Текст книги "Мертвый континент 1 (СИ)"
Автор книги: Андрей Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Почти угадал, – слышится звенящий девичий голосок. – Во всяком случае, не внучка. Ладно, лежи, тебе силы еще понадобятся и слушай. Я действительно Маша, Мария Станиславовна Третьякова. Мне – так уж и быть, скажу – шестьдесят девять лет. Я биолог, доктор наук. Под моим непосредственным руководством здесь, на Мертвом Континенте, в этих самых пещерах, проводятся эксперименты по выведению новых видов животных и людей. Выращиваются органы для трансплантации, даже части тела. То же самое можно делать и у нас, но на материке слишком много ограничений, всяких контролирующих и проверяющих организаций, всем платить приходиться. Надоело! Я перебралась сюда с группой единомышленников и соратников. Дело пошло лучше, появились деньги на расширение и вообще на жизнь. Но, как всегда бывает, соратники зажрались и стали требовать слишком много. Очень скоро я осталась одна с мужем. Пришлось набирать новый персонал, потом еще. Одним словом, дело постепенно наладилось. Муж руководил непосредственно лабораторией и производственным комплексом, я решала проблемы на материке: сбыт, снабжение, поиск клиентов и так далее. Но время идет, ничто не вечно под луной. Методы работы пришлось менять, коллектив тоже и не раз. Потом…
– Ты неплохо выглядишь для бабульки, – внезапно перебил ее Павел. – Каким кремом пользуешься?
– Кр-ровью младенцев! Шучу, дурачок. Кремами я вообще не пользуюсь. Давно уже и, признаюсь, не без моего участия, разработаны методы омоложения на клеточном уровне. Процедура длительна, очень дорога и стопроцентно эффективна. Я заплатила больше миллиарда рублей, чтобы помолодеть так. Кстати, спасибо за комплимент. Отдельное спасибо, что ни разу не заподозрил мой настоящий возраст. Я тебе понравилась, а? Вижу, вижу, меня не обмануть такому мальчишке, как ты, – засмеялась Третьякова. – Мог бы и не стесняться, я молода не только снаружи. Метод хорош тем, что возвращает молодость полностью, но только до того возраста, когда останавливается физическое развитие, то есть примерно до двадцати годков. Лет через пять можно повторить процедуру, потом еще и еще.
– Так это бессмертие?
– Почти, если не выявится каких нибудь побочных эффектов.
– Почему ты помогала мне?
– Интересы совпали. Эти придурки на полном серьезе хотели запустить ракеты. Они действительно потомки каких-то там фанатиков. Мне пришлось взять их на работу, потому что брать людей с России или Европы слишком опасно, проболтаются родственникам, любовницам или женам. Ну их! А эти работали, как звери, к тому же родились где-то здесь, севернее. Умудрились, подлецы, смастерить три ракеты и решили запустить на Россию. Я как узнала, так всполошилась – что делать-то? Ведь у меня только в Москве недвижимости на пол миллиарда рублей, в других городах есть, в Европе. А тут какие-то уроды решили уничтожить все, что заработала непосильным трудом. Я пыталась им объяснить, что свою Украину тоже – э-э, как это по ихнему … а, зныщат! Какое там, слушать ничего не желали. Там одни предатели живут, говорят. Вдруг появляешься ты, устраиваешь страшный тарарам. Ну, я и решила помочь. Пришлось бродить по темным коридорам, ждать, пока ты выберешься из старой лифтовой шахты. Я всерьез испугалась, когда ты поперся к скатам. Они могли запросто убить тебя.
– Они тоже твои подопытные?
– Да. Из них можно сделать отличных сторожевых амфибий. Надо только отрастить лапы, как у крокодилов и пасть шире сделать. Я ускорила процесс мутаций, изменения пошли очень быстро. Ты чуть было не помешал. Но все обошлось.
– Кто расстрелял взвод чистильщиков?
– Кого? Чисть … ну, солдатиков, да? Они. Была у них пусковая установка для ракеты с кассетной головной частью.
– А что за дедушка?
