Текст книги "Брак по контракту со злодейкой (СИ)"

Автор книги: Ангелишь Кристалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Я бы, пожалуй, прошла мимо, сделав вид, что не заметила. Но мои шаги – нервные, неуверенные – отозвались эхом по плитке, как только осознала, кто стоит по ту сторону фонтана. И тогда он медленно обернулся.

– Леди Эйсхард, – произнёс он с холодной вежливостью, не делая ни шага навстречу. Его голос был ровным, почти лениво раздражённым. – Вы решили завершить вечер эффектнее, чем следовало?

Ни сочувствия. Ни намёка на вежливость или тактичность. Только холодная усталость – сдержанная, безэмоциональная, как у человека, который был вынужден прийти туда, куда не хотел, и теперь просто ждёт, когда всё это закончится. Его слова не ранили напрямую, но ударили точно – не в сердце, а в остатки гордости. В то, что я старалась сохранить хотя бы на вид.

Но я не отвела взгляда. Просто стояла и смотрела на него – человека, который, по словам автора книги, однажды должен изменить судьбу королевства. Но сейчас передо мной не было героя. Ни избранного, ни романтического. Передо мной стоял хищник – сдержанный, наблюдательный, случайно загнанный в толпу танцующих павлинов, которым он даже не удосужился посочувствовать. Он просто смотрел на них сверху вниз. С лёгким, почти скучающим презрением.

Даже сейчас его глаза выдавали всё, что он думал об этой неожиданной встрече. Ни капли интереса. Только затаившееся, едва заметное пренебрежение – такое, которое он умел скрывать лучше всего. Сгладить острые углы помогала его фирменная королевская улыбка. Та самая, от которой у впечатлительных барышень буквально кружилась голова, а у некоторых мужчин появлялось ложное ощущение, будто он проявил особое расположение.

На деле же всё было иначе. Он лишь делал вид, что слушает и притворялся участливым. Сам же мысленно уже стоял в другом месте, рассчитывая, сколько ещё минут вежливости нужно отсчитать, чтобы можно было вежливо закончить беседу. Он был мастером таких манёвров – выполнял условный пункт из плана на день, достигал нужной цели, и исчезал, не оставляя ни следа, ни привязанности.

Я уже собиралась ответить – колко или нейтрально, ещё не решила, – как вдруг за спиной раздались торопливые шаги. Я вздрогнула, инстинктивно бросив взгляд через плечо. И в ту же секунду внутри будто что-то оборвалось. Всё тело напряглось, дыхание сбилось. А в голове с грохотом поднялась волна эмоций, от которой невозможно было спрятаться. Я бы и рада не скривиться – но удержать лицо в этот момент было выше моих сил.

– Предлагаю заключить сделку! – слова сорвались с губ прежде, чем я успела подумать.

Герцог даже не шелохнулся. Только медленно, очень медленно скептически приподнял бровь и посмотрел на меня так, словно я только что вывалилась из шкатулки с бреднями.

– Я знаю, где находится артефакт, – выдохнула я уже тише, глядя на него почти в отчаянии.

Это была моя последняя надежда. Единственный выход, чтобы избавиться от гадкого Луиджи окончательно – без скандалов, без расползшихся слухов, без новых ловушек. Мысли метались хаотично, но даже сейчас нашли выход, пусть и сомнительный.

Герцог Делавьер был фигурой, с которой не спорят. Его статус возвышался над всеми амбициями семейки Уинтерли, и если бы он подтвердил мою ложь или – лучше – превратил её в правду, у них не осталось бы ни шанса оспорить.

Я смотрела на него с напряжённым ожиданием. Внутренне молилась, чтобы он хотя бы на миг вошёл в игру. Хоть на шаг. Хоть на слово. От его решения сейчас зависело слишком многое. Больше, чем я когда-либо готова была признать. Но всё это в одночасье оказалось сметено другим голосом – резким, громким, до отвращения знакомым.

– Ах вот ты где!

Голос был узнаваемо скрипучим от злости, и сердце больно кольнуло, словно игла вошла под рёбра. Я не обернулась. Не нужно было – я и так знала, кто за спиной. Луиджи. Кто же ещё?

