Текст книги "ЮнМи. Сны о чём-то лучшем 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Лукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

* (Хук (англ. hook – крючок, цеплялка) – часть песни или композиции, которая каким-либо образом выделяется и особенно нравится слушателю, «цепляет» его. Прим. автора).

* * *

Ещё один сон во сне Серёги Юркина

Опять приснился этот дурацкий кошмар про тюрьму. Будто бы меня в тюрягу на пять лет засадили непонятно за что. Вроде бы за дезертирство. Бред полный. И ладно бы только тюрьма. Приснилось мне, что СанХён-таки умер и руководить агентством взялась его вдова на пару с какой-то своей абсолютно некомпетентной подружкой. Они непонятно как, вроде бы, через свиноту, раздобыли мой телефон с ещё не зарегистрированными песнями, оформили всё живенько на себя, и понеслась душа по кочкам – без зазрения совести все принялись весело зарабатывать на ворованном, самым наглым образом наплевав на меня. А я в это время куковал в тюрьме. Очень такой весёлый и жизнерадостный сон. Бред самый настоящий. И ведь понимаю, что это всего лишь больная игра моего воображения, а настроение всё равно на нуле. Словно заноза какая-то в душе застряла.

Утром пил чай в компании моих ещё не вполне пробудившихся одногруппниц, а сам то и дело пытался мысленно сравнивать приснившиеся гадости с реальной жизнью. Потому что ну никак от поганого послевкусия (послесония) избавиться не получалось. Поглядывал время от времени на сидящую напротив КюРи и вспоминал, что в дурацком сне именно она помогла ЮСону разблокировать мой телефон. Подсмотрела каким-то образом графический ключ и… И предала меня. А как ещё это назвать? Говорят, что иногда во сне подсознание может подсказать то, что трудно разглядеть наяву. Вот и пытался разглядеть. Однако ничего не разглядывалось. КюРи, как мне кажется, по определению не способна на предательство и подлость. Самая женственная и… плюшевая, что ли, из моих суперпопулярных сонбе. Лапочка такая, няшка уютная. Родинка ещё на кончике носа. Так бы и поцеловал… будь я парнем. При этом себе на уме, смелая, умненькая, отнюдь не "блондинка" без мозгов. Компьютеры, планшеты, гаджеты, интернет, социальные сети – вот её интересы. Мда-а. Может быть, именно тут собака и порылась… Опять вспомнил про телефон и невольно поморщился. Не глупостью ли я занимаюсь? Сон он и есть сон.

– Что? – поймала мой взгляд КюРи. – Я опять храпела?

– Ты не храпишь, онни, – улыбнулся я. – Ты тихонько посапываешь. Как суслик в норке.

– Вот! – торжествующе обратилась она к остальным девчонкам. – А вы говорите… А Юна лучше знает.

– Онни, – спросил тогда я. – Хочешь песню? Хорошую? Как раз для тебя?

У неё глазки после недавней блафаропластики и так не маленькие, а тут вообще на полмордашки распахнулись.

– Хочу! – аж вскинулась вся. – А рабство?

– На первый раз так и быть без рабства. Просто песня уж больно хорошая.

– А нам хорошую? – почти в унисон заскулили прочие сонбешки, моментально проснувшись.

– Ну не всем же сразу! – отмахнулся я. – Совесть-то имейте. Будет и вам, только чуть попозже. А кое у кого, не буду показывать пальцем, уже и есть. Что, разве не так?

– Вот ведь! – беззлобно забурчала ИнЧжон. – Опять я в пролёте. СонЁн тебя расчёсывает, БоРам сосисками делится, ДжиХён про оппу рассказала, ХёМин эксклюзивный костюм для тебя придумала, КюРи глазки тебе всё утро строит… Давай и я что-нибудь хорошее для тебя сделаю.

– Онни, – сказал я грустно. – Всё что могла, ты уже сделала. Сводила меня на пхансори. Век не забуду.

– ЮнМи-я-а-а! – горестно простонала она. – Это же было давно! Сколько времени уже прошло! Нельзя быть такой злопамятной.

– Я не злопамятная. Просто я ничего не забываю.

– Ну давай, я ещё раз очень-очень извинюсь.

– Давай, – согласился я тут же. – А как?

– Ну не знаю. Может, поцелую?

Я тотчас закрыл глаза и предвкушающе вытянул губы как бы в ожидании поцелуя.

– Щас как дам больно! – возопила ИнЧжон. – Я ведь щёчку имела в виду!

Всё дружно залились смехом. Смотрел я на девчонок, на то, как они беззаботно хохочут, и даже мысли не мог допустить, что они способны меня предать. Что, подчиняясь давлению, смогут стоять с постными лицами перед камерами, слушать, как СонЁн зачитывает текст отречения от своего якобы провинившегося мембера, и дружно кивать, соглашаясь… Да быть такого не может! По крайней мере – в этой реальности. Если где-нибудь там, непойми в какой параллели, такая пакость и случилась, то пусть наши двойники там сами и разбираются, а здесь и сейчас всё иначе. Совсем иначе. И я хочу, чтобы так и осталось.

– ЮнМи-я-а, а что за песня? А мне она точно подойдёт?

– Если очень постараешься, то подойдёт. А мы с бэк-вокалом поможем. Но предупреждаю сразу: песня на английском.

КюРи только часто-часто закивала. Ага, понятно, хочет, как и БоРам в крутые чарты попасть где-нибудь в Европе-Америке.

В группе-то ей развернуться не сильно дают, но я как-то раз нашёл в сети видео, где она, СонЁн и БоРам поют знаменитое сеульское танго, и был не то чтобы удивлён, скажем так – не разочарован.

T-ara – Seoul Tango, Idol Star Trot Match

https://www.youtube.com/watch?v=FHoIPl1jUSE

Ну что, с сопрано СонЁн, конечно, не сравнить, но петь умеет, и если подобрать нужную песню, то получится вполне даже хорошо… А с подбором песни у меня проблемы не было. Вспомнил про «Raining Man», с которой «Wild Flowers» ворвались на мировую музыкальную арену, и подумал, что раз уж позаимствовал у Джерри Холлиуэлл одну песню (точнее, её хитовый кавер), то почему бы не позаимствовать и другую. Грабить, так уж до конца. А милая песенка «Calling» для голоса КюРи вполне подходит.

В студии КюРи меня удивила. И не только меня. Когда она выхватила у меня планшет и практически без акцента прочитала текст первых двух куплетов, глаза у всей группы сделались буквально по сто вон.

– Как?! – раздался всеобщий недоумевающий вопль. – Откуда?!

А вот так. И вот оттуда. Оказывается, наша скромняшка КюРи уже два месяца тайком от всех усиленно занимается английским языком, в расчёте ну понятно на что. Вот ведь тихушница. И ведь не прогадала, поймала свой шанс.

– И ты молчала? Хоть бы намекнула, – надула губы БоРам.

– Сюрпри-и-из!

– Так, – прервал я ненужные дебаты. – Сейчас спою, как это должно звучать, а ты следи по тексту. Потом уже ты попробуешь. Готова? – и я запел, слегка подражая голосу КюРи.

Geri Halliwell – Calling

https://www.youtube.com/watch?v=xHG69j_gS9k

Полтора часа спустя, когда в студию явно по звонку менеджера Кима заявился СанХён, КюРи уже вполне себе уверенно солировала, вызывая удивлённые взгляды звукооператоров, а остальная «Корона» подпевала на пять голосов:

Calling out your name,

Burning on the flame,

Played the waiting game.

Hear my calling.

Hear my calling…

– И всё-таки, почему КюРи? – тихонько поинтересовался президент, когда в перерыве в аппаратной остались только мы с ним и звукооператор.

– Да всё просто, – пожал я плечами. – Захотелось и для неё что-нибудь написать. А тут ещё и песня как раз под её голос получилась. Если клип не запороть и снять так, как я задумала, то получится очень кавайно. Насчёт первых мест не уверена, но японцы точно будут в восторге. Европа тоже, думаю, впечатлится. Мелодия красивая, слова хорошие, КюРи вообще лапочка. По-моему, стопроцентное попадание в цель.

А про себя подумал, что тот поганый сон на меня всё-таки повлиял. И я, когда предлагал песню именно КюРи, где-то подспудно рассчитывал на то, что этот мой жест в случае чего поможет ей принять правильное решение, и она не предаст меня в трудную минуту. Осталось только надеяться, что эта минута здесь никогда не наступит.

* * *

Исправительное учреждение «Анян». Комната свиданий

– Ты опять за своё, – с неудовольствием говорит ДжуВон. – Никак не уймёшься. Я ведь тебе уже объяснял, что судиться с агентством – это худший для тебя вариант. Ты что, все мои доводы забыла?

– Оппа, оглянись, – говорит ЮнМи, обводя рукой пространство вокруг себя. – Ты разве не видишь, что худшее со мной уже случилось. Я в тюрьме. Так чего же мне бояться? Разве что смерти. Правда, умирать я пока не собираюсь.

– Ну… тюрьма ведь не навсегда. Ты ещё молодая, выйдешь и…

– И? – с интересом переспрашивает ЮнМи. – И что дальше? Переводчицей устраиваться в какой-нибудь отстойный офис? В Японию уезжать?

– Ну почему сразу в Японию? Ты же агентство своё хотела создать. Передумала уже?

– Вот! – подхватывает ЮнМи. – Агентство! Ты прав. Но ответь мне, о мудрый оппа, на какие, прости, шиши я его буду создавать? Опять с нуля начинать? Копить годами денежки, отказывая себе буквально во всём? Нет, я, конечно, смогу, но ты представляешь, сколько времени на это уйдёт? И где гарантия, что меня опять не обворует какая-нибудь ушлая с-с-с… тварь?

– В бизнесе гарантий вообще-то не бывает, он всегда сопровождается риском. Но ты права, денег нужно будет много… Постой, а как же твои роялти?

– Их хватит только на жизнь. К тому же их ещё дождаться нужно. А в остальном пока всё плохо. Практически все мои накопления ушли на аренду жилья для мамы с сестрой и семьи самчона. Поэтому не отговаривай меня.

– Ты не выиграешь суд. Ты просто не сможешь доказать, что агентство украло твои песни. Они их уже зарегистрировали на себя. Шансов у тебя, прости, никаких.

– Ошибаешься, оппа. Смотри, вот в этой тетради записаны ноты и слова песен, которые были на моём телефоне. Правда, не всех, но точно большая часть. А так же партитуры нескольких классических произведений. В общем, всё, что я смогла вспомнить. Ты улавливаешь глубину моих мудрых мыслей?

ДжуВон неопределённо мотает головой, так что непонятно, улавливает он или нет.

ЮнМи вздыхает.

– Я заносила в память телефона то, что мне в разное время приходило в голову. Мелодии, тексты песен, ноты… Это был мой черновик, понимаешь? В котором в виде звуковых файлов всего семь-восемь относительно завершённых вещей, да и к тем ещё нужно правильную аранжировку написать. А в основном – отрывки. Либо часть мелодии, либо неполный текст, либо только основная тема, без оркестровки… Или просто рыба…

– Бр-р-р… Погоди! Какая рыба в телефоне? Ты что, заговариваешься?

– Обычная рыбная рыба, – захихикала ЮнМи. – У музыкантов так называется заготовка песни, такой бессмысленный набор слов, укладывающийся в придуманную мелодию, когда не можешь сразу сочинить внятный текст. Это или какой-нибудь примитивный трам-пам-пам-бум-бум, или полная абракадабра типа "ходит-бродит по дороге три ноги четыре глаз". В моём телефоне таких "рыб" было полно. Ты вправду думаешь, что их доморощенные композиторы сумеют состряпать из этих набросков что-то путнее? Не смеши мои иск… э-э-э… бемоли! Надеюсь, тебе не надо объяснять, что это такое?

– За кого ты меня принимаешь? – притворно возмущается ДжуВон. – Бемоли, это такие диезы, только выглядят по-другому.

– О-о, шутить научился. Значит, не совсем пропащий, – ЮнМи похлопывает по тетради. – У меня к тебе огромная просьба, ДжуВон-оппа. Ты не мог бы опечатать эту тетрадь у нотариуса и положить на хранение в нотариальный депозитарий? Там недорого, всего пятнадцать долларов в год.

– Конечно, сделаю. Ты думаешь, это как-то поможет тебе выиграть суд?

– Да, думаю. И даже знаю, как. Вот, например, они выпустят новую песню, а в ходе судебного разбирательства вдруг выяснится, что моя тетрадь, в которой есть нотная запись этой песни, была опечатана нотариусом на пару месяцев раньше. Неуважаемой госпоже ЫнДжу будет трудно объяснить, каким образом это произошло.

– Они просто скажут, что твоего телефона у них нет и никогда не было. А песню ты слышала в агентстве во время репетиций.

– Молодец, соображаешь. Но не всё так просто. Во-первых, объём. Не одна-две песни, которые я в самом деле могла услышать (ха!) и запомнить на мифических репетициях (два раза ха!). Больше двух десятков произведений.

– А что во-вторых?

– Во-вторых?.. Ты видел последний клип "Короны"?

– "Maybe One Day"? Видел.

– И как тебе? Понравилось?

– Клип простенький, а песня красивая. На твои похожа… Погоди… Ты хочешь сказать?..

– Да, это моя песня. Только эти криворукие идиоты её вконец испоганили. Хук какой-то дурацкий вставили… Убила бы гадов!

– И ты сможешь доказать, что она твоя?

– Представь себе. Там ведь что самое интересное… Я к этой песне припев не записала, решила, что и так его потом в студии вспомню. А они про это не знали и вместо припева вставили рэповую часть. А теперь представь, что будет, когда я на всю Корею расскажу об этом и предъявлю песню целиком, так, как я её придумала. С красивым припевом, в классной аранжировке… Уверяю тебя, это будут две большие разницы. У них получилась неплохая проходная песенка, у меня – ударный хит, достойный первых мест во всех корейских чартах. Да ещё с такой шикарной скандальной историей. Его хотя бы из интереса даже антифаны минимум один раз послушают. И опять же – если в телефоне большинство песен неполные, то в этой тетради они все записаны от первой до последней ноты, от первого до последнего слова. Зачем, спросишь? А вот затем, что кроме телефона, который то ли есть, то ли его уже нет, существуют ещё и регистрационные документы на каждую украденную песню. Открываем на выбор любой, читаем – и что мы там видим? Обрывки того, что имеется в полной версии у меня. Поэтому даже если наш самый справедливый на свете суд не встанет на мою сторону, в чём я сомневаюсь, найдётся немало людей, которых такая ситуация возмутит. Настоящих фанатов, например, а так же композиторов и музыкантов, которые вообще очень болезненно относятся к вопросам авторского права. Плагиаторов никто не любит. Особенно плагиаторов, беззастенчиво наживающихся на чужом. Если можно безнаказанно обокрасть знаменитую Агдан, почему нельзя так же обокрасть и их? И не забывай, что мои песни слушают и в других странах.

– А если всё же ничего не выйдет?

ЮнМи беспечно плечами:

– Не выйдет один раз, попробую снова. И снова. Я буду барахтаться до конца, как та лягушка, которая из молока масло взбила. Эти гады ещё не знают, с кем связались.

– Мстительность не очень хорошее чувство.

– А это не мстительность. Это острое желание восстановить справедливость.

– Не знаю, всё равно как-то сомнительно. Пока ты только проигрывала на всех фронтах.

– Сомнительно, не сомнительно, но я не отступлю. Вот как ты думаешь, кому в споре об авторстве будет больше веры? Успешному композитору, песни, которого уже попадали в Billboard, а так же занимали и занимают первые места в чартах многих стран Европы и Латинской Америки, не говоря уже про Корею? Или никому не известным авторам, а на деле – случайным людям, на которых агентство зарегистрировало украденные песни?

– Почему-то мне кажется, что больше веры будет тому, за кем не тянется шлейф скандалов и кто не был осуждён на пятилетнее заключение за дезертирство.

– Вот умеешь ты испортить настроение… Я не поняла, ты на чьей вообще стороне?

– На твоей, конечно.

– Вот тогда и не говори всякие гадости.

– Хорошо, хорошо, – ДжуВон поднял руки в примиряющем жесте. – А ты понимаешь, что если ты выиграешь суд, твоей "Короне" конец?

– Она уже не моя. С некоторых пор судьба группы меня совершенно не волнует. Мои бывшие сонбе ведь прекрасно знают, что поют украденные у меня песни. Они мне сами в этом признались. Знают и поют. Хорошие денежки за это получают. Цветы, улыбки, рекламные контракты. Признание фанатов. На гастроли ездят. А про меня – ни слова. Я за них столько раз заступалась, даже с ЮСоном дралась. А они за меня не заступились ни разу. Они все – предательницы. Почему их судьба должна меня после этого волновать?

– Что ж, спорить не буду. Между прочим, такие тяжбы по иску об авторских правах порой тянутся годами. Я знаю, я узнавал. Тебя это не пугает?

– Так и мне тут ещё сидеть не пересидеть. И я пока никуда не спешу. Чем глубже агентство за это время увязнет, тем большую сумму я с него смогу получить. Между прочим – я тоже узнавала, – судебные иски о нарушении авторских прав принимают к рассмотрению даже спустя много лет. И суммы удовлетворённых судами исков могут составлять десятки миллионов долларов. В моём случае, разумеется, сумма будет скромнее. Но ЫнДжу всё равно мало не покажется. Зря она так со мной поступила.

– Ты такая самоуверенная, ничуть не изменилась. Говоришь так, словно и не в тюрьме сидишь.

– Кто-то и в тюремной камере чувствует себя свободным, а иной и на воле живёт так, словно он заключённый. Вот ты, например, полностью свободен в своих поступках?

– Нет, конечно. Но я скоро отсюда уйду, а ты останешься здесь.

– Ну да, ну да, и не поспоришь… А мы, кстати, скоро новый клип выложим. Не пропусти. Хорошая вещь получилась. Помнишь, ты убеждал меня, что айдол должен быть безупречен, что на его репутации не должно быть ни единого пятнышка, что если я не буду вести себя так, как положено воспитанной корейской девушке, то мне на сцене ничего не светит? Помнишь?

– Помню. И что?

– Я сижу в тюрьме. Меня осудили за дезертирство (которое я не совершала) на пять лет. Моего дядю считают предателем. Мою сестру – спекулянткой и алкоголичкой. Меня судили по подозрению в воровстве, я избила журналиста и устроила драку в тюрьме, искалечив двух дур и слегка побив охранниц, за что меня отправили в карцер. Это я не хвастаюсь, это я констатирую. В моей здешней группе одни уголовницы: есть воровки, мошенницы, даже автоубийца, задавившая трёх человек. Да на мне с точки зрения правоверного корейца пробы негде ставить! Результат фееричен: наш клип "Gangsta’s Paradise" крутят по всему миру. Следующий, я уверена, ждёт не меньший успех. И я опять номинантка "Грэмми". Тройная, заметь! В свете всего перечисленного, не кажется ли тебе, что все эти слова об обязательной идеальности айдолов – просто глупая, ничего не стоящая трепотня?

– И что ты этим хочешь сказать? Что айдолам можно всё прощать? Что им позволено нарушать закон?

– Нет, я хочу сказать, что не надо всё доводить до абсурда. Айдолы – тоже люди и они тоже имеют право на ошибку. И, кстати, закон в данном случае нарушила отнюдь не я, а те, кто меня сюда засадил. Разницу ощущаешь?

ДжуВон на откровенно ехидный вопрос никак не реагирует.

– Знаешь, а можно ведь и по-другому сделать, – вдруг заявляет он.

– В смысле по-другому? Не подавать иск, что ли?

– Нет, просто можно сделать так, чтобы не ты их, а они тебя обвинили в нарушении авторских прав. Что это ты украла у них песню.

– И что? Чем это лучше? Тем, что я опять окажусь во всём виноватой?

– Лучше тем, что тогда не тебе, а уже агентству придётся доказывать свои права, понимаешь? Они должны будут предъявить авторов, регистрационные документы, свидетелей того, как эти песни создавались и записывались. А всего этого у них нет. Точнее, всё это у них фальшивое. А людей-то ведь постоянно обманывать не получится.

ЮнМи задумывается.

– Что-то в этом есть, не спорю. Они выпускают ворованную песню, а я тут же свою версию, которая намного лучше. Они возбухают, но все видят, что моя версия лучше. К тому же – доказательства у них хлипкие. И так – раз за разом. Любому идиоту станет ясно, в чём тут дело. Главное ведь дать повод для сомнения, чтобы про каждую их новую песню думали, а не ворованная ли она… Но всё равно надо с хорошим адвокатом проконсультироваться. Сделаешь? Есть у тебя такой на примете?

– Найду, – кивает ДжуВон.

Попрощавшись, он почти убегает. Заметно, что ему не терпится взяться за дело.

«Ишь, как вдохновился-то, думает Серёга, почувствовал, наверное, что совместное агентство опять на горизонте замаячило. Да я в общем-то и не против. Но агентство всё равно будет моё. Осталось выйти из тюряги и выиграть суд. Делов-то. Раз плюнуть».

* * *

– ЮнМи-ян что это?

– Это тетрадь, в которой записаны ноты и тексты украденных у меня песен. Они хранились в памяти телефона, и теперь ими пользуются нехорошие люди из "FAN Entertainment". Я хочу попросить вас, госпожа НаБом, опечатать её и положить в сейф. Для того, чтобы потом, когда я выйду, можно было воспользоваться ею в суде, для безусловного подтверждения моих авторских прав. Ещё одна такая же тетрадь хранится в нотариальном депозитарии. На всякий случай. С некоторых пор я предпочитаю перестраховываться.

– Хм, ты так уверена в том, что скоро выйдешь на волю?

– Я невиновна, и вы прекрасно это знаете. Весь этот маразм должен же когда-то закончится. На воле, конечно, много идиотов, но я верю, что нормальных, трезвомыслящих людей всё же больше.

– Глядя на наш контингент, я порой в этом сомневаюсь. Значит, ты всё же решила судиться с агентством, я так понимаю?

– Я от этой мысли и не отказывалась. Поэтому подам ещё один иск, по защите авторский прав. Они мне за всё заплатят. И дело не только в том, что я хочу отомстить, и даже не в том, что я собираюсь получить с них компенсацию. Просто я твёрдо убеждена, что вор должен сидеть в тюрьме.

– Но пока в тюрьме сидишь ты.

– Да, пока в тюрьме сижу я, обворованная и оболганная. Что поделать, мир несовершенен, госпожа директор. Как несовершенны и люди. Но если никто не будет стремиться к справедливости, как тогда жить? И как тогда быть с принципом неотвратимости наказания?

– Вряд ли тебе удастся победить. Система всегда сильнее одиночки.

– Один в поле не воин, это так. Но есть и другая поговорка. Если не я, то кто же?

– Почему-то глядя на тебя, мне кажется, в конце-концов ты своего добьёшься. Что ж, удачи тебе, одинокий воин. Давай сюда свою тетрадь, так и быть, сохраню.

– Имейте в виду, что когда-нибудь, лет через десять-двадцать, она будет стоить немалых денег. Постарайтесь её к тому времени не потерять.

– Осторожнее, ЮнМи-ян, это уже похоже на подкуп должностного лица.

– Увы, НаБом-сии. Я тоже несовершенна.

* * *

Вечером Серёга долго не может заснуть, лежит, ворочается, вздыхает. Тяжкие мысли не дают покоя.

"Мне снятся сны, в которых у ЮнМи всё хорошо. А ей (точнее тому Серёге) снятся сны про тюрьму, про то, как у меня здесь всё плохо. Вопрос – где я настоящий? Там или здесь? Или же и там и здесь? Может быть, я здешний – всего лишь персонаж сна, может быть, я всего лишь снюсь самому себе. Может быть, настоящая жизнь как раз там, а не здесь, и вокруг меня сейчас – просто кошмар, душный морок… Вот только как это понять и как определить? Да, скорее всего, никак. Поэтому живи, Серёга, и дальше от ночи к ночи, от сновидения к сновидению в надежде, что всё плохое когда-нибудь да и закончится.

И вот ещё что. Все эти судебные тяжбы, авторские права, неполученная прибыль… Всё это по большому счёту, как говорил некогда Екклезиаст*, суета сует и всяческая суета. Искусство – вот ради чего стоит жить.

К чему это я вдруг так высокопарно стал рассуждать? А вот к чему. Крутится в голове какая-то незнакомая и на редкость красивая мелодия. И автора не знаю. И почему-то кажется мне, что эту мелодию придумал я сам. Вот только что. Неужели Гуань Инь расщедрилась и подключила-таки мне опцию «творец»? Было бы здорово. Ведь надоело до чёртиков чужое выдавать за своё, а потом ещё и судиться, доказывая авторство. А на деле-то получается, что один вор у другого вора украл. Никому невдомёк, а всё равно стыдно".

*(Серёга путает. Екклезиаст ничего не мог говорить, потому что это не человек, а книга. (Екклесиа́ст (др. – греч. Ἑκκλησιαστής экклесиастэс) – книга, входящая в состав еврейской Библии (Танаха) и Ветхого Завета.) Прим. автора).

(서른여덟번째꿈) Сон тридцать восьмой. Всё могло быть иначе

Исправительное учреждение «Анян»

Почему-то сегодня вся камера дружно не может заснуть. Лежит, ворочается, вздыхает. Сон не идёт хоть ты тресни. Юркин уже устал вертеться с боку на бок, а из пересчитанных им овец можно собрать самую большую в мире отару. Наверное, полнолуние влияние оказывает, думает он, вспоминая любимую мамину присказку. Каким образом полностью освещённая солнцем луна может оказать влияние на сон, он никогда не понимал, но такое объяснение в любом случае лучше никакого.

Сокамерницы страдают точно так же. Наконец БонСу не выдерживает:

– Ну не могу заснуть и всё. Неужели это уже старость?

Остальные дружно хихикают.

– ЮнМи-я-а, расскажи что-нибудь, – робко просит ДаЕн.

– Может, вам ещё и колыбельную песенку спеть?

– Песенку не надо. Лучше какую-нибудь интересную историю.

– Сказка пойдёт?

– Давай сказку, – соглашается ДжиУ. – Только такую… усыпительную.

– Ладно, будет вам сказка, – Юркин и сам рад отвлечься от пересчитывания надоевших овец. – В общем, слушайте. Давным-давно, ещё во времена династии Чосон у самого синего моря жил старик со своею старухой…

Усыпительной истории не получается. Слушают внимательно и до самого конца. Да Юркин и сам не на шутку увлёкся, перекладывая сказку Пушкина на корейский лад.

– …и опять перед ним ветхий чогачип с прохудившейся крышей, на пороге сидит его старуха, а перед нею разбитый онгги.

(Чогачип – дом для низшего класса, крытый рисовой соломой. Онгги – большой фаянсовый сосуд для заквашивания кимчхи. Прим. автора).

– Да-а-а, – тянет БонСу. – Поучительная сказка. Со смыслом. Сама, что ли, придумала?

– Да где уж мне? – не захотел Юркин отягощать свою совесть ещё и присваиванием сказок Александра Сергеевича. – Бабушка в детстве рассказывала. Она много сказок знала.

– Дура эта старуха, – выносит свой вердикт ДжиУ. – Не сумела вовремя свои хотелки обуздать, вот и осталась ни с чем. Китайской императрицей она захотела стать. Уж больно широко размахнулась. Ей что, Кореи было мало?

– Это потому что она очень жадная, – робко замечает ДаЕн. – Жадным всегда всего мало.

– Старик ей попался слабохарактерный. Другой бы вздул как следует, сразу бы поумнела, – продолжает, распаляясь, ДжиУ. – Я бы на его месте… Я бы такой старухе… Хм! Хотя, да… Попробовал бы только мой муж на меня руку поднять, я бы его самого в море выкинула.

Все опять смеются, уткнувшись в подушки.

– Вот бы в самом деле такую хангын мулькоги (золотую рыбку) поймать, – мечтает недавно переведённая в их камеру мошенница ХиЧжэ. – Жалко, что они только в сказках бывают.

– А что бы ты у неё попросила? – даже привстаёт на постели БонСу.

– Я бы… Попросила бы, чтобы она сделала меня ольчжан. Такой же, как ЮнМи.

– Кх-кх-кх! Нашла о чём просить, – ехидно хихикает ДжиУ. – Всё равно бы в тюрягу загремела. И сидели бы вместе с нами две красотки: ольчжан ЮнМи и ольчжан ХиЧжэ.

– Не, в тюрьму я бы ни за что не попала. Я бы сразу после школы замуж выскочила, детишек нарожала. Красивой девушке легко хорошего мужа найти – стоит только улыбнуться, и он твой.

– А я бы попросила у рыбки, чтобы мама за этого ЧханГи замуж не выходила. Нам и без него хорошо было, – еле слышно шепчет ДаЕн. – И мне тогда не пришлось бы его травить.

– Мда-а, – вздыхает БонСу. – А вот я даже и не знаю, чего бы попросила. Хотя, нет, вру. Попросила бы, чтобы та девчонка в живых осталась, которая из-за меня погибла. Да, точно, это бы попросила. Жалко, конечно, желание на такую дуру тратить, но что поделаешь, сама виновата.

– Не-не-не, вы что?! – у ДжиУ и здесь своё мнение. – Никого был я не стала оживлять. Ещё чего – целое желание портить. Я бы попросила у рыбки, чтобы она вернула меня лет на семь назад. Как в дораме "Достойная пара". И чтобы я всё помнила. Чтобы больше всяких глупостей не делать.

– А как же студенты? – удивляется ДаЕн. – Они что, так и остались бы мёртвыми?

– Дурочка ты, ДаЕн. Я же говорю, на семь лет назад. Они тогда ещё все живые были. И я больше ни за что бы не села за руль пьяной… Фигня всё это! – взрывается вдруг ДжиУ. – Рыбки, желания… Нет никаких золотых рыбок. Ну, Юна, рассказала усыпительную сказку! Теперь вообще не засну.

– Интересно, а сама ЮнМи что бы попросила? Юна, а Юна, ты почему молчишь?

– Да спит она, – поясняет БонСу. – Всех взбаламутила, а сама дрыхнет.

Но Юркин не спит. Просто лежит с закрытыми глазами и думает… да о всё о том же. Все его сокамерницы дружно захотели исправить своё прошлое, чтобы так или иначе предотвратить роковой шаг, приведший их за решётку. Вот и он пытается вспомнить тот момент, после которого всё пошло не туда. И получается, что моментов таких в его жизни было, как в Бразилии Педров – и не сосчитаешь. А с желанием… С желанием как раз никаких проблем: просто попросил бы отменить взрыв московской общаги. И не случилось бы тогда в его жизни ни Кореи, ни чужого тела, ни айдольства, ни тюрьмы… И вправду жаль, что нет на свете таких золотых рыбок… Надо было, наверное, другую сказку выбрать… Про любовь что-нибудь… Золушку, например… Как раз для девчонок…

Мысли у него путаются, и он незаметно для себя засыпает.

И сон, который снисходит на него по велению божественной длани, столь же долог и непрост, как сама жизнь.

* * *

Сон Серёги Юркина

– Не расстраивайся, ЮнМи, – говорит дядя. – Ты ни в чём не виновата. Восстановишь память и доучишься в следующем году. А пока поработаешь, поможешь семье деньгами. Хотел я тебя устроить в отель «Golden Palace», у меня там в ресторане есть кое-какие связи, – но не получилось. Как ты смотришь на то, чтобы поработать переводчицей в небольшой туристической фирме? С английским у тебя хорошо, думаю, трудностей не возникнет. Поскольку ты несовершеннолетняя, работать будешь пять часов в день. В основном тебе придётся сидеть на телефоне и переводить документацию. До работы с тургруппами тебя вряд ли допустят.

– Я согласна, дядя, – говорит ЮнМи, кланяясь. – Спасибо, что так хорошо заботитесь обо мне. Я буду очень стараться.

Мама и СунОк тоже принимаются кланяться и благодарить.

Дядя ЮнСок уходит, а Юркин с лёгким сожалением думает, что туристическая фирма – это, конечно, не самый плохой вариант для начала трудовой деятельности, но шикарный отель стопудово был бы лучше. Там и деньги другие крутятся, и возможностей проявить себя, вероятно, намного больше. И связи можно очень полезные завести. Но что поделаешь, видно, не судьба.

* * *

Госпожа ДжеМин и СунОк сидят перед телевизором, искренне переживая за судьбы героев очередной дорамы.

В комнату заходит Юна. Лицо у неё сосредоточенное и хмурое. Некоторое время она смотрит на маму и сестру, не решаясь начать разговор.

– Доченька, где ты ходишь? – спрашивает мама. – Почему у тебя такой вид? Что-то случилось?

– Мама, мне нужны деньги, – говорит ЮнМи. – Очень нужны. Два миллиона вон.

Госпожа ДжеМин едва не выпускает из рук чашку с чаем.

– Что ты опять натворила? – почти кричит СунОк. – Зачем тебе такие деньги?

– Ничего я не натворила, – говорит ЮнМи. – А деньги мне нужны на синтезатор. Он стоит шесть миллионов, но мне уступят за три, потому что у него немного разбит корпус. Один миллион я уже отложила из заработанных. Мне нужно ещё два.

– Но, доченька, где же мы возьмём такую большую сумму? Мы и без того в долгах.

– Из тех, что были отложены на моё лечение. И там ещё миллион останется.