355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Angel Guardian » Научи меня любить (СИ) » Текст книги (страница 10)
Научи меня любить (СИ)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 15:40

Текст книги "Научи меня любить (СИ)"


Автор книги: Angel Guardian



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Эти несколько дней ожидания и неизвестности тяжелым грузом легли на нас всех, отпечатком отложившись в нашей памяти.

Из отчета медиков скорой помощи я узнал, что за время, пока Глеба везли в больницу, ему пару раз «заводили» сердце. Как выяснилось позже, сломанные ребра порвали легкое, что повлекло за собой большую кровопотерю, которая едва ли не стоила ему жизни...

POV Глеб

(Писалось под 30 Seconds To Mars – Hurricane; http://vk.com/audios304258210)

Никогда раньше мне не приходилось задумываться о смерти. Когда тебе тридцать семь, об этом как-то не думается. Ты живешь беспечно и раскованно, идя по жизни твердой поступью, но только до того момента, пока что-то не происходит, что меняет для тебя всё... Именно так и произошло со мной...

Я был дураком, думая, что со мною ничего и никогда не может случиться. И вот сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, насколько не ценил то единственное, что есть у каждого человека – жизнь.

В тот день, когда я был на волосок от смерти, я понял, как все скоротечно и стремительно. Что жизнь – она не так длинна, как думалось раньше. Что она так же хрупка, как лед с наступлением весны, и что разрушить ее может всего лишь миг.

Сегодня утром меня перевезли из реанимации в палату. Всё тело болит и ноет, как будто меня несколько часов истезал садист-боксер. Меня постоянно пичкают обезболивающим, от которого я постоянно сплю, что, в общем-то, и неплохо, учитывая мое общее состояние.

В редкие часы моего пробуждения ко мне наведывались из полиции, потом заходили родители. Мать плакала и причитала, отец был бледен и изможден.

Тот день отразился на всех нас…

Когда же я прихожу в себя в следующий раз, то вижу мать, сидящую рядом с моей кроватью:

– Привет, мам, – говорю я, не узнавая в этом хриплом и низком голосе себя.

– Глеб, сынок, как ты? – тут же отзывается она, подсаживаясь ко мне поближе. В ее глазах боль и тоска. Прости меня, мама…

– Прекрасно! – пытаюсь шутить я и даже делаю попытку улыбнуться. Не получается, даже рот болит. Шиплю…

– Ох, тише, дорогой, у тебя губы потрескались. Сейчас, секунду, – просит родительница, что-то выискивая в недрах своей сумочки. Найдя гигиеническую помаду, аккуратно смазывает мне губы.

– Спасибо, мам. Как папа? – спрашиваю, потому что мне совершенно не понравилось то, каким я его увидел сегодня утром.

– В порядке, – нарочито бодро отвечает она, пряча за улыбкой тревогу и страх.

– Что с ним? – включаю свой авторитет, который одинаково действует, что на подчиненных, что на родителей.

– Глеб, ты только не волнуйся, ладно, – гладит меня по руке мама, – у отца случился гипертонический криз, когда нам позвонили и сообщили, что тебя… – срывается, прижимает руки к лицу и начинает плакать, – Боже, Глеб, это было ужасно. Я думала, что я умру… А потом ты долго не приходил в себя, и мы…

– Мам, мам, посмотри на меня, – настойчиво прошу я, легонько теребя ее за руку, – я жив, отец тоже, всё хорошо, слышишь меня?

– Да, мой хороший, слышу, – сквозь слезы говорит мама, вытирая лицо маленьким платочком, – я тебя так люблю, Глеб.

– И я тебя очень люблю, мам, – блин, что-то глаза подозрительно щиплет, – обними меня, пожалуйста, – прошу я, понимая, что безумно хочу почувствовать родное тепло на своем измученом теле. Мать тут же подскакивает и не совсем деликатно прижимается ко мне грудью.

– Ох… Мам… Полегче, раздавишь, – охаю я, хрипло посмеиваясь над родительницей. От рваного смеха ребра отзываются тупой и тянущей болью до самой грудины. Дерьмо…

– Прости-прости-прости! – причитает она, отлепившись от меня, – вот же дура старая, у тебя же ребра сломаны.

