Текст книги "Пленница сновидений"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 23
– Франсуа… Мне ужасно жаль. – Мэри Картленд была потрясена. – Я никак не ожидала…
– Ты меня удивляешь, – с иронией ответил Франсуа. – Я думал, что ты все знала заранее.
– Женская интуиция?
– Что-то в этом роде.
Он улыбнулся одними губами. Глаза при этом остались мрачными и чужими. Замкнулся в себе еще сильнее, подумала Мэри, раскладывая на столе серию принесенных Франсуа великолепных фотографий.
– О небо, Франсуа, это просто фантастика!
Это были снимки известной в каждом доме телезвезды, сделанные в обычном «роскошном» стиле, но содержавшие в себе нечто большее. Шикарный пентхаус, ослепительные наряды, безупречная косметика, тщательно сделанная прическа… Знаменитость дышала красотой и уверенностью в себе.
Но только на первый взгляд. Стоило присмотреться, и становилось ясно, что Франсуа каким-то непонятным образом умудрился сорвать с нее яркое оперение и раздеть догола. Мэри не уставала восхищаться его поразительным умением высветить в модели именно то, что хотел видеть дотошный зритель. Все знали о недавней бурной ссоре телезвезды с ее не менее знаменитым бой-френдом.
– Ну, что я могу сказать? Потрясающе. – Мэри обернулась и внимательно посмотрела на него. – Да, так и есть. Последняя гастроль. Больше никаких знаменитостей, верно?
– Ну… никогда не говори «никогда», – отшутился Франсуа.
– И что дальше?
Он пожал плечами и снова невесело улыбнулся.
– Ха! Все тот же галльский жест! – засмеялась Мэри. – Не дурачь меня, Франсуа. Бьюсь об заклад, ты прекрасно знаешь, что будешь делать.
– Честное слово, нет.
Мэри прищурилась. Худой, загорелый, тренированный. Наверняка все лето провел с дочкой, плавая в бассейне и катаясь на лошадях в Гайд-парке. Прекрасные глаза и чувственные губы окружала пленительная сеточка горестных морщин. Побойся Бога, Мэри, тебе же не пятнадцать лет!
– Я говорю о работе, – медленно сказала она. – Не о… жизни.
Франсуа обернулся.
– Ты очень чуткая женщина, Мэри. Наверно, именно поэтому ты и занимаешь пост с фантастическим жалованьем.
Мэри сердито фыркнула:
– Прекрасно, можешь молчать…
– Хочу немного поснимать постиндустриальный север, – бодро сказал он. – На пробу. Понятия не имею, какая будет тема.
– Без предварительного заказа?
– Да какой там заказ…
– Смело. Может быть, безрассудно.
Франсуа покачал головой.
– Меня тошнит от знаменитостей.
Мэри давно поняла, что смерть бывшей жены позволила Франсуа сбросить со своих плеч финансовое иго. Но оказалось, что освободившееся место тут же заняло другое бремя – эмоциональное. Иногда Франсуа казался чудовищно одиноким.
– Голодная смерть мне еще не грозит, – насмешливо сказал он. – Да и картины хорошо продаются.
– Ах, да. Коллекция Поппи.
– Лайам продал ее мне целиком за смехотворную сумму. Сначала я не соглашался… Ну, ты меня понимаешь. Но Лайам просто умолял забрать картины. Он не мог их видеть. – Франсуа подошел к окну и, как всегда, засмотрелся на доки у моста Дартфорд. – Мы с Лайамом неплохо поладили. Он мне понравился. Этого я не ожидал. Думал, мне будет чертовски трудно. Как ни странно, все оказалось намного проще.
– Похоронил призрак? – спросила Мэри.
– Пожалуй, да. – Он побарабанил пальцами по стеклу. – Я открыл на севере парочку многообещающих художников и уговорил несколько фондов раскошелиться на стипендию, чтобы ребята могли поэкспериментировать.
Мэри понимала, что новых фотографий звезд ей не видеть как своих ушей. За себя она огорчилась, но за Франсуа порадовалась. Новая работа соответствовала его таланту и могла бы поддержать его духовно.
– Я хочу основать галерею в одном из северных городов. Скорее всего, в Брэдфорде.
– Достаточно. И впечатляюще. Переедешь туда? Не мрачновато для француза?
– На севере Франции тоже не так уж сладко. Ты не бывала в Лилле?
– Приходилось.
– Нет, переезжать я не хочу. Хотя бы из-за Леоноры. Мы обзавелись в Лондоне друзьями. И школу свою она любит.
Когда Франсуа ушел, Мэри помолилась всем богам сразу, чтобы они как можно скорее послали ему новую любовь. Рожье заслуживал этого.
Франсуа спустился в метро и отправился на запад. Проехав две остановки, он неожиданно для себя самого вышел и весь дальнейший путь проделал пешком.
Осень покрыла деревья пурпуром и золотом. Солнце сияло на чисто вымытых окнах элегантных домов. Стоило сменить ракурс, как вокруг начинали преобладать то охра, то жженая сиена.
Франсуа шел и вспоминал Зою. Ее лицо, запах, вкус, прикосновения. Он больше не мог находиться вдали от ее жилья.
Сначала нежелание верить в гибель Поппи, ошеломление и необходимость обвинить кого-то в этой нелепой смерти заставили его обратить свой холодный гнев на Зою. А поскольку таинственные способности ее психики были ему чужды и непонятны, он смог поддержать в себе это состояние еще несколько недель. Но теперь, когда Франсуа немного пришел в себя, он начал видеть вещи в ином свете.
Он перерыл свою обширную коллекцию, собрал фотографии Поппи и начал с болезненным любопытством разглядывать сияющее лицо погибшей. Не догадывалась ли она о предстоящей трагической кончине? Кажется, нет.
Лайам показал ему свои любительские снимки Поппи, сделанные за день до катастрофы, и настоял, чтобы Франсуа взял один на память. Может быть, хотя бы там есть намек на предчувствие надвигающейся катастрофы? Нет. На него смотрела преуспевающая молодая женщина, собирающаяся начать новую жизнь.
Наверное, в этом и заключалось коренное различие между Поппи и Зоей. Первая была чрезвычайно уверена в себе. Вторая мучилась сомнениями, но нашла в себе мужество поделиться предчувствием, в правдивости которого была убеждена. Он вспомнил, как жестоко обошелся с Зоей, и вздрогнул от отвращения к себе.
Франсуа не смел подойти к ней, считая себя человеком конченым и никчемным. Во всяком случае, в качестве любовника. В качестве отца он еще на что-то годился. Этим летом они с Леонорой тоже начали новую жизнь.
После начала каникул он остро осознал, что Леонора, с языка которой раньше не сходило имя любимой учительницы, постепенно перестала упоминать о Зое. Только однажды, когда они ходили в парк запускать воздушного змея, Леонора спросила Франсуа, когда Зоя снова придет к ним ужинать. Он сжал руку дочери и сказал, что не знает. И добавил, что едва ли они с Зоей смогут оставаться друзьями.
Леонора все поняла и вопросов больше не задавала. Но Франсуа был убежден, что она просто затаилась и спокойно, но неумолимо ждет своего часа.
Подойдя к дому Зои, он замедлил шаг. Легкий ветерок развевал ленту с надписью «Продается». Это объявление висело здесь уже несколько недель. Интересно, сколько народу на него клюнуло?
Он знал о Зое все. Заметка о ее помолвке с Чарльзом Пимом, опубликованная в «Таймс» одновременно с появлением злосчастного объявления, сопровождалась соблазнительной фотографией и сообщением о дальнейших планах влюбленной пары. Свадьба была назначена на весну. К тому времени должна была закончиться перестройка фамильной усадьбы «Персиваль», чтобы ее главное крыло могло достойно принять молодую чету.
Он не мог оторвать от заметки глаз. Медовый месяц на каком-нибудь далеком экзотическом острове, добавил он про себя. А через год – юный наследник…
Франсуа заставил себя пройти мимо ее крыльца. В памяти возникло мучительное воспоминание о темноволосой голове Зои, покоящейся на плече белокурого Чарльза.
Его немилосердно терзали боль от потери и… желание.