– Да не дедушка это, – рассмеялась Третьякова, – а муж, объелся груш. Фанатики убили его, но я не жалею. Надоел он мне, ворчун старый.
– Ну да, помоложе найдешь. – усмехнулся Павел.
– У-у, мне только до дома добраться, – радостно засмеялась женщина. – Только вот и работников новых подбирать надо. Ну, ничего, за хорошие деньги быстро отыщутся.
Павел приподнялся на локте, взглянул на улыбающуюся новую Машу.
– Так ты, значит, главный мафиози?
Контейнер на плече раскрывается, плазменная пушка тупо глянула в лицо Павлу и тотчас спряталась.
– Да … ой, прости, это нервное, – захихикала женщина, – ты так уделал Борюсика, что я до сих пор не могу поверить.
– Кстати, об обезьянах … почему мутанты тебя слушаются?
– Потому что у каждого на сердце маленький такой электронный трансплантат. Он подключен к компьютерной сети, специальная программа контролирует работу сердца, состояние нервной системы и ряд других параметров. Это необходимо для поддержания жизни пациентов. Но она же, в случае необходимости, убьет. Потому такие послушные, понял? Кстати, это отличная мысль! Таки штучки можно поставить новым сотрудникам, что бы потом, в случае чего, не возиться с нейтрализацией. Ведь тебя рядом не будет, Пашенька! – шутливо пригорюнилась Третьякова.
– Удачи, Машуня, – буркнул Павел. – Карлика Арчибальда за что убила?
– Слушаться перестал. Он и раньше много бубнил не по делу, а в этот раз совсем распоясался. Я поручила ему организовать засаду для тебя, а он начал какую-то философию разводить. Пришлось ликвидировать в назидание другим.
Павел повернул голову. Контейнера на правом рукаве нет. Третьякова перехватила взгляд, развела руки, мило улыбнулась.
– Что дальше? – спросил Павел. – Ты ведь недаром оставила мне жизнь, верно?
– Только из чувства благодарности. Ты искренне хотел помочь мне, готов был защищать даже ценой жизни. Женщины всегда чувствуют искренность. Поэтому я не стану отдавать тебя на съедение скатам или мутантам, не буду использовать в качестве контейнера для разведения нового вида червей, что пожирают живую плоть. Знаешь, я бы могла даже отпустить тебя, но ты слишком много знаешь. Поэтому тебя отправят туда, откуда пришел – в старую лифтовую шахту. Удачи!
Жесткие лапы подхватывают Павла, громко щелкают клешни паука мутанта, обрывки цепей со звоном рассыпаются по бетонной плите. Несколько пауков быстро выносят Павла из бункера, бегут по тоннелю. Мчатся, словно скаковые лошади. Нарочно или нет, несут ногами вперед. Знакомый поворот, за ним пролом, потом начинается вереница коридоров. По дороге попадается бродячий скат. Правый паук неудачно наступает на край плоского тела амфибии, скат злобно верещит и острый шип на хвосте вонзается в бок паука. Яркая белая вспышка на миг ослепляет всех. Павел чувствует, что жесткие лапы разжимаются. Он падает на бетонный пол, ощутимо трахается затылком. Из глаз сыпятся искры едва ли не ярче вспышки от электрического удара ската. С трудом переворачивается на живот, ругая себя последними словами; привык, понимаешь, что шлем на голове все время, разучился думать. Вот что значит давно не получать подзатыльников! В полной темноте, озаряемой белыми вспышками, разыгрывается странная сцена. Относительно небольшой скат быстро бегает по полу, прыгает на стены и даже на потолок, уворачиваясь от стремительных бросков паука мутанта. Острый хвост с шипом на конце то и дело жалит паука, но тот настороже и удары приходятся мимо или в защищенные панцирем части тела. После каждого меткого удара паука заметно трясет, но он быстро приходит в себя и опять бросается в атаку. Первый мутант, что подвергся неожиданному нападению, лежит на полу, лапы вытянуты, изредка по ним пробегает волна дрожи. Он или мертв, или в глубоком шоке. Павел с минуту тупо смотрит на битву двух уродов, потом вдруг начинает понимать – это шанс! Пока злобные дураки убивают друг друга, он может удрать. Надо только не лежать, как лох на пляже, и не почесывать шишку на затылке. Оторви задницу от пола!!!
