Текст книги "Дитя любви"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Я – член семьи, – наконец заговорил Савентос-младший сначала неуверенно, а затем с нарастающей наглостью.
– И это дает тебе право вести праздную жизнь и грубить всем? – гремел Рафаэль. – Ты еще больший болван, чем я думал!
Оскорбленный Эмилио пощупал свою побагровевшую щеку и украдкой покосился на бабку. Но Изабелла, возмущенная действиями Рафаэля, все же не собиралась вмешиваться. В ее взгляде на сына читалось боязливое уважение.
– В наказание пойдешь к себе без обеда, – резко сказал племяннику Рафаэль. – Если бы я пару раз сделал это, когда ты был мальчишкой, – глядишь, ты бы вырос мужчиной. – Он смерил суровым и неодобрительным взглядом трех членов своей семьи и заключил: – Здешние женщины испортили тебя.
– Нет! – Изабелла, у которой закружилась голова, а мысли стали расплывчатыми, решила, что настал час отстаивать свои права. – Ты заходишь слишком далеко, Рафаэль. Я твоя мать. Со мной нельзя разговаривать в таком тоне.
– Боюсь, это единственное, чего ты заслуживаешь. – Голос Рафаэля стал сдержанным и задумчивым.
– Я заслуживаю лучшего. В своем собственном доме я заслуживаю уважения. От всех вас.
– Дорогая, дорогая, – растягивая слова, промолвила Катриона, с удовольствием наблюдавшая со стороны, как другие взбалтывали тщательно приготовленный ею пунш. – Савентосы вечно грызутся между собой как кошки с собаками. Бедная Алессандра может подумать, что очутилась на боксерском ринге!
Глаза матери заполыхали.
– Она не из нашего рода. Мы – члены династии! – Браслеты Изабеллы громко звякнули, когда она вскинула руку и указала пальцем на Алессандру. – А какая семья у нее? Она незаконнорожденная, дитя любви невенчанных родителей. А ее мать…
– Сука, – тихо сказала Алессандра. – Ограниченная, злобная сука с предрассудками. Еще одно слово о моей матери, и…
– И ты уедешь? – прервала ее Изабелла. – Вернешься в Англию, откуда приехала и где твое настоящее место? Это было бы прекрасно!
– Мама, остановись! – зарычал Рафаэль.
– Нет, не остановлюсь! – завопила в ответ Изабелла. – Что она делает целыми днями? Забавляется с лошадьми и играет на моем рояле! Прикидывается, что помогает тебе на винодельне! Какой в этом прок? Тебе следовало жениться на хорошей здоровой испанской девушке, которой ты мог бы командовать и которая родила бы тебе детей! – со злобным удовлетворением заключила она.
Когда Изабелла нанесла этот последний удар, наступила мертвая тишина. Проняло даже Катриону.
Алессандра страшно побледнела и превратилась в кусок льда.
Рафаэль подошел к жене, но она этого не заметила. Обняв Алессандру, он почувствовал, что ее бьет дрожь.
– Еще не поздно, – обратилась к невестке Изабелла, чувствуя ее уязвимость. – Вы не были обвенчаны в церкви. Для меня вы не женаты.
Глаза Алессандры широко раскрылись. Она высвободилась из рук Рафаэля и медленно вышла из комнаты…
Вспоминая события того страшного вечера, Рафаэль ясно осознавал, что не выполнил своего долга. Это следовало исправить, и исправить немедленно.
Услышав за дверью шаги матери и сестры, он сжал зубы.
ГЛАВА 23
Алессандра прилетела в аэропорт Гатуик ранним сентябрьским утром. Из иллюминатора заходившего на посадку самолета была видна сложная система автодорог, блестящие черные канаты которых извивались среди пышной зелени. По ним жуками сновали машины.
Ее встречали родители. На мгновение радость видеть их затмила все. Объятия и поцелуи были теплыми и радостными. Держась за руки и не испытывая никакой неловкости, они прошли через вестибюль.
«Ягуар» принадлежал матери, но вел его отец. Он всегда предпочитал быть за рулем. Выть главным, подумала Алессандра, расслабившись на заднем сиденье и с нежной улыбкой глядя на отцовский затылок.
Тэра, сидевшая впереди, обернулась и улыбнулась дочери. Она была счастлива.
Алессандру переполняли любовь и гордость. Она подумала, что мать выглядит хрупкой, но очень привлекательной. С тех пор как Алессандра видела Тэру в последний раз, ее волосы немного отросли. Теперь они лежали на ее плечах мягкими темными волнами, обрамляя подкрашенное, но все же необычно бледное лицо. Алессандра вспомнила ее фотографию с Ольшаком, но постаралась не думать об этом.
– Ну, – сказал Сол, – мы не видели, как ты сошла с самолета. Ты опустилась на колени и поцеловала гудрон?
Несмотря на беспокойство и тоску по Рафаэлю, Алессандра развеселилась.
– Как Папа Римский?
– Угу.
– Нет. Но было чудесное ощущение возвращения домой.
– Хорошо, – сказал он. – Мы тоже испытывали это чувство.
Алессандра откинулась на мягкое кожаное сиденье и с облегчением вздохнула. Она поняла, что не будет никакой натянутости, никаких упреков за долгое отсутствие, холодности и расспросов о причинах ее внезапного драматического возвращения. Дочь не загонят в угол и не заставят рассказывать о том, что вынудило ее бежать из Испании, а затем отчитываться о планах на будущее.
Их понимание и чуткость служили ей опорой. Вспомнив, как легкомысленно, почти жестоко она забыла об их существовании, Алессандра почувствовала угрызение совести. Но она знала, что не встретит обиды, и решила сделать все для того, чтобы восстановить былую гармонию.
В оксфордширском доме миссис Локтон готовила традиционный английский завтрак: бекон, грибы, помидоры и яичницу. Варился ароматный кофе.
Алессандра заглянула в сковородку, а потом обняла пожилую женщину.
– Привет!
– Здравствуй! – улыбнулась миссис Локтон. – Добро пожаловать назад в Англию!
Вот еще один человек из моего детства, который не будет лезть ко мне в душу, подумала Алессандра. Контраст со скрытым соперничеством и интригами, царившими в семье Савентосов, был разительным.
Появился Аллегро с хвостом, торчавшим как перископ. Он успокоился только тогда, когда Алессандра взяла его на руки и пощекотала под подбородком. Кот тут же заурчал.
Только во время завтрака, поглощая великолепную стряпню миссис Локтон, Алессандра вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня. Тем временем родители, как обычно, вели легкую беседу о музыке, оркестрах и выступлениях.
Тэра рассказала о своей работе на прошлой неделе, когда ей неожиданно пришлось дирижировать Северо-восточным симфоническим оркестром.
– Эти парни – настоящие мужские шовинисты старой школы! – смеялась она. – Когда мы начали, ребята из виолончельной группы заиграли на полтона ниже, чтобы проверить меня. Меня, женщину! Как будто я глухая, слепая и безмозглая. Классическая музыка, говорю я вам, это один из последних оплотов мужских предрассудков!
– Ублюдки, – иронически сказал Сол. – Они думали, что могут победить тебя. Подожди, как-нибудь я покажу им…
– О, это еще цветочки, – усмехнулась Тэра. – Потом исполнитель на рожке осмелился спросить меня, какую ноту ему следует брать во время первого вступления к Четвертой симфонии Малера. А мы исполняли вовсе не ее!
– Значит, у тебя не было партитуры? – заинтересованно спросила Алессандра, накалывая гриб.
– Нет. При мне была только партитура Первой, которую мы собирались играть.
– И чем это кончилось?
– Каким-то чудом я вспомнила эту ноту. Вы бы видели его лицо! После этого они успокоились и вели себя как агнцы.
– Значит, финальный счет оказался в твою пользу? – улыбнулся Сол.
Тэра засмеялась.
– Должна признаться, это добавило мне самоуважения!
Алессандра взглянула на ее тарелку. К ней и воробей не притронулся.
– Ты не голодна? – спросила она.
Наступила небольшая пауза.
– Нет. – Тэра отодвинула тарелку. – Думаю, сегодня утром я ограничусь гренками.
Алессандра опустила вилку и с тревогой посмотрела на мать.
– Мама, с тобой все в порядке? Ты побледнела, осунулась и похудела?
Тэра поспешила улыбнуться.
– Она слишком много работает, – вмешался Сол. – Я пытаюсь заставить ее прислушаться к моему совету и сбавить прыть.
При мысли о том, что мать побледнела и похудела от беспокойства за нее, Алессандру, уехавшую в далекую Испанию и почти не подававшую о себе вестей, она почувствовала укол вины. Она вспомнила собственные короткие ехидные послания, которые оставались на автоответчике, и внутренне содрогнулась.
Сол поднялся и подлил всем кофе.
Тэра взяла свою чашку, вдохнула крепкий аромат, недовольно повела носом и издала горловой звук.
– Я на минутку, – сказала она, резко встала и почти выбежала из комнаты.
Алессандра проводила ее взглядом, а затем с тревогой посмотрела на отца.
– Что случилось?
– Ничего, – коротко ответил тот. – Все нормально. Просто маме немного нездоровится.
Алессандра взяла ломтик поджаренного хлеба и принялась медленно намазывать его маслом. Это не из-за меня, лихорадочно думала она, прислушиваясь к собственной интуиции. Я здесь ни при чем. Это что-то совсем другое. Алессандре вспомнились ненавистная фотография матери с Майклом Ольшаком и презрение, горевшее в черных, злых глазах Изабеллы Савентос.
Она быстро глянула на отца, но тот медленно размешивал кофе против часовой стрелки. Лицо у него было задумчивое и отстраненное. Иными словами, такое, как всегда.
– Она была у врача? – спросила Алессандра, не в силах унять тревогу за только что вновь обретенную мать, которая могла быть серьезно больна.
Сол поднял взгляд.
– Да, – мягко сказал он. – Беспокоиться не о чем.
Но Алессандра уже убедилась в обратном. В чем причина болезни Тэры? В Майкле Ольшаке? Она вернулась к своему тосту.
– Что сейчас поделывает Рафаэль? – спросил Ксавьер, резко меняя тему разговора.
Алессандра слегка вздрогнула и посмотрела на часы.
– Дежурит на винограднике. Проверяет, как идет сбор урожая. – Я должна быть там, с ним, простонала она.
Она ощущала, что бросила Рафаэля, хотя тот заверил, что прекрасно понимает ее чувства и желание немного побыть с родителями. Муж обо всем позаботился, а затем отвез ее в аэропорт, где так нежно обнял перед посадкой, что она едва не раздумала лететь.
Ох, Рафаэль!
– Значит, он лично принимает участие во всех работах? Настоящий винодел – тот, кто все делает своими руками, – сказал Сол.
– О да! – воскликнула Алессандра с сияющими глазами. – Вино и виноград – его жизнь. – При мысли о преданности Рафаэля своему делу ее сердце сжалось от любви и гордости. – Последние несколько недель, когда виноград собирали на ранней заре из-за дневного зноя, он каждый день был со сборщиками. – Она как сейчас видела его лицо – усталое, но по-прежнему полное энергии и упорства.
Затем она подумала о его постоянных молчаливых стычках с семьей, которые временами перерастали в настоящую войну. А тут еще больная навязчивой идеей жена то и дело запирается в ванной с тестером для определения беременности.
– Хорошо, – сказал Сол, поднимаясь из-за стола.
Алессандра очнулась от своих размышлений и вопросительно посмотрела на отца.
– Что?
Сол рассмеялся.
– Я просто выражаю удовлетворение. Для меня совершенно очевидно, что твое стремительное возвращение в Англию не означает, что вы поссорились.
– А ты как думал?
– Не исключал такой возможности.
Она глубоко вздохнула.
– О, все так сложно, правда?..
Серые глаза отца смотрели холодно и проницательно.
– Может быть, и нет.
Алессандра принялась машинально крутить в пальцах кофейную ложечку, заставляя ее ловить яркий утренний свет и отбрасывать на стену солнечные зайчики.
– Просто мне понадобилось на время уехать…
– Но не от Рафаэля?
Она смахнула слезу и тряхнула головой.
– Нет, не от него.
– Опять хорошо! Ну, теперь, когда ты меня успокоила, я могу уйти. У меня дела. В одиннадцать встреча с Роландом. Может, потом перекусим в городе?
– В «Ритце» или «Савое»? – пошутила она.
– Где хочешь, – пожал он плечами. – Хотя я начинаю думать, что в наше время вся самая модная публика отправляется на ланч в темные подвалы винных баров. Особенно молодежь.
– А маму не возьмем?
– Думаю, у нее сегодня расписан весь день, – сухо заметил отец и улыбнулся вернувшейся в комнату Тэре.
– Извините, – сказала она, садясь за стол.
Алессандра не знала, к чему это относилось – то ли к ее внезапному уходу, то ли к плотному расписанию. Она снова с тревогой посмотрела на мать.
Сол поцеловал обеих в макушку и тихо вышел.
– Мама, ты заставляешь меня волноваться, – строго сказала Алессандра.
– Напрасно, – бодро ответила Тэра. – Я в порядке. Как говорится, дай Бог каждому.
– Ты слишком много работаешь, – настаивала дочь. – Если так говорит отец, это серьезно. Ведь он у нас законченный трудоголик.
– Да. Но ты должна помнить, что такие требования он предъявляет только себе.
– Кажется, ты язвишь.
– Нет, просто констатирую факт. Папа выдал себе лицензию работать все время, отпущенное ему Богом, и это прекрасно. Но он считает, что простые смертные не должны слишком усердствовать.
– Да, – медленно сказала младшая, – пожалуй, ты права.
Тэра взяла гренок и занялась приготовлением такого же бутерброда, как дочь. Алессандра снова заволновалась. Она не могла припомнить, чтобы мать когда-нибудь критиковала отца.
– И какую же музыкальную пашню ты возделываешь сегодня? – с наигранно беззаботной улыбкой спросила она.
Тэра откусила гренок.
– Никакую, – после короткой паузы ответила она.
– Но папа сказал, что у тебя заполнен весь день!
– Только не работой, – улыбнулась мать. – Мне нужно привести в порядок волосы и пройтись по магазинам.
– Прекрасно. Значит, после этого ты сможешь пообедать со мной и папой. Я расскажу вам свою испанскую драму.
Тэра с гримасой положила гренок и отодвинула от себя тарелку.
– Тебе нужно что-нибудь съесть, – строго сказала Алессандра. – Набирайся сил для работы.
– Да. Не беспокойся, к обеду я буду в порядке.
– Вот и отлично.
– Но я не смогу пойти с вами на ланч. Мне действительно очень жаль. – Тэра взглянула на дочь и развела руками. – Если бы я знала о твоем приезде, постаралась бы освободиться.
– Знаю, знаю. Я свалилась как снег на голову. Это мне нужно извиняться, – сказала Алессандра, окончательно убедившись, что между родителями пробежала черная кошка.
У нее возникло ужасное подозрение, что Тэра не может пообедать с мужем и дочерью – о Боже, только не это – из-за своего любовника. Майкла Ольшака.
Чертов ублюдок, сказала про себя Алессандра. Она всегда была так уверена в любви родителей друг к другу! Правда, в детстве она временами ревновала, чувствуя, что ее не допускают в круг. А теперь… Неужели круг распался?
– Давай прогуляемся по саду, – живо сказала Тэра, решительно выпив стакан холодного молока. – Пошли, нам обеим не повредит немного свежего воздуха. Вдруг это последнее солнечное утро?
Они брели по росистой лужайке, и Алессандра вдыхала запах теплой влажной земли английского газона. Эта смесь ароматов возродила в ней воспоминания детства.
– Скажи, что тебя гнетет, – без всякого вступления резко сказала Тэра. – Чтобы помочь тебе, я должна знать, о чем идет речь.
Алессандра обняла Тэру за плечи. Она забыла, какая маленькая и изящная у нее мать. Кости у нее были как прутики.
– Я люблю Рафаэля до боли, – тихо сказала Алессандра.
– Вы поссорились?
– И да и нет.
Тэра вздохнула.
– Объясни, пожалуйста.
– Вчера вечером произошла ужасная семейная сцена. Его мать, сестра и Эмилио сцепились друг с другом, но главным образом со мной. Семья Рафаэля ненавидит меня. Считает чужеземной захватчицей. Но я думаю, что дело не во мне, а в деньгах. Во всем виновато это ужасное завещание…
Они шли, наклонив головы; Алессандра рассказывала и объясняла, Тэра внимательно слушала.
Алессандра хотела быть совершенно откровенной, но когда дошла до того, какую роль в ссоре сыграла злополучная фотография, испугалась и оборвала рассказ. Он вышел довольно бессвязным.
– Вам бы следовало разъехаться, – задумчиво сказала Тэра, попав в самую точку. – Совместная жизнь с родственниками может быть адом. Далее если все они ангелы.
– О, это было бы блаженством! – воскликнула Алессандра.
– Разве Рафаэль не может это устроить? Наверняка может.
– Это не так просто. Ты не понимаешь, мама. Для него все иначе. Испанцы такие… не такие, как мы. – Алессандра возражала страстно, но чувствовалось, что она осуждает мужа.
Тэра улыбнулась.
– Как ты его защищаешь! – нежно сказала она.
– Да. Так же, как ты защищаешь папу. – Вернее, защищала, добавила про себя Алессандра.
– А что еще?
– Еще?
– Что еще делает тебя несчастной?
– Разве я несчастна?
– Должно быть. Иначе ты не была бы здесь.
– О Боже, мама! Я забыла, какой ты можешь быть бестактной!
– Считай это женской интуицией и материнским участием. Если не хочешь, не говори.
Алессандра вздохнула.
– Я хочу ребенка. Так сильно, что это превратилось в манию.
– Это его выражение?
– Да. Иногда он даже злится, хотя это совсем на него не похоже.
– Конечно, злится.
– Но почему?
Тэра рассмеялась.
– Ты не думаешь ни о чем, кроме своей неспособности. Считаешь, что только на тебе лежит ответственность, что во всем виновата лишь ты.
– Да.
– Мужчины тоже переживают. Бесплодие страшно уязвляет их самолюбие. Это так же тесно связано с мужским достоинством, как и с женским.
Алессандра во все глаза смотрела на мать. У нее словно камень с души свалился.
– Почему я не подумала об этом? Ты прелесть, мама!
– Можешь считать это моей житейской мудростью. А кроме того, – мягко добавила она, – Рафаэль наверняка говорил тебе, что еще рано впадать в панику. Для таких вещей год не срок.
Алессандре захотелось немедленно вернуться в дом, позвонить Рафаэлю, сказать ему, что все в порядке и что она вылетает ближайшим рейсом.
Она улыбнулась, понимая, что нет причин для страхов, что Рафаэль хоть и далеко, но душевно рядом с ней. Они оба любят и всегда будут частью друг друга. Все как-нибудь образуется.
Но сейчас в ней очень нуждаются родители. По сравнению с их трудностями собственные отходили на второй план.
Алессандра повернулась к Тэре и в порыве любви прижалась к ней щекой.
Легкий ветер пробежал по лужайке, тронул длинные пряди распущенных волос Алессандры и обтянул фигуру Тэры, одетой в легкое свободного покроя платье.
Алессандра с изумлением уставилась на ее живот. На смену смутной тревоге о здоровье матери пришло потрясение, обрушившееся нее подобно лавине. Все встало на свои места.
ГЛАВА 24
– Не смей разговаривать со мной в подобном тоне. Тем более в моей собственной студии! – яростно протестовала Изабелла, когда Рафаэль обрушил на нее слова, которые она никогда не предполагала услышать от сына.
Конечно, она знала, что Рафаэль с детства отличался решительным характером. И когда он превратился в сильного, мужественного испанца, это стало предметом ее гордости. Кроме того, он был человеком безупречной морали, щепетильно честным в делах и справедливым по отношению к рабочим. Он не афишировал свои чувства, но относился к сестре и племяннику с добротой и участием. И всегда обращался с ней любовно и почтительно.
Но теперь Рафаэль совершенно изменился. Он кричал на них, своих родных, и это стало настоящим шоком. Он осуждал их, ругал и даже угрожал. Чтобы побороть охвативший ее страх, Изабелла тоже повысила голос.
– Нет, ты будешь меня слушать, мама! – с силой ответил Рафаэль. – Вы все будете слушать! Настала ваша очередь!
Катриона, облокотившаяся о кипу старых работ матери, тяжело вздохнула и уставилась в окно. Она вела себя как неуправляемый подросток, демонстрирующий пренебрежение к распеканию директора школы.
Эмилио решил воздержаться от пререканий. Глядя на суровое лицо Рафаэля, он рассудил, что умнее промолчать.
Наступила тишина.
– Очень хорошо, – с достоинством сказала Изабелла. – Мы слушаем тебя.
– Хуже всего то, – сказал ей Рафаэль, – что вы соглашаетесь на это не потому, что серьезно относитесь к моим словам, а потому, что возражать мне не в ваших интересах.
– Нет-нет, – живо откликнулась Изабелла, решив немножко задобрить сына. – Конечно, мы серьезно относимся к тому, что ты говоришь.
– Да неужели? Кто-нибудь из вас думал о моих чувствах в прошлом году? – с жаром спросил он. – Сомневаюсь. Вы просто шли на поводу своих инстинктов, выражая свое отношение ко мне и моей жене!
Рафаэль остановился. Его мысли вновь обратились к Алессандре, к той любви и боли, которые она ему принесла.
– Я объясню вам подробно. – Он обернулся к Изабелле. – Ты, мама, – сказал он, сверля ее черными глазами, – ревнива и нетерпима. Ты не выносишь Алессандру, потому что она моложе и, как тебе представляется, претендует на главенство в доме.
– Мне это не представляется: Так оно и есть. А главная здесь я! – с негодованием ответила Изабелла.
– Нет. Главой семьи был и остаюсь я. Если же ты имеешь в виду роль хозяйки дома – да, спорно. Но Алессандра не дает никаких поводов подозревать, что претендует на твои лавры.
– Ха! Она разговаривала со мной без всякого уважения! – Изабелла нарочно употребила прошедшее время.
– Она защищается от твоих нападок! – парировал Рафаэль. – И правильно делает! Она тебе не кроткая овечка!
Эмилио фыркнул.
– А ты, племянник, – грозно повернулся к нему Рафаэль, – эгоистичный, разбалованный мальчишка, никчемный, глупый и возмутительно ленивый!
– Ты отдал ей мою призовую лошадь! – закричал взбешенный Эмилио. – Как я должен был на это реагировать?
– Я устал от этих слов. Сколько можно, Эмилио? Придумай что-нибудь поновей. Я скажу тебе, почему отдал ей Оттавио. Потому, что она знает, как помочь коню раскрыть свои возможности. Потому, что само животное тебе безразлично. Тебе только нравилось щеголять в красном жокейском камзоле. Некоторые люди больше заботятся о плюшевой игрушке, чем ты о живом существе!
Эмилио покраснел, его кадык заходил ходуном.
– Я отдал его еще и потому, что Алессандра лучшая наездница, чем ты, – беспощадно закончил Рафаэль.
– Бедный Эмилио. В искусстве верховой езды тебя сравнивают с женщиной. Это слишком жестоко, не так ли? – лениво вставила Катриона.
– А ты помолчи! – отрезал Рафаэль. – Придержи свой поганый язык! Сейчас дойдет и до тебя!
Рафаэль гадал, понимает ли его умная сестра, что сейчас он ведет ту же игру, которая доставляет такое удовольствие ей. Она – большая мастерица дразнить людей, подстрекать, провоцировать и заставлять раскрывать карты.
Он опять повернулся к Эмилио.
– Когда ты, наконец, начнешь отвечать за свои поступки? – требовательно спросил он.
Эмилио уставился в пол.
– Когда ты повзрослеешь и перестанешь рассчитывать на подачки?
– Я уже взрослый! – воскликнул Эмилио, дрожа от негодования.
– Нет. Ты все еще ребенок, забавляющийся игрушками. Только игрушки у тебя слишком дорогие. Купленные на деньги бабушки.
Эмилио сморщился, поняв, что загнан в угол.
Рафаэль повернулся к Изабелле.
– Насчет учебы на автогонщика твоя идея?
– Да чему тут учиться? – пренебрежительно бросил Эмилио. – Нужно просто водить машину!
– Тебе нужен опыт. Нужны спонсоры. Своя «конюшня», она же команда механиков. Ты думал об этом?
– Да!
– И что же?
Эмилио выпятил губы, тяжело задышал, как готовый расплакаться ребенок, и исподлобья посмотрел на Изабеллу.
– Она не дает на это денег. Мешает мне делать то, что я хочу!
– Ты просил у нее денег, чтобы нанять команду?
– Да.
Враждебный взгляд Рафаэля заставил Изабеллу вздрогнуть.
– Я больше не дам ему ничего, – сказала она дрожащим голосом. – Хватит.
– Я тебе говорил, что заработаю намного больше и все верну, но ты не слушала! Глупая старуха! – завопил Эмилио. – Ты ничего не понимаешь в автогонках!
На глаза Изабеллы навернулись слезы.
– Извинись! – загремел Рафаэль и грозно шагнул к племяннику. – Сейчас же!
– Прости, – поспешно пробормотал Эмилио, покосившись в сторону бабки.
Катриона вздохнула.
– К чему все это, Рафаэль? Мы уже поняли, что ты злишься на нас. Определи каждому наказание, и мы разойдемся по комнатам…
– Я не просто зол, – едва слышно сказал Рафаэль. – Меня тошнит от вас.
– Мне знакомо это чувство, – согласилась Катриона, разглядывая ярко накрашенные ногти.
Но Рафаэль не обратил на нее внимания.
– Вы позволили себе осуждать мою жену. Она изо всех сил старалась быть с вами любезной, скромной и тактичной. А вы отплатили ей жестокостью, злобой и коварством. Мария и Фердинанд относились к ней с большим участием, чем вы. Барселонский мусорщик сгорел бы со стыда, если бы вел себя подобным образом! Я не могу вас видеть! Вы позорите свой род!
Катриона процедила сквозь зубы какое-то ругательство, но Изабелла и Эмилио были сражены. Честь семьи значила для них очень много.
– Причиняя боль моей жене, – продолжал Рафаэль, – вы делаете больно мне. Неужели вы не понимаете этого? Чем я заслужил такое неуважение? Вы что, ненавидите меня?
Изабелла испуганно ахнула.
– Мы все любим тебя, Рафаэль! Поэтому и беспокоимся… Нам кажется, что эта женитьба для тебя не лучший вариант, – неловко закончила она и принялась теребить свои браслеты.
– Наконец-то вы заговорили честно! Спасибо, мама. Но почему ты считаешь это не лучшим вариантом? Скажи, я хочу знать!
Изабелла сразу же пожалела о своих словах. Теперь придется продолжать, но делать это надо тактично, чтобы не рассердить Рафаэля…
– Потому что Алессандра не испанка? – подсказал он.
– Ну… нет, – замялась Изабелла. – Хотя иногда удобнее быть женатым на своей соотечественнице.
– Очень хорошо. Значит, дело не в этом. Тогда в чем же? Алессандра красива, талантлива, трудолюбива, образованна. Лучшей жены для себя я не желал. Она отдала мне свою любовь, сделала меня счастливым. Что вы имеете против нее? – Наступило тягостное молчание. – Ты ведь не станешь снова затрагивать ее происхождение? Кажется, раньше тебя беспокоило, что Алессандра родилась вне брака. Дитя любви, по твоему определению. А также то, что ее мать, возможно, нарушает супружескую верность. – Он безжалостно уставился на Изабеллу, щеки которой пылали темным румянцем. – Снимок в журнале значит очень мало, если не знаешь ситуации, в которой он сделан, – продолжил Рафаэль. – Подумаешь, фотография в обществе коллеги! Но даже если там есть что-то предосудительное, к Алессандре это не имеет никакого отношения. В нашу первую ночь она была девственницей.
Трое Савентосов прятали глаза.
– Я сам в течение многих лет совершал прелюбодейство, – спокойно сказал Рафаэль. – Кажется, тебе было на это наплевать.
Изабелла откашлялась.
– Для мужчины это совсем другое дело…
– Вот как? А я думал, Христовы заповеди распространяются на всех. Поэтому давайте оставим лицемерие. – Он медленно повернулся и посмотрел на Катриону. – Тебе следовало бы высказаться, сестра. У тебя было несколько любовных связей, не так ли? И насколько я знаю, двое из твоих любовников были женаты.
Изабелла громко ахнула.
– Ублюдок! Мерзкий ублюдок! – с ненавистью бросила Катриона.
Изабелла повернулась к дочери. Ее глаза метали молнии.
– Это правда? У тебя были женатые любовники?
– Ну да, да, – устало ответила Катриона. – Ты думала, что я все эти годы жила монахиней? Конечно, у меня были женатые любовники. В моем возрасте все порядочные мужчины уже женаты. Меня никогда не привлекали неуклюжие мальчишки.
Изабелла и Эмилио обменялись оскорбленными взглядами. На лицах обоих застыло ханжеское выражение. Бабка и внук придерживались старомодных взглядов на привилегии мужского пола.
Катриона посмотрела на Рафаэля с невольным уважением.
– Я полагаю, благодаря тебе моя жизнь в этом доме закончилась… – Она дрожащими пальцами вынула сигарету и закурила, несмотря на гневный запрет матери.
– Да. И похоже, что я оказал тебе большую услугу, – с легкой улыбкой ответил Рафаэль.
Он оглядел свою семью, зная, что на время одержал верх. Наступило время поговорить о будущем.
– Не думайте, что я считаю свое поведение безупречным, – начал он. – Я допустил ошибку, пытаясь быть слугой нескольких господ. Я старался – как выяснилось, напрасно – щадить ваши чувства. Это обернулось предательством по отношению к моей жене. У Сандры сильный характер, и я понадеялся, что она выживет даже в той волчьей яме, которую вы ей вырыли…
Он остановился. В комнате стояла мертвая, непоколебимая тишина. Снаружи не доносилось ни звука.
– Я знаю, что подлинная причина вашей ненависти не имеет к личным качествам Алессандры никакого отношения. Ваши патетические речи не стоят ни гроша! На самом деле все упирается в деньги. Деньги и страх получить меньше того, на что вы рассчитываете.
– Завещание Савентосов, – величественно сказала Изабелла и вскинула голову как благородная дама.
– Да. Устаревший документ, который заставляет нас относиться друг к другу с недоверием и завистью, – согласился Рафаэль.
– Завещание должно остаться, – провозгласила мать. – Это наше наследие. То, что отличает нас от других.
– Ты думаешь, я не рассказал о нем Сандре? В конце концов, она моя жена!
Пришедшая в ужас Изабелла отпрянула.
– Значит, она хочет родить сына и расстроить все наши планы? Но пока я не вижу признаков беременности!
– Скоро увидишь, – холодно ответил Рафаэль. – Но сеньора Алессандра Савентос, – с нажимом произнес он, – хочет ребенка не потому, что желает стать богаче, чем уже есть, или отомстить остальным. Она хочет иметь ребенка просто потому, что этого хотят все женщины, счастливо живущие со своими мужьями!
Пауза, последовавшая за этим страстным заявлением, казалась нескончаемой.
– Что ты собираешься делать? – наконец дрожащим голосом спросила Изабелла.
– Первым делом закажу план нового семейного дома в южной части имения. Я уже распорядился найти хорошего архитектора.
– Дома? Для тебя… и для нее?
– Да. Там мы начнем все сначала. – Рафаэль посмотрел на мать и по ее засверкавшим глазам догадался, о чем та думает. Новый дом! Отделка, обивка, меблировка! – Конечно, если ты предпочтешь жить там, пожалуйста. Тогда Алессандра будет хозяйничать здесь.
Изабелла растерялась, не зная, что выбрать. Но Рафаэль не испытывал к ней жалости.
– Катриона, – окликнул он, – ты хочешь что-нибудь сказать?
– Я слишком хорошо знаю тебя, Рафаэль, – невесело улыбнулась она. – Ты не смог бы быть жестоким даже под страхом смертной казни. Из этого следует, что ты не выгонишь меня и даже не урежешь содержание.
– Ты права. Итак?..
– Итак, мне придется убираться. Я не собираюсь довольствоваться крохами с барского стола!
Рафаэль пристально посмотрел на сестру. Неужели ему удалось излечить Катриону от лени и вывести из апатии?
—Я могла бы, – с кривой усмешкой сказала она, – даже оторвать задницу от стула и получить хорошую работу. Наверное, вы с Алессандрой только об этом и мечтаете.
Рафаэль сокрушенно покачал головой. Он по-прежнему любил свою единственную сестру. В конце концов, она представляла собой грустное зрелище.
– Или завести себе богатого мужа, – продолжила Катриона. Внезапно ее глаза стали безрадостными и тусклыми. Она погасила сигарету о палитру матери, измазанную кровавой краской. – То-то вы удивитесь! Да нет, обрадуетесь! Вы ведь спите и видите, как бы от меня избавиться. – Она быстро пошла к дверям, как пойманный воришка, получивший возможность улизнуть. На пороге Катриона обернулась. – Но ваша радость ничто по сравнению с моей!
