Текст книги "Развод. Ты всё испортил! (СИ)"

Автор книги: Аника Зарян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Развод. Ты всё испортил!
Аника Зарян

Глава 1.

– Ты всё испортила!

Приглушенный свет – отличный фильтр. Не видно ни опухших век, ни лопнувших сосудов в белках глаз.

Сажусь на край кроватки цвета слоновой кости с ажурным орнаментом на изголовье. Повторяю в уме привычный годами, нехитрый порядок действий.

Заплести в слабую косу длинные волосы дочки.

Погладить сына по худенькой спинке.

Книжка перед сном.

Пожелание добрых снов.

Нежный поцелуй...

– Не трогай меня, ты плохая!

Вика жмется к стене, обхватив хрупкими ручками колени. Смотрит на меня исподлобья, плотно сжав бледные губы так, что они превращаются в тонкую линию.

– Милая...

Слова дочери причиняют ни с чем не сравнимую боль. Машинально поворачиваю голову к кровати сына в поисках поддержки. Там тоже стена. Глухая, непробиваемая. Гера лежит спиной, до макушки накрывшись одеялом. Я знаю, что он не спит. Он просто не хочет меня видеть.

– Уходи. Я не хочу, чтобы ты меня целовала. – Она плотно сжимает веки, и застрявшие в ресницах слёзы стекают по щекам моей маленькой девочки. Быстро смахивает их ладонями и повторяет, всё так же не открывая глаз: – Ты плохая!

– Не говори так, Вик. Я же люблю тебя.

– Ты говорила плохие вещи. Ругала папу! Бабушка из-за тебя плакала!

Да, они не понимают всего, что услышали сегодня в ресторане. Слишком сложно для их детского ума. Но они видели, как сердит их любимый папи. Как плачет их любимая тати. Как растеряна их любимая тетя Нора...

Праздник испорчен.

И во всём винят меня – ведь это произошло из-за моих слов.

И наказание для меня выбрали самое жестокое. Мой ад. Потому что нет для матери ничего страшнее... Они отказались возвращаться со мной в одной машине. Отказались принять помощь, когда переодевались. А сейчас отказывают мне в праве сохранить свое женское достоинство.

– Мы обязательно поговорим обо всём утром. Спокойной ночи, мои золотые.

Встаю, снова смотрю на постель сына. Темно-синее одеяло с черепашками трясется, слышу, как Гера несколько раз шмыгает носом. Пытается удержать слезы, как настоящий мужчина. Но ему всего лишь семь лет. И у него рухнул мир.

Не так они должны были обо всем узнать.

Чертов микрофон!

Мне невыносимо оставлять детей в таком состоянии. Но они не готовы слышать меня. А я больше не готова оттягивать неизбежное.

Выхожу из детской, придерживая ручку, но успеваю заметить сквозь тонкую щель еще не захлопнувшейся двери, как Гера подскакивает с кровати и со словами «Вик, не плачь!» подбегает к постели сестры.

Как хорошо, что они есть друг у друга. Да, им страшно, но они вдвоем. От этой мысли мне становится немного легче.

«Пожалуйста, дай мне сил!» – обращаюсь к Богу, мысленно облачаясь в броню, и иду к лестнице. Они мне очень понадобятся сейчас. Потому что там, внизу, меня ждет еще один круг ада.

Глава 1 (продолжение)

– Хм, – летит в лицо язвительная ухмылка сидящего на кресле свекра, стоит мне показаться на верхней ступеньке.

На втором кресле, подпирая лоб ладонью, сидит Карен. Выпрямляется, заметив меня. Он не отводит глаз всё время, пока я спускаюсь вниз. Смеряет меня взглядом, полным презрения, с ног до головы. Остро и мучительно. Но я выдерживаю – с вызовом смотрю на него, стоит нам схлестнуться взглядами. Мне есть, что сказать.

Подхожу к дивану, на котором разместились мама, Нора и свекровь. Она плачет громко, навзрыд, спрятав лицо в плече дочери, пока моя мама поглаживает её по плечу.

Папы нет.

– Доооча! – жалобно тянет мама, когда я сравниваюсь с ними, подскакивает со своего места и бросается ко мне. – Ксюша, ну как же так?! Как ты так...

– Где папа? – обращаюсь к ней спокойно. Мне важно знать, что он рядом. Он меня точно поймет. Он же с самого начала понял.

Но мне никто не отвечает.

– Вааай, – причитает свекровь, услышав мой голос. – Ай бала! За что ты так с нами?..

– Ксения, разве я тебя так воспитывала? – подхватывает меня за предплечья мама.

Моя жизнь превратилась из идеальной сказки в трагическую буффонаду.

– Какое воспитание! – басит свекор, упирается кулаками в подлокотники и встает на ноги. – Воспитание!

– Сват, ну что же вы... – задевают маму его слова.

– А что не так с моим воспитанием?! – отстраняюсь от мамы и не даю свекру пройти, преградив проход между креслом и низким журнальным столиком. – Что вас не устраивает в моем воспитании, Георгий Каренович? То, что я не согласна, чтобы об меня вытирали ноги? Или что я не позволю больше держать меня за круглую идиотку, которой можно врать в лицо?!

– Кто тебе врал, ахчи?! – рычит он в ответ. – Ты мою семью на весь мир опозорила! Врали ей! Врали!

– Ай бала, не говори так! – плачет свекровь. – Я тебя как родную дочь приняла! Карен, скажи что-нибудь!

– Да, Карен, успокой эту истеричку! – брезгливо взмахивает рукой свекор.

– Да, Карен, успокой меня. – не двигаюсь с места. И не свожу глаз со свекра, даже обращаясь к его сыну. – Наговори красивых клятв, чтобы я снова поверила. Пока ты развлекаешься со своей шлюхой. Говори, Карен. Всё равно папа тебя прикроет, если что, да?

– Вааай, – снова заходится в рыданиях свекровь. – Мои детиии, мои малышиии...

Он молчит.

– Что же ты молчишь? – поворачиваю голову к нему. Прав был классик о тех, кого могут обмануть дважды! Меня накрывает такая злость на себя, что я еле сдерживаюсь. Во всем, что сейчас, в этой комнате происходит, есть и моя вина. Ведь он же на самом деле меня смог убедить. Он точно знал, что говорить, чтобы я ему поверила. – А как же «мы справимся, джана»? Ты же нашими детьми клялся, Карен.

Он продолжает молчать, презрительно поджав губы.

– Ксения! – встряхивает мою руку мама. – Ну не рушить же семью из-за этого, дочка?

Какую семью, мама? – продолжаю смотреть на Карена, чтобы не пришлось повторять дважды – он всё увидит в моих глазах. – Нет больше никакой семьи.

Мама обреченно наклоняется к подлокотнику дивана и, опираясь дрожащей рукой, медленно садится.

Свекор выплевывает остервенело: «Тьфу!», обходит кресло с другой стороны и идет к дверям веранды.

Провожаю его взглядом и замечаю папу. Он там, снаружи. Говорит по телефону и смотрит на меня пристально. Неужели и он меня осуждает? Что не смогла, как мама, терпеть? Не согласилась смиряться с изменами мужа? Это был её выбор. Я не смогла так же. И теперь кругом виновата. Слёзы начинают душить, и я сглатываю тугой ком, застрявший в горле.

А потом папа едва заметно кивает мне. И я понимаю, что не одна. Что он на моей стороне.

Это придает силы.

– Уходи, Карен. – Слова даются легче, чем я могла представить.

– Я в своем доме. – Он не двигается с места. На лице непроницаемая маска. И только по дергающимся желвакам можно понять, что он взбешен.

– Тогда уйдем мы, – озвучиваю очевидное. Не знаю, куда. Своей квартиры у меня нет... Придется в первое время пожить у родителей, пока я не решу этот вопрос. Дальше оставаться под одной крышей с ним я точно не буду. Смотрю на маму, она всхлипывает и отводит глаза.

– Мы... – прищуривается муж, почесывает идеально выровненную щетину на подбородке. – Ты думаешь, после всего этого я тебе моих детей оставлю?

– Карен! – вскрикивает в ужасе Нора впервые за вечер, но её голос растворяется в моём, полном возмущения:

– Это мои дети!

– Ты хочешь со мной побороться? – с азартом басит Карен.

Неужели, всё это ему доставляет удовольствие?! Как он вообще может использовать детей, чтобы делать мне больно?!

– Карен! – снова кричит Нора. Она хочет встать с дивана, но свекровь буквально виснет на её руке, в тихой истерике качая головой. – Они дети. Им мать нужна!

– Нора, не вмешивайся! – раздраженно выплевывает он, не глядя на сестру. На меня смотрит. Не моргая. С презрительной ухмылкой на губах. Будто это я разбила нашу семью. – Отец им тоже нужен, но об этом она не захотела думать.

– Ты не посмеешь!

– Ты себя слышишь?! – раздается одновременно. Смотрю на Нору в каком-то отчаянном исступлении. Нора! – гремит, перейдя на крик. Я начинаю переживать, что дети могут слышать этот ужас. Его же это, видимо, совершенно не беспокоит, потому что с каждым словом его голос звучит всё громче. – Я сказал, не вмешивайся! Мои. Дети. Будут. Там. Где. Я!

– Прекратите этот балаган! – вместе с порывом ветра врывается в гостиную раскатистый бас свекра. – Мало нам позора?! Надо и перед соседями... Лариса! Вставай! Карен, помоги матери! Нора! Моё пальто!

– Вика, поехали, – тут же обращается к маме папа.

Свекор влетает в гостиную и идет к прихожей. Следом заходит папа и закрывает дверь на веранду. Не знаю, о чем они говорили, но отцы не смотрят друг на друга, и это очень бросается в глаза.

– Но, Витюш, а дети?.. – робко пытается сопротивляться мама.

– Гога... – одновременно с ней стонет свекровь.

– Домой, я сказал! С этой семейкой всё понятно!

Всё происходит очень быстро. Нора и Карен, как роботы, встают по команде отца и делают так, как он сказал. Он хватает пальто из рук Норы. Выходит.

Затем Нора помогает матери одеться. Карен выводит её, поддерживая за плечи. Золовка накидывает на себя синий пиджак, оборачивается, беспомощно смотрит на меня и плетется следом.

– Ксюша, – голос папы звучит тише обычного, когда мы остаемся втроем. – Я говорил с...

– Папа, пожалуйста, не сейчас...

Он понимающе кивает.

Через минуту я остаюсь одна.

Не хочу ни о чем думать.

Не могу...

Усталость наваливается с такой силой, что я буквально заставляю себя закрыть изнутри входную дверь, выключить весь свет и подняться наверх, к себе.

Стягиваю покрывало с кровати прямо на пол.

Туда же спадает мой черный, из праздничного превратившийся в траурный, наряд.

Зарываюсь, как в детстве, под одеяло, чтобы спрятаться от страхов, и моментально отключаюсь.

Всю ночь мне снятся кошмары. Бесформенные, липкие, вязкие. То черный цветок на груди превращается в змею в золотой чешуе, которая ползет к шее, обвивает, душит, ядовито шипя «привет, сладкий...». То вдруг она становится ярко-красной, как мамина помада, и кровавыми кляксами растекается по коже. Но я не могу прогнать видения.

Не могу проснуться – предыдущая бессонная ночь не прошла бесследно.

Поэтому, когда утром звонит будильник, я едва размыкаю веки. С трудом заставляю себя присесть. В голове гул. Еле ползу до ванной, обдаю лицо холодной водой, чтобы наконец-то проснуться. Возвращаюсь в спальню, проверяю время и с тревогой осознаю, что все мои бесхитростные действия растянулись на час!

Надо поднять детей.

Отвезти их в школу...

Хотя, можно один день и пропустить...

Вот, глупая, какая школа? Воскресенье же...

С этими мыслями я выхожу из комнаты. Она не смежная с детской – та чуть дальше по коридору. Но еще не дойдя до нее я вижу, что дверь открыта. А вокруг оглушительная тишина.

Тревога сбивает сердцебиение. В два шага преодолеваю оставшиеся несколько метров, чтобы убедиться – детей в комнате нет. Постель расправлена.

Трясущимися руками открываю по очереди шкафы – сначала Геры, потом Вики – вещи на месте.

Пора лечить нервы!

Накрутила себя! Наверное, они просто сами проснулись, оделись и ждут внизу, когда я спущусь приготовить им завтрак.

– Вика! Гера! – зову их громко, стараясь придать голосу спокойствие. Дети и так напуганы.

Тихо.

Бегом спускаюсь вниз.

Никого.

И в прихожей нет их обуви.

– Гера! Вика! – кричу в истерике.

Понимаю, что это бессмысленно.

Карен выполнил свою угрозу. Забрал моих детей! И истерикой я не смогу их вернуть. Но мозг будто отключается по щелчку, включив животный страх. Делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю, чтобы немного успокоиться. Звоню контакту «Карен Джан», который еще не успела переименовать.

Несколько гудков – и отбой.

Набираю номер Норы – она-то мне точно ответит. Она на моей стороне.

– Ксюш, – слышу в трубке.

– Нора, он забрал детей!

– Нет, – шепотом отвечает Нора.

– Да, Нор, их нет! Он их забрал, пока я спала! Он взломал замок, Нор! Я же заперла изнутри, он не мог иначе...

– Нет, Ксюша, – почему-то повторяет она. До меня не сразу доходит смысл того, что она произносит дальше: – Они сами.

– Что сами? Кто сами?

– Дети. Они сами пришли.

– Как?..

– Ночью. Пока ты спала. Сказали, что хотят жить с папой.

Не верю.

Не могу и не хочу верить в то, что мне говорит Нора. Что дети сами пришли к ним. Не испугались выходить поздно ночью, в темноте из дома, когда даже в своей комнате просили оставить включенными прикроватные светильники.

Не могу и не хочу верить, что они винят меня в чем-то. Даже в самом страшном сне не могла представить.

Но всё вокруг кричит именно об этом. Даже не сломанный замок.

Они ушли сами.

Я виновата.

Я прогнала мужа.

Я не сохранила семью.

Стою теперь истуканом, как дура, одна посреди гостиной огромного дома, о котором так долго грезила, представляя, как счастливо мы будем в нем жить большой любящей семьей. Наблюдаю, словно со стороны, немую сцену из кино.

Сюрреализм.

Артхаус с армянским акцентом.

С глухим стуком телефон падает на пол.

И мой и без того весь в трещинах мир рассыпается миллиардами осколков.

********************* „Если человек вас обманул, он мошенник; если он обманул вас дважды, вы дурак.“ – Проспер Мериме

Глава 2.

Я привыкла думать о себе, как о сильной женщине. Моя сила, как мне казалось, заключалась не в способности поднимать пудовые гири, а в рассудительности, последовательности, выдержке.

Как же я ошибалась.

– Вика! Гера!

Кричу, разрывая глотку, перед красивым, двухэтажным домом, который долгие годы считала и своим.

– Вика!

Сколько?

Не знаю. Может, минут пять. Может – вечность...

Горло уже саднит.

Тело бьет мелкая дрожь.

Ручка входной двери наконец дергается. Бросаюсь к ней, но она распахивается раньше, чем я успеваю сделать шаг.

– Тшшш... Ксюш, пожалуйста, не кричи, люди же услышат. – ушатом ледяной воды меня окатывают тихие слова Норы.

– Я хочу видеть моих детей!

– Ксюша, умоляю, – чуть не плачет она, сложив ладони в мольбе, – пожалуйста.

– Гера! – не реагирую на её просьбу. – Выходите!

– Они не хотят выходить, Ксюш джан, – шепчет, сжавшись в себя так, что становится еще ниже.

– Нора, очнись уже! – хватаю ее за покатые плечи и начинаю трясти. – Очнись, мать твою! Я детей своих хочу!

– Ксюша, родная, я их просила, ты же мне веришь? – Она виснет за отворотах длинного вязаного кардигана, который я накинула на себя перед выходом. – Просила! Чтобы вышли к тебе. Они напуганы, Ксюш. Винят во всём тебя...

– А ты?..

Молчит. Стоит, притупив взгляд.

– Нора... – повторяю, – А ты?

– Я не знаю...

– Что?

Руки устало свисают вдоль тела.

– Не знаю, Ксюша! Не знаю! Я запуталась!

Запуталась...

Смотрю ей в глаза. Внимательно. Она отводит взгляд. Закрывает лицо ладонями. Через секунду убирает их, удерживая щеки.

– Разве это правильно, Ксюша? – спрашивает так тихо, что, кажется, еще немного, и совсем замолчит. Но нет, она договаривает, вдумчиво, осторожно, сделав перед этим небольшую паузу. – То, что сейчас происходит. Разве, так должно происходить в семье?

– Скажи мне сама, Нор, – губы искривляются в горькой ухмылке, – что правильно, а что – нет. Правильно, что я все эти годы меняла себя, чтобы стать для вас своей, но так и не стала? Хотя, в этом мне некого винить, кроме себя...

– Не говори так, Ксюш. – Она испуганно раскрывает ресницы. Будто то, что я озвучила, привело её в ужас.

– А в чем я не права, Нора?

– Ты своя!

– Нет, Нор... – качаю головой.

– Ты моя сестра, Ксюша!

– А правильно, что твой отец подмял всех под себя? Прикрывал твоего брата, зная, что тот вел себя, как ничтожество! Твоя мама боится рта открыть против... Разве, так должно происходить в семье?

– Мы с мамой защитить тебя пытались!

– Хм, – зажимаю изо всех сил глаза. – И как? Получилось?.. Бог с ним...

Нора в беспомощном отчаянии сжимает кулаки. Не получилось. Только хуже стало. Но что она могла сделать?

– Нора, тебя же так подавили, что ты стала тенью, а не человеком!

– Почему ты это говоришь?

– Почему ты не работаешь, Нор? – знаю, что бью по больному, но иначе нельзя. – Я же помню, как ты мечтала после университета...

– Папа сказал... – прерывает меня она, но и сама не заканчивает фразу. Я знаю, что она имеет в виду.

– Папа сказал... – глубоко вдыхаю, повторив за ней. – Я не хочу стать такой же...

– Ты не станешь.

– Стану, Нор. Чуть не стала...

Чуть не стала...

Об этом я продолжаю думать даже после того, как ухожу ни с чем, оставив золовку на пороге их дома.

Даже когда завариваю себе горячий крепкий кофе, чтобы согреться и немного прийти в себя. Получается плохо – только тахикардию себе зарабатываю, запустив дозой кофеина и без того работающее на износ сердце.

Даже когда говорю с сестрой, которая писала и звонила мне со вчерашнего вечера. Конечно же, мама ей уже всё рассказала, и Лена изо всех сил пыталась донести до меня тупиковость моего решения.

Наверное, мне надо радоваться, что об измене мужа я узнала сейчас, а не через еще парочку десятилетий, когда моя воля была бы совершенно подавлена, маскируясь под женскую мудрость?

Из немого, нервного оцепенения меня вырывает дверной звонок. Короткий, неуверенный. На миг в груди зажигается надежда: это они, дети вернулись.

Или их привел Карен?

Но надежда быстро гаснет, уступая место логике – дети давно спят, о чем мне пришло сообщение на телефон от Норы. А у Карена есть свой ключ.

Со вторым звонком отрываюсь от невидимого постамента и открываю.

На пороге стоят Ира с Олей. За ними, заглядывая из-за спины, широко улыбаются Катя и Света. Вытянули руки в стороны, открывая взору пакеты, из которых торчат горлышки винных бутылок.

– Нас не ждали, а мы пришли! – нестройным хором выдают они.

– Ксюш, мы извиниться хотим, – робко переминается с ноги на ногу Оля. – Ты же обиделась на нас? Поэтому ушла из бара? Столько лет не виделись, а доставали тебя дурацкими вопросами.

Боже, о чем они думают?..

Это было всего лишь позавчера, а кажется, что прошла целая вечность...

Не знаю, что ответить. Эйфория первых встреч после долгого перерыва спала. Я понимаю, что передо мной стоят женщины, которые не имеют ни малейшего понятия, как изменилась я за десять лет, и что происходит в моей жизни... А рассказать не могу решиться. Зачем грузить людей своими проблемами?

А может, они тоже носят маски? Может, и с ними мне не стоит быть искренней?

Господи, неужели я никогда больше не смогут верить людям?..

– Оль, она с похмелья, что ли? – шепчет Ира, когда все нормы этикета бьют тревогу, я продолжаю молчать, а девочки все еще толпятся в проеме.

Голос её звучит приглушенно. Странно, что я вообще это расслышала.

– Говорила же, надо было заранее написать. – Это уже произносит Света. – Мыы-ы, это... Пойдем, наверное, да?

Она кивает самой себе – по одному кивочку на каждый слог. А я смотрю на пакет у нее в руке, с бутылками. Одна, две, три... Интересно, если всё это выпить, станет чуть меньше болеть?

– Ксюш, ты что такая бледная, как будто умер кто-то? – Не так резво, но всё еще с улыбкой, шутит Катя, пытаясь спасти ситуацию, но, сама не понимая, попадает в цель. Поднимаю на нее глаза, и она отшатывается. – Боже, милая? Что случилось?!

Нет, я не позволю Карену забрать у меня еще и веру в людей! Отступаю за дверь, пропуская вперед моих нежданных гостей.

– Засранец, – резюмирует Оля через полчаса, когда я, устроившись на диване, заканчиваю рассказывать всё, что со мной происходило последние два месяца. Она сидит передо мной на ковре, подобрав под себя ноги, и нервно постукивает ногтем по ножке пустого винного бокала. – А я его еще нахваливала... Ксюш, ты не обижайся на мои слова, но на фоне твоего Карена мой Лерка – примитив.

Не ожидала, что исповедь так на меня подействует. Будто сбросила ношу, тяжесть которой больше не в состоянии была удерживать на плечах.

Никто не пьёт. Бутылки так и стоят на низком столике не раскупоренные рядом с пустыми хрустальными фужерами, на гранях которых отражаются блики от золотой массивной вышивки скатерти.

Которую любимая свекровь подарила нам на новоселье.

В тот день она тоже была постелена.

Странно, что она еще тут.

Странно, что я до сих пор не избавилась от нее.

Молча встаю, по одной убираю бутылки на пол, сгребаю бокалы и, обхватив их пальцами одной руки за граненые ножки, поднимаю. Стягиваю узорную ткань на пол, как ненужную тряпку. Возвращаю бокалы на голую столешницу из дорогого дубового массива. Скомкав, уношу скатерть к мусорному ведру – там ей место. Трамбую. От такого обращения нити вышивки расходятся. Одна из них цепляется за моё обручальное кольцо.

Странно, что оно еще на мне.

Странно, что я до сих пор от него не избавилась...

Тонкий золотой обод тоже летит в ведро, мелькнув на прощание бриллиантом. Самым маленьким из тех, что дарил мне муж. Но до этого момента – самым дорогим сердцу.

Прислушиваюсь к себе.

Никакого сожаления. Наоборот, чувствую облегчение.

Захлопываю дверцу.

Возвращаюсь к подругам. Сажусь на то же место.

– Карен не мой, – отвечаю наконец на повисшую в воздухе реплику. Мысль эта дается тоже, на удивление, легко.

– Понятное дело. – соглашается Оля. – Тебе засранцы не нужны.

– Мне никто не нужен, Оль. Я хочу детей вернуть домой.

Света, которая промолчала всё время, пока я рассказывала, продолжает потрясенно молчать, придвигается ближе и берет в руки мою ладонь.

– Милая, им нужно время, чтобы... – пропевает, будто терапию ведет, Катя.

Голос мягкий-мягкий, обволакивающий, а мне внезапно остро хочется схватить её за худые плечи и встряхнуть. Какое нахрен время?! Мои дети должны быть со мной, пока их папа окончательно не настроил их против меня! Не верится, что всерьез так думаю, ведь я была уверена, что он их любит так же сильно, как я. Что он не станет играть их психикой в угоду собственному эгоизму. Что никогда не будет ими клясться, если не уверен, что сдержит эту клятву.

– Кать, помолчи, а? Ты её состояние видишь? – Ира щурится и с упреком поджимает губы, а потом спрашивает у меня: – Давай, мы с тобой завтра поедем за ними? Где будут они? В школе? Заберешь с уроков. Они тебе ничего не сделают. Ты мать, имеешь право.

– А если они не захотят? – озвучиваю то, чего боюсь больше всего.

Что, если Гера и Вика больше не захотят ко мне вернуться?

– Вот если не захотят, тогда и подумаем. А пока, ноги в руки и марш!

Марш получается похоронный. Никто не двигается с места, даже Ира.

– А вообще, выходит, хрень полнейшая – эта ваша статистика. «Из четверых один...» – передразнивает она давние слова Кати.

– Фивти-фивти, девки, пожимает плечами Оля. – Тут уже как повезет...

– Кому-то повезет, – прерывает молчание Света, – а кто-то будет, как наша Ксюша, молча страдать, даже с подругами не поделится...

Она бледна, в глазах страх и какая-то обреченность. Бедная моя... Наверное, неутешительная статистика напугала и её, несмотря на то, что она уверена в верности своего Антона.

– Долгое отсутствие контакта привело к разрыву эмоциональной привязанности, поэтому она и не могла нам раскрыться. Это классич...

– Кать?.. – прерывает её Ира.

– А?

– У твоей мамы сколько таких умных детей?.. – спрашивает она, сосредоточенно сведя брови, поэтому Катя прислушивается внимательно – не сразу выявляет сарказм.

Я, Света и Оля, не сговариваясь, прыскаем, едва сдерживая смешок.

– Да ну вас... – вытягивает губы трубочкой Катя, когда до нее наконец доходит.

– Нет, ну а что она, слов нормальных не знает? Не человек, а ходячее пособие «Психология для чайников».

– Вообще-то, я и обидеться могу, – нарочито нахмурившись, бубнит Катя,

– На правду не обижаются, дорогая, – без злости отвечает Оля.

– Девочки, – с благодарностью жмусь к Свете, потому что она ближе всех сидит, но обращаюсь ко всем, – вы самые лучшие...

– А мы это и так знаем. Да, девки? – широко улыбается Оля. – Вместе хоть на разведку. Мы же так долго дружим, что даже циклы синхронизировались!

– А Ксюшу на шифровки посадим. – смеется Света. – Вон, как шифровалась.

– В разведку на каблуках не ходят, а я без каблуков не умею ходить, подмигивает Ира. – А если серьезно, наш разговор мне идею одну подал.

– Какую?.. – поворачивается к ней Катя.

– Мы, женщины, должны быть вместе, согласны? Должны помогать друг другу в этом... – Ира делает паузу, вытягивает шею и продолжает низким, грудным голосом: – жестоком и опасном мире мужчин. А если создать такое место, куда можно прийти с любым запросом? Посмеяться, поплакать, посплетничать... Чтобы, не как ты... Что думаете, а? У нас же тут великолепная пятерка собралась! Ксюшу – на финансы, Свету – на бухгалтерию, Олю – на рекламу, Катю – штатным психологом, чтобы свои приемчики на ком-то еще отрабатывала.

– А ты? – спрашиваю больше ради приличия. Всерьез думать об это не получается.

– А я управляющая, у меня опыта больше.

– С салонами?

– С салонами.

– И где мы на это деньги возьмем?

– Если освободить проблему от эмоций – останется просто ситуация, – подмигивает Катя.

– Красиво... Сама придумала? – смеется Оля, а я невольно задумываюсь. При всей своей вычурности, эта фраза очень верно отражает суть вещей. А еще, у любой ситуации есть решение. Осталось только его найти.

Следующий час пролетает за бурным обсуждением Ириной идеи. Сходимся на том, что связи решают многое, и, если захотим, деньги найдутся.

Странно и непривычно.

Воспринимаю происходящее, как возможность немного отвлечься. Впереди меня ждет столько нервов, что такие передышки даже нужны в терапевтических целях.

Перед тем, как уйти, подруги еще раз берут у меня обещание не закрываться в себе и, в случае чего, звать их днем и ночью.

Видимо, не просто так говорят, «закрывая дверь, Господь окно открывает».