Текст книги "Дитя любви"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Намазывая маслом теплую булочку, Тэра лукаво улыбалась. Наверняка ночь этой пары была совсем не такой целомудренной, как у них с Майклом.
– Мы еще увидимся? – спросил Ольшак. – Как добрые друзья.
Тэра на секунду задумалась.
– Почему бы и нет? – наконец тихо сказала она.
К любовникам подошел человек в униформе и что-то прошептал. Женщина негромко расхохоталась. Тэра уловила только часть сказанной ею фразы:
– Запасной выход? Черт возьми, как захватывающе!
Майкл взглянул на Тэру и подмигнул.
– Думаю, нам это не понадобится.
– Нет. Мы будем презирать опасности и выйдем через парадное, – фыркнула Тэра.
Четыре-пять фоторепортеров, ожидавших на улице в надежде сделать скандальный снимок, начали терять терпение. Тэра и Майкл их не интересовали. Но один из папарацци опознал известных людей и был заинтригован. На первые страницы этот кадр не пойдет, но заработать будет можно.
Он поднял свой аппарат и принялся щелкать…
ГЛАВА 21
Джорджиана изучала свое лицо в зеркале. Удивительно, насколько за последние годы продвинулась вперед техника косметической хирургии! После операции прошло всего три дня, а кровоподтеки и пятна на подбородке и шее едва заметны. Прекрасная, мягкая, гладкая кожа…
Она положила зеркало на белое покрывало и откинулась на гору мягких подушек. Джорджиана была чрезвычайно довольна собой, как будто она совершила это чудо собственными руками.
И правда, размышляла она, последние несколько недель – с тех пор как она случайно увидела Тэру – все идет прекрасно. В результате этой встречи родился захватывающий план, перешедший в стадию осуществления.
Джорджиана решила пробыть в клинике дольше, чем собиралась. Она могла уехать домой еще накануне, но здесь царила такая приятная, такая успокаивающая атмосфера… Кроме того, на этой неделе Дейнман торчал на симпозиуме в каком-то институте. Это означало, что он будет задерживаться на вечерних заседаниях. А кто же станет восхищаться результатами ее страданий?
Помимо всего прочего, в анонимной атмосфере клиники она чувствовала себя намного свободнее. Тут Джорджиана могла делать то, на что дома не осмелилась бы. Тихое присутствие мужа – неважно, дома он или нет, – тормозило хитросплетение ее планов. Джорджиана знала, что Дейнман любит ее, но иногда ей казалось, что он боится ее дерзких фантазий.
Возможно, ему бы не понравилась изобретательность Джорджианы, которая в поисках способов докопаться до секретов Тэры дошла до того, что наняла неприметную машину и стала следить за женой бывшего мужа. Но это было только начало.
Ездить за соперницей в маленьком пурпурном «воксхолле» было очень забавно. Джорджиана стала забавляться дальше, купив очаровательный короткий вьющийся темно-каштановый парик – полную противоположность ее собственным длинным прямым светлым волосам – и смешную одежду, создававшую образ средней служащей, а не праздной светской дамы.
В первый же раз, когда Джорджиана вернулась после слежки за Тэрой, она почувствовала прилив небывалой энергии и возбуждения.
Когда Тэра опять пришла на прием к гинекологу, Джорджиана сидела в машине и наблюдала за тем, как ее врагиня легко взбежала по ступенькам и скрылась в приемной.
Терпеливо просидев в автомобиле полтора часа, она дождалась, когда Тэра сядет в зеленый «ягуар», и последовала за ней.
Тэра поехала на север, припарковалась на Хай-стрит и зашла в турецкий ресторан. Подождав несколько минут, Джорджиана направилась туда же и стала небрежно разглядывать витрины магазинов. К сожалению, окна ресторана были завешены плотными красными шторами, укрывавшими посетителей, поэтому ей не удалось узнать, с кем была Тэра. Пришлось вернуться к машине.
Тэра вышла через два часа, села в «ягуар» и продолжила движение в прежнем направлении. Преследовать ее не имело смысла. Она просто возвращалась к себе, в дом, который когда-то принадлежал ей, Джорджиане. Вместо этого Джорджиана стала разглядывать тех, кто выходил из ресторана. Она никого не узнала, но запомнила высокого молодого человека с впечатляющей гривой рыжих кудрей.