Вся сцена, как по нотам: его мать наверняка следила издалека и уже отправила сына «выяснять обстоятельства». А дальше – очередная афера, которую они преподнесут как восстановление справедливости, а мой статус невесты вновь станет чем-то само собой разумеющимся. Без моего согласия. Без шанса возразить.

А Вэлмир… он просто развернётся и уйдёт. Не станет ввязываться и не заинтересуется. Не сделает ни шага в мою сторону, потому что я – не тот, кто способен его зацепить. Не тот, ради кого он поменяет свои планы. И всё же я обернулась.

Раздражённо, сдержанно, почти отстранённо – словно сама себе не верила, что даю этому человеку ещё один взгляд. Луиджи буквально летел по аллее сада, срываясь с ног в своей привычной манере: без достоинства, без меры, с перекошенным от ярости лицом. Волосы растрёпаны, глаза горели – ни следа от той сладкой, напускной галантности, которой он так ловко пользовался на людях.

– Ты! Ты выставила меня на посмешище! – срываясь на визг, задыхался Луиджи. – Думаешь, можешь просто уйти, разыграть спектакль – и всё? Думаешь, всё так просто закончится?

Он подошёл вплотную и резко схватил меня за запястье. Пальцы врезались в кожу с такой силой, что я почувствовала, как боль отзывается в локте. Слишком сильно и грубо, чтобы закрыть глаза на очередную бесцеремонность мерзавца.

Я не вскрикнула и не отшатнулась. Несмотря на жгучую боль, стояла, не двигаясь, глядя ему прямо в глаза. Уже зная – помощи не будет. По крайней мере, не отсюда. Не от герцога, которого я не смогла переманить на свою сторону и обойтись малой кровью.

И тогда, сама от себя не ожидая, я размахнулась и ударила ладонью по изнеженному лицу. С такой силой, что его голова дёрнулась в сторону, а в воздухе раздался резкий, чистый, как удар кнута, звук.

– Отпусти, – выдохнула я.

Он стоял несколько секунд, будто не веря, что я действительно посмела это сделать. Пальцы разжались не потому, что он одумался – скорее от неожиданности. Но я уже сделала шаг назад. Один – и оказалась рядом с Делавьером. Не потому, что искала защиты. Просто рядом с ним проходила граница. Чёткая, невидимая, но не переступаемая. Луиджи знал это. Герцог был пределом, тем, кто не терпит глупостей – даже не произнесённых вслух.

– Ты всё ещё не понял, да? – сказала я негромко, но отчётливо, не сводя взгляда с Луиджи. – Я не вернусь к тебе. Ни после этого бала. Ни через месяц. Ни через год. В моём сердце нет места – ни для тебя, ни для твоих амбиций. Там уже давно другой.

Он замер. Словно эти слова ударили сильнее, чем ладонь по щеке. Словно они в самом деле разрушили то, что он считал незыблемым. Я перевела взгляд на Делавьера – мимолётно, едва заметно. Но этого было достаточно. Я дала ему знак. Не игра. Не блеф. Просто время сделать выбор: продолжить – или смотреть, как начинается новый скандал. Даже если правда была другой – звучать она должна была именно так.

Меньше всего я ожидала, что его рука внезапно ляжет мне на талию и без предупреждения притянет ближе. От неожиданности мои глаза распахнулись – округлённые, почти испуганные. В нос резко ударил терпкий, сдержанный запах мужского парфюма, и сердце предательски сбилось с ритма. Всё произошло слишком быстро – словно я попала в ловушку, о существовании которой даже не подозревала. Ловушку, где хищник уже сомкнул кольцо.

Весь тщательно выстроенный самоконтроль будто смыло. Его реакция не входила ни в один из моих расчётов. Я не собиралась заявлять, что кандидат на моё сердце – он. Тем более зная, кто он на самом деле. Слишком хорошо помню, каким его описывали в книге. Всё, что мне было нужно – просто подыгрыш. Иллюзия близости. Роль старого друга или даже знакомого моего объекта воздыхания, за которым легко спрятать ложь. Но не это.

