355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Ильин » Мертвый континент 1 (СИ) » Текст книги (страница 2)
Мертвый континент 1 (СИ)
  • Текст добавлен: 15 июня 2020, 17:00

Текст книги "Мертвый континент 1 (СИ)"


Автор книги: Андрей Ильин


Жанры:

   

Киберпанк

,
   

Роман


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)



  Ровно в полдень «Гангут» осторожно отвалил от причальной стенки базы ВМФ «Ревель». Вдоль берегов узкого пролива шел медленно, аккуратно, потому что быстро затормозить такому судну невозможно – конструкция двигателей такова, что отработать «полный назад», как на обычном корабле, нельзя. Серьезный недостаток, но достоинства перевешивали. Все-таки для боевой машины задняя скорость не главное. Узкое горло пролива распахнулось, словно широкая пасть неведомого гигантского существа. На корабле прозвучала короткая команда и автоматика заблокировала все наружные люки и двери. Они и так были закрыты, автоматика сработала на защиту от дурака. Матросы и офицеры занимает места, звучат щелчки замков – каждый застегивает страховочный ремень. В момент разгона никто не имеет права стоять, тем более ходить. Тяжелый корабль стремительно набирает скорость, по корпусу бежит дрожь от ударов о волны. Несколько секунд, тряска пропадает, всех находящихся на борту вдавливает в кресла. Ускорение нарастает, трудно шевелить руками и ногами, голова не поворачивается. Ощущение такое, словно не на корабле, а на взлетающей ракете. Шума работающих двигателей не слышно, но на уши давит больно – моторы гудят на сверхвысоких частотах. Внезапно давление прекращается, начинается обычный полет. Голос из динамика сообщает, что команде можно встать с кресел.


  Павел поворачивает тяжелую голову к иллюминатору. За куском модифицированного хрусталя толщиной с детскую голову виден странный двухцветный мир: низ серый, верх бело-голубой, разделен идеально ровной линией. На огромной скорости окружающий мир сливается и только горизонт делит его пополам. Где-то в вышине солнце, но его не видно – оно торопливо убегает обратно на восток. Появилось чувство, что находится на пассажирском скутере, что регулярно курсируют между Россией и Финляндией. Эти кораблики вместимостью пятьдесят пассажиров очень удобны. Расстояние от Питера до Хельсинки увеличилось почти втрое из-за подъема уровня Балтийского моря, оба города даже пришлось переносить вглубь страны. Получилось, что скутеры рентабельнее самолетов – скорость чуть меньше, но скутер идет по прямой. Тормозной путь составляет всего полтора километра. Пилоты просто задирает нос машины и скутер становится на дыбы. Вот так, продавливая воздух, машина с W-образными крыльями гасит скорость и на малой скорости причаливает. Экраноплан, судя по всему, тормозит так же. Павел ни разу не видел, как летают большие экранопланы. Вот и теперь, из иллюминатора, что увидишь? А посмотреть, как встает на дыбы тяжелый крейсер, стоит. Такая масса при торможении наверняка гонит перед собой ураганный ветер и штормовую волну метров шести в высоту. Морской пехоте остается только позавтракать перед высадкой – пока волна схлынет – а потом неспешно, чтоб ног не замочить, высаживаться на очищенный от противника берег.


  Раздумья прервал громкий смех. Стажеры веселятся, обсуждая что-то там свое, студенческое.


  «Молодежь… – грустно подумал Павел, – что им проблемы какого-то капитана? Они думают, что любое море по колено, все дороги открыты, их везде ждут и любят. А еще думают, что все пули пролетят мимо, жить будут долго и счастливо, станут генералами, потом миллионерами, и жены будут всегда красивыми и любить только их одних. Увы, так не бывает. А если и случается чудо, то с одним из миллиона». Снова отвернулся к окну. Взгляд упал на пульт управления креслом. Палец жмет кнопку включения массажера, сиденье начинает странно ерзать, спина ощущает частые твердые прикосновения, словно какой-то шутник тычет пальцами через обшивку. Павел вначале испытывает неудобство, даже раздражение – какого черта тыкать пальцами в спину и тормошить? Но скоро успокаивается, его начинает клонить в сон. Видно, куцые мозги кресла сообразили, как правильно делать массаж, программа перестроилась.


