Текст книги "Дитя любви"

Автор книги: Анджела Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Но я уверена, вы скоро соскучитесь по дому. – С этими словами Изабелла повернулась к двери. – Думаю, родители вас ждут не дождутся.

Алессандра опустилась на кровать.

– Ф-фу-у, – выдохнула она, затем скинула туфли и подошла к окну.

Внизу, у лестницы на террасу, она увидела Рафаэля, нервно ходившего взад и вперед. Даже с такого расстояния до нее доносился слабый запах его сигары.

Словно почувствовав ее взгляд, он поднял голову и слегка помахал рукой. Этот жест выглядел таким же интимным, как объятие.

ГЛАВА 8

После того как Алессандра закончила разговор, Тэра еще долго прижимала трубку к уху. Между ними пролегла такая даль… Она немного постояла у телефона, а затем вышла в сад, прислушиваясь к шелесту ветерка в росших вокруг бассейна плакучих ивах.

Она вспомнила, как впервые увидела этот сад больше двадцати лет тому назад. Тэре едва исполнилось восемнадцать, и привез ее сюда неистовый Сол, только что разошедшийся с женой, чтобы навсегда остаться с молоденькой любовницей.

Медленно бредя по лужайке и рассеянно срывая травинки, Тэра вспоминала, какой она была тогда юной, исполненной радостных надежд, абсолютно покоренной Солом Ксавьером, отдавшей ему тело и душу. Она была любящей, умной, страстной… и на втором месяце беременности.

Боже, какое осиное гнездо я растревожила, криво усмехнувшись, подумала Тэра. Интересно, что бы я сделала, если бы знала, какие интриги, борьба и горе ждут впереди. Передумала бы? Нет. Снова сделала бы то, что сделала.

Тэра понимала свою беспомощность перед необузданной силой романтической и чувственной любви Сола. И теперь, когда она стала в два с лишним раза старше той девочки, узы, привязывавшие ее к мужу, были все так же крепки.

Она еще немного постояла в саду, любуясь ветвями огромной араукарии, находившейся в центре лужайки. Дерево выглядело величественно и в то же время причудливо. Она подумала о своей карьере музыканта. С детских лет ей пророчили блестящее будущее знаменитой скрипачки. Но все надежды жестоко оборвала травма позвоночника, полученная Тэрой в автомобильной катастрофе. Так ей пришлось осваивать профессию дирижера. Она верила, что стала хорошим специалистом. Тэра тонко чувствовала музыку и оркестр, ее уважали за талант и терпение, с ней было приятно работать. Публика ее любила, а записи выступлений охотно исполняли по радио. Но иногда Тэра сомневалась, что способна на нечто большее, чем простой профессионализм. Едва ли она сумела бы вдохновенно и по-новому интерпретировать известное музыкальное произведение.

Вот Сол действительно великий маэстро. Казалось ,он всякий раз находит новое в произведении, которое исполняет с оркестром. А потом… он мужчина. Муж – это не жена, отец – не мать. Другой калибр.

Иной раз Тэре казалось, что женщина, несмотря на все старания, не может накопить в себе столько энергии, чтобы вложить ее и в работу, и в близких людей. Пожалуй, ответ прост: невозможно равным образом расходовать себя на обе эти цели. Мужчина направляет энергию на работу, пусть не всегда на уровне сознания, но уж инстинктивно – обязательно. Он даже не задается целью делить свой запас. Львиная доля этого запаса идет на самоутверждение.

Вот потому-то, пришла она к заключению, слегка касаясь пальцем замысловато перекрученных ветвей, Сол сейчас и занят в Лондоне со своим музыкальным агентом Роландом Грантом, а она бесцельно слоняется по саду, беспокоясь об уехавшей дочери.

В последние дни разговоры с Алессандрой становились все короче и напряженнее.

Сначала все было прекрасно. Алессандра, ласковая и оживленная, с удовольствием рассказывала матери о поездке. Она собиралась пробыть в поместье Савентосов несколько дней и прекрасно проводила время, тренируя лошадей Рафаэля. Надо сказать, отличных лошадей. Особенно Оттавио, прирожденного победителя. Другая лошадь также таила в себе массу возможностей. Алессандра разработала почасовой график тренировок, и Рафаэль предоставил ей полную свободу в его осуществлении.

Тэра слышала в голосе дочери энтузиазм и радовалась, что Алессандра оправилась от тяжелой душевной травмы, вызванной смертью Сатира.

Но потом звонки стали реже, и Тэра почувствовала нежелание дочери говорить о себе. Тон Алессандры изменился – в нем появились осторожность и уклончивость. Она словно предупреждала мать: «Не трогай меня, не смей лезть в мою жизнь, я все буду решать сама».

Сегодня исполнилось ровно две недели со дня ее отъезда.

Тэра оглянулась, заслышав шум мотора. Черный «порше» Сола скользнул по подъездной аллее, мелькнул мимо нее и резко затормозил у дома, взметнув в воздух гравий. Она заспешила через лужайку навстречу мужу и неожиданно для самой себе перешла на бег.

– Дорогая! – Сол обнял жену и поцеловал в лоб у самых волос.

Тэра крепко обняла мужа, притянула к себе его голову и прижалась к губам.

Он застонал от удовольствия.

– Я думала, ты приедешь позже, – сказала она.

– Решил разок нарушить традицию. – Ксавьер взял ее за руку и потянул в сад. Они шли не размыкая рук, словно влюбленные на тайком свидании. – Роланд был в своем любимом ленивом настроении, и я использовал коронный трюк всех дирижеров: ускорил темп. В результате мы пришли к заключительному аккорду намного быстрее, чем он рассчитывал.

Тэра рассмеялась.

– Ладно, Сол, можешь не напоминать, что все простые смертные у тебя в кулаке. – Она скорчила гримасу. – Все равно я очень рада, что ты так быстро с ним разделался. Ты мне страшно нужен.

– Правда?

– Даже больше, чем обычно.

– Вот как? – Он внимательно посмотрел на жену. – Речь, конечно, об Алессандре?

– Да. Я беспокоюсь.

– Думаешь, я этого не заметил?

– Разумеется, заметил, но иногда ты предпочитаешь не обращать не меня внимания, особенно когда я веду себя как наседка.

– Гм… Ладно. Так что нового на испанском фронте?

– Самое новое, что она больше ничего не хочет рассказывать.

– По-твоему, это случилось впервые?

– Да нет. Но все-таки раньше она замыкалась в себе, будучи здесь, а не за тридевять земель. Ты понимаешь меня?

В его улыбке она отметила оттенок недовольства.

– Она в Испании, в респектабельной старинной семье. Здорова и, очевидно, счастлива. Почему мы должны волноваться?

– Ах, Сол! – вздохнула Тэра.

– Ну хорошо. Я постараюсь отнестись к твоей тревоге серьезно. Давай беспристрастно проанализируем ситуацию.

Тэра сухо усмехнулась. Разве можно быть беспристрастным, когда речь идет о собственном ребенке?

– Доберемся до причин твоей тревоги, – сказал Сол. – Во-первых, ты считаешь, что Алессандра слишком молода.

– Конечно.

– Между тем она уже совершеннолетняя и имеет право принимать решения.

– Разумеется. Но ради Бога, Сол, у нее так мало жизненного опыта! Она не представляет, как опасна реальная жизнь. Что она знает о человеке, у которого живет? Что знаем о нем мы?

– Ты имеешь в виду, что его намерения могут быть не слишком благородными? – В холодных серых глазах Сола блеснули насмешливые сапфировые блики. – Идем дальше, Тэра. Алессандра способна справиться с любыми нежелательными предложениями.

– Да, но если они окажутся желательными?

Повисло молчание. Тэра решила, что все же пробила броню мужа. В конце концов, Сол – человек из плоти и крови, муж, отец.

– Значит, по-твоему, мы должны беспокоиться из-за предстоящего знакомства Алессандры с сексуальной стороной жизни?

– Знакомство с сексом! – Тэра едва не закричала. – Сол, мы говорим о важнейшем моменте в жизни нашей дочери! Как ты можешь быть таким хладнокровным, словно препарируешь лягушку?

– Отнюдь. Я просто анализирую. Рассуждаю логически. – Тэра гневно фыркнула. – Нет, ты не так меня поняла. Подумай, Тэра! Подумай еще раз. Ведь совсем недавно ты переживала, что у Алессандры нет приятеля, что всю свою страсть она отдает лошадям. Разве не так? Станешь отрицать?

– Нет.

– Было время, когда ты нервничала, – продолжал он мягко, но настойчиво, – потому что боялась, что Алессандра «розовая».

– Нет!

– Да! Будь честной. Ты никогда этого не говорила. Ни разу не произнесла этого слова. Но постоянно держала его в голове. Я видел его у тебя на лбу.

– Да, – прошептала она.

Внезапно Тэра вспомнила себя в возрасте Алессандры: юная мать с ребенком и украденным любовником, которому она поклонялась как Богу. Пораженная яркостью этой мысленной картины, она посмотрела на Сола и сразу почувствовала прилив горячего желания.

– Сол, не осложняй мне жизнь, – спокойно сказала она. – Да, я лицемерка. Я ограничиваю свободу дочери в выборе друзей, лишаю ее права на неограниченные сексуальные связи – одним словом, мешаю ей делать именно то, что делала сама, когда была на три года моложе Алессандры…

– Совершенно верно, – сухо подтвердил он.

– Но Алессандра еще не начала жить. Она даже не знает, что ей дальше делать.

– А ты знала?

– Да! Я хотела стать скрипачом-виртуозом. Я продолжала мечтать об этом даже тогда, когда ты ураганом ворвался в мою жизнь и забрал в свой мир. И все-таки я состоялась. Ты знаешь это.

– Да, – искренне ответил он, – это так.

– У Алессандры нет профессии, нет устремлений, нет вообще никаких планов. Вот это меня и беспокоит.

– Нет устремлений? Мне казалось, что она хочет стать конкуристом мирового класса. Я ошибался?

– Ах, это… – Тэра нахмурилась и закусила губу. – Знаешь, Сол, я никогда не верила, что это у нее серьезно.

– Нет? А мне припоминается родительский военный совет, когда мы с тобой обсуждали все «за» и «против» этого желания Алессандры. Так сказать, препоясывали чресла мечом. Ведь дочь просто поставила нас перед фактом. – Он приподнял брови и улыбнулся. – Не так ли?

– Да, я не забыла, – резко ответила она. – Но если она так страстно мечтала стать профессиональной спортсменкой, почему так долго продолжала учиться музыке?

– Неужели не понимаешь?

– Представления не имею.

– Может, и не имеешь, дорогая. Но Алессандра – это не ты.

Тэра прижала руку ко лбу.

– Сол, – в отчаянии воскликнула она, – если ты и дальше будешь так спокоен, я рассвирепею!

Он обнял жену за плечи и притянул к себе.

– Ты все та же маленькая тигрица, в которую я когда-то влюбился, – нежно прошептал он. – Ну, а теперь расскажи мне простым и понятным языком, что именно из сказанного Алессандрой тебя разволновало? Она ведь звонила перед самым моим приездом?

– Да.

– И?..

Тэра тяжело вздохнула.

– Не знаю. Не могу объяснить…

– Когда она собирается домой? – спросил Сол, сразу беря быка за рога.

– Она не сказала. Наверное, это и выбило меня из колеи.

– А почему ты ее сама не спросила? – резонно поинтересовался Сол.

– Показалось неудобным. Начни я настаивать, она бы рассердилась. – Тэра печально посмотрела на спокойного мужа. Иногда его отстраненность от житейских проблем и поза божества, смотрящего на людей с небес, доводила Тэру до бешенства. А иногда вызывала прилив такого невыносимого желания, что она поражалась себе. Внезапно ее озарило: это постоянно растущее желание было результатом стремления прорваться через окружавшую Сола защитную оболочку. – А почему ты сам не спросил, когда разговаривал с ней в последний раз?

– На этой неделе я не говорил с Алессандрой.

– Да, – вздохнула Тэра, – ты здесь почти не бываешь.

– Это упрек?

– Нет.

– А я думаю, да.

– Сол, я понимаю твою жизнь и то, как ты ее организуешь. И принимаю. Я не плаксивая жена, которая жалуется каждому встречному-поперечному, что мужа вечно нет дома. Честно говоря, я не могу бросить в тебя камень, потому что сама веду ту же жизнь. – Мысленно оглянувшись на последние десять лет своей профессиональной жизни, Тэра вдруг ужаснулась. Она могла просто потерять контакт с дочерью! Для матери это куда ужаснее, чем для отца. Она криво усмехнулась. Как бы повеселилась ее собственная мать Рейчел, если бы услышала эти мысли! Когда Рейчел говорила те же слова, Тэра твердо отстраняла ее.

Где-то в глубине души она страшилась, что Алессандру может захлестнуть та же дикая и неуправляемая страсть, которая привяжет ее к другому человеку. Было что-то тревожащее в том, что Алессандра находится в Испании с Рафаэлем. Дочь могла очертя голову броситься в омут чувства, как в свое время сделала Тэра, продолжавшая тонуть в этом омуте до сих пор. Грехи матерей передаются детям, с мудрой иронией подумала она. Но Тэру беспокоил вовсе не грех. Здесь что-то другое. То, чему она никак не может найти название.

Сол сжал ее руку.

– Так что мы будем делать с нашей своевольной дочерью? – улыбнулся он.

– Ничего, – с досадой отозвалась Тэра. – А что мы можем? – Только тревожиться, добавила она про себя.

И вдруг в ней на мгновение родилась надежда. Наверняка Сол все просчитал и сейчас предложит какой-нибудь блестящий выход из положения. Раз – и все проблемы позади. Она все еще истово верила, что Сол способен подчинять себе ход движения вещей, в том числе и человеческих жизней.

Но он склонился к жене и мягко произнес:

– Согласен с тобой. Боюсь, мы и в самом деле мало что можем.

Они повернулись и медленно пошли к дому. У Тэры осталось ощущение, что разговор об Алессандре был пунктом в повестке дня. Обсужден.

Снят. Забыт.

Она прижималась щекой к плечу мужа, думая о своем браке и огромной любви к Солу и Алессандре. Надо будет завтра утром позвонить дочери и попытаться устранить натянутость, возникшую из-за ее собственного дурацкого стремления поволноваться.

– Ну, – сказал Сол, рука которого скользнула к ее груди, – не позволено ли мне будет пригласить жену в ресторан пообедать? Столик уже заказан. А по возвращении мы насладимся медленным долгим десертом… Идет?

ГЛАВА 9

Рафаэль и Алессандра выехали верхом в обширные зеленые луга, растянувшиеся на многие мили позади виноградников.

У них вошло в привычку рано утром брать лошадей на легкую прогулку. Рафаэль под руководством Алессандры учил Титуса подчиняться разным командам.

– Он идет гораздо лучше, – отметила Алессандра, наблюдая, как ритмично покачивается голова Титуса, а длинные изящные пальцы Рафаэля мягко управляют поводом.

– А я? – важно спросил Рафаэль. – Я тоже еду значительно лучше?

– О, из вас мы еще сделаем хорошего наездника, – слегка улыбаясь и глядя прямо перед собой, ответила Алессандра. – Когда Эмилио вернется, он пожелтеет от зависти.

– Я думаю, по возвращении ему найдется другое дело, – промолвил Рафаэль. В голосе его звучала ирония, но лицо оставалось бесстрастным.

Алессандра осмотрелась, впитывая в себя прелесть утра. Солнце поднялось, но было еще не жарко; лошади двигались легко, с удовольствием.

Последнюю милю всадники прошли крупным аллюром и теперь, отдав поводья, наслаждались спокойным шагом.

Сегодня утром их прогулка несколько затянулась, потому что Рафаэлю захотелось показать ей систему оросительных каналов вокруг виноградников.

– Когда мой прадед приехал сюда в начале века, он увидел вокруг только сухую, безводную землю, – рассказывал он Алессандре, пока кони медленно шли вперед. – Наверное, лучше всего к местным условиям подошло бы ваше слово «пустошь». Прадеду говорили, что только круглый дурак решится разбить здесь виноградники. Общее мнение склонялось к тому, что эта земля никогда не родит ничего хорошего. Но не таков был прадед, чтобы так просто сдаться. Ему здесь понравилось. Он каждой клеточкой тела чувствовал возможности этих земель…

– Мне кажется, – прервала его Алессандра, – ваш прадед был упорным и целеустремленным человеком. Очевидно, вы похожи на него… Итак, он решил не обращать внимания на советы слабых духом?

– Упорный и целеустремленный… Это комплимент? – поинтересовался Рафаэль.

– О да!

Савентос издал низкий смешок.

– Спасибо, Сандра. Ну что ж, вы правы. Мой прадед остался здесь. Он выяснил, что хотя земля в этих местах очень сухая, но выращенные на ней фрукты имеют замечательный вкус и аромат, нежный и одновременно пикантный. – Он повернулся к ней. – Мне нравится слово «пикантный»… А вам?

– Да. – Алессандра улыбнулась, видя, как Рафаэль старается извлечь из своего английского словарного запаса самые точные и емкие слова для описания важных для него вещей.

– Он также определил, что суточный перепад температур здесь, особенно в начальный период вегетации, весьма благоприятен для растениеводства.

– Каким образом?

– Температура в течение суток меняется понемногу и плавно, а не скачет то вверх, то вниз.

– Неужели стабильность температуры имеет такое значение для виноградарства? – спросила Алессандра.

– Это основа всего. Растения не любят резкой смены холода и тепла. И когда давят виноград, тоже требуется постоянная температура. Вот почему при постройке винодельни прадед устроил эти многочисленные маленькие окошки под потолком. Таким способом он старался поддержать более или менее постоянную температуру в помещении. Конечно, сейчас мы решили бы эту задачу техническими средствами.

– Судя по всему, ваш прадед был большой новатор.

– О да. Кроме того, он был необычным человеком.

Они поднялись на небольшой холм. Внизу раскинулась колышущаяся, переливающаяся водная гладь. Алессандре даже показалось, что она слышит плеск воды о бетон канала.

– Это больше похоже на реку, чем на канал, – удивилась она. – Реку, которая живет собственной жизнью.

– Каналы были очень тщательно спроектированы, чтобы принести в этот район максимум воды, – объяснил Рафаэль. – Проектные работы велись параллельно с развитием планов землепользования. Прадед строил винодельню и сажал виноград. В это время вода пришла на иссушенные земли и подняла их плодородие до необходимого уровня. Практически до современного.

– Замечательная история, – просто сказала Алессандра.

– Я тоже всегда так думал.

Она с восхищением смотрела на блестевшую внизу воду. Потом оглянулась и окинула взглядом виноградники, нашла белые колонны винодельни, сверкавшие в солнечном свете.

– Здесь, на винодельне Савентосов, вы буквально превращаете воду в вино. Как Иисус Христос.

– Да, – согласился Рафаэль и посмотрел на нее глубоким взглядом, словно хотел запечатлеть в памяти ее черты. – Да, – повторил он. – Вы нашли прекрасные слова.

Они поехали дальше. Алессандра подняла лицо к солнцу и всей грудью вдохнула ароматный воздух. Последние дни были просто волшебными. Невозможно было поверить в их реальность. Алессандра воспринимала их как дивный, но еще не законченный гобелен, сотканный из удивительной погоды, игры света в небе, вина, пьянящего ароматного воздуха, грациозных движений лошадей… И в центре этой картины был он, Рафаэль. Его голос, его глаза, его присутствие возбуждающе действовали на нее.

Алессандра хотела знать о нем все, хотела чувствовать то же, что и он.

По мере того как расцветало ее чувство к Рафаэлю, она все отчетливее понимала одиночество этого человека. Он казался очень сильным и одновременно очень чувствительным. На его личности лежал глубокий отпечаток таимой от всех печали. Рафаэль нес тяжкое бремя ответственности за жизнь двух ленивых и избалованных женщин, а также испорченного племянника. Глава семьи, руководитель семейного бизнеса – это нелегкая ноша, думала Алессандра.

В последние дни дамы Савентос общались с ней с ледяной учтивостью: ведь она продолжала оставаться в поместье после того, как миновали все сроки, приличествовавшие краткому визиту вежливости.

Но внешне Изабеллу упрекнуть было не в чем. Она была постоянно любезна и даже позволила Алессандре посетить ее художественную студию, пристроенную к задней части дома. В своем святилище Изабелла словно возрождалась к другой жизни.

– Я художница, – выспренно заявила она Алессандре, – уже много-много лет я настоящая художница.

Однако было видно, что на этой стезе Изабелле не везло. Яростно сверкая глазами, она поведала Алессандре, что живопись была для нее самым главным в жизни, однако ее жестоко оторвали от этого увлечения, не дали расцвести таланту. Перемежая ломаный английский паузами, она все-таки ухитрилась донести до Алессандры, что, если бы она не родилась женщиной и на нее не надели бы ярмо замужества и семейных забот, она бы всю свою жизнь до последней капли посвятила искусству. И, скорее всего, добилась бы успеха. Возможно, ее полотна висели бы в самых престижных художественных галереях.

Изабелла стянула с мольберта белое покрывало и показала Алессандре картину, над которой работала. Это была какофония цветов и оттенков, причем масло на холсте лежало такими мазками, что казалось нарезанным ножом и временами даже съедобным. Девушка уже видела образчики творчества Изабеллы; картины были развешаны по всему дому. Алессандра смотрела на них с любопытством, предполагая, что холсты отражают внутренний мир Изабеллы.

Она припомнила, как отец часто задавал один и тот же вопрос, когда речь шла о музыкальном произведении и его истинном понимании.

– О чем это? – требовательно вопрошал он.

Задавая себе этот вопрос перед картинами Изабеллы, Алессандра не могла найти более точного слова, чем гнев. И, быть может, смятение. Она не ощущала никакого беспокойства, а уж тем более испуга при виде этой пожилой дамы. Но, безусловно, Изабелла вызывала в ней любопытство. А поскольку Алессандра все больше ощущала мощь индивидуальности Изабеллы при одновременной ранимости, ее симпатия и жалость к Рафаэлю росли с каждым днем.

Изабелла также пригласила ее снова сыграть на рояле. Она очень прямо сидела на диване и, сложив руки, внимательно слушала. Когда Алессандра кончила играть, Изабелла ничего не сказала об исполнении, но поинтересовалась, нравится ли ей инструмент.

Алессандра ответила утвердительно и при этом не покривила душой. Но про себя прикинула, какой была бы реакция, скажи она «нет».

Было видно, что Изабелла изо всех сил вынуждает себя демонстрировать дружелюбие и сердечность. Алессандра понимала, что хозяйка дома ждет не дождется, когда незваная гостья наконец отправится восвояси.

В отличие от матери Катриона не затрудняла себя видимостью гостеприимства. Она либо сидела у себя в комнате, либо уезжала в соседний городок. Алессандра гадала, был ли это привычный образ жизни Катрионы, или она тяготилась сложившимся положением и стремилась отгородиться от неприятного ей семейного треугольника. О чем говорили наедине мать и дочь, оставалось только догадываться.

Несмотря на то что стояла вторая половина сентября, в послеполуденные часы на улице было слишком жарко, чтобы работать с лошадьми. Изабелла и Катриона удалялись к себе на продолжительную сиесту, Рафаэль шел на винодельню, а Алессандра по сложившейся привычке пристраивалась в тени на террасе и учила испанские слова по большому словарю, который Рафаэль принес ей из домашней библиотеки.

Алессандра начала составлять перечень слов, необходимых ей в первую очередь. Во время семейных трапез она внимательно вслушивалась в то, что говорили за столом. Чтобы помочь ей, Рафаэль скрупулезно переводил с испанского все разговоры. Постепенно слова и фразы стали обретать для нее смысл. Пока она могла давать самые простые ответы на вопросы, но понимала уже многое.

Фердинанд тоже стал ее помощником. Он часто приходил к Алессандре на конюшню и делал самую тяжелую работу – разносил корма и чистил денники. Работая рядом, они прониклись друг к другу симпатией и подружились. Когда Алессандра спросила, не поможет ли он ей с испанским, Фердинанд был польщен и с радостью согласился.

Плавный ход мыслей Алессандры прервался. Внезапно она разглядела вдали маленькую деревушку, которой раньше не замечала. Расположенная в низине, она была залита солнечным светом и выглядела как старинное поселение давно прошедших времен.

Алессандра видела паутинку улиц между домами, окрашенные в белый цвет стены, навесы от беспощадных лучей солнца и струй дождя. Белые домики под разноцветными черепичными крышами ласкали глаз разнообразием форм и размеров. Дворы прикрывали тенистые кроны апельсиновых деревьев. На нависших над улицами балконах стояли многочисленные горшки с цветами. К наружной стороне балконов были прикреплены ящики, в которых сверкали крупные шапки гераней белого, алого и розового цветов.

Когда Рафаэль и Алессандра подъехали ближе, она смогла разглядеть двери домов. Люди входили и выходили, несли корзинки с покупками, некоторые толкали перед собой велосипеды. Из глубины какого-то дома слышались звуки гитары, наигрывавшей протяжную и грустную мелодию.

Рафаэль кивком указал на коновязь. Они спешились и оставили лошадей.

– Ваша страна прекрасна, – сказала она Рафаэлю по-испански, тщательно выговаривая слова.

Савентос смотрел на нее спокойно и открыто, словно обнимая взглядом.

Я не хочу ехать домой, промелькнула в ее голове паническая мысль. Хочу остаться здесь, в этой волшебной стране. Хочу, чтобы она стала моим домом.

– Расскажите мне о вашем отце, Рафаэль, – тихо промолвила она, переходя на английский. – Вы никогда не говорили о нем. Ни разу.

– Он погиб, – просто ответил Савентос.

– О… простите, – смешалась Алессандра. – Мне жаль, что я спросила, – добавила она, боясь причинить ему боль.

– Нет, все правильно. Вы должны знать эти вещи, – промолвил он. – Это случилось летом, накануне уборки винограда. Мой отец и брат Хоакин ехали на тракторе по нижней части виноградников. Трактор перевернулся. Мы так и не узнали причину. Оба погибли.

Алессандра не ответила, надеясь, что он поймет ее молчание как сочувствие.

– Их нашел я, – спокойно продолжил Рафаэль. – Я не видел тел. Трактор лежал прямо на них.

Он обернулся и посмотрел Алессандре в глаза. Его лицо отражало глубокое и неприкрытое горе. Она видела, как резко углубились морщины около его рта и глаз.

Алессандра протянула ему руку, и он взял ее обеими ладонями.

– Иногда я думаю о них. Как они ехали и обсуждали виды на урожай, гадая, будет ли этот виноград и вино из него событием, о котором станут вспоминать долгие годы. Но этих долгих лет у них уже не было. Они не увидели ни той осени, ни того урожая. – Он помолчал, нахмурился и тяжело вздохнул. – Знаете, Сандра, с тех пор я испытываю величайшее уважение к жизни и смерти.

– Сколько вам было лет?

– Шестнадцать. Брату исполнилось двадцать два, а отцу – сорок пять. Они были сильными молодыми мужчинами.

– И вы возглавили дело?

– Конечно, – коротко и сухо рассмеялся он. – А кто же еще? Я закончил школу. В университет так и не пошел. Работал до изнеможения, чтобы заглушить горе. К сегодняшнему дню я проработал на виноградниках уже половину своей жизни.

Алессандра сжала его пальцы. Рафаэль улыбнулся, но в складке его губ по-прежнему читались глубокая печаль и мягкость, необычные для такого сдержанного и сильного человека.

– Сандра, – отрывисто сказал он, – когда вы только приехали сюда, помните, я спросил, не погостите ли вы тут какое-то время?

– Да, помню. – Она почувствовала, как неистово заколотилось сердце.

– На самом деле я хотел предложить вам совсем другое. Но я не мог позволить себе торопиться… Вы заволновались даже от первого приглашения, – добавил он, улыбаясь воспоминаниям.

– Пожалуйста, Рафаэль, скажите, что вы хотели, – пробормотала она, глядя в сторону.

– Хорошо. Не могли бы вы остаться здесь на постоянную работу, тренируя моих лошадей и готовя их к выступлениям?

– Вы имеете в виду… Вы хотите нанять меня берейтором на вашу конюшню? – Она нахмурилась.

– Нет. Я думал о другом.

– Тогда что? – Сердце опять полетело в пропасть.

– Я хочу, чтобы вы выступали на моих лошадях.

Она подняла удивленные глаза.

– Вы хотите стать моим спонсором? Но спонсорство – дело хлопотное. А главное, дорогое.

– Да, – улыбнулся он, – я знаю.

– Спортсменка – англичанка, а владелец лошади – испанец? – продолжала сомневаться Алессандра.

– Вашим спонсором буду не лично я, а мое предприятие. Так делается всюду, и никого не смущают разные национальности.

– Извините, Рафаэль. Я не хотела плохо отзываться об Испании. Просто указала на нарушение логики. – Она сжала его руку, пытаясь заставить обернуться и посмотреть ей в глаза.

– Хорошо. Я понимаю.

– Я думаю, что Испания прекрасна. – Алессандра страстно желала, чтобы обида и разочарование покинули его лицо. – Я думаю, что это замечательно – быть испанцем.

Рука Рафаэля до боли сжала ее пальцы – такая буря бушевала в его душе.

– Так что вы мне ответите?

– Я не знаю. Мне нужно подумать. – Пока Рафаэль не высказал свою просьбу, она ощущала радость и необыкновенный подъем. Теперь он предложил то, о чем она мечтала долгие годы, а радость исчезла. Ей смутно казалось, что Рафаэль хотел попросить о чем-то другом. Нет, наверное, это просто фантазия. Разочарование тисками сдавило грудь.

– Да, конечно. Это ваше право. Извините мою настойчивость, – сказал он, вновь возвращаясь к официально вежливому тону. – Мы обсудим этот вопрос позже.

Они повернули лошадей в сторону винодельни и молча поехали по все усиливавшейся жаре.