Текст книги "Вторая жена"
Автор книги: Анджела Арни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Лерой блаженно улыбнулся ей вслед.
– Видишь, на что способен один маленький косячок? Превратить мир во вполне приличное место.
Саманта неуверенно направилась в сторону стоянки такси, но затем остановилась и обернулась.
– Лерой, сделай одолжение. Дай Венеции пару раз затянуться. Может быть, это заставит ее смягчиться.
Лерой в ужасе замотал головой.
– Нет, старушка! Я знаю леди Англию. Старуха взбесится. Стоит показать ей это, – он взмахнул самокруткой, – как она проломит мне башку битой для крикета, которая стоит у нее в прихожей!
Всю обратную дорогу Саманта лучезарно улыбалась таксисту. Наконец бедняга испугался, опустил разделявшее их стекло и, как делают все лондонцы, если кто-то пытается заглянуть им в глаза, уставился прямо перед собой. Но Саманта, окутанная собственным маленьким облаком, ничего не замечала. В конце концов она добралась до Сент-Джонс-Вуда еще под кайфом и отдала детям все деньги, которые были у нее в кошельке.
– Ступайте, – сказала она. – Развлекитесь.
– А куда нам можно пойти? – подозрительно спросил Филип. Они не привыкли к материнской щедрости. – Это передала нам Венеция?
– Нет, я сама. Можете идти куда угодно. Куда вам нравится. – Саманта небрежно махнула им рукой.
– Давайте пойдем в хард-рок-кафе! – радостно сказала Хилари, и все трое исчезли со скоростью света, пока Саманта не передумала.
Когда Пирс вернулся из офиса, Саманта порхала по дому в одном прозрачном пеньюаре и сгорала от страсти.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Люблю всех.
– Где дети? – тревожно спросил Пирс. После того как их застали на месте преступления, он тщательно убеждался в их отсутствии.
– Ушли, – сказала Саманта. – Я выпроводила их. Детей не будет несколько часов.
Она заговорила снова лишь тогда, когда устало откинулась на подушку их огромной кровати.
– Я люблю Лероя, – пробормотала она.
И только тут Пирс заподозрил, что Саманта что-то приняла.
Конечно, Венеция узнала о травке в тот же вечер, когда Лерой по дороге из пивной, как обычно, зашел проведать старуху. Он делал это всегда, независимо от погоды, пьяный или трезвый. Сочетание травки и пива сделало Лероя более словоохотливым, чем обычно, и он все выболтал, сам не заметив как. Пока он с хихиканьем излагал эту сагу, Венеция сидела с каменным лицом. На следующее утро она позвонила сонной внучке по телефону. Беседа на повышенных тонах закончилась ссорой, после которой они с Самантой не разговаривали почти месяц.
ГЛАВА 7
Когда Саманта наконец начала понимать, что жизнь редко выполняет свои обещания, Фелисити пришла к той же мысли. К тому времени она прожила в Черри-Триз уже два месяца. Полных два месяца, за которые испытала все: от райского блаженства до желания убежать куда глаза глядят. Однако она напоминала себе, что жизнь вообще и супружеская жизнь в частности продолжается даже тогда, когда кажется, что все идет вкривь и вкось. Поэтому она старалась не обращать внимания ни на выходки Аннабел, ни на сводившие ее с ума неудобства жизни в Черри-Триз. Но иногда (хотя она боялась признаться в этом даже самой себе) ее сводил с ума и Тони.
С тех пор как они были любовниками, все изменилось. Тогда они не знали, что такое быт. В этом не было нужды. Каждое мгновение, которое они проводили вдвоем, принадлежало им, и никому другому. Фелисити никогда не приходило в голову, что быт вообще имеет для Тони какое-то значение: для этого он был слишком пылким любовником. Но теперь, когда они стали мужем и женой, все пошло иначе. К неудовольствию Фелисити, оказалось, что завтрак для Тони – это время, которое он называл маленькими штуднями. Теперь они не засиживались за тостами и джемом. О да, Тони ел, но одновременно читал, поднимая голову только для того, чтобы поцеловать Фелисити перед уходом на работу. Он читал «Британский медицинский журнал», «Ланцет», «Пульс», «Правительственный вестник», «Вычислительную технику для врачей-практиков», «Мировую медицину», и рядом с его тарелкой всегда лежала гора журналов.