  … вдруг с удивлением обнаруживает, что положение тела изменилось – спина заваливается, а ноги поднимаются и при этом что-то сильно сдавливает грудь. Дернулся, ничего не понимая, поспешно открыл глаза. Мир за окном стал совсем другим, линия горизонта странно сместилась по диагонали, скорость упала, различимы волны серо-стального цвета с белыми кудряшками. « Приехали! Корабль идет в режиме торможения с поднятым корпусом, потому так и давит груд страховочный ремень, – догадался Павел. – А я, кажется, задремал, как старая лошадь? Грустный факт, вроде бы рановато для меня». Вой моторов постепенно переходит в слышимый диапазон, на барабанные перепонки начинает ощутимо давить. Еще несколько длинных секунд и корабль мягко ложиться параллельно воде. Сразу начинается легкая тряска. Павел любопытно смотрит через иллюминатор вниз. Экраноплан летит над водой, едва касаясь верхушек волн. Скорость еще очень высока, но не сравнима с той, с которой только что летел через Атлантику. Через несколько минут динамик сообщает металлическим голосом, что капитану Климочкину и его команде следует подняться на верхнюю палубу.


  Наверху гуляет холодный ветер, серые тучи толпятся над головой, словно раздумывая, пролиться дождем или нет? «Гангут» плетется, как обыкновенная надводная посудина, волны злобно колотятся в борта, будто торопятся забодать нахала, пока он опять не поднялся в воздух. С неба слышится посвистывание и вой. Это приближается посыльный катер – небольшая транспортная машина вертикального взлета и посадки. Круглой формы, кабина пилота сверху. За характерный вид на жаргоне моряков называется «корзина». Именно этот аппарат должен доставить Павла и четверых курсантов на «Варяг». Громадный, как стадион в Лужниках, авианосец застыл темно-серым материком милях в трех от экраноплана. Посылочный катер сел в уголке необъятной палубы и, едва все вышли, подъемник опустил его на второй ярус палубы. Пока вахтенный матрос бежал к ним от рубки, Павел с любопытством огляделся. Он ни разу не был на «Варяге» и увиденное впервые поражало воображение. На огромной палубе нет никого. Время от времени броневые листы покрытия расходятся, из темных недр появляется штурмовик. Едва плита подъемника становится на один уровень с палубой, как крылья расправляются, носовая часть самолета приподнимается. Двигатель свирепо взвывает, штурмовик поднимается вертикально вверх и вбок, валится на крыло и с оглушительным ревом уносится вдаль. За ним другой, третий. Патрульные группы штурмовиков выполняют единственную задачу – уничтожение обнаруженных кораблей контрабандистов и вообще всех плавательных и летательных аппаратов, что не отвечают на запросы «свой-чужой». Кроме того, регулярно проводятся ковровые бомбардировки береговой линии в глубину на пятнадцать-двадцать километров. Создается полоса мертвой, в буквальном смысле, земли вдоль побережья Атлантического океана. Однако желающих сколотить состояние на сокровищах Мертвого континента достаточно и работы кораблям и самолетам хватает.




  Вахтенный матрос проводил до двухместной офицерской каюты. Павел положил сумку на койку, огляделся. В глаза бросились знаки различия подполковника на полевом кителе, что висит напротив. Его поселили в один кубрик с офицером главка, понял Павел. Поморщился, но делать нечего, придется потерпеть столичного хлыща, что соизволит побаловаться войнушкой. Прошел в умывальник – надо умыться с дороги, сбрить щетину. Закончив бритье, взглянул еще раз в зеркало. На похудевшей роже уныло блестят равнодушные глаза, морщины на лбу словно приклеились, как будто их обладатель находится в постоянных раздумьях о мировых проблемах. « Размышляй не размышляй, все равно тебя выкинут. И наверно, правильно», – подумал Павел. Распахнул дверь, бросил полотенце, стараясь попасть на вешалку. Попал. Прошел к койке, сунул в боковой карман сумки дорожный туалетный набор. За спиной раздается странно знакомый голос:


  – Здравствуйте, я ваш сосед по комнате.


  Павел не спеша поворачивается. На второй койке сидит мужчина, смуглый, волосы седые, как семидесятилетнего старика, но лицо молодое. Самое примечательное во внешности соседа – глаза. Большие, по-восточному чуть-чуть вытянутые в уголках, в обрамлении густых ресниц такой длинны, что казались искусственными. Мужчина поправил длинную челку, в глазах мелькнуло удивление.


  – Сашка, ты что ли? – изумленно спросил Павел.


  – Пашка? Вот дела! – тихо произнес мужчина, – никак не ожидал тебя встретить.


  Павел широко улыбнулся, с радостью сжал протянутую ладонь. Это был его старый товарищ и однокашник по институту, Александр Пульвердиев. Фамилия странная для русского уха, но это потому, что отец Сашки был азербайджанец, а мать русская. Сын получился по-восточному смуглым, в отца, а удивительные глаза достались от матери. Пульвердиев был хорошим, добрым парнем, одним из тех, о ком Павел всегда вспоминал с теплым чувством. Александр пробежал взглядом по широким плечам, выпуклой от мускулов груди Павла, с завистью произнес:


  – А ты изменился, вроде как ростом выше стал.


  – И только, – рассмеялся Павел, – погоны, сам видишь, какие. Да и те скоро слетят.


  – Чего так?


  Павел сел на койку, улыбнулся.


  – Садись, расскажу…


  И рассказал. Все, без утайки и приукрашивания.


  Александр помолчал, сочувствующе покачал головой.


  – М-да, дела … Помню Юрочку, как же. Вроде нормальный парень был.


  – Он и сейчас нормальный. Это я такой, сдвинутый, – махнул рукой Павел.


  – Да, жаль. Не сложилось у тебя. Ну, ничего, не пропадешь на гражданке. Не все служат, многих силой в армию не затащишь, готовы на все, лишь бы не служить. Да, Паш… Я, как ты уже успел заметить, тоже с двумя большими звездами. Надеюсь, ты не думаешь, что я…


  – Нет. У тебя вся голова белая, а была черной, как головешка. Сразу видно, что звезды заработаны честно. Там трубил? – кивнул Павел в иллюминатор.


  – Не совсем, – ответил Александр, – севернее, в Канаде.


  – Там до сих пор холодрыга страшенная, какая жизнь может быть подо льдом? – удивился Павел.


  – Всякая-разная и вдобавок заразная, – усмехнулся Александр, – полгода возились, пока вывели. Потом атомные реакторы глушили на западном побережье. Работы хватало. По полгода дома не бывал. Теперь вот перевели в главк, так на тебе – новый приказ, не меньше одной командировки в месяц. Везет как утопленнику. А ты как? Я слышал, от ордена отказался.


  – Было дело.


  – Чего? Ты орден заслужил.


  – Да, только получал его другой. А мне, чтоб пасть заткнуть, предложили какую-то степень за мужество. Возмутился, высказал свое «фи»… Ну, мне звание удержали, уже во второй раз, и вообще … сам знаешь, как бывает. А теперь вот морду набил картонному герою, так и вовсе выгонят.


  Александр помолчал. Подошел к кофеварке, нажал кнопку. Не оборачиваясь, спросил:


  – Тебе какой, каппучино или так?


  – Так и почернее.


  Павел взял стакан, отхлебнул горячую темно-коричневую жидкость, сморщился.


  – Черт… никак не привыкну к этой модифицированной дряни. Раньше берешь стакан или кружку и сразу чувствуешь, кипяток или нет. А сейчас что ни налей, хоть чугун расплавленный, все одно стакан холодный. Язык ошпарил!


  – Не бурчи, не дед еще. Лучше скажи, чего в рейд пошел. Решил тряхнуть стариной напоследок?


  – Да из-за тебя!


  – ?


  – Со стажерами должен был прапорщик ехать, офицеров в части не хватает. А тут стало известно, что командой чистильщиков подпол из главка командовать будет, то есть ты. Ну, наши заметались, офицера надобно старшим ставить. А где его взять? Нету! Вот и сунули меня в роли пастуха. Даже пистолет не дали. Начальник штаба сказал: твое дело в салоне вертолета сидеть и следить, чтоб никто из стажеров в люк не выпал, когда смотреть будут.


  – Ну, одним смотрением дело вряд ли ограничится, – с сомнением произнес Александр, – я ведь привез на испытание один комплект нового боевого костюма – БК-2. Действовать придется мне, остальные будут прикрывать, так что лишние стволы не помешают.


  – То есть ты пойдешь один? – удивился Павел, – Саша, действующих реакторов осталось раз-два и обчелся, их хорошо охраняют. Ты поменьше доверяй докладам разведки. Я уже бывал в переделках, после которых ходил морду бить начальнику разведки.


  Александр покачал седой головой.


  – А что? Сидят чистенькие мальчики у мониторов, доклады со спутников принимают … Да тот спутник козу от человека отличить не может!


  – Здешних обитателей не только спутник различать не может, ты сам знаешь.


  – Все равно, одному идти опасно.


  – Да не один я … ты кофе пей, остынет … я пойду первым, остальные за мной. Костюмчик проверить надо в боевой обстановке.


  – А что там такое необыкновенное, в этом костюме? Обычная скорлупа весом в два пуда.


  – Не-ет, не угадал, – засмеялся Александр. – БК-2 – это вещь! Глухой шлем без прозрачной лицевой панели видит все во всех диапазонах – фотоны, бета, гамма, ультразвук и что-то еще, я не выговорю. Броня не твердая. С виду обычная ткань, но при ударе твердым предметом застывает, превращается в очень прочное вещество, которое никаким оружием не пробить. Держит все, даже кумулятивную струю гасит. Я не знаю, как это объяснить, ткань меняет структуру молекул или атомов этих самых молекул, становиться сверхпрочной, причем не вся, а именно в точке удара. Гамма излучение уменьшает почти в сто раз, теплопроводность ноль, поверхность автоматически принимает цвет той местности, где ты находишься. Встроен экзоскелет, специальный механизм, помогающий при ходьбе, беге, переноске тяжестей … Позволяет прыгать на высоту тридцать метров при полном вооружении! Представляешь, как удобно в горах?


  – А падать? С высоты тридцать метров? – подозрительно спросил Павел.


  – Костюм раздувается и гасит удар.


  – Ну, ну… и это будешь испытывать?


  – Надеюсь, что нет, – засмеялся Александр, – я всякие прыгалки с детства не любил.


  Павел вздохнул.


  – Ладно, посмотрим, что из этого получится. Когда высадка?


  – Сегодня вечером. Будем работать ночью, к утру надо закончить.


  – Может, не стоит? По ночам холодно, да и вообще… герои выступают в поход с рассветом.


  – Не-е, мне завтра надо быть дома до семи вечера, – засмеялся Александр, – у жены день рождения, так что едешь ко мне после работы.


  – Да, спасибо, – сдержанно поблагодарил Павел.


  – Ладно, Паш, ты отдыхай, а я пойду, проинструктирую команду, кому что делать ночью. Спи.


  – Давай.


  Павел лег на койку. Спать совсем не хотелось. « Хороший парень Сашка, – подумал он, – только на день рождения его жены я не пойду. Не то чтобы я не уважаю Наташку, просто что мне там делать? Соберутся приличные люди, с положением, а я? Рассказать, какой несчастный, помогите, я хороший… противно! Буду сидеть, как бедный родственник, выслушивать похвалы – какой храбрый вы, с самим подполковником Пульвердиевым на секретное задание ходили! А я вот не пойду никуда! Что в приказе сказано – доставить курсантов в подразделение. Я и доставил, а дальше не моя забота». Встал, походил по каюте, подошел к иллюминатору. За толстым стеклом свинцовое море топорщится гребешками волн, небо затянуто тучами. Через редкие просветы выглядывает солнце и тотчас исчезает. Время от времени доносится приглушенный расстоянием и палубой грохот и вой взлетающих штурмовиков. «Варяг» неторопливо идет параллельным береговой линии курсом, вокруг него корабельная группа охранения. Все, как обычно. Павел вздохнул, лег на койку. « Попробую заснуть, – подумал он, – все равно делать нечего».




  Турбины десантного бота тихо гудят в темноте над головой. Входной люк широко распахнут, трап едва заметно белеет в слабом свете красных лампочек. Три десятка человек замерли в строю рядом с машиной. Все в черном, лица скрыты под глухими шлемами. На том месте, где должны быть глаза, видна только багровая полоска шириной в три пальца. Это и есть глаза, что одинаково хорошо видят днем и ночью, в тумане, дыму, пыли и даже под водой. Облака в ночном небе на секунду расходятся, в прогал устремляется поток лунного света. Палуба авианосца загорается призрачным блеклым огнем, на фоне черного неба вырисовываются десантные боты с хищно загнутыми крыльями. Под каждым висят контейнеры с ракетами. Шестиугольные клиновидные рыла блестят бронестеклом. Лунный свет озаряет все, кроме людей. Они стали словно еще чернее, светопоглощающее покрытие брони превращает их в сгустки мрака и только полосы электронных глаз недобро горят багровым цветом. Перед строем стоит человек в такой же черной форме, в шлеме. Стороннему наблюдателю показалась бы странным – все молчат, не двигаются, словно ждут чего-то в каменной неподвижности. На самом деле идет оживленный диалог по внутренней связи между командиром группы подполковником Пульвердиевым и подчиненными. Еще раз уточняется задача каждого, время на выполнение, действия в случае осложнения обстановки. В эфире звучит боевой приказ, солдаты исчезают в салонах десантных машин. Трапы с недовольным лязгом прячутся в днище, люки закрываются, бесшумно вращаются рукояти уплотнителя. Турбины одновременно поворачиваются рылами в черное небо, слышится нарастающий вой, раскаленные струи газа упираются в железную шкуру авианосца. Бронированные гробы десантных ботов медленно отрываются от палубы, на мгновение замирают на высоте трех метров. Вой турбин сменяется гулом, машины срываются с места и стремительно уходят в темноту. Через мгновение шум турбин стихает, над палубой снова царит тишина.


  Как ни странно, полет продолжался довольно долго для такой скоростной машины, как десантный бот. Павел против воли начал клевать носом. Уже засыпая, краем глаза заметил уважительные взгляды солдат и курсантов – видать, у капитана это тысяча первый рейд, надоело до чертиков, вот и дрыхнет, как ни в чем ни бывало. Ветеран! А Павел и сам удивлялся, чего это в сон так тянет. Вроде соней никогда не был, наоборот, спал всегда мало. Наверно, организм сам знает, сколько сна требуется, решил он, мало ли что впереди! С такими вот философскими размышлениями и заснул.




   Глава 2




  Разбудила ярко-красная вспышка и ревун. Хриплый голос пилота проревел из динамика над головой:


  – Всем приготовиться к высадке!


  Солдаты вздрогнули, пальцы стремительно пробежали по снаряжению, проверяя, все ли на месте, забрала из бронестекла опустились, наглухо закрывая лица. Павел открыл глаза, потянулся, в салоне раздалось протяжное завывание – зевнул во всю пасть. Подполковник напротив только улыбнулся, покачал головой и поднял большой палец – молодец, мол, капитан, отличный пример выдержки и пофигизма перед боем. Павел похлопал себя по карманам – неплохо закурить бы, но, как назло, сигареты забыл в кубрике. « Ну и черт с ними, – сонно сказал про себя, – вредную привычку пора бросать. Все, с сегодняшнего дня, в смысле ночи, не курю»!


  Бот легонько стукает лапами амортизаторов о землю, бронированное брюхо со скрежетом едет по камням. Люк распахивается, словно вырванный неведомой силой, освещение в салоне гаснет, динамик коротко рявкает:


  – Десант, вперед!


  Первым выпрыгнул Александр, за ним солдаты, последними спустились на землю стажеры и Павел. В задачу стажеров входило наблюдение. Оказывать огневую поддержку могли только в крайнем случае. Но такое вряд ли могло произойти, поэтому каждому курсанту выдали по обычному автомату. Павлу не дали ничего. Приборы ночного наблюдения включились автоматически. Беспросветный мрак вокруг сменил зеленоватый прозрачный туман, в котором отлично видно все на расстоянии до километра. В изумрудной дымке земля, камни, на темно-синем небе малахитовый звезды и луна, словно гигантский драгоценный камень, переливается всеми оттенками зеленого и голубого. Впереди на земле тускло светятся багрово-красные точки, несколько громадных пятен пылают красным, а дальше, до самого горизонта, словно поле красных маков расцвело во тьме – результат ураганного обстрела с кораблей и работы штурмовиков; земля и камни еще не остыли. « Артиллерия расчистила путь называется … одни ямы, все ноги переломаешь, пока пройдешь этакой дорогой, – сварливо подумал Павел, – да лучше бы …»


  – За мной бегом марш! – раздалась команда в наушниках, обрывая раздраженные мысли. Павел вздохнул. « Что-то я совсем ворчуном стал, – опять подумал он, – зря кофе на ночь пил, надо было сметаны надудеться». Александр бросился вперед, за ним, словно волчья стая, след в след, подразделение чистильщиков. Топая, как перепуганные слоны, помчались курсанты-стажеры. Павел хмыкнул; чему балбесов в военном институте учили? Наверно, бальным танцам.


  … он сделал несколько шагов, как небо вспыхнуло ослепляющим огнем, земля содрогнулась, воздух скрутился жгутом, взвыли, засвистели и заревели неведомые голоса. Мгновенно сработали фильтры защиты – забрало почернело, отсекая все излучения, погасли все звуки. Земля задергалась в конвульсиях, словно живое существо, пробитое электрическим разрядом. Павел взмахнул руками, инстинктивно пытаясь удержаться на ногах – куда там! Шмякнулся на землю, словно жаба на песок, как будто из-под него ковер выдернули. В незащищенное броней тело впились сотни маленьких острых камешков, лицом ударился, как если бы с разбега шарахнулся головой в бетонную плиту. Забрало из бронестекла хрустнуло бутылочными осколками, искры сыпанули из глаз, так что тьма озарилась неземным светом. Что-то тяжелое, жесткое и влажное навалилось на спину, потом еще и еще… Чувствуя, что задыхается от давящей на грудь тяжести, кое-как приподнялся на локтях, уперся головой, сгруппировался. Стало легче дышать, но осколки бронестекла стали резать лицо. Еще немного и захлебнется собственной кровью. Попытался пошевелиться, но сверху словно кувалдой долбят. Мышцы отказываются повиноваться. « Я не хочу быть раздавленным, не-ет» !!! – взметнулась мысль, переходя в дикий крик…




  Земля содрогнулась в последний раз и застыла в мертвой неподвижности. И сразу наступило облегчение, словно великанская рука смахнула тяжесть со спины. Грудь ходуном заходила, прогоняя через легкие воздух, но весь кислород уже сгорел, облегчения не наступило. Спазма сдавила горло, легкие вот-вот взорвутся, требуя свежего воздуха. Уже впадая в черную бездну беспамятства, Павел инстинктивно рванулся вверх, где уже не давит непомерная тяжесть. От усилия тьма в глазах сменилась кровавой завесой, поясницу прострелило болью, словно раскаленный до бела гвоздь воткнули в позвоночник.


  … теплый, пыльный, с привкусом сгоревшего металла воздух затопил рваные легкие. Жизнь, что уже шагнула за предел бренного тела, упала обратно, затопила болью все члены и душа вернулась на свое место, возвращая способность мыслить …


  Стоя на коленях – встать нет сил, что-то сдавило с боков тисками – слепой и глухой, Павел дрожащими руками содрал искореженный шлем, не чувствуя, что вместе с ним отрывает куски кожи. « Если оглох, наплевать … вообще-то хреново, но переживу, а вот слепоту… твою мать, надо открыть глаза»! – подумал он. Осторожно, словно опасаясь увидеть что-то необыкновенно страшное, разлепил веки. Ничего, только тьма изменила оттенок, красненького добавилось. А еще почувствовал, что мешает что-то, будто мусор прилип к лицу. « Мусор? … бл…, стекло, мать его! Вся морда… как дикобраза в жопу поцеловал» … хорошо, хоть догадался перед рейдом обрезать пальцы на перчатках. Теперь чувствительными подушечками нащупывает холодное стекло, тянет. Кровища льется, аж глаза слипаются, нос забит сгустками…


  Поминутно хрюкая, отплевываясь и матерясь, Павел несколько минут вытаскивает осколки из лица. « Хорошо, что бронестекло не такое хрупкое, как простое, – думал он, – осколки большие, легко доставать. А ну как мелкие? Как их выковыривать, гвоздем, что ли? Нет уж, пусть киношные рэмбы этим занимаются, нам че-нить попроще». Легонько стучит по коже кончиками пальцев, проверяя, не осталось ли где стекла. Лицо горит огнем, жжет и щиплет нестерпимо, одна сплошная рана. Веки слиплись от подсыхающей крови, не хотят раскрываться. Не глядя, цапнул за плечевой карман, вытащил флакон. Торопливо срывает колпачок, подносит к лицу, палец давит круглую шишку на вершинке. Из отверстия со змеиным шипением вырывается белая струя вонючей жижи. Павел откидывает голову, щедро поливает сверху лицо. Кожа покрывается толстым слоем тестообразной массы, жижа смешивается с кровью, приобретая отвратительный грязно-розовый оттенок. Густые подтеки покрывают волосы, подбородок, шею, ползут медленно, наконец, останавливаются, застывая коркой.


  Баллончик портит воздух в последний раз, одинокая капля жижи ляпается на грудь Павлу. Он с полминуты стоит в неудобно позе изумленного наблюдателя за звездами, потом медленно опускает лицо. Руки поднимаются, грязные пальцы ощупывают застывшее покрытие, гладят, пощипывают, ковыряют. Кусочки сыплются на землю. Павел в вполголоса ругается, ему больно. Постепенно на безобразной маске появляется кривая щель рта, круглый пятачок с двумя дырками носа. Последними вырисовываются отверстия для глаз. Неровные, узкие, с рваными краями, но по другому в темноте, на ощупь, не получается. Жжение постепенно стихает, лицо словно немеет. Полимер превращается как бы во вторую кожу, мягкую, но достаточно прочную. Аналог тканевой повязки, только гораздо эффективнее. Все необходимые лекарства внутри, постепенно вводятся в раны. Слабый ветерок шевелит волосы, студит шею. Воздух ненадолго очищается от тяжелого запаха крови, горелого мяса и чего-то еще кислого и противного. Завесь дыма и пыли рвется на громадные лоскуты, уносится прочь. Выглядывает луна.


  Павел с трудом выдирается из зловонной кучи камней, железа и грязи, оставляя на острых гранях клочья одежды. Аккуратно сползает, оглядывается. Неживой свет луны заливает изуродованную землю. Ямы и выбоины чернеют адскими провалами в преисподнюю, камни сверкают гранями бриллиантов. Окружающий мир раскрашен черным и бледно-желтым. Вишневые пятна остывающего железа разбросаны вокруг каплями засохшей крови. Рядом высится в два человеческих роста куча земли и камней. Какие-то комья подозрительно блестят, тяжелый запах крови распространяется вокруг. Павел смотрит внимательнее и не верит собственным глазам! Блестящие комья – человеческие останки – руки, ноги, внутренности перемешаны с землей и кровью. Изуродованные до неузнаваемости лица смотрят в никуда и вместо глаз у них черные дыры. На клочьях одежды можно разглядеть нашивки, знаки различия, бирки с фамилиями. Он вдруг понимает – это все, что осталось от нескольких десятков человек.


  – Вот черт, что ж это такое, а? – произносит он вполголоса, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть хоть что-то, как-то объяснить происшедшее. – Ведь ничего не было и на тебе – такая мясорубка. А броня, а боты эти сраные, на них же вооружение, радары … Почему ничего не увидели? А разведка? Че она тут делала, а? Твою мать!?


  Осторожно, стараясь не наступить на останки, лезет наверх, туда, откуда только что слез. Встает в полный рост, ноги соскальзывают на осыпающемся грунте. Взгляд бежит по мертвой земле, изуродованной черными дырами воронок. Далеко, почти на пределе видимости замечает три пылающие точки. Время от времени из огня высоко в черное небо взлетают искры – это рвется боекомплект в горящих машинах. Три костра – все, что осталось от десантных ботов.


  – Зашибись… – бормочет Павел, – слетали на войнушку. Встретили нас, как дорогих гостей, угостили на славу так, что костей не собрать! И чего теперь?


  Опускает глаза. Под ногами гора земли и человеческих останков. Только сейчас дошло, как ему повезло. Ударные волны от многочисленных взрывов сошлись так, что всех, кто бежал впереди Павла, отбросило назад, прямо на него. Люди погибали мгновенно, даже не понимая, что произошло. Мертвые тела сбили с ног, завалили со всех сторон, чуть не раздавили и задушили, но они же и спасли. То, что он воспринимал как удары кувалдой, было ударными волнами от рвущихся снарядов или ракет, что падали со всех сторон. В этом месиве останков и грязи невозможно никого опознать. Последний взрыв каким-то образом частично разрушил холм и он сумел выбраться.


  – Та-ак, интересно… – вполголоса произнес Павел, – нас накрыла СЗО? Не может быть, систем залпового огня здесь нет. Тогда что? Судя по количеству и плотности огня, очень похоже. Но даже одну пусковую установку наша подслеповатая разведка обнаружила бы, это ж громадная машина! Твою мать, так что же?


  Луна на секунду скрылась в маленьком облачке, снова выглянула. В темноте что-то блеснуло. Павел сполз с холма, направился в ту сторону. Идти, а правильнее, передвигаться, пришлось неуклюжими скачками – земля буквально испещрена ямами, на дне которых еще алеют раскаленные камни и песок. Дважды прыгал неудачно, попадая прямо на дно. От мерзкого запаха паленого пластика заболела голова, глаза начали слезиться. Чертыхаясь и матерясь в полный голос, выбрался на ровную площадку. В середине, из рыхлого песка пополам с глиной, торчит цилиндр из блестящего металла, на конце утолщение, словно шляпка гриба, из которой торчат длинные пластины. Похоже на ромашку, только стебель толщиной с хорошее бревно. Павел приблизился. Глаза замерли на полустертой надписи на цилиндре. Присел, счистил налипшую грязь.


  – А-а, вон оно что… – произнес он, – ну, теперь понятно, чем нас попотчевали.


  Это был неразорвавшийся контейнер с противотанковыми бомбами. Такие контейнеры, в свою очередь, укладывались в другой, размером с железнодорожную цистерну для перевозки бензина или чуть поменьше. Такую упаковку сбрасывали с самолета или устанавливали на ракетах в качестве головной части. Заряд взрывался на небольшой высоте, разбрасывая контейнеры во все стороны, они тоже взрывались и в результате на землю падал буквально град противотанковых бомб. Упаковка с контейнерами поражала все живое и неживое на площади в два футбольных поля. Оружие придумали давным-давно американцы для уничтожения советских танков, которых они боялись до поросячьего визга. Как там с танками, неизвестно, а вот в городских условиях бомба оказалась очень эффективной, но только в неразвитых странах Ближнего Востока, где дома строили из глины и кизяка.


  И вот неизвестный враг применил это оружие против них.


  Павел выпрямился, посмотрел по сторонам, словно надеялся увидеть того, кто так жестоко ударил. Вокруг никого, лунный пейзаж Мертвого континента залит неживым светом звезд и ночного спутника Земли. Тихо, даже ветер спрятался куда-то, не желая тревожить безмолвие шорохом песка. У Павла нет оружия, связи, из снаряжения только легкий бронежилет, защищающий от ударов кухонным ножом и укусов комаров. Он чудом остался жив, правда, неизвестно, что с лицом, но лечебный состав, застывший мягкой пленкой на коже, уничтожит любую заразу. Шрамы, конечно, останутся, да наплевать, ему ж не на сцене кривляться. Отсюда до самого берега тянется зона сплошного разрушения, по которой невозможно идти, а корабли патрульной эскадры ближе нескольких миль к берегу не приближаются.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю