Текст книги "Дитя любви"

Автор книги: Анджела Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 3

Рафаэль Годеваль Савентос спокойно сидел за столом в огромном зале ресторана лондонской гостиницы. Хотя на нем были простые хлопчатобумажные брюки, неброская рубашка и хорошо сшитый льняной пиджак, он выглядел одетым модно и элегантно.

На низком стеклянном столике стояли чашка английского чая и тарелочка с аппетитными бутербродами, смородиновым джемом и небольшим воздушным кексом. Рафаэль держал в руках толстую английскую воскресную газету, которую просматривал с большим интересом.

Его внимание привлек разворот, посвященный положению женщины в современном обществе. Эмансипация. Надо будет прочитать повнимательнее. Любопытно, насколько сильно мнение англичанок о равноправии отличается от мнения испанок.

Рафаэль достаточно хорошо знал своих соотечественниц. Еще ребенком он насмотрелся на капризы матери, добивавшейся какой-то непонятной свободы от традиционно настроенного отца и пытавшейся реализовать себя вне дома. Но на все попытки увлечь ее семейным бизнесом она отвечала отказом. Однако мир, простиравшийся за пределами имения Савентосов, был ей недоступен.

Мать была женщиной сильной, упрямой, с трудным характером. Когда Рафаэль подрос, он старался проводить в ее обществе как можно меньше времени. Мать жила с его старшей сестрой, и они тратили массу усилий (и отцовских денег) на превращение семейного гнезда в роскошный дворец, заполненный произведениями искусства и антиквариатом.

А Рафаэль каждую свободную от школы минуту проводил на отцовских виноградниках и винодельне. Он вполне естественно влился в мужскую половину семьи, состоявшую из отца и старшего брата Хоакина. После трагедии, грянувшей как гром среди ясного неба, он оказался лицом к лицу с необходимостью сохранять высокие доходы семейной фирмы. С одной стороны, надо было вкладывать деньги в растущий бизнес, с другой – обеспечивать ненасытные и все возрастающие потребности матери, сестры и, конечно, Эмилио.

Рафаэль отложил газету и взял бутерброд. С самого детства его приучили считать себя опорой и защитником семьи, особенно женщин. Его губы тронула ироническая усмешка. Мать и сестра воспринимали эту защиту как должное.

Вспомнив о вчерашней грубой и жестокой выходке Эмилио по отношению к девушке, он вновь почувствовал гнев. Эмилио вечно доставлял неприятности. Злопамятный, невоспитанный подросток, он был постоянным источником напряжения. Но его нынешнее постыдное поведение, позорившее род Савентосов в глазах такой холодной, красивой и, очевидно, очень умной женщины, как Алессандра, приводило Рафаэля в бешенство.

Когда Алессандра оборвала телефонный разговор, Рафаэль решил, что она не желает иметь с ним ничего общего. Он стал придумывать предлог для нового звонка, но Алессандра неожиданно связалась с ним сама.

Ее поведение было загадкой. Казалось, она сама толком не знала, зачем позвонила. Разговаривала она довольно бессвязно, но за этим угадывалась какая-то потребность. Что-то в ее голосе заставило Рафаэля настоять на встрече.

– Сегодня? Ну, я не знаю… – нерешительно протянула она.

– Пожалуйста, – принялся уговаривать он, – пожалуйста, дайте мне возможность повидать вас и объясниться. – Савентос, человек большого самообладания и гордости, едва не умолял ее.

– Ну, хорошо…

– В три часа?

– Лучше в четыре. – С этими словами она повесила трубку.

Он еще раз посмотрел на дверь. Рафаэль вовсе не был уверен, что она придет. Эта мысль придавала ожиданию особую остроту.

Он взял еще один бутерброд и погрузился в газету. Неожиданно она возникла прямо перед ним.

– Мистер Савентос… – вежливо поздоровалась она и протянула руку.

– Мисс Ксавьер! – Он поднялся навстречу. – Я так рад видеть вас! Пожалуйста, называйте меня Рафаэль.

Она слегка улыбнулась.

– Хорошо. В таком случае тоже зовите меня Алессандрой.

Он усадил девушку в соседнее кресло, щелкнул пальцами и попросил официанта принести свежего чаю.

Было видно, что она плакала. Его сердце сжалось от сочувствия. Его интерес к ней нарастал с каждой секундой; более того, в Рафаэле зарождалось чувство, с которым, как он понимал, будет нелегко справиться.

– Так что жевы сделали со своим племянником? – спросила она с легкой иронией.

– Отослал назад, в Испанию, – мрачно ответил он. – С позором.

Алессандра посмотрела на Рафаэля широко открытыми глазами, в которых отражались все ее мысли.

– Хорошо… Можно мне взять бутерброд?

– Конечно. Выбирайте. – Странно… Она не отвергла его дружеского тона.

Алессандра выпила чаю и съела с дюжину крошечных канапе. Казалось, присутствие Рафаэля ее ничуть не смущало. Она словно забыла о несчастных обстоятельствах, которые предшествовали их знакомству.

– Ужасно хочется есть, – призналась она, потянувшись за хлебом и джемом. – По-моему, я толком не ела со вчерашнего утра.

Он снова щелкнул пальцами, подзывая официанта. Интересно, согласится ли Алессандра пообедать с ним?

– Что вы хотели сказать? Кажется, вы упоминали о возмещении ущерба, верно? – неожиданно с обескураживающей прямотой спросила она.

Рафаэль был очарован. Его очаровали непосредственность и тихое спокойствие, свойственные ей. Он привык к горячим, темпераментным южанкам, у которых эмоции били через край.

На Алессандре было одно из тех свободно ниспадающих платьев, которые так любят молодые девушки. Голубовато-стального цвета, оно удачно подчеркивало темно-синие искры в ее серых глазах. Под очень открытое платье на тонких бретельках она надела блузку жемчужного оттенка. Блузка слегка подсвечивала ее лицо. Длинные ноги были прикрыты платьем. Виднелись только загорелые, безупречной формы лодыжки и изящные ступни в плоских босоножках из ремешков.

Рафаэль вынужден был признать, что давно не встречал такой привлекательной женщины… если встречал вообще.

– Ни о чем конкретном я еще не думал, – признался Савентос. – Но мне хотелось сказать вам… Вы не правы, если думаете, что я не испытываю жалости к страдающему животному.

Она разрезала кекс на аккуратные ломтики, отложила нож в сторону и подняла глаза.

– Вы удивлены? – прямо спросил Савентос.

– Да.

– Почему?

– Потому что я предполагала услышать несколько банальных слов сожаления о поведении вашего племянника. Потом последовало бы предложение пообедать в каком-нибудь дорогом ресторане, после чего инцидент можно было бы считать исчерпанным.

Рафаэль не мог отвести от нее глаз, пораженный ее проницательностью. Она угадала и его мотивы, и возможные действия. В других обстоятельствах он именно так и поступил бы. Но не сейчас. И не с ней.

– Я и не предполагала, что вы способны говорить о таких вещах, как жизнь бессловесных тварей, – более мягко добавила она.

– Ах, милая леди! Только теперь я понял, как плохо вы обо мне думали!

– Да нет, – небрежно бросила Алессандра. Эти слова прозвучали так, словно ее мнение о нем не имело никакого значения.

Рафаэль наклонился к ней поближе.

– Если вы так плохо обо мне думали, то почему пришли? – В его низком голосе звучала настойчивость.

Она быстро посмотрела ему в глаза.

– Не знаю… Потому что… – Алессандра нахмурилась. – Нет, не могу сказать… – Она тряхнула головой и еле слышно закончила: – Мне было очень одиноко.

Сердце его заколотилось. Удивляясь себе, Рафаэль накрыл ее руку своей.

Алессандра слегка улыбнулась и облегченно вздохнула. Было видно, что она немного раздосадована. Наверное, потому, догадался Рафаэль, что не сумела по-другому объяснить причину своего прихода.

Он дал ей доесть кекс, а потом сказал:

– Поедемте со мной. Это ненадолго. Я хочу вам кое-что показать.

Савентос заботливо усадил ее в знакомый черный «мерседес» и повел машину по лондонским улицам с той же небрежной уверенностью, с которой ездил ее отец. Они двигались на север, в сторону Бедфордшира. Туда, где у Сатира случился сердечный приступ.

Алессандра пыталась держать себя в руках.

– Пожалуйста, потерпите. Осталось немного, – промолвил Рафаэль.

Они свернули на разбитую проселочную дорогу к незнакомой Алессандре частной конюшне. Рафаэль остановил машину у самых ворот.

– Пошли, – сказал он, открывая перед ней дверь и помогая выйти так осторожно, словно она была дорогой хрустальной вазой.

Придерживая Алессандру за локоть, Савентос повел ее вдоль длинного ряда денников. Сразу дюжина конских голов высунулась в открытые верхние половинки дверей. Любопытные глаза, настороженные уши… Легкий южный ветерок играл лошадиными гривами.

Рафаэль остановился у последнего денника. Казалось, тот был пуст. Но, заглянув внутрь, Алессандра увидела в глубине большую светло-серую лошадь, испуганно блеснувшую белками.

– Оттавио! – прошептала она.

– Я привез его сюда вчера вечером, – объяснил Рафаэль, перегнулся через дверь и внимательно осмотрел липпициана. – Мне сказали, что это очень хорошее место, где о нем как следует позаботятся.

– Можно мне взглянуть на него?

– Конечно. За этим я вас и привез. – У него гора свалилась с плеч. Неожиданная встреча с Оттавио не разбередила свежую рану Алессандры. – Я очень надеялся, что вы захотите с ним пообщаться.

Савентос поднял засов и открыл денник, пропуская ее внутрь. При ее приближении Оттавио заволновался и попятился в дальний угол.

Рафаэль слышал, как она что-то тихонько заворковала коню, а потом запела – нежно-нежно, как вчера.

Затем она очень спокойно и плавно подошла к лошади. Огромные грохочущие по полу копыта и округлившиеся глаза Оттавио не пугали ее. Как ни странно, это успокоило жеребца. Он перестал нервничать и внимательно посмотрел на гостью. Алессандра встала рядом, медленно коснулась рукой его шеи и стала гладить гриву. На ощупь он не напоминал Сатира. Короткая, гладкая серебристая шерсть Оттавио была жесткой и пружинистой, а не привычно мягкой, как бархат.

Круп коня покрывала синяя попона, и она не могла разглядеть состояния ран, нанесенных ему Эмилио. Но было видно, что лошадь уже не так потрясена, как двадцать четыре часа назад. Оттавио больше не шарахался от малейшего движения, в его глазах не было ужаса – только кротость и незаурядный ум. Теперь Алессандра была готова спорить, что эта лошадь знала и лучшие времена.

Рафаэль следил за этой картиной как завороженный. Все мысли и чувства смешались в его душе. Он ждал, притихший и молчаливый. Два прекрасных существа делали первые шаги навстречу друг другу.

– Вы говорили, что ему нужна любовь, – откашлявшись, сказал он, когда Алессандра нашла в себе силы оторваться от лошади.

– Да, – кивнула она.

– Я тоже так думаю, – согласился Рафаэль. Он усадил ее в машину, попросил немного подождать и отправился к директору конюшни.

Вернувшись к машине, он увидел, что Алессандра спит. Голова ее неудобно упиралась в стекло.

Он включил двигатель, и она тут же открыла глаза.

– Извините, – пробормотала она. – Оказывается, горе отнимает у человека все силы.

Рафаэль кивнул.

– Поспите немного. Хотите, я опушу вам сиденье?

– Нет-нет, спасибо, – из вежливости запротестовала она.

Но когда машина проехала пару миль, ее голова стала безудержно клониться на грудь. Рафаэль осторожно остановил машину на обочине и нажал на кнопку. Сиденье плавно приняло почти горизонтальное положение. Алессандра спокойно спала, руки ее были сложены на груди, губы чуть приоткрыты. Он достал сигарету, зажег ее, медленно затянулся и принялся с интересом рассматривать спутницу.

Ее густые светлые волосы рассыпались по сиденью, открыв лицо и чудесную нежную кожу. Привыкший к смуглой красоте матери и сестры, он был заворожен фарфоровой прелестью Алессандры. Розовая светящаяся кожа, правильный овал лица, которое, возможно, слишком строгий критик счел бы несколько удлиненным и жестковатым для классического типа женской красоты. Но именно этот овал придавал лицу Алессандры особую красоту и индивидуальность. Оно казалось Савентосу необыкновенно притягательным. Ее красота не соответствовала общепринятым канонам. Должно быть, такие лица были у средневековых дев-воительниц. Не потому ли Алессандра так волновала Рафаэля?

Он обвел глазами ее фигуру. Легкая ткань платья обтягивала округлые бедра и высокую грудь, неожиданно пышную для девушки с длинными ногами и тонкой талией. Безусловно, Алессандра Ксавьер волновала и вызывала желание. Она была очень женственна.

Словно ощутив опасность, она открыла глаза. Повернула голову, сонно посмотрела на Савентоса и на мгновение смутилась.

– Рафаэль, в Англии мужчину, глазеющего на спящую женщину, называют Любопытным Томом, и это вовсе не комплимент…

Он сунул окурок в пепельницу и улыбнулся.

– Ну вот, вы опять меня обижаете. – Рафаэль в душе похвалил себя. Разве Алессандра могла бы пошутить – хотя бы так незатейливо, – оставь он ее наедине с печальными мыслями? А так… В этот мрачный день он сумел подарить ей немного радости. Как ни глупо, он и сам был рад этому.

Пригласить ее пообедать? Взвесив все «за» и «против», Рафаэль решил не искушать судьбу.

– Я хочу вас кое о чем попросить, – многозначительно произнес он.

– Да, слушаю.

– Я бы хотел, чтобы вы помогли мне с Оттавио.

Алессандра резко выпрямилась, не понимая, куда он клонит.

– Думаю, ему стоит побыть недельку здесь, прежде чем я отправлю его машиной в Испанию, – объяснил Рафаэль. – Лошадь плохо переносит пароход и самолет.

– Да, такое бывает.

– Поэтому ему надо побыть в Англии и прийти в себя. Но мне хотелось бы, чтобы его регулярно брали в работу. Это должен быть опытный жокей, который к тому же понимал бы Оттавио. Вы согласны взяться за это дело?

– Да, – сказала она после небольшой паузы. – С удовольствием.

– Разумеется, ваша работа будет оплачена. Это деловое соглашение.

Она повернулась к Савентосу.

– Конечно.

Рафаэль почувствовал, что в воздухе сгустилось напряжение. Похоже, Алессандра заподозрила, что за его просьбой скрываются иные мотивы.

– А вы не сможете потом доставить лошадь ко мне в Испанию?

– Что? О Боже! – рассмеялась Алессандра. – О чем еще вы хотите меня попросить?

В воздухе опять повисло неловкое молчание. Алессандра гадала, уж не решил ли Рафаэль, что она пытается с ним кокетничать. У нее и в мыслях этого не было.

– Так Оттавио принадлежит вам? – наконец спросила она. – Я думала, это лошадь Эмилио.

– Оттавио – одна из двух лошадей, которых я держу у себя дома. Эмилио добился некоторых успехов в конкуре, и я позволил ему брать моих лошадей.

– А вы сами не ездите верхом?

– Только для собственного удовольствия. Гуляю по заднему двору.

– Шагаете, – автоматически поправила она.

– Верно, шагаю. Конечно, Эмилио считает, что все лошади, с которыми он может справиться, принадлежат ему. Боюсь, то, что я вчера отослал его домой, а Оттавио оставил здесь, явилось для мальчишки ударом.

– Значит, вы напомнили племяннику, кто здесь хозяин? – Алессандра представила себе побагровевшее лицо и яростное сопение Эмилио и довольно улыбнулась. Так ему и надо, скотине!

Савентос не ответил, и Алессандра посмотрела на него с новым интересом. Рафаэль с бесстрастным лицом вел машину, внимательно глядя на дорогу.

– Чем вы занимаетесь, Рафаэль? – неожиданно спросила она.

– Произвожу вино.

– У вас свои виноградники?

– Да. Весь нужный виноград мы выращиваем на своей земле.

– Понимаю…

– Вы разбираетесь в винах?

– Нет. Вернее, не очень. Отец держит в подвале хорошо подобранную коллекцию вин.

Он кивнул.

– Вино – дело моей жизни.

– А лошади – ваше хобби?

– Не сказал бы. Скорее приятное развлечение. Для хобби у меня слишком мало времени.

Ясно. Еще один, для кого отдых хуже каторги. Чтобы почувствовать полноту жизни, таким мужчинам нужен непрерывный труд. Второй отец.

Эта мысль заставила ее бросить на Рафаэля еще один острый взгляд. Нет, внешне Савентос ничем не походил на Сола Ксавьера. Отец погружался в работу истово, самозабвенно, демонически. А Рафаэль, должно быть, делал это напряженно и без слов, думая только о качестве и количестве…

– Так вот, когда вы привезете Оттавио в Испанию, – не спеша продолжил Рафаэль, – я покажу вам мои виноградники и винодельню. – В его голосе прозвучали горделивые нотки.

– Но я еще не согласилась на вашу просьбу!

– Пока. Но надеюсь, что согласитесь. Вы бывали в Испании?

– Только в Мадриде. В опере.

Он усмехнулся.

– Понятно. Но Испания немного побольше.

Алессандра почувствовала себя заинтригованной. Она еще никогда не встречала человека, который бы после нескольких минут разговора не спросил ее об отце, великом маэстро Ксавьере. Это имя известно повсюду, но, очевидно, не в Испании. Или Рафаэль полностью равнодушен к музыке. Она уже дважды давала ему возможность поинтересоваться великим дирижером, а Рафаэль оба раза не воспользовался этим.

Они выехали на шоссе.

– Вы приехали в Лондон на машине? – спросил Савентос.

– На поезде.

– Вот как?

– Вы можете высадить меня у вокзала.

– Нет. Я отвезу вас домой. Мне нужно знать, что все в порядке.

Через час Рафаэль остановился у дверей ее дома.

– Вы зайдете? – спросила она.

– Думаю, нет.

– Но вы никого не побеспокоите. Родители уехали.

Он повернулся к Алессандре с недоумением и неудовольствием.

– Вы хотите сказать, что остались в таком огромном доме совсем одна?

Алессандра невольно рассмеялась.

– Да. Знаете ли, я уже большая девочка!

– Что, у вас нет слуг? Нет собак?

– В Англии давно не осталось феодалов.

Рафаэль тяжело вздохнул. Она видела, как напряглись мышцы на его груди. Нет, он явно не одобрял этого. Алессандра подумала о родителях, их заботливости и тактичности, вспомнила, что отец пользуется репутацией человека огромного таланта и справедливости и стоит выше любой критики. Но получалось, что Рафаэль молча обвиняет его в пренебрежении родительскими обязанностями. Эта мысль показалась ей забавной.

Глядя на его строгое лицо, Алессандра сознавала, что обязана рассеять его опасения. Савентос – испанец, а стало быть, принадлежит к числу старомодных людей, которые не сомневаются в необходимости защищать женщин… Прежде всего, от мужчин. От нежелательного внимания других мужчин.

– Послушайте, Рафаэль… Не надо беспокоиться обо мне. Я остаюсь одна очень часто. У нас крепкие замки, да и с соседями легко связаться по телефону.

– Ну…

– А потом, – спокойно добавила она, – это моя забота.

Его губы сжались.

– Верно. Извините.

– Ничего.

Они поговорили еще несколько минут, обсуждая детали ее будущей работы с Оттавио. Алессандра обнаружила, что почти дала согласие через пару недель привезти лошадь в Испанию и пожить несколько дней в доме Савентосов.

Рафаэль настоял на том, что проводит ее в дом. Он остановился в холле, повернулся к лестнице и что-то прорычал по-испански.

Девушка рассмеялась.

– Это еще зачем?

– Пусть меня услышат воры и взломщики. Я пригрозил им страшной карой, если они осмелятся причинить вам малейшее зло.

– Вот как? Ну, если у них осталась хоть капля здравого смысла, они немедленно уберутся отсюда!

– Так и задумано. А теперь, Алессандра, я с величайшим сожалением покидаю вас. – Он официально поклонился, затем взял ее руку и слегка сжал. – Осмелюсь попросить вас еще об одной услуге. Пожалуйста, полюбите Оттавио. Хотя бы немного. Вы сделаете это для меня? Я знаю, он не заменит лошади, которую вы потеряли, но…

Алессандра успокаивающим жестом пожала ему руку.

– Да, конечно, обещаю вам. С радостью. – Внезапно у нее перехватило горло.

Рафаэль заглянул ей в глаза, отпустил руку и не оглядываясь вышел.

– До свидания! – крикнула она вслед.

Подошел Аллегро, изогнулся и стал тереться о ее ноги. Она подняла кота и прижала к груди.

– Ну вот, – задумчиво сказала Алессандра и почесала ему за ушком. Кот ответил довольным урчанием. – Вот мы и познакомились с мистером Рафаэлем Годевалем Савентосом. – Аллегро прикрыл глаза и заурчал громче. – Да, – согласилась она. – На меня он тоже произвел впечатление.

Алессандра обошла дом и проверила комнаты. Все было в порядке. Приняв ванну, она скользнула в постель и в тот же миг крепко уснула.

ГЛАВА 4

Через неделю в своей комнате наверху Тэра упаковывала чемодан, собираясь на четыре дня в Эдинбург. Список с именами студентов университета, которые подали заявку на прослушивание с Истлендским оркестром, лежал на крышке комода. Время от времени она поглядывала на этот список, вынимая из ящиков шелковые лифчики и крошечные трусики.

Тэра уже несколько лет являлась музыкальным директором и главным дирижером Истлендского оркестра. Подбор новых солистов был частью ее повседневной работы. Она относилась к этому делу очень ответственно. Ошибка могла вызвать массу нежелательных последствий. Тэре припомнилась одна такая неприятность с замечательным молодым кларнетистом. К его музыкальным данным придраться было невозможно, но что касалось отношений с женщинами… Этого парня можно было сравнить только с забравшейся в курятник голодной лисой.

Внизу зазвонил телефон. Тэра взглянула на часы. Восемь тридцать. Она помедлила, покачивая в руке кружевное кремовое боди и посматривая на параллельный аппарат у кровати. Вместо того чтобы подойти и взять трубку, Тэра застыла на месте. Она ждала, что сейчас внизу, в холле, раздадутся легкие шаги Алессандры и ее негромкое «алло». Тэра никогда не предполагала, что дочь будет что-то от нее скрывать.

Словно в ответ на ее мысли, хлопнула дверь и Алессандра быстро прошлепала босыми ногами по мраморному полу.

– Алло?

Пауза.

– О, Рафаэль!

Опять пауза.

Тэра тихо прикрыла дверь спальни и включила радио, как обычно настроенное на волну, передающую классическую музыку. Звуки оркестра заполнили комнату, и Тэра с их помощью подавила недостойное желание подслушать разговор.

Тэра продолжала вынимать и складывать вещи, и скоро чемодан наполнился. Ее мысли опять вернулись к работе, но в душе росла тревога за дочь. Алессандра никогда еще не давала родителям повода для беспокойства. У нее не развилось пристрастия к вину, к наркотикам, она не увлекалась мужчинами. Не была склонна к бунтарству. Ни в каком виде. Тэра иногда даже жалела, что дочь не доставляет хлопот. Им просто не представилось случая проявить естественную родительскую тревогу за своего ребенка.

Наибольшие опасения вызывало у них одиночество Алессандры. Вокруг нее всегда вился рой приятелей, так или иначе связанных с верховой ездой, но всех их она держала на дистанции. У нее никогда не было близкого друга – парня или девушки. Тэра, конечно, понимала, откуда у Алессандры возникла склонность к одиночеству. Скорее всего, девочка унаследовала ее от отца.

В последнее время мать все чаще тревожила мысль, что при своем замкнутом характере Алессандра никогда не найдет человека, который будет значить для нее так же много, как Сол для Тэры.

Ксавьер вернулся домой после полуночи, но Тэра еще не ложилась. Она бродила по кухне, проверяла запас продуктов в холодильнике и писала указания для миссис Локтон.

Сол вошел бесшумно как кот, кинул ключи от машины на стол и тихонько выругался.

Тэра обернулась. Муж был в вечернем костюме. Черный и белый цвета подчеркивали его острые, ястребиные черты. Как всегда при виде Сола в ней поднялась горячая волна желания.

– Что?

Он раздраженно покачал головой.

– Лучше не спрашивай. Я думал, что поехал дирижировать оркестром, а попал в цирк.

Сол сел. Его лицо выражало разочарование. Ксавьер всегда стремился к совершенству и старался все делать без изъяна. Терпимости для него не существовало. В отличие от Тэры он никогда не соглашался с тем, что живая музыка, естественная и импульсивная, может быть хороша даже в том случае, если не отвечает его требованиям и определенным стандартам.

Тэра улыбнулась, подошла к мужу и обняла его за напряженные плечи.

– Я думала, сегодня у тебя солистом был Андраш Ваньи, нынешний волшебник клавиатуры. – Она наклонилась и нежно укусила мужа за ухо.

– Он играл так, будто все выступление расправлялся с венгерским гуляшом. А когда после концерта мы пошли обедать, он настоял, чтобы я пригласил трех его приятелей. Вместе они отведали все, что имелось в меню, и запили всеми перечисленными там винами.

Тэра усмехнулась, представив себе утонченного эстета Сола, вынужденного сидеть за ресторанным столиком в компании четырех жующих и пьющих музыкантов. Ее изящные белые руки скользнули по его плечам и забрались под лацканы пиджака.

– А за соседним столиком сидели Дейнманы, – добавил Сол. – Но это мне никак не могло помочь.

Ласковые руки Тэры замедлили движение, а потом остановились совсем.

– Мы не видели их целую вечность… Уж несколько лет точно.

– Можешь представить, как мне хотелось поговорить с ними. А потом я подумал, что хоть сам Дейнман мил и безвреден, но от моей бывшей жены лучше держаться подальше.

Тэра промолчала. Они с Солом редко говорили о Джорджиане Дейнман, которая была замужем за Солом двадцать лет, пока не появилась трепетная юная Тэра и не взорвала их брак, как торпеда взрывает мирно плывущий корабль.

Тэра помнила, как ее мучило чувство вины за зло, причиненное другой женщине, но тогда она не могла остановиться. Помнила и холодное неодобрение Сола, когда она собралась наладить отношения с отвергнутой Джорджианой. Тэра думала, что ведет себя открыто и щедро, представляла, что прокладывает новый путь, бросая вызов обычным для любовного треугольника чувствам подозрительности и ревности. Как и предупреждал Сол, все кончилось очень плохо. Был настоящий шок, за которым последовала целая цепь ужасных событий, о которых Тэра предпочитала не вспоминать.

– Ты с ней говорил? – как бы мимоходом спросила Тэра, возобновляя ласки.

– Нет. Зато была масса вежливых поклонов и улыбок. Я думаю, они оба очень веселились, наблюдая, как я мучаюсь в компании четырех шутов, не вяжущих лыка. – Тэра не удержалась от смеха. – Прекрати, – мягко предупредил он.

Он не мог успокоиться и в спальне – ходил из угла в угол и хмурился.

– Ну ложись же! – уговаривала его Тэра, отрываясь от изучения списков с именами претендентов.

Он потянулся и подцепил пальцем кремовое боди, лежавшее поверх аккуратно упакованных вещей.

– Я раньше не видел этой прелестной вещицы.

– Да, – улыбнулась она.

– И ты берешь ее с собой в Шотландию, предварительно не получив моего согласия?

Ее веки дрогнули, сердце забилось чаще.

– Никчемная, пустая вещь, если тебя нет внутри, – сухо сказал Сол и легонько перебросил боди жене. – Надень. – Голос его был настойчив, но мягок.

– На ней двадцать крючков и петелек!

– Отлично. Я помогу тебе их застегнуть, а потом сам расстегну, очень медленно. – Он отвернулся и что-то замурлыкал себе под нос.

Ее нервы вибрировали, как струны. Тэра выскользнула из постели, сбросила с плеч ночную рубашку, накинула атлас с кружевами и застегнула первый крючок.

– Помогай!

Ксавьер повернулся. Его глаза, прикрытые тяжелыми веками, с голодным восторгом оценили ее костюм.

Тэра провела ладонями по бедрам. Она догадывалась, что находится в самом расцвете женской красоты. В последнее время она немного поправилась, груди обрели девическую полноту, бедра округлились, кожа стала гладкой и упругой…

Сол нагнулся и стал застегивать маленькие крючки. Кончиками пальцев он гладил кожу у основания ее грудей, а губами проводил по шее. Она задрожала.

– Все, – сказал он, закончив с последним крючком и обняв ее тонкую талию.

Тэра подняла руки и обхватила его плечи. Он наклонился и припал к ее губам.

– Дай мне взглянуть на тебя, – пробормотал он, мягко отодвигая ее.

Тэра чувствовала, как бешено колотится ее сердце, подгоняемое желанием. Она молча возблагодарила Бога и природу за щедрые дары, за то, что они уберегли ее от дряблости и морщин. Она знала, что очень немногие женщины, имея пожилых мужей, беспокоятся на этот счет. Но с таким мужчиной, как Сол, стройным и поджарым, у которого сильное тело и мышцы, мощные словно камень, – о, с таким мужем она чувствовала постоянную потребность сохранять женскую привлекательность. Ведь сам Сол, как ни странно, становился все притягательнее с каждым проходящим годом.

– Повернись, – попросил он.

– Ах ты хладнокровный дьявол, – прошептала она, подчиняясь ему медленно, как в трансе.

Тэра почувствовала, как его глаза скользят от талии к округлостям ее ягодиц, выступавших из-под кружевных оборок. У обоих перехватило дыхание. Потом она ощутила, что руки Сола касаются ее кожи, поглаживая тугие полушария. Пальцы скользнули в расщелину между бедрами, где все уже было жарким и влажным, полностью готовым принять его. Даже после двадцати двух лет совместной жизни его мужская власть над ней все еще оставалась беспредельной…

Позже Сол встал и спустился вниз, чтобы принести им виски. Он пришел с бокалами в руках и один протянул ей.

– Вот.

– Ммм, – промурлыкала Тэра, чувствуя, как возвращается на землю с тех высот, куда он ее вознес.

– Итак, что же ты хотела рассказать мне? – спросил он, скользнув под одеяло рядом с женой.

– Разве я выгляжу обеспокоенной? – Ну есть ли хоть что-нибудь, чего бы он не заметил?

– Я чувствую твое беспокойство.

– Черт побери! – Она усмехнулась и бросила на него быстрый взгляд.

– Полагаю, что заботы окажутся либо материнского, либо профессионального свойства. – Он отхлебнул виски. – Скорее первое.

Тэра вздохнула.

– Да…

– Ах так? Стало быть, он все еще звонит ей, этот таинственный испанец?

– Да.

– И это заставляет тебя тревожиться? Но почему? Может, он просто справляется о здоровье своей лошади. Некоторые люди очень странно относятся к четвероногим созданиям.

– Наша дочь, например. Не шути с этим.

– Я бы не посмел.

– Ну-ну…

– Вот что, не заговаривай мне зубы, дорогая. Скажи, что кроется за твоим беспокойством. Обещаю, что буду серьезен. Ты же знаешь.

Ой ли? Тэра молча размышляла. Иногда ей казалось, что она знает Сола не лучше, чем много лет назад, когда он неожиданно ворвался в ее жизнь и обрушился на нее со всей ослепляющей мощью его харизмы.

– Я сама толком не пойму, что меня беспокоит. В этом вся проблема. Черт! Думаю, ничего особенного.

– Тэра! – с упреком произнес он. – Рассказывай.

– Она сейчас очень спокойная, очень сдержанная. – Прозвучало неубедительно. Что еще? Тэра не знала. Как она может описать то, чего почти не чувствует?

– Но разве обычно она не такая? – мягко возразил Сол.

– Угу. Но за последнюю неделю это стало бросаться в глаза. А самое странное, что она не упомянула имени Сатира с тех пор, как он умер. Ни разу.

– А может, ее печаль слишком глубока?

– Может. – Тэра нахмурилась и отпила из бокала. – Просто я чувствую, что у нее появились от нас секреты.

– О-о… – неопределенно отозвался он, очевидно не расположенный продолжать разговор.

Нет, подумала она, здесь нечто большее. Алессандра явно готовится сделать что-то неожиданное, из разряда поступков, которые невозможно предвидеть заранее. Тэра сделала последний глоток виски и поставила пустой стакан на столик. Подняв глаза, она заметила на лице Сола выражение отстраненной сосредоточенности. Он размышлял о своем. Ее задело, что он, похоже, уже забыл о ее глупых тревогах по поводу Алессандры. Скорее всего, муж уже боролся с неверной интерпретацией симфонии Малера, которой дирижировал в Риме в конце недели.