Павел вскакивает, словно его скат уколол хвостом в одно место. Вспышки следуют одна за другой, можно разглядеть почти весь коридор. Далеко, в самом конце чернеет узкий разлом в стене. Кажется, именно через него он попал в этот клятый коридор в прошлый раз. Так или нет, рассуждать некогда. Кто бы не победил в драке, ему, Павлу, в любом случае придется несладко. Оглянувшись в последний раз на дерущихся, он со всех ног бросается к пролому. Ориентироваться в полной темноте чертовски трудно, а если честно, то вовсе невозможно – ничего ж не видно! Скат и паук продолжали драться до победного конца, края пролома то и дело освещались белым огнем, но уже реже. Павел глупо бродил по захламленному коридору, с отчаянием осознавая, что входа в шахту ему не найти. Невозможно было запомнить все эти повороты, проломы и коридоры, особенно если специально этим не занимаешься. Сейчас кто-то из уродов победит и бросится в погоню за вкусным человеком. Жить осталось минуту-две, подумал Павел. Не зная, что делать, он садится на кучку мусора, с досады хлопает себя по ноге. Сквозь двойной слой полимерной ткани чувствуется какой-то продолговатый предмет. Палочка или карандаш. Какие еще карандаши! – с досадой подумал Павел, сунул пальцы в карман.
На ладони лежит его старый солдатский навигатор, тот самый, который доктор Соловейчик посоветовал выбросить за ненадобностью! От неожиданной радости Павел едва не подавился слюнями. Словно наркоман, доведенный до ручки ломкой, он дрожащими пальцами скручивает крышечку, включает аппарат. Тотчас зажглась призрачная карта, мигнули и погасли красные линии, опять появились, но уже светлые. Загораются красные точки – это ориентиры, вот он, маленький оранжевый человечек, вот темное пятно, а вот сетка подземных ходов и главный тоннель. Всмотревшись внимательнее, Павел понял, что забрел не туда, куда надо. В полной темноте это не удивительно, но теперь надо возвращаться в тот самый коридор, где располагается гнездовище скатов. Вход в старую лифтовую шахту там. Тщательно прячет драгоценный навигатор. Теперь ориентироваться придется по памяти и запахам. Тот коридор со старым линолеумом сильно вонял болотом.
Целый час пробродив по закоулкам, Павел все-таки сумел найти нужное место. Мощная струя болотной вони подсказал направление и вот он уже в нескольких десятках метров от шахты. В коридоре царит тишина, стойкий запах сырости и непроглядная тьма. Чтобы не ошибиться, Павел прижимается к стене и так идет. Это очень неприятно, брести в полной темноте, на ощупь, ожидая в любой момент нападения мерзкой твари. Мало ли здесь какие мутанты появились помимо скатов! Но все прошло благополучно и он уже возле шахты. Осталось буквально ерунда – спуститься, пройти по тоннелю до пещеры, а там рукой подать до жилого комплекса имени доктора Соловейчика П. И.
Когда Павел добрался до подземного дома доктора, на нем живого места не осталось. Сверхпрочный модифицированный пластик бронекостюма был изорван в клочья на коленях и на спине. На уцелевшей руке болтаются обрывки, от железных или каких там еще, сапог, остались только подошвы. Когда грязный, оборванный Павел ввалился в комнату, робот прислужник в страхе замер в углу. Даже показалось, что во лбу у него загорелась красная лампочка тревоги. Павел упал на лавку, вытер грязной ладонью потное лицо.
– Док, вы здесь? – прохрипел он.
– Разумеется, Павел Андреевич, – отозвался Соловейчик. – Вижу, неплохо погуляли. Успехи есть?
– О, еще какие, док. Летающие самовары накрылись медным тазом… или тазами? Ну, неважно, генералы могут спать спокойно. Правда, открылись новые обстоятельства, но это уже не по военной линии. Пока все, док, я устал и хочу спать.