– Ты лучше скажи, что у меня не сломано, – в ответ бурчу я, морщась от боли, которая, кстати сказать, начинает нарастать, распространяясь по всему телу...

– Не гневи Бога, Глеб! – строго отчитывает меня мать, наставив на меня острый пальчик, – как говорят врачи, ты легко отделался после такого мощного взрыва. Ох… Даже думать не могу, что было бы, если бы ты сел в машину…

– Как раз таки в этом случае всё было бы абсолютно понятно, – мрачно говорю я, – ладно, мам, не будем об этом. Так как там папа?

– Уже лучше. Его даже в стационар не клали. Прокапали капельницами и домой отправили. Он сейчас, кстати, договаривается с главврачом краевой больницы о твоем переводе.

– Ну и зачем этот цирк?

– Как «зачем»? – искренне удивляется мама, – там врачи лучше, условия, оборудование.

– Понятно, – нет, ну а смысл спорить, если они и так всё решили.

– Все. Закругляемся. Время для посещений закончилось, – врывается в палату девушка, с медицинским подносом в руках, – а Вам, Глеб Маркович, пора делать укольчик и спать.

– Да, да, конечно, – кивает мама и поворачивается ко мне, – Глеб, там за дверью стоит парень... – сердце пропускает один удар – ...он практически на коленях меня умолял разрешить ему тебя повидать, сказал, что он дизайнер твоего дома.

– Да, есть такой, – говорю как можно равнодушнее, хотя внутри все сжимается от радости и предвкушения, – пусть зайдет, – поворочаюсь к медсестре и обращаюсь уже к ней: – можно мне еще пять минут, пожалуйста?

– Ох, Глеб Маркович, – нарочито громко вздыхает она, – веревки из меня вьете этой своей улыбкой. Ладно, но только пять минут, а потом укол и спать.

– Спасибо.

– Завтра с утра мы с отцом к тебе заедем, – говорит мама, целует меня в щеку, гладит по голове и выходит вместе с медсестрой, – до завтра.

– Пока, мам, – бросаю я и замираю в ожидании.

Ровно через десять ударов моего сердца дверь в палату открывается и на пороге замирает бледный, осунувшийся и совершенно не знакомый мне Алик.

Из него словно всю жизнь высосали, настолько серым и безжизненным казалось его лицо. Глаза, мои любимые, невероятно красивые глаза потухли и поблекли. Губы потеряли свою очаровательную припухлость и цвет.

Боже, что же с тобой случилось? Неужели это из-за меня ты так плохо выглядишь? Но почему? Разве я для тебя что-то значу?

– Алик…

POV Алик

Все эти два дня, что Глеб не приходил в себя, стали для меня самыми мучительными в жизни. Изо дня в день, из часа в час я только и делал, что сгорал в пламени своего собственного ада.

Всё это время Макс был рядом со мною, как верная и заботливая курица наседка. Если бы не он, я бы, наверное, умер от голода и обезвоживания, потому что для меня перестали существовать такие банальные потребности, как еда, вода и сон. Кстати, о последнем. Им я забывался только благодаря сильнодействующему снотворному, которое где-то раздобыл для меня Макс.

Когда позвонила Лера, я до дрожи в коленках боялся взять трубку из опасения услышать что-то ужасное, но когда она сказала, что Глеб пришел в себя, чуть не умер от счастья.

Пробиться к нему на свидание в тоже же утро не получилось. Сначала следователь пришел на предварительный допрос, потом нагрянули родители Глеба. Ну и конечно же камнем преткновения был запрет на посещение пострадавшего людей, не являющихся родственниками. Поэтому я решил попытать счастье и приехал вечером, в надежде заручиться поддержкой Леры. Но мне несказанно повезло. К Глебу снова приехала мать. Замечательная женщина. Добрая и искренняя. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить ее в том, что я не представляю для Глеба совершенно никакой угрозы. Хвала небесам, она мне поверила и обещала помочь.

