Текст книги "Вторая жена"

Автор книги: Анджела Арни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

В открытую дверь конюшни врывались солнечные лучи, рассеивая полумрак. В центре светового пятна сидел Питер в старом халате, который был ему слишком велик. Мальчик тщательно протирал и смазывал части мотоциклетного мотора.

– Эй, держи! – В дверном проеме мелькнул силуэт Филипа. Он вошел и протянул Питеру пакетик с хворостом.

– Угу… Фелисити дала?

– Нет. Я их спер. Один для Хилари. Кстати, где она?

– Украл? – Питер встревожился. – Зря ты это сделал.

– Почему это? Они наши. Продукты покупаются на деньги отца. Мы не обязаны ни о чем просить Фелисити. – Фигурально выражаясь, Питер и Хилари сделали несколько шагов навстречу мачехе, но Филип по-прежнему держался враждебно.

– Она заботится о нас. – Питер хотел, чтобы Филип был объективным.

– Только по обязанности. И лишь потому, что трахается с отцом.

– Они женаты, так что это не траханье, – напомнил Питер, стремившийся восстановить справедливость. – Отец женился на ней. Это навсегда. – Но с нашей матерью случилось по-другому, а они тоже были когда-то женаты, – возразил Филип. – Взрослым нельзя доверять.

Питер на мгновение задумался, а потом ответил:

– А я им доверяю.

– И напрасно! – обозлился Филип. – Вспомни, что случилось после твоих молитв! Они тебе что-нибудь дали? Ничего!

– Помолчи. – Втайне от Филипа Питер продолжал молиться. Поскольку своего алтаря у него уже не было, он делал это в ванной. Там можно было запереться, чтобы никто не мешал. Брат Том говорил, что Господу безразлично, где ты находишься. Лишь бы ты молился и верил в слова, которые произносишь. Так что край ванны для этого вполне годился. Но брат Том говорил, что нехорошо просить у Бога чего-то конкретного. Ты должен сам заработать это. И Питер пытался зарабатывать. Пытайся воплотить в жизнь свою мечту о крепкой и дружной семье. Он отложил пакетик с хворостом в сторону. – Я не буду его есть. Положу обратно в кладовку.

– Подлый святоша! – крикнул разъярившийся Филип.

Тут Питер тоже разозлился.

– Неправда! – Он бросил смазанную маслом деталь, нырнул Филипу в ноги и провел регбийный захват.

Филип начал вырываться, и они покатились по грязному полу, кряхтя, ругаясь, колотя и пиная друг друга.

Тем временем Хилари и Аннабел шли к паддоку. Девочки еще не стали подругами, но начинали терпеть друг друга. Хилари учила Аннабел ездить верхом, а Аннабел в ответ давала ей уроки игры на гитаре. Они услышали шум, доносившийся из старой конюшни в конце двора.

– Противные мальчишки, – сказала Хилари. – Они дерутся. – Девочка побежала к конюшне. – Прекратите сейчас же! – крикнула она с порога.

Аннабел, остановившаяся рядом, с изумлением смотрела на них.

– И правда дерутся, – сказала она. Поскольку ни братьев, ни сестер у Аннабел не было, она не только ни с кем не дралась, но и не видела ничего подобного. Мальчишки кусались, лягались и катались по полу. – Прямо как по телевизору, – восхищенно добавила она.

Но Хилари и глазом не моргнула. Все это она уже видела.

– Дураки, – сказала она, пиная обоих. – Из-за чего вы подрались?

Пинки возымели действие. Братья расцепились и мрачно уселись на полу.

– Ни из-за чего, – одновременно сказали они, не желая ябедничать.

– Я принес тебе хворост. – Филип пополз по полу и протянул ей помятый пакетик.

– Нет, спасибо. Я на диете, – сказала Хилари.

– Зачем? Ты в полном порядке. – Они все были толстыми, Филип понимал это, но не желал признавать.

– Потому что я слишком тяжелая для Белых Носочков. Он начинает жаловаться, если я долго на нем езжу, – ответила Хилари.

– Тогда возьми лошадь побольше, – издевательски посоветовал Филип. – А Белые Носочки отошли на бойню. Он только на мыло и годится.

Эти слова заставили Хилари испуганно ахнуть. – Ты противный, противный мальчишка! – крикнула Аннабел. – Мы любим этого пони. На нем очень хорошо кататься!

– А зачем ты разрешаешь ей кататься? – спросил Филип, кивнув в сторону Аннабел. – Она дочь Фелисити, а обе они здесь только временно.

– Филип, иногда я думаю, что ты набитый дурак! – гневно ответила Аннабел. – Мне до чертиков надоело, что ты расстраиваешь мою мать. Ради нас она выбивается из сил. Хочет, чтобы мы стали настоящей семьей!

– Может не стараться. Я знаю, что такое настоящая семья. В такой семье твоей матери делать нечего. – Филип сунул в рот остатки хвороста и начал жевать их.

Аннабел бросилась вперед и вырвала у него пакетик.

– Где ты это взял? – Филип состроил гримасу, и Аннабел зло уставилась на него. – Можешь не говорить. Сама знаю. Из кладовки. Мама говорила, что хворост и бисквиты все время исчезают, и теперь я знаю почему. Это ты крадешь их!

– Не твое дело, ябеда, – пробормотал Филип, почувствовав вину и неуверенность в будущем. Эта неуверенность разозлила его еще сильнее.

Все это время Питер сидел молча, опустив голову на колени. Но тут он поднял грязное, заплаканное лицо.

– Да, это он, – подтвердил мальчик.

Это была последняя капля. Предательство. Филип вспыхнул.

– Ублюдок! – Он ткнул брата кулаком в висок. Питер упал и ударился головой о деталь мотора.

На долю секунды все умолкли. В полутемной конюшне настала такая тишина, что ее можно было пощупать. По прохудившейся крыше бегала какая-то птичка и стучала когтями, как будто забивала гвозди в подошву ботинка. Питер не двигался, из уголка его рта вытекала струйка крови.

– Ты убил его… – прошептала Хилари.

Филип не говорил ничего. Только кричал. Кричал и кричал.

Фелисити посмотрела на часы. Питера увезли в палату неотложной помощи всего пятнадцать минут назад, но эти минуты показались ей часами. Скорее бы вышел Тони!

– Папа скоро будет здесь, – сказала она, пытаясь говорить спокойно. На самом деле она этого не знала. Первый раз в жизни она попыталась позвонить мужу по мобильному телефону, но эта проклятая штука оказалась отключенной.

Филип начал плакать.

– Он умрет?

– Конечно нет. – Фелисити протянула руку, и мальчик, сидевший рядом, вцепился в нее. Его волосы пахли пылью и машинным маслом. – Может быть, расскажешь, что случилось?

– Мы подрались…

– Филип не виноват. Он не нарочно, – прервала брата Хилари.

– Да, мама, это правда, – сказала Аннабел. – Это вышло случайно. Он стукнул Питера не сильно, а тот упал и ударился головой о деталь старого мотора.

– Ради Бога, из-за чего вы подрались? – Фелисити смутно надеялась, что, если они разберутся в случившемся, все станет на свои места. – Из-за вас, – еле слышно сказал Филип.

– Из-за меня?

– Да. Питер защищал вас, а я не хотел, чтобы вы были нашей мачехой. Тогда Питер сказал, что расскажет про хворост. И я его стукнул.

– Хворост? – Про мачеху было понятно, но при чем тут хворост?

Филип понурился и глухо пробормотал:

– Хворост, который я крал из кладовки. Теперь вы знаете, почему он исчезал.

Фелисити смотрела на его грязную, всклокоченную голову и улыбалась.

– Я и так все знала, – мягко сказала она. – Но ждала, пока ты перерастешь эту привычку.

– Значит, если бы Питер рассказал вам, ничего не было бы?

– Нет.

– Выходит, я стукнул его ни за что?

– Выходит. – Фелисити сжала его руку. – Но дело не в этом. Просто запомни одно правило: когда ты в следующий раз с кем-нибудь поссоришься, не обязательно с Питером, – прежде чем что-нибудь сказать или сделать, сосчитай до десяти. Потому что сделанного не воротишь.

– Если Питер поправится, я больше никогда ни с кем не поссорюсь.

– Он непременно поправится, – решительно сказала Фелисити, хотя боялась иного. Но этот мучительный страх следовало держать при себе. Почему никто не выходит и не говорит, что будет дальше? Как сыграть роль уверенной в себе матери, успокаивающей других, если на самом деле она ни в чем не уверена?

Тут дверь распахнулась настежь, и в приемную вышел Тони.

– Что вы тут делаете?

– Как Питер? – хором спросили все четверо.

– Нормально. Ну, почти нормально. Сидит в кровати и бормочет, что Филип не виноват и что он сам начал драку. – Тони сурово посмотрел на сына. – Значит, вы подрались?

Филип повесил голову еще ниже.

– Да.

Но Тони по-прежнему смотрел на него сурово.

– Из-за чего?

Фелисити посмотрела на мрачное, виноватое лицо пасынка. Только отцовского нагоняя ему сейчас и не хватает.

– Не будем разбираться, – быстро сказала она. – Это неважно. Мальчишки всегда дерутся. Куда важнее другое: когда мы сможем отвезти Питера домой?

Тони переводил взгляд с жены на сына. Филип цеплялся за Фелисити так, словно от нее зависела его жизнь, а Фелисити обнимала его, как спасительница.

– Не сегодня, – немного смягчившись, сказал он. – Пока с него хватит. Он должен немного полежать, отдохнуть и успокоиться.

– Папа… – Филип чуть не плакал. – Я хочу его увидеть. И попросить прощения.

– Я тоже ссорилась с ним, – сказала Хилари.

– И я, – присоединилась Аннабел.

– Не сегодня, – твердо ответил Тони.

– Я передам Питеру, что вы все просите у него прощения, – сказала Фелисити. Едва Тони открыл рот, как она гневно воззрилась на мужа. – Мне можно. Я его мачеха.

– Ушам своим не верю, – пробормотал Тони, оторвал ее от Филипа и взял за руку. – Всем остальным сидеть здесь, пока мы не вернемся. – Когда они вышли из приемного покоя, он остановился. – Твои отношения с детьми внезапно улучшились или это мне только кажется?

– Ты никогда не видел, как я с ними воевала.

– Еще как видел, – спокойно ответил Тони. – Но не было смысла делать из мухи слона. – Он помолчал, а потом повернулся к жене. – Ну что? Действительно стало лучше?

Фелисити улыбнулась, вспомнив, как за нее цеплялся Филип. Конечно, тому виной был несчастный случай, но то, что в минуту опасности мальчик бросился именно к ней, грело ей душу. Значит, она поступала правильно.

– Нет, тебе не кажется, – сказала она. – Может быть, впереди у нас много битв, но думаю, что Рубикон перейден.

Тони ответил ей улыбкой.

– Насчет битв не волнуйся, – промолвил он. – Где громко ссорятся, там быстро мирятся. Волноваться следует только за те семьи, где люди молчат.

Когда они вернулись из больницы, было уже поздно. Время обеда прошло. Плита еще горела. Испуганная Фелисити понеслась в больницу, забыв про все на свете. Цыплячьи грудки, которые должны были плавать в сливочно-чесночном соусе, превратились в угли.

– О Боже… – Фелисити с ужасом смотрела на бурое месиво. – Придется придумать что-нибудь другое.

Все изучили содержимое противня, сочувственно покивали и отправились заниматься своими делами. Все, кроме Филипа. Он остался с Фелисити.

– Можно приготовить рыбу с чипсами, – сказал он. А потом добавил: – Я хотел поблагодарить вас.

Интересно, что будет дальше, подумала Фелисити.

– За что?

– За то, что вы не сказали отцу, из-за чего была драка.

– Не волнуйся. Думаю, Питер хотел бы того же.

Филип смущенно улыбнулся, и у Фелисити сжалось сердце. Мальчик улыбнулся ей впервые. И эта улыбка совершенно преобразила его лицо.

– Если хотите, я съезжу в магазин на велосипеде, – сказал он. Фелисити дала ему денег. Филип пошел за велосипедом, но через три минуты вернулся. – Я только что вспомнил. Сегодня понедельник, а по понедельникам магазин закрыт.

Фелисити застонала.

– Нужно покопаться в морозилке. – Именно покопаться. Она не размораживала морозильную камеру несколько месяцев.

– Можно сделать пасту и салат. У нас горы салата, а я умею делать пасту с сыром и томатным соусом, – сказал Филип.

Еще один сюрприз.

– Ты? – только и спросила она.

– Ага. Я люблю готовить. Когда кончу школу, стану поваром.

Фелисити впервые об этом слышала. Интересно, что скажет Тони, мелькнуло у нее в голове.

Я помню этот рецепт наизусть, – продолжал мальчик. – Когда в прошлом году мы с Питером ездили в лагерь, я готовил пасту почти каждый день.

– Раз так, давай, – ответила Фелисити. – А я посмотрю. Если это действительно так просто как ты говоришь, то запомню рецепт.

Филип широко улыбнулся.

– Проще некуда, – сказал он. – Только дайте мне банку с томатным соусом.

Это начало, ликующе подумала Фелисити Только начало.

ГЛАВА 13

Лето подходило к концу. Лес начал краснеть, в воздухе стоял острый аромат палой листвы. Пруденс не торопилась возвращаться домой, тщательно изучая интересные запахи.

– Жаль, что собаку нельзя научить искать трюфели, – сказал Тони. То был один из редких случаев, когда он сопровождал Фелмсити, гулявшую с собакой. – В здешнем лесу их много, надо только знать места. – Он вздохнул. – Мы могли бы продавать их лондонским ресторанам и нажить целое состояние.

У Фелисити был выходной, и она не хотела думать о деньгах, которых всегда не хватало. На ее взгляд, финансовые дела были темой чрезвычайно неприятной. Когда они обсуждали, на что потратить совместно заработанные деньги, дело едва не кончалось ссорой: расходы в девяти случаях из десяти превышали доходы. Фелисити возражала против платы за обучение мальчиков в закрытой школе, но Тони был непреклонен и не соглашался даже говорить об этом. Он носился с идеями, которые казались Фелисити просто смехотворными: сэкономить на домашнем хозяйстве. Она никогда с этим не соглашалась. – Не будем говорить о деньгах, – попросила она.

– Тони снова вздохнул и смущенно улыбнулся.

– Извини, – сказал он, а потом добавил: – Ничего не могу поделать. Беда в том, что я всегда о них думаю.

Они подошли к крутому подъему. Тони протянул руку, помогая Фелисити подняться. Она карабкалась наверх, утопая в кучах палой листвы, и с трудом добралась до вершины холма. Жизнь немного похожа на этот подъем, задыхаясь думала она. Борьба, часто не на жизнь, а на смерть, необходимость пробираться сквозь дебри. То вверх, то вниз, то труднее, то полегче. Но сегодня она не хотела расстраиваться.

– Не думай об этом, Тони, – решительно сказала она. – Мы не такие уж бедные.

Но Тони был мрачен и никак не мог успокоиться.

– Но и не богатые. Это ведь я плачу по счетам.

Фелисити застыла как вкопанная. Шедшая впереди Пруденс свернула туда, куда ее манило обоняние, и оказалась в самой гуще рододендронов. Душой Фелисити была с собакой, весело трусившей по залитому солнцем лесу, но ощущала странно знакомое гнетущее чувство, роднившее ее с Тони. Это чувство возникало даже тогда, когда она была безмятежна и все казалось гармоничным. Едва слышный диссонанс в общей мелодии жизни. Диссонанс, заставлявший Фелисити сомневаться в том, что когда-нибудь все будет правильно. Но поскольку она плохо представляла себе, что значит правильно, то никогда не говорила об этом чувстве Тони. И сейчас злилась на мужа за то, что он опять выпустил джинна из бутылки.

Сама того не желая, она сказала:

– Тони, иногда я думаю, что у тебя не все в порядке с психикой. Мания денег. – Она тут же спохватилась. Говорить этого не следовало. Тем более раздраженным тоном. – Кроме того, я помогаю тебе платить по счетам, – добавила она.

Тони пинал листья, заставляя их порхать в воздухе. Пруденс подумала, что это игра, и галопом понеслась обратно.

– Да, знаю. И предпочел бы, чтобы ты этого не делала. Мне тошно, что ты вынуждена помогать мне. Это несправедливо. Ты моя жена, а я могу отдавать тебе всего лишь несчастные двадцать процентов своего жалованья, потому что все остальное уходит на долги моей прежней жизни. Я имею в виду мой первый брак.

Фелисити тут же ощутила угрызения совести. Она несправедлива к Тони; он действительно не может не думать о деньгах. Это не его вина – точнее, не совсем его вина, – что дом пришлось заложить повторно. Во всем виновата жадность Саманты. Фелисити ощутила справедливое негодование второй жены по отношению к первой и приступ любви к Тони. Она тихо сказала:

– Я знала это, когда выходила за тебя. А дети не долги твоей прежней жизни. Они по-прежнему часть тебя.

– Мне все еще не по себе, что ты взвалила на свои плечи такую ответственность. – Тони ссутулился, и Фелисити поняла, что сегодня у него тяжело на душе.

Она слишком часто ощущала эту ответственность, но была вынуждена руководствоваться правилом Айрин: если что-то не можешь изменить, смирись с ним. Должно быть, Тони делает тоже самое. Она дернула мужа за руку, пытаясь поднять ему настроение.

– Какая разница, кто за кого платит? Главное, чтобы было уплачено.

Тони искоса посмотрел на нее, как делал тогда, когда чувствовал себя не в своей тарелке.

– Пожалуй.

– Самое главное, что мы счастливы. А мы действительно счастливы. Или нет?

– Да, мы счастливы. – Внезапно Тони тряхнул головой, отбрасывая с глаз волосы (совсем как пес, вылезший из воды, подумала Фелисити), а потом радостно улыбнулся. – Ты права. Это действительно мания. – Он свистнул Пруденс, схватил палку, забросил ее подальше и рассмеялся. – Может быть, мне нужно сходить к психоаналитику. Теперь это модно.

Его смех помог Фелисити успокоиться. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Так о чем ей беспокоиться? О чем им беспокоиться?

– АлисаЭпплби организует курсы психоанализа, – сообщила она Тони. – Она сама сказала мне об этом в прошлый приезд. Будет вести занятия в колледже Уэстгэмптона два вечера в неделю.

– Эта женщина не сможет проанализировать и сосиску, – сказал Тони. – Айда наперегонки!

Смеясь как дети, они побежали к вершине холма, оставляя за собой след из летевших по ветру листьев. Пруденс пришла в восторг, помчалась вдогонку и начала хватать их за пятки.

В воздухе стояло ожидание. Филип и Питер с помощью Фелисити и Трейси постепенно собирали все нужное для школы. Новый семестр начинался на следующей неделе. Трейси умело подшивала к одежде ярлычки с именами. Это было очень кстати, потому что Фелисити тут была совершенно беспомощна. У нее болели пальцы, много раз проткнутые иголкой. В садах Оукфорда горели костры; в воздух поднимались струйки дыма. Сад Черри-Триз не был исключением. На разведенном мальчиками пламени можно было бы зажарить быка. Фелисити выключила автоматическую сушилку, работавшую с утра до вечера, и выглянула из окна кухни. Филип и Питер трудились у костра как пара гномов, с удовольствием сжигая остатки плетей гороха. Филип надел бейсболку козырьком назад; то был верный признак, что он доволен жизнью. Фелисити открыла окно, высунулась в него и сделала глубокий вдох.

– Чудесный запах, правда? Обожаю запах дыма.

– В отличие от вкуса, – буркнула только что прибывшая Трейси. Она тщательно разложила манеж и поставила туда привезенного с собой Джейкоба. Было видно, что настроение у нее скверное. Не агрессивное, а скорее решительное, как будто она что-то замыслила.

Фелисити посмотрела на нее и подумала, что это наверняка связано с Сэмом Эпплби. Она сама недавно видела Сэма. Тот куда-то торопился и прошел мимо. Фелисити он понравился. Высокий, худой, загорелый, хорошо сложенный. И улыбка у него по-мальчишески очаровательная. В том, что он был отцом Джейкоба, не приходилось сомневаться – сходство было просто поразительным. По деревне пополз слух, что Сэм встречался с Трейси и Джейкобом. И даже был в квартире, которую снимает Трейси. Фелисити всегда гордилась тем, что ей нет дела до сплетен и что она до них не опускается. Но все же не могла отрицать, что прислушивается к чужим беседам, когда приезжает на почту или в круглосуточный магазин при мотеле. Искушение было слишком велико. Она решилась.

– Я слышала, что Сэм Эпплби виделся с тобой.

– Пытался, – ворчливо ответила Трейси.

– Я сама видела его. Он показался мне симпатичным.

– Может быть, он и будет симпатичным. Когда вырастет.

– Что ты имеешь в виду?

Трейси расставила ноги, подбоченилась и посмотрела Фелисити в глаза. Было видно, что она готова защищаться.

– Надеюсь, вы не станете сватать меня Сэму Эпплби, – дерзко сказала она.

– И в мыслях не было, – заверила ее Фелисити.

Трейси выпятила нижнюю губу, отчего ее лицо приобрело выражение мрачной решимости.

– И слава Богу. Мало мне было споров со старой ма Эпплби, так теперь и моя мать туда же! Едва Сэм вернулся, как она решила, что у меня появилась возможность стать честной женщиной. – Она возмущенно фыркнула. – Это единственное, о чем она со мной говорит. Никогда не скажет ничего толкового – мол, на тебе пятерку на мелкие расходы!

Фелисити задумалась, а потом осторожно сказала:

– Дело не только в уважении окружающих. Замужество может решить и материальные проблемы.

Трейси саркастически рассмеялась.

– Сэм Эпплби решит мои материальные проблемы? Да у него ничего нет, кроме пособия по безработице! Он за всю жизнь не заработал и пенса! – Она сделала паузу, а потом с горечью добавила: – Несмотря на то что у него есть диплом. Ему не пришлось бросать университет. Он закончил курс, а что толку?

Фелисити начала вынимать вещи из сушилки и раскладывать их. Значит, Трейси переживает, что не закончила университет и получила младенца вместо диплома. В то время как Сэм добился желаемого. Или нет? Она вспомнила слова Аннабел о том, что сын Эпплби настоящий бродяга, хотя и получил университетский диплом. Интересно почему? Не из-за Трейси ли?

– Но ведь он мог бы получить работу? – осторожно спросила она. – Он же учился. Трейси фыркнула.

– Он получил степень по психологии, но никогда ею не воспользуется. Слишком ленив, чтобы обеспечивать себя. Единственная вещь, которая его интересует, кроме секса, это тренировки.

– Тренировки? Он что, спортсмен?

Трейси наклонилась и сунула Джейкобу сухарь. Мальчик взял его, ликующе помахал им в воздухе, а потом сунул в рот, обнажив полоску розовых десен.

– Он фанатик культуризма, – сказала она. – Предпочитает фитнесс работе. Радуется бицепсам размером со свиной окорок и плюет на то, что при этом усыхают мозги. – Она перевела взгляд с Джейкоба на Фелисити и вызывающе сказала: – Я другая. Мне нужно думать о Джейкобе. Я не собираюсь тратить жизнь на пустяки. Собираюсь работать день и ночь, чтобы обеспечить сына. Не хочу, чтобы он вырос таким, как его папаша. Обойдусь без Сэма, и Джейкоб тоже. Он нам не нужен.

– А ты не считаешь, что нужна ему? – спросила Фелисити.

Трейси остановилась, держа в руках тряпки и баллончик с жидкостью для полировки.

– Нет, – сказала она.

– Подумай как следует, – посоветовала Фелисити, гадая, стоило ли ей вмешиваться.

Последовало недолгое молчание, а потом Трейси промолвила:

– Если бы я была ему нужна, он не удрал бы, как только я забеременела. Он бы остался.

– И да, и нет, – ответила Фелисити. Трейси разозлилась.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что мужчины, сталкиваясь с проблемами, не всегда реагируют как взрослые люди. Часто они просто убегают. Делают вид, что этих проблем не существует.

– Такой мужчина мне не нужен. – Трейси была непреклонна. – Я уже сказала, что могу справиться сама.

– Конечно, можешь. – Фелисити все больше восхищалась Трейси, хотя ее печалило, что этой юной женщине предстоит сражаться с жизнью в одиночку. Но в том, что Трейси сумеет обеспечить сына, сомневаться не приходилось. Она воспользуется для этого любой возможностью. Фелисити почувствовала себя пристыженной. На что она жалуется? По сравнению с Трейси она живет как в раю.

– А теперь, – решительно сказала Трейси, показывая, что разговор окончен, – скажите, с чего мне начать.

– С чего хочешь. – Фелисити нагнулась к сушилке, но внезапно остановилась и выпрямилась, почувствовав приступ тошноты. Она закрыла глаза и попыталась справиться с дурнотой. Болеть нельзя. У нее слишком много дел. А завтра нужно ехать в Лондон.

– Что это с вами? – Трейси подошла и уставилась на нее. – Вы позеленели.

– Немножко побледнела, вот и все. – Фелисити сделала глубокий вдох и ощутила, что дурнота проходит.

– А вы не беременны? Я тоже «немножко бледнела», когда он дал о себе знать. – Трейси показала на Джейкоба.

Тошнота прошла, и Фелисити смогла ответить.

– Конечно нет, – решительно сказала она. – Никаких сомнений. В таких вещах я очень осторожна.

– Я тоже была осторожна, – проворчала Трейси.

Фелисити открыла рот, собираясь сказать, что этого оказалось явно недостаточно, но передумала. Она посмотрела на счастливого Джейкоба, сидевшего в своем манеже и все еще сосавшего сухарь. По его подбородку текла струйка слюны. Она не могла вспомнить, слюнявилась ли Аннабел. Наверно. Это было так давно, что она все забыла. И не собирается вспоминать. Младенцы не для нее, она слишком стара. Кроме того, они с Тони решили, что не могут позволить себе еще одного ребенка.

В тот вечер супруги подводили итоги своей деятельности за два месяца, и расчеты подтвердили, что им не прокормить даже тех детей, которые уже есть.

Тони сидел за компьютером, пытаясь, как он выражался, доказать, что дважды два равно пяти.

Фелисити, товарищески опершись на его плечо, рассматривала сложную таблицу, светившуюся на экране. Она вела расчеты на листках бумаги, в то время как Тони предпочитал щелкать мышью, вызывать файлы, копировать и перекидывать их. Результаты у обоих получались примерно одинаковые. Она ошеломленно смотрела на экран.

– Боже мой! Не так плохо, правда?

– Плохо, – ответил Тони. – В августе все вздорожало. Нужно внести плату за обучение и проценты по закладной. А ты говоришь, что детям нужна новая одежда для школы. Как так? Они все похудели. Я сам вижу.

Потеря веса стала побочным результатом переезда детей в Черри-Триз. Фелисити кормила детей регулярно и только здоровой пищей. Первые полтора килограмма были самыми трудными. Фелисити перестала покупать хворост и бисквиты, запирала кладовку и бдительно следила за тем, как они соблюдают диету с низким содержанием жиров и большой затратой энергии. Но после исчезновения первых четырех фунтов подгонять детей уже не требовалось. Все стали заботиться о своих фигурах и следить друг за другом. Фелисити поощряла их, в глубине души надеясь на эффект коллектива, о котором прочла в выписывающемся Тони журнале «Психология семейной терапии».

– Брехня, – сказал Тони и отшвырнул журнал.

Но Фелисити пыталась следовать совету, хотя и не буквально. Впрочем, в слежении друг за другом были свои недостатки. Утром она чуть не задушила Питера от радости, когда тот сказал:

– Эй, Фелисити, не туговата ли тебе юбка? – Потом он собрал в кучку хлопья, которые Фелисити приготовила себе на завтрак, взвесил их и провозгласил: – Так и есть! Тридцать граммов лишних!

Тони рассмеялся.

– Вот тебе! – сказал он, а потом прошептал: – Недостаток семейной терапии – эффект бумеранга.

Он был единственным членом семьи, не помешанным на калориях и считавшим свою фигуру идеальной. Несмотря на то что складка, выдававшаяся над ремнем, была не мышцей, как ему хотелось думать, а лишним жирком.

Но диета не имела никакого отношения к необходимости новой одежды. Фелисити взяла стул и села напротив Тони.

– Нужно добавить на одежду четыреста фунтов, – сказала она. – Дело не в размере. Просто ткань изнашивается.

– Моя одежда не изнашивается, – стоял на своем Тони. – Я ношу тот же пиджак со времен учебы в университете. – Сравнил себя и детей! – фыркнула Фелисити, борясь с желанием сказать, что его пиджак годится только для огородного пугала и занимает первое место в списке вещей, которые следует отнести на помойку, поскольку его не возьмет даже Армия Спасения.

Тони тяжело вздохнул и что-то набрал на клавиатуре. Изображение дрогнуло и восстановилось.

– Твоя взяла, – сказал он. – Как видно, я безнадежный оптимист. – Он хмуро обернулся к Фелисити. – Кажется, придется забрать мальчиков из школы святого Бонифация. Я думал об этом несколько недель. Другого способа свести концы с концами у нас нет.

Фелисити посмотрела на мрачное лицо мужа, и в ее душе вспыхнул гнев на несправедливость жизни. Он работает как вол, она тоже, так почему же им всегда не хватает денег? Неужели над ними тяготеет проклятие? Тот, кто думает, что можно прожить без денег, ошибается. Деньги могут возвысить или сломать человека, могут сделать его счастливым или несчастным. Если забрать мальчиков из школы, они расстроятся, разозлятся и все придется начинать сначала. Заново завоевывать их доверие. Фелисити не хотела терять то, чего удалось достичь с таким трудом.

– Придется воспользоваться моими деньгами. – Фелисити вспомнила, что обещала матери не делать этого. – У меня отложено несколько тысяч. Сейчас мы их возьмем, а на следующий год я получу прибавку, и мы справимся.

Но Тони расстроился еще сильнее.

– Ты не должна платить за моих детей. Кроме того, я думал, что ты не одобряешь их учебы в закрытой школе.

Фелисити на мгновение задумалась. Кому она хочет сделать приятное: Тони или детям? И тут она поняла, что это неразделимо. Речь шла об их счастье, о счастье всех, включая и ее саму.

– Сначала я этого не одобряла, – ответила она. – Но дети привыкли к школе. Им там хорошо. За последние недели мы многого достигли, и я не хочу, чтобы тележка с яблоками опрокинулась.

Тони почесал в затылке.

– А когда Саманта заберет их в следующем году, как собиралась, ей придется жить на те деньги, которые я ей уже выплатил.

– Ты хочешь, чтобы они вернулись к ней? – Фелисити была ошеломлена. Она уже начала привыкать к мысли, что дети навсегда останутся с ними, и теперь не могла разобраться в собственных чувствах. Хочет ли она, чтобы дети снова уехали отсюда?

– Нет, не хочу. Но ты должна признать, что это решило бы наши финансовые проблемы.

– Да, но…

– Я не хочу, чтобы ты продолжала работать как проклятая. Хочу, чтобы ты оставалась дома. Конечно, если ты согласна.

Фелисити засмеялась.

– Боже, что творится! – шутливо сказала она. – Наконец-то ты признал, что я работаю как проклятая. Еще немного, и ты скажешь, что чтение рукописей вполне достойное занятие!

Тони смущенно улыбнулся, встал и обнял ее.

– Когда ты вышла за меня, я был чудовищным эгоистом. Как ты сумела со мной поладить? Фелисити смотрела на лицо мужа, каждая черточка которого и без того врезалась ей в память. Как бы они ни ссорились, какие бы проблемы ни возникали перед ними, она всегда будет любить его. И никого другого.

– Потому что очень любила, – сказала она и поцеловала его. – Но никогда не забывала, что иногда ты действительно был эгоистом.

Тони задумчиво улыбнулся.

– Давай, – сказала Фелисити. – Добавь мои деньги и посчитай снова.

Когда на экране наконец появилась таблица, где расходы не превышали доходов, Тони вывел ее на печать и выключил компьютер.

– Самое обидное, – сказал он, глядя на колонки цифр, – что все думают, будто врачи и их семьи купаются в деньгах.

– Гм… – Фелисити надела очки и прищурившись посмотрела на листок. – При таких тратах нам обоим придется работать до тех пор, пока нас не начнет шатать от ветра.

– И, конечно, никаких детей, – сказал Тони. – Они слишком дороги. – И тут он снова встревожился. – Милая, я опять становлюсь эгоистом. Может быть, ты хочешь ребенка?

– У меня уже есть один. Аннабел, – ответила Фелисити. – Этого мне вполне достаточно. Видно, во мне нет материнской жилки.

– Ерунда, – возразил Тони. – В твоем мизинце больше материнских чувств, чем во всей Саманте. Дети сразу это поняли. Именно этим ты их и берешь. И меня тоже, – с улыбкой закончил он.