Глава 24
Радио на кухне Марины мелодично уговаривало:
В нашей жизни было много странных, полных одиночества дорог…
Голос был хрипловатый, с металлическим оттенком. Грустный и завораживающий. АББА. Незабвенные семидесятые. Самая подходящая музыка для того, чтобы мыть под нее посуду после завтрака. Не говоря о той, которая осталась от вчерашнего ужина.
Марина, размечтавшаяся у раковины, взяла мыльную вилку и начала лениво отстукивать ритм «четыре четверти».
Мы слегка поблекли и устали,
Но для секса все еще годны…
Она швырнула вилку обратно. Ха! Какая наглость! Можно было держать пари, что шведская четверка поет о несчастных старых развалинах лет сорока от роду…
Марина подошла к стоявшему на буфете радиоприемнику семидесятых годов (тоже «слегка поблекшему») и нажала на кнопку автоматического поиска. Раздался гул и протестующее кваканье. Снова музыка, сентиментальная и душещипательная. Роджерс и Хаммерстрейн? Айвор Новелло? Затем зазвучал гнусавый голос, призвавший слушателей покупать облигации государственного займа.
– Ладно, ладно, купим непременно, – сказала ему Марина, не снимая пальца с кнопки.
Ей нравилась ее нынешняя свобода. Она занималась и записывала свои открытия, слушала радио и копалась в саду. И читала романы – это по утрам-то, когда все порядочные люди вкалывают до седьмого пота!
За лето она в промежутках между бокалами ледяного «шприца» с белым вином на крохотной террасе успела выкрасить стены домика в белый цвет, отциклевать полы и покрыть их воском нежного медового оттенка.
Сначала Риск смотрел на ее деятельность с ужасом. С ума она сошла, что ли? Но зато хозяйка все время была рядом, и ему это нравилось. Во время вспышек ее бешеной активности он величаво удалялся на кухню, спал там, а когда все заканчивалось, приветствовал Марину с достоинством старой королевы.
А в те дни, когда Франсуа выполнял заказы или уезжал в Йоркшир, она наслаждалась компанией Леоноры.
– Что вы делаете в этих каменных мешках? – как-то ворчливо спросила его Марина. – Месите грязь во имя искусства?
– Я думал, вы это одобрите, – ответил он. – Я проявляю инициативу. Создаю новые возможности для своей карьеры. Кажется, так теперь принято выражаться?
– Слава Богу, не знаю. Так на сколько вы доверяете мне Леонору? На целых два дня?
– Да.
– Блестяще.
– Марина, вы уверены, что я не…
Она остановила его.
– Нет, не злоупотребляете. Я люблю оставаться с Леонорой. Точнее, ее общество для меня настоящая награда. Можете не беспокоиться, если начнете злоупотреблять, я первая скажу вам об этом.
После этого Франсуа успокоился. По просьбе Леоноры они сходили на «Волшебную флейту».
– Всю за один раз? – спросила Марина. – Она очень длинная. Идет весь день: от ленча до пятичасового чая. Выдержишь?
Шестилетняя Леонора испепелила ее взглядом, и все возражения были сняты.
Они сидели в битком набитом партере Национальной оперы. Леонора была восхищена и очарована.
– Как красиво! – с воодушевлением воскликнула она после первого акта и участливо добавила: – Не плачь, Марина, это вовсе не грустно!
Кроме того, сбросившая узду Марина получила возможность чуточку лучше узнать Зою Пич.
Несмотря на настойчивые приглашения по телефону, Зоя больше не приходила к ней домой, боясь столкнуться с Франсуа. Вместо этого они встречались в каком-нибудь уютном кафе за изысканным ленчем с непременным бокалом ледяного белого вина и говорили о жизни и любви. И снах.
Так что, как говорится, куда ни кинь, всюду клин. Марина успешно наверстывала упущенное. Однако она боялась, что не слишком сумела помочь Зое. Хуже того, Зое взбрело в голову приковать себя наручниками к некоему белобрысому громиле, который стер бы это хрупкое создание в порошок, вздумай он лишний раз повернуться в постели.
Но летняя идиллия подошла к концу, и чем холоднее и влажнее становилось на улице, тем быстрее иссякали Маринины сбережения.
В то утро, нажимая на кнопку приемника, она подумала, что ее чудесная свобода оказалась короткой и что надо серьезно поразмыслить, чем зарабатывать себе на хлеб насущный,
Тут радио хрюкнуло и само собой настроилось на волну.
– …на каждом этапе развития науки существовали факты, которые нельзя было объяснить с точки зрения господствовавших тогда теорий…
У Марины отвисла челюсть. Но виной тому была не тема передачи, а голос говорившего. Знакомый голос. Голос из прошлого. Суховатый и глотавший буквы.
– Профессор Пенроуз, не приведете ли конкретные примеры из вашей новой книги, посвященной сверхчувственному восприятию? – вмешался остолоп, бравший у него интервью.
Раздался суховатый смешок.
– Спасибо. Я рад, что мои скромные исследования смогли вызвать общественный интерес.
Марина фыркнула. Она помнила профессора Пенроуза молодым человеком – умным, саркастичным и ужасно заносчивым.
– Так оно и есть, – не моргнув глазом, ответил ведущий. – Профессор, не могли бы вы объяснить слушателям, что такое сверхчувственное восприятие?
– Говоря упрощенно, это способность некоторых живых существ получать доступ к информации без помощи пяти обычных человеческих чувств.
– К которым, как я помню, относятся зрение, слух, осязание, вкус и обоняние, – быстро вставил собеседник.
– Спасибо за подсказку. Так вот, эта информация замечательна тем, что не проходит по данным чувственным каналам или проходит по ним не так, как мы привыкли видеть в обыденной жизни. Это дает основания для предположения о наличии неизвестного шестого чувства. Дополнительного. По-латыни – «экстрасенс».
– Именно это и происходит, когда человек заявляет, что обладает телепатическими способностями или способностями к ясновидению?
– Совершенно верно.
– Расскажите нам немного об этих возможностях. Что под ними подразумевается?
– Грубо говоря, это способность некоей личности воспринимать информацию о других людях или отдаленных событиях.
– То есть ту информацию, которую невозможно получить по другим каналам?
– Именно так. Иными словами, эти люди получают информацию не известным нам способом.
– Поразительно.
– Наверно, вы заметили, что я то и дело повторяю слово «неизвестный». Это до некоторой степени объясняет чувства, которые вызывают у нас носители таких возможностей.
– Недоверие? Скепсис? Может быть, враждебность?
– Определенно. Эти чувства представляют для меня особый интерес. Мой долг ученого заключается в том, чтобы тщательно проанализировать и описать эти феномены так, чтобы лишить их таинственности и предупредить возникновение негативных реакций.
Марина стояла неподвижно. От напряжения голову покалывало иголками.
– Есть и еще один вид сверхчувственного восприятия, – продолжил профессор. – Может быть, самый любопытный, а для некоторых самый таинственный. Он называется прекогниция. Буквально – «предзнание»…
Пенроуз сделал паузу, и Марина приникла к приемнику.
– Не могли бы вы объяснить подробнее?
– Предзнание это способность демонстрировать знание предстоящих событий. Человек, обладающий такой способностью, имеет доступ к знанию, которое не может быть получено с помощью чувств, догадок или обычной логики.
– Просто удивительно. Не приведете пример?
– Самые ранние примеры содержатся в Ветхом завете. Это предсказания пророков.
– Верно. Но то древняя история, а как обстоит дело в наше время?
– Именно это и является целью моего исследования. Что происходит здесь и сейчас? Где факты?
Профессор снова сделал эффектную паузу. На это он был мастер.
Марина закусила губу. Ну же, ну!
Риск завозился в корзине, сонно зарычал, а потом выпрыгнул наружу, готовый отразить вторжение очередного почтальона.
– Молчи, молчи! – взмолилась Марина, прижимая ухо к динамику.
– Первым этапом моего исследования был критический обзор зарегистрированных случаев сверхчувственного восприятия. Попытка рассмотреть факты с научной точки зрения.
– В своей книге вы цитируете в высшей степени любопытный рассказ женщины…
– Не рассказ, – любезно, но чрезмерно решительно прервал профессор Пенроуз. – Это собственноручные показания очень квалифицированной и прекрасно образованной женщины, одного из светил современной медицины. Ее научные достижения и авторитет непререкаемы.
– Вы говорите, показания?
– Эта женщина – я назову ее доктор А – потеряла сестру, погибшую в автомобильной катастрофе. В то время доктору А было немногим больше двадцати лет, и она готовилась получить диплом врача. Ровно год спустя, когда доктор А была одна и читала, она внезапно почувствовала, что кто-то сидит рядом. Она обернулась и увидела покойную сестру. Сестра выглядела точно такой, как ее запомнила доктор А, за исключением того, что на щеке у нее была свежая царапина. Когда доктор А рассказала об этом своим родителям, ее мать очень расстроилась. Выяснилось, что, когда мать приехала в похоронное бюро, она положила в гроб розу и шип поцарапал щеку мертвой девушки. Никто из членов семьи трупа больше не видел. Никто не знал о царапине. А мать никогда не говорила об этом инциденте, потому что считала себя виноватой.
Марина слегка пожала плечами. Ее не удивил выбор Пенроуза. Он всегда любил дешевые эффекты и выбирал примеры мрачные и зловещие.
– Таким образом, живой человек вступил в контакт с умершим? С помощью дополнительного чувства, которое превышает способности обычных людей?
– Возможно. – По сравнению с возбужденной скороговоркой ведущего, речь профессора Пенроуза казалась особенно сухой и деловитой. – Или это указывает на наличие телепатической связи между живыми матерью и дочерью. В отличие от простого наблюдения, научное исследование всегда предполагает несколько вариантов объяснения.
– В самом деле… В вашей книге приводятся и другие свидетельства, не менее интересные, – откликнулся интервьюер. – На мой взгляд, чрезвычайно захватывающие и интригующие.
– Благодарю вас.
– Как по-вашему, профессор Пенроуз, это можно считать научным доказательством существования экстрасенсорной способности?
– Скорее свидетельством, заслуживающим доверия.
– А как насчет доказательства?
– Эти сообщения настолько живые и яркие, что их нельзя игнорировать. Однако для научных доказательств нужна полная непредвзятость.
– Не сомневаюсь, что наши слушатели будут рады прочитать вашу книгу и сделать свои собственные выводы.
– Я чрезвычайно надеюсь на это.
– Профессор Пенроуз, спасибо за то, что приехали к нам в студию. А тем, у кого появились вопросы, мы рекомендуем обратиться к только что вышедшей книге «Разгадка тайн сознания», которая поступит во все крупные книжные магазины.
Марина медленно подошла к окну, выглянула в сад, а затем ударила кулаком по подоконнику.
– Правильно! – с воодушевлением воскликнула она. – Правильно!
Глава 25
Через несколько недель после помолвки Чарльз купил Зое щенка. Рыжего сеттера с длинными ушами и еще более длинной родословной.
– Он сделает тебя настоящей деревенской девушкой, – пошутил Чарльз.
Иногда, видя, как Зоя разговаривает с будущей свекровью или бродит среди деревьев, облаченная в один из своих ярких нарядов, он испытывал беспокойство.
Его добродушная, крепко сколоченная мать относилась к будущей невестке, как к экзотической райской птице. Чарльз же был от Зои без ума. Она поразительно отличалась от ширококостных, помешанных на лошадях девиц, живших в соседних усадьбах. Он любил возить ее на чинные сельские обеды, хвастаться ее нежным очарованием, остроумием и чувством стиля. Но сумеет ли она приспособиться к этому образу жизни? Чарльз знал, что родителям она нравится, что они ужасно рады видеть его «остепенившимся», но был твердо уверен, что они тоже начинают волноваться.
В Зое было то, чего они не понимали. Чарльз решил, что их смущает ее деликатность и, кажущаяся физическая, хрупкость. Но его самого больше тревожили исходившие от Зои флюиды нравственной и духовной чистоты. Конечно, они были очаровательны. Ни с чем подобным он до сих пор не сталкивался. Но не слишком ли она… чиста? Может быть, собака сделает ее чуть более импульсивной, чувственной.
С точки зрения Чарльза, собака была символом всего земного. Символом сельской жизни, прогулок по влажной палой листве. Ему казалось, что это лучший способ сделать Зою человеком от мира сего.
Он ничего не говорил ей о своем замысле. В одну из суббот, на вечер которой в «Персивале» был назначен званый обед, он встал с утра пораньше, съездил в питомник и забрал двухмесячного щенка, которого заказал заранее.
Хотя Чарльз вырос среди собак, которых в «Персивале» было пруд пруди, сам он никогда по-настоящему не заботился о животных. Этим занималась его мать и слуги. Под настроение он брал собак с собой на прогулку и заставлял их носиться за палкой. По вечерам ему нравилось смотреть, как они лежат у камина, как сверкает отблесками огня их шерсть.
Но щенков в «Персивале» давно не было, и Чарльз забыл, какие это капризные создания. Настоящие шаровые молнии!
Этот экземпляр отличался неутомимостью и поразительным энтузиазмом. Оказавшись в машине, он ни секунды не сидел смирно. В конце концов пришлось, одной рукой взять его за шкирку и прижать к сиденью, а второй держаться за руль.
По прибытии в «Персиваль» Чарльз схватил щенка в охапку, взбежал по лестнице, подошел к комнате Зои и постучал в дверь. Ожидая разрешения войти, он внезапно подивился тому, что Зоя стала его невестой. Неужели это все-таки случилось?
Они обручились несколько недель назад, публично и по всем правилам. Об этом написали все солидные газеты, их союз скрепили кольца с бриллиантами и пышный прием, устроенный в танцевальном зале «Персиваля», пол которого все последние годы прикрывали пыльные газеты.
И, тем не менее, Чарльз сомневался, что ему позволят войти в Зоину ванную или спальню. Теперь он понимал собственного отца, над которым часто посмеивался за его привычку осторожно стучаться к матери и ворчливо спрашивать:
– Ты одета?
Зоя открыла дверь. Она была босиком, в прекрасно сшитых джинсах и кремовой блузке. Чисто вымытые волосы сияли вокруг бледного лица. Она посмотрела на щенка, а потом на Чарльза.
– Это подарок, дорогая, – сказал он.
Она опустила руку и потрогала уши щенка.
– О Боже!
– Ну, что скажешь?
– Она настоящая красавица.
Чарльз недоверчиво хохотнул:
– Откуда ты знаешь, что это девочка?
Зоя пожала плечами и улыбнулась:
– Сама не знаю. Просто почувствовала. Что это «она».
Щенок отчаянно извивался, пытаясь вырваться на свободу.
Едва Чарльз опустил собаку на пол, как та пулей влетела в комнату Зои и присела на ковер. Между растопыренными лапами тут же образовалась лужа величиной с блюдце.
Чарльз шагнул в комнату, схватил щенка за шкирку и ткнул его носом в произведенный беспорядок. Тот протестующе завизжал.
– Нет! – воскликнула Зоя и с удивительной силой отвела его руку от животного. – Нет!
Чарльз посмотрел на нее и засмеялся:
– Со щенками нельзя церемониться. Иначе они долго не поймут, что плохо, а что хорошо.
Взгляд Зои заставил его попятиться. Можно было подумать, что эта девушка сделана из кремня, а не из плоти и крови.
– Чтобы быть по-настоящему добрым, приходится быть немного жестоким, – стал оправдываться он. – Ну же, милая, не смотри на меня так, словно я сам сделал лужу на ковре!
Зоя села на пол. Щенок тут же прыгнул на нее и уперся лапами в грудь, оставив на шелковой блузке бурые пятна. А она положила ладонь на его шею и погладила с нежностью, которая заставила Чарльза позеленеть от ревности.
– Их учат поощрением и похвалой, – тихо сказала она, с укором посмотрев на него снизу вверх. – И добротой.
– Побойся Бога, Зоя, не гляди на меня как на монстра.
Он вдруг понял, что совершил страшную ошибку, продемонстрировав ту черту характера, которую следовало бы держать в тайне. И разозлился: какого черта он должен чувствовать себя виноватым? Он не делал ничего плохого. Совсем наоборот, был заботлив, предупредителен и щедр.
Он посмотрел на щенка, прижавшегося к груди Зои. Ему, официальному жениху, этого не разрешается. Проклятая собака! Лучше бы он не покупал ее. От нее одни неприятности.
– Наверно, она голодная, – сказала Зоя, когда щенок ткнулся в нее носом.
– Ну, там ей проку мало, верно? – саркастически спросил Чарльз, глядя на соблазнительные выпуклости.
– Да уж! – засмеялась Зоя. – Бедная малышка, – заворковала она, – отняли тебя у мамы!
О Господи, подумал Чарльз, кажется, этой животине достанется куда больше любви и нежности, чем мне.
– Что она ест? – спросила Зоя.
Искренне озадаченный, Чарльз улыбнулся как шалун, которого застали на месте преступления.
– Ей-богу, не знаю. Вот так-так!
– Я дам ей теплого молока, – решила Зоя и встала, все еще прижимая к себе щенка. – А потом поеду в деревню и куплю все, что ей нужно.
Она двинулась к лестнице. Чарльз смотрел вслед тоненькой изящной фигурке. Она была такая ранимая… Иногда ему казалось, что она может разбиться, как фарфоровая статуэтка.
Он любил Зоину хрупкость, удивительно не вязавшуюся с ее стальным характером. Даже сейчас эта девушка казалась ему такой же таинственной, как при первой встрече. Она стала его пленницей, но не собственностью.
Пока.
Он сел на ее кровать и задумчиво провел ладонью по смятым простыням. Интересно, долго она собирается заставлять его ждать?
Зоя вскоре вернулась. Щенок лежал у нее на руках и дремал. Зоя улыбнулась ему, стерла с нежной мордочки капли молока и уложила на кровать. На ту простыню, на которой только что спала сама. Потом нежно погладила собачку, и та уснула.
Чарльз тут же вспомнил своих родителей. Вонючий старый лабрадор всю ночь храпел на кровати матери, а отец в это время один спал в соседней комнате.
Он посмотрел на вечно недостижимую, отчаянно желанную Зою и поклялся себе, что сейчас все изменится.
Чарльз шагнул к кровати. Зоя подняла голову и улыбнулась ему.
– Спасибо, Чарльз, – просто сказала она.
– Она тебе нравится?
– О да!
– Ты уверена? Знаешь, иногда я бываю не слишком понятлив…
– Я уверена… – тут настала крошечная пауза, – что она мне нравится.
– А что я получу в награду?
На сей раз пауза затянулась. Затем Зоя встала, обняла Чарльза за талию и положила голову к нему на грудь.
Чарльз погладил ее по шелковистой белоснежной шее.
– Зоя, ты любишь меня?
Какое-то время она молчала. Руки Зои гладили его спину, чего никогда не делали прежде. Она подняла голову. Ее губы слегка разошлись, и между ними блеснул кончик языка.
Чарльз решил, что это и есть ответ. Он, не оборачиваясь, протянул руку и с шумом захлопнул дверь.
Щенок поднял голову и заскулил.
– Черт бы тебя побрал! – пробормотал Чарльз и облегченно вздохнул, когда собака снова положила голову на простыню.
– А ты меня? – спросила Зоя, пряча лицо у него на груди.
– Ангел мой, ни одну женщину на свете я не любил так, как люблю тебя, – прошептал он.
И добавил про себя, что уже много лет ему не доводилось столько воздерживаться.
Ее голова по-прежнему лежала у него на груди, тело не сопротивлялось. Правда, Чарльз не поручился бы, что оно полностью расслабилось.
Он опустил руку ниже и погладил ее ключицу, а затем очень осторожно проник в вырез блузки.
Зоя не двигалась. Он, не дыша, коснулся ложбинки между ее грудями. Она вздохнула.
– Ох, ангел!
Его пальцы стали неловкими, как у подростка.
Наконец он справился с пуговицами. Под шелковой блузкой не было ничего, кроме белого кружевного лифчика, высочайшего достижения современной цивилизации, делающего женские груди тем, ради чего мужчины готовы пойти на эшафот.
Чарльз сдвинул лифчик, наклонился и припал губами к ее коже – Зоя откинула голову. Он провел языком по ее соску и сделал едва уловимое сосательное движение. Этот фокус всегда действовал безотказно.
Глаза Зои были по-прежнему закрыты, лицо дышало покоем. Ее рука скользнула под рубашку Чарльза и стала ласкать его грудь.
Чарльзу казалось, что он взорвется от долго сдерживаемого желания. Отбросив церемонии, он расстегнул на ней джинсы, сунул в них руку и нащупал новый кусок кружев. Когда его рука спустилась ниже, Зоя часто и тяжело задышала. О Боже! Она хотела его не меньше, чем он ее. Сгорая от страсти, он спустил с нее джинсы, трусики и положил ладонь между ног.
– Ах! – тихонько вскрикнула она.
На мгновение Чарльзу показалось, что в этом стоне больше страха, чем страсти. Но времени разбираться уже не было. На сей раз он слишком далеко зашел, чтобы и дальше соблюдать китайские церемонии.
Чарльз поднял Зою на руки, понес к пухлому короткому дивану у окна и посадил к себе на колени. Он вспомнил, что женщины, не слишком искушенные в сексе, боятся, когда мужчина ложится на них. Такие женщины чувствуют себя более уверенно сверху. Это создает у них иллюзию, что именно они владеют ситуацией.
Зоя смотрела на него немигающим, странно отчужденным взглядом.
– О Господи, ангел, сжалься надо мной! – взмолился он. – Я живу как последний монах!
– Знаю, – нежно сказала Зоя. – Мне очень жаль.
С этими словами она наклонилась и по-сестрински поцеловала его в лоб. По крайней мере, так показалось несчастному Чарльзу.
Он больше не мог сдерживаться. При виде ее обнаженной фарфоровой кожи, удивительно контрастировавшей с угольно-черными курчавыми волосами на лобке, в жилах его закипела кровь. Чарльз испугался, что если дело не пойдет быстрее, он опозорится и достигнет оргазма еще до того, как овладеет ею.
Их глаза встретились. Чарльз взял ее руку и положит на молнию своих джинсов, давно уже ставших тесными ему.
Пальцы Зои ощутили всю силу владевшего им желания. И тут до нее дошло, что именно она собирается сделать. Голова закружилась, сердце забилось с перебоями. Перед глазами предстало лицо Франсуа. Она видела его красивые длинные губы и темные глаза, полные боли и глубокого осуждения.
Зоя вздрогнула, отпрянула и сжалась как зверек, загнанный в угол. Нет, она не может… не станет… Нет, нет, нет!
Внезапно щенок поднял голову и заливисто затявкал, услышав шаги на лестнице и решительный стук в дверь.
– Чарльз! – раздался негромкий, но властный голос матери. – Чарльз, ты здесь? Тебя к телефону. Я устала звать.
– Черт бы все побрал! – выругался Чарльз. Он огорченно улыбнулся Зое, снял ее со своих коленей и быстро проверил, не расстегнута ли у него молния. – Ангел, я оставлю тебя на минутку. Когда зовет мама, нужно слушаться! – Он подмигнул Зое. – Не убегай!
Зоя смотрела на него, пораженная до глубины души. Оказывается, он и представления не имел о том, что творится у нее внутри. У него и мысли не возникло, что его могли отвергнуть. Когда Чарльз выскользнул за дверь, Зоя не знала, радоваться или печалиться тому, что дело не дошло до окончательного разрыва. Она была близка к панике и чувствовала себя птицей в клетке.
Молодая женщина попыталась успокоиться и понять причину своего отвращения. Наверное, все произошло слишком быстро. Она еще не готова. Может быть, будет готова, когда они поженятся. Секс после свадьбы – вещь законная, естественная и достойная. Да, конечно, тогда все будет по-другому.
Пытаясь убедить себя в этом, Зоя оделась, взяла щенка и понесла его в сад, чтобы показать матери Чарльза. Она знала, что в компании этой грозной леди будет ограждена от дальнейших любовных посягательств.
Вечером в столовой «Персиваля» был накрыт обед на двенадцать персон. Здесь еще соблюдался старинный этикет английской аристократии. Джентльмены были в вечерних костюмах, женщины – в элегантных декольтированных платьях из шелка или шерстяного крепа. Мать Чарльза даже снизошла до того, чтобы снять свою бежевую кофту: в огромном камине жарко пылали дрова.