Я очень медленно повернула голову, всё ещё пребывая в глубоком шоке от происходящего, и остолбенело встретила его взгляд. Холодные, непроницаемые, как чёрное стекло, глаза затягивали в себя, как бездонная глубина. И чем дольше я в них смотрела, тем сильнее понимала – из этой глубины не возвращаются.

Его губы едва заметно дрогнули в насмешливо-снисходительной улыбке, от которой по спине пробежал холодок. Мне пришлось сдержаться, чтобы не вздрогнуть и не выдать себя. Всё внутри протестовало, требовало отстраниться, выйти из-под его руки, оказаться как можно дальше… Но одно резкое движение – и вся выстроенная легенда рассыплется, а Луиджи сразу усомнится в каждом нашем слове.

– Всё верно. Я давно покорён непревзойдённой красотой мисс Эйсхард, – почти лениво произнёс герцог, вжимая меня в себя чуть сильнее, будто так и было задумано.

Его голос звучал спокойно, уверенно – и холодно, как и прежде. А взгляд, тот самый, от которого душа проваливалась в пятки, по-прежнему не отпускал. Но в следующую секунду он перевёл внимание на Луиджи, застывшего в нескольких метрах от нас. Взгляд стал колючим, тяжёлым.

– Какие-то проблемы, лорд… Уинтерли, если я правильно помню? – голос Делавьера оставался вежливым, но за этой вежливостью ощущалось острое лезвие. – Насколько мне известно, вас с моей избранницей уже ничего не связывает. Ваша помолвка была расторгнута несколько дней назад. Или вы решили, что всё ещё можно что-то поменять?

От последних слов герцога мне стало и вовсе не по себе, хотя адресованы они были не мне. Но с каждой мучительной секундой внутренний голос всё громче подсказывал одно: пора уносить ноги. Освободиться из его хватки и оказаться на безопасном расстоянии как можно скорее.

И я понимала странный зов разума – пусть не могла до конца объяснить, что именно в Делавьере вызывало такую инстинктивную дрожь в коленях. Это был не страх и не тревога. Необыкновенное предчувствие опасности – тонкой, скрытой, но очень реальной.

Я не видела лица Луиджи, зато отлично различала выражение в глазах герцога – искру удовлетворения, почти ликующее спокойствие. Он знал, какое производит впечатление. Знал, и ни на миг не сомневался в своём эффекте. Особенно на таких, как Луиджи.

И, судя по тому, как тот застыл, ничего благородного или достойного на его лице сейчас точно не было. Скорее – жалкая обида, бессилие. Жалкая собака, что готова лаять на меня, швырять угрозы, скалиться, но перед хищником побольше просто вжимается в пол. Он мог схватить меня за руку, причинить боль… но перечить герцогу – никогда.

– Нет, ваша светлость, – с заминкой протянул смазливый блондин, и я всё же бросила на него косой взгляд. – Хотел лишь убедиться, что Эления действительно ничего ко мне не чувствует и не передумает. Она ведь… любит деньги. Может вернуться, если увидит удобный случай.

– Не беспокойтесь, – без малейших колебаний откликнулся герцог, на миг скользнув по мне взглядом. – У меня достаточно средств, чтобы удовлетворить желания своей девушки.

Внутри что-то окончательно оборвалось. Последняя, едва живая надежда, что Луиджи не настолько низок, рассыпалась. Реальность снова ткнула в лицо. Он не просто решил очернить меня на глазах у другого мужчины – он ещё и выбрал самую дешёвую ложь. Ложь, в которую, как надеялся, все поверят. Меркантильная, готовая вернуться за выгодой. Удобный образ, выгодный только ему.

Спорить? Оправдываться? Бессмысленно. Я не собиралась доказывать ни искренности, ни чувств, которых давно не осталось. В этой сцене Луиджи сыграл свою последнюю партию. И сделал это блестяще – именно так, как нужно было. Теперь проблема, называемая Луиджи Уинтерли, осталась позади.