И вот, спустя час мучительного ожидания, мне разрешают войти…

Открываю дверь, вхожу и замираю на пороге…

(Совет автора, читать под композицию Secret Garden – You Raise Me Up; http://vk.com/audios304258210)

Секунды текут медленным потоком, превращаясь в липкую и вязкую патоку, сквозь которую я смотрю и вижу лежащего на больничной кровати Глеба. Бледного и изможденного, с темными кругами под глазами и ссадинами по всему его суровому и жесткому лицу.

От вида живого, хоть и измученного, любимого, грудь сжимает и распирает одновременно. Еле стою на ногах, потому что на меня накатывает волна такого дикого облегчения, что темнеет в глазах. А когда слышу свое имя, произнесенное хриплым, незнакомым мне голосом, делаю пару шагов по направлению к кровати и не дохожу до нее, мягко опускаюсь на колени, смотрю в его глаза цвета расплавленного серебра и плачу. Тихо и беззвучно слезы катятся вниз, тяжелыми каплями опускаясь на руки и колени.

Больше всего на свете я хочу сказать ему, что люблю его. Люблю каждой клеточкой своего тела. Но не говорю, потому что боюсь, что моя любовь может стать ему обузой, ненужным балластом в его привычной и размеренной жизни.

Делаю над собой усилие, поднимаюсь на ноги и подхожу к кровати. Всё это время мы с Глебом смотрим друг другу в глаза. Мы словно телепатически передаем всю ту гамму и палитру ужаса и боли, что каждый из нас пережил за эти бесконечно долгие дни.

Если вы думаете, что в подобной ситуации так легко подобрать правильные и нужные слова, то вы глубоко заблуждаетесь. Это не просто сложно, это практически невозможно...

– Глеб… – имя любимого вырывается из моей груди хриплым сипением. Подхожу еще ближе, беру его за руку, осторожно, словно она хрустальная, прижимаюсь к ней щекой, слегка трусь, потом нежно касаюсь ее губами, – я так рад, что ты жив, – мне все-таки удается сказать эти простые и одновременно сложные слова.

– Алик, я не… Почему ты здесь? – Нет! Нет! Что ты такое говоришь? Это не те слова, которые я хочу от тебя услышать!

– Я очень сильно за тебя переживал, – выдавливаю из себя я, всё так же не понимая, почему из всех слов, что он мог мне сказать, он спросил именно это. Разве он не рад меня видеть? Ни за что в это не поверю, в первые в жизни беспрепятственно читая его эмоции. Но тогда почему, Глеб?

– Почему, Алик? – с нажимом спрашивает он, пристально заглядывая мне в глаза. Спустя несколько секунд, до меня с запозданием начинает доходить, что в его слова кроется некий шифр, который я должен разгодать... Неужели он хочет, чтобы я сказал что…?

– Глеб Маркович, время вышло, пора делать укол и вообще отдыхать, – немного раздраженно говорит влетевшая в палату, словно торнадо, медсестра, – а Вас, молодой человек, я попрошу удалиться. Время посещений закончилось, поэтому на выход.

На долю секунды встречаюсь с девушкой взглядом и узнаю в ней Леру. Она тоже узнает меня, едва уловимо кивнув головой.

– Хорошо, – покорно соглашаюсь я с девушкой, так же осторожно кладу руку Глеба на кровать, прощаюсь и ухожу.

Глава 14

POV Глеб

«Нет! Нет! Нет! Черт!»

«Ну какого хрена ты приперлась», – захожусь я в немом крике, когда появляется медсестра, но момент уже упущен и зрительный контакт между нами с Аликом разорван. Варварски и бесцеремонно разрушен.

Мне нужно было получить подтверждение того, что я увидел на дне его потухших глаз, когда он стоял передо мной на коленях и плакал. В этих синих омутах отражалось множество разнообразных эмоций, но одну из них я видел впервые. Мне показалось, что я разглядел в них любовь. Чистую, светлую и прозрачную, словно горный хрусталь. О, как же я хотел, чтобы он мне о ней сказал… Но есть вещи, которым не суждено случиться, тогда, когда мы этого хотим…

Спустя пару мгновений обезболивающее делает свое дело, унося меня в царство Морфея…

Следующий день закручивает меня с новой силой. Сначала родители, потом врачи с бесконечными анализами и процедурами. Следом за ними следователь со своими примитивными вопросами. Ну и напоследок, переезд в краевую больницу.

Как и ожидалось, меня кладут в палату, которую можно смело назвать VIP.

Приятный, не больничный интерьер, плазменный телевизор, удобная и многофункциональная кровать с различными функциями подъема и изменения положения, свой собственный душ и туалет, дорогое медицинское оборудование, в довесок с вежливым и квалифицированным персоналом. В общем, любой каприз за ваши деньги.

Поскольку мне постоянно подкапывают обезболивающие препараты в капельницу, я много сплю. Когда просыпаюсь в очередной раз, за окном темно, в палате горит ночник, а рядом с постелью сидит Амир.

– Привет, – хриплым со сна голосом, приветствую я своего друга, а по совместительству преданного и верного начальника службы безопасности.

– Привет, Глеб, – тепло улыбается мне Амир, – как ты себя чувствуешь?

– Знаешь, – говорю я, зажимая кнопку на пульте управления, меняя положение кровати так, чтобы удобно было говорить, – от этого вопроса у меня уже скоро начнется нервный тик, – пытаюсь шутить я.

– Если бы ты меня послушал в свое время, то этого могло бы и не случиться! – заводит свою любимую шарманку Амир. Хороший он мужик. Умный и преданный. Пожалуй, он из немногих людей на этом свете, кто может похвастаться моим доверием.

– Пути Господни неисповедимы, сын мой...

– Не юродствуй, Глеб, – злится друг, – на самом деле всё очень серьезно.

– Знаю, – соглашаюсь я, – что-нибудь узнал? – спрашиваю, даже не сомневаясь, что Амир уже начал свое собственное расследование.

– Немного, – задумчиво говорит он.

– Рассказывай.

– В общем, заезжал я на днях к своим ребятам, пока ты тут в отключке валялся, – ехидничает эта ментовская зараза, – и выяснил, что за два дня до твоего покушения кто-то «хакнул» всю систему видеонаблюдения жилого комплекса, полностью ее «положив». Пока они там разбирались, что да как, я думаю, твою тачку и «начинили», – друг задумывается на пару секунд и снова продолжает, – знаешь, мне кажется, заказчик знал, что ты собираешься в Москву.

– Но это невозможно, Амир, – задумчиво отзываюсь я, потирая пальцами щетинистый подбородок, – эта поездка была спонтанной. Я не планировал ее заранее. Всё решилось буквально за день. Или это ты так завуалированно намекаешь на «прослушку»?

– Нет. – Уверенно говорит Амир, мотнув головой, – офис под защитой, муха не пролетит без моего ведома, это я тебе говорю...

– Телефоны? – озвучиваю я еще одно своё предположение.

– Геморрой полный, да и не вижу я смысла так напрягаться из-за одного единственного взрыва.

– Тогда как?

– Не знаю, – удрученно отзывается друг, разводя руками, – возможно за тобой какое-то время был «хвост» и, увидев, что ты отчаливаешь в столицу, начали действовать.

– Идиотизм... – констатирую я, задумчиво разглядывая своего начальника службы безопасности.

– Согласен...

– Зачем нужны такие сложности, когда всё можно решить одним единственным выстрелом в голову? – озвучиваю я свою мысль, которая не дает мне покоя вот уже третий день.

– А вот здесь, я думаю, у меня есть для тебя одно весьма прозаичное предположение, – печально улыбается друг, заглядывая мне в глаза.

– И какое же? – нервно усмехаюсь я.

– Напугать тебя...

– Напугать? Меня? Ты шутишь? – смотрю на Амира и поверить не могу, что он говорит это на полном серьезе.

– Да, какие уж тут шутки, Глеб. – Без тени улыбки вздыхает друг, оперевшись локтями о колени. – Посуди сам, когда закладывали заряд, они же не могли не знать о возможности дистанционного запуска движка. Правильно? – согласно киваю, почёсывая бровь, а друг тем временем продолжает. – Так вот, исходя из этой нехитрой логики, я делаю вывод, что в первую очередь тебя хотели напугать, а не убить.

– Абсурд какой-то, – заключаю я, подводя итог под предположением Амира, – в этом нет никакого здравого смысла...