– Отругай его, – однажды сердитым шепотом сказала ей Аннабел. – Зачем он читает за едой? – В последнее время она стала говорить шепотом, потому что Тони не любил, когда за столом говорили в полный голос.
Обе привыкли к тому, что во время завтрака на полную мощность включено радио, а Айрин болтает не переставая. Нынешняя тишина выводила их из себя.
– Это не настоящее чтение, – прошептала в ответ Фелисити. – Это не романы. – Она помалкивала, но думала про себя, что Тони не относится к ее работе всерьез именно потому, что никогда не читает романов. Это казалось ей чрезвычайно обидным. Художественная литература была для нее источником заработка, а для него – пустяками.
Однако Тони был не настолько погружен в свои журналы, чтобы не слышать их шепота.
– Милая, иногда ты несешь сущий вздор. Я читаю серьезные вещи, а не всякие выдумки, – сказал он и ущипнул Фелисити за зад, когда та проходила мимо.
Лучше бы он не делал этого при Аннабел, подумала Фелисити, в то утро настроенная особенно сердито. А сердилась она потому, что была измучена. Когда Тони дежурил, как в предыдущую ночь, и стоявший у кровати телефон регулярно звонил (люди то просили совета, то вытаскивали его из постели срочным вызовом), она чувствовала себя разбитой. На Тони это впечатления не производило, но Фелисити начинала думать, что никогда не привыкнет к такой жизни. Поэтому она была не в духе, а щипок за зад ни на йоту не улучшил ее настроения. Любовные жесты хороши в свое время; иногда ей казалось, что в этом отношении Тони непроходимо туп. Как врач он должен был разбираться в психологии девочки-подростка и понимать, что она с болезненным любопытством наблюдает за всем, что происходит между ее матерью и новоиспеченным отчимом. Но действительность подтверждала обратное: казалось, что Тони это вообще не приходит в голову.
Поэтому Фелисити окрысилась.
– Нельзя недооценивать влияние романов! – воскликнула она.
– Влияние? Какое еще влияние? – фыркнул Тони. – Приведи пример.
– Пожалуйста. «Гроздья гнева» Стейнбека и «Цитадель» Кронина. Обе эти книги заставили людей сесть и задуматься.
– Ха! – лаконично ответил Тони и еще глубже зарылся в свои журналы.
Фелисити обнаружила у него еще одну привычку, куда менее безобидную. Он никогда не признавал, что был не прав; точнее, признавал, но крайне редко. Когда это случалось, он начинал смеяться без всяких угрызений совести. Обычно заканчивалось тем, что Фелисити присоединялась к нему и только потом вспоминала, что на этот раз собиралась рассердиться по-настоящему.
Конечно, она ничего не говорила матери. Это было бессмысленно. Фелисити прекрасно знала, каким будет ответ. «Естественно, милая. А чего ты ждала? В конце концов, он мужчина». С каждым годом Айрин становилась все более нетерпимой к противоположному полу. За ней пытались ухаживать несколько весьма почтенных вдовцов, но она не проявляла к ним ни малейшего интереса.
– Одного мужчины хватило мне на всю жизнь, – часто повторяла она.
Фелисити очень хотелось рассказать матери обо всем плохом и хорошем. Но она этого не делала. Она продолжала молчать и старательно занималась домом, в то же время работая на полную ставку в «Дикенс букс». Ее импровизированный кабинет был устроен в столовой, которой никогда не пользовались по назначению. Гора рукописей и корректур росла, и Фелисити начала впадать в панику.
– Мы остались без молока, джема, хлеба и яиц, – как-то объявил Тони утром в субботу. Он, как обычно, сидел с горой журналов. Перед ним стояла пустая тарелка и чашка черного кофе, сваренного Аннабел, которая пребывала в этот день в необычно хорошем настроении.
– О, ты к этому привыкнешь, – сказала Аннабел, шумно прихлебывая черный кофе. – Когда мама переживает из-за своих книг, она забывает обо всем на свете.
Тони нахмурился.
– Если ты знаешь это, то почему не напомнила ей, что нужно съездить в магазин? Или не сходила за продуктами сама? – Мне не нужны продукты, – беспечно ответила Аннабел. – Я на диете.
Тони испустил страдальческий вздох. Фелисити прекрасно слышала их разговор, однако спросила:
– В чем дело?
– Фелисити, милая… – начал Тони.
Интересно, существовал ли на свете другой мужчина, который мог бы вложить в два слова столько укоризны? Однако вместо чувства вины, на что явно рассчитывал Тони – новая жена пренебрегает своими обязанностями, не хочет ему помогать и так далее, – она ощутила гнев.
– Послушай, Тони, я два дня читала не смыкая глаз, чтобы справиться с накопившейся работой, и только что отправила в Лондон целую гору гранок. У меня просто не было времени съездить в магазин. – Фелисити открыла дверцу буфета, вынула оттуда непочатую пачку хрустящих хлебцев и положила ее на тарелку Тони. – Вот, ешь. Они очень полезные.
– Судя по дате изготовления, не очень, – пробормотала Аннабел, которая уже видела эту пачку и решила, что скорее умрет с голоду, чем прикоснется к ней.
Сделав гигантское усилие, Тони вынул один хлебец и попытался прожевать его. Но тот был старый, затхлый и поддаваться не желал. Тони уныло сидел и крутил в пальцах надкушенный хлебец. Аннабел расхохоталась и не смогла остановиться даже тогда, когда Фелисити бросила на нее испепеляющий взгляд.
– Я не могу это есть, – обиженным тоном сказал Тони и отдал хлебец Пруденс. Та взяла его, немного пожевала и выплюнула на пол. – Видишь, даже собака не в состоянии это жрать.
– Тогда поезжай в магазин при деревенском мотеле и купи то, что ты можешь есть! – огрызнулась Фелисити.
– Милая, не надо кричать.
Фелисити тяжело вздохнула. Я люблю его, напомнила она себе, хотя в данный момент даже под страхом смертной казни не смогла бы понять за что.
– Я не кричу, – сказала она. – Я говорю спокойно и рассудительно. В данный момент. Но пока ты не пожаловался на что-нибудь еще, позволь напомнить тебе, что о еде для собаки я не забыла. Я никогда не забываю о собаке. А у тебя три выхода: либо ты съешь еду для собаки, либо сядешь на диету, либо отправишься в магазин при мотеле.
При слове «собака» Пруденс, которая уже вернулась в свою корзину, воспрянула духом и вышла на кухню, яростно виляя хвостом. Она давно съела свой завтрак, но всегда надеялась, что ей перепадет еще что-нибудь.
– Ах ты, помоечная собака, – с любовью сказала Аннабел. Пруденс была единственным существом в Черри-Триз, к которому девочка относилась с неподдельным чувством.
Пруденс начала ходить по кухне кругами и смела хвостом горшок с базиликом, над которым Фелисити просто тряслась. Она специально поставила горшок на стул у окна, чтобы растение могло погреться на утреннем солнце. Земля и базилик полетели в разные стороны, и собака удивленно подпрыгнула.
– Бедная старушка Пруденс, – сказала Аннабел.
– Бедный старик базилик, – сказал Тони и вдруг рассмеялся. Сначала он негромко хихикнул, затем зычно расхохотался, и тут Фелисити вспомнила, за что она его любит. – Ладно, – сказал он, собрал землю, запачканный базилик, засунул все обратно в горшок и торжественно преподнес его Фелисити. – Я съезжу в деревню и куплю что-нибудь в круглосуточном магазине. Но все же, милая, – обратился он к Фелисити, – нам придется как-то организовать свой быт.
Конечно, Фелисити понимала, что он имел в виду не «нам», а «тебе». Она вздохнула. Почему на свете нет справедливости? Почему организовывать быт должна именно она? Почему Тони не хочет ударить палец о палец, чтобы облегчить ее ношу? Она с тоской вспоминала жизнь в Примроуз-Хилле. Только уехав от матери, она поняла, как много делала Айрин. Фелисити отдавала ей деньги и никогда не думала о таких мелочах, как туалетная бумага или зубная паста. Все необходимое появлялось само собой, словно по мановению волшебной палочки. И лишь сейчас Фелисити осознала, что мать была ее доброй волшебницей. Она защищала меня от всех стрел и поворотов изменчивой фортуны, грустно думала Фелисити. Но здесь, в Оукфорде, меня защитить некому. Тони может держать меня за руку и идти рядом, когда мы куда-нибудь выезжаем. Совсем как старинный рыцарь, защищающий свою даму. Но на этом все и кончается. Показное джентльменство, и ничего больше. Одна видимость, от которой никакого толку.
– Я уезжаю, – сказала Аннабел, устремляясь следом за Тони, которому предстояло дежурить весь уик-энд. Она потрепала мать по щеке. – Не беспокойся. Отвозить меня не надо. Не забудь только заехать за мной. Я сяду в автобус. Сегодня урок танцев начинается в десять тридцать. – Она подтащила Пруденс к Фелисити. – Погладь ее. Собака думает, что ты на нее сердишься. Она не нарочно свалила базилик.
Пруденс смотрела на хозяйку с ожиданием. Ее карие глаза с длинными ресницами напоминали Фелисити глаза Тони. Они просили ласки, и Фелисити, как и Аннабел, не могла этому сопротивляться. Фелисити давно забыла о том, что когда-то не любила собак. Во всяком случае, эта собака ей нравилась. Точнее, нравилась большую часть времени. Поэтому она села и начала чесать ее за ухом. Пруденс скосила глаза от удовольствия. Беда в том, что у меня слишком много дел, рассеянно подумала Фелисити, гладя собаку. Похоже, Тони не понимает, как трудно ухаживать за домом. После ухода Саманты он нанял для этой цели миссис Бальфур, но, когда Фелисити переехала к нему насовсем, рассчитал ее.
– Милая, мы ведь не хотим, чтобы она шныряла вокруг, правда? – спросил он. – Миссис Бальфур помешана на чистоте; кроме того, она отчаянная сплетница. При ней твоя жизнь превратится в кошмар.
Тогда Фелисити согласилась, но вскоре подумала, что сделала это напрасно. Сейчас бедняжке казалось, что она справилась бы с помешательством на чистоте и даже с тем, что вся деревня будет знать малейшие подробности ее личной жизни. Она не могла справиться лишь с тысячью и одним делом, ожидавшим ее.
Пруденс ткнула хозяйку в руку, напоминая, что с ней еще не гуляли.
– Пойдем, мерзкое животное! – ласково сказала Фелисити. Пруденс запрыгала на задних лапах, возбужденно завиляла хвостом, и Фелисити поскорее переставила горшок со спасенным базиликом на стол. В Черри-Триз ее ожидало еще одно дело, которое Фелисити и не снилось: кормить собаку и гулять с ней. За два месяца выяснилось, что Тони каждый раз находит благовидный предлог, чтобы этого не делать, так что данная задача тоже легла на плечи Фелисити. До переезда в Оукфорд она наивно представляла, что деревенские собаки гуляют сами по себе, весело трусят рядом, если тебе вздумается побродить пешком, и со всех ног бегут к хозяину, стоит ему только свистнуть. Однако слушаться Пруденс обучена не была; она иногда отзывалась на зов Тони, но, когда это делала Фелисити, хитрая собака притворялась глухой как пень. Мало того, она не знала дороги домой и ждала, что ее приведут. Инстинкта дома у Пруденс не было. Во всяком случае, инстинкта собственного дома. Чужие дома она находила быстро и моментально сжирала там все, что попадалось на глаза. Фелисити устала отвечать на раздраженные звонки со всех концов деревни, запирала Пруденс в четырех стенах и выводила только на поводке.
Кроме прогулок с собакой ей приходилось то и дело возить Аннабел на уроки танцев, а через день и в школу. Айрин Хоббит оказалась права: учителей танцев в Оукфорде не было. Ближайшая студия находилась в Уэстгэмптоне. В Лондоне Аннабел ездила в студию на автобусе, который ходил каждые пятнадцать минут. Но автобус из Оукфорда в Уэстгэмптон ходил только два раза в неделю и отправлялся поздно, чтобы все пенсионеры деревни могли съездить в тамошний супермаркет за покупками. Жизнь в Черри-Триз требовала нескольких автомобильных поездок в день. Правда, недавно Фелисити нашла женщину, которая тоже возила дочь в город, и они стали делать это по очереди, что несколько облегчало проблему.
Но не успевала Фелисити перевести дух, как появлялось что-то новенькое. Последним приобретением стала маленькая черно-белая кошечка, жалобно мяукавшая у дверей на прошлой неделе.
– Уходи. Иди домой. Брысь! – Фелисити закрыла дверь и попыталась не обращать на кошку внимания. Но та замяукала еще жалобнее. Пришлось впустить и накормить бедное животное, к большому неодобрению Пруденс. Фелисити решила, что на следующий день отвезет кошку в приют, но утром зверь, пол которого выяснился окончательно и бесповоротно, произвел на свет трех котят в бельевом шкафу.
– Она свила гнездо в моем нижнем белье! – пожаловался Тони. Он приподнял задние ноги котят и всмотрелся как следует. – Два мальчика и девочка, все живые и здоровые, – объявил он и бережно положил их на кучку своего белья.
– Я думала, ты их выбросишь, – сказала Фелисити, наблюдая за мужем и невольно улыбаясь. Если Тони обращается с пациентами так же, как с этими котятами, ничего удивительного, что они его обожают.
Тони растерянно заморгал глазами.
– Ну, если мы выбросим их, это не пойдет им на пользу. Какое-то время маленькая семья останется жить у нас. Когда поедешь за продуктами, купишь мне новое белье. Пойдем, не будем им мешать. – Он жестом выпроводил Фелисити вниз, на кухню.
– Она мать-одиночка, – буркнула Фелисити, опрометью бросаясь к плите и пытаясь спасти вареные яйца, о которых в горячке забыла. Мысль о прибавлении семейства не доставляла ей никакой радости.
Но Аннабел была в восторге.
– Они просто прелесть, все до одного. Ты сама сказала, что после переезда в Оукфорд мне можно будет завести котенка. Я назову кошку-мать Афродитой.
Тони улыбнулся.
– Потому что она раба любви?
– Именно! – Аннабел была довольна, что Тони понял ассоциацию. В школе им преподавали античную культуру, и девочка с удивлением обнаружила, что ей нравится классическая литература.
– Я говорила об одном котенке, а не о сотне. – Фелисити махнула рукой на яйца и снова почувствовала, что все пошло наперекоски. Она бросила подгоревшую кастрюльку в раковину. – Сегодня тебе придется обойтись тостами, – сказала она Тони. – Я сожгла яйца, а джем, кажется, опять кончился.
– Опять? – вздохнул Тони.
Этот многострадальный вздох подействовал на Фелисити как красная тряпка на быка. Она была готова заплакать, но вместо этого злобно крикнула:
– Опять!
– Тебе следовало бы записаться на курсы домоводства, – бестактно вставила Аннабел.
– Дело не в домоводстве, а в заведенном порядке, – резко ответила Фелисити.
– Ох, Фелисити, ради Бога! – Раздосадованный повторным отсутствием джема, Тони попытался читать, но разгневанная Фелисити вырвала журнал у него из рук.
Тем временем Аннабел успешно раздувала пламя.
– Вот здорово! – запрыгала она. – Обожаю скандалы!
– Мы не собираемся скандалить, – сказала Фелисити. – А тебе, Аннабел, нечего здесь околачиваться. Сегодня вас везет в школу мать Дженни. Поэтому будь любезна выйти отсюда и подождать ее у калитки.
Видя, что мать не на шутку рассердилась, хотя и не повышает голоса, Аннабел тут же послушалась и вышла, угрюмо ссутулив плечи.
– Ладно, – только и сказала она.
После этого Фелисити переключилась на Тони:
– Ну вот. Теперь можно поговорить.
– Милая, но… – Тони слегка испугался, однако не удивился. Он начал привыкать к мысли, что Фелисити совсем не такое покорное создание, как Саманта, и что ее взгляды на жизнь сильно отличаются от его собственных. Сначала он не знал, как к этому относиться, но по прошествии некоторого времени решил, что определенность отношений лучше всего. Во всяком случае, она не выстрелит ему в голову без предварительного предупреждения. Хотя Фелисити отрицала это с пеной у рта, она была очень похожа на свою мать. Если Фелисити принимала решение, то не отступала от него и не обращала внимания на мнение окружающих.
– Никаких «милая»! – отрезала Фелисити, садясь напротив Тони и делая глоток кофе из его чашки. – Я трудящаяся женщина! Просто напоминаю. – Да, но… – Тони замешкался, пытаясь понять, к чему она клонит.
Фелисити воспользовалась этой паузой.
– То, что я работаю дома, а не в офисе, не означает, что у меня стало больше времени. На самом деле его стало меньше. В последнюю неделю я работала от шестидесяти до семидесяти часов, чтобы компенсировать задержку, и у меня не было времени на готовку, уборку, стирку и покупку продуктов. Я знаю, что получаю немного, но ты должен признать, что это совсем не лишнее.
– Да, знаю. – Тони шаркал ногами под кухонным столом. Как капризный мальчишка, подумала Фелисити, но тут же подавила порыв любви. Она не даст себя растрогать. Он обязан кое-чему научиться.
В свою очередь, Тони ощущал чувство вины. Да, Фелисити упорно работала, но как Тони ни старался, он не мог считать чтение настоящей работой. Он решил подумать о деньгах и забыть об отсутствии джема и подгоревших яйцах всмятку. Лучше думать обо всем по порядку.
– Да, твои деньги не лишние, – повторил он. – Честно говоря, я собирался спросить, не могла бы ты помочь мне заплатить за обучение мальчиков. В следующем семестре плата повысится почти до тысячи фунтов.
– Посмотрим, – сухо сказала Фелисити. – После того как решим другие проблемы. – Лично она считала закрытую школу ненужной роскошью и думала, что мальчики могли бы прекрасно учиться и в обычной школе, где с ними не обращались бы как с маленькими ангелами, которыми они явно не были.
– Какие другие проблемы? – спросил Тони, который привык считать, что проблемы бывают только финансовыми.
– Домашняя работа, – сказала Фелисити.
– Ах это! Ну, от нее никуда не денешься, – недовольно сказал муж. Тут все было ясно. Только непонятно, чего она хочет. – Ее придется делать.
– Вот именно, – с готовностью подтвердила Фелисити, – и если ты не можешь помогать мне… Тони поразился ее непонятливости.
– Милая, ты же знаешь, что не могу. У меня нет на это времени. Мне пора ехать на работу. Я и так опаздываю. – Тони встал и начал засовывать журнал в кейс, каждую минуту ожидая, что разгневанная Фелисити сунет ему в руки швабру.
Фелисити налила себе кофе и обнаружила, что тот безнадежно остыл. Сегодня утром все шло через пень колоду. А главное – Тони не желал понимать, к чему она клонит. Почему все дается ей с бою? Фелисити вздохнула.
– Конечно, я не имела в виду лично тебя. Я думала, что этим мог бы заняться кто-нибудь другой. Хочу дать объявление в деревенскую информационную службу. Наверняка в Оукфорде найдется человек, которому не помешают несколько лишних фунтов в неделю.
Тони, никогда по-настоящему не занимавшийся домашней работой, не представлял себе, как это трудно. Как заметила Айрин во время единственного проведенного у них уик-энда, он был не из тех «новых» мужчин, о которых любят писать журналы. Поэтому, не успев подумать, он брякнул:
– Саманта всегда все делала сама. Она справлялась. Да, она не работала и не получала жалованья, но участвовала во всех деревенских комитетах, а это отнимало у нее массу времени. Тем не менее она все успевала. И никогда не жаловалась.
– А потом ушла от тебя к другому, – резко ответила Фелисити. Она знала, что это жестоко, но ничего не могла с собой поделать.
Стрела попала в цель. Тони поморщился.
– Милая, это удар ниже пояса. Не ожидал от тебя такого.
Фелисити посмотрела на него и тяжело вздохнула. Сверхчувствительностью Тони явно не обладал. Придется растолковать.
– Извини, Тони, но, если ты снова будешь говорить о Саманте как об идеальной супруге, я ударю тебя еще ниже.
Лицо Тони приобрело тревожное выражение. Неужели домашняя работа и уход Саманты были связаны между собой? Он терялся в догадках. А вдруг Фелисити сделает то же самое? О женщины! Почему их так трудно понять?
– Ты ведь не подумываешь тоже уйти к другому, правда?
Фелисити невольно рассмеялась.
– Уйти к другому! Должно быть, ты шутишь. Я и без того слишком устала.
Тони успокоился и мило улыбнулся уголком рта.
– Слава Богу. А то я на минутку забеспокоился. – Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. – Если хочешь, то можешь нанять кого-нибудь в помощь.
– Очень любезно с твоей стороны, – сухо сказала Фелисити. Улыбка Тони тут же увяла.
– Но я не представляю себе, как мы будем расплачиваться.
– Не мы, а я, – поправила его Фелисити. – Это моя проблема. Я сегодня же дам объявление в местную информационную службу.
– Как знаешь, милая, – сказал Тони, выходя в коридор. Фелисити пошла следом и стала следить за тем, как он надевает твидовую куртку. – Мне давно пора, – сказал он, – иначе придется работать допоздна.
Он уезжает, думала Фелисити, глядя вслед длинной семейной машине, ехавшей по усыпанной гравием аллее. Уезжает, оставляет все позади, и ему даже в голову не приходит, что, пока он трогательно заботится о своих пациентах, кто-то должен сунуть его грязное белье в стиральную машину, а грязные тарелки – в посудомоечную, застелить постели и… Пруденс громко взвыла от нетерпения.
– И гулять с собакой, – сурово сказала она Пруденс. Та замахала хвостом, послушно сходила за поводком и положила его к ногам Фелисити.
Погода испортилась. Когда Фелисити ехала в деревню, ее настроение было таким же мрачным, как висевшие над головой грозовые тучи. Дождь в Лондоне тоже не был подарком судьбы, но в деревне он был просто невыносимым. Сырость, темнота и уныние, угрюмо думала она. По крайней мере, в городе были ярко освещенные витрины. А здесь ничто не рассеивало мрак. В довершение беды стекла машины запотевали, а дворники не справлялись со струями дождя. Утром Фелисити сделала лишь самое необходимое, но все равно опаздывала. Она бодро заявила Тони, что найдет кого-нибудь, но кого? О миссис Бальфур она не хотела и слышать; обостренная интуиция подсказывала ей, что нужно найти другую женщину. Ту, которую выберет она сама, а не ту, которая осталась со времен холостой жизни Тони. Но тут вставала другая проблема: может ли она себе это позволить?
Припарковавшись у церкви на дальнем конце деревенской площади, напротив почты, Фелисити увидела приходских дам (как она называла их про себя), высыпавших на улицу после встречи за чашкой кофе, которая была посвящена основанию нового фонда. Возглавляла шествие миссис Эпплби, жена старшего партнера Тони, видная издалека благодаря своему ядовито-красному зонтику.
Фелисити инстинктивно пригнулась, надеясь, что Алиса не заметит машину. Но, конечно, этого не случилось. От орлиного взора миссис Эпплби ничто не ускользало.
– Фелисити, дорогая! – послышался зычный голос, и красный зонтик двинулся к машине. – Мы только что говорили: какая жалость, что вы не можете присоединиться к нам!
Фелисити выпрямилась, собрала свои свертки и приспустила стекло, пытаясь, чтобы в машину не просочилась вода.
– Привет, Алиса, – с притворной любезностью сказала она. – Да, очень жаль. Но вы сами видите, что у меня слишком много работы. – Она неопределенно махнула рукой в сторону горы свертков.
Алиса заглянула в полуоткрытое окно, и от ее дыхания стекло запотело снаружи. Внутри тоже стал накапливаться туман, и Фелисити почувствовала досаду.
– Ничего страшного, – сказала Алиса, отчего стекло затуманилось еще сильнее. – Я скоро к вам сама заеду. – Она повернулась к кучке промокших женщин, окруживших машину. – Это, – сказала миссис Эпплби, взмахнув зонтиком и помогая себе свободной рукой, – новая жена доктора Хьюза.
Она могла бы сказать «вторая жена», подумала Фелисити, укладывая свертки в две пластиковые сумки для продуктов и выбираясь из машины. Неумолкаемый шум дождя перекрывал звук голосов, и она решила свести обмен любезностями до минимума, чтобы не промокнуть окончательно.
Рада познакомиться с вами. – Фелисити улыбнулась полукругу бледных лиц и ощутила, что все они мысленно сравнивают эту неказистую незнакомку с предыдущей женой доктора Хьюза, ослепительной и безотказной Самантой, которая, если верить Алисе Эпплби, так много делала для деревни.
– Мне ужасно жаль, но я не могу постоять с вами, – решительно сказала она. – Мне нужно успеть к дневной почте. – С этими словами она повернулась к ним спиной и быстро пошла через мокрый газон к зданию почты.
Тяжело дыша, промокшая Фелисити бросила свертки на стойку. Если повезет, Оливер Дикенс получит их в понедельник утром. При этой мысли она испытала облегчение. По крайней мере, часть дела сделана. Осталось дать объявление.
– О Господи, миссис Хьюз! – сказала почтмейстерша, увидев гору свертков. – Вы что, заранее рассылаете рождественские подарки?
– Книги, – лаконично ответила Фелисити. – Я их читаю. Это моя работа.
– Серьезно? – Почтмейстерша по очереди клала свертки на весы. – Замечательная работа. Легкая. Я бы с удовольствием ею занималась.
Фелисити закусила губу. Легкая! Если бы она знала…
– Сколько с меня?
– Семнадцать фунтов десять пенсов, пожалуйста. – Проштемпелевав последнюю бандероль, почтмейстерша наклонилась так, что ее губы оказались на одном уровне с узкой амбразурой в стеклянной перегородке, отделявшей ее от посетителей. – Конечно, – доверительно сказала она. – Я сама очень люблю читать. Вот только времени не хватает. А мой муж считает это ерундой.
– Тогда скажите ему, что он ошибается, – бросила Фелисити. – Книги лучшее, что есть в жизни.
– Ого! Серьезно? – Почтмейстерша поправила очки и уставилась на собеседницу.
– Да, серьезно! – громко ответила Фелисити, взяла сдачу и вышла.
– Эта новая миссис Хьюз немного странная, – заметил следующий посетитель, протягивая пенсионную книжку.
– Ну, она из Лондона. Это многое объясняет, – ответила почтмейстерша, быстро штемпелюя книжку.
Выйдя с почты, Фелисити под дождем побежала в сельскую информационную службу. Она вынула заранее заполненный бланк и вручила его мужчине, сидевшему за стойкой. Сегодня это был мистер Смитсон, работавший здесь неполный день и занимавшийся сменой объявлений на местной доске.
Не скрывая любопытства, он медленно прочитал объявление вслух, а затем сказал:
– Когда от доктора Хьюза ушла первая жена, хозяйство в доме вела миссис Бальфур.
– Знаю. Он говорил мне. – Похоже, в этой мерзкой дыре все знают всё. Фелисити вынула кошелек и решительно открыла его. Она хотела только одного: заплатить за объявление и уйти.
– Может быть, позвонить ей и спросить, не согласится ли она вновь взяться за эту работу?
– Нет, спасибо, – сказала Фелисити тоном, который ее мать всегда называла тоном премьер-министра. – Тот, кто придет в Черри-Триз, будет работать у меня, а не у доктора Хьюза. Я хочу сама подобрать человека.
– Я только пытаюсь помочь, – обиженно ответил мистер Смитсон.
– Я знаю и очень вам признательна. Но предпочитаю выбрать помощницу сама. – Фелисити не было дела до мистера Смитсона. Когда Аннабел предложила помогать ему менять объявления, тот отказался, заявив, что на девочек ее возраста положиться нельзя.
– Это дискриминация по половому и возрастному признаку! – воскликнула пришедшая в ярость Аннабел. Фелисити с ней согласилась, хотя в глубине души подозревала, что мистер Смитсон прав. Но его отказ означал, что Фелисити придется поглубже залезть в собственный кошелек, чтобы обеспечить дочь деньгами на мелкие расходы. Одного этого было достаточно, чтобы занести мистера Смитсона в черный список.