Он отступил с видом побеждённого, но не смирённого. Глаза продолжали метаться, как у зверя, загнанного в угол, не понимающего, как всё вышло из-под контроля. Я смотрела на него спокойно, не торопясь отворачиваться. Не было ни злости, ни сожаления. Только странное чувство – будто перечёркиваю главу, которую давно следовало сжечь.

Сад вновь погрузился в тишину. Вокруг шевелились только тени, и даже фонари будто тускнели, поняв, что спектакль окончен. Я сделала шаг в сторону, освобождаясь от руки герцога. Он не остановил. Не спросил. Просто проводил взглядом, в котором не было ни насмешки, ни жалости – лишь что-то похожее на любопытство. Не к словам, не к роли, которую я пыталась разыграть, – к самой сути.

Глава 6

Ночь выдалась неприятной и тревожной. Сон не шёл – как ни лежи, покоя не находилось ни телу, ни голове. Стоило на минуту притихнуть, как вспыхивала боль – в рёбрах, в плече, в груди, будто тело вспоминало каждый взгляд, каждое напряжение вечера. Стоило повернуться – и всё сначала. Словно даже в покое я не имела права дышать свободно.

А мысли… Те и вовсе не давали ни малейшего шанса на отдых. События бала крутились перед глазами, словно кто-то разворачивал их снова и снова, подчёркивая каждый поворот головы, каждый вздох, каждую тень на лице герцога Делавьера. С каждой минутой раздумий я только сильнее убеждалась, что потревожила чудовище. Приблизилась слишком близко, воспользовалась его статусом – и, быть может, совершила самую глупую ошибку со дня прибытия в это тело.

Чего я ожидала? Что он меня защитит и сразу поверит на слово? Сыграет в спасителя? Вряд ли. Он мог бы сломать всё за секунду, даже не повысив голоса. Но не стал. Не задал ни одного вопроса. Не держал, когда я отступила. Лишь молча смотрел – с той самой полуулыбкой, от которой хочется уйти и не возвращаться.

И всё же… Всё ещё жива. Всё ещё с открытым будущим – пусть и с закрытыми картами. Может, Луиджи и надеялся повернуть всё в свою пользу. Но герцог дал ему понять, что ничего толкового из его затеи не выйдет. Во всяком случае, пошёл мне на встречу.

Мой удачный побег вовсе не гарантирует, что дьявольский герцог не появится по мою душу сегодня или завтра. Я же сама сунула голову в пасть хищнику, предложив ему сделку – и он, с его проницательностью, наверняка услышал больше, чем я хотела сказать. Услышал и мою необдуманную глупость. Особенно про знание о местонахождении артефакта, за которым гоняется половина знати, мечтая перевернуть законы и скинуть нынешнего правителя с трона.

Я переоценила свои силы и слишком поздно поняла, что против Вэлмира Делавьера – изощрённого, холодного, как лезвие, – мне не устоять. Стоило лишь встретиться с его глазами, полными бездонного холода, чтобы внутри всё сжалось. Ужас был таким сильным, что колени предательски дрожат даже от воспоминания. А ведь он не сделал ничего. Не произнёс ни угрозы, ни упрёка. Но его молчание оказалось страшнее любых слов.

Другие девушки от него всегда без ума. Стоит Делавьеру появиться на приёме, как начинается негласная охота – за вниманием, за возможностью броситься в объятия, случайно коснуться руки или хотя бы попасться ему на глаза. Каждая пытается запомниться, выцепить момент, напроситься на танец или завести ничего не значащую светскую беседу, которая вдруг чудом перерастёт во что-то большее. Они словно по команде сбрасывают маски сдержанности, и всё их поведение сводится к одному – быть ближе к нему.

Ни одна из них – ни по жестам, ни по взгляду, ни по тому, как замирает дыхание – не была похожа на меня. Я не дрожала от желания, не краснела от восторга. В отличие от остальных, не стремилась к нему. Я… боялась. Или хуже – чувствовала, как опасность, скрытая за его ледяным взглядом, пробирается под кожу. Их реакция оставалась прежней, предсказуемой, будто Делавьер только распалял женский азарт. А у меня внутри с каждой минутой нарастало другое – тревожное предчувствие, которое не имело ничего общего с романтикой.