– Ну, не стоит так удивляться, Глеб, – отзывается Амир, откидываясь на спинку стула, – тебе ли не знать , что человеческая глупость недостижима. Да и потом, я думаю, что таким «оригинальным» способом, – с сарказмом говорит друг, рисуя в воздухе кавычки, – заказчик хотел во всеуслышание рассказать о своем недовольстве напакостившим ему конкурентом. Я же говорил, всё очень прозаично, но, в любом случае, расчет был и на твою смерть, потому что пластида, хочу я тебе сказать, они явно не пожалели.

– Сколько? – хрипло спрашиваю я, игнорируя мерзкий холодок, продирающей по всей спине, заползая внутрь, от одной только мысли, что могло бы случиться, поступи я иначе.

– Предположительно сто грамм[2], может быть чуть больше, – с грустью отвечает Амир...

– Не хило, – задумчиво констатирую я, в полной мере оценивая масштаб этого самого «недовольства», – м-да… – на этом мой словарный запас, как-то резко иссякает.

– Согласен, но вопрос сейчас не об этом. Кто и почему это сделал? Есть предположения?

– Хах, – усмехаюсь я, – Амир, да таких людей знаешь сколько? Тебе ли не знать, как часто я перехожу кому-то дорогу, добиваясь своей цели.

– Но должно же быть что-то, что могло вывести кого-то из себя пуще прежнего, Глеб, – гипотетически рассуждает мой друг, – дыма без огня не бывает, понимаешь. Вспоминай, какие тендеры выигрывал в последнее время, что за сделки заключал… – Амир резко себя обрывает и на несколько секунд замолкает. – Слушай, а может быть это из-за нового филиала, что ты открываешь?

– Вряд ли, – потираю я переносицу. Черт, голова начинает болеть. Сотрясение мать его, – даже если об этом уже и прознали, это не повод меня взрывать. А вот по поводу тендера, – хм… уже теплее, – может быть, ты и прав. Как раз последний из них я выиграл не без боя. Ох уж и попил он у меня кровушки…

– Так, отлично, это уже что-то! – зажигается азартом Амир. Сейчас в нем заговорила ищейка, напавшая на след. – Завтра же займусь сбором информации о компаниях, участвующих в этом тендере.

– Хорошая мысль, думаю, нужно искать среди не очень крупных фирм, – логически размышляю я, – потому что крупная компания не будет возлагать большие надежды на этот проект. А вот маленькая – вполне, и если это так, то я спутал кому-то карты и увел жирного застройщика. Чем не повод мне отомстить?

– Резонно... – соглашается Амир, задумчиво потирая подбородок. – Ладно, Глеб, я пойду, – вздыхает друг, явно уже погруженный в свои мысли и рассуждения по поводу данной ситуации, – как только что узнаю, я тебе сообщу. А ты заканчивай уже этой херней заниматься. Разлегся тут, понимаешь, – шутливо наезжает на меня он, положив руку на мое здоровое плечо, – я рад, что ты жив.

– Ты знаешь, я тоже, – усмехаюсь я, похлопывая его по крепкой руке, – спасибо тебе. Буду ждать новостей, – и когда уже друг практически выходит за дверь, говорю, – и, Амир, будь осторожен. Пожалуйста.

– В отличие от некоторых заносчивых мальчишек, я всегда осторожен, – не упускает возможность ткнуть меня носом, в мою же беспечность, он.

– Да ну тебя, проваливай уже, – смеюсь я, махнув на него рукой.

***

Со дня покушения прошел месяц и, казалось бы, что такое каких-то тридцать дней в океане жизни?... Так, всего лишь капля, миг, но и этого, порою, бывает достаточно, чтобы что-то изменилось навсегда.

Вот и я изменился, а вместе со мною и мое отношение к собственной жизни. Я стал больше ее ценить за ее красоту, многогранность, непредсказуемость.

К радости Амира я внял голосу разума и стал перемещаться по всем вопросам и делам только на служебном автомобиле. Пока шло расследование, мой сердобольный друг нанял мне телохранителей. Но, слава Богу, это кошмар наконец-таки закончился.

Как я и предполагал, преступником оказался генеральный директор небольшой строительной кампании, который возложил слишком много надежд на алтарь нового проекта, не поскупившись на это финансово. А поскольку игра за победу не всегда ведется честным путем, то и потери идут в особо крупных размерах. Проиграв тендер, компания тут же разорились. Да, не скрою, чтобы заполучить этого застройщика, мне пришлось прибегнуть к некоторым хитростям и манипуляциям, использовав свой авторитет и влияние. Что поделать, в моем мире нет места слабости и несостоятельности. Каждый выживает, как может, и цена победы не имеет значения. К сожалению, в данном случае платой могла стать моя собственная жизнь. Спасибо, я вынес урок, вот только заказчика так и не нашли. Он исчез, испарился.

Единственный кого удалось задержать – это исполнитель. За неимением главного подозреваемого дело заморозили и отложили на неопределенный срок. Но это уже и не важно. Главное, что я жив, и весь этот кошмар закончился.

Что же касается Алика, то с того самого дня, когда он ко мне приходил, я его больше не видел. Не потому, что он этого не хотел, а потому, что этого не хотел я.

В тот день своим неожиданным визитом он застал меня врасплох. В его глазах я увидел сочувствие и жалость, к коим не был готов. Я не привык к проявлению подобных эмоций. Не хочу, чтобы он видел меня в таком жалком и беспомощном состоянии. Передвигающимся по квартире на костылях и корчащимся от боли в ребрах каждый раз, когда чихаешь или кашляешь. Это мерзко, это унизительно, это слабость. А я по определению не могу быть слабым.

На следующий день, когда Алик позвонил, чтобы спросить, не принести ли мне чего-нибудь вкусненького, я попросил его не приходить ко мне, объясняя это запретом следствия на посещение людей, не являющихся родственниками. Когда же вернулся домой спустя две недели после выписки, стал оправдываться работой и отсутствием свободного времени. Детский сад, скажете вы, да, пожалуй, но ничего не могу с собой поделать. Я такой, какой есть. Хотите – ешьте, хотите – нет.

Обижался ли на это Алик? Уверен, что да, хоть и скрывал это всеми правдами и неправдами. Запрета на звонки не было, поэтому иногда мы общались по телефону. В основном по вечерам и всегда о том, как продвигается работа по отделке дома. Практически никогда мы не разговаривали о нас и о том, что между нами было. Почему, спросите вы? Ох, да я и сам не знаю. Наверно, из-за страха услышать то, на что придется держать ответ, а я к этому еще не был готов.

Я запутался в паутине собственных чувств и эмоций, боясь принять похоть, страсть и увлечение за нечто большее и тем самым причинить боль Алику, чего, признаться, делать мне совершенно не хотелось. Он чуткий и нежный, добрый и понимающий, но самое главное – очень ранимый.

Скучаю ли я по нему? Да, и очень сильно. Порою даже до зуда во всем теле и ломоты в руках, но бездействую, потому что знаю, что позови я его к себе, он непременно приедет, но что потом? Просто быть рядом с ним, не имея возможности прикоснуться к нему, так как мне этого хочется, я не смогу, но и увидеть снова в его сапфировых глазах сочувствие и жалость на мои жалкие потуги доставить ему удовольствие, превозмогая боль и неудобства, тоже превыше моих сил. Именно поэтому я и не зову его, а он и не напрашивается. Умный мальчик, всё понимает.

Сегодня я был у врача. Новости хорошие. Рентген показал, что кости голени срастаются правильно, а главное – быстро. В конце недели снимут гипс, заменив его на тутор[3], а значит, у меня появится возможность перемещаться без ненавистных мне костылей. С палочкой для ходьбы куда удобнее и проще. Что же касается ребер, то с ними вообще всё хорошо. Они уже практически не болят, синева и ссадины сошли. Вывихнутая рука не беспокоит. С каждым днем я всё больше и больше становлюсь похожим не прежнего себя, что не может не радовать.

И вот, когда проблемы здоровья отошли на второй план, на их место пришла новая, самая сложная из всех, что мне доводилось решать за последнее время, а именно, что же подарить Алику на Новый Год, который, к слову сказать, уже не за горами? Мучаюсь этим вопросом уже не первый день, продумывая различные варианты, но каждый раз отметаю один за другим из-за их примитивной банальности.

Сделать выбор мешает незнание и самого Алика. Из-за постоянного противоборства между нами мы потеряли слишком много драгоценного времени, которое можно было использовать с большим толком, но прошлого уже не вернуть, поэтому будем исходить из реалий бытия.

POV Алик

– Уже что-нибудь выбрали? – вежливо спрашивает официантка по имени Елена.

– Да, нам, пожалуйста, вот этот сет, – указывая я пальцем на картинку меню, – две порции горячих роллов, пять разных видов спайси и две порции «васаби игай-яки», ах, да, и еще чайничек зеленого чая с мелиссой, пожалуйста.

– Хорошо, итак, вы заказали, – кивает девушка, проговаривая наш заказ повторно, на случай ошибки, – что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, это все, – лучезарно улыбается приглянувшейся ему официантке Максим. Девушка смущается, опускает глазки и убегает выполнять заказ.

– Ну, что там у тебя опять стряслось, Аличек, рассказывай, – говорит друг, откидываясь на мягкую спинку дивана. Мы не виделись с ним почти десять дней, потому что отец нагрузил его работой так, что бедному Максу пописать некогда было сходить, не то чтобы со мной встречаться. И вот настал счастливый день, когда мой лучший друг смог вырваться из лап работы и фанатичного родителя.

– Макс, мне кажется, что я схожу с ума, – признаюсь я, прикуривая сигарету, – а еще, что у меня развивается паранойя на фоне такого явления, как Глеб.

– Пупсик, а ты не мог бы чуточку поконкретнее изъясняться? – усмехается друг, потягивая горячий кофе.

– Неделю назад Глеба выписали из больницы, – повествую я, – думал, что вот оно – счастье, и мы наконец-таки увидимся, но он все время отмазывается тем, что неимоверно сильно занят работой. Вот ты мне, блять, скажи, какой такой работой он там занят, лежа на кровати?! – зло говорю я, сминая пальцами окурок в пепельнице.

– Алик, тебя снова заносит, – авторитетно говорит Макс, положив руки на стол, – ты что думаешь, что такого человека, как Глеб, остановит какая-то пара переломов и десяток царапин? Приди в себя, Алик. Такие, как он, живут своей работой, дышат ею. Поэтому перестань забивать свою голову всякой ерундой…

– Это не ерунда, Макс! – громче, чем следовало восклицаю я, привлекая к себе излишнее внимание посетителей, и уже тише продолжаю, – он не хочет меня видеть, понимаешь? Одно дело больничка. Там действительно дежурил мент, который кроме родителей никого не пропускал, но ведь дома он уже не под охраной полиции. Что мешает нам встречаться? Ни-че-го, – по слогам произношу я, не в силах сдержать горечь и обиду, что так и хлещет из меня бурными потоком. Вот уже семь дней, как я пребываю в состоянии, близкому к истерике. Я до безумия соскучился по Глебу. По расплавленному серебру его глаз, по редкой искренней улыбке, по рукам и телу. По всему. И то, что он не испытывает тех же эмоций, что и я, меня очень сильно обижает, и я совершенно не знаю, что мне с этим делать и как быть... Как все это воспринимать и чем объяснять...

– М-да, вот смотрю я на тебя, Аличек, и поражаюсь, насколько же любовь делает людей слепыми и глупыми, – по-доброму говорит Макс, слегка наклонив голову набок, – в тебе сейчас говорит слепая обида, но послушай, что я тебе скажу. Из твоих собственных рассказов и из того, что я слышал сам, делаю вывод, что Глеб очень сильный и властный человек. Как ты думаешь, каково ему сейчас оказаться в шкуре слабого и беспомощного больного, перемещающегося с помощью костылей и глотающим горстями обезболивающее? – прерывается друг, делает глоток холодной минералки без газа, внимательно на меня смотрит и продолжает, – подумай сам, Алик, каково ему будет показать тебе свою слабость. Тому, кто всю жизнь привык быть на коне, и тут оказавшегося под ним. Как ты думаешь, это приятно? Нет. Это унизительно. И Глеб лучше умрет, чем позволит кому-то увидеть себя в таком состоянии.

Слова Макса отрезвляют. Не сразу, а постепенно они проникают в мое подсознание, приживаясь там, пуская корни, прорастая и сливаясь с ним воедино. Уже к концу нашей трапезы я чувствую себя иначе. То давящее и прессингующее чувство обиды отпускает, давая возможность вдохнуть чистый, свежий воздух, не приправленный горечью переживаний.

– Спасибо, Макс, – искренне благодарю я друга, сыто откинувшись на спинку дивана с прикуренной сигаретой, – за то, что смог вырваться и поговорить со мной, за то, что снова вправил мне мозги.

– Всегда, пожалуйста, пупсик, – шутливо отвешивает полупоклон он, – уже придумал, что будешь дарить Глебу на Новый год? – как бы между прочим, спрашивает Макс, делая глоток теплого чая.

– Ох, не спрашивай, – обреченно машу на него рукой я, – от одной только мысли голова идет кругом. Вот что можно подарить человеку, у которого всё есть?

– Н-да, дилемма… – соглашается он, в тот момент, когда к нашему столику подходит белокурая девушка Елена со счетом в руках.

– Ваш счет, – нежным голоском сообщает она, кокетливо поглядывая на друга. Вот уже на протяжении полутора часов, что мы тут сидим, я наблюдаю их немногословную игру во флирт. Забавно это выглядит. Наслаждаюсь этим. Приятно видеть Макса в своей привычной стихии ловеласа и сердцееда.

– Вот Вы, Елена, что бы Вы подарили своему возлюбленному на Новый год? – ехидно так улыбается Макс, подмигивая девушке.

– Но, у меня нет любимого, – не упускает возможности оповестить о своем статусе далеко не глупая Елена.

– О, как же так, – театрально наигранно удивляется друг, – Вы так милы и очаровательны, Елена, – напропалую флиртует Макс, – что в это необычайно сложно поверить.

Вижу, что девушка польщена, но и падать в объятия Макса тоже не торопится...

– Спасибо, конечно, за комплемент, но это факт, – улыбается, она, разводя руками, а ее хитрые глаза так и блестят озорными искрами.

– Хорошо, давайте тогда просто представим, чисто гипотетически, что Ваш возлюбленный – это я, – снова подмигивает Макс, выдавая свою самую сексуальную улыбку, продолжает, – что бы Вы мне подарили на Новый год?

Девушка задумывается и уточняет:

– А в средствах, чисто гипотетически, я ограничена или нет?

– Ну, скажем так, не стеснены, – продолжает свою игру друг.

– Хм... Думаю, я бы подарила путевку для нас двоих, – не особо долго думая, говорит Елена, пожимая острым плечиком, – куда-нибудь в теплые страны. Не избито и не банально. Всё лучше, чем пресловутый парфюм, зажимы для галстука и ручки.

Девушка не успевает договорить, как Макс срывается с места и смачно целует ее в щеку.

– Елена, Вы просто чудо! – радостно восклицает друг, сверкая глазами то на меня, то на девушку, – простите, не сдержался. Но Вы реально помогли нам решить дилемму, – искренне улыбается он, а до меня только сейчас начинает доходить смысл его слов.

– Да не за что, – смущенно отзывается девушка, не зная, как ей реагировать на столь бурное проявление эмоций.

– Леночка, не откажите ли Вы дать мне свой номер телефона? – складывает ладошки в молитвенном жесте Макс, смешно хлопая глазками. Девушка хихикает, кивает и говорит:

– Записываете, – дальше уже не слежу за их диалогом, погруженный в свои мысли.

Уже в машине Макс спрашивает:

– Ну как тебе идейка?

– Если честно, супер, – признаюсь я, – вот только я в горы хочу, а не в теплые страны, – задумчиво говорю я.

– Значит, Европа, – подтверждает мои собственные мысли друг.

– Есть проблема, – грустно признаюсь я.

– Какая? – уточняет Макс.

– У меня нет визы, и насчет Глеба я не уверен, – отвечаю я, лихо заезжая на парковку офисного здания, где трудится мой друг.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю