Текст книги "Научи меня любить (СИ)"

Автор книги: Angel Guardian

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Впереди вижу дверь. Она очень странная, неправильной формы, узкая и невысокая, покрытая красно-бурыми пятнами. Подбегаю к ней. Пытаюсь её открыть, но она не поддается. Смотрю на свои руки и понимаю, что они все в крови и дверь в крови, и всё вокруг неё тоже залито кровью…

От паники и ужаса начинаю задыхаться. Глеб, где же ты? Я должен тебя найти, должен, должен…

Яростный пинок по окровавленной преграде, и я проваливаюсь в нее... Лечу в бездну... Ничего не вижу... Хочу кричать, но горло сдавливает невидимыми тисками... Неужели это конец? Но я не могу, мне нужно найти Глеба!

Барахтаюсь в этом непроглядном омуте, пытаясь из него вырваться, но у меня ничего не выходит... Боже, помоги мне!

Резкий толчок в спину, и я уже не лечу, а нахожусь посреди гостиной Глеба. Оглядываюсь по сторонам и вижу его. Он стоит на коленях перед мужчиной, в руках которого пистолет, направленный ему прямо в голову. Делаю шаг вперед, чтобы остановить безумца, но лишь увязаю в паркете, словно в зыбучем песке. Ору, плачу, прошу остановиться, но меня не слышат, даже не смотрят в мою сторону, будто меня здесь и нет...

– Ты должен умереть! – говорит убийца. – Ты не достоин любви этого мальчика. Он мой! – голос, этот голос... Я его знаю...

Оглушительный выстрел бьет по ушам. За секунду до него встречаюсь взглядом с Глебом. В его глазах страх, боль и сожаление. В момент, когда голову прошивает пуля, с его губ срывается тихое: «Люблю тебя». Нет! Нет! Нет! Перевожу полный ненависти взгляд на чудовище, забравшее у меня любовь... Ты? Это снова ты? Но почему? За что ты так со мною?

Глеб... Глеб... Глеб...

***

Кричу, рыдаю, бьюсь в истерике и прихожу в себя, от того, что слезы и ужас душат меня наяву...

Открываю глаза и понимаю, что всё это был сон. Рядом со мной стоит совершенно перепуганный Глеб и во все глаза смотрит на меня. Поднимаюсь на ноги и прижимаюсь к нему всем телом. Меня сотрясает озноб от пережитого кошмара.

– Господи, Алик, – голос любимого звенит от беспокойства, – ну-ну, тише, я рядом, мой хороший, успокойся. Это был сон, всего лишь сон…

Не говоря больше ни слова, он помогает мне вылезти из ванны, вытереться и надеть халат.

Уже в постели спрашивает:

– Алик, что тебе приснилось? – хмурится, переживает, читаю это по его серебристым глазам.

– Не помню. – Вру, хотя на самом деле помню все: и страх, и ужас, и море крови от простреленной головы Глеба, и полные триумфа глаза Олега, упивающегося моей болью и страданиями. – Лишь только ощущение беспросветного ужаса за тебя. – Решаю сказать я лишь только часть правды.

– За меня? – почему-то искренне удивляется Глеб. – Хм, но со мной все в порядке, смотри, – выпрямляется во весь рост он, и хлопает себя по груди, – здоров как бык, и нога даже не болит, – улыбка выходит немного натянутой, но искренней. Видя, как он хочет меня взбодрить, тоже растягиваю губы в ответной улыбке.

– Поцелуй меня, пожалуйста, – прошу я, что выходит очень жалобно, но действенно. Уже через мгновение меня увлекают в мир чувственной страсти, неги и блаженства, вытесняя и замещая плохие воспоминания новыми, светлыми и чистыми…

Никогда раньше не верил в вещие сны, а зря…

В следующий раз просыпаюсь около часа дня. Не открывая глаз, лежу и наслаждаюсь легкими, едва ощутимыми прикосновениями рук Глеба к своим волосам.

Приятно, тепло и уютно. Уже нет тех страхов и переживаний, что были несколько часов назад. Сейчас они кажутся надуманными и ненастоящими.

– Долго еще собираешься нежиться? – тихо спрашивает Глеб, безошибочно распознав, что я уже не сплю. В его голосе улыбка и нежность.

– Еще чуть-чуть, ладно? – мурлычу я, протираясь щекой о его плечо.

– Хорошо, Аличек, – соглашается он, целуя меня в висок, – скажи, ты на сегодня что-нибудь планировал?

– Если честно, нет, – вздыхаю я.

– Вот и отлично, – радостно отзывается Глеб.

– Ты уже что-то придумал? – с любопытством спрашиваю я, поднимая голову и заглядывая любимому в глаза.

– Узнаешь, – озорно подмигивает мне он, целует в нос и поднимается с кровати, – всё, подъем, радость моя, пора обедать и ехать тебе за подарком.

– За каким еще подарком? – ошарашено спрашиваю я, уставившись на него.

– За таким, который без твоей помощи я выбрать не смогу, – поясняет он мне, как несмышленому ребенку.

– Глеб, что ты задумал? – с усмешкой в голосе интересуюсь я, надевая нижнее белье.

– Алик, если ты и дальше будешь продолжать пытать меня своими вопросами, мы ничего не успеем, так что поторопись, пожалуйста, – голос мягкий, но со стальными нотками, на губах улыбка, но в глазах твердость. Усмиряю свое любопытство и плетусь одеваться.

(Писалось под Abba – Happy New Year; Backstreet Boys – Christmas Time; Die Flippers – Schlittenfahrt (Jingle Bells); http://vk.com/audios304258210)

Пообедав в ресторане отеля, берем курс на торговый центр, что располагается неподалеку. В его стенах кипит самая настоящая предновогодняя суета. Магазины кишат покупателями. То тут, то там раздается звонкий детский смех. Повсюду развешаны гирлянды и мишура, а из динамиков льется веселая праздничная мелодия. Около большой елки, установленной в центре зала, толпится детвора в ожидании совместного фота с Сантой. От заразительной и праздничной атмосферы самому хочется присоединиться к ним. Настроение взлетает до небес, улыбка не сходит с моего лица, откровенно радуюсь всем и каждому. Чувствую взгляд Глеба на себе, смотрю на него и вижу, как он с жадностью поедает меня глазами.

– Как же тебе идет быть счастливым, мой хороший, – шепчет он мне на ухо, прижимаясь к нему губами. По моему телу тут же пробегает волна мурашек, – хочу видеть тебя таким всегда.

Улыбаюсь ему в ответ, глазами «говоря», как же сильно я его люблю.

Глеб увлекает меня вглубь центра, подальше от шумного веселья. Следую за ним и попадаю в известный салон швейцарских часов. Следующие полчаса мы старательно выбираем мне дорогой аксессуар. Когда Глеб расплачивается за покупку, чувствую себя немного не в своей тарелке, но открытая улыбка любимого вытесняет чувство дискомфорта напрочь.

Всю обратную дорогу до отеля откровенно любуюсь обновкой. Красивые, немного дерзкие, с легким налетом классики и консерватизма они идеально вписываются в мой стиль и вкус.

В номере не задерживаемся. Глеб просит переодеться во что-то более теплое и надеть меховые ботинки. На вопрос зачем, следует все тот же ответ: «Узнаешь».

Возбуждение и любопытство растет с каждым часом. Если мой любимый решил пощекотать мне нервы таким образом, то у него это прекрасно получается. От предвкушения чего-то необычного в животе становится щекотно.

Из отеля на такси доезжаем до городка под названием Кринс, из которого есть возможность подняться по канатной дороге на вершину горы Пилатус.

С детства боюсь высоты. Даже от маленькой голова едет кругом, а внутри все сжимается от страха. Вот и сейчас, загрузившись с Глебом в небольшую гондолу, жмусь к нему в опасении смотреть в окно.

– Алик, не думай о высоте, просто смотри вперед, здесь очень красивый вид, – блин, с таким голосом и даром убеждения ему нужно баллотироваться в президенты.

Отлепляюсь от его сильного тела и прилипаю к окну. Из-за тумана видимость не очень хорошая, но и ее хватает, чтобы рассмотреть сплошь поросшие высокими соснами и елями холмы. От высоты подъема начинает закладывать уши, приходится постоянно сглатывать слюну. Верчу головой из стороны в сторону, чтобы не пропустить интересного. Где-то на середине маршрута начинается сильный снег. Густой и крупный он в считанные секунды делает видимость нулевой. От восторга и зрелищности таким долгожданным явлением не могу скрыть своей радости.

– Ты любишь снег? – спрашивает Глеб, притягивая меня к себе, чтобы согреть своим теплом. Чем выше мы поднимаемся, тем холоднее становится в нашей плывущей по воздуху гондоле.

– Такой, да, – с улыбкой отвечаю я, – настоящий, чистый, пушистый, не то, что у нас в городе. Вот только сейчас по-настоящему начинаю ощущать приближение Нового года. А ты?

– Ну, не сказать, что люблю, – пожимает плечами Глеб, – скорее равнодушен, но то, что с его появлением возникает ощущение праздника, не могу не согласиться.

Вскоре мы добираемся до вершины и выгружаемся из полностью облепленной снегом гондолы. Нас встречает служащий, с которым Глеб о чем-то разговаривает по-немецки. За этот день я сделал для себя открытие, что он, помимо беглого английского, знает еще два языка: немецкий и французский. Когда я впервые услышал его французское произношение, сердце сбилось с ритма, а в коленях повилась легкая дрожь от желания. Это же надо так эротично произносить «эр», да еще с такой вибрирующей хрипотцой…

Чтобы добраться до отеля, приходится пройтись пешком. Снег валит такой густой, что в полуметре ничего не видно. Он приятно скрипит под ногами, а легкий морозец покалывает щеки.

Теперь я понимаю, почему Глеб не хотел мне ничего говорить. Сюрприз не получился бы настолько неожиданным и прекрасным, если бы я знал о нем заранее, а сейчас я могу в полной мере оценить всю его прелесть. Хочу сказать ему об это прямо сейчас, поэтому резко останавливаюсь, обхватываю Глеба за плечи и притягиваю его к себе:

– Спасибо тебе, – целую в губы, слегка прикусывая нижнюю, – замечательный сюрприз, – шепчу я ему на ушко.

– Спешу тебя обрадовать, радость моя, он еще не последний, – в ответ шепчет Глеб, увлекая меня за собой, – пойдем, а то нас тут заметет.

От услышанного в животе снова становится щекотно и радостно. Что же еще такого придумал для меня Глеб? И вообще, когда он всё это успел организовать? Ох уж эти бизнесмены, все у них схвачено, продумано и уплачено.

Судя по тому, что удается рассмотреть, отель достаточно большой. На ресепшене нас встречают милые барышни. Глеб представляется, нам вручают ключи от номера и провожают заинтересованными взглядами. Настроение отличное, поэтому озорно улыбаюсь и подмигиваю девушкам. Они в унисон хихикают, потупив глазки.

– Будешь при мне флиртовать, выпорю, – грозно говорит Глеб, сверкая расплавленным серебром своих глаз. От такой откровенной ревности прыскаю со смеху:

– Глеб, я тебя умоляю. У меня и секса-то нормального никогда с женщиной не было, так что тебе не за что переживать.

– А я тебе сейчас не только про женщин говорю, Аличек, – хищно улыбается он, пропуская меня в номер.

– Запомни, – резко говорю я, оборачиваясь к нему лицом, – я никогда не изменяю и ненавижу это в отношениях.

– Хорошо, запомню. – примирительно кивает он. – Как тебе номер?

Осматриваюсь. Просторный, светлый, в бежево-коричневых тонах, с добавлением терракотового цвета в виде декоративных подушек на диване и двух креслах, простой и уютный. Подхожу к окну, но из-за снегопада ничего не видно, хоть еще и не стемнело.

– Мне нравится, – выношу я вердикт, стягивая с себя верхнюю одежду, – чем займемся?

– Вопрос с подвохом? – мурчит в ответ Глеб, грациозно подкрадываясь ко мне. Легкое движение его руки, и я уже лежу на большой двуспальной кровати, прижатый его телом.

– Вовсе нет, – говорю я, действительно не имея в виду ничего пошлого, – ты только и думаешь, что о сексе, – в шутку упрекаю его я.

– Вот, значит, как, – поддельно обижается он, поднимаясь с кровати, – что ж, раз так, тогда не жди от меня ничего до наступления Нового года, – и хитро так лыбится. Лис.

– Шантажист, – усмехаюсь я, переворачиваясь на живот, – а если я начну тебя соблазнять? – напускаю томности в голос, чуть виляю задом и прикусываю нижнюю губу.

– Провокатор, – парирует Глеб, хищно поедая меня взглядом, – но я крепкий орешек, не поддамся.

Ох, зря он это сказал…

Стягиваю с себя свитер, оставаясь в легкой обтягивающей белой майке. Становлюсь на колени, головой и руками прижимаюсь к матрасу, прогибаюсь в пояснице:

– Уверен в этом? – смотрю ему в глаза и провожу кончиком языка по верхней губе, затем по нижней. Глеб делает судорожный вдох, прижимая руку к уже вздыбленной ширинке на своих джинсах, – а так? – развожу ноги в стороны и еще сильнее прогибаюсь в пояснице. Пропускаю руку между ними и провожу ею от паха до копчика.

– Алик, вот же меленький засранец, – рычит Глеб, сдергивая меня с кровати и впиваясь в губы болезненным поцелуем, – сейчас в душ, а потом я отдеру тебя так, что ты ходить не сможешь.

***

Сказано – сделано. Спустя два часа уставшие и выжатые, как два лимона, лежим на кровати и пьем белое вино. За окном продолжает валить снег. Время медленно, но верно приближает нас к Новому году.

Перекусываем в номере, потом одеваемся и идем прогуляться по отелю. Он и вправду достаточно большой. В три этажа, с множеством номеров, ресторанов и зон отдыха. Из того, что вижу, делаю вывод, что на сегодня намечается какое-то развлекательное шоу и банкет для гостей по случаю праздника.

– Глеб, скажи, как тебе удалось забронировать здесь номер? – этот вопрос мучает меня уже на протяжении всего времени, что мы здесь находимся.

– Ну, как тебе сказать… В общем, это секрет, – дразнит меня этот паршивец.

– Ах ты ж, – слегка толкаю его локтем в ребра, – нравится меня мучить, да? – не злюсь, просто до чертиков интересно.

– Алик, да ничего волшебного или сверхъестественного я не совершил, – удовлетворяет мое любопытство Глеб, потягивая горячий кофе, который мы пьем сидя в баре при небольшом ресторане с большими панорамными окнами, – просто позвонил и просто забронировал, – пожимает плечами он. Блин, ну не может же быть все так просто? Или может?

– Ладно, проехали, – сдаюсь я.

По пути в номер девушка администратор сообщает Глебу про какие-то костюмы. Они быстро перебрасывается с ней парой слов, потом она объявляет, что к десяти часа вечера нас ждут в банкетном зале ресторана "Королева Виктория" для празднования Нового года.

Возвращаемся в свои апартаменты, Глеб достает из шкафа два костюма, один черный, второй темно-серый.

– Откуда они? – спрашиваю я, надевая на себя белую рубашку, идеально скроенную под мой размер.

– От верблюда, – шутит Глеб, проделывая те же самые манипуляции, что и я.

– А ты не мог бы хоть раз ответить нормально? – почти что злюсь я.

– Алик, ну что ты такой дотошный до деталей, а? – вздыхает он, засунув руки в карманы брюк. Бл–и–и–н, как же ему идет эта черная рубашка, обтянувшая его мощный торс. – Заказал, они доставили.

– Интересно, что же будет следующим? – смотрю на него и улыбаюсь, пытаясь нащупать пуговицы на манжетах рубашки. Да где же они?

– Не ищи, их там нет, – говорит Глеб, разворачивается и берет черную коробочку с журнального столика. Откуда она здесь? – думаю, тебе это пригодится.

Протягивает ее мне, а у меня руки начинают мелко подрагивать от волнения. Открываю, смотрю, едва успеваю поймать свою челюсть и вернуть ее на место. На черном бархате лежат изящные запонки из белого золота, овальной формы с зигзагообразными прорезями, инкрустированные белыми и черными бриллиантами. Тонкая работа великолепного мастера.

– Глеб, я… – от удивления не знаю, что и сказать, мысли, словно кузнечики скачут в моей голове, никак не желая собраться в кучу.

– Ну, я же предупреждал тебя, что это еще не все сюрпризы, которые я тебе приготовил, так что не стоит так удивляться, – широко улыбается мне Глеб, помогая надеть запонки, – с наступающим тебя Новым годом, мой хороший, – говорит он, нежно касаясь губами моего запястья.

– Спасибо, – выдыхаю я, пребывая в легкой прострации, – они очень красивые.

– Не за что, Аличек, – отзывается мой любимый.

Закончив одеваться, мы оба подходим к большому зеркалу и осматриваем себя.

Ну что сказать, выглядим мы весьма эффектно. Строгий Глеб в темно-сером костюме и дерзкий я с неизменным хохолком взлохмаченных волос.

Пока идем к ресторану, ловлю на себе и Глебе заинтересованные, нет, я бы даже сказал, похотливые взгляды женщин. За себя не переживаю, а вот за него – да. М-да, непросто мне сегодня придется, ох, как непросто...

Глава 17

POV Глеб

С каждым часом, проведенным с Аликом, я чувствую, как становлюсь зависимым от него. Он словно наркотик, без которого жизнь перестает бить ключом, а краски во всём мире меркнут, становясь серыми и безликими.

Вот и сейчас смотрю на него и чувствую, что живу.

Он так очарователен в своем счастье. Словно большой ребенок, радуется каждому сделанному ему подарку.

Интересно, как он воспримет мой сюрприз, который я запланировал на третье число?

Проводы старого года идут полным ходом. Веселье с каждой минутой приближает нас к двенадцати часам, становясь всё громче и пошлее. Оценивающе смотрю на публику, отмечая ее разношерстность, как по социальному статусу, так и по национальности.

Шоу, устроенное организаторами отеля, меня не впечатляет, но гостям нравится. Они шумно аплодируют, смеются и звенят бокалами. Шампанское льется рекой, да я и сам уже немного навеселе, но не от игристого вина, а от элитного коньяка и близости Алика.

Никогда не думал, что черный костюм в стиле «casual» может выглядеть настолько сексуально, а белый ворот сорочки, расстегнутый на пару пуговиц, приковывать взгляд к соблазнительной сильной шее.

– Глеб, прекрати так вызывающе на меня смотреть, – делает мне замечание Алик, сверкая сапфирами своих глаз, – меня это заводит.

Вот ведь… Нет, ну что за паршивец. Знает же, что меня опасно дразнить. Разве я не доказал ему этого сегодня в номере?

– Ах, заводит, говоришь, – хитро щурюсь я, – тогда, может быть, уединимся где-нибудь?

– Помнится, кто-то обещал, что не прикоснется ко мне до самого Нового года, – хмельным голоском, растягивая гласные, припоминает мне Алик.

– Будешь и дальше продолжать меня провоцировать, – шепчу я ему на ухо, – мне придется нарушить свое слово и во второй раз.

– Хотелось бы… – слышу я в ответ и удивленно выгибаю бровь.

– Ах ты ж, маленькая похотливая сучка, – рычу я, хватая парня за коленку под столом, – чего ты добиваешься? Чтобы я утащил тебя прямо сейчас в номер?

– Возможно… – задумчиво отзывается он, поглядывая на импровизированную сцену.

Да что это с ним? С нами? Алкоголь так действует, или же у нас у обоих развивается сексуальная зависимость друг от друга? Никогда прежде мне не хотелось столько секса, как сейчас его требует от меня мое тело, разум и душа. Я, взрослый мужчина, умеющий контролировать себя и свое либидо, пасую и становлюсь озабоченным мальчишкой, когда дело доходит до Алика. Боже, я схожу с ума. Эта любовь погубит меня…

За десять минут до наступления Нового года увожу парня из зала ресторана. Он как обычно спрашивает меня, куда мы идем, а я, как уже повелось, отвечаю ему, что увидит.

Прихватив с собой приготовленную заранее бутылку шампанского и бокалы, веду его к месту, где мы высадилась из гондолы. Идти приходится по улице, поэтому заскакиваем в номер за верхней одеждой. Снега навалило не меньше тридцати сантиметров, но сейчас уже ясно и морозно. Когда мы добираемся до пункта назначения, Алик замирает около панорамного окна с открытым ртом. Да я и сам поражен видом, открывающимся нам с высоты птичьего полета.

Внизу, у подножья горы, притаился город Люцерн с миллионами сияющих огней. Когда часы пробивают двенадцать, я с хлопком открываю бутылку шампанского и разливаю его по бокалам. Оно шипит и пенится, проливаясь на пол, Алик весело смеется, поздравляя меня с наступившим Новым годом, я же крепко его обнимаю и целую, разворачивая лицом к окну. Через несколько минут шоу начинается. Небо взрывается огнями салюта, то тут, то там вспыхивающими в разных концах города. Большими и маленькими, круглыми и каскадными, многоярусными и разноцветными они озаряют всё пространство вокруг, разрывая тишину приглушенными хлопками, долетающими до нашего слуха со значительным запозданием.

Крепко прижимаю к своей груди парня, любуюсь его сияющим личиком. Безумно хочется сказать ему о своих чувствах, но я молчу. Страшно... Я не готов пока доверить свою жизнь другому человеку. Даже тому, кого уже заведомо любишь.

В скором времени наш тет-а-тет нарушает толпа подвыпивших гостей. Они шумно поздравляют всех вокруг, смеются и разливают по бокалам шампанское. Немного присутствуем на этом празднике жизни, но вскоре я увожу Алика от пьяной толпы. Не могу спокойно реагировать на похотливые взгляды дамочек, которые ловлю не только на себе, но и на своем мальчике.

Я жуткий собственник. Терпеть не могу, когда трогают то, что принадлежит мне, а с появлением в моей жизни Алика, стал еще и ревнивцем. Прекрасный коктейль, вы не находите?

Остаток ночи мы пьем, гуляем и веселимся. Точнее, это делает Алик, отплясывая зажигательные ритмы под заводную музыку и с азартом участвуя в конкурсах, я же всё это время сижу и грозным цербером наблюдаю за ним и за окружающей его толпой. Ближе к трем часам утра увожу его из ресторана в номер и до самого рассвета не выпускаю из своих объятий, изучая языком и руками каждый сантиметр его красивого сильного тела, до тех пор, пока мы оба в изнеможении не засыпаем, провалившись в крепкий и глубокий сон...

***

Два дня на Пилатусе пролетают, как один день. Сегодня вечером мы возвращаемся в город. Пожалуй, я смело могу назвать это дни лучшими в моей жизни.

Сейчас, сидя в ресторане отеля и любуясь на облака и горы, что видны через большие панорамные окна, я с удовольствием вспоминаю те восхитительные часы и минуты, что мы здесь провели…

Как-то поздно вечером, когда мы были одни в небольшом каминном зале, попивая глинтвейн возле камина, Алик рассказал мне о своих непростых отношениях с семьей.

Как оказалось, у него есть старшие брат и сестра. Когда они узнали о «неправильности» младшенького, сестра тут же его возненавидела, сведя все их общение к минимуму. Брат же воспринял новость немного спокойнее, сделав вид, что это его вообще не касается. В отличие от истеричной сестренки, он никогда бы не отвернулся от брата, потребуйся тому помощь. Но от этого Алику было не легче. Он всё равно переживал. Родители же восприняли известие об ориентации сына бурно и в штыки. Особенно отец. Он просто перестал его замечать, словно того и вовсе не существовало. Мать спустя время оттаяла, но продолжала соблюдать нейтралитет, дабы не принимать чью-то сторону. Как только Алику исполнилось восемнадцать, ему купили однокомнатную квартиру-студию и отселили туда с глаз долой.

Сочувствую парню. Тяжело остаться одному в сложном и непростом мире без поддержки и понимания близких людей. Но он молодец, не сломался, не стал унижаться, умолять и что-то им доказывать. Он просто жил в своем мире, наплевав на всё. Похвальная преданность своим принципам.

У меня же ситуация в семье иная, но не менее сложная…

Когда мне было семнадцать, я узнал, что у меня есть сводная сестра, и что мой горячо любимый отец – пример для подражания и идеал семьянина – живет двойной жизнью. Пожалуй, эта правда стала для меня самым большим и самым мощным разочарованием в жизни, откладывая отпечаток на будущее. Я почувствовал себя преданным, униженным и грязным.

Самым сложным в той ситуации было делать вид, что я ничего не знаю. Улыбаться матери, смотреть в глаза отцу. Когда мне исполнилось восемнадцать, я не выдержал и спросил у него:

– Отец, почему ты не разведешься с мамой, если не любишь ее?

На что он ответил мне:

– Не хочу потерять бизнес из-за раздела имущества.

После этих слов его идеальный образ пошатнулся для меня во второй раз и теперь уже окончательно. Я отвернулся от него. Стал разговаривать только сугубо по-деловому и только по интересующим меня вопросам. Он страшно бесился из-за этого. Обижался и кричал. Но мне было плевать. Я учился жить без него, правда, когда начал строить свою собственную бизнес-империю, пришлось принять его помощь, но вот уже как пять лет я выплатил ему все долги. Теперь я совершенно не завишу ни от него, ни от его влияния.

До боли и слез мне жаль мать, которая так и продолжает жить в неведении вот уже двадцать лет. Я не могу сказать ей правду, как бы мне этого ни хотелось. Это не моя тайна и не моё бремя, поэтому я просто стараюсь как можно реже видеться с ними, чтобы каждый раз не испытывать чувство вины перед матерью и презрение к отцу.

Не просто было рассказать Алику столь личные и сокровенные вещи, но тот день стал для нас вечером откровений, и я не смог промолчать. Впервые за долгие годы у меня возникла потребность выговориться. Хоть раз в жизни довериться другому человеку и посмотреть, что из этого получится…

POV Алик

Возвращаться из зимней сказки жутко не хочется, но что делать. Уже через несколько часов мы покинем это место, которое подарило мне множество памятных и незабываемых моментов.

Здесь, на высоте двух тысяч метров, мы с Глебом стали чуточку ближе друг другу. Наконец-таки он приоткрыл для меня дверь в свой трепетно охраняемый мир. Позволил заглянуть по ту сторону занавеса.

Благодаря этому, я теперь знаю причину недоверия Глеба никому, кроме себя. В его жизни было слишком много предательства.

Самым горьким, закладывающим фундамент на будущее, стала ложь отца. Она потрясла юного Глеба до глубины души, поселив в его сердце осколок недоверия, который с годами, благодаря благодатной почве в виде алчного общества, прекрасно рос и прорастал.

Дальше институт, в котором многие пользовались тем, что Глеб был самым преуспевающим студентом. Потом девушки, которым позарез нужно было завоевать расположение «ледяного принца», коим его прозвали из-за холодности к противоположному полу. На деле же оказывающимся банальным желанием иметь статус возлюбленной самого недоступного парня университета.

Когда же Глеб вышел на новую орбиту своей жизни и стал зарабатывать не только деньги, но и авторитет, появились завистники, лже-друзья, содержанки. Всем им нужно было всё что угодно, кроме самого Глеба, с его характером, душой, пороками и недостатками.

Женщины и мужчины менялись в его жизни, как стеклышки в калейдоскопе, красивые, яркие, но совершенно холодные, пустые и безликие.

Не знаю как, но Глеб научился жить, не доверяя никому. Привык подвергать тщательному анализу, проверке и контролю абсолютно все. Прагматичность и расчет стали его жизненным кредо.

Вот и сейчас, стоя на вершине смотровой площадки и наблюдая за облаками, которые проплывают не у меня над головой, а под ногами, я отчетливо понимаю, что моя жизнь, по сравнению с тем, с чем жил и продолжает жить Глеб, не идет ни в какое сравнение с моей.

Стыдно признаться, но я так и не смог ему рассказать о том предательстве, что послужило моему разочарованию в людях и любви. Хотя был шанс, был момент, но я упустил его, побоявшись, что моя боль будет выглядеть слишком мелочной и жалкой на фоне того, что пережил Глеб…

– Bonjour[4], – раздается у меня за спиной низкий мужской голос.

– Bonjour, – приветствую я мужчину, поворачиваясь к нему лицом.

– C'est une vue magnifique, n'est-ce pas?[5] – моих скудных познаний французского хватает, чтобы понять, о чем спрашивает меня этот незнакомец, но для полноценного диалога их явно недостаточно.

– Pardon, but I don't speak French[6], – извиняюсь я на привычном для себя языке, приветливо улыбаясь высокому, статному мужчине лет пятидесяти.

– О, это не проблема, – тут же отзывается незнакомец на чистейшем английском, широко мне улыбаясь, – позвольте представиться, Кристоф Клавье.

– Альберт Валевский, – отзываюсь я, пожимая сильную ладонь мужчины, – и да, Вы правы, вид и вправду потрясающий.

– Валевский – это же польская фамилия, не так ли? – любопытствует Кристоф, становясь рядом со мной, чтобы иметь возможность наблюдать за проплывающими мимо нас облака.

– Да, Вы правы, – киваю я, краем глаза наблюдая за новым знакомым. – Мой дед, поляк, эмигрировал в Россию сразу же после войны. Встретил русскую девушку, полюбил, женился. Типичная история, – пожимаю плечами. – А Вы? Из Франции?

– Oui, Марсель. Бывали там?

– Нет, только в Париже, – признаюсь я, – красивый город – старинный, с многовековой историей.

– Это так, – соглашается со мной Кристоф, – простите, Альберт, а можно задать Вам нескромный вопрос?

– Хм… Что ж, спрашивайте, – разрешаю я, нутром чуя подвох.

– Мужчина, с которым Вы приехали, Ваш любовник?

Ну что ж, чутье меня не подвело… Задыхаюсь от возмущения столь вопиющей бестактностью, резко поворачивая голову к мужчине. Видимо, шок и негодование, что отражаются на моем лице, заставляют Кристофа удариться в извинения:

– Ох, простите меня, Альберт. Это всё моя несдержанность и природное любопытство, – в глазах француза раскаяние, поэтому быстро успокаиваюсь, киваю, принимая извинения.

– Почему Вы меня об этом спросили? – немного резковато интересуюсь я, передернув плечами.

– Говорю же, любопытство, – примирительно улыбается Кристоф, – ну а если уж совсем на чистоту, то Вы очень понравились моей племяннице, хотя о Вас и о Вашем спутнике шепчется уже весь отель.

– Боже, поверить не могу, что слышу это! – в моем голосе сквозит некая доля обреченности и разочарования, – я уехал подальше от России, чтобы избежать того, о чем Вы сейчас говорите, но при этом ничего не изменилось…

– Мир не изменить, Альберт, – философски замечает Кристоф, – он всегда будет с опаской относиться к однополой любви, но все же Вы не правы…

– И в чем же? – не совсем вежливо перебиваю я француза, нервно всплеснув руками.

– В том, что ничего не меняется, – он специально делает паузу, чтобы привлечь мое внимание, – разве вас здесь, в этой стране, кто-нибудь осудил, осмеял, упрекнул? Вы правы лишь в том, что ваша страна чересчур консервативна, моя же – чересчур открыта. У всех свои недостатки.

Странный у нас диалог… Вот смотрю я на этого взрослого, весьма интересного мужчину и пытаюсь понять, зачем он вообще поднял эту сложную и непростую тему…

– Да, Вы правы, Глеб мой любовник, но я все равно не понимаю, зачем Вы меня об этом спросили? – поворачиваюсь к Кристофу и внимательно наблюдаю за его лицом. – Дело ведь не в племяннице, так?

– А Вы проницательны, Альберт, – смущенно признается мужчина, доставая из кармана позолоченный портсигар, – что ж, я отвечу Вам… Не желаете? – спрашивает он, протягивая мне элегантный аксессуар с тонкими сигарами внутри.

– Нет, спасибо, – вежливо отказываюсь я, решив покончить с этой пагубной привычкой.

– Я наблюдаю за вами с самого первого дня, как только вы приехали на Пилатус, – говорит Кристоф, прикуривая и выпуская тонкую ароматную струйку дыма, – вы привлекли мое внимание тем, как смотрели друг на друга. Такой взгляд может быть только у влюбленных пар, – на этих словах мужчина как-то грустно усмехается, делая глубокую затяжку, – вы даже представить себе не можете, насколько сильно от вас исходит эта энергетика страсти, – импульсивно признается мужчина, заглядывая мне в глаза, – поверьте, такое сложно не заметить и не почувствовать. А когда я узнал, что вы поселились в одном номере, то всё стало ясно. Тогда же я и начал обращать внимание на то, как шепчется за вашими спинами персонал.