Я не знала, что страшнее – то, насколько сильно я выделяюсь на фоне этих девушек, или то, что он, похоже, это уже понял с самого начала. Слишком проницательный, слишком внимательный, чтобы не уловить – моё отстранение не притворство и вовсе не тактика для завоевания его внимания. Это инстинкт. То, что вырывается изнутри, не спрашивая, хочу я того или нет.

Я не подходила под привычный для него типаж. Не улыбалась глупо, не пыталась флиртовать, не строила глазки, и тем более – не подбирала слов, чтобы привлечь его внимание. Я, наоборот, постаралась сразу исчезнуть и ни разу не обернулась. Хотела стать невидимой, раствориться в толпе, пока не поздно. Но почему-то именно это, кажется, его и зацепило.

Может, потому что была единственной, кто не рвался ближе. Или потому, что в моём взгляде не было привычного восторга, только скрытая настороженность и… любопытство? Да, наверное, оно тоже. Потому что кем бы он ни был, каким бы ни был опасным – Делавьер притягивал. Как тьма, в которую заглядываешь слишком долго и однажды начинаешь замечать, что она смотрит на тебя в ответ.

Это напоминало наваждение – липкое, ползучее, от которого невозможно избавиться, как бы разум ни пытался отгородиться. Инстинкт ещё подсказывал, куда шагать, в какую сторону бежать, чтобы не сорваться в пропасть. Но даже он давал осечки. Иногда спасал, иногда – уводил прямиком в беду. Всё как в лотерее: сегодня вытянула выигрышный билет, а завтра – осталась ни с чем. Равновесие и баланс. Мир обожает напоминать, что плату взимает всегда.

Я ещё немного лежала с открытыми глазами, будто цепляясь за остатки тишины и размышляя, где свернула не туда. Когда позволила себе поверить, что смогу управлять этой историей, не зная всех её правил. Только к рассвету, когда небо стало медленно светлеть, а стены чуть теплее, наконец уснула.

А потом будто в следующий же миг – звуки. Шорохи, шаги, кто-то явно суетился где-то рядом, и раздражение накрыло с головой, вызывая желание скрыться под подушкой. Хотелось зарыться глубже под одеяло, спрятать лицо от мира, спрятаться от всего, что снова ползло в мою жизнь. Сделать вид, что я – не здесь, что всё ещё сплю, что меня не существует. По крайней мере, до тех пор, пока не исчезнут те, кто пытается вытащить меня обратно в этот сумасшедший водоворот.

– Молодая госпожа, вам пора вставать, – прозвенело где-то над ухом с той назойливой вежливостью, от которой хотелось застонать. – К вам прибыл гость и уже ждёт в малой гостиной! Граф и госпожа уехали по важным делам, и я не знаю, когда они вернутся. Ситуация, можно сказать, безвыходная!

Кто-то с упрямством истинного мучителя принялся тянуть за край одеяла, пока я, не открывая глаз, не начала яростно за него бороться, намереваясь защитить последний рубеж своего уединения. Но Розель, как и всегда, была неумолима. И если обычно её заботливое щебетание можно было перетерпеть, то сейчас – после ночи, полной тревог и бессмысленных размышлений, – оно действовало как наждачка по нервам.

– Пусть он подождёт… – буркнула в подушку с таким чувством, будто прокляла незваного визитёра на семь жизней вперёд.

Но разум всё равно уже проснулся и начал работать – не по доброй воле, а из-за тревожного зуда под кожей: кто пришёл? Зачем? Почему именно ко мне и именно сейчас?

Голова гудела, в теле – ощущение, будто меня всю ночь били подушками, но не ради забавы. Мысль о том, что придётся встать, умыться, уложить волосы, надеть приличное платье, улыбаться и делать вид, что я не разваливаюсь на части, – вызывала почти физическое отчаяние. В голове успел прокрутиться целый поток ругательств, но я удержала их внутри, сквозь зубы сдерживая стон.

Стиснув зубы и выдохнув с такой тоской, будто собиралась на казнь, я наконец распахнула глаза и уставилась в потолок. Беспощадный свет пробивался сквозь занавески, и каждый его луч будто насмехался: «Доброе утро, леди Эйсхард, вставайте – сегодня вас ждут новые неприятности». Я медленно села, машинально проведя рукой по волосам, которые за ночь успели превратиться в небольшое стихийное бедствие.

– Розель, – прохрипела я, всё ещё цепляясь за остатки сна. – Кто он, этот гость? Или ты надеялась, что я просто выползу к первому встречному с разбитым лицом и спутанными волосами?

– Никак нет! – оживилась служанка, суетливо подавая мне халат. – Он очень вежливый. Представился… тихо, внятно, но я, признаться, испугалась и не переспросила. Сказал, что не намерен задерживаться надолго, но его взгляд… – она поёжилась, – …мне не понравился. Слишком спокойный. И как-то уж слишком… ваш.

– Мой? – переспросила я, натягивая халат и направляясь к умывальному столику. – Он – мой?

– В том смысле, что не смущается, как остальные. Сразу сел в кресло, будто весь дом давно его и, простите, стал дожидаться вас, а не ауденции. Он даже не пытался заглянуть в окно или поинтересоваться, сколько времени ему ждать. Только попросил чаю. Крепкого и без сахара.

Я замерла с полотенцем в руках. В голове проносилось только одно – без сахара. Вот теперь меня действительно пробрало, а по спине прошлась новая волна неприятного холода. Кто бы он ни был – это настораживало больше, чем если бы он явился с цветами, музыкантами и прокламацией.

– Ты точно не расслышала имени? Ни полслова?

– Ничего, госпожа, – покаянно опустив голову, отчиталась служанка. – Он посмотрел на меня так, что я и за чайником пошла, и в погреб сбегала, и вообще чуть не извинилась, что потревожила, хотя, казалось бы, он – гость.

Я встала, хмуро взглянула на своё отражение и вздохнула. Прекрасно. Похоже, судьба решила, что вчерашнего спектакля было мало и мне ещё только предстоит познать истинные муки. Никто из нас гостей не ждал, а на вчерашнем вечере никто не подходил для знакомства, чтобы сегодня заявиться с предложением о женитьбе. Да и с такими вопросами в первую очередь принято идти к родителям, а уже после ко мне знакомиться поближе и рассматривать в серьёз мою кандидатуру на роль жены.

– Хорошо, ничего страшного. Помоги мне собраться. Я хочу выглядеть достойно. Нет, не слишком нарядно. Просто так, чтобы никто не подумал, будто я спала в одежде и готова к побегу.

Розель кивнула, вспорхнула к гардеробу и стала перебирать платья, пока я по-прежнему пыталась стряхнуть с себя недосып, страх и дурные предчувствия. Кто бы ты ни был, таинственный утренний визитёр, ты выбрал очень неподходящий день.

Розель задумчиво обвела взглядом гардероб, будто уже мысленно собирала образ, подходящий под настроение нерадостного утра с ещё пока неизвестными последствиями. Через несколько секунд её руки уверенно потянулись к платью из плотного небесно-голубого шёлка. Она встряхнула его лёгким, но отточенным движением, как будто проверяла не только наличие складок, но и уместность наряда перед тем, кого впустили в дом без спроса, но с особым почётом.

Материя отозвалась мягким шелестом – холодным, как утро, и в то же время ласковым, как приглушённое солнце за окном. Ткань мерцала сдержанно, без намёка на вычурность – как раз в моём вкусе. Ни лишнего кружева, ни позолоты, ни навязчивых деталей. Всё в этом платье говорило: я не собираюсь производить впечатление, но если это случится – виноват будет взгляд.

Дополнительный плюс – фасон не требовал корсета. Уже за это наряд можно было назвать лучшим выбором утра. Я медленно повернулась к зеркалу, оценивая силуэт. Наклонила голову, прищурилась – будто надеялась разглядеть что-то, что подскажет, как лучше справиться с будущей встречей. Лицо всё ещё хранило следы усталости, губы чуть побледнели, но взгляд был вполне боевым. Хотя за ним всё ещё пряталась тревога, от которой так и не удалось избавиться.

– Подойдёт. Остаётся только что-нибудь придумать с волосами… Что-нибудь простое, без демонстрации статуса, как это сейчас модно у моих сверстниц, – поморщилась я, даже не пытаясь скрыть усталость в голосе. На самом деле больше всего хотелось спрятаться под одеяло и забыть обо всём – хотя бы до обеда.

– Сразу видно – речь пойдёт о серьёзных переговорах, – хмыкнула Розель, но спорить не стала.

Уже через пару минут её ловкие пальцы уверенно закалывали пряди, шпилька за шпилькой. Волосы она аккуратно уложила так, чтобы открыть лицо, оставив лишь лёгкие, почти небрежные завитки у висков – лёгкий штрих, создающий иллюзию непринуждённости.

– Надеюсь, тот, кто там внизу, оценит, сколько труда было вложено, чтобы вы выглядели так, будто не прикладывали к этому никаких усилий, – весело прокомментировала она.

– Если он заметит хоть что-то кроме себя, это уже будет неожиданно, – буркнула я, поправляя серёжку и бросая взгляд на своё отражение.

Взгляд ещё немного потухший, уголок губ всё ещё треснут, но уже не кровит. Щека чуть отёкшая, но если не всматриваться – почти не заметно. В остальном – вполне сносно. Выглядеть «на отлично» не входило в мои сегодняшние цели. Главное – не терять самообладания и следить за речью.

Я уже почти была готова признать, кто именно может ожидать меня внизу, но не осмеливалась сформулировать эту мысль вслух. Пока – нет. Пока она должна оставаться абсурдной. Потому что если окажется правдой… мне придётся спуститься и посмотреть в лицо собственной глупости.

Платье село безукоризненно – подчёркивало осанку, сглаживало последствия вчерашнего позора и даже будто защищало. Длинные рукава скрывали синяки на запястьях, напоминание о хватке Луиджи, а небесно-голубой цвет убирал болезненную бледность с лица, делая кожу чуть теплее. Всё выглядело спокойно, сдержанно, но в то же время достаточно внушительно, чтобы не дать повода для сочувствия или жалости.

Я сделала глубокий вдох, позволила себе пару секунд тишины перед зеркалом, а потом поднялась со своего места, пока не появилась предательская мысль запереться.

– Можно идти, – сказала вслух скорее для самой себя.

– Вы точно хотите… – с сомнением начала Розель, но я уже была у двери.

– Нет. Но всё равно пойду, – бросила я, даже не оборачиваясь, и шагнула в коридор.

Дом встретил меня глухой, непривычной тишиной. Где-то внизу отсчитывали время старые часы, и только стук моих каблуков эхом отдавался по мраморному полу. Ни шороха, ни голосов, ни привычного движения – как будто весь дом затаил дыхание вместе со мной.

Ступени казались длиннее обычного, воздух – плотнее. Каждый шаг был отмерен, будто не к завтраку я спускалась, а на дипломатическую дуэль. И кто бы ни ждал внизу – он уже победил одну сторону, просто появившись.

И всё же я шла. Медленно, не позволяя себе ни единого колебания, с прямой спиной и упрямой мыслью, что назад дороги больше нет. В голове прокручивались возможные варианты разговора – с кем бы ни предстояло столкнуться. Отступать бессмысленно. Слишком поздно. Да и нечего.

Дверь в малую гостиную была приоткрыта. Я остановилась на полпути и на секунду задержала дыхание, вслушиваясь в звуки за ней. Ни голосов, ни шагов. Только лёгкий скрип кресла, будто кто-то сменил позу, и спокойное, убаюкивающее цоканье часов, что висели на стене. Спокойствие в комнате казалось почти искусственным – ровным и безупречно выверенным, как перед бурей. Слишком тихо, чтобы не настораживать.

Я толкнула створку и вошла, не сразу переступив порог, а будто шагнув в ловушку. Взгляд сам собой метнулся по комнате, выискивая того, кто решился пожаловать с утра пораньше. Он сидел у окна – как будто был здесь всегда. Не гость, не чужак, а хозяин, терпеливо ждущий, когда ты наконец соблаговолишь появиться. Его поза казалась лениво-расслабленной: локоть на подлокотнике, в пальцах – край подушки кресла. Но что-то в нём настораживало сильнее, чем даже вчерашний удар по лицу.

Как только мои каблуки щёлкнули по полу, он повернул голову. Медленно, почти нехотя. Будто звук был не раздражающим, а ожидаемым.

– Леди Эйсхард, – произнёс Вэлмир Делавьер с той самой вежливостью, от которой по спине ползли мурашки.

Ни тени гнева, ни упрёка. Ни иронии, ни любопытства. Его голос был ровным – пугающе ровным, как у человека, который смотрит на тебя не как на личность, а как на решение. На нечто, что нужно рассчитать и, если понадобится, устранить.

Я остановилась в нескольких шагах от него. Ровно настолько, чтобы не быть слишком близко. Не выдать, как хочется уйти. Даже не поздоровалась и не произнесла ни слова. Только стояла, глядя на него, и пыталась удержать дыхание, пока сердце не ударило пару раз мимо ритма.

Он посмотрел на меня так, будто перед ним не человек, а сбившаяся с маршрута шахматная фигура, которая вдруг вздумала, что способна ходить произвольно. Никакой ярости, ни удивления, только тонкая смесь снисхождения и холодного анализа. А у меня душа сорвалась вниз, будто по ступеням – в пятки, в пол, в подземелье под этим домом. И, будь моя воля, она бы уже там осваивалась – в полной темноте, подальше от последствий собственных необдуманных решений.

– Я подумал, что вы предпочтёте разговор утром, а не на публике, – произнёс он размеренно, словно просто делал ход в своей привычной парий. – Тем более, раз уж вы предложили сделку… было бы невежливо с моей стороны не отреагировать.

Фраза “ты влипла” стала настолько громкой, что я едва не озвучила её вслух. Это был даже не страх, а именно понимание. Осознание, что теперь всё по-настоящему. Не игра, не театр на балу. А реальность, где каждое слово имеет цену, а любая ошибка – последствия.

– Полагаю, вы предпочли бы вести диалог без лишних ушей, – продолжал он, не вставая. Ни малейшего напряжения в позе, всё та же ленивость зверя, уверенного, что добыча никуда не денется. – Иначе зачем идти на такой шаг… в саду, под луной, где даже воздух был готов выдать вас с потрохами?

Я с трудом сглотнула, но не отвела взгляда. Он не чувствовал неловкости. Ни тени сомнения, ни попытки дать мне пространство. Напротив – слова, словно отточенные лезвия, летели в самую суть, не раня напрямую, но лишая возможности сделать шаг назад. И всё же я кивнула. Лучше говорить, чем продолжать стоять на краю. Хуже – уже, пожалуй, не станет.

– Возможно, я допустила ошибку, – проговорила медленно, стараясь держать голос ровным. – Но тогда… мне был нужен выход. Любой. И вы – вы были единственным, кто мог его дать. Кто мог вытащить меня из клетки, в которую меня загоняли так настойчиво, что уже не осталось воздуха.

Он не сразу ответил. Только слегка наклонил голову, как будто разглядывал новую шахматную партию – и пока не решал, что именно с ней делать.

– А теперь вы хотите, чтобы я поверил, что всё сказанное вами там было… просто импровизацией под давлением? – в его голосе скользнула насмешка, слишком лёгкая, чтобы быть случайной. – Любопытная стратегия. Сначала – дерзкое признание, потом – осторожное отступление. Почти трогательно.

Я напряглась, но взгляда не отвела. Он точно знал, как разрушать защиту – шаг за шагом, без спешки и видимого давления. Поднялся с кресла медленно, лениво, будто потягивался после долгого сна. Но в этой неторопливости было что-то тревожное – как в хищнике, уверенном, что жертва уже загнана и с места не сдвинется.

– Учитывая вашу оговорку об артефакте… – его голос прозвучал мягко, почти задумчиво, но каждое слово было отточено. – Склонен полагать: либо вы безумны, либо действительно обладаете чем-то ценным.

– А если и так? – спросила я, с трудом сохранив твёрдость в голосе. Он всё же дрогнул, но я не сделала ни шага назад.