Текст книги "Пленница сновидений"

Автор книги: Анджела Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

Наступило утро вторника. Со смерти Поппи не прошло и сорока восьми часов.

Зоя собрала остатки смелости, села в машину и поехала к дому Франсуа. До урока в очередной школе оставалось еще несколько часов. Она знала, что должна увидеть его. Если с краха, которым закончился их воскресный вечер, пройдет не слишком много времени, может быть, что-нибудь еще удастся спасти…

Паркуя машину, она умирала от беспокойства. В груди затаилась боль.

С первого взгляда на дом Зоя поняла, что он пуст. Франсуа уехал. Тревожное ожидание сменилось апатией. Сердце замерло и покрылось ледяной коркой.

Уже ни на что, не надеясь, она вылезла из машины, поднялась на крыльцо, нажала на кнопку звонка и стала ждать.

Ответом ей была тишина. Отчаявшаяся Зоя прижалась лбом к крашеной двери.

– Он уехал рано утром. Вернется через несколько дней.

Зоя подняла голову. Владелица голоса стояла за хлипкой живой изгородью, разделявшей две тропинки. Это была поразительно высокая женщина с темно-карими глазами, полными жизни и странного понимания.

– Понятно.

Больше надеяться было не на что.

– Вы Зоя? – спросила женщина.

– Да.

– Я слышала о вас много хорошего. От Леоноры.

– А…

– Я Марина. Полезная соседка. Во всяком случае, надеюсь на это, – с иронией добавила она.

Зоя бледно улыбнулась:

– Да. Я тоже слышала о вас. И тоже от Леоноры.

– Ну, раз уж мы так хорошо знакомы, заходите. Похоже, вам не помешает внимательный слушатель.

Зоя помедлила, не зная, хватит ли ей для этого сил. Она снова посмотрела на насмешливое, но полное сочувствия лицо собеседницы и сдалась. Идя вслед за Мариной по коридору, она восхищалась ее длинными, стройными ногами, худощавой, но женственной фигурой и эффектным нарядом, состоявшим из классических черных «ливайсов» и строгой белой блузки.

Интересно, сколько ей лет? У Зои не было времени, как следует рассмотреть ее лицо, а седые волосы еще ни о чем не говорят. Один Зоин знакомый поседел в двадцать с небольшим.

Марина провела ее на кухню. В этой тихой гавани с натертым полом едва уловимо пахло вчерашним ужином – чесноком и красным вином. Наверно, здесь ужинал и Франсуа…

– Пожалуйста, будьте как дома.

Марина указала на крепкое полукруглое кресло из светлого дуба. Она потянулась за стоявшим на плите горячим кофейником и поставила его на стол рядом с двумя изящными фарфоровыми чашечками.

В этой скудно обставленной, но чрезвычайно элегантной комнате было удивительно тепло и уютно. Зоя понемногу успокаивалась. Когда в колено ткнулся мягкий и влажный нос, она наклонилась и погладила шелковистые собачьи уши. Зоя помнила Леонорино пылкое описание все понимающей и едва ли не говорящей дворняжки с белой мордой.

– Привет, Риск!

Марина полезла за молоком в холодильник и невольно покосилась на яркую, как павлин, Зою. Молодая женщина была облачена в желто-зеленый костюм с черной каймой. Столь впечатляющий наряд навел Марину на мысль, что пора бы и ей самой перестать шляться по дому в однотонных джинсах и блузках.

Внезапно в ней проснулось любопытство. Казалось, она поймала и посадила в клетку какую-то роскошную экзотическую птицу. «Я знаменитый птицелов – тра-ля-ля!» Она улыбнулась, вспомнив тоненький голосок Леоноры, боровшийся с трудными словами – сначала английскими, а потом французскими, как советовала ее учительница.

– Молока?

– Да, пожалуйста. Но без сахара.

Голос Зои был хрипловатым, низким и сексуальным, но совершенно безжизненным.

А птица-то ранена, задумчиво сказала себе Марина. Не смертельно, но очень серьезно.

Она села под прямым углом от Зои – достаточно недалеко, чтобы все видеть, но в то же время и не слишком близко, чтобы не казаться назойливой.

Так вот ты какая, таинственная и легендарная Зоя Пич. Таинственная, потому что Франсуа ни словом не упомянул о том, что ты из себя представляешь. А легендарная, потому что Леонора взахлеб рассказывала о тебе как о героине любимой сказки и отчаянно хотела, чтобы ты стала ее новой мамой.

Марина была очарована. И дело было вовсе не в Зоиной пленительной внешности, хотя ошеломляющий контраст между темными волосами, белой кожей и яркой одеждой приковывал к себе взоры и вызывал всеобщее восхищение. Ее заворожила пугающая эфемерность и хрупкость молодой женщины.

Но не только. В ней было кое-что еще – и, на взгляд Марины, самое важное. Сидя рядом с Зоей Пич, дыша одним с ней воздухом, глядя в ее необычные аквамариновые глаза, Марина испытывала острое, возбуждающее ощущение, что этот человек обладает развитыми способностями экстрасенса. Эту силу Марина распознавала без труда, потому что когда-то тоже владела ею.

Интересно, знает ли об этом даре сама Зоя. А если знает, то чем считает его – добром или злом?

Протянув гостье коробку с печеньем, разнообразие и качество которого благодаря визитам Леоноры в последнее время сильно улучшилось, Марина приказала себе бросить дурацкие фантазии и сосредоточиться на том, что происходит сию минуту.

Отказавшись от печенья, Зоя спросила:

– Вы не знаете, куда уехал Франсуа?

– Знаю. Улетел в Нью-Йорк.

В аквамариновых глазах вспыхнули страх и тревога.

Марина задумалась, стоит ли развивать эту тему. Много ли знает Зоя? Неизвестно. А что следует делать, когда в чем-то сомневаешься? Правильно, держать язык за зубами.

Зоя опустила глаза. Когда она снова подняла чашку, ее руки дрожали.

Марина сделала глоток и вспомнила, как Франсуа два вечера назад пил виски и говорил, что не может «не казнить других». Теперь было ясно, кого он казнил.

– Смерть – это круги на воде, – наконец сказала Марина. – Особенно внезапная и насильственная смерть кого-то молодого.

Зоя подняла взгляд и кивнула:

– Я знала, что случится что-то ужасное. Знала несколько недель. – Она поднесла руку к глазам. – Можете считать, что я не в своем уме. Но я действительно знала, что будет катастрофа. Только не думала, что ее жертвой станет Поппи.

Марине понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное.

– А кто же? Кто, по-вашему, должен был погибнуть?

Зоя вздрогнула, словно укушенная осой.

– Это не моя вина, – просто сказала она.

Марина сосредоточенно размешивала сахар.

– Попробуйте объяснить.

– Вы сочтете, что я сумасшедшая.

– Все мы временами тихонько сходим с ума. Я выслушаю вас и попытаюсь понять. Доверьтесь мне.

– Мне снятся сны, – сказала Зоя. – Катастрофы и смерти. Ужасные предчувствия. И я знаю, что они сбудутся.

Вот так, сказала себе Марина. Твои дурацкие фантазии попали в яблочко.

– Теперь вы точно считаете меня сумасшедшей, – пробормотала Зоя, видя, что пауза затягивается.

– Нет. Я и сама испытывала нечто подобное. Очень много лет назад.

Зоя нахмурилась.

– А что именно? – осторожно спросила она.

– Предчувствия. Только это были не сны. Я ощущала их во время бодрствования. И это не были картины катастроф, как у вас, а образы, которые позволяли мне предсказывать будущее людей – брак, смену дома, работы и так далее.

Действительно, очень безобидно. Особенно по сравнению с тем, что видела Зоя…

Молодая женщина посмотрела на нее искоса, словно боялась, что ее разыгрывают.

– Франсуа считает, что Поппи погибла из-за моего сна, – вяло сказала она. – Он почему-то решил, что я хотела этого.

– Он пережил шок. Очень горевал, чувствовал свою вину и гнев. Естественно, ему был нужен стрелочник. Кроме того, вы должны знать, что большинство мужчин скептически относится к таким вещам, как «умственная энергия». Они шарахаются от этого, как черт от ладана.

– Да… – едва слышно пролепетала Зоя.

– Его взгляды смягчатся. В свое время.

– Нет! – резко и решительно ответила Зоя.

– Почему вы так думаете?

– Я не вижу пути к нему. Мои картины полны тьмы. Он во тьме. Я ясно вижу его, знаю, что нужна ему… и не могу помочь.

– Картины могут измениться.

– Не думаю.

– Вы должны помнить, – мягко промолвила Марина, – что эти картины порождены вашим собственным сознанием и, как всякое создание разума, по прошествии времени способны приобретать другую форму.

Но Зоя то ли не слушала, то ли не хотела слышать. Она думала только о Франсуа и своей ужасной потере.

– Он так любил меня, – тихо сказала она. – Глубоко и искренне, хотя мы знали друг друга совсем недолго. А сейчас ненавидит. Он тоже видит картины, и в этих картинах я кажусь ему убийцей Поппи.

– Это пройдет. Все изменится.

Зоя промолчала, отвернулась, и ее взгляд упал на колоду карт «таро», лежащую поверх шелкового шарфа.

– Моя мать ходила к гадалкам «таро». Раз в год, в январе, – сказала молодая женщина. – И верила в эти гадания так, что даже страшно становилось. – Она поднесла чашку ко рту, но, не сделав ни глотка, поставила обратно. – Бедная мама верила всему, что ей говорили. Даже если предыдущее гадание не сбывалось, в следующем январе она гадала снова. В детстве я боялась января, потому что не знала, будет мама плакать или смеяться.

– И что, прогнозы никогда не сбывались?

– Пара сбылась. Гадалки говорили, что ей предстоят путешествия и небольшие проблемы со здоровьем.

– Продолжайте.

Зоя улыбнулась – впервые с тех пор, как вошла в дом.

– Моя мать любила устраивать себе несколько каникул в год и страдала чем-то вроде ипохондрии. Так что тут карты ошибиться не могли.

– Значит, в один прекрасный день вы стали скептиком?

– Нет. Скорее беспристрастным наблюдателем.

– Может быть, только истинно беспристрастным людям и являются картины и предчувствия, – заметила Марина. – Ваша мать еще жива?

– Нет, – вздрогнула Зоя и подозрительно спросила: – А почему вы спрашиваете?

– Мне интересно. Потому что это может иметь отношение к тому, что происходит с вами сейчас.

Зоя прикинула, что можно рассказать, а что нет.

– Она погибла в своей машине. Увидела в саду сороку, летевшую в ее сторону, а потом уехала и попала под трактор.

Марина сидела молча. Зоя смотрела на нее во все глаза.

– Вам не нужно было спрашивать, правда? Вы знали ответ заранее?

– У меня было такое чувство. В молодости я имела талант к ясновидению.

– А сейчас?

– Сейчас меньше. Но все еще есть.

– Я хочу, чтобы этого больше не было! – гневно воскликнула Зоя. – Хочу жить! Даже если я потеряла Франсуа, я хочу, чтобы жизнь вернулась ко мне!

В ее голосе звучала пылкая страсть, неожиданная в столь хрупком существе.

– Не говорите, что вы потеряли его. Нужно надеяться.

– Вы не видели его лица, – тихо уронила Зоя. – Когда вы говорили с ним по телефону, я обо всем догадалась по его выражению. В нем что-то умерло. Его любовь ко мне.

Она встала:

– Мне пора. Иначе опоздаю на работу.

У Марины сжалось сердце. Она вспомнила, что сегодня днем ей предстоит поработать в магазине, чтобы компенсировать время, проведенное с Леонорой.

Она стояла в дверях и следила за Зоей, отпиравшей машину. О, как ей был знаком этот твердый взгляд! Взгляд человека, идущего по избранному им пути. Эта девочка инстинктивно стремилась к другому, но выбрала то, что считала более важным.

Когда-то Марина тоже была такой. Только едва ли в ней была фанатическая решимость и сила похожей на газель Зои. И ее тогдашний избранник ничем не напоминал отлитого из чистой бронзы таинственного Франсуа.

Ярко-желтый автомобильчик уехал. Марина повернулась и пошла на кухню. Риск не отходил от нее ни на шаг. Она наклонилась и погладила его.

– Ты все знаешь, верно? Особенно когда я собираюсь сорваться с цепи?

Внезапно у нее возникло поразительно сильное убеждение, что пришла пора вылезти из своего болота и еще раз взять жизнь за шкирку. В последние дни благодаря Леоноре, Франсуа, а теперь и Зое Пич она вновь почувствовала себя полезной. Необходимой. И вновь обрела чувство времени. Нельзя попусту терять часы и недели, если ты должен многое сделать, многое вспомнить и многое узнать заново.

– Я справлюсь, – сказала она Риску, который немедленно сел, выпрямился, поднял ясные глаза и застучал хвостом по полу. – Ну, если ты согласен со мной, значит, так тому и быть.

Она позвонила в магазин и, ликующе размахивая трубкой, заявила своей работодательнице об уходе. Там к этому отнеслись очень спокойно: оказывается, на ее место претендует целая очередь.

Марина, ошеломленная собственной прытью, пересчитала свои скудные сбережения и поискала, что можно было бы продать, если ей будет угрожать голодная смерть. Старинные часы? Стереосистему Колина?

Когда возбуждение и страх дошли до предела, Марина сказала себе: что-то случится еще до того, как закончатся деньги. Что-то хорошее. Она обрела свободу, а свобода дороже денег. И все же нужда ей не грозит. Все будет хорошо.

Преследуемая Риском, она поднялась в чулан и принялась рыться в куче старых папок, хранившихся со студенческих лет.

«Обучение», «Восприятие», «Экспериментальное изучение сна»… О Боже, неужели когда-то она все это знала? Отпихнув ненужные материалы, она с жаром углубилась в остальное. Не может быть, чтобы ее драгоценная папка исчезла! Закон Мэрфи. То, что ищешь, всегда находишь в последнюю очередь.

– Ага, вот она! – громко вскрикнула Марина, напугав Риска, и откинула крышку.

На титульном листе красовалось тщательно выведенное длинное название. А под ним значилось ее имя, потому что именно она собрала эту папку.

– Слушай, – сказала Марина, задрожавшему Риску. – «Таинственные явления человеческой психики». Что, звучит?

Она просмотрела подзаголовок: «Паранормальные явления, телепатия, ясновидение, предвидение».

О да, это была та самая папка. Марина отнесла ее на кухню, стерла пыль с крышки и пожелтевшего обреза бумаги и начала читать.

Прошел час. Два. Три. Риск с укором потрогал ее лапой. Гулять пора! Обедать! И вообще, что за дела?

Она вытянула затекшие ноги.

– Да-да. О'кей.

Они вышли на солнышко. В деревьях сновали яркие пичужки, похожие на драгоценные камни. На ветках искрилась и колыхалась новая листва.

Марина улыбалась. Все должно бытьхорошо.

Глава 22

Когда Зоя вернулась домой, на крыльце, прислонившись к косяку, стоял Чарльз.

– Ангел! – воскликнул он, по-хозяйски обнял ее и поцеловал в макушку – единственное, что Зоя могла предложить ему в данную минуту.

– Чарльз! А я думала, что ты позвонишь мне в половине восьмого?

Она не то что была ему не рада, однако не сумела подавить нотку протеста.

Чарльз уловил эту нотку, но не слишком испугался. Он знал, что быстро вылечить Зою от любовной хандры и мыслей о Франсуа Рожье не удастся. Ничего, он с ним еще потягается. По правде говоря, ее преданность другому мужчине только добавляла блюду пикантности.

– Я не мог дождаться, когда увижу тебя, – объяснил он. – Иногда у меня бывает такое чувство, что, если за тобой не смотреть в оба, ты возьмешь и улетишь.

Зоя отперла дверь и пригласила его войти.

В проволочной корзине под ящиком для корреспонденции лежала утренняя почта. Молодая женщина бросила на нее жадный взгляд, помимо воли надеясь найти там весточку от Франсуа, которая бы значила, что он не навсегда порвал с ней.

С нарочитым безразличием она вынула конверты из сетки и прошла в гостиную.

– Садись, Чарльз, – вежливо, но суховато сказала она. – Я приготовлю чай.

– Лучше бы стаканчик виски, – протянул он. – И тогда можно будет не исчезать на кухне.

– Наливай сам, – предложила она, указывая на буфет с баром, – потому что я ненадолго исчезну в ванной. Думаю, ты переживаешь, если проведешь несколько минут в одиночестве.

– Только не слишком долго, – чарующе улыбнулся Чарльз, – а то я приду за тобой!

Проходя мимо, Зоя шлепнула его по макушке.

Она заперлась в ванной и лихорадочно просмотрела конверты. Боже, какое счастье! Письмо от Франсуа…

При одном взгляде на конверт, заполненный крупным наклонным почерком, у нее подкосились ноги.

«Дорогая Зоя, я улетаю в Штаты, чтобы доставить в Нью-Йорк тело Поппи. Я решил, что будет лучше, если я не стану приезжать и сообщать тебе о моих планах. Сама знаешь, почему.

Думаю, ты понимаешь и то, что нам многое нужно сказать друг другу. Но, наверно, есть вещи, о которых лучше не говорить. Франсуа».

За подписью следовала еще одна строчка, но так тщательно зачеркнутая, что ничего нельзя было разобрать.

Слова последнего прощания. Холодные, равнодушные, без проблеска надежды. Зоей овладело отчаяние. У нее отнялись ноги. Пришлось упереться руками в стену, чтобы не упасть. Я снова одна, в ужасе прошептала она.

Снизу доносились знакомые звуки. Шаги, шелест газеты, бульканье наливаемого в стакан тоника.

Дыхание жизни. Реальность. Повседневность. Чарльз.

Зоя медленно выпрямилась, откинула голову, глубоко вздохнула и смяла зажатый в руке листок. Получился крошечный шарик, влажный и теплый от жара ладони. Душу и мозг охватило ледяное бесчувствие.

Она подошла к зеркалу, до блеска расчесала волосы, надушилась и спокойно вернулась в гостиную.

Чарльз поднял глаза.

– Еще ослепительнее, чем прежде. – Он похлопал рукой по дивану. – Иди сюда.

Зоя села и собрала все силы, чтобы не думать о Франсуа. По крайней мере, в данный момент. Она повернулась к Чарльзу, изобразив на лице любезную улыбку.

– Не желаешь прокатиться в деревню? – спросил он.

– Как, прямо сейчас?

– Почему бы и нет?

Собирается познакомить меня с родителями, внезапно догадалась Зоя. Эта мысль показалась ей не столько неприятной, сколько забавной.

– Хочу показать тебя Чарльзу-старшему и матери, – улыбнулся он. – Родители ждут нас.

В машине она сказала:

– Чарльз, пойми меня правильно. Я счастлива познакомиться с твоими родителями. У меня никогда не было семьи в полном смысле этого слова, и к семейной жизни я отношусь с большим уважением.

– Отлично, отлично!

Он был очень доволен.

– Но я не хочу, чтобы меня «показывали» как трофей.

– Ох, извини, дорогая. Я просто неудачно выразился. Сорвалось с языка.

– Извиняю.

Кончиками пальцев она прикоснулась к его твердой, теплой и сухой руке.

Мужская плоть. Не принадлежащая Франсуа. Зоя порывисто вздохнула, едва не отдернула ладонь и приказала себе опомниться.

Глядя в окно, она следила за постепенно исчезавшим Лондоном. Затем они миновали пригород и наконец оказались в сельской местности. С обеих сторон шоссе простирались обширные поля. Деревья становились все более внушительными, а дороги – более узкими.

Вскоре они оказались на лесистой равнине.

Тут и там попадались изгороди, отмечавшие границы крупных земельных владений.

Интересно, что их ждет в конце поездки? Зоя знала о Чарльзе очень немного. Сначала она просто принимала его непринужденные ухаживания, а потом стало не до того. Чарльз ни словом не упоминал ни о своих родителях, ни о доме. Сказал только, что служит у дяди в коммерческом банке. У Зои сложилось впечатление, что он относится к своей работе не слишком серьезно. Кроме того, она знала, что у Чарльза есть небольшая квартирка в аристократическом районе Белгрейвия, вот и все.

Внезапно Чарльз свернул и проехал сквозь высокие чугунные ворота. Длинная подъездная аллея вела к величественному зданию из серого камня, увенчанному готическим фронтоном. Особняк. Небольшой, но внушительный.

– Воздвигнут в начале восемнадцатого века, при королеве Анне, – с беспечной гордостью прокомментировал Чарльз. – Перестроен через сто лет, в эпоху Регентства, а потом при королеве Виктории. Называется «Персиваль». Не спрашивай, почему. История древняя и запутанная. Мать пичкала меня генеалогией, но я так ничего и не запомнил.

– Он прекрасен, – сказала Зоя.

Они с матерью всегда жили в больших домах со всеми удобствами, прекрасно спланированных, богато меблированных, декорированных и обставленных всем лучшим, что можно было купить на унаследованные деньги. Но дом Чарльза был совсем другим. Он дышал историей, родовитостью и очень большим состоянием, нажитым совсем не так, как его нажил Зоин отец, Глава провинциальной строительной компании.

Однако Зоя не испытывала ни возбуждения, ни страха. Она никогда не была бедна. Ее не волновало, откуда взять денег на отпуск, оплату счетов за жилье, на покупку нарядов… Но она и не стремилась иметь больше того, чем уже владела: уютным домом, богатым гардеробом и быстрой, хотя и маленькой машиной. Работа была для нее не источником средств к существованию, а чем-то вроде интересной игры, придающей жизни смысл. Однако она не слишком дорожила своим богатством. Если бы Франсуа предложил ей бросить все, уйти с ним в пустыню и жить в палатке, она согласилась бы…

– Я знал, что он тебе понравится, – с удовлетворением произнес Чарльз. Он вышел из машины и подал Зое руку. – О Боже, ты великолепна. Похожа на таинственную фараоншу с древнеегипетской фрески!

– И ты будешь утверждать, что история не твой конек?

Чарльз Пим-старший отличался от своего сына только возрастом, жилистостью и молочно-седыми волосами. Одетый в поношенные вельветовые брюки и старый свитер, он спустился в обшитый деревянными панелями холл и принялся с любопытством рассматривать Зою.

Чарльз-младший светился от гордости.

– Отец, это и есть та самая неуловимая девушка, о которой я тебе столько раз рассказывал!

Отец Чарльза коротко пожал протянутую Зоей руку и вежливо спросил:

– Хорошо доехали? Надеюсь, Чарли не превышал скорость?

– Да. И нет, – улыбнулась Зоя и принялась осматривать холл с высокими стрельчатыми окнами и широкой дубовой лестницей.

– А где мать? – спросил Чарльз.

– В саду, конечно. Где же ей еще быть?

– Мать души не чает в своих розах и душистом горошке, – объяснил Зое Чарльз.

– Пропадает там целыми днями, так что я ее почти не вижу.

Отец Чарльза рассматривал Зою безо всякого стеснения.

Она обернулась, посмотрела ему в глаза и загадочно улыбнулась.

– Знаете, моя дорогая, если захотите пойти в сад, вам надо будет переодеться, – сказал он. – Не успеете глазом моргнуть, как моя благоверная заставит вас копаться в клумбах и теплицах. Кроме того, с ней два непослушных лабрадора, которые за минуту превратят ваш восхитительный наряд в грязную тряпку.

– О Боже! – воскликнула Зоя. – Очевидно, мне надо было надеть костюм городской беспризорницы, чтобы все графство обошел слух, будто Чарльз привез из Лондона нищую оборванку! Может, одолжите мне какой-нибудь потрепанный макинтош и галоши?

– Туше! – Отец Чарльза потрепал Зою по плечу с таким видом, словно она была молодой кобылкой, удачно взявшей препятствие. – Я им дам слухи!

– Вот видишь? – сказал ему сын. – Девушка с характером и языком как бритва. Я же говорил тебе, что она чудо!

Обед был накрыт ровно в восемь. Они сидели в огромной тихой столовой, на стенах которой висели потемневшие от времени фамильные портреты. Весь торец занимал громадный буфет красного дерева, ломившийся от старинного столового серебра.

Отец Чарльза был настоящим английским джентльменом, любезным и прекрасно воспитанным. Он искусно дирижировал беседой и не допускал неловких пауз. Мать, присоединившаяся к ним позже и слегка запыхавшаяся, была женщиной лет шестидесяти, живой и дружелюбной. Видимо, в молодости она была очень хороша собой, но теперь ее лицо было продубленным и обветренным, как у всех, кто постоянно работает на свежем воздухе.

Она попыталась принарядиться к обеду, надев дымчато-голубое вечернее платье с ручной вышивкой. Такие платья носила Зоина мать, когда сама Зоя была маленькой девочкой. Правда, эффект немного портила растянутая бежевая кофта, надетая для защиты от лютого холода, царившего в столовой даже ранним летом.

– Я слышала, вы учительница, – деловито и, как показалось Зое, с легким неодобрением сказала мать Чарльза.

– Я преподаю детям английский как второй язык.

– И много таких детей школьного возраста, которые не знают английского?

– Хватает, – улыбнулась Зоя.

– Зоя не из тех девушек, которые стремятся сделать карьеру, – вставил Чарльз, протягивая руку к графину с вином и наполняя свой бокал.

Зоя обернулась к нему.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, мой ангел, я был знаком с парой таких девиц. Ты ничуть на них не похожа.

Зоя посмотрела на него с удивлением. Он был совершенно прав, хотя едва ли догадывался о причине. Она любила свою работу, любила детей и с удовольствием придумывала, как пробудить в них интерес к учебе, но карабкаться по служебной лестнице вовсе не собиралась. Перспектива стать директрисой, сидеть за столом, возиться с бумагами и присутствовать на совещаниях ее не манила. Кроме того, в ее подсознании всегда жила мечта о страстной любви, крепкой семье и детях.

Она вспомнила о Леоноре. Ах, если бы ей пришлось заботиться о такой девочке, работа очень быстро отошла бы на задний план. О Леонора, Леонора!

– Еще вина, милая? – Чарльз взял из ее руки бокал и вдруг внимательно всмотрелся в лицо. – Ангел! Что с тобой?

На белоснежной ладони Зои виднелись красные следы. Она стиснула ножку бокала с такой силой, что ногти едва не пронзили нежную кожу.

– Все в порядке.

Бедный, милый Чарльз… Мало что понимает, но чувствует, что она нуждается в утешении.

– Я сама никогда не стремилась к карьере, – сказала мать Чарльза. – Не хотела ничего, кроме мужа, семьи, тихой сельской жизни. И сада.

– О да! Особенно последнего, – сострил Чарльз.

– Но зато я ужасно гордилась карьерой мужа, – решительно продолжила пожилая женщина, сверля Зою суровым взглядом. – Если мужчина заседает в правлениях нескольких международных компаний, он вряд ли захочет, чтобы его жена блистала в свете. Мужчинам нравятся женщины кроткие и послушные, что бы ни говорили об этом газеты и телевидение. Даже в наше время.

– Конечно, – дипломатично улыбнулась Зоя.

Все это было очень знакомо. Тех же взглядов придерживалась мать и ее ближайшие подруги.

Что бы сказал об этом Франсуа… Его суждения были такими ясными, такими логичными. А еще страстными. И лишенными предубеждений. Кроме одного-единственного.

Она сделала большой глоток. Перестань, перестань! Перестань думать о нем, иначе разревешься прямо за столом!

Она слегка откинулась на спинку кресла и обернулась к Чарльзу, бессознательно демонстрируя свою лебединую шею, от вида которой его бросило в дрожь.

– А ты что думаешь об этом?

– Что? Ах, о работающих женщинах! – Он улыбнулся. – Я всегда поддерживаю маму. Не спорить же с ней за ее собственным обеденным столом!

– А я восхищаюсь вашей работой, – сказал отец Чарльза. – Думаю, дети, с которыми вам приходится иметь дело, не из легких.

– Не из легких, – подтвердила Зоя и посмотрела на него с интересом. – Но я обнаружила, что с этими детьми вполне можно найти общий язык, если пробудить в них интерес.

– То есть держать этих дьяволят занятыми? – догадался Чарльз-старший.

– Именно!

Она тепло улыбнулась пожилому мужчине.

– А вот этого дьяволенка мы никогда не могли занять! – шутливо продолжил он, указывая на сына.

– Занять работой, – бесхитростно уточнила мать. – Играми он готов был заниматься сколько угодно. Особенно с хорошенькими блондинками.

– Да, когда-то я отдавал предпочтение блондинкам, – не моргнув глазом, подтвердил Чарльз и покосился на черные как смоль волосы Зои. – Но недавно почувствовал, что начал взрослеть.

Когда трапеза подошла к концу, мать Чарльза увела Зою к себе в кабинет, оставив мужчин пить портвейн.

– Как вы, должно быть, заметили, жизнь у нас здесь очень традиционная.

– Да, – улыбнулась Зоя, принимая из рук хозяйки кофейную чашечку тончайшего фарфора.

– Я люблю традиции. Получаю удовольствие от смены времен года в моем саду.

Зоя кивнула, понимая, что за этим стоит.

– Думаете, вы смогли бы?

– Жить в «Персивале»?

– Да.

Молодая женщина молча подняла глаза и промолчала.

– Вы мне нравитесь, – сказала мать Чарльза. – Вы очень отличаетесь от девушек, которых он привозил раньше.

– Чем? – спросила Зоя, больше не удивляясь откровенности собеседницы.

– Вы… более взрослая. И более глубокая.

– Вот как?

– Чарльз до сих пор остается мальчишкой. Только чувство ответственности сделает его мужчиной.

– Понимаю.

– Вижу, что понимаете. И хватит об этом. – Мать Чарльза встала и деловито взялась за поднос. – Еще кофе, дорогая? С ликером? Прошлой осенью я привезла из Рима несколько бутылок чудесного ликера… А сейчас расскажите мне о своей семье. О родителях. Ваш отец работает в Сити? А в каких комиссиях заседает мать?..

– Кажется, я полностью удовлетворила любопытство твоих родителей, – сказала Зоя Чарльзу во время прогулки по вечернему саду. – Что ты им обо мне рассказывал?

– Да ничего. Положа руку на сердце, что я знаю о тебе, мой ангел? Ты настоящая тайна.

– Твоя мать очень откровенна. Я ожидала, что она спросит, достаточно ли у меня широкие бедра для деторождения.

– О да. Для рождения сына и наследника «Персиваля». Бедняги уже начинают отчаиваться. Так как же, дорогая?

– Насчет бедер?

– Угу.

Он обнял ее за плечи.

– Честное слово, не знаю.

– Милая, сегодня мы не сможем вернуться в Лондон, – сказал Чарльз, привлекая Зою к себе. – Я слишком много выпил, чтобы сесть за руль.

И я тоже хватила через край, подумала Зоя. Это Чарльз постарался.

– Завтра в одиннадцать мне нужно быть в школе, – резко сказала она.

– Будешь. Итак, решено: ты ночуешь в «Персивале».

– Спасибо. Ты очень любезен.

Он развернул ее к себе и поцеловал. Зоя чувствовал тепло его дыхания и прикосновение. Больше ничего. Слишком быстро, сказала она себе. Чересчур быстро.

– Чарльз, я не собираюсь спать с тобой, – предупредила она, отстраняясь.

– Ангел! Я и не мечтал об этом!

Они вернулись в дом и расстались в коридоре. Чарльз пошел к отцу в библиотеку пропустить стаканчик на ночь, а Зоя отправилась в западное крыло, где располагалась спальня для гостей. Комната была очаровательная, оформленная в кремовых тонах. В середине стояла ореховая кровать на четырех столбах с балдахином из тяжелого шелка.

Зоя лежала неподвижно и обдумывала происшедшее. Похоже, его родители соблюли все формальности, которые требуются перед официальной помолвкой. А Чарльз охотно им подыгрывал.

Полная противоположность тому, как это случилось у них с Франсуа. Там было мгновенное узнавание второй половинки своей души. Единой и неделимой.

Не думай об этом!

Измученная необходимостью соблюдать приличия, с мокрыми от слез ресницами, она крепко уснула. И не видела никаких снов.