В следующий раз после посещения врача Тэра поехала в офис Роланда Гранта на Пикадилли. Джорджиана решила оставить свой пост и сделать несколько покупок.
Больше ничего не происходило. Джорджиана была вынуждена признаться, что играет в игру «найди то – не знаю что». Но слежка целиком захватила ее. Теперь она была полностью уверена, что Тэра беременна. Будь у той какое-нибудь заболевание, она бы не выглядела такой бодрой и цветущей. А зачем регулярно ходить к гинекологу, если здорова? И для гормонотерапии такое тоже не требуется. Джорджиана отлично знала это, так как во время климакса сама прошла курс гормонального лечения, необходимый для сохранения молодости, предотвращения хрупкости костей и превращения в сушеный чернослив тех частей тела, которыми больше всего дорожат мужья…
Очнувшись от размышлений, она потянулась и решила, что устала валяться в постели. Надо встать, привести себя в порядок и сходить в столовую.
Сидя в холле и потягивая перед ленчем сухой херес, она болтала с другими пациентами. На столике раскрытым лежал популярный иллюстрированный журнал. Когда собеседники проследовали в столовую, Джорджиана жадно схватила номер и нашла фотографию, привлекшую ее внимание. Ее пронзила легкая дрожь. Тэра в компании молодого мужчины! Улыбается, смотрит ему в лицо, а он пожирает ее глазами! Подпись гласила: «Дирижеры Тэра Силк и Майкл Ольшак покидают лондонский отель «Дорчестер» наутро после триумфального концерта Ольшака в Барбикане.»
Наутро? Утром вместе покидают отель только те, кто вместе провел ночь. Она на мгновение задумалась и поняла, что привлекший ее внимание рыжекудрый красавчик из турецкого ресторана и мужчина, изображенный на снимке, – один и тот же человек.
Так-так! Жена Сола завтракает с эффектным молодым дирижером и проводит с ним ночь в «Дорчестере». Причем делает это, будучи беременной…
А что же сам Сол? Голова кружилась от предположений.
Ее размышления прервал тихий голос:
– Миссис Дейнман, ваш ланч…
Джорджиана взглянула на одетую в белое молодую женщину.
– Ах да, – неопределенно сказала она.
– У вас все в порядке, миссис Дейнман?
– Да, конечно.
– Должна сказать, вы прекрасно выглядите. – Фраза женщины, хоть и отдавала банальностью, но прозвучала искренне.
Джорджиана улыбнулась ей со снисходительной благодарностью. Она встала, сунула журнал под мышку и с грацией балерины направилась в столовую.
Бывают и совпадения, подумала она. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Тэра налила Солу виски, бросила туда два кубика льда и отнесла позвякивающий стакан в гостиную, где муж слушал только что вышедший компакт-диск с генделевским «Мессией», записанный им несколько месяцев назад.
– Кто сможет дождаться дня Его прихода? – пел хор.
– И кто устоит, когда явится Он? – подтянула Тэра.
Она подала Солу стакан, наклонилась и поцеловала его в лоб.
Он поднял серые оценивающие глаза и посмотрел на Тэру тем острым взглядом, от которого у нее всегда учащался пульс.
– Я часто слушала эту вещь в записи семидесятого года, когда ты впервые привез меня сюда, – сказала она.
Губы Сола сложились в улыбку.
– И?..
– И посмеивалась над этой строкой. Кто устоит, когда явится Он? Именно это я пыталась сделать каждый раз, когда ты входил в комнату.
– Я и не подозревал, что пригрел на груди маленькую змею, – пошутил он. – Если бы я знал…
Наступила небольшая пауза.
Сол поставил стакан на пол, одним быстрым движением посадил Тэру к себе на колени и раздвинул ей ноги так, что она оказалась на нем верхом.
– Ах… – У нее перехватило дыхание, когда он прижал ее к себе и впился губами в губы. Сердце грохотало в груди, ее охватила дрожь от горячего желания.
Тэра не ожидала, что страсть окажется тем препятствием, которое ей придется преодолеть, прежде чем поведать Солу грандиозную новость.
Она настойчиво и нетерпеливо отвечала на его поцелуи. С тех пор как они занимались любовью, прошло несколько недель. Руки Сола скользнули по ее бедрам. Раздался резкий металлический звук расстегиваемой молнии.
Она отстранилась.
– Нет, Сол, дорогой… Подожди!
Муж застыл на месте. Его темные зрачки сузились.
– В чем дело? – спросил он, тут же овладев собой.
– Я… – У нее пропал голос.
– Ну?
Напряжение в спине вдруг прошло, и Тэра обмякла.
– Сол, – прошептала она, – прости…
– Продолжай. – Лицо Ксавьера стало непроницаемым, но Тэра ощутила его тревогу.
– Я должна была сказать тебе раньше… Не следовало доводить до этого. – Она опустила глаза, увидела свою задранную юбку, кружевной край чулка и дымку темных волос на лобке. Увидела себя такой, какой Сол видел ее несколько минут назад, – игривой, соблазняющей, кокетливой. И все это время она держала в себе то, о чем муж не знал.
Тэра отодвинулась. Она почувствовала себя провокаторшей, последней дрянью, которая возбуждает мужчину только для того, чтобы в последний момент сказать «нет». Хотелось повторять: прости, прости, прости…
– Тэра, – ровно произнес он, – скажи мне, пожалуйста, почему ты смотришь на меня так, словно я какой-то дух-искуситель? – Не получив ответа, Сол вздохнул, поднял стакан и сделал глоток. – Что я сделал?
Тэра попыталась соскользнуть с его коленей, но муж крепко держал ее свободной рукой.
– Говори! – велел он.
– Это не ты, – ответила Тэра, – это я.
– Объясни. – Сол стиснул ее руку.
Она проглотила слюну.
– Это очень важно. Я была не права, не сказав тебе сразу.
– Так скажи, – с ледяным спокойствием уронил он.
– Я беременна, Сол. – Ее голос эхом отдался в большой пустой комнате. – У меня будет еще один ребенок.
Он посмотрел в сторону, а потом опять уставился на нее.
– Это хорошая новость, Тэра. Великолепная новость.
– Ты так думаешь?
– Да. – Сол больно стиснул ее ладонь. – Почему же ты не сказала мне раньше? Думала, что я не обрадуюсь?
Она опустила голову, не зная, как ответить на этот справедливый вопрос.
– Иногда, Сол, – наконец прямо и смело сказала она, – я не представляю себе, что ты подумаешь или скажешь.
– Не могу поверить. – Его голос был холодным и отчужденным, и она почувствовала, что Сол уязвлен. Слова Тэры причинили ему боль. Он застегнул молнию. – И давно ты знаешь об этом?
– Не очень, – солгала она, не желая ранить его еще сильнее. – Мне нужно было убедиться.
Муж задумчиво посмотрел ей в глаза.
– Я считал, что у нас больше не будет детей, – наконец с легким вызовом сказал он.
– Поврежденная ткань со временем восстанавливается. Так сказала врач, – объяснила Тэра.
– Ты знала о возможности зачатия до того, как забеременела? – спросил он тоном грозного обвинителя, допрашивающего вконец запутавшегося свидетеля.
– Нет. А что?
– Простое любопытство. – Он отвернулся и прикрыл глаза.
– Черта с два простое любопытство! – Тэра дернула его за руку. – Сол, что ты имеешь в виду? – Острое чувство вины грызло ее.
– Я полагаю, – медленно сказал он, – что мужчина должен по-разному заниматься любовью с женщиной, которая может родить, и с той, которая не может.
Тэра замерла.
– Что?
Он криво улыбнулся.
– Теперь уже я шокировал тебя.
– Что это значит, Сол? Ты говоришь так, будто я племенная кобыла или инкубатор. – Ее глаза засверкали от ярости. – Я не женщина, с которой ты занимаешься любовью, а твоя жена!
Он любовно и снисходительно покачал головой.
– Раньше стоило тебе забеременеть, как ты превращалась в маленькую тигрицу, – мягко сказал он.
Она фыркнула, соскочила и одернула юбку.
Сол сделал еще один глоток.
– Послушай меня, Тэра… Речь идет об ответственности. Если мужчина занимается любовью с женщиной – даже если это его жена, которую он хорошо знает и очень любит, – у него есть перед ней обязательства.
Тэра нахмурилась. Она была сбита с толку.
– Например, он обязан защитить женщину от нежелательной беременности. А как он может это сделать, если не знает, что такое может случиться? – Он бросил на Тэру взгляд, от которого та вздрогнула. – И она тоже имеет обязательства перед мужчиной, потому что их тела – одна плоть. Не в пример всему остальному.
Тэра проглотила комок в горле. Куда он клонит? Она понимала только одно – речь идет о доверии.
Ее снова охватило чувство вины.
Она вдруг увидела себя с Майклом Ольшаком – ее голова лежит на его плече, рука обнимает за талию, его рука делает то же. У нее упало сердце.
Но, с другой стороны, в этом не было ничего плохого. Ни предательства, ни вероломства. Тогда почему же она не рассказала обо всем Солу? Так ли уж это безобидно?
– Как бы там ни было, – сказал муж, прерывая ее мысли, – ты не знала, что можешь забеременеть. Поэтому прости меня за морализаторство.
У Тэры пересохло во рту. Она ощущала себя трепещущей мышью, загипнотизированной взглядом кота. Она отвернулась. Возьми себя в руки! Будь благоразумной!
– Прощаю, – сказала она, изо всех сил постаравшись, чтобы голос был легким, как хорошо взбитое суфле.
Сол посмотрел на нее долгим взглядом, а затем улыбнулся.
– Итак, – медленно сказал он, – еще один ребенок…
– Да. Странно. Похоже на чудо.
– В самом деле. – Он повертел стакан в длинных пальцах. – Надеюсь, что я не слишком стар для этого.
– Стар? – удивилась Тэра.
Она никогда не думала о муже как о старом человеке. В нем было больше энергии, силы и жизни, чем в целом выводке знакомых мужчин, на двадцать лет моложе его.
– Когда этому ребенку будет столько же, сколько сейчас Алессандре, меня, скорее всего, уже не будет на свете, – сухо напомнил он.
– Сол, нет!
– Это просто констатация факта.
Ксавьер внимательно посмотрел на нее.
– Тэра, этот ребенок – замена Алессандре?
– Нет! – с жаром воскликнула она, а затем похолодела.
Возможно, Сол в чем-то прав. Его слова неумолимо напоминали о потере. О том, что Алессандра отныне стала чужой.
– Нет, – твердо повторила она. – Во всяком случае, на уровне сознания. Никакой ребенок не заменит Алессандру. И он не был запланирован. Просто возник как дар. Дар любви.
Лицо Сола отразило спокойный, покорный скептицизм, и Тэра с ужасом почувствовала, что в их отношениях наметилась трещина. На мгновение она даже подумала о Соле и других женщинах. Если мужчина занимается любовью с женщиной…
Сол с другой. Она не вынесет этого.
Она опустилась на пол, обняла его колени и провела ладонями по бедрам.
– Доктор сказал, что это вполне безопасно, если не слишком увлекаться.
Ксавьер чмокнул ее в нос.
– Всему свое время, – таинственно сказал он.
– Дорогой, – пробормотала Тэра, положив голову ему на колени. – Пожалуйста…
Тишину, прерывавшуюся лишь их дыханием, разорвал звонок телефона. Сол не шелохнулся.
Потрясенные родители услышали голос Алессандры, записывавшийся на ленту автоответчика:
– Мама, папа, это я. Я хочу приехать домой.
ГЛАВА 22
Рафаэль расхаживал взад и вперед по студии матери. День за окном походил на страстное, с полуопущенными веками, лицо танцовщицы фламенко. Начали собираться облака, сбиваясь в стадо под напором настойчивого юго-западного ветра, пришедшего с далекой Атлантики. Бледный оливково-зеленый свет лежал на виноградниках и придавал крыше винодельни оттенок тусклого золота.
В этой атмосфере приближения грозы Рафаэль ожидал прибытия членов семьи на объявленный им сбор. Ожидал мать, сестру и племянника, которые были в заговоре против его жены с намерением превратить ее жизнь в ад. А он – единственный, кто мог обуздать их, – все это время упрямо отказывался видеть глубину этого ада и едва не опоздал. Никогда в жизни он не испытывал такого стыда и чувства вины.
Он остановился перед одной из последних картин матери. Работа была почти закончена. Много лет Рафаэль пытался заставить себя честно взглянуть на ее картины, смело посмотреть в лицо их дикому своенравию, хаосу и ярости. Но раньше Савентосу это не удавалось, а в последние месяцы он вообще избегал смотреть на них.
Теперь он с содроганием разглядывал хлесткие мазки черного, красного и зеленого, редкие кроваво-красные кляксы, перекошенные лиловые овалы, походившие на улыбку дьявола. Бешенство. Неудовлетворенность. Неистовая битва, которая никогда не кончается.
Некоторые психиатры сочли бы это работой умалишенного, человека с расстроенной психикой. Но нет. Его мать пугающе здорова и прекрасно сознает, что делает, – старается свести с ума других. Тех, кто смеет посягать на ее территорию. Территорию пчелиной матки.
Рафаэль размышлял над этим несколько дней. С того самого вечера, когда мать зашла слишком далеко.
Когда Алессандра съежилась, он пришел в ужас от ощущения, что может потерять ее.
При одном воспоминании об этом сердце дало сбой. Жизнь без Алессандры – это не жизнь. Но когда волна страха улеглась, Рафаэль осознал, что их возрастающая любовь одержит верх над всем злом, горечью и бедами.
По-видимому, во всем виновато вино, с иронической улыбкой подумал он. Вино развязало матери язык. Он вышел из-под ее контроля и высунулся, как змеиное жало, упругое и беспощадное.
Весь тот день Алессандра находилась на грани нервного срыва. Утром, обнаружив ее в ванной с какими-то пробирками для химического эксперимента, Рафаэль вдруг вышел из себя и накричал на жену, не желая участвовать в очередном бесконечном разговоре о детях.
На этот раз они действительно поссорились. Кончилось тем, что она шарахнулась от него, как оскорбленная породистая лошадь, и убежала. Через какое-то время Рафаэль стал искать ее, чтобы извиниться, и нашел сильно взволнованной. Она теребила косу и даже тянула ее в рот, как делает ребенок с одеялом, под которым ищет защиты.
В тот роковой вечер Изабелла и Катриона спустились к обеду, едва сдерживая обиду и недовольство. У каждой имелась на то своя причина. Рафаэль сначала не заметил признаков приближавшейся бури. Все его мысли были заняты Алессандрой. Он, конечно, увидел, что Катриона с энтузиазмом принялась за херес, в большом разнообразии представленный на серебряном подносе, но не знал, что сестра уже успела хлебнуть водки.
Изабелла же, напротив, вначале была очень трезвой. До того как уйти переодеваться к обеду, она целый час билась с Эмилио и все еще приходила в себя, потрясенная тем, что внук позволил себе злобно накричать на нее. До сих пор этого не случалось.
Облаченная в ярко-зеленое шелковое платье, с бриллиантами и изумрудами на шее и в ушах, мать семейства появилась в гостиной с видом суровой неприступности.
Алессандра, расстроенная недавней ссорой с Рафаэлем, нашла убежище у рояля. Когда вошла Изабелла, она все еще играла.
Рафаэль заметил, что в последние месяцы жена львиную долю времени проводит за инструментом. Рафаэля радовало, что она вернулась к музыке. И одновременно тревожило.
Изабеллу же это отнюдь не радовало. Вообще-то мать обычно не раздражало, что к ее инструменту прикасаются чужие руки. Втайне она все больше признавала за Алессандрой талант пианистки. Когда в доме случались гости, она даже просила ее сыграть, хвастаясь Алессандрой как своим трофеем. Но в тот вечер ее ярость вызывало уже одно то, что, несмотря на все усилия выжить самозванку, та продолжала находиться в ее доме. Ее, Изабеллы Карлотты Луизы Савентос, бывшей королевой этих владений четверть века и не собиравшейся превращаться во вдовствующую королеву-мать.
Изабелла все еще цеплялась за надежду изгнать юную узурпаторшу и вернуть себе всю полноту власти. То, что Рафаэль женился на этой девице, не являлось непреодолимым препятствием. Они поженились тайно; была только гражданская церемония, на которой не присутствовало ни одного родственника ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. За несколько месяцев Изабелла сумела убедить себя, что они вовсе не женаты.
Алессандра закончила играть. Взглянув на Изабеллу и заметив опасный блеск ее глаз, она медленно закрыла ноты и встала из-за рояля.
– У меня есть запись этой сонаты, – важно сказала Изабелла. – В исполнении Альфреда Брендела, которым я восхищаюсь.
– Я тоже, – согласилась Алессандра и разгладила свое простое темно-синее платье без рукавов, проведя ладонями по стройным бокам.
Изабелла проследила за движением ее рук, отметив совершенную округлость грудей невестки и завидно упругий плоский живот. При виде обручального кольца с огромным фамильным рубином Савентосов внутри нее вспыхнуло пламя.
– Альфред Брендел великолепен тем, что с великим тщанием относится к оригиналу, – заявила она с уверенностью признанного музыкального критика, не упомянув, что позаимствовала эту фразу из радиопередачи, услышанной пару дней назад.
– Отец в молодости записал несколько сонат Бетховена, – сказала Алессандра. – У нас сохранились эти виниловые диски.
– Неужели? – фыркнула Изабелла.
– Он с не меньшим тщанием относится к оригиналу, – заметила Алессандра. Подойдя к подносу с хересом и наполнив бокал, она, не притронувшись к вину, поставила его на каминную полку.
Катриона, сидевшая на диване и листавшая журналы, издала легкий зевок. Она ненавидела, когда мать начинала говорить об искусстве, будь то музыка, живопись или литература. Изабелла просто пускала пыль в глаза; на самом деле эти материи ее ничуть не интересовали. Мать принадлежала к людям, которые тратят состояние на поездки в Париж, чтобы увидеть какой-нибудь ужасный современный оперный спектакль, терпят три часа душераздирающего атонального скрипа и делают вид, что получили высочайшее наслаждение.
Катриона была совершенно уверена, что мать просто любит показываться в самых модных местах. Она хорошо это понимала, потому что сама была такой же, но предпочитала рок-концерты для избранных, билеты на которые можно достать, только зная кого-то, кто знаком с тем-то, и этот список заканчивался звездой типа Мика Джаггера.
Катриона сделала большой глоток пощипывавшего язык сухого хереса и закурила длинную ментоловую сигарету. Уже несколько дней она надеялась, что ее пригласят на такой концерт – благотворительное звездное шоу в Нью-Йорке.
Все случилось совершенно неожиданно, как всегда происходят самые волнующие вещи в жизни. Во время поездки с матерью в Барселону она зашла в антикварный магазин и познакомилась с очень привлекательным американским торговым агентом, который уже дважды приглашал ее на обед. Он заинтересовался ее недавними приобретениями, в частности австрийскими масонскими украшениями, относившимися ко второй половине восемнадцатого века. Они провели несколько приятных часов, обсуждая чудесные старинные монеты и другие антикварные вещи.
Он был чрезвычайно внимателен и жадно слушал Катриону. Через некоторое время она поняла, что его интерес выходит за рамки бизнеса. Даже в глазах циничной и подозрительной Катрионы американец выглядел вполне привлекательным. Для одинокой женщины ее возраста, за плечами которой два неудачных романа, он был манной небесной. Когда она почувствовала себя заключенной, готовой бежать из тюрьмы, когда все в доме стало казаться невыносимым (Рафаэль в конце концов женился; мать превратилась в бочку с порохом; Эмилио стал груб и непокорен), Бог услышал ее молитвы и послал ей богатого, сексуального мужчину, который увезет ее отсюда, а возможно, и женится. Перед ней забрезжила золотая дорога к свободе.
Но ее торговец антиквариатом не позвонил сегодня, как обещал, и Катриона занервничала.
– Может, им устроить маленькое соревнование? – предложила она, хладнокровно глядя на мать сквозь дым сигареты. – Бренделу и Ксавьеру? – Она злобно покосилась на Алессандру, которая выглядела цветущей и неприлично стройной. – А ты что думаешь?
Алессандра пожала плечами, не желая продолжать разговор.
– Впрочем, едва ли твоего отца заинтересуют такие плебейские игры, – апатично уронила золовка.
Алессандра повернулась к ней лицом.
– Состязания в виртуозности не новы. Ты знаешь, что однажды Моцарт соперничал за клавиатурой с музыкантом по фамилии Клементи? Это соревнование устроил император Иосиф и учредил денежный приз.
– Неужели? И кто выиграл?
– А ты как думаешь? – Алессандра взглядом предостерегла Катриону от дальнейших попыток язвить. – А вообще-то, – сказала она с легкой улыбкой, – турнир отца с Бренделом был бы достаточно интригующим. И забавным. Видишь ли, они близкие друзья.
– Неужели? – Катриона встала, налила матери огромный бокал хереса, наполнила свой и вернулась к журналам.
Изабелла села рядом с дочерью и задала Рафаэлю один-два поверхностных вопроса о том, как идет сбор винограда. Он ответил, удивившись неожиданному интересу матери к таким прозаическим вещам. Обычно ее интересовали только годовой баланс, прибыль или отбор лучших вин урожая текущего года.
– О, взгляните на это! – неожиданно провозгласила Катриона и с силой расплющила сигарету о дно пепельницы.
– Что? – вскинулась Изабелла.
Но Катриону интересовала не реакция матери: она смотрела на Алессандру.
– Здесь есть кое-что интересное для тебя, – сказала она, протягивая невестке журнал. – Снимок наверху.
Алессандра молча взяла журнал и заглянула в него.
– Что там такое? – нетерпеливо спросила Изабелла и сделала большой глоток хереса.
– Фотография матери Сандры, мама. – Катриона откинулась на спинку дивана и улыбнулась. – Как, должно быть, замечательно, – лицемерно заметила она, – иметь знаменитых родителей, о которых пишут в колонках сплетен!
– О! – воскликнула Изабелла. – Дай взглянуть!
– Тебе понадобятся очки, мама.
– Ерунда! – вспыхнула Изабелла. – Снимок я могу рассмотреть и без очков!
– Да, но не прочесть мелкий шрифт. А подпись там достаточно занятная. – Катриона закурила новую сигарету. Она услышала, как Алессандра с трудом проглотила слюну, и поняла, что ей наконец-то удалось вывести невестку из равновесия. Жена Рафаэля всегда казалась такой хладнокровной, такой уверенной в себе, что Катриона начинала сомневаться в своей способности пробить ее броню.
Изабелла всмотрелась в снимок.
– Она очень молодо здесь выглядит, – сказала свекровь таким тоном, словно в этом было что-то предосудительное.
– Да.
– Но этот мужчина ведь не твой отец?
– Нет.
Алессандра умоляюще взглянула на Рафаэля, но тот занялся бутылками, и она поняла, что муж старается игнорировать вражду между женщинами и что он еще не осознал приближения опасности.
– Думаю, мне действительно нужны очки, – призналась Изабелла.
– Где они? – со вздохом спросила Катриона.
– Не знаю. Дурацкая вещь, я ею почти не пользуюсь. Прочитай вслух.
Катриона взяла журнал из рук матери, притворно вздохнула, откашлялась и начала:
– «Дирижеры Тэра Силк и Майкл Ольшак…». Пока она скучающим голосом читала убийственные слова, Алессандра быстро подошла к Рафаэлю, взяла его руку и крепко сжала. Он тотчас отозвался на ее зов, обнял за плечи и прошептал на ухо:
– Не беспокойся, Сандра. Не нужно расстраиваться.
– Прекрасно! – воскликнула Изабелла, на лице которой отразились смешанные чувства.
– Я же говорила, что тебе понадобятся очки, – со странной улыбкой промолвила Катриона, роняя журнал на диван.
От изобретения новых способов травли и продолжения стрельбы ядовитыми стрелами Катриону удержало стремительное появление Эмилио, который временно отвлек общее внимание от очевидного факта супружеской неверности матери Алессандры.
– Оттавио бегал по двору! – заявил он, с ненавистью глядя на Алессандру. – Дверь его конюшни была плохо закрыта!
– На днях ослабла задвижка. Фердинанд обещал посмотреть.
– Фердинанд! – насмешливо повторил Эмилио и щедро плеснул себе хересу, залив при этом поднос. – Он сделает это завтра, послезавтра или никогда! Ленивый болван!
– Неправда! – выпалила Алессандра. – Просто сегодня у Фердинанда была куча дел! – Она недовольно посмотрела на Эмилио и мысленно добавила: в отличие от тебя.
– Оттавио – призовая лошадь! Другой такой нет! – объявил Эмилио, глубоко уверенный в своей правоте. Алессандре стало смешно.
– Теперь он на месте?
– Да! Благодаря мне!
– Сядь и замолчи, пожалуйста, – раздраженно сказал Рафаэль. – Твое отношение к Оттавио далеко не блестящее.
– Он бегал по дороге! Его могла сбить машина! – Эмилио рухнул в кресло, чуть не сломав ножки.
– Да. И эта машина, скорее всего, была бы твоей! – яростно бросил Рафаэль. – Кто еще носится на машине по нашей дороге как сумасшедший? И к тому же на такой нелепой машине, – свирепо добавил он.
Изабелла дернулась и села очень прямо. Ее внука, ее плоть и кровь, бранили в присутствии врага! Тем не менее она соблюдала осторожность. Рафаэль не часто проявлял власть, но когда делал это, перечить ему не следовало. Внезапно она почувствовала себя усталой и подавленной. Допив бокал, она протянула его Рафаэлю за новой порцией.
Катриона посасывала сигарету.
– Как дела у Оттавио? – спросила она Алессандру без особого интереса, стряхивая пепел и лениво разглядывая свои безукоризненные ногти.
– Очень хорошо, – сказала Алессандра, все еще потрясенная фотографией. Однако внешне она оправилась и приняла свой обычный вид.
– Как он выступил на последних соревнованиях? – поинтересовалась Катриона.
– Мы сошли после первой серии прыжков. Он ударился ногами о жердь, и я испугалась, что он охромеет, если будет выступать дальше… Разве Эмилио не рассказал об этом?
Катриона пожала плечами.
– Возможно. Какое невезение…
Алессандра не стала добавлять, что уже почти решила оставить спорт и посвятить себя просто уходу за Оттавио. Отчего-то она потеряла вкус к лихорадочной атмосфере соперничества. Какая разница, если один наездник пройдет круг чище и на долю секунды быстрее остальных? Она поражалась самой себе.
Рафаэль, нынешний официальный владелец ее лошади, рассмеялся и сказал, что она умнеет не по дням, а по часам. Он помог наложить повязку на ногу Оттавио, доставил коневозку домой, а потом увлек Алессандру в постель и бережно, но настойчиво занялся с ней любовью.
– Ха! – воскликнул Эмилио. – Ты носишься с этой скотиной как с писаной торбой, а толку никакого! Что ты с ним сделала, чего не смог бы я?
– Я вернула ему уверенность в себе, – холодно ответила Алессандра. – Сам видел, теперь он прыгает гораздо лучше, чем когда на нем ездил ты!
– Чушь! С тех пор как ты приехала сюда и украла моих лошадей, они не прибавили ни на йоту! Просто катаешься на них по тренировочному полю или отправляешься на прогулку по окрестностям, как какой-нибудь англичанин со своими собачками!
– Прекрати! – предупредил Рафаэль, глаза которого опасно вспыхнули.
Но Эмилио уже перешел на крик. Его долго копившаяся ярость стремительно хлынула наружу.
– На каких больших соревнованиях ты была? – яростно орал он. – Какие призы выиграла, а? Скажи мне! Никаких! Ты здесь вообще не делаешь ничего полезного!
Все только ахнули, когда Рафаэль взял Эмилио за грудки, вытащил из кресла и закатил оплеуху, прозвучавшую как выстрел.
– Как ты смеешь? – рявкнул он. – Как ты смеешь так разговаривать с Алессандрой? А как ты сам проводишь время? Что дает тебе право делать ей выговор? – Он встряхнул Эмилио, заставляя его отвечать. – Говори!