широкой. Я присел на её краешек. Как быстро исполнялись мои желания! Я ущипнул себя. Не сплю ли часом? Нет, не сплю. Я только собирался переспать. С красоткой. Такой желанной.

  Как бы прочитав мои мысли, пышка подмигнула мне и улыбнулась. Одной из самых очаровательных улыбок, что были у неё в арсенале.

  Затем она, приложив пальчик ко рту, сделала «Тс-с-с!..» И только после этого, снова жестом, предложила мне прилечь, то бишь занять горизонтальное положение на кушетке.

  Я же, надев на физиономию задумчивую мину, на всякий случай отказался. Покамест.

  – Я поэт! – не знаю, почему, вырвалось у меня. – А поэты люди скромные, сразу к делу переходить не могут.

  Она кивнула. Типа понимающе. Но опять ни слова не произнесла.

  Тогда я спросил:

  – Стихи любишь?

  – Не-а, – ответила она.

  «Приплыли, – внутренне возмутился я. – Сколько же их, этих дур, живёт на свете! Сейчас какую ни возьми, всегда дефект найдётся. А с виду, вроде, все такие лапочки...»

  Я усилил интеллектуальную атаку.

  – Пародия на шедевр Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»!

  Она поёжилась.

  – Пародия? А что это такое?

  – Сейчас услышишь! Итак, стихо «Кому на Руси клёво жить»! Уж день клонился к полднику, не к аглицкому полднику, не к ихнему, голодному, который «файвоклок», а нашенскому, сытному, котлетно-рыбно-сырному, колбасно-помидорному, плюс жвачка «холодок»...

  Пышка на такое никак не отреагировала. Я продолжил.

  – Нас было ровно пятеро, а может, и пятнадцать, нас завсегда немерено, где водка и салат. А если у них в Англии, по ходу, кушать нечего, коли беда с продуктами, пусть так и говорят...

  – Ишь ты! А я думала, что в Англии всё есть...

  _ Не отвлекайся, слушай дальше! – перебил её я. – В России жизнь вольготная, не то, что в Жлоболяндии, у нас, сколько ни куплено, расходится в момент, а если очень хочется кому-то знать про главное, то на Руси-голубушке живётся клёво... всем!

  – Так уж и всем!..

  – Слушай дальше, юмора совсем не понимаешь, потерпи, это последний куплет! – с ненавистью процедил я. – «Уж день клонился к полднику, к сентябрьскому полднику, к октябрьскому полднику, к ноябрьскому тож. Когда с едой нормательно и с выпивкой нормательно, какая хрень за окнами, не сразу разберёшь...»

  Вы не поверите, но это стихо я вытрудил сам, для торжественного вечера, посвящённого Некрасову, проводимого в институте Гришкой. Нас всех тогда обязали написать хотя бы по одной пародии.

  После моей декламации пышка долго молча пялилась на меня. Не знала, видно, чем отбить мой гениальный поэтический выпад. Я надеялся на чудо. «За Некрасова обиделась бы, что ли, или, на худой конец, пустила бы слезу, жалея бедных русских алкоголиков!» – мысленно подбадривал её я.

  Реакция моей крепдешиновой подруги была более чем оригинальной.

  – А, так тебе нужен полдник? Так бы и сказал!..

  Она тут же налила мне молока. Из глиняной крестьянской кринки, стоявшей почему-то на комоде, среди косметики и лаковых шкатулок с бижутерией. А сама уселась рядом, стала в рот мне глядеть.

  – Утром полдников не бывает, – снова подхохмил я, но уже с изрядно натянутой улыбкой.

  Тут уж и она стала хохмить. Но не в стиле «ха-ха», а в своём, особенном стиле. То было, как у нас в народе говорят, «натужное юморение».

  – Я прекрасно знаю, когда бывает полдник, но мне так хочется, чтобы поскорей начался вечер...

  Она снова сексуально задрожала.

  Я уж было согласился перейти «к делу», но в это время за стеной, увешенной затёртым ковриком типа «гобелен», раздалось мычание.

  Так вот где у них находился хлев! Всё правильно, по моим подсчётам, именно в самом конце дома, у заднего торца, прошлым вечером мне почудилось глухое мычание. Там же, у торца, мне слышался и подземный шёпот. Значит, в торцевом хлеву имелся люк, ведущий в подземелье. Именно под домашним коровником находился тот подвальчик, в котором секретничали крысомордые близнецы. Но красавица о нём, судя по всему, не догадывалась.

  Поймав мой настороженный взгляд, пышка снова приложила пальчик к губкам и, хитро улыбнувшись, снова подмигнула. Затем она придвинулась ко мне поближе, нахально прижалась коленкой. Она как бы намекала, что при желании можно все препятствия преодолеть. И не обращать внимания на мелкие помехи.

  Желание моё, как ни странно, только крепло. Либидо моё имело стойкую привычку возрастать именно в присутствии дур. А в присутствии интеллектуалок оно клякло. Такова, видать, моя карма.

  Через миг я был не в состоянии владеть собой...

  25.

  – Как тебя зовут? – спросил я эту дуру после акта.

  – Корова.

  – Такое имя?

  – Да! Скорей не имя, а почётный титул.

  – Почётный?! Снова шутишь?

  – Зачем? С такими вещами не шутят. Ведь корова священное животное. Коровье мясо, например, есть нельзя. А можно в пищу потреблять только молоко...

  – И масло, и творог, и сыр, и простоквашу, – яростно поддакнул я и даже зубами скрипнул от злости, так как чувствовал, что расслабуха, полученная в результате секса, скоро снова сменится чувством крайней гадливости. Ну и ду-у-ура...

  Не глядя на меня, пышка продолжала.

  – Вот уже месяц как я этот титул ношу. Почётный титул! А раньше меня звали Дукой.

  – Дука – красивое имя, – процедил я из вежливости, уже совсем озлобившись и ровно ничего не понимая.

  Корова-Дука встала, накинула халат и подошла к шкафчику-комоду. Она вынула из ящика несколько цветных бумажек, похожих на купюры, и вручила их мне.

  – На, держи! За услуги!

  Деньги я взял, обижаться не было смысла. На купюрах был изображён профиль Цезаря: в профиль и с лавровым венком. Приглядевшись, я заметил, что тот искусно намалёванный Цезарь сильно смахивал на морщинистого стриптизёра – уж больно морда была у того Цезаря крысиная!

  Я поднял брови и вопросительно глянул на Корову-Дуку. Та снова прижала палец к губам и мурлыкнула:

  – А ты догадливый!

  Повалив меня на кушетку, она снова занялась со мной любовью. Точно так бы поступила и соседка в бигуди, разреши я ей...

  Бесконечно такое безобразие продолжаться не могло, и я решил переключить Дукино внимание на что-нибудь другое.

  – Почему твой муж изображён на деньгах?

  – Потому что скоро все денежки будут его! – ласково-кокетливо ответила она.

  – Не понял... Так-таки все?!

  – Он – царь. Пока подпольный, правда, но это ненадолго. Между прочим, вся земля в этой округе – его частная территория...

  – Да? А почему по этой территории носятся чужие машины?

  – Во-первых, не так уж часто они и носятся, ведь муж мой – сильный маг.

  – Типа святой?

  – Да, что-то типа этого. Он ставит невидимые, но очень сильные преграды, такие, которые не каждый может преодолеть. Прорываются сюда только те машины, водители которых не реагируют ни на какой гипноз. Но таких мало. Давай, продолжим, а?

  Она снова сильно прижалась к моей ноге коленкой, но отвёл эту пухлую коленку.

  – Что ты говоришь?! Разве ещё есть на свете такие люди, кроме меня, великого экстрасенса и тоже мага, которые могут вот так запросто, беспрепятственно прорываться на эти святые территории?!

  Я шутил из последних сил, хотя уже хотелось выть.

  Дука, ничего такого во мне не замечая, продолжала занудствовать.

  – Они просто ничего не знают, не в курсе пока, а вот, если купить эти земли попробуют, нифига у них не получится. И у тебя не получится, зря ты тут вертишься-крутишься, так и знай. Таких умных знаешь, сколько тут шастает! Кстати, этот остров – тоже частная собственность моего мужа.

  – Погоди... Именно поэтому на острове нет ни людей, ни магазинов, ни киосков?

  – Именно поэтому!

  – Как же вы тут живёте? Ведь даже хлеба негде купить!

  – Всё необходимое муж доставляет мне вертолётом!

  Ха! Знала бы она, сколько у неё мужей!

  Минуту спустя она гордо добавила:

  – Это действительно фамильные владения. Я к данной фамилии отношения не имею, мы совсем недавно поженились, всего месяц назад. Вернее, мы пока живём гражданским браком, ещё не расписались, так как я ещё не разведена. Но дело идёт к свадьбе!

  – А кто твой фактический муж, ещё не разведенный?

  – Чёртов малолетка, бывший друг теперешнего мужа, но я уже подала на развод!

  – А зачем же ты на теперешнего согласилась? Он же такой старый!

  – «Старый» – это только видимость. Не такой уж он и старый, особенно когда следит за собой и поливается одеколоном из белых лилий! Я балдею от его гладко выбритого лица и сильно возбуждаюсь!

  – Да ну?! – я постарался изобразить восхищение.

  – Он, в принципе, хороший, хотя и рычит на меня временами. Я тоже рычу на него, когда у меня изжога...

  – От него изжога?

  – Кажется, да... Только ты ему такого не смей говорить, он страшно обижается. Лады? Он такой обидчивый, такой... такой... Трогательный!