Текст книги "Дитя любви"

Автор книги: Анджела Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 19

Рафаэль вышел из дому и направился к винодельне. Алессандра следила за ним из окна спальни. Он остановился, обернулся, заметил жену и помахал ей рукой. Она, как обычно, послала ему в ответ воздушный поцелуй.

Несмотря на враждебность Савентосов десять месяцев их брака были идиллией. Возможно, подумала Алессандра, отходя от окна, именно эта враждебность и сблизила их с Рафаэлем. Иногда ей казалось, что у них тайная любовная связь, заставлявшая их удовлетворять страсть урывками, в промежутках между работой Рафаэля, ее занятиями с лошадьми и какими-то домашними делами.

Их отношения сохранили новизну и свежесть первой ночи. Страсть не теряла накала и была бурной и одурманивающей.

Она любила выражение глаз Рафаэля в ту минуту, когда муж притягивал ее к себе, давая понять, как много она для него значит. Оставаясь вдвоем, они говорили по-испански. Алессандра все лучше и лучше осваивала испанскую речь и вскоре открыла, что нет языка, более подходящего для любви.

Но их соединяли не только пыл и радость секса. Ей нравилось просто жить с ним, разделять подъемы и спады его настроения, обсуждать проблемы, возникавшие на работе, и сочувствовать, когда Изабелла устраивала очередной скандал.

– Ужасная женщина, – с улыбкой пробормотала она, доставая из дальнего угла шкафа маленькую белую коробочку.

С легким вздохом она вошла в ванную, отвернула краны и заперлась в ней.

Только здесь, при закрытой двери и шуме льющейся воды, заглушавшей все звуки, она чувствовала себя в безопасности для совершения ритуала, который с недавних пор стал частью ее жизни.

Открыв блестящую коробочку, она достала из нее все необходимые принадлежности для проведения анализа и разложила их на полке. Это были два пластиковых флакончика и маленькая пипетка. Инструкция, которую Алессандра тщательно перевела на английский, сообщала, что в жидкости одного из флаконов должен образоваться кружок красноватой или синеватой взвеси. Если цвет будет синим, то результат анализа положительный.

Алессандра сидела на краю ванны и старалась быть спокойной. Когда она делала тест впервые, пять минут, необходимые для действия реактивов, показались ей вечностью. В дальнейшем Алессандра испытывала не меньшее напряжение. Каждый раз она приступала к процедуре с огромной надеждой, а по прошествии пяти минут испытывала страшное разочарование. Синий кружок так и не появлялся.

Но сегодня она была очень терпелива, потому что месячные задерживались уже на шесть дней. Все внутри сжималось от мучительной надежды.

Из суеверия Алессандра старалась не думать о том, как эту радостную весть встретит Рафаэль.

Упершись босыми ступнями в кафель, она раскачивалась всем телом, теребила косу, а затем обхватила руками живот. Со стороны могло показаться, что она молится.

Алессандра взглянула на часы. Пять минут еще не прошло. Она посмотрела на флакончики. Никакого цвета, только белый отблеск просвечивающего сквозь них кафеля. Она зажмурилась и прошептала:

– Пожалуйста, пожалуйста!

Когда прошло десять минут, она медленно подошла к полке, вылила содержимое флаконов в унитаз, сложила все в коробочку, завернула ее в белый целлофановый пакет и сунула на дно дорожной сумки, которую предстояло вернуть в шкаф.

Полная горя, она залезла в ванну. Лежа в теплой воде, она почувствовала знакомое тянущее ощущение, предвещавшее начало месячных.

Оттавио прыгал великолепно. Тренируя его всю весну и начало лета, вставая с зарей, как для молитвы, чтобы выгулять его до начала жары, Алессандра привела коня к пику формы. С тех пор как она села на Оттавио, его шаг стал чуть не вдвое длиннее. Природный талант поджимать передние ноги при взятии барьера отточился до совершенства; кроме того, жеребец научился не сбиваясь набирать скорость и срезать углы.

Дважды преодолев учебный скаковой круг с устроенными Алессандрой препятствиями, оба взмокли и запыхались.

В это розово-золотистое утро Оттавио превзошел сам себя. На субботу в Барселоне был назначен конкур, и Алессандра не сомневалась, что конь возьмет несколько призов.

Сняв с лошади взопревшую сбрую, она принялась обтирать его губкой, смоченной теплой водой: холодная могла вызвать у Оттавио шок.

Услышав рев мотора на подъездной аллее, она представила Эмилио за рулем «феррари», неистово форсирующего двигатель, тем самым заявляя всем о своей дикой энергии. Большую часть времени племянник Рафаэля на сумасшедшей скорости гонял по окрестным дорогам или копался под капотом машины. Автомобиль был его постоянным спутником, партнером бурного романа.

Хотя Эмилио редко говорил о чем-нибудь кроме своей будущей карьеры автогонщика мирового класса, Алессандра не видела никаких признаков того, что его амбиции превращаются в реальность. Он несколько раз позанимался с одним итальянским гонщиком, когда-то участвовавшим в соревнованиях на гран-при, но уже покинувшим большой спорт, посещал все международные соревнования и следил за спортивными новостями в газетах и по телевидению. Но сам ни разу не выступил ни в одной гонке и вообще не делал ничего для своей карьеры и завоевания репутации.

Алессандра начинала думать, что идея стать гонщиком просто фантазия, претворить которую в действительность у Эмилио не хватает твердости. В конце концов, мечты безопаснее реальности. Чрезмерно опекаемый бабушкой и теткой, перед лицом мира юноша чувствовал себя неуверенно, хотя внешне казался крутым и неистовым. Временами ей становилось жаль мальчишку.

Смешивая корм для лошадей, она старалась не расстраиваться из-за утренней неудачи с тестом на беременность. В первые недели замужества Алессандра редко думала о возможности забеременеть. Эта мысль, подобная припрятанному детскому лакомству, таилась в дальнем уголке ее сознания, откуда иногда выскакивала как белка.

Но через четыре месяца Алессандра стала испытывать легкое недоумение. Она всегда считала себя здоровой и сильной. Тело послушно откликалось на ее желания. Если она хотела улучшить показатели в плавании, то делала это. Если ей необходимо было усовершенствовать технику фортепьянной игры, она занималась до тех пор, пока не добивалась желаемого результата. Так же было и с верховой ездой. Однако теперь тело упрямо отказывалось повиноваться.

С каждым месяцем ее замешательство росло, постепенно превращаясь в страстное желание. Когда начинались месячные, она приходила в отчаяние.

Несколько недель назад она намекнула о своем беспокойстве Рафаэлю. Он просто улыбнулся, взял в ладони ее лицо и сказал, что волноваться еще рано. Согласно статистике, половина здоровых молодых женщин не может забеременеть в первые три года супружеской жизни.

Но его любовь и нежность привела к обратному результату: Алессандра начала нервничать. Ребенок казался ей даром, который она преподнесет Рафаэлю за все, что он дал ей. И каждая новая неудача заставляла ее чувствовать себя ущербной. Иногда она воспринимала это как трагедию, представляя себя испанской инфантой или французской принцессой, которую отправили в чужую страну и выдали за кронпринца с целью получить потомство, которое скрепит договор между двумя государствами. Но принцесса оказалась бесплодной.

Бесплодной, повторила она про себя, задавая корм Оттавио и слыша, как Титус переминается в деннике, ожидая своей очереди. Какое жестокое, какое холодное слово…

– Сандра!

Услышав голос Рафаэля, она обернулась и, несмотря на печаль, почувствовала себя счастливой оттого, что просто видит его. Она обвила руками шею мужа и поцеловала в губы.

– Я обожаю тебя, – сказал он. – С каждым днем все больше и больше.

– Даже когда я пахну потом и лошадьми?

– Да, даже тогда. – Он погладил красный след, оставленный на ее лбу шлемом. – Как вел себя Оттавио?

– Великолепно!

– Не сбил ни одного препятствия?

– Ни единого. Просто безупречно.

– Значит, в этот уик-энд можно ждать победы. Начало великолепной карьеры?

– Угу. – Она положила голову на грудь мужа, наслаждаясь ощущением покоя и безопасности.

– Что-то не похоже на твой обычный энтузиазм, – отозвался он.