Через секунду с лавки раздается мощный храп и сопение.
… он опять в проклятом тоннеле, вокруг бегают скаты, щелкают волчьими клыками. Длинные гибкие хвосты задраны вверх. Острые шипы то и дело сталкиваются, воздух буквально пронизан электрическими разрядами, от частых вспышек режет глаза. Павел закрывает лицо ладонями, но это мало помогает, свет все равно проникает сквозь тонкую плоть. Глазам больно, слезы текут по щекам, едкие, горячие. Кажется, что вот-вот прожгут ложбинки на коже. Он бежит куда-то, утыкается головой в твердое, шарахается в сторону, снова бьется головой. Так продолжается мучительно долго, прежде чем тьма с красными кругами пропадает и Павел оказывается в полутемной комнате. В углу, на столе, горит лампа. Подходит, садится. Пальцы касаются книги, что лежит посредине. Названия не прочесть. Открывает на первой странице и вдруг буквы начинают сыпаться, словно осенние листья от порыва ветра. Мгновение и страница девственно чиста. Павел торопливо листает, опять тоже самое – буквы осыпаются, словно невидимая рука смахивает черные палочки и крючочки одним движением. « Да ведь я сплю! – догадывается он, – конечно, сплю, а как иначе? Буквы в книге осыпаются только во сне». Внезапно стул исчезает, он летит в пропасть и … просыпается. Взгляд упирается в потолок, белый, без единой темной точки. Поверхность матово светится, отчего в комнате светло, но глазам не больно. Павел несколько мгновение лежит, наслаждаясь чистотой и отдыхом. Встает и со смущением обнаруживает, что абсолютно гол. Инстинктивно, как любой мужчина, прикрывает ладонями интересное место … Глаза от удивления лезут на лоб, он трясет головой, отворачивается. Опять опускает глаза, неверяще смотрит на низ живота. Там, помимо того, что должно быть, есть еще и две ладони! Павел поднимает руки, внимательно рассматривает. Они абсолютно одинаковы, если не считать, что одна правая, а другая левая. Но ее-то и не должно быть, он точно знает!
– Док! Эй, эй, док! – громко взывает в пустоту Павел неуверенным голосом.
– Слушаю, – немедленно отзывается Соловейчик, словно дух вездесущий.
– Док, у меня не было левой руки.
– У вас и сейчас ее нет, – невозмутимо сообщил доктор.
– А как же …
– Протез. Очень хороший кибернетический протез, практически неотличимый от настоящей конечности. Сразу предупреждаю, что кожа, сухожилия и кровь настоящие. Мышцы, сосуды и кости – сложные полимеры и металл. Онемение чувствуете?
– Э-э … да. Так должно быть?
– Нет. Это скоро пройдет. Искусственные нервные волокна не сразу включаются в работу, требуется некоторое время для синхронизации с центральной нервной системой. Не переживайте, чувствительность скоро восстановится.
– Да я и на руку-то не рассчитывал, – пробормотал Павел, – а уж о чувствительности и вовсе не помышлял.
– Отчего такой пессимизм? Вам, как получившему тяжелое ранение на действительной военной службе, положена бесплатная установка такого протеза в Центральном военном госпитале. Насколько я знаю, именно так сказано в Законе о военной службе.
– Наши законы, док, что дышло – куда повернешь, туда и вышло. Задарма такую клешню вставят, что только в одном месте ковыряться, да и то осторожно, – усмехнулся Павел. – Так что огромное вам спасибо за такой подарок.
– Не стоит благодарности. Вы очень много сделали для меня. Ладно, оставим это. Чем собираетесь заняться?
Павел накинул белый пушистый халат, садится на койку.
– Я сдержал слово. Пора возвращаться, – твердо ответил он.
– Хорошо. Хотя я могу предложить вам ряд интересных заданий, но вижу, что вы настроены серьезно на возвращение. Когда решите все проблемы у себя дома, подумайте.
– Обязательно, – сказал Павел, а про себя подумал: да у меня и дома-то нет, скорее всего.
Дежурный по бригаде подозрительно оглядел потрепанную полевую форму, старые кроссовки.
– Ты чего в таком виде? – спросил он.
– Другого нет, – беспечно отмахнулся Павел. – И жены нет, и дома. Только вот фуражка осталась новая, а штаны старые. Хорошо, что соседи сохранили.
– Да? Ну, ладно, проходи. Тебе форма в самом деле уже ни к чему, – сказал дежурный и турникет щелкнул, открываясь.
Павел и сам это знал. В его служебной квартире уже живут другие люди. На вопрос, где жена, молодой прапорщик, смущаясь, ответил, что не знает. Видно по глазам, что врет, но что ему скажешь? Из комнаты выглядывают любопытные детские личики, молодая женщина что-то тихо говорит детишкам, тянет их за рукава, но малыши упорно смотрят на странного дяденьку, про которого говорили – они сами слышали! – что он погиб.
Павел неторопливо идет по выложенной камнем пешеходной дорожке. Это предмет гордости командира бригады, который очень любит всякого рода обустройства военного городка. Главное, чтобы костюмчик сидел, любил повторять он к месту и не к месту, имея в виду внешний вид общежитий, учебного городка и полигона. Мощеные брусчаткой дорожки – это круто! Мимо проходят солдаты, офицеры. У многих округляются глаза, замедляется шаг. Его почти все считали или погибшим, или пропавшим без вести. И вдруг капитан Климочкин явился в полном здравии, аки дух святой материализовался. За спиной шепчутся, уже смотрят из окон. Павлу глубоко плевать на внимание окружающих. Общаги остаются позади, он выходит на строевой плац, идет по диагонали, что строго запрещено командиром бригады. Справа выстроилась рота солдат. Сотня пар глаз внимательно смотрят на одетого не по форме капитана, у которого на левой руке черная перчатка, на лице живого места не осталось из-за шрамов. И контролирующий строевые занятия майор из штаба не посмел слова сказать, что форма не та, идет не так и вообще плац не место для праздношатающихся. Дежурный по штабу, незнакомый сержант, встал, недоуменно посмотрел на вошедшего. Вроде военный, но выглядит как-то странно.
– Вы к кому? – спросил он.
– Командир бригады у себя? – поинтересовался Павел.
– Так точно, но у него служебное совещание. Посторонним не положено входить в штаб, – спохватился дежурный.
– Да, верно, – после секундной паузы ответил Павел. – Я капитан Климочкин, прибыл на доклад после выполнения задачи. Доложи.
Глаза дежурного округлились, он торопливо схватил трубку телефона, нажал кнопку. Не обращая более внимания на сержанта, Павел поднялся по лестнице на второй этаж, подошел к знакомой двери с табличкой « Командир части». По привычке постучал, толкнул дверь. За длинным столом сидит несколько старших офицеров. Все одновременно поворачиваются к вошедшему. Павел узнает начальника штаба, зам. по тыловой части. Остальные новенькие, незнакомые. Но, самое удивительное – в кресле бригадира восседает Юра Сидельников! « Быстро старого комбрига „ушли“, расчистили место новому. Вот что значит, жениться на правильной бабе, Паша»! – подумал Павел.
– Климочкин Павел Андреевич, – вежливо приподнимая фуражку, словно шляпу, представился он. – Господин Сидельников, доложите тестю, что его приказ выполнен.
– Какой приказ? – новоиспеченный командир бригады едва не подавился воздухом от удивления.
– Главком не разрешал мне рассказывать кому попало об этом, так что узнаешь у него. Приказ на меня готов? – строго спросил Павел.
– Заберешь в отделе кадров, Паша, – ответил начальник штаба за командира. – Там же все остальные бумаги и орден « За мужество на воинской службе».
– Спасибо, товарищ полковник, избавили от беготни, – без иронии, серьезно поблагодарил Павел. – А с какой луны орден свалился?
– Да из Москвы, Пашенька, мы здесь ни причем. Наградной лист подписан начальником оперативного отдела главка.
– А-а, Баканов … – улыбнулся Павел.
Он обвел взглядом застывших от удивления офицеров. У всех вытаращены глаза, на бледных лицах читается сильнейшая растерянность. Все знали, каким крутым характером обладал Баканов, как трудно было заслужить не то что поощрение, простую похвалу. А тут вдруг высший орден, через головы всех начальников и главком не посмел перечить.
– Что у вас с рукой, кап … э-э … Павел Андреевич? – внезапно спросил заместитель комбрига по тылу.
– Нету. Протез вместо нее. Скоро адаптируется, не отличить от натуральной. Да вы не беспокойтесь, инвалидность оформлю потом.
За все время Сидельников не проронил ни слова. Только лицо залило меловой бледностью и мелко дрожали пальцы. Он заметил, поспешно спрятал руки под стол.
– Ладно, господа, мне пора, – произнес Павел, обводя взглядом молча сидевших офицеров. – Подробный доклад уже в штабе главка, вам, полковник Сидельников, сообщат в части, вас касающейся.
Молча повернулся, дверь закрылась за спиной, замок четко, по военному, щелкнул собачкой. Когда Павел вышел из полутемного штаба на плац, из-за туч выглянуло солнце, ветер зашуршал листвой. На вершинах старых тополей сварливо каркнула ворона, ей отозвались другие. « Предупреждает, зараза, чтобы не ходили под ее деревом, – усмехнулся про себя Павел. – Ладно, пойду прямо».
… в 23.55 от станции отошел последний состав. Метропоезд нырнул в тоннель, сверкнул красный глаз стопа на конечном вагоне. Шум убежал вслед за поездом, наступила тишина. Дежурная устало кивнула своим мыслям, медленно идет вдоль станции. Темная пасть тоннеля приближается, растет. Лицо пожилой женщины уродливо отражает прямоугольник кривого зеркала для машиниста. Еще шаг и светлые стены станции остаются позади. Мрачный тоннель похож на бетонированный скелет чудовища. Вдоль стен тянутся толстые щупальца проводов, торчат поддерживающие стальные распорки, словно обломки костей. Шаги гулко отдаются от бетонных стен, слабое эхо стынет в сумраке. Когда до двери служебной комнаты осталось несколько шагов, в тоннеле раздается стук, скрежет, шум падающих камней. Дежурная останавливается, с досадой смотрит вдаль. Смена уже закончилась и что там произошло, ее не касается. Надо только доложить. Женщина спускается по лестнице, неловко цепляясь за поручень. Целый день на ногах, а годы уже не молодые. Надоело все, пора уходить на покой, но вот внучка не дает. Надо платить за учебу, а где деньги брать? Родители сами еще не в состоянии оплатить все, приходится помогать. Вздыхая, дежурная неторопливо идет по бетонной дорожке. В тоннеле тихо, шаркающие шаги нарушают безмолвие. Раздается несколько звонких щелчков. Женщина недоуменно пожимает плечами, что-то тихо бормочет про себя. Впереди на дорожке лежат куски бетона, куча влажной земли. Ну вот, стена обвалилась. Хорошо, что воды нет, а то бы беда, думает дежурная. Все ясно, топать дальше нет нужды. Женщина тяжело поворачивается и замирает от неожиданности – в трех шагах от нее стоит странное существо, покрытое густой шерстью, с большими ушами. Роста ниже среднего, с очень широкими плечами и крупной головой, растущей прямо из плеч. Бледно-серое лицо покрыто редкими жесткими волосами, бросается в глаза вывернутые ноздри большого носа и полное отсутствие глаз.
– Ты что за чудо такое? А ну-ка, убирайся отсюда! – раздраженно машет руками дежурная.
В ответ существо громко щелкает, бросается на женщину…
Рано утром дежурный электрик, совершая обычный обход, обнаруживает лужу крови, клочья седых волос, выдранных с мясом, изорванное синее форменное пальто. Поднятый по тревоге наряд милиции обнаруживает пролом в стене и нору, уходящую вглубь. Приглашенные специалисты недалеко от входа находят обглоданные останки человека. На следующий день газеты вышли с крупными заголовками, что в городском метро появился маньяк людоед. Об этом сообщили в телевизионных новостях, появились фотографии истерзанного тела. Вскоре пришли новые сообщения: на городских кладбищах кто-то разрывает свежие могилы и уносит покойников. В городе началась тихая паника…
Павел спустился на станцию, туда, где останавливается первый вагон. Он не любил бегать вдоль платформы, выбирая место, где меньше людей, можно быстро войти в вагон и сесть. В руках у стоящей рядом женщины газета, на развороте громадная цветная фотография раскопанной могилы, броский заголовок: « Неизвестные твари пожирают покойников»! Подобными сообщениями пестрит Сеть, на всех каналах только и обсуждают напасть. Городские власти всерьез озаботились охраной кладбищ, ищут спонсоров. Павел пожимает плечами, отворачивается. Кое-кто инсценирует страшилку с целью получить бюджетное финансирование кладбищ. Понятно, кто.
Вдали шумит приближающийся состав. Народ напрягся, приготовился ринуться в распахнутые двери, чтобы занять удобные места. Гул, шум, шипение тормозов и головной вагон замирает в полуметре от зеркального прямоугольника. Толпа кидается в двери, словно пассажиры тонущего корабля. Павел брезгливо отступает, его толкают со всех сторон. Наконец, последний желающий немедленно уехать втискивается в нутро вагона, двери сдавливают пространство за его спиной. Сквозь прозрачные окна видны вытаращенные глаза, в них читается нетерпеливое предвкушение скорой поездки. Состав трогается, на платформе остается Павел и та женщина с газетой. Она тоже решила не давиться в душном вагоне, дождаться следующего. Подходит к ограждению с табличкой « Посторонним вход запрещен». Внимание сосредоточено на газетной статье и женщина не видит, как из-за крашеных металлических прутьев тянется волосатая лапа. Сильные пальцы сжимают края одежды, жуткого вида когти тускло блестят на свету. Рывок, женщина падает, газета вырывается из рук, летит в тоннель, уносимая потоком воздуха. Калитка ограждения заперта на замок. Железо гремит от частых ударов, женщина не в силах даже крикнуть от шока, тело сотрясается, одежда трещит по швам.
Павел растерялся только на краткое мгновение. В следующую секунду он прыгает через ограждение и оказывается почти верхом на странном существе, что вцепилось в женщину и никак не хочет отпускать. Волосатая, ушастая голова неведомой твари оказывается как раз под руками. Недолго думая, Павел сжимает железными пальцами череп, рвет вверх и вбок. Хрустят шейные позвонки, существо шипит, огромная клыкастая пасть распахивается, словно внезапный провал грунта. Женщина вырывается из когтей, на четвереньках торопливо ползет прочь. От сильного рывка железная калитка срывается с петель, но лапы застревают в прутьях, тварь отчаянно бьется, пытаясь освободиться. Павел чувствует, что если глуму – а он уже понял, что это ни кто иной, как слепой людоед или глум – удастся избавиться от мешающей калитки, то он без труда справится с человеком. Павел еще раз пытается сломать шею глуму – бесполезно, у чудовища голова растет прямо из туловища, шеи почти нет. За спиной раздается шум приближающегося поезда. Павел обхватывает туловище глума, швыряет на рельсы и тотчас мимо мчится состав. Машинист успел заметить препятствие на пути, включает экстренное торможение. Станция наполняется шумом, визгом тормозов, неприятным звуком трения железа о железо. Через мгновение состав замирает, двери одновременно распахиваются, пассажиры в панике бросаются прочь. Возле эскалатора начинается давка, растерявшаяся дежурная пытается включить резервную лестницу, не получается…
Воздух наполняется истошными воплями, визгом, криками «убили», «раздавили», просто нечленораздельным ором. Люди в панике давят друг друга, здоровые и сильные мужики ломятся наверх, не обращая внимания ни на кого. Позже газеты сообщат, что все погибшие – несколько десятков женщин, стариков и детей – были задавлены толпой. Павел стоит, опираясь здоровой рукой на перила. Левое плечо сильно болит, протез так и не прижился до конца. От экстренного торможения состав протащило дальше, чем при обычной остановке. В бетонном желобе между рельс, в луже крови, лежат половинки тела глума. Раздается топот, прибегает машинист с помощником, оба бледные до синевы, словно ожившие покойники. Вскоре к ним присоединяется двое полицейских. Все стоят и молча смотрят на странные останки. Павел поморщился от неприятного запаха, отвернулся. Прихрамывая – неудачно приземлился на правую ногу – выходит из тоннеля. Полицейские шарахается, как от привидения, пальцы скребут крышку кобуры, лица перекашивается, вот-вот без памяти бедняги упадут.
– Да ладно, – машет рукой Павел, – человек я, вот с этим уродом подрался, – говорит он, старательно прижимая рукой разорванную штанину, – баба тут была, он ее лапал. Может, ей к врачу надо?
Услышав звуки нормальной человеческой речи, и машинисты, и милиционеры сразу успокоились. Останки глума на куске брезента перенесли в дежурку, там же попросили задержаться и Павла, как главного свидетеля. Пострадавшую женщину не нашли. Вызванные врачи оказывают первую помощь раненым в давке, мертвых грузят на носилки и эскалатором поднимают наверх. Станцию немедленно закрывают, поездам строго приказано следовать без остановки.
В маленьком помещении наряда полиции душно. Тошнотворный запах крови, внутренностей наполнил до краев, так что совершенно нечем дышать. Кровь напитала брезент и теперь медленно расплывается на полу черной лужей. Павел сидит в уголке, прижимая к груди протез. В плече болит, словно там режется большой зуб. От ноющей, тупой боли Павлу совершенно все равно, что происходит вокруг, лишь бы побыстрее закончилось. Хлопает входная дверь, в помещение быстрыми шагами врывается несколько человек в форме, среди них есть в гражданских костюмах. Вошедшие несколько мгновение рассматривают останки глума, затем общее внимание переключается на Павла.
– Гражданин, расскажите нам, что произошло, – раздается ментовский голос с ментовскими интонациями.
Вяло и неохотно Павел рассказывает, что произошло. По ходу разговора он несколько раз упоминает слова глум, слепой людоед и люди в гражданском сразу настораживаются. Синие мундиры оттесняются на задний план.
– Меня зовут Хомутов Павел Павлович, я сотрудник федеральной службы безопасности, – представился один из присутствующих гражданских. – А как зовут вас?
– Климочкин, Павел Андреевич.
– Значит, тезки. Хорошо. Павел Андреевич, вы назвали это существо глумом. Что это значит?
– От английского gloom – мрак. Другое название: слепой людоед. Они лишены глаз, информацию о внешнем мире получают щелчками. Анализируют изменения отраженной звуковой волны.
Павел поднимает глаза. Вокруг него стоят люди, внимательно слушают. Взгляды у всех серьезные.
– Вы знаете, что это за существа? – спрашивает тот, что представился сотрудником ФСБ.
Павел отворачивается, глухо произносит:
– Да.
Меньше чем через полчаса он сидит в просторном кабинете. На стенах красуется полтора десятка портретов неизвестных Павлу людей в мундирах, сюртуках, обычных пиджаках. Один в солдатской гимнастерке начала прошлого века, узкой бородкой клинышком. Но особенно удивил самый первый потрет. На нем изображен бородатый мужик в стрелецком (так решил Павел!) кафтане. Глаза умные, хитрые и жестокие. Внизу портрета надпись – Малюта Скуратов. Двери открываются, в кабинет входит крупный мужчина с генеральской осанкой, но в обычном костюме. За ним, чуть поодаль, Хомутов. Павел только сейчас, при нормальном освещении разглядел, что этот самый Хомутов почти ему одногодка. Смуглый, с кавказскими усами, темные волосы пытаются завиваться кудрями. Только этот красавец уже полковник, а он, Павел, старший лейтенант запаса. Такая вот судьба, вздохнул про себя Павел.
