Текст книги "Мертвый континент 1 (СИ)"
Автор книги: Андрей Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Свет в пещере едва заметно изменился, стал чуть ярче. Павел понял, что тварь пригибается перед тем, как прыгнуть. Пальцы крепко сжимают древко, отточенный наконечник чуть приподнимается, бросок! Тварь прыгает с места, без разбега, тяжелое тело летит под самым потолком и копье, словно зенитная ракета, врезается острым клиновидным лезвием прямо в грудь существа. Раздается оглушительный рев, переходящий в визг и хрип, слышен скрежет металла. Тварь падает на каменный пол, по инерции катится несколько метров, древко ломается. Чудище на мгновение замирает на полу, разбросав руки, из груди торчит обломок копья. Павел стремглав бросается напрямик к противоположной стене – где-то там трещина, через нее можно выбраться из пещеры. Боковым зрением видит, что чудище начинает шевелиться. Не осознавая, зачем, интуитивно изо всех сил подпрыгивает так, что макушкой едва не сшибает известковый сталактит на потолке. Ладонь чудища мелькает в миллиметре от ноги, слышно, как крепкая ткань солдатских штанов трещит, разрываемая острыми когтями.
В полете Павел замечает светлый прямоугольник с неровными краями, кувырком влетает прямо в него. Почему-то ему кажется, что туземное копье, несмотря на устрашающий вид, не причинило особого вреда твари, поэтому он бежит по извилистому проходу что есть сил. И правильно делает. Чудище одним движением выдирает из груди обломок копья. Из дыры неохотно вытекает темная жидкость, с бульканьем и хрипом вырывается воздух. Уже не так живо, но достаточно быстро чудище бросается в погоню за проклятым человечком.Тяжелое дыхание приближается, бухающие шаги звучат все ближе. От основного прохода ответвляются другие, узкие, ведущие непонятно куда. Павел давно уже не чувствует, откуда дует свежий ветерок и дует ли вообще. В последний момент, когда тяжелые лапы твари раскрошили камень совсем рядом, он бросается в боковую щель и, обдирая бока об острые сколы, лезет вглубь. Существо кидается за ним, но застревает в узком проходе. Павел тоже останавливается, так идти вперед нет никакой возможности – трещина сузилась так, что только кошка, и то не очень упитанная, может пробраться дальше. Теснота такая, что даже вздохнуть полной грудью нельзя. Осторожно, чтобы не поцарапать нос, поворачивает голову. Метрах в полутора за спиной, вернее, за левым боком, застряло чудище. Одна лапа безуспешно дергается туда-сюда, пытаясь достать его, другая упирается в стену, чтобы еще дальше протолкнуть туловище. Похоже, зря. Тварь так стиснуло в камнях, что шкура трещит, из ран течет густая кровь или что там у нее, горло разрывается от рычания, переходящего в хрип. Глаза, до этого мутные, тусклые, налились черным, опасно выпучились, словно вот-вот вылезут на лоб.
Павлу и так трудно дышать, а тут еще эта бешеная дура воняет нечищеными зубами. От гадкого запаха тошнота поднялась к горлу, желудок как-то странно сжался, словно приготовился метнуть наружу остатки вчерашних харчей. Брезгливо отвернулся, глянул вперед и вдруг понял, что из щели ему не выбраться! Стены впереди сужаются еще больше, сливаясь с темнотой. Беспорядочное метание по пещере привело в тупик. За спиной рычит и хрипит чудище. Оно ранено, но насколько серьезно, непонятно. Нет ни малейших признаков, что здоровье твари ухудшается, то, что хрипит и истекает кровью, еще не значит, что сдохнет. Постоит, успокоится, сбегает обратно в пещеру подкрепиться останками туземцев, снова вернется и будет спокойно ждать, пока Павел Андреевич не отбросит копыта. А куда ей торопиться? От таких мыслей Павлу стало не по себе. Как назло, подключилось воображение, живо нарисовало картинку, что начинается землетрясение – маленькое такое – и каменные стены расщелины медленно, но неумолимо, сдвигаются. Или вот еще: появляются неисчислимые полчища голодных муравьев или других хищных насекомых. Они мигрируют куда-то там и по дороге, случайно, забредают в пещеру на запах недоеденных аборигенов. Обнаруживают полуживого, ослабевшего от голода и жажды Павла…
Картины жуткой смерти проплывают перед мысленным взором одна за другой. А тут еще чудище от натуги то ли дохнуло сильнее обычного, то ли воздух испортило, одним словом, завоняло так, что Павел упал бы в обморок, если б не был зажат камнями. Отвернулся, закрыл глаза, задержал дыхание. Но второпях получилось как-то неловко. Двинулся башкой так, что даже из закрытых глаз посыпались искры. Чуть не взвыл с досады и боли, но вдруг промелькнула одна очень простая мысль – он зажат только до половины, верх груди и голова свободны! Осторожно, чтобы не шваркнуться затылком, поднимает глаза. Выше трещина теряется в темноте, где-то там явно потолок, но места хватит, чтобы встать в полный рост. Поворачивается лицом к чудищу. Оно уже не машет лапой, как раньше, не рычит. Тяжело дыша, наблюдает за человеком, словно думает, что дальше делать? Павел прикидывает на глаз, сколько до когтей, если тварь опять начнет лапой махать, потом тихонько начинает выбираться из щели. Медленно, не спуская глаз со злобного урода, что только и ждет удобного момента, чтобы зацепить его, выбирается, где просторнее. Чудище не шевелится, смотрит. Павел поднимает руки, пальцы ощупывают стены в надежде найти выступ. Есть! Правая нога становится на скол, левая упирается в неровность стены. Осторожно, чтобы не сорваться, поднимается. Снова пальцы шарят в темноте в поисках трещины. Поднимается еще на несколько сантиметров, потом еще и еще…
Через несколько долгих минут Павел оказывается на высоте около двух метров. Этого недостаточно, потому что если пойти вперед, чудище легко достанет лапой. Оно молча наблюдает за маневрами человека, ничего не предпринимая. Видно, понимает, что уйти пока ему некуда или просто ждет, когда добыча заберется повыше, а потом свалится прямо в лапы. Павел и сам понимает, что положение у него аховое. В расщелине темно, одно неверное движение и он рискует упасть, переломав руки или ноги. Тогда точно конец. Поднимается еще выше. Щель здесь расширяется больше. Это хорошо, но, с другой стороны, приходится широко расставлять ноги, чтобы не упасть и в таком виде идти вперед. От напряжения ноги дрожат, наливаются нехорошей тяжестью, мышцы ноют и постепенно теряют чувствительность. Долго так двигаться он не сможет. От напряжения взмок, даже кончики пальцев скользят, как намыленные. Медленно, сантиметр за сантиметром, продвигается на высоте больше трех метров. Чудище уже под ногами, если упадет, прямо в пасть. Оно по-прежнему молча следит за человеком. Павел добирается до места, где расщелина сужается, но есть проход выше. Подтягивается на руках, снова медленно ползет по трещине, словно гигантский паук, опускается ниже. Теперь чудище сзади. Оно еще очень близко, но лапой теперь не дотянется. Остается еще метра четыре, тогда можно спуститься ниже и идти пешком. Ползти верхом нет возможности – щель смыкается, да и сил не осталось. Павел устраивается поудобнее, отдыхает минуту. Оглядывается на чудище и с радостью видит, что голова твари лежит на выступе. Она жива, но явно ослабела от потери крови. Все-таки бросок копья был удачным.
Когда сердцебиение утихло, руки перестали дрожать и пот на лице высох, Павел начал спуск. Едва ноги коснулись земли, чудище взревело дурным голосом и со всех сил рванулось к человеку. Раздается треск рвущейся плоти, с потолка сыпется пыль и мелкие камешки. Бешено дергаясь, чудищу удается освободиться из каменного плена, но броситься на человека оно не может. От долгой неподвижности ноги, как говорят, затекли. Тварь падает ничком, пытается встать, но ничего не получается, снова валится. Со злости чудище ревет благим матом, колотит по земле кулаками, пытается ползти. Ноги нелепо дрыгаются, как у плывущей лягушки, но постепенно чувствительность возвращается и вот чудище уже двигается на четвереньках. Тем временем Павел достиг выхода из расщелины. За спиной нарастает рев рассвирепевшей твари, а он беспомощно озирается по сторонам, пытаясь определить, какая из трещин ведет на поверхность. Наконец, вспомнив что-то, громко произносит ругательство, бежит вдоль стены. Не пробежав и пяти шагов, сворачивает. В расщелине темно, тесно, но Павел уверенно бежит вперед. Задевает плечом стену. На мокрой от пота коже остается широкая полоса сажи. Поворот, другой и впереди тлеет светлое пятно. За спиной раздается топот, тяжелое дыхание и хрип. Чудище окончательно пришло в себя и теперь изо всех сил гонится за человеком. Крупной твари труднее пробираться тесной расщелиной, но злоба и ярость придают силы. Осталось совсем немного, ослепительно белое пятно света уже близко. Ход резко идет вверх, Павел карабкается, цепляясь руками и ногами за все неровности. От неловких движений камни срываются, летят вниз, а оттуда слышится раздраженный вой и рычание – чудище, несмотря на тяжелую рану, все же догоняет. Павлу кажется, что подъем не кончится никогда, он так и будет вечно карабкаться наверх, напрягая слабеющие силы, как вдруг огромное, ослепляющее облако дневного света сбивает его с ног. Он валится в пустоту, в сияющую пропасть. Удивительное чувство полета захватывает всего, но через мгновение тяжкий удар вышибает сознание и Павел тонет в темноте…
Очнулся от колющей боли в боку. С трудом перевернулся, привстал. От света заломило глаза, слезы хлынули потоком. Зажмурился, ладонями закрыл лицо. Взглянул через щели между пальцами. Он сидит на россыпи мелких, и не очень, камней. Вокруг пусто. Медленно разомкнул пальцы. Слабый свет пасмурного дня заставил опять зажмуриться, но рези в глазах уже не было. Проморгался, завертел головой, осматриваясь. Прямо от его ног начинается каменная пустыня до самого горизонта, ровная и гладкая, как стол. Он на склоне крутой насыпи, сзади наверху чернеет дыра. « За мной какая-то гадина гналась! – вспомнил Павел, – и где она»? Вокруг никого, тихо. Поднялся к дыре. Когда до черного от копоти отверстия осталось всего несколько метров, видит знакомую голову в клочьях серых волос и лапу. Пальцы сжаты в кулак, между ними камни, земля, рядом валяется выломанный коготь на тонкой жилке. Шкура из фиолетовой стала черной, зеленые пятна потемнели. Все-таки тварь сдохла от потери крови, когда гналась за ним.
Сильно заломило в боку. Павел опустил взгляд, увидел тонкий ручеек крови. При падении распорол бок об острый камень, теперь ноет. Зажал пальцами, но кровь все равно бежит. Тряпок никаких с собой нет, не штаны же рвать на бинты? Тут вспомнил, что на нем еще болтаются остатки подаренной шкуры. Отодрал кусок, приложил к ране. Оставаться здесь не хотелось. Прикинул, сколько еще осталось до «хаты» подпольного ученого, выходило совсем чуть-чуть. Правда, получилось, что живет он среди этой каменной пустыни, что вообще-то странно. Немного поразмыслив, Павел пришел к выводу, что удивляться не стоит. Все по настоящему умные люди или жили в пустыне, или проводили там довольно долгое время. Наверно, от дураков спасались.
Над каменной равниной гуляет ветер, маленькие смерчи долго крутятся в воронках, словно турецкие танцующие дервиши, вдруг опадают облаком пыли, словно проваливаются в невидимые трещины. Вершина скалы осталась далеко позади, вокруг пусто, уныло и скучно. Павел ожидал увидеть дом фантастической формы, башню или, на худой конец, скалу с причудливой вершиной. Ну, должен быть вход какой-то в подземное жилище ученого чудака! Засомневавшись – а туда ли он зашел? – достает стержень, активирует карту. Нет, все верно, он уже добрался до конечной точки маршрута. Вход, портал, врата или как там еще, должен быть где-то здесь. В растерянности топчется на месте, глупо таращась во все стороны. Платиновый стержень с активированной картой, словно дурацкая волшебная палочка, зажат в ладони. Несколько минут ничего не происходит. Чувствуя себя полным идиотом, выключает навигатор. Серебристый стержень исчезает в боковом кармане брюк. Локоть неловко цепляет рану на боку, кусок шкуры вместе с присохшей кровью отрывается. Опять больно, опять кровь течет… Ругаясь, Павел зажимает ладонью, бок неприятно щиплет, под пальцами мокро и нехорошо.
– Здравствуйте! – неожиданно раздается над ухом.
– Доброго здоровья, – отвечает Павел, занятый раной в боку.
Опомнившись, вертит головой, но вокруг по-прежнему никого.
– Во блин, уже глюки начинаются, – невесело усмехнувшись, бормочет Павел, – скоро ангелы налетят, станут звать на небеса на разные голоса.
– Судя по внешнему виду, на небесах вам делать нечего. Да и рано еще, – опять звучит тот же голос, – а вот под землю как раз пора. Оглянитесь.
При первых же звуках Павел замер, словно гипсовая статуя, весь побелел, будто и вправду стал изваянием. Тотчас под ногами заскрежетало, в камне обозначились ровные прямоугольники, расположенные по кругу. Стали плавно проваливаться вглубь, образуя ступени спиральной лестницы, уходящей далеко вниз. С высоты, за спиной, где-то совсем рядом, раздается знакомый крик, от которого кровь стынет в жилах – тот самый вопль, похожий на карканье подавившейся вороны размером с корову. Мгновенно обострившийся слух улавливает характерный свист воздуха, рассекаемого кожистыми крыльями. Волосы на загривке становятся дыбом. Не раздумывая, что да как, Павел прыгает сразу на пятую или десятую ступень, мчится вниз, не глядя под ноги. Над головой раздается шорох трущихся друг о друга каменных плит, дневной свет гаснет, а с ним исчезают сиплое карканье и свист крыльев. Ступени вспыхивают ровным желтоватым светом, не режущим глаза, а как раз таким, чтобы все было достаточно хорошо видно. Павел пробегает по лестнице до конца, останавливается.
Он стоит на краю платформы. Прямо от ног начинается монорельсовая дорога, проложенная по туннелю, конец которого теряется вдали. На платформе вагон с закругленной крышей, самый обыкновенный, как в метро, только сидения расположены в шесть рядов, посередине проход. Вроде как взяли фюзеляж самолета, отрезали кабину, хвост и крылья, снизу присобачили пару огромных магнитов и получился вагон на электромагнитном ходу. Торчать на платформе глупо. Павел входит в салон, опускается в первое же кресло. Раздвижные двери сразу закрываются, вагон медленно трогается с места. Невидимые двигатели взвывают, словно голодные волки и вагон мчится с нарастающим ускорением неизвестно куда. Путешествие под землей длилось недолго. По примерным подсчетам Павла, остановки две, если сравнивать с московским метро. Вагон останавливается, автоматические двери раздвигаются, на платформе вспыхивают большие потолочные лампы дневного света. Едва Павел выходит из салона, как двери закрываются, вагон трогается и вот он один на просторной платформе. Вокруг никого, царит полная тишина. В стене, напротив, открывается раздвижная дверь. Павел садится в небольшой, четырехместный открытый вагончик и опять начинается стремительная поездка, но в этот раз все прошло гораздо быстрее. Уже через минуту он оказался в большой комнате, заставленной скромной мебелью. Особо не церемонясь, садится в кресло, оглядывается по сторонам. Где-то с полминуты проходит в полном молчании, затем Павел не выдерживает. Обращаясь к потолку, спрашивает:
– Ну и чего? Я здесь не просто так, по делу, а вы молчите. Вот, и цветочек аленький привез.
С этими словами достает платиновый цилиндр, кладет на стол. Тотчас раздается удивленный возглас:
– Не вижу никакого цветочка. Это навигатор мой конструкции.
– Да это я так, шучу. У вас тут как в сказке про Аленький цветочек: вагоны едут самостоятельно, двери открываются тоже сами. Кресло не начнет бегать?
– Нет, это статичная конструкция. Просто вещь для отдыха человека в сидячем положении.
Голос звучит абсолютно серьезно, без тени шутки или иронии. Павлу стало не по себе.
– Э-э … да, спасибо за исчерпывающий ответ. Мне необходимо встретится с одним человеком, ученым по имени Петр Васильевич Соловейчик. Не подскажете, как его найти?
– Нет надобности искать. Доктор физико-математических наук Соловейчик – это я.
– Очень приятно, – вежливо привстал с кресла Павел, – Климочкин Павел Андреевич, капитан русской армии. Господин Соловейчик, а не могли бы вы …э-э… материализоваться? Мне как-то непривычно разговаривать с пустотой.
– Я материален. Что касается непосредственного контакта, то он невозможен по причинам, которые будут изложены позже. А пока вот что, капитан, назовите мне ваш личный номер, а так же дату и место рождения.
Павел рассказал. Снова наступила тишина. От нечего делать Павел стал осматривать комнату. Самая обычная мебель, слева дверь с универсальным символом туалета. Окон нет, воздух свеж, чуть-чуть пахнет озоном. Похоже, он глубоко под землей. « Интересно, откуда берется энергия и кто обслуживает все это хозяйство»? – подумал он, но тут размышления прерывает тот самый голос, что назвался Соловейчиком.
– Да, вы действительно тот, кем представились. Проверка окончена. Теперь расскажите, что случилось с господином Пульвердиевым, почему у меня вы, а не он.
Павел рассказал все, ничего не утаивая, со всеми подробностями.
– Очень жаль, – ровно, без эмоций ответил голос, – но это должно было произойти, я не раз предупреждал ваше начальство. Военные всех стран удивительно самоуверенны и тупы … С вами хочет увидеться высокое начальство. Не возражаете?
– Ах, к чему такие церемонии! – с ухмылкой ответил Павел. – Хочет, пусть поглядит.
В стене, напротив, засветился прямоугольный экран. В нижней части ползет оранжевая линия загрузки файла. Тем временем Павел пододвигает стол ближе. Ноги в грязных солдатских ботинках громоздятся на полированной поверхности так, что полустертые подошвы закрывают всю левую половину экрана. Полоса загрузки исчезает, на экране появляется худощавое мужское лицо, седые брови сцепились над переносицей, перебитый в двух местах нос хищно загнут, глаза холодно и жестко блестят. Немного смягчают облик оттопыренные уши. На широких плечах золотые погоны с зигзагом, на каждом шеренга крупных звезд. Несколько мгновений генерал изучающе смотрит на человека по ту сторону экрана. Глаза быстро пробегают по изуродованному шрамами лицу, разводам засохшей крови и грязи на груди, на секунду останавливаются на ботинках, что вызывающе торчат на гладкой поверхности стола. Лицо генерала твердеет.
– Здравствуйте, капитан, – раздается сдержанный голос.
– Доброго здоровья … генерал-полковник, – отвечает Павел, умышленно не называя ни товарищем, ни господином. Он всегда обращался к незнакомым людям так, как обращались к нему. Независимо от звания и должности.
– Я начальник оперативного отдела Главного управления войск Баканов Сергей Александрович. Знаете меня?
– Слыхал.
Тут Павел покривил душой. Он прекрасно знал генерал-полковника Баканова, как непосредственного начальника всех спец частей, задействованных в операциях на Мертвом континенте. Но неприязнь ко всем штабникам, особенно московским, дала знать и здесь.
– Хорошо. О себе можете не рассказывать, с вашим личным делом я ознакомился, – сухо ответил генерал. – Мне очень жаль, что подполковник Александр Пульвердиев и его группа погибли…
– Ну да, вы ведь здесь ни причем, – перебил Павел.
Генерал мгновение молча смотрел в упор, потом спокойно произнес:
– Должностные лица, предоставившие неверные данные, привлекаются к ответственности. На войне не все получается так, как хотелось бы. Доложите, при каких обстоятельствах погибли люди.
Выслушав рассказ, генерал отключил микрофон, отвернулся от экрана. Было видно, как он что-то говорит собеседнику, находящемуся за пределами видимости видеокамеры. Говорит жестко, с употреблением широко известных в военной среде эпитетов и сравнений. Павлу неудобно сидеть, закинув ноги на стол. Пятки режет, мышцы затекли, согнутую спину колет иголками, в боку жжет недавняя рана. В конце концов, надоело демонстрировать пренебрежение и независимость. Пока генерал давал нагоняй, Павел сходил в туалет, промыл рану с мылом, обмотал бок чистым полотенцем. Усаживаясь в кресло, заметил внимательный взгляд с экрана.
– Вы серьезно ранены, капитан. Извините, сразу не заметил, – сказал Баканов.
– Да ничего, терпимо, – смутился Павел от неожиданной чуткости генерала.
– Буду краток, так как сеанс связи может прерваться. Я не могу вам приказывать при том положении, в котором вы находитесь, но все же… выслушайте. Похоже, что версия о МБР с водородными боеголовками подтверждается. Их местоположение мы знаем очень приблизительно. Эти ракеты надо разыскать, капитан.
– Полностью с вами согласен, генерал-полковник, – кивнул Павел, – ищите. А меня, пожалуйста, заберите отсюда. Я свою задачу выполнил, обещание тоже сдержал, так что мне делать тут нечего. У вас достаточно спецов получше меня. И разыщут, и уничтожат … им это пара пустяков! Я даже могу назвать вам фамилию одного. Крупнейший специалист, ас! Сидельников Юрий Михалыч. Да и в звании засиделся, пора бы третью звезду нацепить.
– Какие асы, Павел Андреевич? – перебил генерал, – со дня на день начнется сезон ураганов. По всему Восточному побережью начнут гулять такие смерчи, что тяжелые бронетранспортеры уносит за несколько километров, никакая авиация не летает, из-за магнитных бурь спутниковая связь рвется и так целый месяц! Да вы и сами не хуже меня знаете. На вас вся надежда, товарищ капитан.
– Что!? Вы посмотрите на меня, живого места не осталось … на штанах дырка на дырке! Да, я обещал Сашке … э-э … Александру, что постараюсь сделать все возможное. Но раз вы все знаете, то вам и карты в руки, а мое дело сторона. Да и вообще … я, наверно, и не капитан уже, а так, рядовой запаса. Ни за что не поверю, что нельзя найти окно в ураганах и высадить «чистильщиков».
От волнения Павел встал с кресла, подошел к стене, как будто там окно. Спохватившись, что ведет себя глупо, повернулся к экрану. Вместо генеральского лица по черному прямоугольнику ползет оранжевая линия загрузки, на полпути исчезает, снова появляется. Наконец, после трех или четырех попыток появляется надпись: соединения нет. Экран гаснет, сливается со стеной.
– Тьфу, мать твою! – ругается во весь голос Павел, – ну надо же, и связь обрывается в самый интересный момент! Вот заразы, а? Ведь это нарочно делается, что б не отвертелся. Мол, совесть не позволит! А вот хрен вам, начальнички, с майонезом! Там где совесть была, у меня вырос …
– Прекратите использовать неформальную лексику, – раздается знакомый голос доктора Соловейчика, – соединения действительно нет, наверху магнитная буря.
Павел устало падает в кресло. Несколько мгновение смотрит в потолок.
– Да вы все сговорились, гады! – опять взрывается он. – Ято за бред, спутниковая связь никогда не обрывается.
– Только не здесь, – строгим учительским голосом отвечает Соловейчик, – помимо магнитной бури наверху начались ураганы, тысячи тонн материи беспорядочно носятся в атмосфере, создавая непреодолимые препятствия для электромагнитных волн. А грозы с непрерывными электрическими разрядами очень большой силы? Если бы вы оказались сейчас на поверхности, то увидели бы настоящий ад!
– Ладно, ладно, – замахал руками Павел, – верю. На улице дождь, ветер, гроза и нелетная погода … Тогда расскажите о себе, таинственный доктор Фауст и объясните, почему невозможен этот самый непосредственный контакт с вами. Странно все-таки беседовать с пустотой, генерал хотя бы на экране был.
– Хорошо. Если вас так беспокоит отсутствие визуализации, я объясню.
Много лет назад в семье бывшего советского ученого, эмигрировавшего в США, появился ребенок. Обычное дело. Однако очень скоро родители обнаружили, что их малыш слеп и, вдобавок, ничего не слышит. Это означает, что ребенок никогда не сможет научиться говорить. А раз так, то и мыслить он тоже не будет – для этого нужны слова. Врожденную глухоту и слепоту излечить нельзя, содержать дома можно только до определенного времени, пока малыш окрепнет и сможет самостоятельно питаться. Затем его отдают в специализированный приют. Детских домов для слепоглухонемых детей немного, так как такие малыши рано умирают по невыясненным причинам. Одно из предположений – информационный голод. Да-да, недостаток информации о внешнем мире влияет на здоровье.
Но отцом ребенка был не простой человек, а великий ученый. Убедившись, что даже самые лучшие врачи ничем не могут помочь, отец сам взялся за спасение сына. Он категорически отказался отдавать ребенка в приют. Кстати, забыл сказать – это поздний ребенок, единственный. Матери было за сорок. Роды проходили очень трудно, а когда женщина узнала страшный диагноз, то впала в депрессию и через несколько дней умерла. Одним словом, на отца свалилось столько горя, что едва ли он выдержал, если бы не решил для себя твердо и окончательно вырастить сына. Вы наверно уже поняли, что тем ребенком был я.
– Вы!? – поразился Павел, – а как … Вы же слышите, разговариваете и даже видите меня!
– Мой отец был исследователем и ученым до мозга костей. Он решил создать искусственные глаза и уши. В головном мозгу сохраняются те участки, что отвечают за зрение и слух, есть и нервные волокна, по которым должен идти сигнал. Отсутствуют внешние рецепторы. Вот их и решил создать отец. У него было много друзей среди ученых и врачей с мировым именем. Вначале построили довольно сложные и громоздкие видео и аудио системы. Я имею ввиду, что ходить с ними было нельзя. Но на первых порах это было и не нужно. Главное, чтобы ребенок стал видеть и слышать. Как только это произошло, начался процесс обучения речи. Отец привлек лучших специалистов психологов, педагогов. Параллельно шло усовершенствование аппаратуры. К пяти годам я уже свободно разговаривал на трех языках, умел читать, считать и писать на уровне примерно шестого класса. Но из-за этого я вынужден был постоянно носить тяжелый глухой шлем, напичканный уникальной аппаратурой. Только благодаря нему я видел и слышал. Кстати, гораздо лучше и дальше, чем обычные люди. А потом и от шлема избавился, слуховые аппараты вставили в череп, в глазные впадины минивидеосистему.
– Тогда вы ничем не хуже так называемых нормальных людей, а даже лучше, раз слышите и видите больше.
– Возможно. Но я не сказал еще вот о чем. В подростковом возрасте я заболел полиомиелитом и с тех пор прикован к инвалидной коляске. Дело обстояло так плохо, что я не мог обслуживать сам себя. Мой разум, душа оказались заключены в беспомощном теле. Более-менее надежной оказалась только пищеварительная система. После нескольких лет мучений мы с отцом пришли к выводу, что жить так дальше невозможно. Он построил для меня полностью изолированную от внешнего мира капсулу или кокон, называйте как хотите. Внутри физиологический раствор – не буду называть химический состав – через полимерные трубки в организм поступают все необходимые питательные вещества, выводятся отходы жизнедеятельности. Мое тело превращено в машину для поддержания жизни головного мозга и центральной нервной системы. Я подключен, если можно так сказать, к центральному компьютеру, через него к периферийным. Так я управляю научной лабораторией, производственным комплексом ну, и тому подобное. Глубоко в скальной породе находится термоядерный реактор, обеспечивающий энергией весь комплекс. Одним словом, я – технологический монстр, человеческий разум в теле машины. Поэтому меня нельзя персонифицировать в виде физической личности, как обычного человека. У меня нет внешности, а являться на экране в виде абстрактной фигуры не хочется.
– Как же вам живется … вот так? – спросил Павел после минутного молчания. – Давно вы, ну, в виде комплекса?
– Да неплохо живется. Я с самого начала был лишен тех проблем, что неизбежно возникают у обыкновенных людей. Ну, скажем, отсутствие хорошего образования, неудачная карьера, бедность и так далее. Семейных неурядиц, как вы понимаете, тоже не было, как и вообще проблем с противоположным полом. За все надо платить. Здоровые люди просто перегружены бытовыми сложностями ... э-э ... страстями материального мира, как писали в позапрошлом веке. Мои возможности влиять на внешний мир настолько велики, что сравнивать можно только с … Ладно, не буду богохульствовать. Одним словом, пережить пришлось много, но в конечном итоге я выиграл. Особенно, если сравнить мое положение с человеческой старостью. Мне ведь уже очень много лет по человеческим меркам, а я по-прежнему ясно мыслю, силен и бодр, так что не вздумайте жалеть и сочувствовать. Это мне жалко вас, людей.
Павел благоразумно решил не спорить. Этот доктор действительно сильно отличается от обыкновенных людей. Его психика, взгляды на жизнь формировались совершенно в других условиях, нравственные ориентиры могут быть совсем не такими, как у всех прочих. Может вообще прихлопнуть, как муху. Просто так, от плохого настроения.
– У вас совсем другая жизнь, док, – осторожно начал говорить Павел, – не похожая ни на чью другую. Я простой офицер, не мне судить вас, да и за что? Только вот объясните, почему вы помогаете нам?
– Я непохож на других только внешне, внутри самый обычный человек. Мой отец был русским до глубины души, если можно так сказать. Он тяжело переживал отъезд из России, сильно тосковал. Много раз хотел вернуться, но по разным причинам не получалось. Видимо, вследствие постоянной тоски по родине он стал презирать американцев, а потом и ненавидеть. Конечно, чувства приходилось скрывать. Отец много сделал для американской науки, но еще больше утаил. Надеялся, что когда нибудь сможет передать знания на родину. Мое воспитание антиамериканское и про-российское, но, в отличие от отца, я не идеализирую Россию, особенно российскую власть. В любой стране правящий режим в какой-то степени антинароден и Россия не исключение. Потому моя помощь заключается в том, чтобы не допустить прямого вреда моей стране, в остальном пусть карабкаются сами. Ладно, что мы все обо мне… Расскажите о себе. Кстати, я хоть и не военный, но все же полагаю, что капитан не должен разговаривать с трехзвездочным генералом, закинув ноги на стол.
– Да, – скривился Павел, – тут такая история…
Доктор выслушал рассказ. Некоторое время молчит, задумчиво произносит:
– Должности, звания… Я понимаю, это символы успеха, они обозначают тот уровень, которого достиг индивидуум. В обществе есть эдакая социальная пирамида и чем выше ступень, тем значительнее этот индивидуум для других. Растет самооценка, привлекательность для противоположного пола – ну, это понятно, самки инстинктивно хотят потомство от сильного самца – но вот что удивительно: к мнению, к оценкам окружающей реальности данного индивидуума прислушиваются остальные, менее успешные! Воспринимают, как указание к действию. Но ведь система взаимодействия внутри сообщества, критерии оценок несовершенны! Очевидно, что достичь так называемого успеха можно и противоправными, аморальными средствами. В этом случае эти антинравственные критерии являются привлекательными для остальных, бесчеловечность становится средством достижения цели, изначально положительной, но под влиянием негодных способов и сама цель превращается в свою противоположность. Вместо того, чтобы стать источником благ для окружающих, она приносит горе, ибо для поддержания высокого социального статуса индивидуум вынужден постоянно творить зло, иначе не удержать высоту. Таким образом, зло неизбежно порождает зло, это непрерывный процесс, его может остановить только сам человек, в противном случае … ангелы и бесы…пропасть и вершина… – голос постепенно затихает, сбивается на невнятное бормотание.