– Правда? – Она подняла глаза. – Прости.

– Ты нервничаешь, дорогая? Давно не была на больших состязаниях?

– Да, возможно. – Алессандра помолчала, понимая, что он тонко чувствует ее настроение, затем тряхнула головой и улыбнулась. – Это пройдет. Накануне важных выступлений я не грызу ногти до мяса.

– Твои ногти всегда прекрасны. – Рафаэль взял ее руку и поцеловал каждый пальчик в отдельности.

– Не будь таким возмутительно романтичным! – пожурила она его.

Молодые супруги вышли из конюшни и посмотрели на виноградники. Листва была густой и пышной, а спрятавшиеся в ней грозди – тугими и крупными.

– Великолепный год для винограда, – довольно заметил Савентос. – Ни морозов в начале весны, ни сильных ветров, срывающих бутоны цветов, и довольно дождей, чтобы ягоды созрели равномерно. Если погода и дальше будет такой же, осенью придется серьезно потрудиться!

– Я помогу, – с жаром сказала она. – Мне все равно, что делать! – Много читая и наблюдая за работой мужа, Алессандра все больше узнавала о профессиональном виноделии. Теперь она видела почти полный годовой цикл жизни вина.

– Спасибо, Сандра. Не волнуйся, тебе будет чем заняться. – Он сжал руку жены. – А теперь говори…

– Что?

– Что тебя тревожит?

– Ничего.

– Мои мать и сестра здесь ни при чем. Они в Барселоне на распродаже.

– Приводят в ужас продавцов магазинов модной одежды?

– Скорее всего. Ну же! – Рафаэль заглянул ей в глаза.

Его интуиция всякий раз изумляла и настораживала ее. На глаза Алессандры набежали слезы, горло сдавило.

– Я так хочу ребенка! – выпалила она.

Савентос долго молчал.

– Он у тебя будет. Всему свое время.

– Нет. Со мной что-то не так.

– С тобой все в порядке. Я уже говорил, такое случается.

– Но мы женаты почти год!

– Это не срок. – Он принял отстраненный и упрямый вид, пугавший Алессандру больше, чем крики и топанье ногами.

Не следовало продолжать этот разговор. Но Рафаэль вскрыл рану. Ей нужно было выговориться.

– Я хочу от тебя ребенка, Рафаэль! – страстно, с сияющими глазами сказала она. – Очень хочу. Это желание сидит во мне как заноза.

Алессандра услышала вздох мужа и вдруг осознала, что не знает, как он на это отреагирует. Может ли мужчина – даже такой тонкий и чуткий – понять ее чувство?

– Хочу родить тебе сына, – упрямо повторила она.

– Нет! – повысил голос Рафаэль. – Я не хочу вести этот старомодный разговор.

– Это не старомодно, – возразила она, – а просто старо как мир. Жена, которая обожает своего мужа, хочет иметь от него детей. Ты наверняка тоже хочешь ребенка, Рафаэль.

– Я бы очень хотел, чтобы у нас был ребенок. Неважно, мальчик или девочка, – сказал он каким-то чужим голосом. – И он у нас будет. Когда наступит срок.

Алессандра подумала о наследстве Савентосов. Рождение сына удовлетворило бы все требования мрачного завещания.

– Не думай о завещании, – резко сказал Рафаэль, прочитав ее мысли. – Я не хочу, чтобы наша жизнь подчинялась ему. Мы будем жить так, как решим сами, а не по указке допотопного документа!

– Рафаэль, я не могу согласиться с тобой. Признайся, это было бы очень удачно. Мы бы сделали то, что хотим, и одновременно выполнили условия завещания. Это называется побить врага его же оружием. – Алессандра смотрела на него сердито и в то же время умоляюще. Но лицо мужа оставалось спокойным и не отражало ничего, кроме желания поскорее закончить разговор. – Я просто хочу ребенка, – с отчаянием настаивала она. – Мне плевать на это мерзкое завещание и на злорадство твоей матери, с которым она каждое утро смотрит на мой плоский живот! – Она перевела дух, надеясь, что последнее замечание разрядит атмосферу.

– Неужели тебе мало просто быть со мной? – Его глаза запылали как раскаленные угли. – Ты же не из тех женщин, которые, как стельные коровы, могут думать только о производстве потомства!

Алессандра коротко ахнула. Теперь она жалела, что вообще открыла рот. Раньше, когда она бывала расстроена, Рафаэль сочувствовал ей. Она проклинала свою импульсивность, из-за которой накопившаяся к себе жалость вырвалась наружу. Но почему нельзя поговорить с мужем о будущих детях? Что в этом плохого?

– Мне пора, Сандра. Увидимся за обедом. – Рафаэль наклонился и поцеловал ее в лоб.

Алессандра хотела побежать следом, но передумала. Медленно, держась от мужа на расстоянии, она направилась в дом.

Стянув с себя рубашку и бриджи и надев белые хлопковые брюки и абрикосовую майку, она ощутила давно забытую тоску по дому и родителям. Острую тоску, от которой сводило живот.

Она набрала номер оксфордширского дома, но там, как всегда, работал автоответчик.

Обычно в таких случаях она оставляла шутливое сообщение: «Привет, вечно отсутствующие родители! Где вы? Когда у вас выпадет свободная минутка, вспомните о своей бедной дочери!» А затем вешала трубку, довольная тем, что не пришлось обременять себя разговором и что она на неделю выполнила свой долг.

Однако сегодня, слушая пунктуальное ответное послание отца, Алессандра ощутила, что у нее от волнения перехватило дыхание.

Не в состоянии найти себе дело и помня, что Изабеллы нет дома, Алессандра направилась в гостиную с задернутыми шторами и подошла к роялю, на котором почти не играла. Она села, с минуту смотрела на сверкающие клавиши и вдруг резко опустила на них пальцы.

И музыка исподволь подвела ее к мысли, что отчуждение мужа страшнее отсутствия ребенка. Когда Рафаэль пришел в гостиную выпить бокал вина перед обедом, она встретила его беззаботной улыбкой.

Он пристально посмотрел на жену, забрал из ее рук бокал и заключил в объятия.

ГЛАВА 20

Тэра сидела в концертном зале Барбикана. По одну сторону от нее находился Роланд Грант, по другую – пустое место. Остро ощущая отсутствие Сола, она положила на свободное кресло свою сумочку и пальто.

Роланд – седовласый основатель и директор международной музыкальной продюсерской фирмы – был сама галантность, невозмутимость и очарование.

– Тэра, – доверительно сказал он, как обычно напуская на себя вид доброго дедушки, – ты знаешь, что автор бестселлеров Майлз Кинг ведет переговоры с издательством «Нью-Йорк паблишер» о подписании контракта на биографическую книгу о Соле?

Тэра радостно обернулась к нему.

– Сол знает?

– О да, – ответил Роланд, сверля ее острым взглядом обманчиво добрых голубых глаз.

– Неужели? – Ее улыбка стала натянутой, как пояс после сытного обеда.

– Думаю, он возражать не станет и непременно обсудит это с тобой.

– Непременно, – ответила Тэра, а про себя подумала: только когда я припру его к стенке.

Она обрадовалась возможности прервать этот неприятный разговор: оркестранты уже заняли свои места, а первая скрипка раскланивался с рукоплещущим залом.

Наступила короткая пауза, а затем появился дирижер с рыжими спиралевидными кудрями и направился к пульту сквозь ряды улыбавшихся ему музыкантов.

Восходящая звезда Майкл Ольшак в последние несколько месяцев захватил воображение публики. В первую очередь благодаря своему несомненному интерпретаторскому дару, но в немалой степени и вследствие умения Роланда привлекать знающих свое дело имиджмейкеров.

Хотя Гранту было под восемьдесят, он оставался новатором. Понимая, что продвижение наверх в музыкальном бизнесе неизбежно связано с имиджем исполнителей, он создал команду консультантов, являвшихся доками по части создания общественного мнения.

Огненноволосый Ольшак в вечернем костюме от Армани и черной шелковой рубашке с отложным воротником был воплощением индивидуальности и резкости духа девяностых годов двадцатого века, которому предстояло сохраниться и в новом тысячелетии.

– Приковывает к себе взгляд, правда? – прошептал Роланд Тэре. – Будем надеяться, что то же случится и с нашими ушами…

Концерт открывался увертюрой к «Севильскому цирюльнику» Россини. Оркестр был в прекрасной форме и играл с таким подъемом и силой, что по спине бежали мурашки. Ольшак дирижировал бесподобно. После триумфального финала публика взорвалась аплодисментами.

Затем Ольшак ушел за солистом, с которым оркестру предстояло исполнить следующий номер. Аплодисменты стихли. В зале стоял возбужденный гул.

Роланд наклонился к Тэре.

– Неплохо, – сухо заметил он. – Парнишка будет хорош, когда возмужает и наберется опыта.

Ольшак вывел на сцену скрипачку Люси Кук, которая должна была играть концерт Сибелиуса. Люси была совсем девочкой. В этом году она получила национальный приз для лучшего музыканта, не достигшего восемнадцати лет. На ней было вычурное полудетское платье из переливчатого жемчужно-розового шелка, с буфами на рукавах и пышной юбкой, выглядевшее так, словно его на скорую руку сшила накануне мать солистки.

– О Боже… – пробормотал Роланд.

– Тоже твоя подопечная? – спросила Тэра.

– Контракт еще не подписан, но это дело ближайшего будущего. Играет как ангел, хотя выглядит собачонкой. К счастью, внешность можно исправить, чего не сделаешь с собачьей игрой.

Когда девушка заиграла, Тэра поняла, что она могла выглядеть хоть бабой Ягой. Звук ее инструмента обладал восхитительной простотой, от которой замирало сердце. Это был таинственный концерт, полный неразрешенного напряжения; похоже, девушка улавливала пальцами это чувство и передавала его струнам. Ее игра отличалась глубиной и страстью.

Внезапно Тэра ощутила острую боль, вспомнив свою короткую, но бурную карьеру скрипачки, наслаждение, получаемое от игры, когда все вокруг растворялось и исчезало в мире музыки и композиторского гения. Но ее надежды на карьеру виртуоза-исполнителя рухнули после автокатастрофы. Она грустно улыбнулась. Горе давно сменилось редкими приступами ленивой меланхолии. Повреждение, полученное при аварии, могло бы стать для нее трагедией. При других обстоятельствах так бы оно и вышло. Но в то время, когда Тэра потеряла способность играть, она узнала о благополучном возвращении годовалой Алессандры. Девочка была похищена, увезена и потеряна…

По сравнению с утратой ребенка потеря мастерства, каким бы выдающимся оно ни было, бледнеет и теряет значение.

Слушая музыку, Тэра обратилась к сладким воспоминаниям о маленькой и взрослой Алессандре. Она ощутила внезапную тоску по ней и острое желание обнять свое дитя.

Когда Люси опустила скрипку, в зале началось что-то невообразимое. Публика повскакала с мест. Повсюду раздавались крики «браво!», топот и свист.

Роланд повернулся к Тэре, вынул из кармана шелковый носовой платок с монограммой и вложил ей в руку.

– Вот, – мягко сказал он, думая, что Тэра плакала о своем потерянном мастерстве. – Похоже, наш гадкий утенок и вправду хорош, раз заставил тебя пролить слезу.

– Она изумительна. А я становлюсь старой и сентиментальной, – печально ответила Тэра, вытирая глаза. Она вспомнила, что во время беременности была чересчур чувствительной.

Тэра взглянула на Роланда и догадалась о его мыслях. Старый дурак считает себя умнее всех, подумала она. Наверняка решил, что у меня климакс. Ну, погоди, прошептала она, сверкая глазами, в которых уже не было слез.

Они направились в Сохо. Роланд усадил молодые дарования за дальний стол в освещенном свечами углу и отошел заказать шампанское. Тэра сидела между Майклом и Люси, похожей на ученицу младших классов. Вообще-то девчонке следовало быть в постели, а не в темном прокуренном полуподвале. Бедняжка рисковала уснуть прямо за столом.

Тэра попыталась расшевелить ее, заведя разговор о страсти, муках и ловушках игры на скрипке. Девушка стала оживать и расслабляться. Тем временем Ольшак не сводил с них больших голубых глаз, но смотрел главным образом на Тэру.

– Ну, – сказал наконец присоединившийся к ним Роланд, – пора вас поздравить и отметить успех. Майкл, я пью за то, чтобы твоя карьера развивалась по восходящей! Люси, за твой артистизм и начало многолетней славной исполнительской деятельности! – Он поднял бокал и посмотрел на Тэру. – А за тебя, моя дорогая, я пью просто так, от всей души!

– Роланд, старый льстец! С годами ты приобрел лоск! – хихикнула Тэра.

– Да, – согласился Роланд. – Лоск панциря ископаемой черепахи.

После всеобщего смеха Роланд начал излагать молодым музыкантам свои планы организации гастролей и подписания контрактов со звукозаписывающими фирмами. Затем он посоветовал Люси приготовить кое-что для выступления в следующем году.

Откинувшись на спинку стула, Тэра наслаждалась виртуозным выступлением самого Роланда. Роланд был умным, хитрым и искусным «исполнителем». Очень скоро он приручил застенчивую Люси. Она не только согласилась со всеми его предложениями о репертуаре и залах, в которых ей надо будет играть, но и осмелилась высказать свои собственные соображения.

Интересно, посмеивалась Тэра, что скажет эта девочка, когда Роланд предложит ей сходить к парикмахеру и распрощаться с конским хвостом и неровной челкой. Вероятно, старик сам отвезет ее в салон, а потом в магазин модной одежды. Наблюдая и слушая, Тэра потягивала минеральную воду. Время от времени они с Майклом обменивались понимающими взглядами.

Когда Люси чуть было не заснула над пустой десертной тарелкой, Роланд расплатился по счету и предложил отвезти девушку домой.

– Думаю, вы оба уже достаточно взрослые, чтобы самим позаботиться о себе, – лукаво подмигнул он, уводя валившуюся с ног Люси.

Майкл откинулся на спинку стула и закинул за голову свои длинные руки.

– Наконец-то свобода! Роланд – отличный парень, но все время давит на психику, правда? Без передышки!

– Когда его положат в гроб, придется забить крышку семидюймовыми гвоздями, – согласилась Тэра, – иначе он выскочит, чтобы снова устраивать кому-то блестящую карьеру и заключать сделки!

Опустив руки на стол, Майкл стал разглядывать свои тонкие, чувствительные пальцы.

– Он хочет упаковать меня в коробку, как дорогие шоколадные конфеты.

Тэра рассмеялась.

– Хуже того, он хочет упаковать меня вместе с Брамсом.

– Что?

– Предлагает мне записать самые популярные, согласно данным компьютера, симфонии, скрипичный и два фортепьянных концерта на компакт-диски, комплект которых составит коробку. Это будет называться «Коллекция Ольшака-Брамса». Можете себе представить?

– Да. И вы согласитесь?

– Да будь я проклят!

– Не любите Брамса?

– Напротив. Мне безумно нравится и он, и его музыка. Поэтому я и не хочу, чтобы записи его произведений лежали в конфетной коробке, на которой мое имя будет выведено первым, мое изображение станет красоваться во всю ширину крышки, а портрета бедного Брамса не будет вообще.

– О Боже…

– Страшно, правда? Роланд пытается продавать меня, используя музыку как средство. Конечно, все великие агенты таковы. Они создают и раскручивают выдающихся личностей. Им приходится учитывать законы рынка, чтобы не разориться.

– И что вы собираетесь делать?

– Я покидаю многонациональную звукозаписывающую компанию, с которой договорился Роланд и подписываю договор с одной маленькой независимой датской фирмой. Этих ребят больше интересует музыка и композиторы, чем эгоизм звездных дирижеров и их глянцевые имиджи!

Тэра тут же подумала о Соле. Не в его ли огород метит Ольшак?

– Хорошая идея, – спокойно сказала она. – Так за чем же остановка? Только не говорите, что они собираются заплатить вам гроши.

– Нет, не гроши. Все справедливо.

– Значит, вы расстанетесь с Роландом?

Ольшак выглядел задумчивым и немного грустным.

– Не знаю. Мне действительно нравится Роланд. Но… – Он пожал плечами.

– Вы всегда были идеалистом, – сказала Тэра. – Помните наш разговор в Танглвуде несколько лет назад? Мы обсуждали проблемы, которые возникают у дирижера, приступающего к симфониям Моцарта.

– О да! – сказал он, глядя на Тэру с таким видом, словно старался запомнить ее на всю жизнь.

– Когда речь заходила о музыке, вы становились настоящим романтиком.

– Это так, – согласился Майкл. Внезапно его лицо осветила озорная улыбка. – Вы, конечно, знаете, что я тогда влюбился в вас?

– Я догадывалась о чем-то подобном.

– Вы смеетесь надо мной. Но это правда, я влюбился.

Тэра ощутила в его слегка шутливых словах теплоту, искренность, дружелюбие и огромную признательность. В последние месяцы, когда Алессандра уехала, а Сола часто не было дома, ей очень не хватало любви и понимания.

– Пойдемте на воздух, – вдруг сказал он. – Тут душно.

Они шли вдоль Комптон-стрит навстречу ярким огням Кембриджской площади. Бледно-чернильное небо над их головами светилось миллионами огней. Ольшак взял ее под руку. Это был жест дружбы и защиты, и она не стала противиться.

– У вас было счастливое детство, Майкл? – вдруг спросила она.

Он на мгновение задумался.

– Да, пожалуй… Хорошие родители, желавшие мне добра, но не слишком опекавшие. Красивый дом, музыка, бейсбол… И две надоедливые сестры-близняшки. Да, хорошее детство. А что?

– Детство Сола было беспросветно-печальным и одиноким. Его, сироту, воспитывал холодный и равнодушный дядя. – Она помедлила. – Наверное, поэтому ему так нужны слава и постоянное одобрение.

Какое-то время Майкл молчал, обдумывая ее слова.

– А Сол, – добавила она со спокойной настойчивостью, – несомненно, один из самых блестящих интерпретаторов музыки своего поколения.

– Извините, – наконец тихо сказал Майкл.

– Значит, больше никаких нападок?

– Нет. Послушайте, Тэра, я не собирался…

– Я знаю, вы сделали это неумышленно. По крайней мере, без желания причинить боль. Но меня это задело, потому что я люблю Сола. Очень. – Тоска по мужу заставила Тэру прижаться к Майклу: она пыталась обрести утешение в близости теплого мужского тела. – И когда он со мной, – заключила Тэра, – я живу с реальным человеком, а не с имиджем.

– Ох, Тэра… – Он обнял ее за талию. – Я должен валяться у ваших ног и умирать от стыда!

– Дорогой Майкл, вы по-прежнему безнадежный романтик.

– Да, – улыбнулся он. – А давайте-ка спустимся в метро, поедем на Трафальгарскую площадь и выкинем что-нибудь. Например, усядемся верхом на каменных львов!

Но Тэра, благоразумно вспомнив про свои туфли на высоких каблуках и неродившегося ребенка, лезть на львов не пожелала. Вместо этого она уселась на краю фонтана и стала любоваться статуей Нельсона на верхушке знаменитой колонны.

Ольшак сел рядом и просто, без всякой двусмысленности обнял ее.

– У тебя есть девушка? – спросила она. – Или ты женат?

– Жены нет. Но я встречаюсь кое с кем. Она симпатичная. Виолончелистка из Бостонского симфонического.

– И где она сегодня вечером?

– Где-то на Ближнем Востоке. У них гастроли.

– Значит, оба мы бедные, покинутые души.

– Похоже на то.

– Ох, Майкл… – вздохнула Тэра, склоняя голову ему на плечо.

– Я думаю о тебе последние несколько месяцев, – сказал он. – С тех пор, как снова увидел тебя в Манчестере в начале лета.

– Неужели? Я тебя не видела.

– На твоих семинарах я прятался в заднем ряду и был в большой фетровой шляпе, скрывающей кудри. Ты просто не узнала меня.

– Глупый мальчишка! Я бы не возражала!

– Нет? Не возражала бы, чтобы тебя крадучись выслеживал рыжий увалень с кровоточащим сердцем, десять лет назад влюбившийся в замужнюю женщину?

– Прекрати! – засмеялась она.

– Все в порядке. Я не опасен. Но я всегда испытываю глубокое волнение, когда вижу твои фотографии в газетах или на обложках дисков.

Тэра вздохнула.

– В чем дело? – беспокойно спросил Майкл, немного отстранился и посмотрел ей в лицо. – Тебе грустно?

– Чуть-чуть. Я в легком замешательстве. Знаешь, Майкл, когда тебе стукнет сорок, ты тоже загрустишь.

– О'кей, – решительно сказал он. – Рассказывай. Это из-за твоей карьеры? Игра Люси разбудила в тебе старые воспоминания? Ах, Тэра, какая трагедия, что эта авария сломала тебе карьеру!

– С моей карьерой скрипачки покончено, но я по-прежнему творю музыку. И это единственное, что имеет значение, не так ли? Я помню то, что ты говорил в Танглвуде.

– Да. И я не передумал. – Он осторожно погладил ее волосы. – Все будет хорошо. Что бы ни случилось.

– Надеюсь, – вздохнула она. – А грущу я главным образом из-за дочери. Год назад она поехала в Испанию, влюбилась в богатого винодела и через несколько недель вышла за него замуж. С тех пор я видела ее только однажды.

– Она счастлива?

– Думаю, да. Он прекрасный человек.

– Но?

– Право, не знаю. Я возлагала на нее такие надежды… Думала, что она совершит что-то выдающееся, дерзкое… – Она засмеялась. – Звучит немного театрально, правда? Понимаешь, ей хотелось выступать в международных соревнованиях по конкуру. Мы с Солом волновались, зная опасности конного спорта. А теперь она утратила стимул. Когда я в последний раз видела ее, вообще не было разговора ни о какой карьере. Она просто хотела быть со своим мужчиной.

Майкл внимательно слушал и время от времени кивал.

– А теперь, когда Алессандра оставила мысль о конкуре, я испытываю разочарование в ней. – Тэра тряхнула головой и грустно улыбнулась. – Глупо, да?

– Нет. Это вполне естественно. А что думает Сол?

Тэра ощутила внутри ледяной холод.

– Не знаю, – горько сказала она.

В какой-то степени это было предательством. Посторонний человек не должен знать, что муж что-то скрывает от нее. Но Тэра догадывалась: Майклу можно доверять, он с уважением и пониманием отнесется к ее откровенности и сохранит тайну.

Тэра вновь ощутила теплоту и признательность к своему рыжеволосому спутнику, с которым так легко делиться сомнениями и переживаниями.

– Знаешь, – задумчиво сказала она, подставляя пальцы под брызги фонтана, – когда я была моложе, то думала, что человеку с возрастом становится легче разделять чувства с близкими людьми, что он привыкает говорить даже о самых сложных и деликатных вещах, никого не задевая. Верила, что с годами все становится проще. А вместе этого… – Она махнула рукой.

Майкл встал, потянул Тэру за руку и заставил подняться.

– Где твоя машина? – спросил он.

– Дома, в Оксфордшире. Меня привез Роланд.

– Уже слишком поздно возвращаться на поезде. Пойдем ко мне в гостиницу.

– Майкл! Я не прыгаю из постели в постель!

– Я и не прошу этого. Хотя если бы ты сделала даже самый слабый намек…

– Не сделаю!

Ольшак крепко обнял ее и поцеловал в щеку.

– По крайней мере, я буду знать, что ты находишься под той же крышей и в безопасности. Это замечательно.

Они шли, обняв друг друга за талию. Утром, сладко выспавшись в разных номерах, они встретились в ресторане за завтраком.

– Если бы кто-нибудь увидел нас вместе за яичницей с беконом, – улыбнулся Майкл, – ни за что не поверил бы, что мы чисты и невинны!

– Чисты как снег, – с усмешкой согласилась Тэра.

Она развернула белоснежную льняную салфетку и с любопытством огляделась по сторонам. Ее внимание привлекла парочка в углу. Хотя женщина сидела в профиль, Тэра сразу узнала в ней члена королевской семьи. Мужчина, пристально смотревший ей в глаза, определенно не был ее мужем.